Текст книги "Залив Голуэй"

Глава 11

– «Голуэй Виндикейтор» пишет, что «картофельная чума 1845 года привела к частичной катастрофе». Означает ли это, что мы будем голодать частично? – едко поинтересовался Оуэн Маллой.

С момента бедствия прошло уже две недели, и Оуэн зачитывал нам цитаты из газет, которые получал от какого-то своего друга в Голуэй Сити.

– «Порча прошла полосами: одно поле черное, следующее – зеленое, – читал он. – Ученые озадачены причинами, вызвавшими такую беду».

На страницах «Виндикейтор» описывались всевозможные объяснения. «Было ли это вызвано сильным ливнем, опустившимся странным туманом или наэлектризованностью воздуха после молнии?» – задавал своим взволнованным читателям риторический вопрос главный редактор газеты Джон Финерти.

– Этот парень – католик, – сказал Оуэн, – а его издание поддерживает О’Коннелла, поэтому мы можем верить ему в том, что никто толком не знает, чем было вызвано несчастье.

– Да бог с ними, с причинами, какая разница? – откликнулась я. – Главное – что теперь делать? Там про это что-нибудь пишут?

– Ничего не говорится о намечающемся строительстве дорог или каких-то других способах заработать денег? – спросил Майкл.

– Тут много пишут о том, как Освободитель орал на них в Парламенте, – ответил Оуэн. – «Ирландия находится в критической ситуации, и правительство обязано действовать». – Он умолк. – Ох, вот черт… Нет, вы только послушайте. «На что премьер-министр Пиль ответил ему: “Согласно имеющейся тенденции, в докладах по Ирландии столько преувеличений и неточностей, что всегда требуется выдержать паузу, прежде чем реагировать на них”». Эта старая Апельсиновая Кожура[37]37
  Игра слов: фамилия премьер-министра – Пиль (Peel); peel – кожура (англ.).


[Закрыть] – заклятый враг О’Коннелла и всей Ирландии. Преувеличение – подумать только! Господи, пусть бы он сам попробовал прожить на картошке, превратившейся в слизь!

– Но, Оуэн, ведь англичане и лендлорды не едят картошки, – возразила я. – А урожая зерна эта болезнь не коснулась.

– Зерно как раз сейчас грузят на корабли в Голуэй Сити, – сказал Майкл.

– И отправляют в Англию, – продолжил Оуэн, – вместе с нашими коровами, овцами, свиньями и курами. Через наши руки проходит столько разной еды, только для нас самих ничего не остается. И мы можем голодать посреди изобилия.

– Я мог бы продать Чемпионку и Ойсина, – сказал Майкл.

Продав первых двух жеребят Чемпионки сэру Уильяму Грегори, Майкл и Оуэн решили оставить третьего, юного жеребчика по имени Ойсин[38]38
  Ойсин (Оссиан) – легендарный кельтский бард, сын кельтского героя Финна Мак Кумала (Фингала).


[Закрыть]. Это был конь, которого они долго ждали: с характером Чемпионки, скоростью Рыжего Пройдохи, выносливостью Бесс и силой Барьера, его отца-жеребца. Продать его означало отказаться от мечты завести конюшню победоносных скаковых лошадей с именами знаменитых ирландских героев прошлого, появившихся до всех этих Sassenach и лендлордов. Но теперь…

Оуэн покачал головой:

– Лучше придержать этого жеребенка, пока не уляжется паника. Сейчас мы за него в любом случае не получим хорошую цену. И Чемпионку придержи тоже – это наш актив. По крайней мере, для них двоих у нас травы вдоволь, – закончил он.

Оуэн собрался уходить.

– Нам нельзя отчаиваться, – сказал он на прощанье. – Это был бы грех по отношению к Святому Духу.

– Вы правы, Оуэн, – ответила я. – У нас есть вера – и половина закрома картошки в придачу.

Вечером я послала Пэдди принести пять картофелин – две Майклу и по одной нам с мальчиками. Молока, чтобы кормить Бриджет, у меня еще хватало.

– Мама! Мама! – с криком прибежал Пэдди обратно. – Мама! Пойдем быстрее! Яма полна… дерьма!

Я выбежала вслед за Пэдди. Меня встретил знакомый смрад – от нашей крепкой картошки! На краю ямы я упала на колени.

– Мама! – Я услышала, как в доме расплакался Джеймси и начала хныкать Бриджет.

Пэдди взглянул на меня. На лице этого крепкого парнишки не было ни слезинки.

– Беги за отцом. Он с Чемпионкой и Ойсином на пастбище.

Я сунула руки в яму и начала процеживать жижу сквозь пальцы в поисках целой картошки.

Прибежал Майкл.

– Что там, Онора? Что?

– Та же порча! Она напала на наш закром!

Он опустился на колени рядом со мной и тоже начал процеживать грязь.

Лишь половина картофелин уцелела.

То же самое происходило в Рашине, Шанбалидафе и других таунлендах: здоровая картошка превратилась в слизь.

Слава богу, что мы сохранили картофель, собранный на верхних грядках, на сеновале, чтобы использовать его на посадку. Он оставался крепким. Но что дальше?

– Билли Даб не берет в заклад молот с наковальней, – тихонько сказал мне Майкл, когда мы, уложив детей, лежали в кровати, прижимаясь друг к другу. Сегодня, через три недели после напасти, он ходил в Голуэй Сити. – И купить их он тоже не хочет. Говорит, что сейчас их не продать.

– Билли – худший вид ростовщика, бесконечно жадный и до денег, и до земли.

– Он дал бы мне несколько шиллингов за седло, но Оуэн советует подождать с этим. Билли явно надувает меня, а такого седла я себе больше никогда не позволю. Если Ойсин будет участвовать в скачках, нам понадобится седло для него.

– По крайней мере, у нас после Голуэйских скачек еще остались три золотые монеты, – сказала я. – Картошка в нашей яме в любом случае не сможет прокормить нас зимой, как бы мы ни старались.

– Нам нужна какая-то работа, – продолжал рассуждать Майкл. – На строительстве общественных дорог. Если бы правительство наняло нас осушать землю или прокладывать железнодорожные рельсы…

Уснули мы еще не скоро.

Уже перед рассветом меня разбудил Пэдди:

– Мама, мама, он здесь.

В ногах нашей кровати стоял Патрик Келли. Вошел он беззвучно.

– Патрик, мы тут… – начала было я, но он поднял руку, останавливая меня.

– Помолчи, Онора, – сказал он. – Покажи-ка мне вашу яму, Майкл.

***

Мы с Майклом и детьми последовали за Патриком на улицу.

– Дядя Патрик поможет нам, правда, папа? – спросил Пэдди.

– Обязательно поможет, – заверил его Майкл.

Сначала Патрик осмотрел здоровую картошку в закроме, заполненном лишь на четверть. Потом попросил Майкла показать ему гнилую картошку.

– Я закопал ее у болота, – ответил Майкл.

– Выкопай, – скомандовал Патрик.

У подножья холма Майкл раскопал груду гнилой картошки, от которой исходил ужасный смрад.

Мы с детьми стояли и смотрели, как Патрик Келли обнюхивает пораженные порчей клубни, растирает их между пальцами, пробует языком.

– Фу, – сказал Пэдди.

– Фу-фу, – точно эхо подхватил Джеймси.

– Теперь на грядки, – сказал Патрик и повернулся ко мне. – Онора, уведи детей.

– Майкл, я не могу! – воскликнула я.

– Можно мы останемся, папа? – заскулил Пэдди.

– Ну пожалуйста, пожалуйста, – присоединился к нему Джеймси.

– Ну ладно уж, пойдемте, – согласился Майкл.

– Мне нужна тишина, – объявил Патрик.

– Цыц, – строго сказала я мальчикам, когда мы следовали за мужчинами.

Большинство грядок, которые Майкл и Патрик так тщательно вскапывали при луне шесть лет назад, были покрыты разлагающимися стеблями растений. Выжили лишь самые верхние.

– Убери все это отсюда, – сказал Патрик. – Стебли сожги.

Он поднял одно из растений.

– Смотри, – позвал он.

Я подошла к ним поближе.

– Видишь этот пушок по краям листа и внизу на стебле? Это грибок, который убил картошку.

– Но грядка выше оказалась здоровой, – сказал Майкл.

– Покажи.

Мы пошли вверх по склону.

Патрик лег плашмя и, вытянувшись на земле, попробовал уцелевшую картошку на вкус.

– Этой заразы здесь нет, – сообщил он. – Но почему?

– А это ведь худшие из грядок, – сказал Майкл. – Здесь нет солнца, и мороз бьет их в первую очередь.

– Но они укрыты, – сказала я. – И дождь их не так поливает.

– Возможно, мороз как раз убивает эту болячку, – сказал Патрик. – Возможно, грибку на растениях для роста нужно тепло. И мягкий дождь, который переносит его в почву. Эта болезнь – живое существо.

– Оно пришло с тем туманом, – догадалась я. – С тем зловещим туманом.

Патрик молча пошел вниз по склону. Майкл забрал у меня Бриджет, а я взяла мальчиков за руки.

Вернувшись в дом, Патрик взобрался на сеновал на чердаке, чтобы изучить картошку, выкопанную со здоровых грядок, – наши посадочные клубни. Он катал их по руке, принюхивался. Майкл, скрестив ноги, сидел рядом с ним. Мы с детьми остались внизу. Я молчала.

Прошло уже шесть месяцев с тех пор, как мы видели Патрика в последний раз, – было это еще до рождения Бриджет. Про нашего нового ребенка он не сказал ни слова. Он совсем не менялся – поджарый, быстрый, резкий, и ни единой морщинки на худом вытянутом лице.

– Она здорова, – заключил Патрик. – Ты был прав, когда отложил ее для посадки отдельно.

***

– А может ли эта болезнь перекинуться на хорошую картошку уже сейчас? – спросила я, когда чуть позже, уложив детей спать, мы втроем собрались у огня. Мы с Майклом сидели на одном табурете вдвоем, а Патрик занял другой. – Может ли туман с пропавших полей спуститься сюда и проникнуть в дом через щели в стенах?

Майкл коснулся моей руки.

– У тебя слишком богатое воображение, – ответил Патрик. – Думаю, грибок уже погиб. Прошли морозы, а в промерзшей земле ничто не выживет. – Он взял кусок торфа и подбросил его в пламя очага. – Пригласите к себе соседей на Самайн.

– Что? – удивилась я. – Но, Патрик…

– Это способ встретиться, не давая никакой информации доносчикам, – объяснил Патрик. – Не нужно питать иллюзий: за настроениями в сельской местности все время наблюдают, лендлорды и правительство боятся, что народ поднимет бунт. Поэтому они будут искать зачинщиков, смутьянов. А сборище на Самайн с соблюдением старых традиций будет означать лишь то, что люди крепятся перед лицом беды.

– Либо то, что они слишком беспомощны, чтобы понять, что их ожидает, – вставила я. – Вот что подумают наши лендлорды на самом деле.

– Так даже лучше, – ответил Патрик.

Я взглянула на Майкла, но тот лишь пожал плечами.

***

Майкл и Патрик сделали набег на сад Данган-хауса за яблоками и еще собрали орехов в барнском лесу. То, что Патрик воровал, как разбойник с большой дороги, нисколько не смущало. Я надеялась, что за его поимку не была назначена награда. Райаны обещали прийти к нам, а от Тесси можно было ждать чего угодно, включая донос.

– Она не станет этого делать, – сказал мне Майкл вечером накануне кельтского Нового года, Самайна. – У Райанов картошка пропала вся. Я дал им немного нашей, чтобы они продержались несколько следующих недель. Так что мы им нужны.

Райанов теперь было шестеро, включая недавно родившегося младенца. Мэри, которой уже исполнилось двенадцать, приходилось приглядывать за близнецами Генри и Альбертом и укачивать новорожденного Тэдди.

– Довольно уже убегать и прятаться, – ответил мне Патрик, когда я рассказала ему о своих страхах относительно Тесси. – Время нам заявить о себе.

Нам?

***

– Мой брат.

Именно так Майкл представил Патрика всем собравшимся. Даже члены моей семьи ни разу не видели его во время этих тайных визитов к нам. Сегодня собрались все: Райаны, Маллои, Кили, Келли. Только Деннис и Джози остались в Барне вместе со своей второй маленькой дочкой, родившейся на прошлой неделе.

– Поиграем в обычные игры, – сказал Патрик, беря руководство в свои руки.

Мы с мамой и бабушкой привязали к хвостикам яблок кусочки бечевок из старых сетей. Майкл натянул между стропилами чердака веревки, и мы развесили на них яблоки.

– Постройтесь, дети, – сказала я.

– А у нас будут команды? – спросил Джо, двенадцатилетний сын Маллоев.

– Мальчишки против девчонок, – предложил его брат, Джон Майкл, которому было десять.

– Ладно, – заявила Анни Маллой, девочка, за которой присматривала Мэри Райан. Ей было восемь, большая умница. – Мы с Мэри победим вас всех, и большая часть яблок будет наша!

Пэдди, Джеймси и пятилетние близнецы Райанов, Альберт и Генри, встали рядом со старшими мальчиками. Пэдди позвал и Хьюи присоединиться к ним.

Дети понимали, что на всех обрушилась беда, но если взрослые устраивают вечеринку, наверное, еще не все потеряно.

Джеймси улыбался – впервые с того момента, как мы выкопали испорченную картошку.

Внезапно в дверь постучали. Патрик Келли метнулся на чердак, а Майкл пошел открывать.

– Благослови вас всех Господь! – Это был ростовщик Билли Даб, известный проныра и доносчик, собственной персоной. – Я тут просто мимо проходил и услышал вас. Не ожидал, что вы соберетесь на Самайн в такое тяжкое время, – сказал он, вваливаясь в дом.

– Это все ради детей, Билли, – пояснил Майкл.

– Тогда продолжайте свои игры, не обращайте на меня внимания, – сказал тот.

Я заранее сплела из соломы повязку на глаза, а сейчас надела ее на Пэдди и покрутила его на месте. Он пошел прямиком к висящему яблоку, и оно больно ударило его по лбу.

– Ой-ой! – воскликнул он, и это показалось ужасно смешным моему Джеймси и близнецам Райанам.

Билли Даб засмеялся вместе с ними. Все остальные молчали. Билли бросил на меня тяжелый взгляд, и я тоже засмеялась. Он обвел глазами других взрослых, и те в конце концов присоединились к нам.

– А теперь я, – вдруг заявил он.

Повязкой на глаза он озабочиваться не стал, а просто взял яблоко рукой и принялся жевать, пока на веревке не остался один огрызок.

– Он съел его все, – произнес Джеймси.

– Послушайте, Билли Даб… – начал было Майкл.

– Все, теперь очередь девочек, – быстро вмешалась я, надевая повязку на Анни Маллой. – Устрой из этого представление, – шепнула я ей на ухо.

Анни оттолкнула яблоко от себя, потом подождала, когда оно коснется ее губ снова. Она делала вид, что пытается поймать его, и толкала яблоко еще два или три раза, пока наконец не ухватила его зубами хорошо, чтобы откусить большой кусок.

– Умная девочка! – заметила бабушка.

– Старый фокус с количеством движений, – заметил Маллой.

– Ну, этому далеко до тех фокусов, на которых воспитывался ты, Маллой, – сказал Билли Даб. – А у вас тут вообще есть poitín? По-моему, вы прячете его на чердаке. Слажу-ка я туда, посмотрю.

– Стоять! – остановила его бабушка. – В этом доме не пьют, к тому же я начинаю свой рассказ. Садитесь, Билли Даб.

– Вам лучше послушаться ее, – вмешалась Тесси Райан. – А не то она превратит вас в ворону!

Я слышала, как Майкл пробормотал себе под нос:

– Ему это пошло бы только на пользу.

Даб пристально посмотрел на бабушку, но она уже приступила к рассказу, и он сел на пол.

– Fadó… – начала она.

Тем временем мы с мамой и Кати Маллой раздавали орехи из барнского леса. Все принялись раскалывать и лущить их, слушая бабушкин рассказ о человеке из Коннемары, отправившемся на кладбище в ночь на Самайн. У ворот он встретил какого-то парня и поздоровался с ним, но, когда тот кивнул ему в ответ, у него отвалилась голова. Катясь по дороге, голова эта сыпала проклятья в адрес испуганного жителя Коннемары. В общем, рассказ у бабушки получился очень страшным.

– Жуть! – сказал Билли Даб.

– По-моему, безголового человека видели у ворот кладбища в Рахуне всего несколько лет тому назад, – заметил Майкл.

– Ты прав, – отозвался Оуэн. – А не то ли это кладбище, что у дороги, мимо которого вам идти домой? – спросил он у Билли Даба.

– До полуночи там все безопасно, – вставила бабушка, – но вот потом…

– А уже поздно, – подхватила я.

– Мне уже пора, – тут же сказал Билли Даб. – Если кому-то из вас нужно будет взять в долг шиллинг-другой или заложить что-нибудь, обращайтесь. Есть у меня также несколько центнеров картошки – покупайте сейчас, пока цены не подскочили!

– Спасибо, Билли, – сказал Недди Райан.

– Благослови вас Господь, – буркнул Билли Даб и спешно удалился.

Мы все рассмеялись.

– Это было забавно, – сказал Оуэн Маллой. – Как этот дремучий деревенщина бегом бросился от безголового покойника, на ходу приговаривая, что всегда готов нас обмануть.

С чердака спустился Патрик.

– В этом типе нет ничего смешного, – сказал он. – Даб – очень опасный человек. Солдаты наготове, все ждут волнений. Одного парня арестовали в Голуэй Сити только за то, что он напевал на улице «Мы снова нация». Даб мог бы донести на любого из вас за что угодно.

– Ну какую мы можем представлять опасность? – удивился Недди Райан. – Мы же все напуганы до столбняка.

– Нам нечего терять! – заявила я. – Точнее, мы можем потерять все. Я видела нашего нового агента, Джексона. Он хочет, чтобы нас тут не было, и ему все равно, умрем мы с голоду или нас просто выгонят.

– Онора, здесь дети, – предупредила меня мама.

Самые младшие уже свернулись калачиком и спали. Но все остальные бодрствовали и внимательно слушали.

– Кто-то должен нам помочь, – вмешалась в разговор Тесси. – Или лендлорды позволят нам работать у них за еду, или правительство – они ведь помогали нам раньше.

– Правительство ничего делать не станет, – сказал Патрик. – Когда О’Коннелл пытается расшевелить Пиля и Парламент, чтобы они помогли нам, англичане просто отмахиваются от него. «Эти ирландцы только болтают, прикидываясь бедными», – заявляют они и ничего не предпринимают, – продолжал он, отрывисто произнося каждое слово. – Эта картофельная чума охватила половину стран Европы. Они тоже потеряли свою картошку. Но там правительства закрывают порты, оставляют провизию в своих странах, покупают зерно в Америке. Они делают то, что и должно делать правительство, – помогают своему народу во время кризиса. А вот Британия для нас ничего не делает.

– Они больше не боятся О’Коннелла. Правительство подрезало ему крылья, когда поставило вне закона массовые митинги, – сказал Оуэн Маллой.

– Как ни печально, но это правда, – согласился отец.

В течение многих лет на протесты против политики Британии собирались толпы по пять тысяч человек, но потом правительство неожиданно запретило такие сборища. Это произошло как раз в тот момент, когда десятки тысяч ирландцев уже направлялись на самое большое собрание в Клонтарфе, где в свое время король Бриан Бору нанес поражение викингам. Туда срочно были посланы войска, получившие приказ стрелять в толпу, если она все-таки будет там собираться. Дэниел О’Коннелл развернул людей и предотвратил кровавую бойню, но за это попал в тюрьму и вышел оттуда уже совсем другим человеком.

– Они сломили Освободителя, – заявил Патрик.

– Нет, погодите еще, – не согласился отец.

Но Патрик продолжал:

– О’Коннелл до сих пор считает, что Виктория, эта «славная маленькая королева», поможет Ирландии. Он уговаривает ирландцев быть лояльными к короне. Но появились новые люди, называющие себя «Молодой Ирландией», которые хотят завершить разрыв с Англией, – Ирландия должна стать республикой, как Америка. Я знаком с ними. Это Джон Митчел, Томас Мигер, Уильям Смит О’Брайен.

– Это приверженцы физической силы, – заметил Майкл.

– Называйте их как хотите, но они опираются на факты. Англия задолжала Ирландии. У Митчела есть точные цифры. За сорок лет с момента создания Унии мы ежегодно платили им восемь миллионов фунтов налогов. Всего получается более трехсот миллионов, так? Добавьте к этому десять процентов десятины, которые каждый из нас платит церкви Ирландии на поддержку церковников вроде Мерзавцев Пайков. Это целое состояние. Все, о чем мы просим, – оставлять часть налогов здесь. Парламент отказывается. А англичане водят О’Коннелла за нос, обещая облегчение и рабочие места на общественных работах, тогда как из Голуэя, Корка и Дублина непрерывно уходят корабли с нашим зерном, нашим скотом, нашими свиньями, нашими овцами и нашим маслом! Мы не можем себе позволить купить то, что вырастили своими руками. А теперь мы потеряли еще и картошку. Но что им до этого? Они столетиями хотели нас извести – чтобы Ирландия была без ирландцев. А картофельная чума – это оружие, которого они столько ждали. Пока мы здесь будем умирать с голоду, Британия будет просто отводить глаза в сторону.

Отец и Оуэн молча смотрели на умирающий в очаге огонь. Тесси плакала. Недди держался руками за голову. Бабушка закрыла глаза. Мама обняла за плечо Хьюи. Кати всхлипывала, крепко прижимая к себе маленького Джеймса. Джозеф сидел, опершись подбородком о колени. Мальчики Маллоев смотрели снизу вверх на Патрика. Мэри Райан следила за Хьюи. Пэдди ерзал между мной и Майклом и смотрел на своего дядю. Остальные дети спали.

Все молчали.

Я прислонилась к Майклу. Он взял меня за руку и поднял глаза на брата.

– Так что же нам делать, Патрик? – спросил он.

– Остановить корабли, вывозящие из Ирландии провизию.

– Каким образом?

Разговор этот происходил так, будто в комнате они были одни.

– Атаковать подводы, – ответил Патрик. – Для этого достаточно всего нескольких вооруженных людей, но страху на народ вроде Билли Даба это нагонит такого, что ни один крестьянин не погонит туда свою повозку, ни один докер не станет грузить эти корабли. Уже есть люди, – он взглянул на Майкла, – которые готовы действовать прямо сейчас, отважные люди, которые не боятся.

Я почувствовала, что Майкл собирается встать, и придержала его за руку.

– Никакая отвага не поможет, если извозчики будут знать нападающих в лицо. На них донесут, и те будут арестованы еще до того, как разойдутся по домам, – возразила я.

– И даже еще раньше, – сказал Оуэн Маллой. – А подводы сопровождаются солдатами – я сам это видел. Они пристрелят любого налетчика.

Мужчины сокрушенно покачали головой.

– Я помню, что происходило, когда британцы подавляли бунт 1798 года, – сказал отец. – Трупы наших людей висели на деревьях во всех таунлендах, отсюда и до Мейо. Там были и два моих брата. Дэниел О’Коннелл тоже помнит это. Именно поэтому он выступает против насилия.

– Это не сработает, Патрик, – сказал Майкл.

Внезапно очень тихо заговорила моя мама:

– Я помню времена, когда люди из Кладдаха…

Что-то в ее голосе заставило всех нас прислушаться к ее словам.

– Я тогда продавала рыбу с кладдахскими женщинами, и мы выступили против торговцев, которые занимались обвесом, – подняли большой шум, заваруху, с криками прошли через весь рынок. Выскочили солдаты, но мы принялись швырять в них камни. Муниципалитет после этого заставил оптовиков снизить цены. Может быть, Патрик, нам сделать что-то подобное?

– Вы имеете в виду демонстрацию? – спросил Патрик.

– Наш собственный массовый митинг, – вставила я. – Это очень хорошая идея, мама. Мы могли бы собрать весь наш приход и пройти через Голуэй Сити на пристань к муниципалитету.

На меня устремились испуганные взгляды… Можем ли мы поступать так, не навлекая на себя беды?

– Но там должна быть строгая дисциплина, – сказал отец. – Никаких инцидентов – никакого насилия.

– Мирное собрание, – подхватил Оуэн, – с получением разрешения и присутствием священников. Отец Рош – приличный человек. Он за нас.

– Это было бы началом, – сказал Патрик. – Все лучше, чем ничего.

– А ты с нами пойдешь, Патрик? – спросил его Майкл.

– Пойду, – ответил тот. – Сколько можно прятаться? Мы должны действовать, прежде чем голод сделает людей настолько слабыми, что… – он медленно обвел всех нас тяжелым взглядом, – что они смогут только лечь и умереть.

***

Но к концу дня уже не Патрик подбивал людей таунлендов собираться и идти маршем в порт. Это делал Майкл.

– Он пугает их, – сказала я ему после того, как в Рашине им с Патриком никто не открыл дверей. – Иди сам или с Оуэном Маллоем. Тебя там знают и любят.

Никто не ожидал, что волынщик, обходивший дом за домом и игравший на своем инструменте за несколько клубней молодой картошки, будет разносить послание: «Собираемся 11 ноября, на День Святого Мартина, чтобы закрыть порт». И люди обещали прийти.

– В глазах Майкла им хочется казаться смелыми, – потом говорил мне Оуэн.

Патрик скрылся. Оуэн подозревал, что он пошел рекрутировать риббонистов и народ вне закона, и опасался, что эта суровая публика не сможет вести себя мирно.

– Мы не должны давать солдатам ни малейшего повода арестовать нас, – говорил он Майклу.

– Патрик знает, что делает, – успокоил его Майкл.

Истинную цель отлучки Патрика муж раскрыл только мне. Он ушел за великим сокровищем рода Келли, за их cathach, за bachall – посохом, который держал Святой Греллан, придя вместе со Святым Патриком к клану Келли в качестве миссионеров. Майкл рассказал, что тогда эти два христианских пастыря застали языческую королеву Келли скорбящей по мертворожденному сыну. Святой Патрик помолился о душе усопшего младенца. Келли обратились в новую веру и назначили Греллана своим святым покровителем. Его посох из ореха, покрытый чистым золотом, был символом, вокруг которого клан сплачивался в тяжелые времена, а также инструментом, позволявшим выявлять правду: если человек, державший посох, лгал, золото раскалялось и обжигало лжецу руку. Когда Майкл рассказывал мне все это, в голосе его слышался благоговейный трепет. Патрик отправился в Ахаскру, где священный посох хранился у человека по имени Кронелли. Патрик должен был доставить этот боевой штандарт клана вовремя, к началу нашего марша.

– Все вместе мы будем сильнее, – сказал Майкл.

Но назначенный день приближался, а Патрика все не было.

– Все состоится в День Святого Мартина – тут мы ничего уже поменять не можем, – сказал Оуэн.

***

Мы выступили без Патрика. И таки сделали это. Мы закрыли порт. Тысячи мужчин и женщин из разных таунлендов пришли в гавань, крича и скандируя:

– Спасите нашу еду! Отставьте нам наш урожай! Закройте порт!

Первыми шли мы, женщины, чтобы показать солдатам, что не хотим насилия. А Майкл, Оуэн, мой отец и братья подгоняли ряды собравшихся из глубины толпы.

Когда портовые рабочие увидели, что окружены тысячами протестующих, они бросили мешки с зерном, говяжьи туши, бочонки с маслом и прекратили загонять на палубы овец и свиней. Корабли, которые должны были увезти наш урожай, остались незагруженными.

– Все, закрыто! – кричали рабочие нам.

И стоявшие плотной толпой люди радостно приветствовали их.

Но когда мы двинулись к зданию муниципалитета, чтобы встретиться с чиновниками, ожидавшими услышать наши требования, нас окружил отряд солдат, вооруженных ружьями. Я думала, что эти люди, Коннаутские Рейнджеры, католики из Голуэя, конечно же, не станут без причины атаковать своих тетей и двоюродных сестер. Но затем я увидела, как их конные офицеры направили лошадей прямо в гущу толпы. Эти могли не колеблясь отдать солдатам приказ стрелять.

Отец Рош, молодой викарий нашего прихода, обратился от нашего имени к старшему шерифу.

– Прекратите вывозить всю еду! – сказал он. Мы возбужденно зашумели. – Правительство обязано установить справедливые цены на продукты, лендлорды должны отложить сбор ренты, необходимо начать общественные работы, чтобы люди могли заработать денег!

Шериф поднял вверх обе руки и сказал нам, что будет создан специальный комитет, который рассмотрит наши требования.

Вдруг откуда-то спереди, перебивая шерифа, кто-то крикнул:

– Никаких комитетов – действовать!

Это был Патрик – наконец-то, – который напирал на шерифа и раскачивал толпу, принявшуюся скандировать:

– Действовать! Действовать!

Шериф выдвинул вперед вместо себя какого-то полного мужчину с красным лицом.

– Утихомирьтесь. Послушайте. Это большой начальник из самого Лондона, – крикнул отец Рош. – Приехал помочь нам. – Он посмотрел на Патрика. – Пожалуйста.

Патрик махнул рукой, и толпа постепенно затихла.

Человек из Лондона сказал, что правительство нашло способ спасти зараженную картошку. Было распечатано семьдесят тысяч циркуляров с инструкциями. Их раздадут нам солдаты.

Я мельком взглянула на один из них – напечатано по-английски. Очень немногие смогут прочесть их.

Чиновник сразу принялся читать нам эти инструкции:

– «Взять больную картошку, растереть ее, потом процедить через холщовую ткань и выложить на солнце, после чего запечь в печке при температуре сто восемьдесят градусов».

Полное безумие. Растереть жижу? Процедить через холщовую ткань? Печь? У кого есть такие вещи?

По толпе прокатился ропот.

– Мы лучше умрем сейчас, сражаясь за то, чтобы сохранить нашу еду, – крикнул Патрик в лицо высокому чиновнику, – чем будем умирать потом, от голода и лихорадки!

Толпа подхватила его крик:

– Умереть в борьбе! Умереть в борьбе! Умереть в борьбе!

Я заметила, что некоторые из присоединившихся к нам повязали на себя зеленые ленточки – это были суровые мужчины, пришедшие вместе с Патриком.

– Сражаться! Сражаться! Сражаться! – нараспев скандировали они.

Офицер отдал какую-то команду. Солдаты подняли свои ружья.

– Расходитесь по домам! – крикнул отец Рош по-ирландски. – Расходитесь по домам, пока не случилась беда!

Он бросился к офицеру, умоляя его дать людям уйти.

Но тут громко закричал Патрик:

– Не расходиться! Не отступать! Держаться против них!

Он вышел вперед священника и поднял над головой длинный посох, который золотом засиял на солнце. Он все-таки принес его – посох Греллана.

– Это священная реликвия, сохранившаяся со времен Святого Патрика! – Он помахал посохом в воздухе. – Наш могущественный боевой штандарт! Мы не можем отступить перед ними! Не можем дать обмануть нас!

Размахивая посохом из стороны в сторону, Патрик принялся выкрикивать:

– Отдайте нам наш урожай! Отдайте нам наш урожай!

И толпа подхватила его крик.

Солдаты шагнули вперед, и отец Рош закричал:

– Послушайте шерифа! Он все же будет говорить с вами!

– Даю вам слово! – прокричал шериф. – Расходитесь по домам! Расходитесь!

Но Патрик был уже рядом с ним.

– Возьмитесь за посох и дайте нам клятву, что представите наши требования, – сказал он. – Но если вы солжете, посох Греллана сожжет вам руку.

Шериф посмотрел на посох, потом на толпу.

– Я представляю здесь ее величество королеву Викторию! И не стану унижаться этим! Арестовать этого человека! – крикнул он приблизившимся солдатам.

Те окружили Патрика.

Но неожиданно сквозь всеобщий шум послышались высокие звуки волынки – первые ноты гимна «Мы снова нация».

В толпе раздались крики:

– Посмотрите! Там, наверху!

На городской стене рядом с муниципалитетом, высоко над нами, сидел Майкл. Взгляды всех, включая солдат, теперь были прикованы к волынщику.

Майкл продолжал играть, а толпа вдруг запела:

 
– Когда огонь юности горел в моей крови…
 

Я слышала, как шериф орал:

– Арестовать их всех! – Но солдаты остановились, смущенные этим тысячеголосым хором.

 
– А Ирландия, далекая провинция,
Станет нацией вновь!
 

На ступенях муниципалитета отец Рош умолял шерифа. Когда песня закончилась, он громко крикнул:

– Расходитесь по домам, и вас не арестуют! Идите же домой! Прямо сейчас!

И мы ушли.

***

– Я видела его, – сказала я Майклу, отыскав его у городских ворот. – Я видела Патрика. Он ушел.

Когда солдаты согнали нас на дорогу, идущую вдоль берега, начался дождь. Вся толпа медленно разошлась по своим таунлендам на холмах.

– Мы выстояли против них, – сказал Майкл. – Был поднят наш боевой штандарт. Мы не сдадимся.

– Мы не сдадимся, – повторила я, и мы с Майклом принялись карабкаться по скользкой тропе наверх, в Нокнукурух.