Текст книги "Залив Голуэй"

На четыре шиллинга, полученные от матери Коламбы, мы купили почти сорок фунтов муки по два фартинга за фунт, заплатив еще пять процентов перекупщику – его заработок.

– Лучше покупать сейчас, миссис, – сказал он нам. – Потому что, когда начнется строительство дорог и у людей появятся хоть какие-то деньги, цены сразу поднимутся.

– Но это же несправедливо, – сказала я.

– А нам разрешается получать приличную прибыль. Таков закон, миссис, – ответил нам этот маленький мошенник.

Он дал нам два мешка, и я взвалила один из них себе на спину.

– А ты сможешь нести его, a stór? – спросила мама.

– Смогу, мама.

Эта ноша напомнила мне вес Пэдди у меня за плечами в ту злосчастную ночь.

А затем рядом со мной появилась та самая фея, которая до этого похитила меня. «Твой малыш сейчас гниет в земле, – прошептала она мне, – превращаясь в слизь и жижу, как ваша pratties. И другие твои дети – они тоже умрут. Пойдем, пойдем со мной прямо сейчас…»

– Онора… Онора!

– Что, мама?

– Я несколько раз звала тебя. Здесь тот самый cillín. Остановимся и помолимся.

Сillín занимал кусочек пустыря у подножья холма, где находился источник Святого Джеймса, вдали от кладбищ Буши-Парка и Барны. Это унылое место не имело характерных черт обычного кладбища: не было здесь надгробных плит или камней с датами смерти и именами тех, кто не успел пожить, так и не родившись, или тех, кто лишил себя жизни сам.

Я подошла к горке земли. Сверху на ней лежал букетик подснежников – так Майкл отметил нашу могилку. Я встала на колени, мама опустилась рядом со мной. Слова молитвы не шли на ум, в голове крутилось только бесконечное «Прости, прости меня»…

Мама встала и направилась к лежавшему неподалеку валуну. Подняв кусочек щебня, она начала что-то писать на боку большого камня.

– Что ты делаешь, мама? – спросила я.

– Рисую петуха, вроде того, что изображен на столбе ворот нашего кладбища в Барне, – ответила она. – В свое время его там вырезал твой дядя Дэниел.

Дядя Дэниел умер еще до моего рождения. Он был молод, но пожить успел.

– Fadó, – начала она свой рассказ, продолжая рисовать на камне. – Это было на второй день после того, как Иисус умер и был похоронен в своей гробнице. Римские солдаты, распявшие его, готовили себе ужин, когда их капитан неожиданно вспомнил слова Иисуса о том, что он восстанет из мертвых на третий день. Что если его последователи решат украсть тело, а потом сделают вид, будто тот на самом деле воскрес и скрылся? Лучше пресечь это сейчас. Поэтому он сказал им: «Значит так, ребята. Вернитесь туда и закройте вход в ту пещеру большим камнем. Ко времени, когда вы вернетесь, этот петух в котле как раз сварится и вы сможете отлично поужинать». Они выполнили работу и вернулись, готовясь полакомиться, но их командир все не унимался и продолжал спрашивать: «Вы в этом уверены? Вы уверены в том, что гробница та надежно забаррикадирована?» Наконец один из воинов сказал ему: «У того парня шансов выйти оттуда не больше, чем у этого петуха – выбраться из кипящего котла». В тот же миг петух прыгнул на край котла и заголосил: «Slán Mhic Máire! Сын Марии цел и невредим!»

– И теперь все петухи повторяют эти слова каждое утро, – закончила мама, – напоминая нам, что Сын Марии жив. И твой сын тоже slán. Он a nún – в безопасности – с Марией. Так и есть, Онора. Ты должна верить в это. И должна дать ему имя.

– Я не могла этого сделать, мама, – ответила я.

– А я назвала малыша, которого потеряла, Джонни – в честь твоего отца.

Я промолчала.

– А как звали того святого, о котором говорили Келли? Ну, того, которому принадлежал золотой посох? – спросила мама.

– Святой Греллан, – сказала я. – Он оживил другого младенца, но не моего сына.

– Порой я думаю, что тех, кого Господь любит особенно, Он забирает к себе пораньше. Твоему ребенку не суждено голодать или умереть от лихорадки. Он стал ангелом и теперь наблюдает за своей семьей с небес. Ты найдешь утешение, разговаривая с ним, но для этого ты должна дать ему имя. Итак… Греллан?

Я кивнула.

– Греллан Келли, – повторила мама, выцарапывая это имя на камне. – И не слушай эту волшебную фею, Онора, – закончив, сказала она мне напоследок. – Слушай лучше крик петуха.

***

Наступил март, День Святого Патрика. Время высаживать глазки ростков, вырезанные из картофелин, которые нам удалось сберечь. Той самой pratties, в которой зимой я отказывала своим детям.

– Мама, из этой я вырезал десять штук, посмотри, – сказал Пэдди, один за другим опуская глазки в горшок.

– Молодец, Пэдди, – похвалила я. – Только будь осторожен с ножом.

– Мама, можно мне уйти? – спросил Джеймси.

– Нет, ты должен присматривать за Бриджет, Джеймси.

– Но, мама…

– Делай, что тебе говорят. И не отвлекай меня.

Вырезая глазки, я держала картофелину в левой руке.

Когда две недели назад работы по строительству дорог все-таки начались, Майкл и Оуэн Маллой ушли в Голуэй Сити до рассвета, чтобы занять очередь среди еще нескольких тысяч мужчин: в восемь утра им нужно было предстать перед инспектором и доказать ему, что они стали неимущими в результате картофельной чумы. Люди, которые «нуждались и до этого», к работам не допускались. У Майкла и Оуэна были письма от отца Роша, удостоверявшие их нынешнее бедственное состояние, – это было тяжело и унизительно для двоих мужчин, которые всегда находили способы кормить свои семьи.

– Ужасный процесс, – сказал об этом Майкл, вернувшись домой глубокой ночью.

Он рассказал, что многие люди, пришедшие туда в поисках работы, не знали английского. Один человек стоял впереди Майкла и ничего не понимал, когда чиновник засыпал его вопросами:

– Сколько грядок картофеля вы посадили в прошлом году? Сколько из них заразилось болезнью?

– Я попытался переводить, – сказал Майкл, – но клерк сразу заорал на меня: «Не сговариваться! Не сговариваться!», а потом замахал на меня руками, прогоняя. Этот бедняга упал на колени и принялся умолять чиновника, изливая нескончаемый поток ирландских слов. Но тот позвал солдат, они взяли этого человека под руки и куда-то уволокли.

В конце концов Майкл и Оуэн все-таки попали в бригаду, но лишь потому, что отдали десятнику последнюю бутылку poitín, которую принес нам Патрик.

Потом Майкл еще долго сидел, молча глядя на огонь.

– Иди в постель, a stór.

Ему оставалось на сон два-три часа, а потом нужно было идти за пять миль в Голуэй Сити, босым и под холодным дождем, чтобы присоединиться к бригаде строителей.

В ту ночь Майкл выглядел очень печальным, надломленным. Мне хотелось утешить его, поцеловать, заняться с ним любовью. Но когда он крепко прижал меня к себе, я замерла и напряглась.

– Мы не можем, – сказала я. – Нельзя сейчас рисковать еще одним ребенком.

– Знаю, – вздохнул он и отвернулся.

***

Но теперь появилась надежда. Вид прорастающей картошки придаст нам новых сил. Ведь еще чуть-чуть – и будет поздно. Из-за плохой погоды рыбная ловля снова прекратилась. Мука – и та, которую осенью принесли Майкл и Оуэн, и та, которую в феврале купили мы с мамой, – уже закончилась. Мы все рассчитывали на те гроши, которые Майкл зарабатывал на дорожных работах: на них можно было купить «жупелы Пиля» – самую дешевую пищу на нашем рынке.

– Бриджет голодна, мама, – сказал Джеймси, который сейчас был нянькой для своей младшей сестры.

В следующем месяце ей должен исполниться год, но она до сих пор не могла самостоятельно подниматься и стоять, как это делали остальные дети в ее возрасте, и ничего, кроме «мама», не говорила. Джеймси ползал вместе с ней и очень переживал, когда она падала, а падала она часто.

– Уже почти готово, – сказала я ему.

Джеймси лишь кивнул.

Я варила кашу из кукурузной муки. Это был очень долгий процесс. Сама я не могла ее есть, потому что ее вид и запах всегда напоминали мне ту жуткую ночь, когда я потеряла малыша Греллана. Пэдди тоже ее ненавидел, и сейчас, когда он все-таки ел ее, его передергивало. Я кормила кашей Бриджет, а Джеймси сам ковырял в котле плоской палочкой.

– Когда мы выкопаем нашу pratties, вам больше никогда не придется есть это, – заверила я мальчиков.

– А она созреет к моему дню рождения, мама? – поинтересовался Пэдди.

– Для этого потребуется больше времени.

Я взяла ладошку Пэдди и начала загибать его пальчики, отсчитывая пять месяцев, остававшихся до сбора урожая.

– А вот ко дню рождения Джеймси, на Самайн, наш закром будет доверху полон замечательной белой картошки, – сказала я. – Но сейчас, Пэдди, мы должны вернуться к работе. За сегодняшний вечер нам с тобой нужно подготовить все глазки для вашего папы.

Следующие несколько ночей луна будет почти полной, и Майкл, вернувшись с дорожных работ, сможет копать грядки и садить картошку.

– Вы ведь сейчас рады, что мы зимой не съели посадочную картошку? – спросила я детей, глядя на растущую гору глазков. – Каждый такой росточек – это новый куст, а каждый куст даст нам двадцать замечательных белых картофелин. Щедрое растение.

Майкл вернулся через два часа после наступления темноты.

– Посмотри, что я сделал, папа! – Пэдди с порога увлек его за собой, чтобы показать полный горшок глазков.

– Здорово! Впечатляет! – похвалил его Майкл.

– Мама тоже помогала, – признался Пэдди.

– Вы у меня хорошая команда, – сказал Майкл, ставя на пол какой-то мешок.

– Ты купил еще муки? – спросила я.

– Это кое-что получше – семена репы и зерно пшеницы. Торговцы предложили их в кредит. Деньги за это, включая свой процент, они получают прямо у десятника еще до того, как он раздает их нам. А какой у меня был выбор? Сейчас мы должны посеять семена в землю и посадить картошку. – Он присел к огню. – Как мне сейчас не хватает помощи Патрика.

– Слышно что-нибудь о нем?

– Ничего. Но если бы его схватили, мы бы знали, – ответил он.

– Вы сейчас говорите о дяде Патрике, папа? – спросил Пэдди.

– О своем дяде, дяде Патрике, не беспокойся. В этом году помогать мне садить картошку будешь ты.

– Пойдем к Бриджет, папа, – сказал Джеймси и настойчиво потянул Майкла за руку.

– Она же спит, Джеймси, – возразила я.

– Нет, мама.

Сейчас я уже радовалась, что на колыбель, которую Майкл сделал своими руками, покупателей так и не нашлось. Джеймси очень нравилось раскачивать в ней сестренку. А теперь он помог ей сесть и взглянул на Майкла.

– Ну давай, Бриджет, – сказал он ей. – Продолжай.

– Па, – сказала Бриджет. – Па-па.

– Ух ты, разговаривает! – воскликнул Майкл. – Она говорит! – Он подхватил Бриджет из колыбели на руки. – Бриджет, принцесса моя! – прошептал он, поднимая ее высоко над головой.

Но потом он вдруг поморщился и быстро опустил ее обратно: даже такого незначительного усилия было слишком много для его болевшей спины.

– Молодец, Джеймси, – сказала я. – Отдохни немного, Майкл, прежде чем мы начнем.

– Нет, очень много еще нужно сделать.

Мы были не единственными, кто вышел в поле при лунном свете. Я видела много темных теней, двигавшихся по склонам холмов: Маллои, Дуайеры, Макгиры, Райаны. Отцы всех семейств использовали свободное от стройки время, чтобы посадить картошку. Спать было некогда.

Майкл переворачивал лопатой землю, а мы с Пэдди, идя за ним, укладывали в ямки глазки. Джеймси остался дома приглядывать за Бриджет.

За пять ночей мы посадили всю картошку, а также высеяли пшеницу и репу.

***

Через два дня Майкл неожиданно вернулся домой в полдень.

– Сегодня не работаем, – пояснил он. – Нас распустили, чтобы мы отработали повинность на полях у своих лендлордов. Целая неделя без оплаты.

Как сказала мне Кати Маллой, Мерзавцы Пайки иногда требовали отрабатывать повинность до ста дней в году. Причем никогда даже не кормили своих работников, не говоря уже о какой-то плате.

Мы были субарендаторами и платили Оуэну Маллою, поэтому Майкла эта участь миновала последние шесть лет. Однако десятник на стройке всех этих объяснений слушать не стал.

Я очень тревожилась. Мне совсем не нравилось, что Майкл будет рядом с Джексоном и старым майором. Но он заверил меня, что они с Оуэном будут в полях далеко от дома, – просто еще две согнутых спины среди множества других арендаторов, работающих на посевной у своего хозяина.

Я не видела Майры с того осеннего дня, который окончился для нас так печально. На Рождество она прислала мне записку с Тэдди Куинном, в которой было сказано, чтобы я не приходила. Майра писала, что даст мне знать, когда это можно будет сделать, и просила передать лекарство для старого майора через Тэдди. И с тех пор – ничего.

***

– Ты видел Майру? – спросила я у Майкла поздно вечером, когда дети уже заснули.

– Видел, – ответил он.

– Что она сказала?

– Ничего.

– Ничего? Что ты имеешь в виду?

– В поле к нам вышел Тэдди Куинн. Джексон застал Майру за тем, что она давала еду женам батраков – всего лишь объедки, остававшиеся после ужина майора, – но Джексон обвинил ее в воровстве и хотел, чтобы ее арестовали. Капитан Пайк тогда остановил его, но теперь ей не разрешается покидать дом. Мы должны были спрятаться в конюшне и ждать, пока она попытается выйти к нам. Мы прождали до глубокой темноты. Наконец Майра выскользнула из дома и направилась в сторону конюшни. Но вдруг из ниоткуда появился Джексон. Он схватил Майру и швырнул на землю. Я рванулся было помочь ей, но Оуэн и Тэдди удержали меня. «Не ходи туда», – сказал мне Тэдди, и я послушался. Я прятался в конюшне, а Майра валялась на земле. Твоя сестра, Онора, – та самая, которая принесла себя в жертву ради нас с тобой, – лежала у ног этого Джексона, и он осыпал ее проклятьями. Мне хотелось прибить его, вытрясти из него всю его подлую душу. Но я не двинулся с места, Онора. Каким я стал, что я за мужчина?

Плечи его поникли, и он схватился руками за голову.

– По-настоящему смелый человек знает, когда нужно проявить благоразумие, – сказала я, пригладив его волосы. – Или ты думаешь, Майра хотела, чтобы тебя арестовали? Она все поняла. Она встала и ушла в дом, чтобы заботиться о своих детях. А когда ты остался на месте, Майкл, ты подумал о своих детях. И я благодарна Богу, что Джексон не обнаружил вас там. Он мог бы заявить, что вы замышляли какое-то злодеяние, и вас обоих вообще могли повесить.

Он понимал, что я права. Войск в Голуэй Сити сейчас стало еще больше. Правительство рассматривало любую отчаянную попытку как-то добыть еду – будь то кража овцы, остановка подводы с мукой или ловля лосося в реке лендлорда – как акт государственной измены. Мятежниками были и каждый по отдельности, несмотря на крайнюю изможденность, и все вместе – в сговоре с преступниками-риббонистами, скрывавшимися в горах. Sassenach по-прежнему боялись гнева потомков О’Флаэрти.

Глава 13

С приходом весны в нашем рационе появилась зелень. Я добавляла в кашу из кукурузной муки птичьи яйца. Пережив эту зиму, мы наблюдали, как поднимаются ростки картофеля, и молились, чтобы урожай 1846 года положил конец нашему голоду.

Пришло лето. Лодки вышли в море. Сельди было так много, что невозможно было продать ее всю. Мы раздавали рыбу всем соседям. Маме удалось не только купить несколько мешков муки, но и отложить денег на уплату ренты. Майкл говорил, что урожая пшеницы нам хватит, чтобы полностью покрыть свою ренту. В конце концов, о еде нам можно было не беспокоиться – у нас была наша pratties. Были жуткая зима, самая суровая на моей памяти, и картофельная чума – самая страшная напасть, которая когда-либо постигала ирландцев. Но мы выжили.

Бабушка сказала, что теперь мы должны выполнить свой обет и совершить паломничество на остров Святого Мак Дара. Мы отправимся туда в день этого святого, 16 июля, и тогда все тяжкие времена останутся позади.

Вначале Майкл сказал, что не может поехать с нами. Я спросила почему. Новое правительство вигов закрыло все дорожные работы. Маллой рассказывал, что эти люди пришли к власти на выборах благодаря обещаниям прекратить помогать мятежной Ирландии. Пиль, оказывается, был слишком мягок.

– Так что никаких заработков ты не потеряешь, – сказала я ему.

Но он ответил, что дело не в этом: нужно приглядывать за землей и за Чемпионкой, которая вновь была на сносях. Прошло два месяца после ее визита к Барьеру. Сэр Уильям Грегори разрешил Оуэну и Майклу отложить выплату за услуги своего жеребца. Конечно, Чемпионка разродится не раньше марта, но будет правильно присмотреть за ней на первых порах.

– Это все из-за путешествия по морю? – догадалась я. – Послушай, от морской болезни еще никто не умирал. Залив в это время должен быть спокойным, да и плыть не так уж далеко – не в Америку ведь. Мы выйдем на рассвете, в Арде будем уже к полудню. А оттуда до острова всего-то три мили. Ты должен поехать, – настаивала я. – Ведь я хочу поблагодарить Мак Дара именно за тебя, Майкл. Ты столько работал ради нас, ты не ленился. Ты мог бы ускакать в первое же утро, мог отправиться и дальше путешествовать на Чемпионке, но ты женился на мне. Ты вдохнул жизнь в эту землю, стал отцом троих детей и спас нас этой зимой.

Он поцеловал меня и заверил, что поедет с нами.

***

Плывя под парусом по центру залива Голуэй на púcán моего отца, мы чувствовали себя большой семьей и гордились этим. Стояло прекрасное летнее утро, и нашему путешествию к острову Мак Дара способствовал попутный ветер.

Впереди по каналу следовал высокий парусный корабль. Его пассажирами были арендаторы из поместья Горов, отправлявшиеся в Канаду. Отец рассказал, что они отказались от своей земли в счет стоимости проезда, не дожидаясь, когда их сгонят оттуда, – выбор у них был жесткий.

Высланные из страны люди стояли у поручней корабля и смотрели на зеленые склоны холмов по берегам залива.

По словам отца, это печальное судно с очень низкой посадкой и парусами в заплатах в прежние времена было невольничьим, а сейчас возило лес из Канады. В качестве балласта для рейса в обратную сторону на нем всегда использовались камни, но сейчас их роль выполняли ирландские изгнанники. А Деннис сказал, что теперь на ходу много таких бывших рабовладельческих кораблей, которые набивают людьми трюмы, предназначенные для грузов. Немало их уже затонуло посреди океана.

Как же исхудали мои братья. У Денниса в его двадцать один год щеки были впалыми, как у старика. Джози держала на руках свою крохотную дочурку – обе были тоненькими, как тростиночки. У девятнадцатилетнего Джозефа было худощавое тело подростка. Хьюи – сплошные кожа да кости, а ему ведь уже почти тринадцать. Неужели от недоедания они теперь навсегда останутся такими чахлыми?

На склонах холмов по берегам залива радовали глаз зеленые грядки картофеля с белыми точками цветов. Наша pratties, конечно, исправит дело – ждать осталось недолго.

***

Голодная зима наложила свой отпечаток и на наших родственников Кили в Арде. Здоровенные мужчины, приезжавшие на свадьбу Майры, очень отощали, но были твердо намерены предпринять паломничество на остров, как это делалось уже тысячу лет. Мы много раз приплывали из Барны, чтобы присоединиться к ним. И всегда было очень весело. После религиозного обряда наступало время танцев и гонок на curragh – обтянутых кожей лодках из ивняка. Как-то раз мы с Майрой шокировали всех, выиграв гонку среди девушек – из нас получилась прекрасная пара гребцов.

Я молилась о Майре, когда уже на острове мы взбирались к стоявшей на возвышенности стариной часовне, маленькой, но очень милой: она была сложена из золотистых камней и словно висела между небом и морем. Майкл уже пришел в себя после поездки на лодке и сейчас нес на руках Бриджет, вдыхая свежий морской воздух. Мы следовали за нашими мальчиками – они убежали вперед, радуясь компании такого количества новых родственников.

Я объяснила Майклу, что Мак Дара, покровитель рыбаков, никогда не назывался своим настоящим именем, Sionnach – в переводе «лис», – потому что, согласно поверью, животные приносят рыбакам неудачу. Их нельзя даже упоминать.

– Так что он всегда был Мак Дара – сын Дара, – подытожила я.

Поднявшись на вершину, мы встали у часовни на колени и поблагодарили нашего святого за то, что он помог нам выжить.

– Просим тебя, благослови каждую нашу семью. Верни Майру домой. Пусть pratties уродится здоровой и обильной, – молилась я.

Я показала Майклу, как совершать священный обряд, pátrún, обходя вокруг поваленных каменных хижин, где жили монахи Мак Дара. Это следовало сделать три раза по ходу солнца, и теперь здесь ходили по кругу две сотни человек, читая молитвы.

Кили из Арда устроили настоящий пир с умопомрачительным количеством еды: лангусты, устрицы, мидии, земляника, красные водоросли.

– Не усердствуйте, полегче, – предупредила Пэдди и Джеймси бабушка. – Если будете есть слишком быстро или слишком много, станет плохо.

И мальчики не спешили, неторопливо жуя, глотая и постоянно улыбаясь мне. Слава тебе господи.

Все вместе мы сели на пляже, чтобы понаблюдать за гонками команд на curraghs в водах Атлантики вокруг острова. Несмотря на тяжелую зиму, гребцы в Арде и Карне были очень сильными.

А потом начались танцы. Четверо Кили из Арда оказались музыкантами, способными воспроизводить мелодию голосом. Музыка их была столь мощная, что мы не очень-то страдали без скрипок и волынки – инструменты заложены, но мы обязательно выкупим их, как только соберем урожай картошки. Джеймси и Пэдди заливались веселым смехом, когда Майкл кружил меня в риле.

Потом мы с мужем опустились у одного из костров, разожженных торфом и пылавших яркими пятнами на фоне ночного неба и темного моря.

– Пойдемте со мной, – сказала бабушка, остановившаяся у нас за спинами.

Она отвела нас на дальний берег острова, где каменные глыбы омывались водой.

Там стоял седоволосый мужчина с длинной бородой, а рядом с ним – двое крепких молодых парней.

– Это Мартин О’Малли, – сказала бабушка. – У него есть послание для тебя, Майкл.

Знаменитый контрабандист. Здесь. Что же ему нужно?..

– Кое-кто хочет встретиться с тобой, – сказал Мартин О’Малли Майклу. – Он сейчас в Баллинахинче.

Затем он обратился ко мне:

– С первыми лучами солнца здесь вас будет ждать curragh. Возьмите его и следуйте за мной. А теперь возвращайтесь на танцы.

Больше ни слова.

– Семья отвезет ваших детей в Ард, – сказала бабушка. – Мы все будем дожидаться вас там.

Последний рил закончился. Танцоры разошлись спать. Когда небо начало светлеть, мы с Майклом быстрыми бесшумными шагами направились к берегу. Мартин О’Малли уже спустил свой curragh на воду. Он качался на волнах, удерживаемый на месте сидевшими на веслах двумя молодыми парнями – его сыновьями? Мы подтолкнули вторую лодку к воде и запрыгнули в нее.

Майкл устроился на дне лодки, а я взялась за весла: большие пальцы – на торец, правая рука заходит поверх левой. Прошло уже много лет с тех пор, как я гребла в последний раз, но мышечная память осталась. Развести лопасти в стороны, пронеся их над поверхностью, а затем резкий гребок – и вот, разрезая блестящие струи прилива, мы уже скользим по морю вслед за первой лодкой.

Солнце полностью взошло, когда Мартин О’Малли помахал нам рукой и направил свою лодку в сторону Арда. Через пролив я заплыла в какую-то небольшую бухту с полоской пляжа.

– Где мы? – спросил Майкл.

Его слегка покачивало, но в целом он был вполне здоров.

– Надеюсь, что на берегу у реки, которая впадает в озеро Баллинахинч. Мы должны встретиться с ним на острове, где стоит башня Грейс О’Малли. Отсюда нужно перетащить наш curragh к реке…

– Я помогу вам.

На скале над нами стоял Патрик.

***

Течение реки было достаточно быстрым, чтобы перенести наш curragh через пороги. Патрик и Майкл крепко держались за борта, я же рулила, пока мы не добрались до озера Баллинахинч, а потом гребла к острову, где, поросшая плющом, стояла квадратная цитадель, которую Донал О’Флаэрти построил для своей жены три сотни лет назад.

– Этот остров был построен людьми, – сказал Патрик, когда они с Майклом вытаскивали curragh на берег. – Люди поселились тут еще тысячу лет назад, потому что тогда здесь было очень удобно обороняться. Да и сейчас тоже.

Мы последовали за Патриком через ворота замка. На них я заметила дату – 1546; в этом году Донал женился на королеве морских разбойников, которая в один прекрасный день вывела против англичан двести кораблей и угрожала королеве Елизавете в ее собственном лондонском дворце. Но сюда она приехала шестнадцатилетней невестой. Звали ее Грайне – Grainne Ní Maille по-ирландски; это имя носили род моей бабушки и весь наш клан.

А теперь здесь прятался Патрик Келли, который вел собственную борьбу против Sassenach. Я втянула носом воздух. Финансировалась эта война традиционным способом – за счет перегонки самодельного виски, poitín.

– Впечатляет, – сказал Майкл, направляясь по земляному полу к жестяному перегонному котлу галлонов на сорок, который был установлен в старом камине Грейс О’Малли. Рядом стояла большая деревянная бочка с какой-то жижей.

– Так вот откуда приходит виски, – заметила я.

– Именно, – подтвердил Патрик.

Они с Майклом тщательно обследовали перегонный куб, на ходу поясняя мне, как смесь пророщенного ячменя высушивается, крошится, заливается горячей водой и настаивается, после чего фильтруется с помощью дубовых веток и хвои, уложенных на дне бочонка. Затем ее прогоняют через длинную медную трубку, которая, по словам мужчин, называется «червяком». Они не умолкали, сменяя в рассказе друг друга и засыпая меня непонятными словами вроде «сусло», «односолодовый» и «двойная перегонка».

Наконец я сказала:

– Все, с меня довольно!

– А попробовать не хотите? – предложил Патрик.

Мы выпили его poitín, закусив ломтиками холодного лосося на толстых краюхах черного хлеба.

– Его испекли в печах Баллинахинч-Хауса, – сказал Патрик. – Тамошний повар дружит с нами.

С нами?

– А лосось?

– Пойман в реке лендлорда, но Томас Мартин закрывает на это глаза. В конце концов, его отец ведь был партнером Мартина О’Малли в контрабандных делах.

– Но ты-то не контрабандой здесь занимаешься, – заметил Майкл.

Патрик промолчал.

Мы сидели, ели лосось с черным хлебом и жевали, жевали, жевали, получая от этого неописуемое удовольствие.

– Не контрабандой, – согласился Патрик. – Лучше вам не знать слишком много. Но могу сказать, что наши парни нагнали страха господнего на приличное число лендлордов, агентов и судебных приставов, да еще и накормили немало народа. Однако сейчас мне пора уходить.

– Жаль покидать такое место, – сказал Майкл.

– Шериф назначил награду двадцать фунтов за мою голову. И это большой соблазн для доносчиков. А случилось это после Баллингласа. Помнишь то место, Майкл?

– Помню. Это по дороге на Маунт Беллоу, – ответил Майкл. – Отец как-то играл там на свадьбе и взял меня с собой. Аккуратная маленькая деревушка.

– Все верно, – сказал Патрик. – Люди там осушили болото и поселились прямо у реки Схейвен. Несколько прочных домиков с огородами. Как и все остальные, они потеряли половину своей картошки, но их выручили другие культуры. Они заплатили свою ренту, питались кукурузой и выжили.

– Как и мы, – заметила я, подумав, что им повезло с их огородами.

– Четыре месяца назад я был в тех краях, проходил мимо – было это тринадцатого мая, в пятницу, – продолжал Патрик. – Люди закапывали посадочную картошку, и я остановился там, чтобы помочь им. Я спал в сарае, когда вдруг услышал шум. Выйдя, я увидел судебных приставов, пришедших с солдатами. Всю деревню должны были очистить, а всех арендаторов – выгнать. В центр деревни въехал отряд Красных мундиров[43]43
  Красный мундир – униформа солдат британской армии. (Примеч. пер.)


[Закрыть] на больших лошадях. Сила, с которой нельзя не считаться. Мощь Британской империи. Когда-то они остановили Наполеона и теперь покоряют дикие племена в Индии. И кого же они приехали покорять тем утром? Женщин. Женщин, малых детей и стариков. Какова же была цель великой армии? Согнать людей Баллингласа с их земли. Почему? Потому что так захотелось местному лендлорду, миссис Джерард. Рента была заплачена. Запомните: заплачена. Но ей не нужна была рента – она хотела, чтобы они ушли. Потом целая команда мужчин начала крушить дома. У них был с собой настоящий таран – массивное бревно, которое висело на цепях между лошадьми так, что его можно было раскачивать. Домики там были каменными и прочными. Просто так не разваливались. Им пришлось молотить по стенам первой хижины много раз, прежде чем они наконец поддались и упали. К командовавшему этим офицеру подошел старик. «Прошу вас, капитан», – начал он, а потом принялся рассказывать ему, что много молодых парней из Баллингласа служат в британской армии, что его собственный сын был солдатом в Индии. Затем он повернулся к солдатам и начал умолять их остановиться и не сносить дома, в которых родились на свет их товарищи по оружию. «Мы же заплатили ренту», – без устали твердил он. Капитан хотел отъехать на своем коне, но старик схватил его за сапог. И тогда капитан ударил его ногой. Тот упал. Потом еще один солдат спешился и тоже принялся бить упавшего ногами. А Красные мундиры смеялись вокруг. Со мной был посох Греллана, и я влетел в гущу солдат, раздавая удары направо и налево. Они оставили старика и бросились ко мне. Но удача была на моей стороне: мне удалось вскочить на коня первого солдата и ускакать от них. Зато не повезло людям из Баллингласа. Всех их выгнали из таунленда, землю отобрали, хижины повалили. Но самое обидное, что многие молодые парни из этих семей погибли, сражаясь в Индии, в то время как британская армия расправлялась с их семьями здесь.

– Бедные люди, – сочувственно протянула я.

– По крайней мере, ты хотя бы попытался помочь им, Патрик, – сказал Майкл.

– Это им мало помогло, а мне пришлось скрываться. Все это происходило слишком близко от Галлаха, Майкл. Посох Греллана опознали, как и меня самого, а теперь солдаты знают мое имя. Так что будьте осторожны.

– Но ведь разных Келли много. Разве что… А им известно, что ты брат Майкла? – спросила я.

– Это уже не имеет значения. Если они придут, говорите им всю правду. Я уезжаю в Америку.

– Америка, – задумчиво повторил Майкл. – Чтобы ты – и вдруг покинул Ирландию… В это трудно поверить.

– Но это же не навсегда, Майкл, – возразил Патрик. – В Америке есть люди и деньги, которые спасут Ирландию. Найдутся ирландцы, которые подхватят посох Греллана и дадут клятву сражаться за освобождение Родины.

Патрик развернул длинный узкий сверток, и мы увидели его – славный bachall, боевой штандарт рода Келли.

Лучи солнца, пробивавшиеся сюда через заросшие плющом длинные бойницы окон, заиграли на посохе, и его отделка из червонного золота засияла огнем – настоящее пламя в здешнем полумраке. Посох покрывал хитрый узор из переплетающихся кругов и спиралей, а наконечник венчала голова какого-то мистического животного. И создали эту красоту мы – ирландцы.