Текст книги "Залив Голуэй"

– Мы действительно были великим и могучим народом, – сказала я Майклу.

– И станем им вновь, – заверил Патрик. – Дикие Гуси еще вернутся.

Я вспомнила рассказанную бабушкой историю о Диких Гусях – ирландских солдатах, потерпевших поражение от Вильгельма Оранского, который объединил под своим началом армии европейцев. Иногда она указывала пальцем на стаи гусей, пролетавшие над заливом Голуэй, и говорила: «Na geana fiadhaine». То же самое сегодня сказал Патрик. «Они еще вернутся».

Майкл взял у Патрика посох Святого Греллана. Он долго сжимал его в кулаках, пока мышцы на его руках не налились силой, а в голове зазвенели воинственные боевые песни.

Патрику нужно было сражаться – так пусть едет собирать армию за морем и возвращается сюда. Однако мы должны одержать свою победу в Нокнукурухе. И еще большой вопрос, кто более отважен: тот, кто готов умереть ради Ирландии, или тот, кто готов ради нее жить.

– Дай мне взглянуть на посох, – попросила я Майкла.

Но, когда муж протянул его мне, Патрик резко взмахнул рукой и забрал святыню.

– Существует правило, geis: женщины не должны прикасаться к посоху Греллана.

– Geis… – начала было я, но умолкла.

Патрик уезжает, увозя с собой посох. А Майкл остается: он, душа моя, выбрал меня, нас.

– Куда именно в Америке ты едешь? – спросил Майкл брата.

Патрик бросил на меня красноречивый взгляд.

– Пройдем на берег, – сказал он Майклу.

– Ох, Патрик, какого черта? Все, что ты говоришь мне, можешь смело сказать и при ней. Я все равно ей все расскажу.

– Это только для того, чтобы защитить ее.

– Ладно, тогда не говори, – согласилась я.

– В Чикаго, – сказал Патрик.

– Никогда о таком не слышала, – призналась я.

– Это в центре Америки. Там много работы и меньше англичан, чем в Нью-Йорке и Бостоне.

– Чикаго, – произнес Майкл, а потом повторил, стараясь запомнить странное название: – Чикаго.

Майкл протянул Патрику руку, и тот пожал ее. Второй рукой Майкл взял его за плечо.

– Да хранит тебя Господь, Патрик. Счастливого пути, – сказал Майкл и обнял брата.

Патрик стоял, опустив руки, но потом все же поднял их, быстро обнял Майкла и отступил.

– Я вернусь, – сказал он. – Я знаю, где тебя найти, – на твоей красивой уютной ферме, где поля встречают рассвет.

– К твоему приезду у меня будет еще и кузница, – пообещал Майкл.

– Обязательно, – сказал Патрик.

Я услышала за воротами замка шаги.

– Это за мной, – пояснил Патрик. – Оставайтесь здесь, пока мы не уйдем.

Я протянула ему руку, но он не взял ее. Вместо этого Патрик поцеловал меня в щеку, и я заметила, что такой его жест очень понравился Майклу.

– Наконец-то она стала тебе сестрой, – сказал он.

– Сестра, – повторил Патрик.

Он вынул из кармана небольшой пакетик и вручил его мне.

– Это семена картофеля из Арана. Болезнь никогда не доходила то тех мест – они здоровые.

– Семена? Но ведь у картошки нет семян, – удивилась я.

– Есть. У ранних сортов есть семена. Продержишь их всю зиму, а весной высадишь.

Уже в дверях Патрик обернулся и бросил брату небольшой мешочек. Майкл поймал его одной рукой.

– Что здесь? – спросил он, но Патрик уже скрылся.

Майкл развязал мешочек и высыпал мне на ладонь три золотых соверена.

– Но ведь Патрику потребуются деньги в дороге… Я догоню его. Мы не можем принять это… – торопливо заговорил он.

– Можем и будем ему очень благодарны, – сказала я. – А теперь садись и дай людям спокойно уехать. Уже слишком поздно отправляться в обратный путь. Этой ночью мы будем спать в замке Грейс О’Малли.

***

Я проснулась еще затемно. Майкла рядом не было.

– Майкл, – позвала я. – Майкл!

Я нашла его у воды. Он стоял и смотрел на противоположный берег озера.

– Тс-с-с-с, – прошептал он. – Смотри.

К озеру на водопой пришел табун коннемарских пони. Над кобылами и жеребятами возвышался жеребец. Высоко подняв голову, он принюхивался к запахам, которые приносил ветер. Светлое пятно в лунном свете.

Майкл повернулся ко мне:

– Я буду скучать по Патрику. Раньше, даже не видя его, я все равно знал, что он где-то неподалеку – обрабатывает поля, готовит еду, рассуждает о революции. И не важно, где именно. А когда он наконец появлялся, мы говорили о нашем отце-волынщике, о моем деде Мерте Море, о моей маме. Он единственный, кто еще знал их. Увижу ли я его еще когда-нибудь?

– Он обещал вернуться, Майкл. Ты сам это слышал.

Майкл указал на жеребца пони:

– Думаешь, если этого коня выпустить на американские просторы, он когда-то вернется? Он просто ускачет, и кто станет его в этом винить? Некоторые жаждут свободы больше всего на свете, даже больше, чем… – Майкл умолк и снова принялся следить за лошадьми у воды.

Я взяла его руку.

– Этот жеребец и его табун сейчас, когда уже месяц как есть летняя трава, выглядят упитанными и лоснящимися. Но зимой от них останутся кожа да кости – в отличие от Чемпионки в ее уютной конюшне с обмазанными глиной стенами, хотя рядом с ней всегда есть большой глупый человек, приносящий ей сено и ухаживающий за ней, – сказала я.

– Однако она может предпочесть этого грубого человека племенному жеребцу мистера Грегори.

– Что-то я не слыхала, чтобы Чемпионка жаловалась, – фыркнула я.

Заставив Майкла наклониться, я поцеловала его, и мы пошли к замку. Мы занимались любовью там, где когда-то возлежала Грейс О’Малли, и я чувствовала себя королевой морских разбойников – дикой, неудержимой. Мы выжили.

Глава 14

– Поставь свою свечку вот сюда, Пэдди, на край колодца, чтобы Святой Энда мог видеть ее, – сказала я. – Он будет поддерживать ее пламя в знак защиты и покровительства.

Сотни и сотни людей из всех таунлендов заполнили окруженную деревьями поляну вокруг источника Святого Энды, Tobar Enda, в последнее воскресенье июля 1846 года. Никто не помнил, чтобы в это воскресенье – воскресенье Гарленда – здесь собиралось столько народа.

Воскресенье Святого Гарлика, или воскресенье Dubh Crom, – странное название. Бабушка объяснила Пэдди и Джеймси, что на самом деле мы отмечаем праздник Lughnasa – 1 августа, начало сбора урожая, и что в этот день ирландцы собираются у родников и озер, у рек и ручьев, на вершинах холмов и склонах гор, а началось все это задолго до Рождества Христова.

Бабушка прожила у нас еще две недели после того путешествия на остров Мак Дара, подолгу рассказывая свои истории Пэдди, Джеймси и маленькой Бриджет. Пэдди как-то перебил один из ее рассказов о хороших людях и их поступках и спросил, может ли еще вернуться та фея, на неделю забравшая его маму, когда умер их маленький братик. Бабушка сразу же заверила, что об этом можно не волноваться. Феи не смеют нападать на женщин, которые так отважно ведут себя в лодке, как их мама. Она улыбнулась мне, уже приготовившись рассказать детям сагу о моем приключении, путешествии в замок Грейс О’Малли, но я вынуждена была сказать ей: «Ná habair tada». И она согласилась.

– Ставь свечку, Пэдди. Давай.

За нами начали скапливаться люди, очередь остановилась. За спиной уже слышалось покашливание. Майкл ждал вместе с Джеймси, держа Бриджет на руках. Мои мама, папа, бабушка и братья уже окончили ритуал, налив на камень расплавленный воск и установив в застывающие лужицы свои свечки. Каменная ограда источника и все близлежащие валуны были уставлены целой армией горящих свечей, которые должны были отпугивать злые силы, чтобы сохранить нашу pratties здоровой. Пожалуйста, помоги нам, Господи.

Пэдди прошептал, что хотел бы сохранить эту свечу и унести ее домой.

«Отругай его, встряхни хорошенько, – буквально слышала я мысли других матерей позади себя. – Не позволяй шестилетнему ребенку помыкать тобой, бросать тебе вызов».

Но на лице Пэдди я видела вовсе не вызов.

– Ну пожалуйста, мама, прошу тебя!

Он просил меня так же, как сама я просила нашего Небесного Отца.

– Пожалуйста, пожалуйста! – Он повернулся к Майклу, ища у него поддержки. – Папа, мне очень нужно, правда!

Майкл посмотрел на меня:

– А не кажется ли тебе, Онора, что Святой Энда увидит горящую свечу даже в Нокнукурухе?

– Кажется.

– Можешь взять ее домой, Пэдди, – сказал Майкл.

– О, спасибо, папа, спасибо!

Я взяла Пэдди за руку, и мы пошли к маме, папе и бабушке, стоявшим вместе с мисс Линч.

– Добрый вечер, мисс Линч, – поздоровалась я.

– Твой мальчик, Онора… Отец Джилли этого не одобрил бы. Свечи нельзя уносить отсюда.

– Я знаю, мисс Линч, но Пэдди хочет сам охранять свой огонек.

– Что в этом плохого? – подключился Майкл.

– Было много протестов по поводу раздачи свечей людям, – пояснила мисс Линч. – Мол, что если они попытаются их продать? Но мой брат Николас успокоил всех в комитете помощи пострадавшим, сказав, что этого не произойдет – народ слишком боится обидеть своего святого.

Ее брат Николас. Я слышала, что он вернулся из своего путешествия, что он женат и у него есть маленький сын. Его семья осталась в Дублине, а сам он приехал на смену своему отцу.

– В конце концов, у них же остались неизрасходованные средства, – продолжала она.

– Неизрасходованные средства? – переспросил Майкл.

– Ну да. Новое правительство дало команду остановить все работы, срочно открытые для помощи пострадавшим, и закрыть все продовольственные склады. Николас сказал, что сэр Джон Расселл – это наш новый премьер-министр…

– Мы знаем, кто он такой, мисс Линч, – сказал Майкл, – но почему не оказать людям помощь, если деньги на нее остались? Вот чего я понять не могу.

– Сэр Джон Расселл, мой брат, говорит, что прозвище у него – «Вдовья лепта», потому что он практически карлик и женат на вдове лорда Рибблсдейла. Он виг[44]44
  Виги – старинное название британских либералов и созданной ими в 1780-е гг. политической партии. В XVIII–XIX вв. виги считались партией торгово-промышленной буржуазии, в противоположность тори – партии земельной аристократии. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и когда-то был другом О’Коннелла, но правительство его выступило против ирландцев.

– Деньги, мисс Линч, – напомнил ей отец.

Она объяснила, что, поскольку от комитета помощи пострадавшим требовалось продать кукурузную муку, они получили прибыль в размере шестисот фунтов, которую теперь нельзя использовать для какой-либо помощи, потому что люди якобы могут стать зависимы от благотворительных пожертвований. Но отец Джилли все же взял два фунта на свечи.

– Но ведь осталось еще шесть сотен фунтов, – покачал головой Майкл.

Майкл так много недель не получал платы за свой труд на строительных работах, а теперь выясняется, что деньги все это время были.

– Мисс Линч… – начал Майкл.

Я знала этот его тон. Майкла было трудно вывести из себя, но уж если это происходило… Неужто он начнет высказывать мисс Линч наболевшее? Но Майкл вдруг опомнился и остановился.

А мисс Линч тем временем обратилась к маме:

– Мы молились за щедрый урожай, и я уверена, что Господь услышит наши молитвы.

***

Мы с Майклом и детьми медленно брели вдоль залива и наверх, в наш Нокнукурух. В этом году в день праздника Lughnasa народных гуляний – céili – в Барне не было.

– А почему мисс Линч осталась такой же толстой, мама? – поинтересовался Пэдди.

Майкл рассмеялся:

– Хороший вопрос, Онора. Пухлое лицо на шесть таунлендов вокруг только у нее.

– Ну, скоро все мы достаточно округлимся, – сказала я. – Дома нас ждет черника. Ты правильно поступил, Майкл, когда не стал с ней ругаться. У нее нет ни малейшего понятия о нашей жизни. И не стоит просвещать ее на этот счет.

– Но шестьсот фунтов! – сокрушенно покачал головой Майкл.

Пошел дождь.

– Вот видишь, мама, – сказал Пэдди. – Все эти свечи у родника наверняка погаснут, а моя продолжит гореть. Святой Энда увидит ее и поможет нашей картошке вырасти.

– Молодец, Пэдди, – похвалил его Майкл. – Господь помогает тем, кто помогает себе сам.

В ту ночь я спросила у Майкла:

– Как думаешь, мы сделали правильно, оставив ее Пэдди?

– Когда я увидел, как он стоял там, такой серьезный и решительно настроенный, я подумал: «Именно такой же была в детстве Онора. Уверенная в себе и…»

– Я? Нет, я была очень послушной маленькой девочкой.

Майкл засмеялся и поцеловал меня.

***

Хотя я задувала свечу Пэдди каждый вечер, когда он ложился спать, и вновь зажигала ее рано утром, спустя неделю от нее остался лишь маленький восковой огарок.

– Думаю, этот парнишка себя исчерпал, – сказал Майкл Пэдди.

– Но она еще горит, – возразил тот.

Голубое пламя действительно еще цеплялось за кончик фитиля – маленькая светящаяся точка в темноте дома.

Сегодня снова было пасмурно. Мы не видели солнца с прошлого воскресенья. Как там наша pratties?

– Она зеленая, Онора, и продолжает расти, – сказал Майкл, читая мои мысли.

– Может, сходим наверх и посмотрим? – предложила я. – Дождик совсем слабый, а прогулка поможет ребятам хорошо заснуть.

– Можно мне взять с собой свечу, папа? – спросил Пэдди.

– Хорошая мысль. Может быть, ты мог бы поднять ее к небу, чтобы она догорела там, и тогда… тогда… – Майкл взглянул на меня, ища поддержки.

– Мы закопаем огарок в землю, – сказала я. – И из него вырастет высокая свеча.

– К сбору урожая? – спросил Пэдди.

– Все может быть, – ответил Майкл.

Пэдди начал считать месяцы на пальцах. Молодая картошка появится уже совсем скоро, а полностью созреет в следующем месяце.

Пэдди убежал вперед с Майклом. Я подняла Бриджет, Джеймси взял меня за руку, и мы вместе шагнули под моросящий дождик.

Не успели мы направиться в сторону грядок, как дождь прекратился. «Это хорошо», – подумала я. Хорошо. Но вдруг…

– Майкл! Смотри, туман!

Сначала вниз поплыли лишь отдельные хлопья тумана. Его холодные пальцы коснулись моего лица, начало покалывать в носу. Пелена становилась все плотнее, она окутывала каждого из нас, отделяя друг от друга.

Крепко держа Бриджет, я прижала к себе Джеймси и потянулась к Майклу. Пэдди встал между нами. Мы впятером застыли на месте, не видя ничего дальше вытянутой руки.

– Она погасла! Туман убил мою свечку! – воскликнул Пэдди.

Вскоре, смешиваясь с туманом, появился смрад, от которого стало трудно дышать.

Майкл пустился бежать, Пэдди – за ним. Я тоже побежала, удерживая Бриджет на бедре. Джеймси волочился сзади.

Фигуры Майкла и Пэдди скрылись в зловещей дымке. Я догнала их у первых картофельных грядок. Майкл склонился над растениями, попавшими в туман. Стараясь получше все рассмотреть, я присела рядом с ним, все еще держа на руках Бриджет. Джеймси устроился возле нас. Пэдди стоял в стороне.

– Майкл, они же…

– Черные, – подтвердил он. – Они все черные.

Он вскочил и побежал к следующим грядкам.

Господи, прошу Тебя, пусть они будут здоровыми. Пожалуйста, пожалуйста…

– Они тоже поражены, – крикнул нам Майкл.

По мере того как он уходил к верхним рядкам, туман все больше приглушал его голос.

– Мертвые… И эти тоже… Мертвые, мертвые, мертвые…

Его слова звучали все тише, тише…

Я опустилась на уничтоженное сырое поле, прижимая к своему плечу Бриджет и усадив на колени Джеймси.

Пэдди стоял в стороне напряженный.

– Я не хотел, – прошептал он мне. – Нужно было оставить свечу на роднике. Я не хотел этого, простите меня, я не хотел.

Я повернула его к себе, взяла в ладони его личико и сказала:

– Пэдди, ты очень хороший и крепкий парнишка. Господь любит тебя. Ты не сделал ничего дурного.

– Но тогда почему, мама? Я что, рассердил Святого Энду? Почему Господь поступает так с нами?

– Этот туман послал не Господь, – ответила я.

Вернулся Майкл.

– Онора, они все пропали. Все. До единой грядки. Вообще все. Картошки не осталось совсем. Еще хуже, чем в прошлом году.

– Прости, папа. Прости меня, – всхлипывая, выдавил Пэдди. – Мне не нужно было просить ту свечу.

Майкл присел рядом и обнял сына.

– Он считает, что это Господь наказал его, – объяснила я.

Теперь Бриджет и Джеймси тоже плакали. Майкл взглянул на меня. В его синих глазах, на которые были так похожи глаза Пэдди, стояли слезы. Он заморгал, прогоняя их, и взял Пэдди за плечи:

– Ты не сделал ничего плохого. И Бог тоже. Эта старая картофельная чума – жестокий враг, который снова напал на нашу pratties. Но ирландский герой не плачет, когда его атакуют враги. Он сражается. Он защищает свою семью.

Грудь Пэдди судорожно вздымалась, но рыдать он перестал.

– Разве сдался бы Кучулан или Финн Маккул? Ну, сдались бы они?.. Отвечай.

– Никогда, – ответил Пэдди.

Джеймси тихонько всхлипывал, но слушал внимательно.

– А ты ведь у нас боец, Пэдди?

– Да, – ответил мальчик.

– И я тоже, – подхватил Джеймси.

– И у нас с вами есть мама и Бриджет – наши королевы-воительницы, – продолжал Майкл.

– Это верно, – подтвердила я.

Майкл встал. Я подошла к нему, и он обнял меня рукой, прижав к своей груди вместе с Бриджет. Пэдди и Джеймси стояли между нами, обняв нас за ноги. Пэдди уткнулся лицом в мою юбку.

Сквозь туман я слышала крики, доносившиеся снизу, из долин. Вскоре они превратились в скорбный вой. Он несся из Рашина, Шанбалидафа, Каппы и остальных таунлендов вокруг нас. Я стояла молча, прислонившись к Майклу, а он прижимал нас с детьми к себе. Под горестные причитания, в окружении зловонного тумана, обволакивавшего нас липким холодом, я молилась.

***

Ноябрь – канун Самайна. По дорогам бродили призраки – не души умерших, а пока еще живые, но уже умирающие люди.

Неделю назад рано утром ко мне прибежала Мэри Райан.

– Поторопитесь, миссис Келли, пойдемте быстрее.

Мэри была хорошей и надежной девочкой. Я несколько раз оставляла с ней детей, чтобы самой идти продавать улов в Голуэй Сити этой проклятой штормовой осенью, когда ловли практически не было. Мэри приводила своих братьев-близнецов и маленького Тэдди к нам, и дети играли вместе. Я кормила их всем, что ели мы сами, – кашей из кукурузной муки или кусочками вареной репы – и еще давала ей что-нибудь для Тесси.

– Когда откроется дорожное строительство, твой папа получит работу и ты тоже сможешь чем-нибудь поделиться с нами, – говорила я ей.

Эта маленькая девочка была очень гордой.

Но дорожные работы так и не начались. От правительства не поступало вообще никакой помощи. Мы давно потратили три золотые монеты, оставленные Патриком, а впереди ждала голодная зима.

Мы с Майклом вслед за Мэри побежали к дому Райанов. Там Тесси укачивала своего несчастного маленького Тэдди. Его ручки и ножки были похожи на палки, а животик вздулся. Близнецы, Генри и Альберт, сидели у потрескивающего огня, держась за руки.

– Он вдруг перестал плакать. – Тесси подняла на нас глаза. – Я подумала, что он уснул.

Но малыш Тэдди не спал – он был мертв.

– Так он что?.. – спросила у меня Мэри.

Я лишь кивнула головой.

Она заплакала, и я обняла ее. Тесси начала душераздирающе голосить. Это было не причитание. Вой.

Послышались тяжелые удары: кто-то снаружи бил по стене хижины. Майкл вышел посмотреть.

– Недди разваливает свою лачугу, чтобы их взяли в работный дом, – вернувшись, пояснил он.

Только через несколько часов Тесси опустила крошечное мертвое тельце на соломенный тюфяк.

Майкл попытался остановить Недди, убеждая его, что работный дом хуже тюрьмы: муж и жена живут отдельно, детей отлучают от их матерей. Там занимаются бессмысленной работой, а кормят испорченными продуктами – велик риск подхватить жуткие болезни. Уже многие поколения считали уход в работный дом позором для семьи. Майкл советовал Недди подождать – ходили слухи, что лендлорды будут вынуждены дать людям работу.

Но Недди разбивал стены, словно невменяемый. В работный дом принимали только совсем неимущих. Чтобы попасть туда, Райаны должны были выйти из списков поместья и стать «бездомными нищими». Позже сюда придет чиновник, который и подтвердит, что у них больше нет жилища.

Я предложила им оставить младших детей у нас. Возможно, Недди и Тесси могли бы пойти… Я не сказала «побираться», но Тесси поняла меня без слов. Она и слышать об этом не хотела, как не хотела и отпускать Мэри. Девочка была ей нужна. Близнецы слушались только ее, да и сама Мэри не бросит младших братьев.

Недди сказал, что мог бы отнести тело младенца Тэдди в работный дом, чтобы доказать свою нужду.

Вдруг Альберт воскликнул:

– Пэдди!

В дверях действительно стоял наш сын и испуганно глядел на маленький труп.

Райаны ушли в тот же день.

– Сегодня вечером мы наконец поедим, – сказала Тесси.

Потом Пэдди никак не мог уснуть. Майкл сидел с ним, гладил его по спине и говорил, что солдаты сражаются еще ожесточеннее, если их товарищ пал в бою. И он, Пэдди, должен вести себя особенно отважно – в память о Тэдди. Пэдди все время кивал и в конце концов уснул.

***

Через неделю после этих событий, в канун Самайна, Пэдди, казалось, решил окончательно замучить Джеймси разговорами о еде.

– Я хорошо помню то время, когда мы каждый день ели по три раза, – говорил он брату. – Я мог взять столько картошки, сколько хочу, а мама еще приговаривала: «Давай, возьми еще, мой крепкий сынишка!»

– Ты все врешь, Пэдди, врешь! Он ведь врет, мама, правда? Три раза в день? Он все врет!

– Такое было, Джеймси, – сказала я. – Ты же и сам помнишь яблоки и орехи, которые у нас были на прошлый Самайн, не так ли? А тот великий пир на острове Мак Дара?

– Да, я помню, мама.

– И у нас снова будет столько еды.

– Но я все равно лучше его помню нашего дядю Патрика и еще Ойзина, – не унимался Пэдди.

– Я тоже помню Ойзина, – ответил Джеймси.

– Конечно помнишь.

За этого молодого жеребца Майкл и Оуэн Маллой выручили у покупателей из Байни два фунта. Почти даром – ведь Ойзин не был рабочей лошадью. Его растили для скачек. То были не деньги за такого коня.

– Но я помню, как Ойзин еще только-только родился. Ты этого не застал, Джеймси. Это было в прежние времена, когда ты…

– Все, прекрати, – оборвала его я. – А ты, Джеймси, посиди с Бриджет и дай ей немного крапивного чая. И себе возьми тоже. Так вы согреетесь.

– Чай не согреет, мама, – возразил Пэдди. – Он проходит сквозь меня, а потом только задница очень болит.

– Пойдем, Пэдди, – сказала я. – Посмотрим, как там твой отец.

Мы вышли из дома и остановились на возвышенности.

– Пэдди, зачем ты дразнишь Джеймси? Почему ты решил, что у него нет своих воспоминаний?

– Потому что он еще слишком маленький, чтобы по-настоящему что-то запомнить. А вот я – нет. Я знаю, как это, когда у тебя набит живот. Когда я говорю, что он этого не знает, он начинает спорить, говорит, что знает, и напрягает свою память. От этого ему кажется, что живот его не такой пустой, а немножко полный… Понимаешь?

– Понимаю, a stór.

Мы стояли на холме и высматривали внизу Майкла. Дорожные работы все-таки начались два дня назад, но Майкл был настолько слаб, что я опасалась, как бы он не свалился, поднимаясь в гору.

Если бы работа эта появилась в августе, сразу после беды… Тогда он был намного сильнее. А эти первые три месяца… Если бы не золотые монеты Патрика, разве выжил бы хоть кто-то из нас?

Из-за высоких цен на еду деньги Патрика ушли очень быстро. В этом году уже не было дешевой кукурузной муки, хотя склады береговой охраны были забиты ею под потолок. Капитан Андерсон рассказывал моему отцу, будто Тревельян заявил, что Пиль ошибался, продавая ее так дешево в прошлом году, и вообще остановил торговлю, так что мука осталась.

– Ради чего? – спросил отец.

Капитан не знал, что на это ответить.

Наконец я увидела его.

– Майкл! Майкл!

Он что-то принес. Я обняла мужа и взяла у него мешок. Ему удалось продать свое седло за еду на целую неделю. Но каждый день мы должны были есть совсем по чуть-чуть. Пэдди протянул отцу руку, и мы вдвоем втащили его в дом, где было тепло. По крайней мере, у нас был торф.

Я сыпнула в овсянку горсть кукурузной муки и принялась размешивать ее в кипящей воде, а Майкл взял нашу единственную оловянную чашку и пошел к Чемпионке.

Вернувшись, он протянул чашку мне, и я вылила ее содержимое в нашу кашу.

– Это что, кровь Чемпионки, мама?

– Это придаст тебе сил, Пэдди.

Сколько раз можно прокалывать вену на шее лошади, не причиняя ей вреда?

Я подняла Бриджет, взяла на палец немного жидкой кашицы и поднесла к ее губам.

– Возьми, возьми это.

Но она завертела головой, отталкивая меня. Тогда я силой открыла ей рот, мазнула кашей по языку и дала запить водой.

Джеймси испуганно наблюдал за этим.

– Почему она не ест, мама?

– Она пытается, Джеймси. Она съест. А ты ешь свое, a stór, но очень медленно.

– Ешь, Бриджет, – вставил Пэдди, – а не то у тебя животик раздуется, как у Тэдди Райана.

– Тэдди? Тэдди? – Бриджет много раз спрашивала про него, и про Мэри тоже. – Мэри? Петь?

У Мэри был очень мелодичный голос, и она часто пела для Бриджет «Поющую пташку».

Джеймси тоже попробовал спеть своим очаровательным чистым голоском:

 
– Я слышал, как дрозд выводит свою трель…
 

Бриджет заулыбалась.

Круглое личико Джеймси теперь было худым, а кожа плотно облегала скулы у его мягких светло-карих глаз. У Пэдди тоже заострились черты, а его синие глаза были похожи на два острых камешка. Белокурые волосы Бриджет были слабыми и тонкими, а ее взгляд иногда становился рассеянным и блуждающим.

Им нужно было есть. Еды едва хватало на одного, но я старалась накормить ею пятерых. Майкл по двенадцать часов в день бил камни для дороги – он просто не выживет на этой бурде.

Пэдди сунул свою деревянную палочку в котелок и вытащил на ней немного каши.

– Я почти не чувствую ее в своем желудке, – пожаловался он.

– У нас на работе ведутся всякие разговоры, – сказал Майкл. – В горах воруют овец.

– А еще поговаривают, что несколько человек арестовали и даже, по-моему, повесили, – добавила я.

Майкл кивнул и тоже сунул палочку в котел. Вытащив ее, он принялся обсасывать с нее кашу.

Я уложила детей, и они в конце концов уснули. Мы с Майклом сидели на полу у огня.

– В город пришел еще один отряд солдат. Каждую подводу с продуктами охраняют по сорок-пятьдесят человек. Но люди настолько отчаялись из-за голода, что все равно нападают на них. Сегодня солдаты застрелили женщину, которая срезала угол мешка с мукой и пыталась поймать что-то из просыпавшегося, чтобы отнести домой. Похоже, их ничто не может разжалобить, – заключил Майкл. – Ты не поверишь, Онора, как сейчас выглядит город. По улицам слоняются толпы голодающих. Как они еще не вынесли двери в гостинице «Грейт Саутерн Хотел».

– Просто они боятся солдат, – предположила я.

– Сегодня я видел женщину, которая молча стояла со своими четырьмя детьми под окнами гостиницы и заглядывала в ресторан, где разные путешественники поглощали огромные порции еды. Они стояли очень тихо, но потом маленький мальчик бросил в окно камешек – чтобы не разбить, а просто привлечь внимание постояльцев. Администратор гостиницы выскочил на улицу и заорал: «Убирайтесь отсюда, убирайтесь!» И тут же подъехал отряд солдат. «Лежать, круглоголовые!» – вот что они кричали, Онора. «Лежать, круглоголовые!» Мы умираем. Они об этом знают, Онора, но им все равно.

Я прижала его к себе.

– За две недели работы нам не заплатят, потому что у них нет мелких серебряных монет, – сказал он. – Некоторые работники слишком слабы, чтобы просто стоять на ногах. Сейчас, Онора, в бригады разрешается брать даже вдов, потому что они теперь кормилицы в своих семьях. А они не могут поднять молот, которым нужно разбивать камни. Десятник говорит, что теперь нам будут платить не за день, а в зависимости от того, сколько каждый разобьет камней. Если куча у тебя недостаточно большая, тебе вообще не заплатят. А когда мы уже в темноте и в жуткий холод добивали последние камни, мимо проскакали «Полыхающие из Голуэя», отправились на охоту. Видела бы ты их – весело смеются, перебрасываются шутками… На нас они даже не взглянули.

– Я все думаю про Райанов: как они там, в работном доме?

– Оуэн Маллой увидел Недди, который крошил камни во дворе, и заговорил с ним. Недди сказал, что ему ужасно повезло, что он попал туда. Огромные очереди из сотен и даже тысяч людей орут и ругаются, чтобы попасть в этот ад, но их не берут.

– В ад ради еды, – сказала я. – Майкл, может быть, мне сходить к Майре? Возможно, она найдет способ передать нам что-нибудь.

– Нет, Онора. Не нужно.

– Но почему?

– Маллой сказал, Джексон ждет любого повода, чтобы выгнать нас всех. Любого. Ты пойдешь к ней, она даст тебе кусок хлеба, он назовет это воровством, и вас обеих арестуют.

Он нагнулся ближе и шепнул мне на ухо:

– На улицах уже лежат трупы, Онора.

Я сильнее обняла его.

– А как ты, a stór, как малыш? – спросил Майкл. – Я так волнуюсь за вас.

– Этот парень – настоящий боец. Разве могло быть иначе, если он зачат в замке королевы пиратов? – ответила я.

– Я жалею, что так вышло… Это нечестно по отношению к тебе.

– Тс-с-с, Майкл. Ложись лучше, a ghrá.

Так мы и уснули – обнимая друг друга.