Текст книги "Залив Голуэй"

– Твоя мать, Майкл, – напомнила я ему.

– Вот тут и появляется она. Через много лет после того пира, когда нашу землю захватили враги, Блейкни разрушили Галлахский замок, а наш городок переименовали в Кастл Блейкни – Замок Блейкни. И все же Келли до сих пор помнят и пересказывают старые сказания. Однажды на Майский праздник[13]13
  Народный праздник, который знаменует начало весны и отмечается в первое воскресенье мая танцами вокруг майского дерева.


[Закрыть], Bealtaine, моя мать еще до рассвета отправилась на холм к Галлахскому замку. В наших краях мы верим, что на Bealtaine в первый день мая роса на траве обладает могучими целебными свойствами.

– Мы тоже верим в это, Майкл.

– А у вас девушки умываются ею, чтобы улучшить цвет лица? Хотя тебе, конечно, нет нужды волноваться по этому поводу.

– У нас, Майкл Келли, говорят, что если в этот день поваляться в росе, то все твое тело будет сиять необыкновенной красотой, – сказала я.

– Поваляться? – переспросил он. – Я так понимаю, без одежды?

– Не думаю, Майкл Келли.

– Ага, – сказал он, а потом вдруг вскочил и отвернулся от меня.

Я встала.

– Ты же еще не уходишь?

– Нет. Вовсе нет. Но Чемпионке нужно попить воды, да и мне тоже.

– Конечно, – сказала я. – В ручье возле родника Святого Энды очень вкусная вода.

Майкл взял Чемпионку под уздцы, и мы втроем направились к ущелью, которое вело в лес.

Когда мы проходили мимо Барна-хауса, шторы на окнах еще были задернуты. Но солнце уже полностью взошло – скоро мисс Линч проснется и выглянет в окно. Мы вышли на поляну у родника.

– Так что же случилось с твоей матерью на Bealtaine? – спросила я, когда Чемпионка напилась из Тубур Гйала, а Майкл, наклонившись, быстро глотнул воды.

– У моей матери были большие проблемы с ногами: мозоли, подагровые шишки, отекшие лодыжки и искривленные пальцы – в общем, настоящая катастрофа. Одна мудрая старуха сказала ей, что если на рассвете в Майский праздник она пойдет на руины Галлахского замка, роса исцелит ей ноги. И вот она взбиралась по склонам скакового кольца, пока весь город спал в ночной мгле. С первыми лучами солнца она увидела замок. Мама пошла дальше на холм и вдруг остановилась. Потому что услышала музыку… Звуки волынки. Может быть, это были волшебные трубы?

Майкл умолк. Чемпионка настороженно подняла голову, словно старалась лучше его расслышать. Мы стояли в тени дубов. Майкл подошел к каменной стенке, окружавшей источник Святого Энды, и присел на нее, похлопав ладонью по месту рядом с собой. Я устроилась возле него. Мы улыбнулись друг другу, и он продолжил свой рассказ.

– Моей матери всегда нравилось слушать рассказы об эльфах и их добрых делах. С детских лет она отмечала для себя развалины крепостей и заколдованные деревья, в которых могли бы поселиться эльфы. В уважении к их ритуалам она находила такое же удовлетворение, как и в выполнении обрядов и чтении молитв у источников вроде этого. Мама говорила, что это просто разные способы упорядочить нашу дико хаотичную жизнь. Но чтобы в действительности услышать волшебную музыку… Такого она никогда не ожидала. Музыка звала ее, тянула вперед, – продолжал Майкл. – Если следование за этой мелодией будет означать бросить отца, кузницу и вообще окрестности Галлаха-уй-Келла, чтобы жить в какой-то волшебной крепости… Что ж, так тому и быть. И тут она увидела его. Того, кто играл на волынке, конечно. Только вот для эльфа он выглядел довольно неряшливо и ростом был намного выше, чем, по рассказам, должен был быть представитель этого волшебного народа. Он сидел на большом камне у арочного входа в разрушенный замок, посылая свою мелодию навстречу рассвету. Это и был мой отец.

– Твой отец, – повторила я.

– Он все играл, пока солнце поднималось, а когда утренние лучи осветили их лица, он приветствовал ее. «Я – Майкл Келли, – сказал он, – из Кэллоу Лейк». Это было у заболоченного озера в десяти милях к югу, где в свое время поселился сын Уильяма Боя. «Как видишь, я волынщик, – продолжал он. – Я намеревался прийти сюда, чтобы сыграть печальную погребальную песню в честь предков рода Келли. Но в этом воздухе я услышал веселые нотки, звуки рила[14]14
  Рил (англ. Reel) – тип традиционного танца, распространенный в Ирландии и Шотландии, а также музыкальный ритм, под который можно исполнять этот танец.


[Закрыть] и джиги. Удивительно, как здесь сохранилась память о том великом пире». Моя мать согласилась с ним: «Это было знатное веселье». И тогда…

– И тогда они поженились, твои мама и папа, верно?

– Ты хочешь, чтобы я перескочил сразу в конец моей истории?

– Я лишь хотела узнать, вот и все.

– Они поженились.

– Хорошо, – сказала я. – Продолжай.

– Мой отец знал больше пяти сотен разных мелодий: джиги и рилы, поминальные песни и марши, музыку для танцев и скорби, для войны и мира. Его родные много поколений были волынщиками у О’Келли из Кэллоу, и те поддерживали их. Но теперь, когда земля была утрачена и наступили тяжелые времена, мой отец просто странствовал, играя где только можно. И из каждого места, где побывал, он выносил одну-две мелодии: то услышит что-то новое от человека, играющего на металлической дудке, то уличный певец что-то напоет ему. Зимовать он возвращался в Кэллоу Лейк, где Эдмонд О’Келли, потомок Уильяма Боя, держал для него небольшую хижину. Отец развлекал Эдмонда рассказами о своих путешествиях. Он также по крупицам собирал историю и родословную разных ветвей рода Келли, потому что это интересовало Эдмонда. «А есть ли у тебя жена в этой уютной хижине?» – спросила у него моя мать. «Была там одна славная женщина, – отвечал он, – которая подарила мне сына, а сама умерла». – «И ты не женился во второй раз?» – снова спросила она. «Я не мог предложить другой женщине полную страданий жизнь жены волынщика, особенно когда мне приходится путешествовать так далеко и играть так мало. А уютной хижины больше нет, и мой сын батрачит у любого фермера, который захочет его нанять».

– Выходит, Майкл, у тебя есть брат? – спросила я.

– Есть – на двенадцать лет старше меня. В целом очень воспитанный парень.

На земле вокруг нас уже появились пятна солнечного света – наступало утро, и Кили постепенно просыпались. Но я не могла уйти: в рассказе Майкла его отец как раз должен был схлестнуться с его дедом.

– Когда моя мать и Майкл Келли, волынщик, вошли в кузницу, там уже было достаточно светло, чтобы разглядеть Мерту Мора Келли, склонившегося над горном. Тот выпрямился, продолжая сжимать молот в кулаке, – такой потный, грязный и чудовищно сильный. Суровый в своем грозном молчании. Мой отец не отступил, как это делали все, кто до этого просил руки моей матери. Он стоял на своем и озвучил предложение. «Тебе нужна кузница, – сказал ему мой дед. – Ты просто ищешь себе теплое местечко на старость». – «У меня есть свое дело», – ответил отец и показал моему деду свои свирели. «Бродячий волынщик, который вечно в дороге, спит бог весть где и мало чем отличается от нищего, хочет увести у меня дочь?» – «Я не стал бы просить никакую женщину разделить со мной мою судьбу, хотя мог бы пригласить ее присоединиться ко мне во время большого праздника, при большом стечении людей, где моя волынка играет важную роль». – «Большой праздник, – насмешливо сказал мой дед и стукнул молотом по лежавшей перед ним подкове. – В нашей стране сейчас праздников совсем мало». – «Это правда. Но у вас по крайней мере есть хорошее напоминание о прежних временах в Галлахском замке». – «В Галлах-уй-Келлай, – поправил его мой дед. – И он сейчас в руинах». В тот момент разговор шел на английском, хотя на склонах Галлахского замка мои родители говорили между собой по-ирландски.

– А сам ты владеешь ирландским языком? – спросила я, потому что мы говорили по-английски.

– Да, Онора, – ответил он, – хотя говорю на нем не так бегло, как мне того хотелось бы. В нашей части страны Блейкни поставили условия для тех, кто держит кузницу: чтобы не было «О’» в начале фамилии и чтобы никто там не говорил по-ирландски. Думаю, мой дед потому надолго умолкал, что не хотел начинать думать на английском. Но он не смел говорить по-ирландски, рискуя получить обвинение в измене. Я однажды слышал, как он проклинал королеву Елизавету за то, что она заставила вождей клана Келли поклясться, что они будут воспитывать своих детей на английский манер и заставлять их говорить только по-английски.

– Мисс Линч рассказывала, что Елизавета очень злилась из-за того, что нормандцы и старые английские фамилии, которые первыми завоевали Ирландию, в итоге стали говорить только по-ирландски и на латыни. Она называла их Ipsis Hibernicis Hiberniores – более ирландскими, чем сами ирландцы.

– А кто такая мисс Линч? – спросил Майкл.

– Моя учительница. Я расскажу тебе о ней потом. А теперь, пожалуйста, продолжи свою историю.

– У меня в горле пересохло, – сказал он и, встав с ограды вокруг источника, пошел к ручью.

Я последовала за ним. Он присел, зачерпнул воду двумя сложенными ладонями и поднес их к моему лицу. Я разомкнула губы, а он налил воду мне в рот. Мне вдруг захотелось поцеловать углубление в его ладони. Господи, что со мной?

– Твоя история, Майкл, – как-то умудрилась напомнить ему я, усаживаясь на стенку источника.

Он сел рядом со мной.

– Мой дед забыл об оставшейся в огне подкове, которая раскалилась добела. Он быстро поддел ее и опустил в лохань с водой. Вырвавшийся с шипением пар и поднявшийся дым отвлекли мужчин, и тут заговорила моя мать. «Я хочу замуж за этого человека», – сказала она.

– Прямо так и сказала? – спросила я.

– Так и сказала, – ответил Майкл. – Никто не ожидал.

– Но разве Грайне не влюбилась в Диармида в тот же миг, как увидела у него на лбу пятнышко – «знак любви», хотя и должна была выйти замуж за Финна, вождя? – снова спросила я.

– Думаю, это был как раз такой случай, – сказал Майкл.

– И Дейрдре, которая была предназначена королю Конору, убежала с Найси сразу же, как только они повстречались. Тоже ведь неожиданно.

– Это стало сюрпризом и для Найси, и для Диармида. Оба парня искали приключений, а тут появляются эти девушки, и они влюбляются в них… Мужчина точно не может ожидать такого, – заключил он.

– Наверное, – согласилась я. – Особенно если он разъезжает на прекрасной гнедой лошади, направляясь неизвестно куда.

Он здесь только проездом. И я больше никогда его не увижу…

Но тут Майкл возразил:

– Все эти старинные легенды рождены не на пустом месте. И моя мать вышла за моего отца, хотя это было крайне маловероятно.

– Маловероятно, – сказала я, – но это все же случилось.

– Случилось, – согласился он.

Майкл накрыл мою ладонь своей. Тепло. Мы замолчали. Я затаила дыхание.

– Продолжай. Что же твой дед сказал твоей матери?

– Он сказал: «Тебе уже слишком поздно выходить замуж, Фионнуала». Мою мать звали Фионнуала.

– Какое красивое имя.

– Мне нравятся хорошие и сильные женские имена: Фионнуала, Онора.

– Вот как, – сказала я.

– «Всему свое время, в том числе рождению детей, – сказал мой дед. – И если оно прошло, его не вернуть».

– Жестоко сказано, – заметила я.

Майкл кивнул.

– Но мой отец ответил на это так: «У меня уже есть сын, и я не переживаю по поводу того, обзаведусь ли еще одним. Но, когда ваша дочь подошла ко мне, я почувствовал, как одиночество, которое я ношу в душе, исчезает, словно туман под лучами солнца. Мать моего сына Патрика была хорошей женщиной, и она не стала бы препятствовать моему счастью. Возможно, это как раз ее молитвы привели вашу дочь ко мне», – задумчиво завершил мой отец. «Меня привели туда мои мозоли», – сказала моя мать. Такие вот дела…

– Но для нее все равно это было не слишком поздно, потому что ты все-таки родился.

– Не только родился, но и вырос вместе с ней и моим дедом Мертой Мором, кузнецом. Зиму отец проводил с нами, иногда приезжал мой брат Патрик. У меня было одинокое детство, но порой выдавалась возможность немного покуролесить с Патриком.

– А я всегда была с моей сестрой Майрой, и… О боже – ее свадьба! Как я могла об этом забыть? Я должна идти, Майкл. И прямо сейчас.

– Погоди, – сказал он.

Я остановилась, потом вернулась.

– Я так и не спросила у тебя, куда ты направлялся, прежде чем нырнул в залив Голуэй.

– Я думал, что отправился посмотреть мир, Онора, имея с собой отцовскую волынку и мастерство в кузнечном деле. Я приехал в Голуэй Сити, чтобы получить немного легких денег на это путешествие.

– О чем ты?

– Мы с Чемпионкой собираемся выиграть Голуэйские скачки.

– Голуэйские скачки? Но чтобы участвовать в них, нужно быть джентльменом. А ты ведь не джентльмен, Майкл, или я ошибаюсь?

– Нет.

– Слава Иисусу и Пресвятой Богородице. Мой отец скорее согласился бы выдать меня за бродягу, только не за джентльмена! Ой, я не это хотела сказать… При чем тут «замуж»… Я имела в виду… Ты, наверное, считаешь меня жуткой нахалкой.

– Из-за того, что ты говоришь правду? Послушай, давай пойдем и поговорим с твоим отцом прямо сейчас.

– Но ведь ты отправился посмотреть мир.

– Мне больше не нравится путешествовать в одиночестве, – сказал он.

– Ох… – Голос мой вдруг стал совсем тихим. – Я очень рада.

Мы пошли по пляжу в сторону вереницы рыбацких хижин. Соседи уже встали, и многие из них, похоже, переговаривались, тыча в нас пальцами.

– Я пойду первой и все им объясню. Видишь ли, в моей семье все уверены, что в сентябре я уйду в женский монастырь.

– Что? – неожиданно громко воскликнул Майкл, испугав Чемпионку, которая шарахнулась от него. – Ты – и в монашки?

Пока Майкл удерживал лошадь за поводья, я побежала, и мои распущенные волосы гривой развевались на ветру.

– Мы уладим это позже, – крикнула я ему через плечо. – А сейчас мне нельзя опоздать на свадьбу Майры!

Глава 3

Ох уж эти разборки и размолвки – еще хуже, чем приливное течение в заливе Голуэй!

– Наша правильная Онора принимает небольшие ухаживания от красивого цыганского парнишки. Просто замечательно! – сказала Майра и весело засмеялась.

Но отец был очень зол.

– А ты уверена, что остальные из шайки это парня не дожидаются, пока мы начнем танцевать на улицах, чтобы просочиться в Барну и обчистить там каждый дом? – спросил он меня.

– Можно лишь пожелать им удачи. Воровать там особо нечего, так что они мало что найдут, – заметила бабушка.

– Он не цыган, – возразила я, – а если бы и был им, мне все равно.

– Довольно, – сказала мама. – Мы с тобой, Онора, завтра пойдем к мисс Линч и все ей объясним: на случай, если она видела вас в окно и могла все это неправильно истолковать.

– На случай, мама? – переспросила Майра. – Да я просто уверена, что она следила за каждым их движением.

– Мы были за скалой, Майра. Так что она мало что могла там увидеть…

– Прекрати немедленно, Онора, – прервал меня отец. – Менее чем через три месяца ты присоединишься к святым сестрам, и это станет большой честью для нас и для всех рыбацких семей.

– Но я не могу стать монашкой! Сегодня утром ко мне из моря вышел Майкл Келли – совсем как в одной из твоих историй, бабушка!

– Что это ты говоришь, Онора? – спросила мама.

– Я влюбилась, мама, – как Дейрдре, Грайне и королева Маэва.

– Цыц, Онора! – прикрикнул на меня отец.

– Ты не понимаешь, папа! Я уже не та девочка, какой была еще сегодня утром. Я изменилась…

В комнату ворвались трое моих братьев, и Деннис, которому было всего пятнадцать, хотя по росту он уже почти догнал отца, тут же подошел к папе.

– Цыган уехал, – объявил он.

– Мы видели, как он ускакал! – подпрыгивая на цыпочках и размахивая клюшкой для ирландского травяного хоккея, сказал Джозеф. Ему исполнилось тринадцать, и он был таким же миниатюрным, как мама и Майра.

Ко мне подошел шестилетний Хьюи.

– А лошадь у него здоровенная, Онора!

– Так, ладно. С этим покончено, – сказала мама. – Теперь мы можем наконец идти в церковь? Весь приход ждет нас.

– Не говоря уже про жениха, – вставила Майра. Она вытолкала нас всех в церковь, а потом отвела меня в сторону. – Парни вроде этого не замышляют ничего плохого. Просто хотят немного поразвлечься с красивой девушкой и поехать дальше.

– Но только не Майкл, Майра. Он говорил серьезно.

– Он назначил тебе время и место встречи?

– У нас просто не было возможности. Мы…

– Что ж, – она пожала плечами, – у тебя останется хорошее воспоминание, чтобы взять его с собой в монастырь.

– Онора, Майра, поторапливайтесь! – окликнула нас мама.

Майкл проскользнет в церковь. Я ведь сказала ему о венчании, поэтому он будет среди гостей.

Но его там не оказалось. Пока отец Джилли приветствовал паству, я прощупывала взглядом всю конгрегацию, начиная от передней скамьи «для членов семьи». Майкла не было ни среди рыбацких семей, ни среди семей из Барны. Не было его среди людей из Клэра и Кладдаха и среди нашей родни из Коннемары, которые приплыли сюда на своих рыбацких лодках и púcàns. Может быть, он расположился среди крестьян и их жен, которые спустились сюда с холмов? Народу было на удивление много. Пришел и Богатей Джон Дуган, отцовский друг, владелец стада из десяти коров, арендовавший участок земли в тридцать акров. Но Майкла я нигде не видела. Не оказалось его даже в толпе стоявших сзади мелких арендаторов и батраков, которые не пропускали ни одних поминок и ни одной свадьбы.

Майкл все-таки отправился смотреть большой мир дальше. А этот мир, мой, был совсем маленьким и весь помещался в забитую людьми деревенскую церквушку в Барне. Ну какие тут приключения? И все же, когда Майкл поднес воду к моим губам, я…

Все, теперь лицом вперед. Быстро. Мисс Линч заметила, как я оборачивалась. Видела ли она нас с Майклом на берегу? Мне все равно. Я скажу ей, что передумала. Ведь мать-настоятельница говорила, что испытательный срок для того и дается, чтобы проверить себя. Майкл не уехал. Он не мог этого сделать.

Церемония закончилась. Идя под руку с Джонни по центральному проходу между скамьями, Майра подмигнула мне. Она действительно знает парней. Немного поразвлечься? Я не могла в это поверить: Майкл не такой.

***

Человек сто отправились после церемонии на перекресток Пэдди Кросс, чтобы потанцевать: одна половина обсуждала венчание, вторая – Онору Кили и ее цыгана. Сплетничая, рыбаки и фермеры объединились.

Я сбежала от Майры, Джонни и всего моего семейства, беседовавшего с мисс Линч, и продолжала искать в толпе Майкла. Проходя мимо Богатея Джона Дугана, я слышала, как он сказал:

– Воришка, конечно, иначе откуда бы у него взялась лошадь?

Джон Джо Клэнси отвечал ему:

– Он, наверное, ее украл. Скоро тут точно появятся солдаты, и тогда горя не оберешься.

– Да нет, этого мальчишки давно и след простыл, – возразил Дуган. – Я сам видел, как он во весь опор скакал по большаку. Счастливое избавление.

И след простыл? Нет, Господи, нет, прошу тебя!

Мимо меня проехал отец Джилли, кивая в ответ на возгласы прихожан: «Благослови тебя Господь, святой отец!»

Подошла моя бабушка Кили.

– Ты только посмотри, как он разъезжает на своем добром коне, – прямо король! Этот человек никогда не стал бы рисковать своей головой, читая проповеди собиравшимся в тайных местах прихожанам, как в дни гонений это делали наши священники.

– Бабушка, а что если Майкл Келли действительно уехал? Что если я его больше не увижу? Тогда я просто умру.

– Не умрешь.

– Я не могу теперь просто так уйти в монастырь, как будто ничего не случилось. Я люблю его. Майкла мне послал сам Господь, я так и скажу мисс Линч. Женитьба – это же Божье предназначение тоже. Ведь Святая Бригитта всегда венчала влюбленных, верно?

– Я тоже считаю, что после стольких часов, которые ты провела, слушая мои истории, будет очень жаль, если ты не сможешь пересказать их своим детям после моей смерти. Я никогда не видела тебя монашкой, так что и без появления этого твоего Майкла Келли я…

– Бабушка, прошу тебя, не говори так – «без твоего Майкла Келли»! Потому что без Майкла Келли мне этот мир не нужен!

– Одумайся, Онора. Будь благоразумной.

И тут я услышала музыку. Это играл на своей скрипке Мак-Намара из Донина. Но не только он…

– Бабушка, послушай… Волынка! Это он, я знаю! Майкл Келли здесь.

И действительно, он сидел на камне у перекрестка дорог и играл на своей ирландской волынке. Локтем он прижимал меха, накачивая воздух в инструмент, а пальцы его ловко двигались по отверстиям чантера – главной трубки волынки.

– Он не уехал. Не уехал.

Я рванулась было к нему, но бабушка остановила меня.

– Не устраивай представление. На тебя смотрят соседи, – сказала она. – Не забывай, что это свадьба Майры. Не прерывай танцы. Повремени.

Я отыскала Майру и Джонни и сообщила им, что волынщик – это Майкл Келли.

– Хорош, правда? – спросила я.

– И главное, ничего нам не стоил, – заметил Джонни. – Скрипач Мак-Намара сказал, что этот парень давно ждал у перекрестка, приготовив свою волынку.

– Симпатичный, – сказала Майра. – Хотя на других мужчин я теперь внимания и не обращаю.

– Правильно, лучше тебе этого не делать, жемчужина моя, – сказал Джонни и, обхватив невесту за талию, потянул ее плясать рил.

Родители уже были в гуще танцующих. Когда они остановились, чтобы передохнуть, я сообщила им о Майкле. Бабушка стояла рядом со мной. Я не смела даже попытаться встретиться с Майклом глазами. Он и так заметил меня. Я была в этом уверена.

Еще через два тура танцев отец попросил остановить музыку. Он собирался раздать гостям бутылки привезенного из Коннемары незаконного самодельного виски – poitín. К тому же можно было уже разжигать костер, который мои братья и Джонни сложили из сухих кустов дрока и упавших веток деревьев, принесенных из леса вокруг Барны.

Джонни и Майра бросили на кучу дров кусок горящего торфа, и пламя тут же весело вспыхнуло – это был костер Святого Иоанна в честь рождества Крестителя. Бутылки пошли по кругу, из рук в руки. Я видела, как Майкл отошел в тень стоявшего на перекрестке большого кельтского креста. Бабушка придвинулась ближе к огню.

Я больше не могла ждать и ускользнула из толпы. Майкл стоял, прислонившись спиной к каменной стене, и следил за Чемпионкой, которая паслась на небольшом островке травы. Я протянула к нему руку, и он взял ее.

– Ты не уехал.

– Как я мог? Чемпионке это место понравилось так же, как и мне, – сказал он. – А фермер взял с меня всего несколько пенни.

– Хорошо.

Майкл показал в сторону дальних холмов, где в темноте горели другие костры:

– Дома мы прогоняем скот через огонь Святого Иоанна, чтобы стадо было здоровым.

– В наших краях стад осталось совсем мало, – сказала я.

– Но хорошая земля все равно есть. Мы с Чемпионкой сегодня осматривались тут.

– Правда?

– Мы бы хотели арендовать хороший участок в несколько акров повыше в холмах и с видом на залив Голуэй.

– Майкл, я так боялась, что ты уедешь.

– Никуда я не уеду, Онора.

Он обхватил меня рукой, удерживая осторожно, как свою волынку, и я…

– Благослови вас всех Господь, – нарушила мою негу бабушка.

– Бабушка, это Майкл Келли.

– Я уже поняла.

– А это моя бабушка, миссис Кили.

– Мне очень приятно… – начал было Майкл, но бабушка жестом прервала его.

Она насыпала табак из небольшого кисета в свою трубку и набила ее. Майкл сходил к костру с пучком соломы и, вернувшись, дал ей прикурить.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Хороший табак. Мой сын устроил Майре хорошую свадьбу. – Бабушка сделала затяжку и продолжила: – Ее муж Джонни – рыбак. Хорошая получилась пара, правильная. – Она снова затянулась и выдохнула немного дыма. – Он никогда не позволил бы своей дочери выйти за контрабандиста или человека вне закона.

– Я ни тот ни другой. Честное слово, – заверил Майкл.

– Ты человек не оседлый.

– Я был оседлым и стану им вновь, – ответил он. – Я буду много и упорно работать. Онора ни в чем не будет нуждаться.

– Есть вещи, которые за деньги не купишь, – сказала бабушка. – Онора говорила тебе о нашей прародительнице, королеве Маэве?

– Она упоминала о вашем родстве.

– А она рассказала тебе о цене невесты Маэвы?

– Нет, бабушка, я не рассказала, – сказала я.

– Тогда это сделаю я. Fadó… – начала бабушка, усаживаясь на большой камень возле стены.

– Давным-давно, – шепотом перевела я Майклу.

Бабушка указала на невысокую каменную стенку рядом, и мы с Майклом уселись на нее. Бабушка кивнула в нашу сторону.

– Маэва была великой королевой и правила своим королевством справедливо. Она не чувствовала необходимости в муже, поскольку в те времена, по закону, власть женщины и ее положение никак не зависели от мужчин.

– Законы брегонов[15]15
  Брегоны у кельтов – это судьи, вещатели права, хранители формул и довольно сложных обрядов процесса, отличавшегося обычным для древности формализмом.


[Закрыть], – вставила я.

Бабушка кивнула и продолжила:

– Солдаты Маэвы были ее близкими партнерами, и все у нее с этим было в порядке. Но однажды она поняла, что все-таки хочет иметь рядом с собой мужа – такого же благородного, как она сама, короля. Такие дела. И тогда Маэва установила свою собственную цену на себя как невесту. Требований было три. Какое там первое, помнишь, Онора?

– Ей требовался мужчина, которому чужда скаредность, – по памяти повторила я. – Поскольку сама она была милостивой и щедрой, прижимистый муж мог поставить ее в неловкое положение.

– А как у тебя с этим, Майкл Келли? Ты человек щедрый? – спросила бабушка.

– Меня учили всегда оказывать гостям Fáilte Uí Cheallaigha – знаменитый прием Келли – и никогда не проходить мимо нищего, не подав ему милостыни.

– Это хорошо, – сказала бабушка и продолжала: – Маэва требовала, чтобы ее мужчина не знал страха. А почему, Онора?

– Потому что она любила, чтобы всегда были некоторые разногласия, и хотела, чтобы ее муж был готов на компромисс.

Мы обе вопросительно взглянули на Майкла.

– С этим у меня полный порядок. Разве я не говорил тебе, Онора, что Келли означает «раздор», «разногласие»? Я с детства был воспитан на взаимных уступках.

Бабушка кивнула:

– Хорошо. И теперь третье – скажи ему, Онора.

– Маэве нужен был неревнивый муж, потому что она любила иметь в тени одного мужчины другого.

Мы с бабушкой ждали, что ответит на это Майкл.

Он молчал, а потом сказал:

– Неревнивого… Это может быть для меня тяжело. Мой отец частенько повторял один стишок: «Любовь приходит и уходит, но ревность у мужчины в крови». Какой-то монах написал это на полях рукописи книги Hy Many – истории рода Келли. И я всегда думал, что если даже монахи чувствуют такое… – Он вздохнул. – Я никому не завидую, и я не жадина, но если другой мужчина… Так вы говорите, что у Маэвы были «близкие партнеры»?

– Но у меня-то этого не будет, Майкл, – сказала я. – Других мужчин, я имею в виду. Ведь даже у Маэвы не было…

– Были, – возразила бабушка.

– Но, бабушка, ты же сама говорила, что «неревнивый» означает больше, чем просто… А вот мисс Линч утверждает, что в поэзии, сказаниях и живописи часто есть символы. Роза, например, обозначает Деву Марию. Вот и эти близкие партнеры – они тоже символичны, а неревнивость означает доверие и…

– …никакой ревности, – подытожила бабушка, глядя на Майкла.

– Ну хорошо. Если близкие партнеры – это символы, а не… Тогда я тоже буду. Честно. Я хочу сказать, что я могу быть человеком без ревности и без… без чего там еще?

– Без скаредности, – уточнила бабушка.

– Без скаредности. Я согласен на это.

– А как насчет страха? – спросила я.

– Без страха. Это у меня и так есть, – ответил Майкл.

– Ревность?

– Да. В смысле, нет, никакой ревности – без повода, по крайней мере.

– Хорошо. Теперь можешь поговорить с моим сыном.

Я соскочила с ограды и подошла к бабушке. Майкл последовал за мной.

– Спасибо тебе, спасибо, – сказала я и обняла ее за худенькие плечи.

– Я тоже вам благодарен, – подхватил Майкл.

– Не могу сказать, что отец Оноры обязательно примет тебя. Есть и практические вопросы, которые нужно учитывать.

Она встала. Хотя бабушка была почти такой же высокой, как мужчины, на Майкла ей все же приходилось смотреть снизу вверх.

– Я кое-что умею, – заверил он. – Я и кузнец, и волынщик.

– Но здесь ты далеко от своего дома, – возразила она.

– Не по своей воле, но, возможно, и неслучайно. Я планировал путешествовать, но теперь… Что ж, в этом сюжете может произойти поворот.

– Может, – согласилась бабушка. – Ведь и Онора до сих пор тоже шла совсем по другой дорожке.

– Да, она упоминала об этом, – сказал Майкл. – И мне, конечно, не хотелось бы вмешиваться…

Тут уж вмешалась я:

– Я не собираюсь идти в монастырь. И бабушка согласна с этим. Она даже рада.

– Зато не рада твоя мать, да и отец сбит с толку. Ты должна объясниться с ними, прежде чем к ним пойдет Майкл, – сказала бабушка.

– Конечно, я так и сделаю.

– Сколько тебе лет, Майкл? – спросила бабушка.

– Восемнадцать.

– Это ведь идеальный возраст, правда, бабушка? Майра говорит, что, если мужчина слишком долго не женится, он по-своему теряет форму.

– Хм-м-м. Не только время оттачивает характер. Маэве был нужен мужчина, который подходил бы сильной женщине. Это же касается и Оноры.

– Я понимаю, – сказал он, – и попытаюсь быть достойным ее – мужем без жадности, страха и ревности.

– Я верю тебе. Ну ладно. Скажу своему сыну, чтобы завтра он проверил тебя. – С этими словами бабушка оставила нас.

– Мне тоже нужно идти, – сказала я. – Я видела, как родители уходили от костра.

Майкл взял меня за руку.

– Slán abhaile, Онора. До завтра.

– До завтра, – ответила я, – и до всех остальных дней.