Текст книги "Королева бурь"

18

Рената тоже слышала рокот летнего грома, хотя и не обратила на это особенного внимания. Она шла по коридорам замка к апартаментам Дорилис для ежедневного послеобеденного урока.

Поскольку Дорилис была младше любого новичка из Башни, а также, в отличие от них, не стремилась учиться, то, взяв на себя обязательство безропотно сносить все тяготы и неудобства, Рената попыталась сделать ее обучение легким и приятным. Она изобретала игры, которые могли развить владение лараном без утомительных и однообразных упражнений. Дорилис была еще слишком молода для формального теста на телепатию, которая редко развивалась до наступления половой зрелости, но другие формы ларана легче поддавались пробуждению. Рената с достаточным основанием полагала, что в дополнение к устрашающему дару управления молниями Дорилис обладала потенциальным ясновидением и, возможно, кое-какими телекинетическими способностями. Лерони прятала игрушки и сладости и предлагала Дорилис найти их с помощью ларана; завязывая девочке глаза, заставляла находить дорогу среди беспорядочно расставленной мебели; учила ее выбирать личные вещи из кучи точно таких же предметов, «почувствовав» магнетизм тех. Дорилис оказалась способной ученицей. Ей так нравились уроки, что два-три раза Маргали без труда смогла обуздать ее мятежные порывы угрозой лишения занятий с Ренатой.

У Ренаты были причины для беспокойства. Насколько она могла понять, у Дорилис полностью отсутствовали два дара, совершенно необходимые для каждого работника Башни: телепатия, определяемая как способность читать или улавливать мысли, и эмпатия, или способность чувствовать эмоции других людей или воспринимать их физические ощущения собственным телом и разумом. Но и то и другое могло развиться чуть позже. Если к этому времени Дорилис до некоторой степени обретет контроль над энергетическими потоками и импульсами, создаваемыми ее лараном, то пороговая болезнь будет угрожать ей в значительно меньшей мере.

Если бы только пороговая болезнь развивалась раньше… или позже! Это было бедствием многих семей, обладавших лараном: дополнительные способности появлялись в то самое время, когда ребенок испытывал физические и эмоциональные потрясения, связанные с половым созреванием. Многие из обладавших экстрасенсорным восприятием сталкивались с тем, что внезапное проявление психокинетических способностей в сочетании с гормональной и психологической перестройкой организма оказывается непосильной ношей для тела и мозга. Это приводило к нервным срывам, а иногда – к острым кризисам, конвульсиям и даже к смерти. Рената сама потеряла брата из-за пороговой болезни; ни одну из Одаренных Семей не миновали горькие утраты.

С отцовской стороны Дорилис несла в себе кровь Алдаранов, а не относительно стабильную кровь Деллереев, родственных Хастурам. Генеалогические линии Алдаранов и Рокравенов не давали поводов для оптимизма. Но чем больше Дорилис узнает, тем более вероятно, что она сможет пережить кризисный период без тяжелых потрясений.

Теперь, приближаясь к комнатам Дорилис, Рената ощущала обертоны раздражения и усталого терпения. (Сама она считала пожилую лерони настоящей святой за способность мириться с выходками испорченной девчонки.) Дорилис редко капризничала перед Ренатой, так как восхищалась молодой наставницей и нуждалась в ее расположении, но ее не приучили к дисциплине, и ей было трудно подчиниться, когда ее захлестывали эмоции. Ситуацию осложняло и то, что после скоропостижной смерти Даррена из Скатфелла Маргали боялась внезапного нападения со стороны воспитанницы и не могла этого скрыть.

«Я тоже боюсь ее, – подумала Рената. – Но она об этом не знает, и если я позволю ей узнать, то больше никогда не смогу чему-то научить ее».

Из-за двери доносилось недовольное бормотание Дорилис. Повысив восприятие, Рената услышала твердый ответ Маргали:

– Нет, дитя мое. Твое шитье – это просто позор! Не будет уроков музыки и никаких занятий с леди Ренатой, пока ты не распорешь все эти неуклюжие стежки и не сделаешь работу как следует. На самом деле ты ведь не такая неумеха, верно? Ты просто не стараешься, – добавила лерони умиротворяюще. – Когда тебе хочется, ты можешь шить очень аккуратно, но сегодня ты решила, что не хочешь шить, и специально испортила работу. А теперь выпори все эти стежки… нет, девочка, возьми крючок. Не пытайся вытащить их пальцами, иначе порвешь ткань. Да что с тобой сегодня, Дорилис?

– Я не люблю шитье, – буркнула девочка. – Когда я стану леди Алдаран, у меня будет дюжина швей, поэтому мне не нужно учиться шить. А леди Рената не лишит меня занятий только потому, что ты так говоришь.

Грубый и презрительный тон придал Ренате решимости. Важным было не само шитье, а самодисциплина, тщательное и добросовестное выполнение работы, которая кажется утомительной и неинтересной. Приоткрыв дверь, Рената, опытная эмпатка и Наблюдающая Башни, сразу же ощутила острую режущую боль в висках Маргали и увидела морщины усталости на лице пожилой женщины. Дорилис прибегла к старому приему: мучила Маргали головной болью, если та не позволяла ей заниматься тем, чем ей хотелось. Дорилис с невинным и послушным видом сидела над ненавистным шитьем, но, входя в комнату, Рената заметила торжествующую улыбку в уголках ее губ. Девочка швырнула рукоделие на пол и бросилась к Ренате:

– Нам с тобой пора заниматься, кузина?

– Подними шитье и положи его на место, – холодно ответила та. – А еще лучше – сядь и закончи работу.

– Я не обязана учиться шить! – Дорилис надула губки. – Отец хочет, чтобы я училась тем вещам, которым ты можешь меня научить.

– Я могу научить тебя делать то, что ты обязана, нравится тебе это или нет, – твердо сказала Рената. – Мне безразлично, аккуратно ли ты шьешь, или твои стежки ковыляют по полотну, словно червин, объевшийся перезрелых яблок. – Дорилис издала тихий, довольный смешок. – Но ты не будешь пользоваться моими уроками как предлогом для того, чтобы перечить своей приемной матери или увиливать от занятий с ней.

Она взглянула на Маргали, побледневшую от головной боли. Пожалуй, настало время для откровенного разговора.

– Она снова насылает на вас головную боль?

– Она не может придумать ничего лучшего, – слабым голосом пожаловалась пожилая лерони.

– Что ж, – ледяным тоном произнесла Рената. – Что бы ты там ни делала, Дорилис, ты немедленно отпустишь свою приемную мать, а потом встанешь на колени и попросишь прощения. Тогда, может быть, я буду заниматься с тобой.

– Просить прощения у нее? – недоверчиво спросила девочка. – Не буду.

Хотя Дорилис, по общему мнению, была похожа на покойную мать, что-то в выражении ее лица и упрямо выставленного маленького подбородка неожиданно напомнило Ренате лорда Алдарана.

«У нее отцовская гордость, – подумала девушка, – но она еще не научилась маскировать свои чувства. Дорилис еще мала, и в ней можно увидеть своеволие во всей неприкрытой мерзости. Ей наплевать, кому она причиняет боль, если это дает возможность настоять на своем. Маргали для нее почти не отличается от служанки. Я – другое дело: она слушается меня, потому что это ей нравится».

– Я жду, Дорилис, – сказала Рената вслух. – Немедленно попроси прощения у Маргали и больше никогда так не делай.

– Попрошу, если она пообещает, что больше не будет командовать мною, – упрямо пробормотала девочка.

Рената плотно сжала губы. Итак, в самом деле пора поговорить начистоту. «Если я отступлю, если позволю ей настоять на своем, то Дорилис больше не будет слушаться меня. А ведь занятия со мной могут спасти ей жизнь. Я не хочу власти над ней, но если мне суждено и дальше заботиться о девочке, то она должна научиться послушанию и умению полагаться на мое мнение».

– Я не спрашивала тебя, на каких условиях ты попросишь прощения, – ответила Рената. – Я просто сказала, чтобы ты это сделала. Я жду.

– Рената… – начала было Маргали.

– Нет, Маргали, – остановила ее Рената. – Не вмешивайтесь. Вы не хуже меня знаете, чему она должна научиться в первую очередь.

Лерони обратилась к Дорилис, и ее тренированный командный тон хлестнул девочку как удар бича:

– Немедленно опустись на колени и проси прощения у приемной матери!

Дорилис автоматически подчинилась, но тут же вскочила на ноги и пронзительно закричала:

– Я говорила тебе, чтобы ты больше не обращалась ко мне командным тоном! Я не потерплю этого, и мой отец тоже. Он не захочет, чтобы я унижалась перед Маргали.

«Ее нужно было как следует драть в детстве, пока она не набрала силы и не вбила себе в голову идеи о собственной важности, – подумала Рената. – Но все ее боялись и не смели перечить ей. Я их не виню. Я тоже ее боюсь».

Она знала, что стоит лицом к лицу с рассерженным ребенком, чей гнев уже не однажды убивал людей. «Однако у меня все-таки есть преимущество. Она ребенок и знает, что не права, а я опытная Наблюдающая Башни, и правда на моей стороне. Нужно дать ей понять, что сейчас я сильнее. Придет день, когда никто не сможет с ней справиться; но прежде Дорилис должна научиться обуздывать себя».

– Дорилис, твой отец дал мне право приказывать тебе во всем. Он сказал, что если ты не будешь слушаться, то он разрешает отшлепать тебя. Ты уже большая девочка, и мне не хочется унижать тебя таким наказанием, но предупреждаю: если ты немедленно не послушаешься и не попросишь прощения у своей приемной матери, я именно так и поступлю! На колени, немедленно!

– Не хочу! – выкрикнула Дорилис. – И ты не можешь меня заставить!

Словно эхо ее слов, за стенами замка раздался глухой раскат грома. Дорилис была сильно рассержена, но все же испуганно сжалась, услышав этот звук.

«Хорошо, – подумала Рената. – Она побаивается своей силы. Ей не хочется убивать снова…»

В следующее мгновение Рената ощутила, как боль охватывает ее голову, словно стягивающим обручем. Может быть, она уловила страдания Маргали? Нет! Взглянув на Дорилис, лерони поняла, в чем дело: девочка сосредоточенно нахмурилась и напряглась, кипя от сдерживаемого возмущения. Дорилис пыталась проделать с Ренатой то же самое, что с Маргали.

«Вот маленький чертенок! – подумала Рената, разрываясь между гневом и невольным восхищением перед силой и стойкостью ребенка. – Если бы только эту силу и упрямство можно было обратить во благо!» Сфокусировавшись на матриксе – чего она раньше не делала в присутствии Дорилис, за исключением обследований, – Рената начала сопротивляться, отражая поток энергии и обращая ее вспять. Мало-помалу головная боль утихла, и она увидела, как лицо девочки побелело от напряжения.

– Видишь, – ей стоило больших усилий говорить спокойно, – ты не можешь сделать это со мной, Дорилис. Я сильнее тебя. Я не хочу причинить тебе вред, и ты знаешь об этом. А теперь извинись перед Маргали, и вернемся к занятиям.

Рената почувствовала, как разгневанная Дорилис нанесла удар. Собрав всю свою силу, она отразила поток энергии и удержала девочку, как будто сковав тело и разум. Дорилис попыталась крикнуть: «Отпусти меня!» – но в ужасе обнаружила, что не владеет голосом, что не может даже шелохнуться… Рената всем своим существом ощущала ужас девочки.

«Но она должна знать, что я достаточно сильна и могу защититься. Она должна знать, что меня нельзя сразить, как это случилось с Дарреном, что со мной она находится в безопасности, что я не позволю ей причинить вред себе или другим».

Теперь Дорилис испугалась по-настоящему. На какой-то момент, глядя на ее выпученные глаза и мелкие, лихорадочные движения парализованных мышц, Рената ощутила такой прилив жалости, что едва выдержала. «Я не хочу причинить ей боль или сломить ее дух. Я должна лишь научить ее… защитить от собственной ужасной силы. Когда-нибудь девочка поймет это, но сейчас она так испугана, бедное маленькое дитя…»

Она увидела, как напряглись мышцы горла Дорилис, пытавшейся заговорить, и ослабила хватку. В следующее мгновение из глаз Дорилис хлынули слезы.

– Отпусти, отпусти меня!

Маргали умоляюще взглянула на Ренату; она тоже страдала, глядя на беспомощность любимой воспитанницы.

– Отпустите ее, леди Рената, – прошептала пожилая лерони. – Она будет хорошо себя вести – правда, моя девочка?

– Видишь, Дорилис, я все-таки сильнее тебя, – мягко сказала Рената. – Я не позволю тебе причинить вред никому, даже самой себе. Я знаю, ты на самом деле не хочешь сделать кому-то больно.

Дорилис всхлипывала, по-прежнему удерживаемая лараном Ренаты.

– Отпусти меня, кузина, прошу тебя! Я буду слушаться, обещаю! Прости меня!

– Ты должна извиниться не передо мной, а перед своей приемной матерью, – тихо напомнила Рената, освобождая девушку.

Дорилис упала на колени.

– Прости меня, Маргали! Я не хотела сделать тебе больно. Я просто рассердилась.

Девочка разрыдалась. Тонкие пальцы Маргали, скрюченные от возраста, нежно гладили щеку Дорилис.

– Я знаю, моя лапочка. Ты никому не желаешь зла, просто ты иногда не думаешь, что творишь.

Дорилис повернулась к Ренате с расширившимися от ужаса глазами и прошептала:

– Я могла… могла сделать с тобой то, что сделала с Дарреном… а ведь я люблю тебя, кузина. Я люблю тебя!

Она неистово обняла Ренату, и та, все еще дрожа от напряжения, обвила руками вздрагивающие плечи девочки.

– Не надо плакать, милая, – сказала она, прижимая Дорилис к себе. – Все будет хорошо, обещаю тебе.

Лерони вынула носовой платок и осушила слезы на лице Дорилис.

– А теперь убери свое шитье на место, и мы начнем урок.

«Теперь она знает, на что способна, и проявит достаточно благоразумия, чтобы бояться этого. Если бы только я могла контролировать Дорилис до тех пор, пока она не поумнеет и не научится сдерживать себя!»

Гроза за окнами смолкала. Послышался последний отдаленный раскат грома, а затем наступила тишина.

Через несколько часов Рената встретилась с Эллертом. Она все еще не оправилась от потрясения.

– Я оказалась сильнее… но не намного. Я так испугалась, родич!

– Расскажи мне, как это было, – попросил он.

Они сидели в гостиной небольших, но роскошных апартаментов, которые лорд Алдаран предоставил в распоряжение Ренаты.

– Эллерт, мне не хотелось пугать ее. Должен быть лучший способ для обучения, чем страх.

– В тот момент у тебя не было другого выбора. Дорилис должна научиться остерегаться собственных порывов. Страх тоже бывает разный.

Разговор усилил его собственные тревоги и опасения, пробудившиеся после визита в Башню Трамонтана и мысленного контакта с Кассандрой.

– Я сам боролся со страхом, парализовавшим меня, – продолжал он. – В таком страхе нет никакой пользы. Пока я не справился с ним, я оставался беспомощным. Но мне кажется, что Дорилис слишком мало знает об осторожности, и страх может послужить во благо, пока она не научится здраво мыслить и рассчитывать свои поступки.

– Если бы только она научилась обуздывать свои силы! – повторила Рената свою мысль, промелькнувшую в комнате перед началом их схватки.

– Что ж, – заметил Эллерт. – В конце концов, для того ты и находишься здесь. Не расстраивайся, Рената, она еще очень молода, и у тебя есть время.

– Времени слишком мало, – возразила Рената. – Я боюсь, что вот-вот начнется ее созревание, и не знаю, успею ли я научить ее всему, что она обязана знать.

– Выше головы не прыгнешь, – сказал Эллерт.

Были ли образы, мелькавшие в сознании, – лицо ребенка, озаренное молниями, Рената на последнем месяце беременности, плачущая в комнате со сводчатыми стенами, – образами реального будущего или лишь порождениями страха? Как различить то, что обязательно случится, то, что может произойти, и то, чего никогда не будет?

«Время – мой враг. Для всех остальных оно движется в одном направлении, но для меня оно ветвится и толкает меня в мир, где нереально абсолютно все, кроме настоящего момента!»

Эллерт заглушил беспокойство, встретившись с умоляющим взглядом Ренаты. Она казалась такой молодой, а на ее плечи уже легла ответственность. Юноша ненадолго задумался, припоминая какую-нибудь новость, способную поднять ей настроение, и наконец сказал:

– Я разговаривал с Башней Хали по системе дальней связи. Ариэлла передает тебе свою любовь и наилучшие пожелания.

– Дорогая Ариэлла! – вздохнула Рената. – Я тоже скучаю по ней. Какие новости из Хали, кузен?

– У моего брата родился сын, законный наследник, – ответил Эллерт. – Наш король серьезно болен, и принц Феликс созвал Совет. Башня Хали была атакована с воздуха.

Рената вздрогнула.

– Кто-нибудь погиб?

– Нет… Кассандра обязательно сказала бы мне. Но они совершенно измучены, работают днем и ночью.

Наконец Эллерт решился высказать то, о чем думал постоянно после разговора с женой:

– Меня тяготит, что я нахожусь в безопасности, когда жизнь Кассандры под угрозой. Я должен заботиться о ней и защищать ее, но не могу этого сделать.

– У тебя свои проблемы, и нельзя сказать, что здесь тебе не угрожает опасность, – заметила Рената. – Кассандра достаточно сильна; к тому же она среди друзей. Значит, теперь она стала полноправной Наблюдающей? Я знала, что у нее есть талант, ей оставалось лишь развить его.

– И я лучше приспособлен к тяготам и опасностям.

– Что тревожит тебя, родич? Неужели ты боишься, что если она больше не будет зависеть от тебя, то перестанет отвечать на твою любовь?

«Разве дело только в этом? Неужели я в самом деле настолько эгоистичен, что хочу видеть ее слабой и беспомощной, чтобы она каждый раз обращалась ко мне за поддержкой и защитой?» Эллерт многое почерпнул из разума Кассандры за время их мысленного контакта; о многом жена поведала бессознательно, и сейчас это начало всплывать в его памяти. Робкая, хрупкая девушка, движимая эмоциями, полностью зависящая от мужа, превратилась в сильную женщину, опытную лерони. Она по-прежнему страстно любила его – после их единения он не сомневался в этом, – но он больше не был для нее единственным в мире. Любовь заняла свое место среди многих сил, больше не владела Кассандрой безраздельно.

Эллерту было мучительно осознавать это. Еще более мучительным было чувство уязвленного самолюбия.

«Неужели я в самом деле хотел сохранить Кассандру такой – робкой, застенчивой, послушной, принадлежащей мне одному, знающей лишь то, что дозволено!» Обычаи, традиции касты и гордость семьи кричали «да, да!», но опыт показывал обратное.

Эллерт сокрушенно улыбнулся. Рената уже не впервые ходатайствовала за его жену, желая ей добра. Теперь перед Кассандрой открывались другие пути, кроме того, в конце которого он видел крушение их любви и ее смерть от родов. Как он мог лишить жену того, что снимало с нее груз постоянного страха перед будущим?

– Прости, Рената! Ты пришла ко мне за советом, и, как обычно, вышло наоборот. Конечно, мне хотелось бы побольше узнать о ларане Дорилис, но в одном я согласен с тобой: если вовремя не научить ее всему, может произойти катастрофа. Кстати, сегодня я видел Донела в действии. Он произвел на меня огромное впечатление – даже большее, чем когда угадывал, в какую сторону двинется пожар. Сейчас начинается опасный сезон, и мне пришла в голову мысль: а не стоит ли взять Дорилис на пожарную станцию? Пусть Донел немного поучит ее своему искусству. Он разбирается в этом лучше нас с тобой.

– Наверно, так и следует сделать, – задумчиво сказала Рената. – Донел благополучно пережил пороговую болезнь, и это может придать девочке уверенности, что с ней тоже не случится ничего страшного. Я рада, что она не может читать мои мысли. Не хочу, чтобы Дорилис заранее страшилась бед, которые могут обрушиться на нее в юности, но она должна быть готова и к этому. Больше всего ей хочется научиться летать; ты знаешь, что ребята в замке с малолетства осваивают планеры. Маргали говорит, что такое занятие не подобает молодой девушке, но раз ее ларан имеет отношение к грозовой стихии, она должна освоить полеты. Кстати, мне и самой хотелось бы поучиться, – с улыбкой добавила Рената. – Надеюсь, ты не станешь изображать из себя педантичного монаха и говорить, что это неприлично?

Эллерт рассмеялся, отсалютовав ей, точно фехтовальщик, признающийся в пропущенном ударе.

– Неужели неварсинское воспитание так сказывается на моем поведении, кузина?

Рената тоже рассмеялась, и Эллерт снова остро осознал, насколько она еще молода. Девушка обладала врожденным достоинством и манерами Наблюдающей, носила маску строгой учительницы, помогавшую ей заниматься с Дорилис, но на самом деле оставалась молодой девушкой, которой самой следовало бы быть такой же веселой и беззаботной, как и ее подопечная.

– В таком случае Донел научит летать вас обеих, – сказал он. – Я поговорю с ним, пока ты будешь учить девочку владению матриксом.

– Думаю, она уже созрела для этого, – согласилась Рената. – Теперь она будет учиться быстро, не тратя времени на конфронтацию со мной.

– На планерах будет гораздо легче добраться до пожарной станции, – заметил Эллерт. – Поездка верхом весьма утомительна.

Он с беспокойством посмотрел на сумерки, сгустившиеся за окнами.

– Кузина, я должен идти. Уже очень поздно.

Эллерт встал. Их пальцы соприкоснулись в привычном жесте телепатов, более интимном, чем простое рукопожатие. Они все еще поддерживали мысленный контакт. Когда юноша посмотрел на лицо Ренаты, то снова остро осознал ее близость и красоту, хотя давно приказал себе воздерживаться от этого; после всепоглощающего слияния с Кассандрой в фасаде его монашеской отрешенности и безразличия к женщинам появились заметные трещины. От одного мимолетного прикосновения Рената превратилась для него в дюжину женщин: ларан показывал ему изведанное и неизвестное, возможное и невероятное. Почти не отдавая себе отчета в том, что он делает, Эллерт привлек девушку к себе.

– Рената, Рената…

Их глаза встретились. Они находились в таком тесном контакте, что было уже невозможно скрыть внезапную вспышку его влечения и ее немедленную, хотя и сдержанную реакцию.

– Кузен, этого ли ты хочешь? Мне очень жаль, если я, сама того не желая, пробудила в тебе желание. Я не стала бы делать этого сознательно, просто для того, чтобы продемонстрировать свою власть. Или это случилось потому, что ты очень одинок и тоскуешь по человеку, который может дать тебе сочувствие и душевное тепло?

Он отстранился, все еще ошеломленный, но частично приведенный в чувство спокойствием, полнейшим отсутствием стыдливости или замешательства с ее стороны. Как ему хотелось так же контролировать эмоции.

– Мне очень жаль, Рената. Прости меня.

– За что? – спросила она с улыбкой. – Разве это оскорбление – считать меня желанной? Если так, то надеюсь, что в будущем меня не однажды оскорбят подобным же образом.

Ее маленькая ладонь легла на его руку.

– Это не так важно, как тебе кажется, кузен. Я всего лишь хотела понять, насколько серьезны твои намерения.

– Не знаю, – беспомощно пробормотал Эллерт.

Замешательство, верность Кассандре, воспоминания о стыде и отвращении после встречи с ришья – все это обрушилось на него как лавина. Неужели это заставило его желать Ренату? Когда до него дошло, что она разделяет его порыв, его потребность в любви и понимании, он смутился еще больше.

Женщина, которую он мог бы любить без опаски, не зависящая от него… «Или я делаю это потому, что Кассандра больше не принадлежит мне безраздельно?» – со стыдом подумал он.

– Почему ты отказываешь себе в свободе, которую готов предоставить ей? – с улыбкой спросила Рената.

– Я не… я не хочу использовать тебя для удовлетворения своих потребностей, словно ришья, – заикаясь, пробормотал он.

– О нет, Эллерт, – прошептала девушка, прильнув к нему. – Я тоже одинока, родич, и нуждаюсь в утешении. Только я понимаю, что в таком признании нет ничего постыдного, а ты – нет, вот и все…

Выражение ее лица потрясло Эллерта своей открытостью и беззащитностью. Он прижал Ренату к себе, с новой силой осознав, что, несмотря на всю свою дисциплину, на всю мудрость и искусство Наблюдающей, она была лишь испуганной девушкой, подобно ему столкнувшейся с почти неразрешимыми трудностями и проблемами.

«Что мужчины и женщины могли сотворить друг с другом, если на любые наши отношения ложится тень страха или вины? Как мы дошли до такой жизни? И как редко можно встретить обычную дружбу и доброту… такую, как сейчас!»

Наклонившись к Ренате, он очень нежно поцеловал ее в лоб и почти шепотом произнес:

– Тогда давай утешим друг друга, кузина.

Они ушли в спальню.