Текст книги "Королева бурь"

Кассандра сильно сжала его руку.

– Что ты видел? – прошептала она.

– Бурю. Грозу над Алдараном.

Его голос понизился до шепота, словно он снова услышал гром, хотя на этот раз раскаты гремели лишь в воображении.

Донел вернулся к своему месту и почтительно, но твердо обратился к лорду Алдарану:

– Сир, час уже поздний. Поскольку эта церемония не закончится традиционным препровождением новобрачных к ложу, я распорядился отпустить менестрелей и принести гостевой кубок.

Лицо Алдарана потемнело от неожиданного прилива крови.

– Ты слишком много на себя берешь, Донел! Я не отдавал подобных распоряжений!

Донел замер, ошеломленный реакцией старика. В последние три года дом Микел оставлял подобные распоряжения на усмотрение приемного сына.

– Я поступил так, как вы всегда требовали от меня, сир, – рассудительно произнес он. – Уверяю вас, я действовал исходя из самых лучших побуждений.

Он надеялся, что сможет успокоить лорда Алдарана, сославшись на его собственные слова, но вместо этого дом Микел подался вперед, сжал кулаки и грозно спросил:

– Неужели ты так жаждешь править здесь вместо меня, Донел, что не мог даже дождаться моего слова?

«Он что, сошел с ума?» – изумленно подумал Деллерей.

Дом Микел открыл рот, собираясь сказать что-то еще, но слуги уже внесли золотой кубок, инкрустированный самоцветами и доверху наполненный ароматным вином со специями. Кубок полагалось пустить по кругу, передавая из рук в руки.

Сжав массивную чашу в ладонях, дом Микел так долго пребывал в неподвижности, что Донел затрепетал, но в конце концов правила приличия одержали верх. Старый лорд поклонился Донелу, поднес кубок к губам и передал ему. Тот едва прикоснулся к вину, поднес кубок Дорилис, а затем протянул Эллерту и Кассандре.

Неудачная сцена положила конец празднеству. Один за другим, пригубив вино, гости кланялись лорду Алдарану и уходили. Дорилис неожиданно разразилась рыданиями, которые быстро переросли в крикливую истерику.

– Что такое, Дорилис, дитя мое? – беспомощно произнес дом Микел. Когда он прикоснулся к девочке, та зарыдала еще громче.

Маргали, подоспевшая на помощь, заключила Дорилис в объятия.

– Она переутомилась, и неудивительно. Полно, полно, моя маленькая, разреши мне отвести тебя в постель. Пошли, моя дорогая, моя птичка, не надо плакать, – ворковала она.

Маргали, Элиза и Кэти почти вынесли девочку из зала. Немногие из оставшихся гостей в смущении разошлись по своим комнатам.

Донел, побагровевший и взбешенный, одним глотком осушил бокал и снова наполнил его с мрачной сосредоточенностью. Эллерт хотел было остановить его, но передумал и со вздохом отошел в сторону. Сейчас он ничего не мог сделать для юноши. Если Донел напьется, это будет лишь достойным завершением неудавшегося торжества.

Эллерт нагнал жену в дверях. Они молча направились по коридору к своим комнатам.

– Я не виню девочку, – сказала Кассандра, с мучительными усилиями поднимаясь по лестнице и придерживаясь за перила. – Нелегко играть роль новобрачной, когда все смотрят на тебя и чуть ли не в открытую осуждают свадьбу, а потом ложиться в постель в детской комнате – так, словно ничего не произошло! Вот так праздник для ребенка! Я уже не говорю о первой брачной ночи.

– Насколько я помню, любимая, ты тоже провела свою первую брачную ночь в одиночестве, – напомнил Эллерт, мягко взяв ее под локоть.

– Да, – ответила она, глядя на него и улыбаясь. – Но мой жених не лежал в постели с другой, которую он любил бы больше меня. Как думаешь, Дорилис не знает, что Донел спит с Ренатой? По-моему, она ревнует.

Эллерт фыркнул:

– Даже если и знает, что это может означать для нее, в ее-то возрасте? Она может ревновать Донела, но он остается ее старшим братом, и конечно, брачная ночь для нее не то же самое, что и для тебя.

– Я не слишком уверена в этом, – тихо сказала Кассандра. – Дорилис не так мала, как думает большинство людей. Да, я готова признать, что ей не так много лет, но того, кто обладает ее даром, несет на себе тяжесть двух смертей и знает все, чему может научить Рената, нельзя называть ребенком. Милосердные боги, что за ужасный клубок! – шепотом добавила она. – Не могу представить, что из этого получится.

Эллерт, который мог попробовать, решил, что лучше этого не делать.

Глубокой ночью Рената была разбужена какими-то звуками в коридоре. Мгновенно сообразив, кто это, она вскочила с постели, распахнула дверь и увидела Донела – растрепанного, едва стоящего на ногах и очень пьяного.

– В такую ночь… Разумно ли это, Донел? – спросила она, но тут же поняла, что ему наплевать. Она ощущала его отчаяние, словно собственную физическую боль.

– Если ты выгонишь меня сейчас, то я брошусь вниз с самой высокой башни этого замка, – хрипло пробормотал он.

Ее руки протянулись навстречу, втащили внутрь, захлопнули за ним дверь.

– Они могут женить меня на Дорилис, – с пьяной запальчивостью произнес Донел, – но она никогда не будет моей женой. Ни одна женщина не будет моей женой, кроме тебя!

«Милосердная Аварра, что с нами будет!» – подумала Рената. Она была Наблюдающей и понимала, что, учитывая его теперешнее состояние, трудно придумать худшие условия для сегодняшней встречи. Но она также знала, что не может лишить его ничего, что могло хотя бы ненадолго уменьшить боль, смягчить унижение сегодняшнего вечера. И еще она сознавала с горькой внутренней убежденностью, что в эту ночь понесет сына от Донела.

24

Через две недели Эллерт встретился с Кассандрой на лестнице, ведущей в южное крыло замка Алдаран, где просторные оранжереи ловили скудные лучи зимнего солнца.

– Сегодня ясный день, – сказал он. – Почему бы нам не погулять во дворе? Я так мало вижу тебя в последнее время. Но нет, ты не можешь. Сегодня вечером в женских покоях будет праздник в честь Дорилис, не так ли?

Все в замке Алдаран знали, что в последнюю неделю месяца Дорилис впервые начала выказывать признаки женской зрелости, – это и служило официальным предлогом для торжества. В течение последних трех дней она раздарила свои игрушки и любимую детскую одежду детям замка. Во второй половине дня ожидалось закрытое празднество среди женщин, знаменовавшее ее присоединение к женскому обществу.

– Я знаю, что ее отец послал за каким-то особым подарком, – сказал Эллерт.

Кассандра кивнула:

– А я вышила ей несколько лент для новых платьев.

– Что, в конце концов, происходит там у вас, на женской половине? – с любопытством спросил Эллерт.

Кассандра звонко рассмеялась.

– Ах, муж мой, ты не должен спрашивать меня об этом, – отозвалась она и добавила с насмешливой серьезностью: – Есть некоторые вещи, о которых мужчинам лучше не знать.

Эллерт фыркнул:

– Эту присказку я слышу с тех пор, как покинул компанию христофоро. Полагаю, за обедом вы также не присоединитесь к нам.

– Нет, – ответила Кассандра. – Сегодня вечером все женщины будут обедать вместе, на празднике Дорилис.

Он наклонился и поцеловал ее руку.

– Ну что ж, в таком случае передай ей мои поздравления.

Он вышел. Кассандра, держась за перила, – поврежденное колено понемногу выздоравливало, но все еще причиняло неудобства при ходьбе, – начала подниматься в оранжерею.

Зимой женщины проводили много времени в оранжерее, так как только в этой части замка в погожие дни ярко светило солнце. Свет усиливался отражателями, снабжая растения жизненной энергией; в последний день перед праздником принесли цветущие ветки фруктовых деревьев и расставили повсюду. Маргали, как домашняя лерони и приемная мать Дорилис, распоряжалась проведением торжеств. На празднике присутствовало большинство женщин замка: жены рыцарей из стражи, придворных, приближенные Дорилис и немногие из ее фавориток-служанок, а также горничные и наставницы.

Сначала Дорилис отвели в часовню, где локон ее волос вместе с цветами и фруктами возложили на алтарь Эванды. После этого Маргали с Ренатой искупали ее (Кассандра, как самая знатная, была приглашена присутствовать при этом ритуале) и одели в новое платье, уложили волосы в женскую прическу. Глядя на свою воспитанницу, Маргали думала о том, как сильно Дорилис отличается от той девочки, которая меньше года назад вырядилась в женское платье перед помолвкой с Дарреном.

В былые дни частью церемонии в честь совершеннолетия девушки было напоминание о вещах, которые считались атрибутом взрослой жизни. По традиции все женщины приносили рукоделие и делали хотя бы несколько стежков. Пока они шили, арфа переходила из рук в руки, и каждая из женщин пела песню или рассказывала историю, чтобы развлечь остальных. Элиза принесла большую арфу из комнаты для занятий музыкой и исполнила баллады горцев. В качестве закусок были поданы различные яства, в том числе некоторые любимые сладости Дорилис, но Рената заметила, что девушка лишь вяло пробует их, не обращая ни на что внимания.

– В чем дело, чиа?

Дорилис провела рукой по лицу:

– Я устала, и глаза немного болят. Мне не хочется есть.

– Полно, все уже прошло, – поддразнила одна из женщин. – Вот два-три дня назад у тебя в самом деле был повод для недомогания, но сейчас ты должна чувствовать себя нормально.

Рената взглянула на льняное полотно, лежавшее на коленях у Дорилис.

– Что ты делаешь, Дорилис?

– Я вышиваю праздничную рубашку для мужа, – с достоинством ответила Дорилис и повернулась, демонстрируя медный браслет. Рената не знала, смеяться ей или плакать. Традиционное занятие для женщины, а ведь девочка вступила в брак, который никогда не будет более чем насмешкой! Что ж, она еще очень молода, и не будет вреда, если она вышьет рубашку для любимого старшего брата.

Элиза допела балладу и повернулась к Кассандре.

– Теперь ваша очередь. Вы удостоите нас своим пением, леди Хастур? – почтительно спросила она.

Кассандра помедлила, внезапно застеснявшись. Она понимала, что, если откажется, это может быть воспринято как признак высокомерия.

– С удовольствием, – ответила она. – Но я не могу играть на большой арфе, Элиза. Если бы кто-нибудь одолжил мне ррил…

Когда маленький инструмент был принесен и настроен, Кассандра запела приятным хрипловатым голосом, исполнив несколько песен дальних валеронских равнин. Песни были в новинку для жительниц гор, и они просили спеть еще, но Кассандра покачала головой:

– Может быть, в другой раз. Пусть Дорилис споет нам что-нибудь. Я уверена, ей не терпится испытать новую лютню.

Резная лютня, искусно отполированная и украшенная разноцветными лентами, была подарком лорда Алдарана взамен старого инструмента, принадлежавшего еще матери Дорилис.

– Уверена, что ей уже надоело вышивать, – поддержала Маргали.

Дорилис с капризным видом подняла голову, оторвавшись от пялец.

– Мне не хочется петь, – вяло сказала она. – Прошу меня извинить.

Девочка снова провела рукой по лицу и потерла глаза:

– У меня болит голова. Мне нужно вышивать и дальше?

– Нет, милая, если тебе не хочется, – ответила Маргали. – Но мы все здесь занимаемся этим.

В сознании пожилой лерони возник образ, полный иронии. Рената и Кассандра без труда смогли прочесть его: Дорилис всегда с готовностью изображала головную боль, когда дело доходило до ненавистного ей рукоделия.

– Как ты смеешь так говорить обо мне? – внезапно выкрикнула Дорилис, швырнув рубашку на пол. – Мне в самом деле нехорошо, я не притворяюсь! Мне даже не хочется петь, а я всегда любила петь!

Она расплакалась. Маргали с беспокойством и изумлением смотрела на нее: «Но я же не открывала рта! Великие боги, значит, девочка становится телепаткой?»

– Иди сюда, Дорилис, – ласково сказала Рената. – Сядь рядом со мной. Твоя приемная мать ничего не говорила. Ты просто прочла ее мысли, но в этом нет ничего страшного. Ты знаешь, мы все умеем это делать.

Но Маргали так долго считала свою воспитанницу лишенной телепатических способностей, что не привыкла защищать свои мысли от Дорилис. «Милосердная Аварра, и она тоже? Все остальные дети лорда Алдарана умерли от этого в ранней молодости, а теперь это начинается и с ней!»

Раздосадованная, Рената попыталась заблокировать мысли Маргали, но опоздала: Дорилис уже прочла их. Всхлипывания внезапно прекратились, девочка в ужасе уставилась на Ренату: «Кузина, я умру?»

– Конечно же нет, – твердо ответила та. – Как ты думаешь, зачем мы учили и тренировали тебя, если не для того, чтобы укрепить и подготовить к этому? Я не ожидала, что это произойдет так скоро, вот и все. А теперь постарайся больше не читать чужие мысли; ты еще не умеешь делать это как следует. Мы научим тебя управлять этим даром.

Но Дорилис не слышала ее. Девочка затравленно оглядывалась по сторонам, словно маленький зверек, пойманный в ловушку, Ее рот открылся, глаза широко распахнулись.

Маргали встала и подошла к приемной дочери, пытаясь обнять и успокоить ее. Дорилис стояла неподвижно, не замечая прикосновений, неспособная воспринимать ничего, кроме массированной атаки незнакомых ощущений. Когда Маргали потянулась к ней, она неосознанно ударила пожилую лерони разрядом. Женщина отлетела к стене и бессильно сползла на пол. Элиза поспешила ей на помощь. Она подняла Маргали, уже пришедшую в себя. В глазах обеих женщин отражались ужас и непонимание.

«Сделать такое со мной… со мной?»

– Она не знает, что творит, – сказала Рената. – Она ничего не понимает. Я могу удержать ее, – добавила она, захватив девушку своим лараном так, как она сделала в тот день, когда Дорилис впервые начала перечить ей, – но это серьезно. Ей нужно дать немного кириана.

Маргали ушла за снадобьем, а Элиза, по совету Ренаты, попросила гостей удалиться. Слишком большое количество чужих мыслей могло еще больше испугать Дорилис. Ей следовало находиться в присутствии лишь тех немногих, кому она доверяла. Когда Маргали вернулась с пузырьком кириана, в комнате, кроме самой Дорилис, остались лишь Рената и Кассандра.

Рената подошла к Дорилис, пытаясь войти в контакт с девочкой. Через некоторое время дыхание Дорилис стало более ровным. Взгляд снова стал осмысленным. Когда Маргали поднесла наркотик к ее губам, она проглотила снадобье не сопротивляясь. Ее положили на кушетку и накрыли одеялами, но, когда Рената опустилась на коленях в головах Дорилис, собираясь обследовать ее, девочка снова зашлась в паническом крике:

– Нет, нет, не прикасайся ко мне!

Над замком внезапно грянул гром, эхом отдавшийся в горах.

– Чиа, я не сделаю тебе больно. Я только хочу посмотреть…

– Не прикасайся ко мне! – взвизгнула Дорилис. – Ты хочешь, чтобы я умерла, а затем заберешь себе Донела!

Рената потрясенно отпрянула. Такая мысль не посещала ее, но, может быть, Дорилис прозондировала ее сознание до уровня, о котором она сама не подозревала? Усилием воли отогнав неуместное чувство вины, Рената протянула руки к девушке:

– Нет, милая, нет. Взгляни: ты можешь читать мои мысли, если захочешь. Ты сама поймешь, какая это чепуха. Я всего лишь хочу, чтобы ты снова выздоровела.

Но было ясно, что сейчас Дорилис не в состоянии прислушаться к доводам рассудка. Кассандра заняла место Ренаты. Из-за хромоты она не смогла опуститься на колени, но села на край кушетки рядом с девочкой.

– Рената никогда не причинит тебе вреда, чиа, но мы не хотим, чтобы ты сама случайно навредила себе. Я тоже Наблюдающая. Я сама обследую тебя. Ты ведь не боишься меня, верно?

Она повернулась к Ренате и тихо добавила:

– Когда Дорилис успокоится, она разберется что к чему.

Рената отошла в сторону. Она все еще была так ошарашена неожиданной атакой Дорилис, что почти не могла связно думать. «Неужели она сходит с ума? Неужели для нее пороговая болезнь означает безумие?» Рената была готова к ревности Дорилис, к ревности сестры, узнавшей, что ее брат больше не принадлежит ей безраздельно, но она оказалась не готова к столь интенсивному проявлению эмоций.

«Проклятье на голову старика, если он заставил ее поверить, что этот брак будет чем-то иным, кроме юридической фикции!» Хотя Рената надеялась вскоре сообщить Донелу о том, что носит под сердцем его сына – сейчас она была совершенно уверена в этом и уже обследовала плод, убедившись, что он здоров, – она понимала, что некоторое время это придется хранить в секрете. Если Дорилис больна и выведена из равновесия, такая новость лишь еще сильнее расстроит ее.

Кассандра приступила к обследованию. Когда кириан начал оказывать свое воздействие, девочка успокоилась. Ее дыхание стало ровным и глубоким.

– Это… это кончилось? – Голос звучал спокойно, сердце больше не трепыхалось в груди, словно пойманная птица. – Оно начнется снова?

– Возможно, – ответила Кассандра. Заметив ужас, промелькнувший в глазах Дорилис, она добавила: – Это чувство станет менее пугающим, если ты привыкнешь к нему. С каждым разом тебе будет все легче, а когда ты совсем повзрослеешь, то будешь пользоваться новым даром так же, как зрением. Ты сможешь видеть по своему желанию вблизи и вдали и отгораживаться от всего, что не нравится.

– Я боюсь, – прошептала Дорилис. – Не оставляйте меня одну.

– Нет, мой ягненочек, – нежно проворковала Маргали. – Если нужно, я буду спать в твоей комнате.

– Я знаю, Маргали была тебе настоящей матерью и ты хочешь, чтобы она была рядом с тобой, – сказала Рената. – Но честно говоря, Дорилис, я более опытна и смогу лучше помочь тебе, если в этом возникнет необходимость.

Дорилис протянула к ней руки. Рената подошла ближе, опустилась на колени, и девушка бросилась ей на шею:

– Прости, Рената, я этого не хотела. Прости меня, кузина… ты знаешь, что я люблю тебя. Пожалуйста, останься со мной!

– Разумеется, милая. – Рената погладила Дорилис по голове. – Я знаю, знаю. Я тоже страдала от пороговой болезни. Ты напугана, твое сознание переполнено незнакомыми мыслями. Очень трудно совладать с этим, когда приступ начинается неожиданно, как у тебя. Теперь мы каждый день будем понемногу работать с твоим матриксом. Когда это начнется снова, ты будешь готова и не испугаешься.

«О, если бы она могла попасть в Башню! – подумала Рената. – Там ей нечего было бы бояться». Мысленный ответ Кассандры эхом повторил ее желание. Гром снова загрохотал вдали и грузно заворочался в небе над замком.

Эллерт услышал раскаты грома, находясь в приемном зале вместе с Донелом и лордом Алдараном. Гром всегда заставлял Донела думать о Дорилис, независимо от того, где он его слышал. Судя по всему, дом Микел уловил мысли приемного сына.

– Теперь, когда твоя жена вступила в пору зрелости, ты можешь заняться делом и подарить ей наследника, – с жестокой улыбкой произнес он. – Если мы будем знать, что скоро получим наследника крови Алдаранов, то во всеоружии встретим Скатфелла, когда он нападет на нас, – а весна уже не за горами.

Лицо Донела ничего не выражало, но дом Микел уловил его возмущение и нахмурился:

– Во имя всех преисподен Зандру, парень! Я не жду, что столь юная девушка привлечет тебя в качестве любовницы, но когда ты исполнишь свой долг перед кланом, то сможешь завести столько других женщин, сколько тебе заблагорассудится. Никто не станет перечить тебе в этом. Сейчас важно дать Алдарану законного наследника.

Донел сделал негодующий жест: «Неужели все старики так циничны?» В то же мгновение он ощутил, как разум приемного отца подхватил и дополнил эту мысль на свой лад: «Неужели все молодые люди так глупы и идеалистичны?»

Микел Алдаранский подошел к приемному сыну и положил ему руку на плечо:

– Мой дорогой мальчик, взгляни на дело с другой стороны. В следующем году в это самое время у Алдарана уже будет наследник, а ты станешь его законным регентом.

Когда он произносил эти слова, с губ Эллерта едва не сорвалось невольное восклицание: таким ясным и четким было видение, показанное его лараном. В огромном чертоге, где они сейчас стояли, он увидел дома Микела, выглядевшего на несколько лет старше, согбенного и поседевшего, со спеленутым ребенком на руках. Лицо новорожденного казалось маленьким розовым овалом, полускрытым в складках теплой шали. Дом Микел объявлял о рождении наследника рода Алдаранов, и приветственные крики звучали так громко, что Эллерт не мог поверить, что остальные не слышат их… Затем образы будущего потускнели и пропали, оставив его глубоко потрясенным.

Значит, Донел действительно станет отцом ребенка, родившегося от его младшей сестры, и его сын станет наследником Алдарана? Видение казалось ясным и недвусмысленным. Донел, частично перехвативший образ в сознании Эллерта, опустил голову и стиснул зубы. Кое-что удалось уловить и старому лорду, оскалившему зубы в торжествующей ухмылке. Наконец-то он увидел наследника, мысль о котором не давала ему покоя!

В этот момент в зал вошли Маргали и Кассандра. Ухмылка лорда Алдарана уступила место благожелательной улыбке.

– Не ожидал, что ваше торжество закончится так скоро, мои леди. Когда дочь моего управляющего вступила в пору зрелости, песни и танцы в женских покоях продолжались до глубокой ночи… – Он внезапно замолчал. – Маргали, родственница, что случилось?

Слов не понадобилось: известие было написано на лицах вошедших.

– Пороговая болезнь! О, милосердная Аварра!

Освободившись от паранойи честолюбия, старик превратился в обеспокоенного отца.

– Я надеялся, что она будет избавлена от этого, – дрожащим голосом произнес он. – Ларан Алисианы проявился в раннем детстве, она не болела в девичестве, но на моей семье лежит проклятие… Мои старшие сыновья и дочь… – Он склонил голову. – Я уже так давно не вспоминал о них!

Эллерт увидел образы детей в его сознании, усиленные воспоминаниями пожилой лерони: старшего, смуглого, смешливого паренька; младшего, более серьезного и деловитого, с копной непокорных кудрей на голове и треугольным шрамом на подбородке; изящную, бледную девушку, напоминавшую Дорилис горделивой посадкой головы и грациозными движениями…

Всем своим существом Эллерт ощутил горе отца, ставшего свидетелем болезни и смерти своих детей. Все умерли, один за другим. Исчезла их красота, исчезла надежда. Он увидел в сознании старого лорда ужасную картину – картину, которая никогда не будет забыта. Девушка, бьющаяся в судорогах… Свалявшиеся длинные волосы, губы, прокушенные насквозь, так что все лицо было залито кровью… Глаза, чей мечтательный взгляд сменился дикостью агонизирующего животного…

– Ты не должен отчаиваться, кузен, – тихо сказала Маргали. – Рената хорошо вышколила ее, и она сможет это вынести. Первый удар пороговой болезни часто бывает самым жестоким, поэтому если она выживет, то худшее позади.

– Да, так часто бывает, – эхом отозвался дом Микел, но было заметно, что его мысли обращены к ужасу прошлых лет. – Так было с Рафаэллой. Она смеялась, танцевала и играла на арфе, а на следующий день превратилась в вопящее, безумное существо, бьющееся в конвульсиях у меня на руках. Она так и не узнала меня. Когда она перестала бороться, я не знал, горевать мне или радоваться окончанию ее мучений… Но Дорилис выжила.

– Да, выжила, – согласилась Кассандра. – У нее даже не было настоящего кризиса. Нет оснований полагать, что она умрет.

Сердитый голос Донела резанул по нервам собравшихся:

– Теперь ты понимаешь, что было у меня на уме, отец. Прежде чем говорить о ее ребенке, нам нужно, по крайней мере, быть уверенными в том, что она доживет до той поры, когда станет полноценной женщиной!

Алдаран отпрянул, как от удара. Гром, умиравший за окнами, неожиданно загрохотал с новой силой, а затем хлынул ливень. Дробный перестук капель наполнил пространство снаружи, отбивая неведомый ритм, в котором слышалась тяжкая поступь армий Скатфелла, выступивших военным маршем на замок Алдаран.

В Хеллерах наступила весна, и это означало, что война приближалась с каждым часом.