Текст книги "Свет – это мы"

Мы расплатились, и Джилл спросила, нельзя ли нам погулять немного по городу. Вечер был жарким, но не душным. В точности таким, чтобы разгорячить кожу и дать легким почувствовать тяжесть влажного городского воздуха.

Мы сели на скамейку в парке, и Джилл сказала:

– Сорок девять. Это как вообще?

Я пожал плечами, и она добавила:

– Жаль, что с нами нет Дарси.

Потом она взяла мою руку и прижала ее к себе. Я посмотрел на нее вопросительно, но она сказала: «Все хорошо». Потом мы просто сидели, глядя на прохожих, а она легонько поглаживала тыльную сторону моей ладони. Было немного щекотно, но также и завораживающе. Я просидел так, не шевелясь, около получаса.

Потом Джилл повернулась ко мне, посмотрела мне прямо в глаза и сказала:

– У нас все будет в порядке, Лукас. У тебя и у меня. И у Эли тоже. Ты это знаешь, правда? Это было бы самым лучшим подарком на мой день рождения – чтобы ты понял, что у нас троих все будет в порядке.

Я ничего не ответил, и тогда она поцеловала меня в правую щеку и за руку отвела в гараж.

По дороге домой, снова на правом сиденье, меня ощутимо тошнило. Как будто я сделал что-то непростительное – в то время, как я всего лишь последовал указаниям Эли, то есть взял Джилл с собой в ресторан в честь ее сорок девятого дня рождения и в качестве благодарности за все, что она делала для нас с ним. Дал ей понять, что мы ее очень ценим.

Но это переживание плохо во мне укладывалось.

Когда мы подъехали к дому, палатка Эли снова светилась изнутри оранжевым светом. Я был рад, что он не встречал нас с вопросами, как прошел наш вечер.

Мы стояли в крохотной прихожей, Джилл долго смотрела на меня, а потом сказала:

– Хочешь, пойдем ко мне в комнату?

Я сглотнул и почувствовал, что кровь отлила у меня от лица. Потом меня затрясло, и тогда Джилл обняла меня и сказала, совсем другим голосом:

– Все хорошо, Лукас. У меня был очень счастливый день рождения. Спасибо тебе.

Когда я наконец перестал дрожать, Джилл снова поцеловала меня в щеку, на этот раз в левую, и ушла вверх по лестнице в свою спальню.

Я стоял в прихожей, пытаясь понять, что произошло. Мои ноги словно приросли к полу, а руки налились тяжестью, как гири. Пришлось подождать, пока чары рассеются, прежде чем я смог подняться наверх. Я вошел в свою комнату и запер за собой дверь. Потом широко распахнул окно, но окрыленная Дарси так и не появилась.

Мне очень неспокойно за нее.

Карл, как Вы думаете, я совершил проступок?

Может, нельзя было позволять Джилл держать меня за руку на скамейке?

Может быть, нельзя было получать удовольствие от прикосновения другой женщины и в каком-то смысле даже нуждаться в нем?

Дотрагивались ли Вы до женщины с тех пор, как Леандра покинула этот мир? Ваши ответ на эти вопросы мне очень помогли бы.

Ваш самый верный анализируемый,

Лукас

14

Дорогой Карл!

Перед очередной читкой на стоянку библиотеки вкатился «костюмобиль». На самом деле это был всего лишь небольшой прицеп, который одновременно являлся сундуком и пошивочной мастерской, – набитый до отказа отрезами материи, швейными машинками, костюмами и реквизитом.

Тони и Марк с радостной улыбкой познакомили нас с водителем и владельцем – женщиной в джинсовой юбке и ковбойских сапогах по имени Арлен. Выяснилось, что она вызвалась добровольно помочь нам в качестве директора по костюмам. Арлен в свою очередь, тоже улыбаясь, представила нам своего помощника по имени Ривер, молодого хрупкого мужчину с волосами, заплетенными во множество длинных косичек.

– Мы заценили вашу фишку с этим проектом, – сказала Арлен, вылезая из прицепа.

– Ага, – добавил Ривер. – И в сценарий мы тоже врубились. Типа Лавкрафт, но приправленный Жаком Турно начала сороковых.

Я понятия не имел, что или кто имелся в виду, но лицо Эли зажглось изнутри, как от салюта.

И не успели мы оглянуться, как Выжившие, а также Исайя и Джилл, выстроились в очередь перед прицепом. Каждый из них исчезал на несколько минут внутри, а потом появлялся на свет полностью преображенными.

Мне достались джинсы и свитер с надписью «Маги Мажестика». Я сказал, что школьная футбольная команда нашего города называлась вовсе не «Маги», а «Машинисты», но Ривер возразил, что «Маги» – гораздо более «клево», а также в каком-то смысле более точно, поскольку мы явно рассчитываем на определенную дозу магии. «Точно говорю», добавил он, и я ему поверил, тем более что, когда я вышел из костюмобиля, Эли одобрительно кивнул головой.

Исайя нарядился в белый льняной костюм и соломенное канотье, что для меня вовсе не означало «юнгианский психоаналитик», но поскольку мой лучший друг мужского пола был в полном восторге – Голливудские стереотипы оказались ему по душе, – я решил умолчать о расхождении образа с действительностью.

Джилл получила уморительную брючную пару цвета морской волны. В ней она выглядела как сильно улучшенная версия Хилари Клинтон. Разумеется, Джилл пойдет что угодно, поэтому она сорвала аплодисменты, пройдясь взад и вперед мимо прицепа.

Но самый ударный момент Арлен и Ривер припасли под занавес. Когда из прицепа вылез Эли, с головы до ног покрытый фазаньими перьями, его встретили такими криками, словно он только что привел команду к победе в первенстве. На чудище даже различались тигриные полосы, что означало, что наши новые директора по костюмам аккуратно подогнали каждое перышко. Чудесным образом Арлен и Ривер сумели воссоздать наше первоначальное творение, нашего Короля Чудовищ, нашего Человека-Горлицу. Даже шкура антилопы была на месте! Но виртуозное владение швейной машинкой позволило им заменить плотную резину на гораздо более гибкий и проницаемый слой легкого эластика.

– Я подвижен и подвержен всем ветрам! – крикнул Эли и взмыл в высоко в воздух, используя бампер костюмобиля в качестве трамплина. У него даже хватило времени в полете расправить свои оперенные руки и широко расставить пернатые ноги.

Мы вернулись в комнату для заседаний в библиотеке, приступили ко второй полной читке, и выяснилось, что костюмы решительно улучшили нашу актерскую игру. Никому за все полтора часа, которые занимает сценарий, не понадобилось ни выйти в туалет, ни посмотреть на экран телефона, ни отвлечься каким-нибудь иным способом. А когда мы закончили, у всех присутствующих, кроме, разумеется, меня самого, стояли в глазах слезы – несмотря на то, что все мы уже знали, что происходит в финале.

Ривер и Арлен, занявшие места рядом с Марком и Тони, ревели в голос.

– Не понимаю, как вы способны на все это после того, что вам пришлось пережить, – сказала Арлен.

– Вообще не могу даже, – подтвердил Ривер. Джилл, Эли, Марк, Тони и я остались после того, как все разошлись, чтобы помочь Риверу и Арлен развесить костюмы в порядке того, как они появляются на экране. Я и не догадывался раньше, сколько времени и усилий уходит на приготовление и поддержание реквизита.

В какой-то момент я остался один на один с Ривером, и он сказал:

– То есть это вы тут настоящий герой?

Ощущение у меня было такое, будто он попытался вытянуть мой глаз из орбиты. Я замер, но он, видимо, принял это за проявление скромности, и продолжил:

– Я бы не смог. Ни то, что вы сделали тогда, ни то, что делаете сейчас.

Вместо ответа я развернулся и зашагал прочь, что, как я теперь понимаю, было очень невежливо, особенно учитывая, сколько труда Ривер и Арлен вложили в успех нашего будущего фильма, но я действовал на автомате – я был марионеткой, и моими руками и ногами управляла некоторая сила, для меня невидимая и непонятная. Джилл и Эли догнали меня в пикапе, когда я был уже в трех кварталах от дома.

– Эй, – сказала Джилл через открытое боковое стекло. – Что-то случилось?

Я отрицательно покачал головой.

– В любом случае, Ривер страшно извиняется.

Я кивнул, в смысле: «Все в порядке».

Думаю, Джилл сказала Эли удалиться в палатку, потому что он не вошел в дом вслед за нами. Я сел на диван, и Джилл плюхнулась рядом со мной. Мы громоздили паузу на паузу, пока она наконец не спросила:

– Что тебе сейчас нужно?

– Мне нужно еще один, последний раз поговорить с Сандрой Койл, – ответил я к своему собственному удивлению.

– Думаешь, я не потяну роль мэра? – сказала Джилл, наполовину в шутку и наполовину всерьез.

Тут я сказал, что Сара из Джилл несомненно получится гораздо лучше, чем из Сандры – я подробно разобрал ее выступление на читке, которое и в самом деле было прекрасным, – но также не утаил от нее правды, добавив:

– Но тут дело в том, что тебя в тот вечер в кинотеатре не было. А она… Сандра была.

– Ясно, – сказала Джилл и ушла наверх, оставив меня одного в гостиной.

Я вытащил телефон и пролистал номера Выживших, которые я добавил после первого собрания в декабре. Добравшись до имени Сандры, я нажал на него и поднес телефон к уху.

Я выслушал пять гудков, прежде чем Сандра взяла трубку и сказала:

– Лукас Гудгейм. Ты понимаешь, который сейчас час? Уже почти полночь!

И тут я снова почувствовал, что моя повседневная сущность сделала шаг в сторону от моего тела. Эта посредственная версия меня встала, ушла в противоположный угол и прислонилась плечом к стене, наблюдая за тем, как блистательный Иной Лукас управляется с вопросами Сандры.

Я сказал Сандре, что нам хотелось бы видеть ее в нашем фильме. И что мы вполне осознавали, что с ее точки зрения эта пустая трата душевных и материальных ресурсов. Я вдохновенно расписал для нее наши читки. Рассказал, как мы все вместе смеялись, сидя в библиотеке, – так громко, что Робин укорила нас, что мы все книжки с полок распугаем. Я сообщил Сандре, что каждый из присутствующих, кроме меня, публично плакал, и неоднократно. Что означало, что наш фильм ужасов уже имел целительное воздействие. Он чудесным образом оказывал Выжившим помощь. И возможно, ту же помощь он оказал бы и Сандре, если бы она согласилась к нам присоединиться. Искусство определенно имело лекарственный аспект, и, вероятно, именно поэтому она и оказалась в тот вечер в кинотеатре «Мажестик» со своим мужем Грегом. Потому что она догадывалась, что экран обладает объединяющей и успокаивающей силой. Я черпал вдохновение в колодце живительной страсти, скрытом в закоулках моей тени. Мне показалось, что я звучал очень убедительно. Поэтому я не удивился, когда она попросила меня зайти к ней назавтра в восемь утра, каковое предложение я, разумеется, незамедлительно принял.

Но когда я повесил трубку, меня охватило чувство, будто я попался в психологический капкан. Его стальные челюсти с хрустом сомкнулись на моей ноге, окровавленные лохмотья которой оказались теперь прикованы к огромному столбу, и как бы я ни бился, освободиться было уже невозможно.

Я поднялся наверх и открыл окно, как обычно, но окрыленная Дарси снова не явилась. С последнего раза, когда она держала меня в своих крылах, прошло уже очень много времени, и это меня тревожило. Я лег на кровать и стал думать о том, что Вы и Сандра исключили себя из нашего проекта. Я попытался взвесить ваши предпосылки. Я предпринял попытку отстраненно взглянуть на ситуацию с вашей точки зрения. Я бы еще мог понять, если бы вы не любили кино – но вы оба были вместе с нами в кинотеатре «Мажестик» в тот вечер. И я многократно встречал вас обоих в выстроенном Марком и Тони кинематографическом соборе. Помните, как я всегда махал Вам рукой с уважительного расстояния, а Вы коротко кивали в ответ, чтобы никто не смог догадаться о существовании между нами потайного алхимического заговора? Но в любом случае, я точно знаю, что и Вы, и Сандра кино любите. Поэтому, как я ни пытался, детали отказывались складываться в цельную картину. Если Вам вдруг захочется развеять эту тайну в отношении себя, я всегда готов слушать. Или же, учитывая сложившийся между нами теперь способ общения, читать.

К пяти часам утра я понял, что заснуть мне не удастся, так что я встал, принял душ и успел перехватить Джилл, когда она выходила за дверь, навстречу новому дню, который она проведет на кухне «Кружки».

– Что ты так рано? – спросила она, уже держа в руке ключи от пикапа.

– Не спится, – ответил я.

Джилл секунду вглядывалась в мое лицо, а потом сказала: «Извини, опаздываю» и выбежала за дверь, что дало мне понять, что она все еще обижена моим желанием отдать ее роль Сандре. Но Личность настаивала на том, что мне необходимо еще раз протянуть Сандре руку помощи, а Вы всегда говорили, что к Личности необходимо прислушиваться.

Больше всего мне хотелось отправиться на длительную прогулку, но я опасался заявиться к дому Сандры вспотевшим и запыхавшимся, так что вместо этого я сварил кофе и потягивал его, пока ранние утренние лучи изгоняли со двора последние следы тьмы, затаившейся там с предыдущей ночи.

Когда кухонные часы сообщили мне, что сейчас двадцать минут восьмого, я глубоко вздохнул и вышел из дома.

Я пересекал Мажестик, покинув район маленьких домиков, пройдя через район домов среднего размера и наконец вступив в район внушительных особняков, и пытался внутри собственной головы прийти к пониманию, чего же я, собственно, пытаюсь достичь, настояв на личной встрече с Сандрой.

Просто собрать комплект? То есть добиться участия от всех семнадцати Выживших, просто ради полноты картины?

Вряд ли, тем более что я был уже почти уверен, что Ваше участие исключено.

Получить некоторую меру власти над Сандрой, ради своих собственных нарциссических нужд?

Нет.

Ледяной тон ее голоса – тот, что заставлял каждого, кто его слышал, проверить, хорошо ли завязаны шнурки. Это он гнал меня вперед. И еще боль, которая заливала все пространство вокруг нее в радиусе десяти футов. Я думал, что мог бы облегчить ее страдания.

Повторяя про себя, что это было достойным начинанием, я открыл кованые ворота огромного особняка семейства Койл, прошел между розовых кустов, обрамляющих тропинку, и позвонил в дверь.

Мне открыла молодая, хорошо одетая женщина с коротко стриженными каштановыми волосами и безукоризненным макияжем.

– Мистер Гудгейм. Сандра готова вас принять, – сказала она.

Я переступил порог, и до меня дошло, что эта женщина, скорее всего, и есть та самая секретарша, с которой я как-то раз общался по телефону, когда звонил Сандре с приглашением на самую первую встречу в библиотеке.

– Вас зовут Уиллоу? – уточнил я.

– Именно, – ответила она мелодичным голосом. Потом она указала мне путь в некоторое подобие гостиной и сказала: «Сандра сейчас к вам присоединится», после чего оставила меня одного.

Я задержался в коридоре и попытался услышать голоса детей Сандры, но дом молчал.

Я предположил, что Сандра отослала детей к родственникам – или же в интернат. Эта мысль заставила меня нахмуриться. Возможно, они все же ночевали где-нибудь поблизости у знакомых.

Войдя в гостиную, я увидел рояль, превосходный камин, несколько диковинных пейзажей в рамах, которые я не смог привязать к известной мне географии, золоченую викторианскую козетку и два массивных кожаных кресла. Но это я заметил потом, а в первую очередь в глаза мне бросился огромный портрет покойного Грега Койла, установленный на деревянном пюпитре так, что он постоянно смотрел на посетителя – поддерживал визуальный контакт, где бы тот ни находился в комнате. Лицо его носило решительную и вместе с тем скромную улыбку, открывающую вид на неестественно белые зубы. Нос был подчеркнуто длинным, но имел некоторую благородную привлекательность. Седеющие кудри расположились на голове наподобие шляпы, поскольку он очень коротко подстригал виски. Грег был вполне успешным игроком в гольф и слыл доброй душой. Он бескорыстно тратил время на школьную команду по гольфу и пользовался популярностью среди ее участников.

Потом вошла Сандра, в деловом костюме в мелкую полоску, потягивая чай из фарфоровой чашки, к которой взяла блюдце. Она уселась на золотую козетку, а мне таким образом достался один из кожаных тронов.

– Надеюсь, вы с Грегом уже поздоровались? – спросила она.

Я не знал, что на это ответить, и промолчал. Она улыбнулась.

– Послушай, – сказала она, поместив блюдце и чашку на кофейный столик, разделяющий наши щиколотки. – Ты произвел на меня серьезное впечатление. Своей речью в библиотеке и тем, что сказал вчера ночью. Кстати: не вздумай еще раз звонить мне в такое время.

Я кивнул и снова принес извинения, поскольку в самом деле не осознавал прошлой ночью, что было уже так поздно.

– Тебе хорошо удается воздействовать на людей. Я бы даже сказала, что у тебя дар.

На этом месте моя кожа пошла нехорошими мурашками.

– Хочу приоткрыть тебе небольшой секрет. Я иду на выборы. Более того, мне удалось собрать вполне приличную сумму, – сказала Сандра, после чего перечислила должности и фамилии своих жертвователей, которые, мягко говоря, произвели на меня должное впечатление. Потом она продолжила:

– Хочешь присоединиться, Лукас? Ты бы очень помог команде, которая пишет мне речи. Кто знает, может быть, ты даже окажешься пару раз вместе со мной на сцене. А после моей победы для человека с твоими данными у меня всегда найдется работа. Разумеется, вознаграждение будет достойным.

Она озвучила сумму, которую была согласна платить мне в качестве консультанта на годовом контракте, и сумма эта была значительно больше, чем то, что система образования города Мажестик платила мне за работу с трудными подростками за соответствующий промежуток времени.

– Я, – сказала Сандра, – стремлюсь к настоящей власти. Власти, достаточной для того, чтобы произвести изменения. Власти, которая может добиться, чтобы больше никто и никогда не испытывал того, что нам с тобой пришлось пережить в прошлом декабре. Тебе должна понравиться такая идея, верно? Защитить других от ужаса, который мы несем на себе все эти месяцы?

Оказалось, что в продолжение ее речи я кивал, совершенно забыв об изначальной цели своего визита.

– В таком случае – давай работать вместе, Лукас. Давай добиваться реальных результатов. Двигать политику в верном направлении. Принимать более строгие законы. Спасать людей!

Я ничего не ответил, и тогда Сандра сказала:

– Ты все-таки не понимаешь. Хорошо. Давай в открытую. Ты – настоящий, всамделишный герой, Лукас. С точки зрения политики, это золотой запас. Но только при условии, что ты не запортишь свою марку, снимая фильмы ужасов с братом психопата в главной роли. С мальчишкой, который, давай уж честно, скорее всего, и сам психопат. Если ты хочешь быть частью решения проблемы, если хочешь действительно почтить память Дарси, пора бросать детские забавы и становиться мужчиной. Я понимаю, что намерения у тебя самые добрые, но просто поверь: настоящий ответ на трагедию в кинотеатре «Мажестик» придет от Сандры Койл. И я предлагаю тебе место на правом сиденье. Что скажешь?

Я моргнул несколько раз, будучи слегка ошарашенным этим странным предложением, а потом сказал:

– Эли не психопат.

– Я понимаю, тебе хочется его спасти, это делает тебе честь, но неужели ты думаешь, что сможешь отменить все то, что их мать сделала с этими ребятами? Побороть генетику? Парень очевидно сломан. Это всем известно. Он только отвлекает от существа дела. Не нужно пытаться привлечь к нему общественную симпатию. Нам нужен чистый нарратив, почему я, собственно, и зову тебя к себе в команду.

Я несколько секунд смотрел на огромную голову Грега, а потом повернулся снова к Сандре и сказал:

– Я пришел сюда, чтобы убедить вас принять участие в нашем фильме. Мы уже собрали много народа. И для всех них опыт является очень положительным.

– Тот оклад, который я упомянула? Я готова его удвоить, – сказала Сандра. – Говорят, тебе до сих пор не удалось переступить порог школы. Ты немного молод для того, чтобы спокойно прожить остаток жизни на учительскую пенсию.

Это была правда. По словам Джилл, денег у меня едва хватит на два года. Ни о каком остатке жизни речи не шло. Но я пришел к Сандре не за тем, чтобы считать деньги. Я сказал:

– Может быть, мы можем прийти к какому-нибудь взаимному соглашению? У вас есть какие-нибудь другие потребности? Я уверен, что вам понравилось бы участвовать в нашем фильме.

Сандра холодно посмотрела на меня, как будто взвешивая – оценивая позицию перед следующим ходом. Потом ее глаза сузились, и из комнаты, как мне показалось, откачали кислород.

– После того, что произошло в декабре, – сказала она наконец, – я о кино даже думать не желаю. Надеюсь никогда в жизни больше не чувствовать запах попкорна.

Ее взгляд прорезал меня насквозь. Я физически ощущал ненависть, захватившую ее сердце.

– Этот Хансен тебя обязательно разочарует. Запомни мои слова. Яблоко от яблони недалеко падает, – добавила она.

Мне очень хотелось найти ей в ответ что-нибудь остроумное или хотя бы вступиться за Эли, но вместо этого я встал и вышел прочь. Сандра прокричала мне вслед:

– Обдумай мое предложение, Лукас! Оно действительно в течение сорока восьми часов!

По дороге домой я уже точно знал, что мне на решение не нужно и лишней секунды. Я никогда не стану иметь дела с политиком, который может обозвать подростка – не перемолвившись с ним ни единым словом – психопатом. Мой ответ был решительным «нет». Миллиард раз.

Когда я пришел домой, Эли не было ни в палатке, ни внутри дома. На кухонном столе я нашел записку от него, в которой говорилось, что он на весь день ушел к Тони, который согласился научить Эли, как пользоваться цифровой камерой, а также быстро натаскать его в построении кадра, разводке – это, судя по всему, означало «расставлять актеров по местам» – и прочих операторским премудростях. Тони назвал это прошлым вечером «вводный курс кинематографии», что показалось мне забавным. Похоже, что чем дальше, тем больше взрослых были заинтересованы в том, чтобы помочь Эли на дороге в светлое будущее. Не знаю, каким образом нам с Джилл удалось этого добиться, но я тем не менее чувствовал огромное облегчение, потому что это снимало с меня часть ответственности, так как я не был больше за него в ответе в одиночку.

Поскольку прошлой ночью поспать мне не удалось, я чувствовал себя довольно усталым, а потому пошел наверх, в спальню, лег и отключился.

Проснулся я в полной темноте и сразу почувствовал мерную пульсацию воздуха, из чего мне стало ясно, что Дарси вернулась повидать меня и махала крылами, чтобы мне было не так жарко во сне. Мне ничего не было видно, так что я решил зажечь свет, но, когда я повернул выключатель, ничего не произошло. Тогда я позвал Дарси по имени. Она не ответила. Но порывы ветра продолжались. Я пошел к их истоку, в угол комнаты. Там меня что-то схватило и скрутило, выжимая постепенно воздух из легких. Я также ощутил мягкое, щекотное прикосновение перьев по всему телу.

– Дарси? – проговорил я на последних остатках дыхания, но перья сжались еще сильнее, и я потерял сознание, после чего, к своему удивлению, проснулся.

Солнечный свет струился сквозь окна спальни, и я понял, что скоро вечер. Я долго лежал, пытаясь успокоить дыхание, а пылинки плясали в наклонных лучах. Потом я задумался, где могла быть сейчас Дарс. Боязнь разлуки с ней перекрывала любую тревожность, которую я испытывал до сих пор. Эта боязнь тяжело ворочалась у меня во внутренностях, словно я случайно проглотил ворону, которая теперь била крыльями и пыталась выклевать себе путь наружу. Получившаяся рана отравляла все мое существо, пока ее яд не отнял у меня последние силы. Я не мог поднять руку или оторвать голову от подушки. Ни одна мышца в моем теле меня не слушалась, пока наконец ко мне не явилось спасение в виде Эли, который ворвался в дверь этажом ниже, радостно вопя:

– Мистер Гудгейм! У меня для вас столько всего интересного!

Темные чары рассеялись, и я сел в постели и крикнул в ответ:

– Обязательно! Иду!

Потом мы сидели на диване в гостиной, и Эли показывал мне, как они с Тони зарисовали каждую сцену нашего будущего фильма в большом альбоме. Передо мной словно предстал подробный комикс, который разворачивал повествование кадр за кадром. Эли болтал, как пулемет, размахивая руками и время от времени нанося сокрушительные удары подушке, которая поселилась в углу нашего дивана. И чем дальше я его слушал, тем больше мне в голову приходила мысль: «Как можно не любить этого мальчика?»

– Все в порядке? – вдруг спросил он, и тут я понял, что уже некоторое время не реагирую на окружающее, и тогда я улыбнулся и кивнул.

Он улыбнулся мне в ответ и продолжил свое повествование, а потом повторил его от начала до конца, когда Джилл появилась со смены и принесла макароны с курицей и сыром в томатном соусе на ужин. Мы вымыли посуду, потом все втроем некоторое время перекидывались летающей тарелкой во дворе, а потом Эли решил заняться «чил-аутом», а мы с Джилл пошли качаться, сидя рядом в любимом гамаке Дарси, где я и объявил Джилл, что она официально назначена на роль Сары.

– Значит, Сандра тебе отказала? – уточнила она, и тут я объяснил Джилл, что из гуманистических соображений считал себя обязанным по крайней мере предложить Сандре тот целительный эликсир, которым наш фильм являлся, но из соображений художественных был рад, что мэра Мажестика будет играть такая умная, одаренная и прекрасная женщина, как Джилл. Было видно, что моей лучшей подруге это понравилось, потому что она немедленно принялась раскачиваться в гамаке, болтая ногами.

Через полчаса или около того Джилл начала зевать, и я сказал ей, что тоже чувствую себя усталым, после чего удалился к себе в спальню и написал Вам это письмо.

В заключение считаю должным уведомить Вас, что возможность Вашего участия в нашем фильме официально и бесповоротно более не существует. Съемки начинаются завтра, и отбирать роль юнгианского психоаналитика у Исайи было бы теперь просто нечестно, поскольку ему уже подобран костюм, он аккуратно посещал все собрания и читки и так далее. Он также часто отводит меня в сторону от прочих Выживших и в каком-нибудь укромном уголке касается своим лбом моего, смотрит мне в глаза и сообщает, что гордится мной.

После чего с размаху хлопает меня по спине и возглашает:

– Благодарение тебе, Господи, за то, что есть такие люди, как Лукас Гудгейм! А-а-аминь!

Меня это всегда смешит, потому что это «аминь» он как бы выпевает, показывая всему миру, что он и в самом деле настолько же счастлив внутри, как это видно снаружи.

Мне очень повезло, что я живу в городе Мажестик, окруженный такими добрыми людьми.

Ваш самый верный анализируемый,

Лукас