Текст книги "Свет – это мы"

12

Дорогой Карл!

Я думаю, сначала стоит покончить с плохими новостями, прежде чем перейти к хорошим.

Бобби принес Ваш конверт обратно к нам домой и сказал, что я не имею права приближаться на такое-то и такое-то расстояние к Вашему дому, хотя я и не заглядывал в Ваши окна уже несколько недель из уважения к Вашему праву на частную жизнь, что я ему и объяснил, на что он ответил, что это не имеет значения. Эли попытался сказать, что это он отнес Вам сценарий и мое предыдущее письмо – это было бы совершенно законно, поскольку в отношении него никаких судебных предписаний не вынесено, – но тут Бобби возразил, что существует видеозапись того, как мы оба стоим на крыльце и я просовываю конверт в щель.

Когда это Вы успели установить у себя в доме видеозаписывающую аппаратуру? И зачем? Я не заметил объектива, но Эли говорит, что их научились делать очень маленькими и что, возможно, он был встроен в звонок, и тогда мы бы его и не различили, если не всматриваться внимательно.

Не понимаю, почему Вы меня так боитесь. Никогда в жизни я не смог бы причинить Вам вреда. Но мне пришлось еще раз согласиться «держаться на указанном расстоянии от границ владения». Я дал Бобби клятву, потому что он сказал, что у него будут большие неприятности, если я буду продолжать «нарушать закон», потому что арестовать меня у него не хватит твердости. Джилл также подчеркнула серьезность последствий для карьеры Бобби, по каковой причине я и собираюсь выслать это письмо, вместе с Вашей копией сценария, посредством почтовой службы.

Как вскоре станет ясно, мы уже практически закончили распределение ролей, за исключением роли психоаналитика, которую я для Вас все еще придерживаю, в надежде, что Вы все-таки опомнитесь. Вместе с тем Исайя благосклонно согласился стать Вашим дублером. На первой читке он подавал Ваши реплики, и должен признаться, что в качестве юнгианского аналитика он звучит весьма убедительно. Вероятно, сказывается его религиозное обучение и опыт личного общения с божественным.

Джилл взяла роль, написанную для Сандры, хотя на самом деле играть там почти нечего. Мы сделали ее мэром города, пытаясь таким образом потешить ее эго, но у персонажа всего несколько реплик. Она говорит: «Город нуждается в спасении» и «Боже, храни Мажестик» в самом начале, пока все еще уверены, что чудище опасно, и «Вы – истинные сыны Мажестика» в самом конце, когда надевает на шеи мальчика, бывшего чудища, и его суррогатного отца медали на почетной церемонии. Джилл немного не хватает официоза, но она полностью выложилась на читке. Персонажа зовут Сара.

Так что первая часть плохих новостей состоит в том, что у Вас есть конкурент. Даже после единственной репетиции наши актеры, включая и меня с Эли, привыкли к тому, что психоаналитика играет Исайя. Его, кстати, зовут Чарльз, а не Карл. Исайя уже внес значительный вклад в успех роли, но у Вас по-прежнему остается шанс затребовать ее для себя, если только Вы станете действовать без промедления. Если Вам удобнее будет общаться с продюсерами, чем с актерами или режиссерами, просто дайте знать Марку и Тони.

Возможность сыграть роль, написанную специально для Вас, и при этом помочь целому городу в исцелении, выпадает раз в жизни. Остальные Выжившие уже вынесли для себя определенную пользу от участия в проекте. Не сомневаюсь, что как только мы разберемся с гримом и костюмами и начнем съемки, эта польза многократно возрастет.

Неужели Вам никогда не хотелось увидеть свое лицо на экране кинотеатра «Мажестик», в обрамлении раздвинутых половинок алого занавеса?

Часики тикают, Карл. Часики тикают.

А вторая часть плохих новостей заключается в том, что окрыленная Дарс не появлялась уже несколько дней. Придется признаться, что первую ночь, когда она не влетела, как обычно, в спальню через окно, я этого даже не заметил. Это была ночь после первой читки, о которой я Вам подробно расскажу ниже. Марк и Тони засиделись со мной и Эли у нас в гостиной, мы обсудили возможные замены в распределении ролей и немного подправили реплики по итогам того, как они прозвучали. Потом Тони сказал, к моему удивлению, что уже почти три часа утра, а мы еще и близко не закончили все, что планировали. Мы согласились продолжить утром в «Кружке» за завтраком. Потом я поднялся по лестнице в спальню. Как только моя голова коснулась подушки, я немедленно отключился. Только следующим утром до меня дошло, что я так и не увидел окрыленную Дарси, и внутри меня что-то оборвалось.

Я сказал себе, что, возможно, моя жена на самом деле стояла в углу, когда я вошел, а я просто был слишком усталым, чтобы это заметить. Она без всякого сомнения хочет, чтобы мы с Эли закончили этот фильм, поэтому наверняка отнеслась к моему состоянию с пониманием, так что я смог списать этот неприятный эпизод на случайное недопонимание в наших здоровых потусторонних отношениях. Но Дарс не появилась и назавтра, и в следующую ночь, и теперь я беспокоюсь, что, возможно, она больше не в состоянии сопротивляться притяжению божественного света. Я уверен, что она не покинула бы меня, не попрощавшись, но признаюсь, что некоторая часть меня в ужасе от такой возможности. Не думаю, что ангелы могут заболеть, или пораниться, или, Боже упаси, погибнуть здесь, внизу. Но с другой стороны, Сатана был раньше ангелом, а ему пришлось, мягко говоря, не сладко!

Я пытаюсь убедить себя, что окрыленная Дарси меня таким образом испытывает. Или временным отсутствием пытается воспитать во мне стойкость к постоянному, потому что я с самого начала знал, что она не сможет остаться со мной навсегда.

Может быть, сегодня она вернется, и все снова будет хорошо?

Давайте на том пока и порешим.

Продолжаем разговор.

Все Выжившие, за исключением Вас и еще понятно кого, немедленно согласились участвовать в нашем фильме. Но Дешон Прист сказал, что не хочет играть роль врача, который, в качестве побочного эффекта своих попыток излечить четвертую стадию рака у своей дочери, производит в лаборатории радиоактивную зеленую субстанцию, а потом пытается избавиться от нее, вылив в люк городской канализации, не зная, что один местный подросток использует трубы в качестве потайного убежища, а также выводит там горлиц в память о погибшем брате, любителе птиц. Радиоактивная жижа смешивает ДНК из перьев, устилающих дно трубы, с ДНК нашего героя по имени Эрл, отчего у него по всему телу выскакивают перья и он превращается в Грозного Человека-Горлицу.

Дешон – наш городской педиатр, и поэтому беспокоится, что появление его на экране в качестве доктора, экспериментирующего с субстанциями, которые не получили государственного одобрения, может отрицательно повлиять на его репутацию среди родителей его пациентов. Мы с Эли попытались его разубедить, но он уперся и в конце концов уговорил Эрни Баума, нашего чудесного мясника, поменяться с ним ролями. Эрни должен был играть мясника по имени Эдди. Мы были уверены, что он привнесет в эту роль частицу реализма. Но оказалось, что Эрни был в восторге от идеи сыграть «безумного ученого», и даже принес на читку «Франкенштейна» Мэри Шелли. Робин Уизерс выдала ему этот классический труд, когда он пришел в библиотеку в поисках чего-нибудь, что поможет ему подготовиться к работе над фильмом. Эрни пообещал обучить Дешона владеть острыми предметами, так чтобы сцена с дракой на ножах выглядела естественно. Мы вынуждены были согласиться на обмен. Если честно, нам с Эли не понравилось, что наш выбор в части распределения ролей может быть поставлен под сомнение, но когда мы увидели, сколько страсти Эрни и Дешон вкладывают в своих новых персонажей на читке, то поняли, что приняли верное решение. Гнуться, но не ломаться, как говорят.

Читка снова собрала нас всех в комнате для заседаний в библиотеке, но на этот раз с речью выступил Эли. Он предупредил всех, что фильм будет являться его дипломным проектом, который ему необходимо закончить, чтобы получить аттестат. Он также сказал, что в выпускном вечере участия не принимал – разумеется, поскольку никто его туда не звал. Было нетрудно видеть, что Выжившим досадно за эту деталь и что это чувство послужит дополнительным стимулом к участию в том, что мы все вместе собирались начать.

Эли сказал, что собирается представить окончательный вариант фильма для поступления на отделения кино в несколько университетов, на второй семестр. К январю он надеялся покинуть Мажестик.

Об этом я раньше не слышал.

Руки он засунул глубоко в карманы шорт, и голос у него слегка дрожал. Речь его была обильна пересыпана словами «ну» и «типа», но никому это не мешало.

А вот то, что присутствующие постоянно переводили взгляд с него на меня, было, честно говоря, неприятно. Я сидел по правую руку от Эли, а остальные расположились перед нами полукругом, и поэтому поначалу я подумал, что это просто оптический эффект и что на самом деле все смотрят на Эли. Но чем больше я наблюдал, тем больше становилось очевидным, что смотрят они на меня, причем улыбаясь, словно гордились Вашим покорным слугой. Не могу взять в толк почему.

Когда все решили, что Эли закончил речь, раздались аплодисменты, но оказалось, что он еще не все сказал.

Перекрывая хлопки, Эли выпалил:

– Я – не как мой брат Джейкоб.

Аплодисменты немедленно прекратились. Воцарилась напряженная тишина.

Мне кажется, Эли не имел в виду произносить эти шесть слов вслух, потому что в его взгляде, направленном на меня, читался внезапный страх, а потом он расплакался и выбежал из комнаты. Исайя немедленно вскочил, но я уже мчался вслед за мальчиком, на ходу подняв руку в смысле: «я справлюсь».

Я проследовал за Эли через стоянку перед библиотекой и в лесок за ней. Догнал я его на опушке. Он ухватил упавшую ветку и изо всех сил молотил ею по стволу дуба, держа ее в обеих руках, словно биту.

Он кричал, что знал о пистолетах и обязан был кого-нибудь поставить в известность, а теперь все эти люди улыбались и стремились ему помочь. И что он мог бы предотвратить трагедию, если бы кому-нибудь рассказал, что коллекция оружия и патронов его брата все время растет и что Джейкоб становится все более замкнутым; что он говорит о пугающих вещах; слушает пугающую музыку; пропадает целыми днями в дальнем лесу, в часе езды от города, и стреляет там по лесным зверям; и что завел еще одну коллекцию – черепов лис и енотов; и хвастается, как метко научился стрелять; и однажды прямым текстом заявил, что может «убить и ничего при этом не почувствовать», и…

Когда я понял, что Эли идет вразнос, я обхватил его руками, что заставило его выронить ветку, с глухим стуком упавшую на землю. Потом я сказал:

– Ты – не твой брат. Ты ни в чем не виноват.

– Но я мог предупредить! Надо было позвонить в полицию! Какое право я имею теперь на помощь от всех этих людей?

Моя рубашка промокла от его слез, и в то же время я убеждал его, что от людей, собравшихся в библиотеке, мы ничего не требуем. Напротив, мы предоставляем им возможность участвовать в творческом предприятии, которое было направлено на соучастие, исцеление и вознесение.

– Они сами пришли туда, – сказал я, положив руки на плечи и глядя ему прямо в глаза. – И я сам туда пришел. Ты ведь знаешь, что случилось с моей женой. И тем не менее я пришел. Я здесь.

– Почему? – спросил он.

– Всю жизнь хотел играть в фильме ужасов, – ответил я в попытке разрядить обстановку. – Другого случая не будет.

Мальчик вывернулся из моих объятий и принялся разбрасывать ногами камни и палки.

– Теперь они все подумают, что я непрофессионально себя веду. Кому охота иметь дело с истериками режиссера?

– Ты что, серьезно? Все самые знаменитые режиссеры эмоционально нестабильны.

Он улыбнулся и перечислил несколько имен режиссеров, у которых нервный срыв случился прямо на съемочной площадке. Потом он пообещал прислать мне ссылки на ролики в сети позже вечером, и действительно прислал.

Мы кое-как оттерли с него землю и зелень в библиотечном туалете, и с удивлением обнаружили, что Бобби и двое его коллег присоединились к собравшимся для читки за то время, пока у Эли происходил первый официальный нервный срыв – необходимый шаг на пути к обретению индивидуального режиссерского почерка.

– В участке сценарий понравился всем, – сказал Бобби, когда мы вернулись в комнату, – но на первый раз тут только мы трое. На съемки явится вся полиция Мажестика в полном составе. Это я вам обещаю.

И он подмигнул в мою сторону, что показалось мне странным, потому что как раз я-то не сомневался, что он действительно соберет всех полицейских для нашего фильма.

Марк, выступая как продюсер, сказал, что пора начинать – поскольку няни, нанятые на вечер, получают почасовую оплату, а завтра утром людям на работу.

Мы с Эли заняли свои места и погрузились в выдуманный мир фильмов ужасов, гораздо более безопасный, чем тот, который нас окружал. Первая читка шла нервно, как это обычно и бывает, но актеры постепенно вживались в роли, и всякий раз, когда Эли поднимал глаза после очередной реплики, взрослые в комнате кивали и показывали большие пальцы, что его накачивало, но в хорошем смысле.

Взятое вместе, все вышеизложенное подняло температуру внутри меня достаточно для того, чтобы выжечь дурные мысли, которые заливали темнотой некоторые потайные места моей души с тех самых пор, как Вы отослали Вашу собственную помеченную копию сценария обратно, а окрыленная Дарси перестала влетать по ночам в окно моей спальни.

В последнее время мне сильно не хватает постоянства.

Когда Вы прочтете сценарий, который я прилагаю снова для Вашего удобства, вы узнаете, что суррогатного отца чудища зовут Луис и что для того, чтобы оставаться в здравом уме, ему необходимо общаться со своим психоаналитиком не реже раза в неделю, по каковой причине его разум распадается в скором времени после того, как Человек-Горлица похищает Чарльза, который вынужден выслушивать безумное бормотание чудища, вызванное последствиями радиации. В конце концов Чарльз помогает Человеку-Горлице осознать, что он вовсе не такое чудище, каким себя видит. Чарльз выслушивает его, кивает и отвечает в нужных местах, то и дело вставляет подбадривающие реплики, а также открывает перед Человеком-Горлицей юнгианский подход, который позволяет ему по-новому взглянуть на внезапно вывихнутый мир и начать переосмыслять его. Потом птицемальчик и Чарльз вместе вытаскивают Луиса из пучины безумия, и дальше они все втроем одерживают победу.

Разумеется, в сценарии все это не говорится прямо. Большинство из того, что я изложил только что, – в подтексте, но Вы, не сомневаюсь, раскусите его при первом же прочтении.

Фильм будет удивительный.

Я молчу про неожиданный поворот под конец. Слезы рекой.

Не пропустите.

Ваш самый верный анализируемый,

Лукас

13

Дорогой Карл!

Несмотря на то, что Дарс преобразилась в ангела в начале прошлого декабря, я все же купил и завернул для нее рождественские подарки. Большинство рождественских закупок уже были завершены к тому моменту, как Джейкоб Хансен открыл огонь в кинотеатре «Мажестик» тем страшным вечером. Но во время одной из тех моих прогулок после трагедии, между похоронами, когда я наматывал в день по восемнадцать миль, мне случилось пройти мимо книжного, и прямо в витрине красовался идеальный подарок для моей жены.

Я зашел внутрь и объявил Мэгги Стивенc, что мне просто необходимо купить это для Дарс, после чего она поместила выбранный мной предмет в бумажный пакет и протянула мне со словами:

«Бесплатно». Я, разумеется, попытался заплатить за покупку, вытащил из кошелька наличные и протянул ей, но она только махала руками и повторяла: «Лукас, как я могу принять от тебя деньги», и «с Рождеством», и «спасибо тебе за то, что ты сделал», и даже «ты настоящий герой».

Вот этим последним высказыванием она метафорически воткнула мне в кадык острый конец ножа, так что я повернулся и вышел из магазина, и, спеша домой – в надежде успеть завернуть подарок прежде, чем Дарси его увидит, – все сглатывал и сглатывал, надеясь избавиться от этого кошмарного ощущения.

В ночь на Рождество, как и в каждую ночь в то время, меня посетила окрыленная Дарси. Я выложил все ее подарки пирамидой в углу спальни, том самом, где она обычно стояла теперь, наблюдая за моим сном. Каждая коробочка была обернута блестящей белой бумагой и перевязана золотой лентой. Когда Дарси влетела в окно, она бросила всего один взгляд на пирамиду подарков и грустно улыбнулась. Потом она мне объяснила, что ангелам не позволено принимать дары от смертных – даже если конкретный ангел был замужем за дарителем в бытность живым.

Я принялся спорить, убеждать ее: «Чем же это может навредить?» Но она только качала головой в ответ. Поразительно, особенно учитывая, сколько труда пошло на завертывание, а я ведь еще измерил каждую коробку линейкой и аккуратно высчитал все разрезы и складки. Пирамида ее подарков вполне могла бы украсить собой обложку любого глянцевого журнала или витрину дорогого магазина в Нью-Йорке, настолько она была совершенной.

– Отдай их все Джилл, – сказала окрыленная Дарси.

Я вгляделся в ее глаза, и они говорили мне: «Джилл отказалась от поездки на Рождество к своим родителям в Северную Каролину, чтобы не оставлять тебя в одиночестве. Она заботится о тебе, как и подобает лучшему другу. Она даже сумела сдержать твою мать. Негоже оставить ее рождественским утром без подарков».

Тогда я спросил, нельзя ли нам, мне и ей, открыть вместе хотя бы один подарок. Самый незначительный. Тут я вытянул из середины пирамиды большой белый квадрат – тот самый предмет, который Мэгги Стивенc выдала мне в книжном магазине.

– Вот этот, – сказал я. – Он достался мне бесплатно.

Окрыленная Дарси нахмурилась, но я тем не менее развернул за нее этот подарок. Перед ней предстал настенный календарь «Ангельские котики», с фотографиями двенадцати кошек, одетых ангелами, – по одной на каждый месяц грядущего года. Я перелистал страницы, на которых присутствовали арфы, облака, величественные крылья и, разумеется, кошки. Прошлым летом нам пришлось усыпить любимого престарелого черепахового кота Дарси по имени Джастин. Дарси так и не оправилась эмоционально, чтобы взять нового котенка, и я подумал, что календарь станет для нее идеальным промежуточным решением. Моя жена улыбалась на картинку каждого нового месяца, но при этом в лице ее было что-то незнакомое, даже чуждое, и тут до меня дошло, что ей теперь нет никакой нужды в земных календарях, не говоря уж о домашних животных, и она просто потакает моим прихотям, чтобы не заставлять меня осознать мелочность глупых человеческих привязанностей и тщетность моей зависимости от одобрения другими моих подарков.

– Повешу на кухне, – сказал я наконец, устыдившись. – Он будет напоминать мне о тебе. Тебе всегда нравились календари со зверюшками.

Она раскрыла свои огромные крыла, я упал в них лицом, и тогда она обернула меня ими так крепко, как пеленают младенцев.

Когда я проснулся на следующее утро, запах свежего кофе и рождественская музыка поманили меня вниз, в гостиную. Джилл каким-то образом ухитрилась раздобыть и украсить небольшую елку – прошлой ночью ее точно не было. Я вполне определенно говорил Джилл, что в этом году не собирался особенно празднично отмечать день рождения Христа. Я остановился на лестнице, удивленный неожиданно возникшим праздничным убранством, и тут Джилл вышла из кухни и посмотрела на меня с опаской, как будто я вот-вот взорвусь от ярости. И не зря, поскольку я ясно дал понять, что не нуждаюсь во всем этом. Но потом я вспомнил слова окрыленной Дарс прошлой ночью, и вместо того, чтобы заорать и вышвырнуть елочку за дверь, я повернулся, поднялся обратно в спальню и принялся переносить вниз подарки из пирамиды. Я расположил их по кругу вокруг дерева, и тут Джилл сказала: «А я не принесла тебе ничего, кроме самой елки», и тогда я объяснил ей, что подарки я купил для Дарси, а ей бы наверняка захотелось, чтобы теперь они достались ее лучшей подруге.

Джилл закусила губу, повернулась и вышла. Ее не было минут двадцать. Когда она вернулась, она накормила меня завтраком, хотя был уже полдень. Она приготовила вафли, украсив их сахарной пудрой, клубникой и взбитыми сливками. Мне не хотелось есть, но я впихнул в себя, сколько смог. Не потому, что мне было вкусно – хотя мне несомненно было вкусно, – а потому, что я понял, что это мой рождественский подарок от Джилл, и вспомнил, как мне было обидно, когда окрыленная Дарси отвергла подарок от меня.

Пока Джилл убиралась на кухне, я позвонил матери, чтобы поскорее разделаться с этой обязанностью. Она не спросила, как проходит мое рождество без Дарси. Она вообще не задала ни одного вопроса.

Вместо этого она говорила, как мило выглядит их элитный жилищный комплекс на берегу океана и как яхты украшены огоньками к празднику. Потом она долго ахала на предмет «восхитительного» браслета с бриллиантами, который ей подарил ее сожитель Харви и к которому в комплекте шли сережки «на много карат». Дальше она подробно расписала, как замечательно они проводят время вместе с сыном и внуками Харви. Оказалось, что у них запланирован круиз на закате в рыбачьей лодке. Примерно через пятнадцать минут мама сказала, что ей пора возвращаться к праздничному столу и что ей очень жаль, что я не удосужился к ним присоединиться, потому что Хантер, сын Харви, был удивительной души человеком и мне не помешало бы кое-что у него перенять.

– С Рождеством, мама, – сказал я и повесил трубку.

Я вернулся в гостиную и убедил Джилл раскрыть большинство подарков Дарси, что она и сделала, хотя и неохотно. Джилл сказала, что кожаную куртку она сможет носить, но туфли оказались малы на целый размер. К счастью, я сохранил все чеки и сказал ей об этом. Она подтвердила, что крем для рук и лица найдет себе применение, как и душистые добавки в ванну и талон на массаж в салоне «Дзен». Дальше пошла мелочь, вроде одноразовых розовых лезвий для бритвы, женской пены для бритья и огромного пакета лакрицы, которую Дарси любила брать с собой в кино. Но потом Джилл открыла маленькую коробочку, в которой лежала пластиковая карточка, предоставляющая владельцу абонемент на бесплатное посещение кинотеатра «Мажестик» на весь следующий год. Она побледнела и спросила, почему мне пришло в голову завернуть это в качестве подарка.

Было видно, что ей не по себе, потому что глаза у нее широко распахнулись, а все тело задрожало.

– Это на когда они снова откроют кинотеатр, – объяснил я.

Дарси очень любила кино. Мы ходили каждые выходные.

Абонементы у нас всегда окупались, и не один раз. Мы дарили их друг дружке на каждое Рождество. Такая у нас была многолетняя традиция. Джилл тоже любит кино. Мы втроем бывали в «Мажестике» тысячу раз. Возможно, даже больше. Так что я был совершенно уверен, что абонемент ей пригодится, хотя она и не так ценила роспись на потолке Большого зала кинотеатра «Мажестик», как мы с Дарси. Что почему-то наводит меня сейчас на мысль, будто во внутреннем убранстве «Мажестика» есть какая-то деталь, которая ускользает из моей памяти, но при этом является важной и даже немного божественной.

Но Джилл просто сидела на полу и дрожала, держа в руках годовой абонемент.

До меня начало доходить, что я своими действиями испортил ей праздник, но я никак не мог взять в толк, каким именно образом. Неужели она думала, что Марк и Тони сломают здание с богатой историей только потому, что в нем один раз случилось трагическое событие? Отменить кино и потерять такое освященное место явилось бы для нас всех дополнительным наказанием. Какой же в этом смысл? Но выражение лица Джилл ясно давало понять, что она отказывается видеть логику моих аргументов. Не знаю почему, но это меня взбесило.

Так что я встал, схватил пальто и выбежал за дверь. Я глубоко засунул в карманы руки, сжатые в кулаки, и шагал так быстро, что это можно было почти назвать бегом. Огни рождественской иллюминации сливались в моем боковом зрении в ослепительные полосы электрической радости, а у меня при этом не было никакого способа ее в себя впустить. Словно я был оголодавшим нищим, отделенным стеклянной стеной от роскошного пиршества, искусно расставленного на длинном столе. Я мог сколько угодно колотиться в стекло – руками, ногами, даже головой, – но мне никогда не будет позволено даже попробовать эту еду. Я мог только смотреть и глотать слюни.

Я стучался к Вам в дверь, но Вы, разумеется, не ответили. Я также многократно прошел мимо дома Хансенов.

Не знаю, сколько миль я накрутил в тот день, но к тому времени, как полицейский Бобби поравнялся со мной в своей патрульной машине, солнце уже давно зашло.

– Мистер Гудгейм, – сказал он, опустив боковое стекло. – У меня тут тепло и уютно. Залезайте.

Мои уши превратились в ледышки, и я уже начал беспокоиться о долговременных последствиях обморожения, так что я не стал сопротивляться и исполнил приказание.

По дороге домой я никак не мог перестать дрожать, и в какой-то момент Бобби положил руку мне на левое плечо. Не знаю, хотел ли он меня таким образом согреть или просто успокоить и донести до меня мысль, что все будет хорошо. Я поднял правую руку и положил ее накрест, поверх его руки. Думаю, это означало: «Спасибо». Так мы и ехали дальше, застыв в этом положении.

Когда мы подрулили к моему дому, я спросил Бобби, не зайдет ли он выпить кофе, но он сказал, что ему пора домой к своей семье, и тут до меня дошло, что он разыскивал меня не по службе, а только потому, что Джилл его попросила. Я и так отнял у него достаточно времени в этот праздничный вечер, так что я кивнул и взошел на крыльцо. Он подождал, пока я войду внутрь дома, а потом включил передачу, помахал мне рукой и уехал.

В доме больше не играла рождественская музыка, а на полу больше не лежали обрывки оберточной бумаги. Кольцо подарков тоже исчезло. Я никогда их больше не видел, поэтому не могу в точности сказать, что с ними случилось. Джилл я обнаружил за кухонным столом. Она переносила все важные даты, которые мы с Джилл старались не пропустить – дни рождения, годовщины, когда нужно менять фильтр в кондиционере, – из прошлогоднего календаря с собаками, наряженными в пляжных спасателей, в новый, с ангельскими котиками. Что было немного странно, поскольку я не помнил, чтобы я принес календарь вниз из спальни, а это означало, что Джилл нарушила мое личное пространство, пока я отсутствовал. Я не давал ей на это разрешения. И переносить даты из старого календаря в новый я ей тоже не разрешал. По моей коже побежали щекотные мурашки, что случается всякий раз, когда кто-нибудь берет что-то, принадлежащее мне, без разрешения.

– Что ты делаешь? – спросил я, когда стало ясно, что она не собирается отрывать глаза от своего занятия.

Она не ответила, и тогда я пошел к себе в спальню и оставался там весь вечер и всю ночь. Когда явилась окрыленная Дарси, она сказала, что от Джилл нужно отстать на какое-то время, потому что она пережила шокирующее событие, а ангела, который помог бы ей справиться с последствиями, у нее не было. Это показалось мне разумным. На следующее утро елка исчезла, и мы с Джилл вернулись к своим прежним отношениям – до тех пор, пока не поехали вместе весной в Мэриленд, но об этом я Вам уже писал.

А рассказал я Вам эту рождественскую историю вот почему: она объясняет, каким образом Эли узнал, что в начале июля у Джилл день рождения. Ему об этом рассказал кухонный календарь с ангельскими котиками. Когда июньская страница с крылатым полосатым котенком, играющим на арфе, сменилась июльской, с крылатым взрослым котом в смокинге, парящим в облаках, освещенных солнцем, Эли сказал:

– А вы знаете, что на следующей неделе у Джилл день рождения? Седьмого числа.

Я ответил ему, что я, конечно же, знаю, хотя и забыл, и тогда он сказал:

– Вы обязательно должны для нее что-нибудь сделать.

– Я? Ты, наверное, имел в виду «мы»?

– Так, – сказал Эли и покачал головой. – Джилл кормит нас и весь Мажестик. Как насчет вы отведете ее в хороший ресторан? Пусть у нее хотя бы на один вечер будет отпуск. И пусть, для разнообразия, кто-нибудь покормит ее.

– А ты не захочешь присоединиться? – спросил я, и тогда он спросил, какие между мной и Джилл на самом деле отношения, на что я ответил, что мы уже много лет как лучшие друзья. Потом я сказал, что и я, и Джилл, и Дарси одновременно закончили ту же самую школу, в которой когда-то учился и он и в которой мы с ним и познакомились, когда я еще работал там с трудными подростками.

Тот факт, что мы все получили образование в одном и том же месте, Эли не заинтересовал. Он долго перечислял все то, что Джилл сделала для нас обоих, отметив, что она стирала, готовила, убирала, обеспечивала питание на читках, и это все сверх своей ежедневной работы.

– Так что, – закончил он веско, – в день рождения Джилл вы отведете ее в роскошный ресторан.

И не успел я опомниться, как уже сидел, облаченный в брюки и рубашку, на правом сиденье пикапа Джилл, который двигался в направлении центра Филадельфии. На Джилл было легкое платье, в выгодном свете выставляющее ее крепкие загорелые ноги, кожаные сандалии, подчеркивающие свежий лак на ногтях, и большие золотые сережки, выпирающие сквозь плотную занавесь светлых волос, уложенных специально на этот вечер.

Мы поставили машину в городском гараже и пешком добрались до ресторана, который назывался «215». Эли нашел его в интернете и сказал, что это «новое модное заведение».

Мы вошли, и Джилл сказала, что у нас заказан столик на имя «Мажестик Филмз Инкорпорейтед», потому что Эли использовал деловой счет и приложил кредитную карточку нашей зарегистрированной корпорации, которую Марк завел специально для таких случаев.

– Прошу вас, – отозвалась официантка и провела нас к отличному столику в углу, уютному и уединенному. Она выдала нам меню, после чего сказала:

– Голливуд не часто к нам заходит.

А потом подмигнула Джилл, не знаю, зачем.

Ресторан подавал испанские тапас – то есть заказывать нужно было много маленьких порций, с чем Джилл прекрасно справилась за нас обоих. Вскоре к столу начали прибывать разнообразные блюда, и их поток не прерывался в течение следующего часа. Джилл была на седьмом небе. Она все повторяла: «Какая прелесть. Ты чувствуешь?» Она задала официантам так много вопросов, что в конце концов шеф-повар вышел к нам и пригласил ее посетить кухню. Она с восторгом приняла приглашение. Было видно, что этому повару, хотя он был младше нас лет на десять, очень понравилась Джилл, потому что его глаза скользили по ее заду всякий раз, когда ее глаза были заняты очередной кипящей кастрюлей, скворчащей сковородой или раскаленным подносом в сверкающей печи. Он также легко касался руки Джилл, направляя ее то туда, то сюда, и ни разу не взглянул в мою сторону. Я волочился за ними, как забытый хвост. В животе у меня зародилось очень странное и незнакомое чувство, словно я проглотил что-то раскаленное, а потом я начал испытывать в отношении Джилл некоторое раздражение, непонятно почему.