Текст книги "ФрендЗона"

Часть 7
То, что называется – война

Письмо, написанное мною в одну из ночей, проведённых в Ираке.

«А знаешь, что интересно? Я – в твоем вчерашнем дне… А ты – в моем завтрашнем. Это все потому, что между нами часовые пояса и тысячи километров! Впрочем, для самого времен это обстоятельство не имеет никакого значения. Хочешь, открою секрет? Луна имеет одно волшебное свойство: она сокращает пространство и время. Для этого нужно, чтобы мы в одно и то же время просто посмотрели на луну и подумали друг о друге. И… Вот оно, чудо! Нет никакого времени… И нет тысяч километров… Есть только ты и я… А ещё звёзды… И волшебница луна…Я прикасаюсь к тебе, к твоей щеке своей ладонью, глажу твои волосы, они такие нежные… Мне так хочется тебя обнять…»

Война… Тяжелое слово и тяжелое время. Любой может сказать определение этого слова, но только тот, кто видел собственными глазами войну и ее последствия, сможет сказать, что же такое настоящая война.

Война – это разрушенная вдребезги прежняя жизнь, осиротевшие дети, смерти и ранения, голод, нищета, постоянный страх за свою жизнь и жизнь своих близких. Это сгорбленные матери, которые каждый день и каждую ночь ждут домой своих сыновей, которые уже погибли, защищая родные поля. Это отчаянные крики молодых девушек в тех селениях, куда врывались орды завоевателей.

Война – это время проявления мужества и храбрости на фронте и в тылу у врага.

Я видел войну своими глазами, и это было самое страшное, что я видел в своей жизни. Она врывается в мои сны, он парализует меня при каждом воспоминании этого времени, этого жуткого времени. Времени боли, крови, смерти и доблести.

10 января 2007 года Джордж Буш обнародовал новую стратегию США в Ираке, получившую неофициальное название «Новый путь вперед» (The New Way Forward), но более известную как «Большая волна» (Surge).

В своём выступлении перед нацией он признал, что ранее допустил ошибки в иракском вопросе, а также отметил, что основными причинами предыдущих провалов стали нехватка войск и недостаточная свобода действий американского командования. Новая стратегия предусматривала отправку в Ирак дополнительно 21,5 тыс. военнослужащих и усиление мер по охране границы. До этого времени в Ирак периодически направлялись дополнительные войска, как правило, на время национальных выборов или в связи с очередным обострением ситуации. Разница заключалась в том, что теперь усиление контингента должно было продлиться достаточно долгий срок. Кроме того, если раньше американские войска покидали очищенные от боевиков районы, то план «большой волны» предусматривал, что они будут оставаться в них для продолжительного поддержания безопасности. Джордж Буш подчеркнул: «Нас ждет тяжёлый и кровавый год, который принесёт новые жертвы, как среди иракского населения, так и среди наших военнослужащих».

«Армия Махди» в августе объявила о прекращении огня сроком на полгода.

Багдад.

Нашим местонахождением была столица Ирака, а если точнее, то медицинский госпиталь находился в нескольких десятках километров от столицы. Это было впечатляющее сооружение, огромная территория которого больше напоминала военную базу, чем госпиталь. Здесь находились военные, которые очень тщательно охраняли территорию от врага. Чтобы попасть туда, мы прошли полную проверку, на базу не должно было проникнуть ничто лишнее, безопасность персонала была приоритетом.

Нас привезли автобусом, восемь «новобранцев», и все восемь молодые мужчины до двадцати пяти лет. Молодые, неженатые, недавно окончившие университет, с хирургической подготовкой.

Мы с Гаретом сидели в автобусе и наблюдали, всю дорогу мы смотрели в окно и не могли оторвать взглядов от происходящего. Эта нищета, эта боль, кровь и война – они словно пропитали все живое здесь. Жаркое солнце палило так, что мне казалось – я попал в ад. Разрушенные здания, сожженные машины людей, которые просто стояли и смотрели, в их глазах страх, неизвестность, потеря.

Этот страх пропитывал все, даже воздух. Мурашки ползли по коже и я уже не понимал, зачем я сюда приехал. В какой-то момент от этого места мне стало так страшно, что хотелось просто заплакать.

Когда нас выгрузили из автобуса, высокий человек в светло-серой армейской форме попросил нас встать перед автобусом для инструктажа.

– Меня зовут капитан Андерсон и я поздравляю вас с прибытием в двадцать первый военный госпиталь! – я стоял под солнцем, наблюдая то, что происходило вокруг меня; люди в форме, они смеялись. Казалось, они живут обычной жизнью, веселятся и пытаются убежать из этой реальности, где царит боль. А может, они уже привыкли ко всему этому? Может, война стала частью их жизни.

– Сейчас, – продолжил Андерсон, – вы пройдете за мной, я покажу, где вы будете жить и отдыхать. Пятнадцать минут на то, чтобы осмотреться, после чего я проведу экскурсию по самому госпиталю, и мы распределим вас по местам. Все ясно?

– Так точно, сэр! – закричали все.

– Отлично! За мной!

Прошли мимо спортивной площадки, где парни играли в баскетбол, мимо ряда небольших одноэтажных домиков, которых было порядка нескольких десятков. Здесь бурлила жизнь, люди ходили туда-сюда, но что самое странное – я не заметил пока что ни одной женщины на территории. Я заметил, как вдали от жилищной площади приземляется вертолет, а за ним следует другой. Я видел такие в фильмах: тот, что больше, использовался для транспортировки людей и раненых, а тот, что поменьше, назывался «Черный ястреб», он выполнял функцию защиты большого вертолета. Я увидел, как к вертолету с мигалками поехала скорая, а что было дальше, я не увидел, нас привели к нашему домику, и мы вошли внутрь.

Внутри домик был поделен на отдельные комнаты, в каждом домике десять комнат, все это разделял узкий коридор, по обе стороны которого находились двери в эти комнаты. В каждой комнате жил только один человек.

По фамилиям нам выделили комнаты, они были небольшими: маленькая кровать, которая вмещала только одного человека, маленький столик, душевая и ванная комната находились в конце коридора. Я разложил свои вещи и зашел посмотреть, как Гарет, нам нужно было выходить через несколько секунд.

– Как комната? – спросил я у Гарета, который раскладывал свои вещи.

Он повернулся ко мне и улыбнулся:

– Даже больше, чем моя квартира!

Хорошо, что оптимизм не оставлял его в это время.

– Нам пора, время, – мы вышли из здания. Почти все уже собрались, Андерсон стоял прямой армейской стойкой.

Через минуту все собрались.

– Ну что ж, господа, а сейчас прошу пройти со мной в госпиталь, мы будем проходить по операционным, и когда я буду называть вашу фамилию – вы будете оставаться в той операционной, которую я назову, там представитесь и вас введут в курс дела! Все ясно?

– Так точно!

Мы двинулись за капитаном. Когда открылись двери в госпиталь, я увидел, где по-настоящему бурлит жизнь: все были чем-то заняты, бешеный ритм, диспетчер каждую секунду просил, что бы кто-то куда-то подошел. Мы проходили по коридору, который был набит людьми, не только американцами или европейцами, здесь находилось много людей мусульманской внешности – дети, женщины, старики. Врачи не отказывали никому и боролись за жизнь каждого, даже во время войны.

– Роуз, Милович – пятая операционная! – двое парней отделились от группы, а мы двигались дальше; нам показывали, где что находится, где диспетчер, где комнаты отдыха.

– Даньелз, Коуч! Седьмая операционная! – это были мы с Гаретом, даже здесь судьба не оставила меня одного. Мы оторвались от группы и вошли в дверь с названием «Операционная 7», внутри было холодно и пахло знакомым запахом, запахом смерти. За стеклом проводилась операция, а здесь, в комнате ожидания, стояли двое больших мужчин, они говорили о чем-то и посматривали на операцию? за стеклом трое человек боролись за чью-то жизнь.

– Даньелз и Коуч прибыли! – закричал Гарет.

Мужчины повернулись к нам и один из них улыбнулся:

– Не кричи, сынок, ты не в армии, ты в операционной!

– Извините, сэр! – сказал вполголоса Гарет.

– Ну что ж, господа, – сказал мужчина с серой щетиной и темно-синей хирургической шапочкой. – Меня зовут доктор Норберг, я буду вашим руководителем. Здесь все выполняют мои приказы, седьмая хирургия – это моя власть, вы не делаете ни шагу без моего ведома! Понятно? – мы покивали в ответ. – Хорошо! Доктор Хопер, – он указал рукой на другого, высокого и черноволосого, почти такого же молодого, как мы, – покажет вам все и расскажет, что вы будете делать. – Он улыбнулся, а потом добавил, – добро пожаловать в Ад!

* * *

Госпиталь был большим театром.

Здесь каждому была отведена своя роль. Каждый занимался своим делом и выполнял то, что было ему приказано. О неподчинении не могло быть и речи. Хоть в первый день наш главный сказал, что мы не в армии, а в госпитале, это было совершенно не так, это была настоящая армия со своими законами, правилами и дисциплиной.

День начинался в 5:30 утра: душ и завтрак, после чего в 6:30 мы заступали на смену. В 12:00 был обед, после мы работали до 6:30 вечера, а потом менялись с другими врачами, которые заступали на дежурство.

В отличие от моей прежней работы я полюбил ночные дежурства, они были спокойными. Мы работали ассистентами хирурга, целый день шли операции, мы менялись с другими группами, но некоторые хирурги были словно роботы, они могли оперировать целый день, а потом улыбнуться и сказать: «Пошли выпьем пива!» Мы, молодые, жутко уставали, я вспомнил свои первые недели работы в больнице, это было похоже. В больнице не было ни одной женщины, только женщины-пациенты. Всю работу здесь выполняли мужчины.

После первых нескольких дней мне казалось, что прошла целая вечность, что мы проработали уже несколько месяцев, а прошло всего пять дней, пять тяжелых дней. Я был так загружен, что не вспоминал ни о чем. Вся моя концентрация была там, на операционном столе, и каждая операция была борьбой за жизнь: солдата, матери или ребенка, мужа или брата, сестры или чьих-то родителей. К нам попадало мало солдат, где-то один-два человека в день, а мусульманских мирных жителей, которые ни в чем не были виновны, просто став заложниками судьбы и обстоятельств, к нам доставляли десятками. И все они хотели только одного – выжить и продолжить жить, жить в этом мире, полном жесткости и крови. Стремление к жизни переборет в нас все, только бы продолжать дышать.

Я смотрел на лица тех, кто поступал, тех, кто умирал, разного рода травмы, от ножевых и пулевых до осколочных. Иногда я задумывался, что чувствует человек, когда умирает? Боль и страдание? Или же он не чувствует ничего? Может, его тело уже лишено всего и переходит в духовный мир, где нет всего этого: страха, боли, жестокости.

Один человек как-то сказал мне: «В мире нет ничего страшнее самого страха!»

В одну из ночей я не мог уснуть; я знал, что нам остается всего семь дней, и я уеду домой. Половина пути уже позади, оставалась неделя и я смогу немного отдохнуть. А потом я задумался, стоит ли возвращаться.

Нам выдали по лэптопу, у которого был доступ только к электронной почте, нам запрещено было использовать мобильные и выходить в интернет, а для связи со своими близкими был выделен этот лэптоп, через который можно было отправлять по одному письму в день.

В ту ночь я решил написать Камилле.

«Знаешь, чего мне больше всего не хватает? Общения с тобой. Здесь так тихо по ночам, порой мне так одиноко, что хочется просто заплакать. Я так соскучился по тебе, я хочу увидеть тебя, взглянуть в твои в глаза, мне не хватает их сияния… Мне кажется, что прошла уже целая вечность с того момента, как мы расстались в аэропорту, я хочу еще раз прикоснуться к твоим рукам, почувствовать запах твоих волос и прошептать тебе: „Ты нужна мне!“… Нужна, как никто другой в этом мире не нужен… Я видел смерть, у нее есть лицо, я понял, ради чего эти люди отдают свои жизни – ради своих любимых и близких. Я готов отдать свою жизнь за тебя, потому что ты мое сияние в ночи, ты та путеводная звезда, которая меня ведет в бурном океане, сейчас я знаю свой курс, знаю, куда мне надо плыть…

Я люблю тебя, Камилла!»

Отправка сообщение и на душе как-то легче, не чувствуешь себя одиноким в этой чужой стране.

Ответ пришел через пятнадцать минут, сердце замерло и перестало биться, когда я отрывал письмо. Одна маленькая короткая фраза, которая готова заставить вашу душу плясать от неземной радости, а в вашем сердце взорвать вулкан.

«Я тебя тоже люблю! Возвращайся скорее!»

* * *

Оставалось всего три дня до отправки домой, и я уже почти адаптировался под этот ритм, мне даже начинало нравиться. После ночи, когда я получил сообщение, что она меня любит, мое сердце вспыхнуло таким жаром, что зарядило меня позитивной энергией на многие дни вперед, я уже не мог дождаться, когда же увижу ее, прикоснусь, поцелую и больше никогда не отпущу.

– Даньелз! – сказал Норберг, когда мы сидели в четверг за обедом, оставалось всего три дня отработать и уже в воскресенье мы уедем. Мы с Гаретом сидели за столиком, и он рассказывал мне историю какую-то, мы сдружились за эти две недели и стали почти лучшими друзьями. У него была сильная страсть к книгам, он читал все время, а потом рассказывал мне о тех книгах, которые прочел. Я тоже любил читать, но не в таком количестве и не с такой скоростью.

– Да, сэр! – я поднялся и поздоровался с доктором Норбергом.

– Даньелз, майору Андерсену нужна твоя помощь, нужно сегодня поработать в его команде спасателей. За один день получишь двадцать тысяч.

Команда спасателей, я слышал о них: врачи, которые вместе с военными отправляются за ранеными на поле боя. Это значило, что надо в прямом смысле этого слова отправиться на войну, и мне стало страшно.

– Сэр, а можно и мне? – спросил Гарет.

Я не знал, что ответить, это решение далось мне очень трудно, но после убеждения капитана в том, что нашей работой будет только сидеть в вертолете и поддерживать пациентов до прибытия в госпиталь, я все же согласился. Если судьба хочет этого – я попробую.

Мы отправились к майору Андерсену, именно он был старший в спасательных отрядах.

– Хорошо, что вы прибыли, сегодня должна была приехать новая смена, но задержка рейса из США. Вы замените моих ребят всего на шесть часов. Для начала вам надо переодеться!

Мы были абсолютно не подготовлены к войне, да и не похожи на солдат, даже в военной форме, в которой уже вторую неделю я не мог почувствовать себя комфортно. Я не умел стрелять и целиться, только какие-то базовые навыки, мы были простыми врачами, и наша цель была проста: забрать раненного из точки А и доставить в точку Б, госпиталь. Куда мы должны лететь – было большой загадкой.

Мы переоделись, настало самое сложное – ожидание сигнала. Нам не пришлось ждать и двадцати минут, как по рации, по защищенному каналу, диспетчеру сообщили, что в семнадцати милях от Багдада в каком-то поселке британский солдат наступил на мину, есть пять пострадавших. В вертолет помещалось всего три лежачих пациента и два врача, еще пулеметчик и два пилота.

После звука сирены нас с Гаретом разделили, мы разошлись по разным вертолетам. Что нас там ждет? Паника и страх.

Я сидел в шумном вертолете и мне казалось, что от переживаний меня сейчас стошнит. Мой напарник, который уже третий год работал спасателем, сказал, чтобы я держался, все хорошо. Чтобы я думал о доме и о семье, это всегда успокаивает в таких ситуациях. Но паника накатывала, словно волна, и я никак не мог успокоиться.

Мой напарник Джо указал мне «пять» – я понял, что остается пять минут до места назначения. Я посмотрел из вертолета и подумал, мог ли я раньше в своей жизни представить такую ситуацию, что я буду в Ираке, на войне, лететь в вертолете спасать чьи-то жизни? Нет, конечно. Но жизнь может привести нас в такой пункт назначения, о котором мы даже не догадываемся. И всегда надо быть готовому к новому дню, к новому часу и новой минуте: никогда не знаешь, чем она удивит тебя.

Я заметил дым, который появился на горизонте – значит, деревня близко. Пулеметчик внимательно осматривался, чтобы, не дай Бог, на нас не напали. Один из солдат встал со своего места и закричал Джо:

– Джо, мы садимся через пять минут, возьми миноискатели – проверишь, чтобы мы не посадили вертушку на мину!

Джо показал, что понял, взял длинный миноискатель и когда мы уже были над этим местом, снизу донесся черный дым, от него шел запах. Внизу находилось несколько машин, стояли и ждали солдаты, в руках автоматы. Нас ждали, мы были той маленькой крупинкой надежды на спасение жизней.

– Сейчас будет дым! – закричал один из пилотов, но я не сразу понял, какой дым. Только после того, как мы постепенно стали садиться, я понял, что такое дым: песок, который поднимался в воздух и создавал песчаный дым. За метр до земли Джо высунулся из вертолета и, словно супергерой, проверил те участки земли, куда должны были встать шасси вертолета. Я был готов к сигналу, Джо хорошо меня проинструктировал. Когда садится вертолет – я бегу за ним, забираем раненых, только тех, о ком сообщил диспетчер, все другие нас не касаются, это не наше дело. Никого другого не подпускать к вертолету и не с кем не входить в контакт. Все четко и ясно. В случаи угрозы держаться возле вертолета, пулеметчики нас прикроют.

И вот легкий толчок, шасси вертолета встали на твердую землю, сигнал и мы бежим. Я бегу за Джо, эта тяжелая форма, обмундирование, так жарко, я вспомнил те слова, что нам сказал доктор Норберг: «Добро пожаловать в Ад!»

Солдат в форме махнул нам рукой, и мы подбежали к нему.

– Четвертая спасательная бригада, что у вас? – спросил Джон солдата в форме.

– Пятеро. Трое в критическом состоянии!

– Хорошо! Этих трех несите в вертолет! За остальными через несколько минут прилетит второй вертолет и заберет их! Даниельз, – он обратился ко мне, – пройди с капитаном и осмотри раненых!

Я кивнул и мы с темнокожим солдатом проследовали к двум джипам, которые охраняли солдаты. Они открыли двери и двое солдат начали вытягивать раненых.

Кровь, боль и мучение.

Я смотрел на этих солдат, двое из трех уже были без сознания. Я про пальпировал пульс одного из них: тонкий нитевидный, сердцебиение слабое.

Этот человек почти умирал, критическое состояние, его рука была оторвана до предплечья, обширные раны покрывали все тело, кровь была везде. Состояние предагонии, он балансирует на такой тонкой грани между жизнью и смертью, что уже, наверное, только Бог решает – жить ли ему или же поддаться смерти.

Самое трудное в работе врача – это выполнять роль мини-Бога. На поле боя ты становишься мини-Богом: ты решаешь, кому можешь помочь, а кому не в силах. Это самые трудные решения, но от них никуда не денешься. Если ты будешь пытаться спасти пациента, который все равно умрет, то ты отберешь жизнь у того, которому мог бы помочь.

Я знал, что этому солдату уже не помочь, уже слишком поздно, я махнул рукой и его унесли в вертолет. Второй пациент: состояние критическое, он еле дышит, кровь из него идет словно сквозь сито – пробит осколками мины. Я услышал звук второго вертолета, в котором летел Гарет.

Третий солдат был все еще в сознании, его нога отсутствовала, у него был шок, но он боролся за жизнь всеми силами.

– Этого быстро в вертолет! – я знал, кому могу спасти жизнь. Если остановить кровотечение и направить все силы на борьбу с шоком – он будет жить, в отличие от тех двоих. Это простая сортировка, которой нас учили еще в университете, и здесь нужно иметь «ясный ум и холодное сердце». Все, что нужно было – это адекватно оценить свои силы: кому ты можешь помочь, а кому нет – и правильно повесить на раненых цвета.

Раненые загружены в вертолет и время улетать. Я увидел, как Гарет вылез из вертолета и махнул мне рукой, я махнул ему в ответ, а потом я забежал в вертолет. Первая часть плана была выполнена, оставалась вторая часть: спасти, доставить в точку Б.

– Обезболивающее и кровоостанавливающее! – дал указание мне Джон. – И смени повязку!

Я приступал к выполнению своей части работы, пока он пытался победить шок у третьего пациента. У меня так дрожали руки, словно я студент, который впервые притронулся к пациенту. Я чувствовал присутствие смерти, она была здесь, дышала нам в затылок.

В таких моментах ты работаешь на скорость и автоматизацию, твой главный враг – смерть, если ты успеваешь победить ее – ты спасаешь чью-то жизнь.

Следующие несколько минут я помню очень плохо, все словно в замедленной съемке. Я помню толчок; маневр, который провел вертолет, как потом выяснилось, ухода от ракеты, которой нас попытались сбить, а потом выстрелы пулемета, крики Джо, я хватал и держал пациентов, кровь повсюду, мои руки покрыты ею. Никогда я не забуду тот запах, ту панику, тот страх.

А потом взрыв. Крики пилотов, я посмотрел в окно… Огненный дождь обрушился на землю.

Ракета попала в вертолет, в котором летел Гарет… Вертолет полетел вниз и упал в пустыне. Страх овладел мною, слезы выступили на глазах, я забыл про существование пациентов, про то, что я в небе, в вертолете, мне хотелось закричать…

Я был парализован; крики «Пятый упал! Пятый упал!», «Черные ястребы», которые отбивали атаку, выстрелы пулемета с нашего вертолета. Я помню звонкий звук в моих ушах, а потом он словно начал исчезать, мне казалось, что я просыпаюсь после сна и все это словно происходит в кино, в кино с крутыми спецэффектами.

– Перевязывай его! – Джо закричал на меня так громко, что сумел вернуть в реальность.

Я работал словно робот, все движение были точными, быстрыми и безошибочными. Я попытался нащупать пульс одного из раненых, но он уже умер, холод покрыл его тело, сердце больше не бьется.

Уже через минуту выстрелы прекратились, другой раненый был спасен. Одна жизнь взамен на две смерти. Мы не сумели тех двоих спасти… Человеческая жизнь стоит дорогой цены, которую порой мы не способны заплатить.

Этот день останется в моей памяти навсегда, я никогда не смогу его забыть: холод, который покрывал мое тело, ощущение того, что я нахожусь не в пустыне, где температура больше сорока градусов, а на северном полюсе, и здесь очень холодно. Дрожь бежит по моему телу. Так холодно…

Я потерял друга… Уже второй раз я потерял друга, только в этот раз я потерял его по-настоящему.