Текст книги "Переживание стыда в «зеркале» социальных теорий"

1.3. Способность стыда фиксировать границу между Я и Мы

Связь стыда с эмоциональным предвосхищением негативной внешней оценки можно выразить с помощью визуальных метафор: например, Б. Браун настаивает на том, что «стыд – базовая эмоция… И хотя между женщинами и мужчинами, конечно, существует значительная разница – в главной сути мы во многом схожи… Метафора женского стыда – паутина (выделено мною. – М. Б). У мужчин иначе. Когда они описывали… стыдные переживания, я представляла себе маленькую коробочку (выделено мною. – М. Б). Эта коробочка заколочена ожиданиями того, что человек всегда будет выглядеть жестким, сильным, стоическим, могучим, успешным, бесстрашным, способным, контролирующим абсолютно все»[335]335
  Браун Б. Все из-за меня (но это не так) [Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости]. М., 2014. § Описание стыда


[Закрыть]. Несмотря на различие визуальных метафор для представления женского и мужского стыда, смысл их одинаков – стыд выступает как ограничитель, но не от имени Ты, т. е. какого-то конкретного человека или группы близких ему людей, а от имени Мы.

А вот В. Пекарская предлагает другую метафору для стыда: «Может быть когда-то, на заре времен, когда все делились на мелкие племена, каждое со своим укладом, а, часто, и наречием, именно чувство стыда позволяло избежать множества проблем (драк, войн, непонимания) – когда приходилось вступать в контакт? Думаю, стыд был именно тем «термометром», который позволял измерить «градус» поддержки «того, какой я есть и как мне себя вести» в незнакомой окружающей среде (выделено мною. – М. Б). И выживали те группы, члены которой были к стыду более чувствительны, те, кто улавливал самое начало "подъема температуры», понимал, что желание не может быть удовлетворено (в данный момент или таким образом) и что следует отступить и пересмотреть свои намерения (действия)»[336]336
  Пекарская В. Стыд 2. Термометр поддержки // ЖЖ Пекарской. URL: http:// www.vika-pekarskaya.livejournal.com>3O528.html (дата обращения: 09.10.2020).


[Закрыть]. Здесь стыд выступает уже как помощник в установлении отношений индивида со своим социальным окружением: «В идеале, люди чувствительные к смущению и стыду (в здоровом смысле), должны легко и быстро подстраиваться под любые новые условия»[337]337
  Пекарская В. Указ. соч.


[Закрыть].

Таким образом, метафоры, предложенные Б. Браун и В. Пекарской, выражают полярное отношение человека к стыду. Какая-то из этих метафор неправильно отражает реальность стыда? Или стыд амбивалентен – и ограничивает человека, и помогает ему?

В этических, социологических, психологических и культурно – антропологических концепциях стыда – отмечает А. В. Прокофьев, в «качестве центрального свойства может рассматриваться то, что стыдящийся человек оценивает себя, исходя из действительных или возможных мнений, высказываний и действий окружающих. В таком случае стыд оказывается реакцией на негативную внешнюю оценку или эмоциональным предвосхищением такой оценки. Именно наличие внешнего фактора в генезисе этой эмоции задает ее специфику»[338]338
  Прокофьев А. В. О моральном значении стыда // Этическая мысль. 2016. № 2. С. 107.


[Закрыть]. Но «внешний фактор» в данном случае – не конкретный другой индивид и общение с ним «лицом к лицу», а социальное окружение человека в целом, т. е. не Ты, а Мы.

Исследование зависимости переживания стыда от отношения Я – Мы, т. е. от отношения индивида к мнениям окружающих его людей, а не какого-то конкретного Ты, к ценностям сообщества, к которому от себя относит, имеет давнюю историю. Эта история А. В. Прокофьевым обозначена как аристотелевская традиция социализированного и экстернализованного понимания стыда. «В центре этой традиции находится исходная формулировка Аристотеля „стыд есть огорчение по поводу бесчестья“ (или „страх бесчестья“)»[339]339
  Прокофьев А. В. Роль стыда в моральном опыте: история проблемы и современные подходы к ее разрешению. Проект при поддержке РФФИ. Грант № 16–03—50063—ОГН // ИФ РАН. URL: http://www.iphras.rwpage27134989.htm (дата обращения: 05.10.2020).


[Закрыть]. В духе этой традиции, считает A. В. Прокофьев, описывают функционирование стыда Фома Аквинский, Т. Гоббс, Р. Декартом, Б. Спиноза, Дж. Локк, Б. Мандевилль, Ф. Хатчесон, Д. Юм. Развитие аристотелевского понимания стыда А. В. Прокофьев прослеживает и в XX – начале XXI вв. в рамках трех исследовательских дисциплин: культурной антропологии, социологии, социальной психологии. В качестве образцовых теоретических моделей здесь выступают «типология "культур вины» и «культур стыда» (от М. Мид и Р. Бенедикт до современных ее образцов), интерпретация стыда как универсального «морального гироскопа» и ответа на угрозу социальным связям у Т. Шефа, представление П. Гилберта о неразрывной связи стыда с управлением социально привлекательностью»[340]340
  Прокофьев А. В. Роль стыда в моральном опыте.


[Закрыть].

Д. Ходороу пишет про стыд, что это чувство вынуждает нас бороться с горьким опытом отчуждения, и «мы развиваем чувствительность, которая помогает нам оценивать тонкую и сложную систему человеческих взаимоотношений»[341]341
  Цит. по: Гайфуллина Г. В. Стыд и близость. Истоки токсического стыда // Самопознание. ру. URL: http://www.samopoznanie.ru/articles/styd_i_blizost_istoki_ toksicheskogo_styda/#ixzz6Ve4yDFcz (дата обращения: 19.09.2020).


[Закрыть]. «Мы – продолжает эту тему Г. В. Гайфуллина, – нуждаемся в связях и близости с себе подобными. Мы имеем базовую потребность быть любимыми и признанными как целостное чувствующее существо… Лизбет Марчер (Lisbeth Marcher. – М. Б.)… пишет, что «движущей силой человеческого существования является желание людей испытывать всё более высокие уровни открытой и чистосердечной связи с другими людьми и миром в целом» (выделено мною. – М. Б.). Марчер назвала это стремлением к взаимной связи»[342]342
  Там же.


[Закрыть]. Реализации этого стремления особым образом способствует стыд.

Но сначала стыд эту взаимную связь пытается разрушить.

B. Пекарская сравнивает в этом отношении стыд с виной: «В момент переживания ВИНЫ мы начинаем просить выпустить нас из вины – извиняться… То есть у всех, кто способен признавать свою вину, – есть шанс на продолжение контакта (выделено мною. – М. Б.) с тем, кому нанесен урон. Можно попросить прощения. Или найти удобную форму возмещения нанесенного ущерба. У стыда же никакого такого магического заклинания нет. И шанса на контакт – тоже (выделено мною. – М. Б). Само по себе переживание стыда связано с предполагаемым посланием от общества: «ты НЕ так себя ведешь, и, возможно, ты НЕ НАШ, и, соответственно, тебя можно отвергнуть или изолировать». Это – разрыв контакта. Желание, которое появляется у того, кто испытывает стыд, – это желание сделать отменный ход, чтобы вернуть все на место. Найти дополнительный оправдательный смысл совершенного поступка. Все зачеркнуть и исправить. Восстановить прежний контакт!»[343]343
  Пекарская В. Стыд 4. Как выбираться из «ловушки стыда» // ЖЖ Пекарской. – URL: ЬПрУ/^^мМка-рекагзкауаНуещигпаксотЖак выбираться из ловушки стыдаНт) (дата обращения: 09.10.2020).


[Закрыть].

На эту же способность стыда разрушать общение людей обращает наше внимание и Гергилов: «Стыд обладает нарушающим (или даже разрушающим) влиянием на человеческое общежитие… В стремлении сокрытия и ухода в себя стыд нарушает контакт с внешним миром… Таким образом, на некоторый промежуток времени он исключает контакты субъекта стыда с другими индивидами. Поэтому стыд обременяет не одного лишь субъекта стыда. Более того, посредством своего стыда субъект усложняет социальную ситуацию в целом, в которой находится, затрагивая всех других, присутствующих при этом (выделено мною. – М. Б). Поскольку стыд субъекта стыда становится досадной помехой для других, то здесь можно говорить о социальных ситуациях стыда»[344]344
  Гергилов Р. Е. Социальное избегание и преодоление стыда… С. 184.


[Закрыть]. Значит, если речь идет о «социальных ситуациях стыда», то можно говорить о влиянии стыда на взаимоотношения Я и Мы, а не только Я и Ты.

О влиянии стыда на взаимоотношения Я и Мы пишет и А. Браун: «Стыд – работник зоны границ. Он регулирует взаимодействие между мной и другими. Для социальных существ коими мы являемся, это чертовки важно. Он немного похож по своим функциям на одежду. Стыд помогает двигаться в сторону той идеальной точки, в которой и мне удобно и со мной удобно. Положение, в котором прикрыто ровно то, что должно быть прикрыто. Когда мои движения свободны, не скованны. Когда то, как я выгляжу, соответствует моим вкусам, но при этом не оскорбляет окружающих. Когда то, что я показываю другим достаточно продумано и выверено, но фасад не забирает на себя вообще все мысли и энергию»[345]345
  Браун А. Зачем нужен стыд // Психологи на b17.ru. URL: http://www.b17. гш/144636/ (дата обращения: 19.09.2020).


[Закрыть].

Как же возник стыд в качестве работника зоны границ?

Еще в эпоху первобытности человек сталкивался с фактом того, что в процессе его трудовой деятельности любой предмет может превратиться во что-то такое, что заранее невозможно предсказать. Представление об изменчивости вещей, создаваемых человеком, было расширено древним человеком – с помощью метода аналогии – на весь мир, и в результате человек осознал, что окружающий его мир текуч. Это открытие было зафиксировано мифологическим мышлением первобытного человека в форме закона всеобщего оборотничества – всё превращается во всё[346]346
  А. Ф. Лосев пишет, что «в архаической мифологии все не только отличается от всего, но все и переходит во все, все превращается во все. И так как первобытный человек плохо различает субстанцию вещи и ее свойства, а свойства вещи всегда меняются и переходят одно в другое, то и субстанции вещей для такого мышления тоже всегда способны переходить одна в другую. Другими словами, здесь признается всеобщее оборотничество, всеобщая способность любой вещи переходить в любую другую вещь» (Лосев А. Ф. История античной эстетики. Т. 8. Итоги тысячелетнего развития. М., 2000. Часть четвертая. Общая характеристика истории античной эстетики. II. Общинно-родовая формация.


[Закрыть]. Но подобное открытие делает и любой ребенок, и можно сказать, что первобытная история – это своеобразное детство человечества. Закон всеобщего оборотничества означает, что предметы окружающего мира для древнего человека и ребенка – ненадежная основа для принятия решения житейских проблем, и они не могут выступать в качестве абсолютной точки отсчёта при выборе, ибо постоянно меняются. Но древний человек обнаружил также, что и сам он способен изменяться, превращаться в кого-то другого. Характерна эта способность – опять же – не только для первобытного человека, но и для ребёнка. Они оба – как выдающиеся актеры – могут превращаться во что угодно[347]347
  Примерный систематический обзор философских результатов общинно-родовой формации).


[Закрыть].

При перевоплощении происходит уподобление (даже слияние) Я индивида с существованием другого человека (или даже животного). «Способность человека к превращению, – отмечает Э. Канетти, – давшая ему столько власти над другими существами, недостаточно замечена и понята. Это одна из величайших загадок: каждый обладает этой способностью, каждый её применяет и считает это совершенно естественным, но лишь немногие отдают себе отчёт в том, что именно ей они обязаны лучшей частью своего существа»[348]348
  Канетти Э. Масса и власть. М., 1997. Часть IX. Превращение. § Предчувствие и превращение у бушменов.


[Закрыть].

Постоянные перевоплощения человека на «подмостках жизни» являются способом существования индивида в социальном мире. Способность человека к превращениям – одна из величайших загадок: каждый обладает этой способностью, каждый ее применяет, каждый считает это совершенно естественным[349]349
  См.: Канетти Э. Превращение // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 483.


[Закрыть]. Характерна изменчивость и для человеческой мимики. «В игре мимики воплощена беспрестанная способность человека к превращениям. Человеческая мимика богаче, чем мимика любого другого существа, человеческая жизнь богаче любой другой в смысле превращений»[350]350
  Канетти Э. Масса и власть… Часть IX. Превращение. § Фигура и маска.


[Закрыть]. Остановить процесс нескончаемых превращений можно через фиксированный образ. Маска и есть такой фиксированный образ лица. «Маска, благодаря своей неподвижности отличается от остальных конечных состояний превращения. На место никогда не успокаивающейся, вечно подвижной мимической игры выступает ее прямая противоположность – полная неподвижность и застылость»[351]351
  Там же.


[Закрыть].

Персона, личность – изначально синонимы личины, т. е. маски, носимой актером. Маска выступает как некоторый стабилизированный статический образ, запечатлевающий постоянно совершающиеся изменения человека, подобно тому, как раз и навсегда зафиксированный в бесконечных повторениях ритуал (обряд) является образом, стабилизирующим постоянно изменяющееся внешнее поведение человека и коллектива. Особенно важно это было для ранних стадий становления человечества (впрочем, это важно и сейчас для любого ребенка в процессе его социализации): «Представляется, что именно дар превращения, которым обладает человек, возрастающая текучесть его природы и были тем, что его беспокоило и заставляло стремиться к твердым и неизменным границам. Он ощущал в собственном теле так много чуждого себе, настолько был беззащитен перед ним и вынужден превращаться в него так, что оно оставалось навязанным ему извне… Настолько все было движением, и его собственные чувства и формы постоянно текли и изменялись, что это должно было пробудить тягу к твердости и постоянству, которую нельзя было удовлетворить без запрета превращения»[352]352
  Канетти Э. Масса и власть. М., 1997. Часть IX. Превращение. § Запреты на превращение.


[Закрыть]. В связи с эти Э. Канетти замечает: «Социальное и религиозное явление огромной важности представляет собой запрет превращения (выделено мною. – М. Б.)»[353]353
  Там же.


[Закрыть]. Самый яркий пример реализации запрета на превращения – инициация как постановка предела детским превращениям. Одновременно инициация – важный элемент процесса социализации индивида. Огромная социальная важность запрета на превращения как бы намекает – здесь не обошлось без участия стыда: всё, что писалось в данном монографическом исследовании ранее, также подтверждало огромную социальную важность стыда, и два феномена «огромной социальной важности» не могли не пересечься в жизни человека!

Стыд как участник социализации

Понятие «социализация» обозначает процесс включения индивида в структуру общества путем усвоения индивидом норм жизни, ценностей и образцов поведения тех социальных групп, членом которых он себя считает. Результат социализации – достижение индивидом статуса «взрослого», самостоятельного и автономного деятеля (субъекта, актора, социального агента). Н. Смелзер указывает на четыре психологических механизма (имитации, идентификации, чувства стыда и вины), помогающие объяснить сущность процесса социализации: «Имитацией называется осознанное стремление ребенка копировать определенную модель поведения… Идентификацией называется способ усвоения детьми родительского поведения, установок и ценностей как своих собственных. Имитация и идентификация – позитивные механизмы, так как способствуют формированию определенного поведения. Стыд и вина представляют собой негативные механизмы, поскольку они запрещают определенное поведение или подавляют его»[354]354
  Смелзер Н. Указ. соч. Глава 4. Социализация. Психология социализации.


[Закрыть].

Идентификация, таким образом, является механизмом, определяющим качество социальной идентичности, а социальная идентичность есть результат социализации, усвоения базовых ценностей и норм, присущих данной социокультурной системе. Понятия «социальная идентичность» и «личностная идентичность» связаны друг с другом определенным образом, на что указывают А. В. Микляева и П. В. Румянцева: «Традиционные для современной психологии трактовки личностной идентичности как набора характеристик, отличающих данного человека от других людей, и социальной идентичности как результата осознания своей групповой принадлежности с принятием типичных для этой группы черт предполагает противопоставление этих аспектов идентичности. Однако на современном этапе развития социальной психологии происходит переосмысление соотношения личностной и социальной идентичности. Наиболее распространенной на сегодняшний день является точка зрения о том, что социальная и личностная идентичности являются взаимодополняющими, а не противоречащими друг другу компонентами идентичности человека»[355]355
  Микляева А. В., Румянцева П. В. Социальная идентичность личности: содержание, структура, механизмы формирования: Монография. СПб., 2008. С. 28.


[Закрыть].

В. С. Мухина отстаивает точку зрения, согласно которой развитие личности[356]356
  Мне близко понимание личности, предложенное в учебнике по философии под редакцией О. А. Митрошенкова: «личность – это „коллективная индивидуальность“, это сплав социально – общего и индивидуально – неповторимого. Личность образуется лишь тогда, когда социальные требования, нормы, идеалы, ценности обретают для индивида значимость, не меньшую, чем физиологические параметры жизнедеятельности. Но и важнейшей стороной социализации является то, что социальное в личности приобретает индивидуализированный смысл, конкретизируется, окрашивается неповторимо-индивидуальными характеристиками, становится смысложизненным» (Философия: учебник / под ред. проф. О. А. Митрошенкова. М., 2002. Глава 24. Человек как личность. § 1. Сущностные характеристики личности).


[Закрыть] осуществляется с помощью механизма идентификации-обособления: «Механизмом присвоения отдельным индивидом всесторонней человеческой сущности является идентификация. В психологии идентификация представлена как механизм эмоционального и иного самоотождествления человека с другим человеком, группой, образцом… Механизмом отстаивания отдельным индивидом своей природной и человеческой сущности является обособление. Идентификация и обособление рассматриваются нами как диалектически связанные механизмы, по своей глубинной сущности находящиеся в единстве и противоположности»[357]357
  Мухина В. С. Возрастная психология. Феноменология развития: учебник для студ. высш. учеб. заведений. М., 2006. С. 94–95.


[Закрыть]. Таким образом, развитие личности – это процесс «становления в человеке двух его ипостасей: социальной единицы и уникальной личности (выделено мною. – М. Б?)»[358]358
  Один из параграфов учебника «Возрастная психология. Феноменология развития» В. С. Мухиной так и называется – «§ 1. Социальная единица и уникальная личность».


[Закрыть]. О взаимосвязи процессов социализации и индивидуализации пишет и Н. Элиас, который настаивает на том, что «общество не только уравнивает и типизирует, но и индивидуализирует. Несомненно то, что среди людей, которые выросли и живут в обществе, не существует нулевого уровня индивидуализации»[359]359
  Элиас Н. Общество индивидов. М., 2001. С. 94.


[Закрыть].

Гергилов обращает наше внимание на стыдливость как средство защиты нашей идентичности: «В виде сдержанности или возвратного движения она помогает избежать встречи с угрожающим идентичности Другим и прикрывает индивида, обращая его на самого себя: в этом движении индивид страхует себя до того, как наступит вызванный стыдом кризис идентичности. Стыдливость действует так, что индивид держится на достаточном удалении от Другого, чтобы встреча с ним не породила проблемы идентичности. Стыдливость, прежде всего, это индивидуальная практика избегания стыда. В этом смысле она скрывает индивида от других, поскольку взгляд извне она переводит на себя (выделено мною. – М. Б.).»[360]360
  Гергилов Р. Е. Социальное избегание и преодоление стыда. С. 185.


[Закрыть].

Гергилов также подчеркивает важную роль стыдливости в формировании приватной сферы: «Ввиду того, что приватная сфера постоянно вынуждает индивида обращать свой взор "вовнутрь", то есть на свои интимные и ранимые сегменты личности, она требует достаточного самообладания, контроля над телом, а также необходимости посредством высокой степени информальности ограничивать и контролировать видимые проявления действий этих сегментов вовне. Внешняя сторона, сфера публичности, состоит из посторонних персон, взгляды которых могут в высокой степени провоцировать стыд… Стыдливость скрывает область интимного и тем самым отграничивает приватную сферу от публичной… Стыдливость защищает аспекты приватной сферы от перехода в публичную и тем самым предотвращает ее нарушение (выделено мною. – М. Б.). О том, что пересечения обеих сфер порождают стыд, упоминают многие авторы, Дюрр описывает их подробнее других[361]361
  Автор статьи здесь ссылается на работу: Duerr H.P. Nacktheit und Scham. Der Mythos vom Zivilisationsprozess. Band 1. Frankfurt/Main. 1988. S. 172.


[Закрыть]. Он утверждает, что доступность приватного деформирует обе сферы: «Если эти (приватные) сферы становятся доступными слишком большому количеству людей, то это вовсе не значит, что просто расширяется круг тех, кто в ней участвует. Изменяясь посредством доступности, эти сферы влекут за собой изменение базовых характеристик личности»[362]362
  Duerr H. – P. Intimitat. Der Mythos vom Zivilisationsprozess. Band 2. Frankfurt/ Main. 1990. S. 258.


[Закрыть]. Дифференцируя и локализуя эти сферы, стыдливость предоставляет индивиду возможности отхода и предотвращает переживания стыда»[363]363
  Гергилов Р. Е. Социальное избегание и преодоление стыда. С. 186.


[Закрыть].

М. Пайнз фиксирует наличие связи между стыдом, социальной и личностной идентичностью: «Стыд защищает нашу идентичность и сообщает нам о том, что мы пережили вторжение и эксплуатацию (выделено мною. – М. Б.), что у нас нарушилось самоуважение, а потому мы чувствуем себя представшими перед судом своих высших устремлений. Вина скажет нам о том, что мы причинили вред другим людям и что мы можем ожидать от них наказания и возмездия. Стыд и вина – это социальные маркеры, необходимые для нахождения собственного положения в семье и последующих группах (выделено мною. – М. Б.). Стыд и вина учат нас при помощи болезненных, но неизбежных проб и ошибок, как адаптироваться к социальным ролям и как влиять на других людей, которые адаптируются к нам»[364]364
  Пайнз М. Стыд как центральный аффект в психологии самости // Психоанализ депрессий // Сборник статей под ред. проф. М. М. Решетникова. СПб., 2005. С. 58.


[Закрыть].

Ж.-П. Сартр также усматривает результаты социализации и индивидуализации личности в переживаемом ею стыде, ибо «в структуре, которую выражает формула "Мне стыдно за себя", стыд предполагает меня-объекта для другого, а также самость, которая пристыжена и которая несовершенно выражается словом "Мне" из этой формулы. Таким образом, стыд есть единое понимание из трех измерений: "Мне стыдно за себя перед Другим". Если одно из этих измерений исчезает, исчезает также и стыд»[365]365
  Сартр Ж. – П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М., 2000.С. 311.


[Закрыть]. Человек существует одновременно и для себя, и для другого. Существование для себя можно понимать как проявление в бытии человека указанной Сартром «самости», и тогда в соответствии с терминологией В. С. Мухиной «бытие – для себя» («самость») – это «уникальная личность», а «я – объект» («бытие – для другого») – «социальная единица».

Г. Крейг по поводу младенчества пишет: «Если рассматривать одну из важных психосоциальных составляющих в системе человеческих отношений – привязанность к значимым близким[366]366
  Г. Крейг (Grace J. Сга1д) термин «привязанность» интерпретирует как отношения, «характеризующиеся сильной взаимозависимостью, интенсивными обоюдными чувствами и жизненно важными эмоциональными связями» (Крейг Г. Психология развития. СПб., 2000. С. 300). Первые реакции на привязанность образуют основу для последующих отношений с ровесниками, родственниками, взрослыми.


[Закрыть] – как способ проявления самосознания, то самосознание первоначально на эмоционально-чувственном уровне дает основание ребенку осознавать себя как: «Я – любимый», «Я – желанный», «Я – привязанный к моим близким». Таким образом, ребенок ощущает свое "Я" таким, каким воспринимают и определяют его взрослые, т. е. Я концепция младенца «помещена» внутрь родительской концепции и из нее рождается»[367]367
  Психология человека от рождения до смерти / под ред. А. А. Реана. СПб., 2002. С. 139.


[Закрыть]. В соответствии с интерпретацией Г. Крейга понятием «привязанность» обозначают отношения, характеризующиеся сильной взаимозависимостью, ярко выраженными обоюдными чувствами и жизненно важными эмоциональными связями. Таким образом, индивидуализация ребенка, формирование самосознания ребенка происходит одновременно с формированием ребенка как социальной единицы, что подтверждает гипотезу В. С. Мухиной.

«Мы, люди, рождаемся полностью зависимыми от окружающих существами – замечает В. Пекарская, – и обречены оставаться зависимыми весьма длительный срок (в силу своей физической неприспособленности выжить без другого человека). Долгое время считалось, что вырасти, повзрослеть – значит, стать независимым, – т. е. это и есть цель индивидуального развития каждого, а все проявления зависимости от кого бы то ни было – это, якобы, проявления инфантилизма… Основными «маркерами» наличия зависимости от другого человека является чувство вины (за причинение вреда «другому») и чувство стыда (за несоответствие требованиям, ожиданиям, пожеланиям «другого») (выделено мною. – М. Б.). Если у вас не вызывает никаких неприятных переживаний тот факт, что кому-то от ваших действий плохо или что кто-то разочаровался в вас, – значит вы от него и его мнения не зависите»[368]368
  Пекарская В. Стыд 1. (Не)зависимость + «двойные послания» = стыд стыда. URL: ЬИр://^^ «Мка-рекаг8кауа.11уе]оигпа1.сот>Стыд стыда (дата обращения: 27.09.2020).


[Закрыть].

Стыд как участник индивидуализации

Выступая одним из специфических видов кризиса идентичности, стыд способствует ее возникновению. «Эта функция – замечает Гергилов, – может осуществляться, только если стыд переживается краткосрочно и проявляется не часто. Длительные и перманентные кризисы идентичности разрушают ее и ведут к проявлениям деперсонализации. В этом случае стыд становится чрезмерным, то есть патологическим»[369]369
  Гергилов Р. Е. Социальное избегание и преодоление стыда. С. 184.


[Закрыть].

Еще Демокрит признавал автономность личности, но понимал эту автономность не как установку на индивидуализм: стыд и долг являются представителями общества в индивиде, и их задача состоит в том, чтобы придать действенность требованиям общественного благоразумия. Если законы и принятые стандарты благоразумия являются нитями, тянущимися от общества к индивиду, то чувства долга и стыда в учении Демокрита представляют собой силы, направленные от индивида к обществу. Долг и стыд – это как бы мост между голосом рассудка, выражающим общественно санкционированную точку зрения, и движениями чувств, фиксирующими индивидуальные склонности. Они призваны преобразовать нормы благоразумия во столь же интимно-личностное, каковыми являются непосредственные склонности. Долг и стыд, таким образом, являются важнейшими механизмами, через которые общественные отношения проникают в индивидов и становятся содержанием их жизни[370]370
  См.: Гусейнов А. А., Иррлитц Г. Краткая история этики. М., 1987. С. 214.


[Закрыть].

Демокрита можно считать основателем новой традиции осмысления стыда, которую А. В. Прокофьев противопоставляет аристотелевской традиции социализированного и экстернализованного понимания стыда, – традиции десоциализированного и интернализованного понимания стыда. «Десоциализированное понимание стыда исторически возникает в виде редких озарений или коротких замечаний. В Античности оно было предвосхищено в знаменитом афоризме Демокрита: „Делающий постыдное должен, прежде всего, стыдиться самого себя“[371]371
  Цит по: Маковельский А. О. Древнегреческие атомисты. Баку, 1946. С. 310.


[Закрыть]. В патристике – в оспариваемом Фомой Аквинским определении стыда Иоанна Дамаскина и Григория Нисского[372]372
  См.: Фома Аквинский. Сумма теологии. Ч. 2–2. Вопросы 123–189. Киев, 2014. С. 171.


[Закрыть]. В схоластике – у Ришара Сен-Викторского в трактате «Двенадцать патриархов» [373]373
  См.: Richard of St. Victor. The Twelve Patriarchs. The Mystical Ark. Book Three of the Trinity. New York, 1979. С. 104–105.


[Закрыть]. В новоевропейской традиции оно выражено в некоторых рассуждениях Гуго Гроция[374]374
  См.: Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1994. С. 687.


[Закрыть]. Но, несмотря на такую пунктирную и отрывистую родословную, в современной психологии морали и этической мысли это понимание оказывается если не преобладающим, то вполне конкурентоспособным»[375]375
  Прокофьев А. В. Социализированная и десоциализированная концепции стыда: их специфика и возможности соединения // Философия и общество. 2017. № 2. С. 73 74.


[Закрыть].

«Эмоция стыда обладает особой отзывчивостью на критику по отношению к сокровеннейшей способности человека, – пишет Е. П. Ильин, – способности к личностной целостности. При первых признаках посягательства на "Я" стыд встает на его защиту, он принуждает человека сильней чувствовать сигналы, свидетельствующие об излишней открытости "Я", о чрезмерной искренности и уязвимости. Переживание стыда и успешное противостояние ему играют важную роль в развитии и сохранении Я-концепции и личностной идентичности. Естественное стремление избежать переживаний этой эмоции, нормальное желание не поддаваться ей с излишней легкостью становится существенным мотивом для развития целого комплекса интеллектуальных, физических и социальных навыков, помогающих индивиду укрепить чувство собственной адекватности и компетентности»[376]376
  Ильин Е. П. Психология совести: вина, стыд, раскаяние. СПб., 2016. § 6.6. Избавление от чувства стыда.


[Закрыть].

А. В. Прокофьев пишет, что оформление десоциализированного и интернализованного понимания стыда «в виде самостоятельной теории началось у фрейдистов 1950-х гг… Неофрейдисты выделили две эмоции самооценки, не связанные в обязательном порядке с фигурой осведомленного о нарушении другого: вину – результат отклонения от системы норм, поддерживаемой авторитетом "Сверх-Я", и стыд – результат отклонения от идеального представления о собственной личности, которое поддерживается авторитетом "Идеального Я" [377]377
  Автор статьи ссылается на работу: Piers G. Shame and Guilt: A Psychoanalytic Study / Piers G., Singer M. B. // Shame and Guilt. New York, 1953. Рр. 15–55.


[Закрыть]. Развитием этого подхода к разграничению двух эмоций стала сформировавшаяся к началу 1970х гг. позиция Х. Б. Льюис, в соответствии с которой стыд является непосредственной реакцией на качество собственной личности, а вина реагирует на это качество непрямо, посредством сожалений о тех действиях, которые нарушают требования, предъявленные не к характеру человека, а к его поведению. Соответственно, стыд представляет собой острое переживание того, что собственная личность деятеля в целом оказалась личностью низкопробной, лишенной тех достоинств, которые являются основанием для уважения. Открытое осознание этого обстоятельства или его замаскированное признание вполне могут присутствовать и вне связи с фигурой осведомленного другого[378]378
  Дается отсылка к работе: Lewis H. B. Shame and Guilt in Neurosis. New York, 1971.


[Закрыть]»[379]379
  Прокофьев А. В. Социализированная и десоциализированная концепции стыда. С. 73 74.


[Закрыть]

О. Н. Боголюбова и Е. В. Киселева, опираясь на анализ англоязычной научной литературы, пишут что «существует особый класс эмоций, имеющих особенно тесные отношения с чувством собственного "я" индивида, с процессами самосознавания. В научной литературе этот класс эмоций получил название "эмоции самосознавания" (self-conscious emotions). Эмоции самосознавания отличаются от базовых эмоций тем, что связь с процессами самосознавания является для них необходимой и обязательной. Так, например, сложные процессы самооценки и самопереживания не необходимы для того, чтобы испытать страх… Напротив, само существование таких эмоций как стыд, вина, смущение, гордость, зависть возможно лишь в связи с самосознаванием… Благодаря данному качеству эмоции самосознавания играют центральную роль в регуляции мотивации и поведения человека, эти эмоции заставляют человека стремиться к достижениям.»[380]380
  Боголюбова О. Н., Киселева Е. В. Психологические и психофизиологические характеристики переживания стыда. С. 31.


[Закрыть]. Эти же авторы отмечают, что сегодня «из всех эмоций самосознавания, пожалуй, именно стыд чаще всего привлекает внимание исследователей. В конце 1980-х годов психологи называли стыд аффектом неполноценности, позднее стали говорить о стыде как о внутреннем переживании "я" как нежеланного, непривлекательного, дефективного, ничтожного и бессильного[381]381
  Авторы статьи здесь опираются на материал работы: Matos M., Pinto – Gou-veia J. Shame as a traumatic memory // Clinical Psychology and Psychotherapy. 2010. Vol. 17. P. 299 312.


[Закрыть]. П. Гилберт[382]382
  См.: Gilbert P. The relationship of shame, social anxiety and depression: the role of the evaluation of social rank // Clinical Psychology and Psychotherapy. 2000. Vol. 1. P. 174 189.


[Закрыть] пишет о том, что стыд – это такое внутреннее переживание своего "я", которое предполагает аффективно-защитную реакцию на социальное отвержение или угрозу такого отвержения»[383]383
  Боголюбова О. Н., Киселева Е. В. Указ. соч. С. 32.


[Закрыть].

Но в русскоязычной литературе, замечают И. К. Макогон и С. Н. Ениколопов, «эти эмоции принято называть "социальными", что подразумевает представленность других людей в содержании данных эмоциональных явлений, или "моральными", т. е. являющимися ключевым моментом морального аппарата человека, и разграничивающие моральные стандарты и моральное поведение»[384]384
  Макогон И. К., Ениколопов С. Н. Указ. соч. С. 74.


[Закрыть]. Таким образом, представитель англоязычной культуры видит в стыде средство формирования его Я, т. е. делает акцент на участии стыда в формировании уникальной личности, а представитель русской культуры рассматривает стыд как средство социализации индивида, как средство формирования еще одной социальной единицы.

Мысль по поводу данной специфики современной англоязычной культуры подтверждает и А. В. Прокофьев. Он отмечает, что, «находясь под влиянием неофрейдистов 1950-х гг., Дж. Ролз (американский политический и моральный философ. – М. Б.) в своей фундаментальной «Теории справедливости» определяет моральный стыд как осознание человеком собственного несовершенства (отсутствия добродетелей), которое ведет к потере самоуважения и чувства собственного достоинства («умалению личности» и «разочарованию в себе»). Ключевой добродетелью, отсутствие которой вызывает стыд, Ролз считал самообладание, способность реализовывать центральные нравственные цели»[385]385
  Прокофьев А. В. Социализированная и десоциализированная концепции стыда… С. 75.


[Закрыть].

Кульминационным пунктом в реализации концепции десоциализированного и интернализованного понимания стыда, по мнению А. В. Прокофьева, стала книга швейцарцев Ж. Деонны, Р. Родоньо и Ф. Терони «В защиту стыда: два лика эмоции»: «В ней обоснование необходимости разорвать дефинитивную связь стыда и "Ока других" выступает в качестве основной задачи. Осмысление результатов, полученных психологами, и сугубо феноменологический анализ стыда приводят Деонну, Родоньо и Терони к мысли о том, что эту эмоцию следует интерпретировать через отношение деятеля к собственной способности воплощать центральные для его идентичности ценности. Посредством стыда деятель реагирует на то обстоятельство, что не какой-то отдельный его поступок противоречит этим ценностям, а сама личность не выражает их настолько, чтобы успешно воплощать на практике. Стремясь отразить в своей теории стыда интенсивность негативных переживаний, характеризующих эту эмоцию, Деонна, Терони и Родоньо вводят дополнительную ее характеристику. Суровость стыда связана, по их мнению, не просто с тем, что человек осознает свою неспособность практически реализовывать конститутивные для его личности ценности. Такое осознание вело бы не к стыду, а к простому разочарованию в самом себе. Стыд же возникает там, где деятель неспособен воплощать ценности даже в минимально приемлемой, или пороговой, степени. Стыдящийся человек оказывается не просто далек от идеального образа самого себя, а опасно близок к противоположности своего идеала[386]386
  См.: Deonna J. A., Rodogno R., Teroni F. In Defense of Shame: the Faces of an Emotion. New York, 2012. Р. 99 104.


[Закрыть]»[387]387
  Прокофьев А. В. Социализированная и десоциализированная концепции стыда. С. 75 76.


[Закрыть].

Но и российские мыслители не относят стыд однозначно к типу «социальных эмоций», не считают стыд только средством социализации индивида. Например, Ю. М. Орлов отмечает, что, с одной стороны, стыд, конечно, играет значимую роль в процессе социализации: «"Бичуемые стыдом, влекутся они к добродетели!" – написал я однажды, подражая Гераклиту, характеризуя людей и отрицая божественное вмешательство в создание морали. Видно, что значение стыда состоит в том, чтобы регулировать поведение человека в соответствии с нормами, зафиксированными в Я-концепции каждого человека. Благодаря появлению стыда процесс управления поведением, воспитания детей ставится "на автомат"… Стыд в других – это удобно, предсказуемо, надежно, поэтому мы стремимся, чтобы в других людях был стыд. Звучит это грубо, неприятно, но "мы зомбированы стыдом" (как сказал один из моих учеников на занятии)»[388]388
  Орлов Ю. М. Стыд. Зависть. М., 2005. С. 26 27.


[Закрыть]. Но, указывает Ю. М. Орлов, с другой стороны, стыд развивает личность, способствует углублению самопознания, поскольку фиксирует внимание человека на черте, являющейся предметом его стыда: «Если здесь и теперь мне стыдно, то важно понять, почему, от какой моей черты личности отклоняется мое поведение… Противоборство стыду способствует развитию самоуважения, усиливает регуляцию поведения, самооценку»[389]389
  Орлов Ю. М. Указ. соч. С. 27.


[Закрыть].