Текст книги "Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018"

Виктор Бергамаско долил в пиво водку, они чокнулись. Джон Кебич вытер губы точно так же, как вытирают его русские после третьего стакана водки, то есть размашисто и неряшливо, и поведал со всей той откровенностью, которая должна была сразить наповал:

– А если мы тебе дадим такой материал, который дискредитирует вашего президента?

– Как?! – поперхнулся Феликс.

Прежде чем лезть за платком и вытирать пену с лица, он махнул на Джона Кебича, как на заигравшуюся кошку. У него как-то в голове не укладывалось, что находятся люди, ненавидящие Михаила Спиридонова. Вот оно что, вот почему они ко мне прицепились, сообразил он, а всё потому, что я написал о нём книгу, а Спиридонов полюбил меня как сына, и он закашлялся от растерянности – не пошло пиво, вернее, попало не в то горло.

– Ну ты же самый-самый?.. – спросил Джон Кебич, не скрывая ехидства.

– Да, я самый-самый, – согласился Феликс и не узнал своего голоса.

Голос у него стал сиплым и тусклым. Да, он был самый-самый: самый модный, самый умный и самый удачливый. У него было будущее, и это будущее было связано с Америкой, потому что «военный отдел» – это всего лишь ступенька в длинной-длинной карьере. Удачный ход – предмет вожделения конкурентов. А теперь что? Он почувствовал угрозу своему гениальному плану, и угроза проистекала от этих двух типов.

– Ладно, чего там! – хлопнул его по плечу Джон Кебич. – Покажи ему, – сказал он Виктору Бергамаско.

Виктор Бергамаско достал из кармана сложенный вдвое листок бумаги и протянул Феликсу. Феликс с пренебрежением развернул его и прочитал. С первого раза он не понял и прочитал ещё раз, а потом сказал:

– Ерунда какая-то…

– Читай, читай дальше, – сказал Джон Кебич.

– Провокация, – не поверил Феликс и бросил листок на стол.

Кто-то из любопытствующих соседей потянул шею. Виктор Бергамаско ловко накрыл листок пятернёй. Единственное, что могли разглядеть конкуренты – слово Wikileaks и «абсолютно секретно» по-английски. Но даже этого было достаточно, чтобы Александр Гольдфарбах из журнала «Wired» весело сказал:

– Джон, твоя тайна раскрыта.

Феликс вспомнил, что Гольдфарбах работал на Березовского. Их познакомили на вечеринке в испанском посольстве, и Гольдфарбах сказал: «Попомни меня, Боря ещё въедет в Кремль на белом коне!» Феликс тогда рассмеялся, а Гольдфарбах как в воду глядел.

Виктор Бергамаско спрятал листок в карман. Гольдфарбах сделал вид, что ничего не понял. Феликс проглотил слюну и потянулся за пивом, хотя не собирался больше пить. В горле пересохло. Если это правда, подумал он, если они все в сговоре, то всему конец и моей карьере тоже. Он уже сроднился с «военным отделом», мысленно руководил им, выставляя Глебу Исакову двойку за двойкой, чтобы он убрался из газеты ко всем собачьим чертям. А здесь вон оно что! Голова у него заработала, как компьютер. Ясно было, что эта информация – бомба, что она взорвется рано или поздно, и не суть важно, в чьих руках. Но лучше, если в моих, потому что это, как учили его в университете, шанс на ходу перескочить во встречный поезд. А такое бывает раз в жизни. Он вспомнил, как Билл Чишолм учил его: «Есть совсем мало людей в военной, научной и политической разведках, которые что-то понимают. Остальные витают в облаках». Феликсу показалось, что сейчас, именно в этот момент, он, как ни странно, понял все-все без исключения взаимосвязи в этом мире. Картинка на какой-то момент захватила его. Это было просветление чистой воды, прорыв в шестое измерение, апофеоз столетия!

– Ну, чего ты молчишь?

– Вы хотите, чтобы я опубликовал это в газете? – прочистил горло Феликс.

– Не в твоей, конечно, – миролюбиво сказал Виктор Бергамаско. – В твоей не возьмут. Что же мы, не понимаем?

– А где?

Вопрос был более чем риторическим. Всегда найдётся пара десятков газет, которые вцепятся в такой материал бульдожьей хваткой, например «Боря и Ко». Если это правда, с тоской думал Феликс, то это мировая сенсация и мой конец. Но я не такой дурак.

– У тебя же есть связи?

– Конечно, есть, – мрачно кивнул он, расстраиваясь сверх меры.

А здесь ещё Гринёва, которая смеялась, как сирена. Станет ли она рисковать? Дело пахнет керосином. Скандал будет грандиозный, мирового значения. Переворот на носу. Это надо понимать! Отстреливать будут всех подряд. Можно попасть под горячую руку. Глупо умирать, не увидев конца.

– Дай мне бумагу, – сказал он твёрдо, – дай, я проверю. Но если это враньё!..

Виктор Бергамаско так на него посмотрел, что Феликс понял: никакое это не враньё, а самая что ни на есть сермяжная правда. Но уступать просто так он не собирался, потому что уважать не будут.

– Ты хорошо всё взвесил? – спросил Джон Кебич.

– Не знаю, – ответил Феликс, – какая разница?

– Я же говорил, что он испугается, – грубо сказал Джон Кебич и вопросительно уставился на Виктора Бергамаско.

– Действительно, – согласился Виктор Бергамаско, – нехорошо получилось, – но достал и протянул Феликсу злополучный листок бумаги.

Дело решало мгновение.

– Мы бы сами могли, – объяснил Джон Кебич, – но нужен источник с не подмоченной репутацией, консервативный и честный.

– Это я-то консервативный? – удивился Феликс.

– Ты, – заверили они его хором.

– А вы кто тогда?

В голове у него всё смешалось. Действительно, кто они? Работают на ЦРУ или на какую-то другую разведку? А может, они просто честные и неподкупные? – подумал Феликс. Но таких не бывает! А-а-а… решил он, они из ФСБ. Волосы у него стали дыбом.

– Мы те, кто понимает немного больше, чем ты, – сообщили они опешившему Феликсу.

– Да, – предупредил Джон Кебич, – и не звони мистеру Биллу Чишолму. Это опасно.

Вот влип, подумал Феликс, так влип. Мысли у него путались. Из угла доносился серебристый смех Гринёвой. В кармане лежала огнеопасная и взрывоопасная бумага, которая была страшнее любой термоядерной бомбы. В гараже ждал «Land cruiser», чтобы заняться контрабандой. Что делать, что делать? – соображал он.

– Сколько у меня времени? – спросил он, не слыша собственного голоса.

– До начала войны, начиная с этого часа, – Джон Кебич взглянул на часы.

Его белые-белые глаза уже не казались Феликсу такими неприятными, они были просто зловещими, как торнадо в Аризоне, как взгляд смерти, как зрачок пистолета.

– Надо проверить, – Феликс ткнул пальцем в бумажку.

– Проверь, кто мешает, – согласился Виктор Бергамаско.

– Ладно… – Феликс выдохнул воздух, – я согласен.

Джон Кебич криво усмехнулся и хлопнул его по плечу. Феликс так и не понял, кто они: свои, не свои? А кто я тогда? Я точно не свой, подумал он и вспомнил, что Гринёва служит во вражеской газете. А это самый короткий путь, чтобы сбросить компромат. Но вначале надо было всё проверить, потому что Лору Гринёву ни в коем случае подставлять было нельзя. Значит, придётся играть в открытую, по-другому не получится.

* * *

В гостиной в номере он застукал блондинку Мону, взасос целующуюся с каким-то незнакомым журналистом. Журналист был «чёрным» – арабом. Блондинка ахала и дышала, как загнанная газель. На ней была одна блузка. Журналист сказал по-французски:

– Пардон! – и ничуть не смущаясь, подхватил штаны.

Они смотались в спальню, чтобы продолжить громко ахать. Голый зад у блондинки был совсем неплох, даже на привередливый вкус Феликса, хотя ему, этому заду, не хватало округлости – всё-таки блондинка была высоковатой, и стало быть, все части тела у неё были вытянуты. А Феликс любил гармонию даже в женском теле. Поэтому мне нравятся пропорционально сложенные женщины, как Лариса Гринёва, от одного воспоминания о которой у него сводило чресла. Много бы я дал, чтобы снова очутиться с ней в постели, мечтал он.

Рассуждать на эту тему не было ни душевных сил, ни времени, сейчас надо было ваять мировую политику. Феликс взял в спальне ноутбук, заперся в кабинете и подключился к Сети. Он посидел, соображая, как же ему правильно поступить. Если позвонить Рыбе или, скажем, сразу мистеру Биллу Чишолму и выложить всё, как на духу, то значит, отдаться в их руки и лишиться тактического манёвра. Я сразу попаду в чёрный список. Меня поблагодарят, может быть, даже очень и очень щедро, но перестанут доверять. Если я вообще ничего не сделаю, а с умным видом верну этим деятелям бумагу, то это ещё хуже: информация пройдёт мимо меня, Мишку, как пить дать, скинут, Борька вернётся, а я окажусь не у дел. А если не скинут? Если он выкрутится с помощью всё той же Америки? Нет, Америка воевать из-за Спиридонова с Россией не будет. Она почиет на лаврах властителя мира, она похожа на падишаха в гареме. Зачем ей лишаться вкусной жизни? А Мишку сбросят в любом случае. С его стороны это уже перебор. Значит, всё равно моя карьера собаке под хвост! Вот как получается! Несколько мгновений он бездумно смотрел в окно на вечерний Грозный, то бишь Жовхар, который сверкал и переливался огнями. Даже не верилось, что через пару дней начнётся война. Может, Соломка ошибся? Обложили меня со всех сторон, думал он, и Гринёва, и эти два деятеля, и Рашид Темиргалаев, и Спиридонов со своей Америкой. Что делать? Что делать? А делать надо вот что, пришёл он к выводу, проверить надо информацию, хотя она уже наверняка сотни раз проверена, иначе бы они не всучили её мне, потому что понимают, с кем имеют дело. Но проверить надо, а потом видно будет.

При всех прочих достоинствах Имарат Кавказ провёл полный комплекс работ по информационным технологиям, здесь даже можно воспользоваться космической связью, минуя все промежуточные системы. Но такой «щелчок», посланный из гостиницы, легко отслеживался, если только не использовать ложный адрес. Такой адрес нужно было вначале зарезервировать в любой точке мира, в данном случае – в Москве. Кто теперь обвинит Феликса Родионова в том, что он звонил по закрытому каналу в «Большую Тройку» в Швейцарии. А на самом деле, это не «Большая Тройка», а банк, находящийся, например, на Мальдивах. Впрочем, это не имело никакого значения. Все подтвердят, что Феликс в этот момент сидел в баре шикарной гостиницы «Спожмай» и напивался, как сапожник.

У Феликса Родионова, как и у любого подготовленного к конкуренции журналиста, было два десятка ложных адресов во всех крупных городах. Учили его этому очень умные люди, учили и в России, и за океаном. И быть может, даже научили на свою голову. А ложные адреса ему нужны были для сбора конфиденциальной информации, иначе долго не проживёшь на общедоступной ниве. Кто же тебя, пустозвона, уважать будет?

Он позвонил, и когда на той стороне взяли трубку, не здороваясь, произнёс по-английски код, читая его с листа бумаги.

– Please wait a minute[49]49
  Пожалуйста, подождите минуту (англ.).


[Закрыть], – попросили в трубке.

И затем уже другой голос сказал:

– Relieve the known your address confirmation[50]50
  Сбросьте по известному вам адресу подтверждение (англ.).


[Закрыть].

У Феликса уже всё было набрано в «почте». Он нажал «пуск».

– What do you want?[51]51
  Что вы желаете? (англ.)


[Закрыть] – спросил всё тот же голос.

Феликс сбросил второе письмо, в нём значилась цифра «пять миллионов» и счёт в банке на предъявителя. Но самое главное заключалось в остатке. Банк должен был подтвердить остаток на контрсчете. Что он, собственно, и сделал: на экране ноутбука высветилась цифра пять со множеством цифр. Феликс долго смотрел, пока не сообразил, что пятёрка и остальные цифры означают пятьдесят миллиардов с копейками. Это было всё, что осталось от пяти триллионов. Больше не понадобилось. Америка даже сэкономила. Но деньги, должно быть, на всякий случай лежали в резерве. Потом он проверил счёт в банке, на который перевели деньги. Он увеличился на пять миллионов. Таким образом можно было без труда перевести все пятьдесят миллиардов. Но во-первых, такую сумму так просто не отдадут, в любом случае придётся возвращать со скандалом, а во-вторых, он не собирался присваивать деньги себе. Это был «замороженный счёт», открытый специально для нечто подобного, когда надо было докопаться до правды, а потом огласить её. Феликс никогда им не пользовался. Теперь он пригодился.

Все операции Феликс свёл в один файл, туда же «засунул» разговор и номер «замороженного счёта» в Москве. Затем скопировал файл на две флешки, а информацию на ноутбуке стёр и сделал пару операций, чтобы её нельзя было восстановить.

Техническая часть дела была завершена. Она заняла не больше пятнадцати минут. Феликс больше ни о чём не думал. Его не мучила этическая сторона вопроса: о верности работодателям, лично Соломке Александру Павловичу, то бишь Рыбе, или же – мистеру Биллу Чишолму. Это было глупо, надеяться, что они его пожалеют в той мясорубке, которая вот-вот завертится.

Этический вопрос стоял так: втягивать в эту историю Гринёву или не втягивать? Феликс спрятал ноутбук в сейф и отправился в бар. Его грела мысль, что Гринёва будет очень и очень удивлена, а это повышало его шансы до небес.

Глава 7
Четвёртая спичка

Олег Вепрев кинул гранату, переулок заполнился дымом, и они побежали. Игорь напоследок оглянулся и страшно удивился: Севостьянихин незаметно перекрестил их, и лицо у него было совсем не хитрым, а старым-старым. Даже знаменитый нос, как обычно, не выражал былого восторга. «Мало мы вломили, – говорил он всем своим видом, – зато вломим сейчас. В этом и есть смысл нашего существования». А ещё нос словно понимал нечто большее, что находилось за пределами реальности, но выдавать своего секрета не собирался. Возможно, он сам, как и все люди, не был в этом уверен.

– Ну… ну… Ёпст! Чего застыл?! – пихнул его Герман Орлов и тоже невольно оглянулся, ему показалось, что в дверном проёме застыла прекрасная Божена с печальными глазами. Повезло Игорёхе, позавидовал он. А чем я хуже? Я, может быть, только снаружи большой и страшный, а внутри – добрый и нежный. Только никто меня не разглядел и не провожает. Эх, жизнь! И тотчас забыл об этом, потому что не привык себя жалеть, а ещё потому, что в конце концов остановился на «любимой зазнобе», как он говорил про себя, – буфетчице Клаве, похожей на змею. Когда Герман Орлов прибывал домой, то за неделю худел на пять-семь килограммов. Потом потихонечку, конечно, набирал своё, но первая неделя была, как первая брачная ночь. Клава спуску не давала, а он добросовестно отрабатывал за всю командировку. Обещала ждать честно и в знак верности подарила перстень с бриллиантами. Правда, Герман Орлов стеснялся его носить и надевал только с цивильной одеждой, а так он лежал у него в загашнике, и знали о нём только Игорь Габелый и Олег Вепрев. Помнится, что Игорь Габелый заметил: «Это много значит».

Игорь, цепляясь оружием, полез в окно. Промелькнули два ряда сосен, асфальт, искромсанный осколками, неразорвавшаяся мина в кустах, и он ввалился в общежитие Пятигорской фармацевтической академии. За сутки оно заметно изменилось: пол был усыпан гильзами, добавились пятна крови, и, уж, конечно, все окна напрочь были выбиты, и внутри гулял сквозняк. В углу валялись чехи, убитые, как говорили, термобарическим взрывом: сдуру залезли в одно помещение, ну тут их и подловили, и всё везунчик судьбы – Герман Орлов, который владел огнемётом «шмель-м», как зубной щёткой, то есть виртуозно и мастерски. У одного из чехов грудная клетка была вскрыта, как комод во время генеральной уборки, видны были розовые легкие. Глаза у всех без исключения были выдавлены. А ещё один, в которого, видно, попал заряд, сгорел дотла – остались голова и ноги. Пахло, как на причале, когда солярку жгут.

– Ого! – сказал кто-то с изумлением, вертя головой.

Одно дело, стрелять издалека и не лицезреть, как умирает враг, а другое – увидеть результат этой стрельбы воочию. Впрочем, Алексей Ногинский не дал насладиться местными достопримечательностями, а потащил дальше – в гостиницу «Пятигорск», где, собственно, и сидели его бойцы.

– Вон они! – воодушевлённо сказал боец, показывая куда-то в густые заросли цветущей акации, за которыми скрывались высотки проспекта Калинина и торчал купол какого-то здания, судя по всему – библиотеки.

По старым неписаным правилам вся группа рассредоточилась по комнатам, и всматривалась, и запоминала эти самые кварталы напротив, в которых сидели боевики, которых надо было обойти под землёй и ударить с тыла. Мало ли что, может, придётся уходить по этим самым улицам.

– Не показывай пальцем, – назидательно сказал Алексей Ногинский, судя по всему, не испытывая ни малейшего желания следовать примеру бойца. – Чего они?..

– Да тихо! – убеждённо сказал боец. – Как танк подорвали, так и скисли. Порох кончился! – весело заявил боец, сияя, как новенький пятак, словно он один выиграл сражение, ну и ещё, похоже, хотелось ему «показаться» спецназовцам, на крытом рынке не успел, а здесь захлебывался от восторга. А о выгребной яме он уже забыл, не научила его выгребная яма ничему. Ну да всё впереди, снисходительно подумал Игорь.

Алексей Ногинский, совсем как Севостьянихин, иронично уставился на бойца, выразив тем самым презрение спецназа к полиции, для наглядности подёргал свои неуставные белые кудри, которые выбивались из-под косынки, и сказал с той деловитостью, которой невольно завидовали новички:

– Не говори «гоп». Ты сделал то, что я тебя просил?

– Так точно, товарищ старший прапорщик, – всё понял боец: нельзя было расслабляться, нельзя было тыкать пальцем в окно, нельзя было казаться желторотым, а надо просто взять карту и показать, что да как, откуда стреляют и откуда не стреляют. «Снайпера на вас нет», – обычно говорил майор Колентьев Алексей Сергеевич в таких случаях и был стократно прав, потому что на войне надо прежде всего думать. Смерть тебя и так найдёт, если захочет, но ты можешь её избежать, если будешь стараться.

Игорю стало интересно, чего такого он не предусмотрел, а «сидельцы» предусмотрели.

– Антенну он натянул, – объяснил Алексей Ногинский, сверкая железными зубами. – Теперь мы с базой можем связываться по локалке без проблем.

– Отлично! – оценил Герман Орлов в обычной своёй хамоватой манере, хотя Костя давно уже понял, что от этой «локалки» толку мало, не давала она преимущества. – Ну а где твой лаз? – Будто бы Герман Орлов один оценил своим глазом и высказал здоровый армейский скепсис по отношению к плану пройтись под землёй и выскочить неизвестно где. Никто не ходил, а они пройдут. Сказки для желторотой полиции.

В центре города места не хватало, и здание гостиницы построили над узлом коллектора, который соединял старую и новую части города. Разумеется, это было крайне неудобно: в случае аварии сточные воды могли затопить подвалы. Но с военной точки зрения сооружение было гениальным. Как ещё духи не пронюхали, подумал Игорь и поёжился. Меньше всего он хотел воевать под землёй, хотя за годы службы бывало всякое. Здесь, как в подводной лодке: кто первым выстрелил, тот и победил. Деваться-то некуда.

– Уходим! – сказал Игорь.

И они по одному стали покидать позицию так, чтобы их не заметили в окнах. Бойцы с любопытством смотрели им вслед. Элита, думали они, спецназ! Мужики старые, изрядно тёртые жизнью. Вон сколько «железа» на себе тянут, восхищались и завидовали. И мы когда-нибудь такими станем – большими, всё понимающими, с суровыми железными лицами, и суеверно вздрагивали, потому что один Герман Орлов чего стоил – скала, а не человек. Ходили о нём самые страшные легенды, хотя воочию не лицезрели, как он выбивает коленную чашечку. Однако неизменно находился человек, который знал человека, который видел это собственными глазами. Поэтому в присутствии Германа Орлова все немели и словно набирали в рот воды.

– Куда мы лезем?.. Куда?.. – задумчиво сказал Герман Орлов, когда они спустились в подвалы, из которых тянуло запахом канализации.

Схохмить вовремя он ничего не придумал, вот и мучился, как от несварения желудка. Не мог он жить, чтобы не вставить ядреное словцо. Однако вставлять было вроде как не к месту и не ко времени, да и Олег Вепрев злился. А чего злиться, если всё идёт по плану?

– Прямо к Яшкиному мосту, – ничего не замечая, объяснил добросовестный Алексей Ногинский и подёргал себя за кудри. – Там до вокзала рукой подать.

– Это я знаю, – отмахнулся Герман Орлов. – А вообще, в принципе?

Не выходил у него каламбур, не за что было зацепиться, а время шло, и душа черствела.

– Со стороны железнодорожного вокзала периодически слышны выстрелы, – серьёзно ответил Алексей Ногинский и не заметил, что над ним тонко издеваются.

– Может, они нас заманивают? – высказал предположение Герман Орлов и сделал загадочно-глубокомысленное лицо.

В глазах у него плясали чёртики. Игорь отвернулся, чтобы не рассмеяться. Любил Орлов морочить людям голову.

– Вряд ли, – отозвался добросовестный Алексей Ногинский, подавая в люк оружие.

Лёву Аргаткина, как самого молодого, поставили на самую тяжёлую работу: принимать оружие. Потом полезли сами. Герман Орлов долго примеривался, а потом ухнул вниз, как мешок картошки, – конечно, не по глупости, а всё рассчитав, в том числе и реакцию зрителей. Однако Олег Вепрев заскрипел зубами, хотя и промолчал, потому что, во-первых, Орлов понимал что к чему и не особенно выделывался, а во-вторых, как ни странно, с утра демонстрировал серьёзное лицо, как эталон дисциплины и благих намерений. «Вот какой я, – словно говорил он, – суровый, но справедливый, и чехов жарю, как на вертеле, и танки подбиваю всякие, какие ещё могут быть претензии». Поэтому, наверное, Олег Вепрев не мог даже формально поймать старшего прапорщика на разгильдяйстве. И водки они перепили немерено, и братались не единожды, и всё равно злился Олег Вепрев, как злился и на Лёву Аргаткина, и, должно быть, на Игоря, только тайно, потому как они были друзьями.

Игорь подумал, что Герман Орлов нарывается, а Олег в очередной раз сходит с ума – натянутый, как струна, и вдруг догадался, что это его последний защитный барьер, что если барьер рухнет, то Олег Вепрев действительно сорвётся, а тогда мало не покажется, тогда спасайся, кто может. Дома, в перерыве между командировками, Олег Вепрев ничего не делал, возился с дочкой и тремя сыновьями, ходил на тренировки и на жениных разносолах обрастал жирком, который потом сбрасывал в два счёта. Вот и тянуло его на родину, вот он и злился на весь белый свет, а особенно на моджахедов, которым приспичило идти на прорыв именно в тот момент, когда он должен был отбыть домой.

Туннель оказался старым и широким, но всё равно не был рассчитан на быстрое передвижение. К тому же в нём было жарко и душно. Игорь мгновенно вспотел, по спине потёк липкий пот.

Алексей Ногинский шёл первым, как опытный минёр. За ним налегке – Олег Вепрев, с автоматом наперевес. А за ними – остальные во главе с Игорем: соблюдая дистанцию, по всем правилам, чтобы, если что, не все погибли, чтобы у кого-то остался бы шанс.

Туннель слегка загибался влево, и отсвет, падающий на стены, создавал иллюзию безмятежности, но это могло быть и признаком опасности. Однако Алексей Ногинский двигался уверенно, светя себе фонариком под ноги, и Игорь подумал, что раз он спокоен, то всё нормально, и спрашивать ни о чём не стал. Уж Ногинский-то не подведёт, недаром сидел в выгребной яме. Насчёт этой ямы бойцы давно меж собой зубоскалили, но с оглядкой, чтобы не обидеть Ногинского и его «сидельцев». Теперь их всех называли «сидельцами» и беззлобно хихикали за спиной, на что Игорь закрывал глаза: «Пусть отведут душу, хуже от этого не будет. Если что, Ногинский сам осадит, если потребуется, конечно. Но не потребуется». Игорь был уверен, что бойцы не перейдут ту грань, за которой начинаются обиды.

По его расчетам, они уже миновали проспекты Калинина и Октября, то есть большую часть пути, и осталось-то всего чуть-чуть – пройти под железнодорожными путями, как вдруг Алексей Ногинский произнёс:

– Чок!

Это означало опасность. Для тех, кто ходит в рейды по горам и весям, это слово было на уровне рефлекса: сел, замер, изготовился к стрельбе, жди команды. Всё просто и ясно. Игорь продублировал для особо непонятливых, но и без этого сразу наступила тишина, и слышно стало, как течёт вода, да где-то капает.

– Что там у тебя?

– Секунду, командир.

Ты же ходил здесь, подумал с досады Игорь, смотрел. Через полминуты Ногинский дал команду к движению и тут же остановился. Что-то его смущало. Игорю, который на одном плече тащил кассету с двумя «шмелями-м», а на другом – РПГ-7 и автомат, стало невмоготу. Сидеть на корточках было неудобно: ноги мгновенно затекали, спину сводило судорогой. Он снова спросил, но так, чтобы не торопить:

– Опять что-то?

Ему не ко времени страшно захотелось есть. В клапане лежали галеты и «чай»: крепкий напиток с большим количеством сахара и лимона, однако вытащить бутылку он не успел.

– Я где-то здесь растяжку ставил, не могу найти.

– Значит, чехи сняли, – деловито прокомментировал Герман Орлов и настойчиво задышал Игорю в затылок.

На светлом фоне нервный профиль друга был особенно чёток, как на монете. Хороший у Игоря был профиль – мужественный и решительный. Недаром его женщины любят, ревниво подумал Герман Орлов, а меня не любят, хотя я красивее, а главное, больше в размерах.

– Нет, – сказал Алексей Ногинский, – я вначале спички втыкал. Три нашёл, а четвертой нет.

– Поищи лучше! – зло зашипел Олег Вепрев, но не сделал и шага вперёд, потому что в таком деле, как минёрское, спешить было нельзя. Кроме этого он прикрывал Ногинского, держа под прицелом ту часть туннеля, которая была видна. Если что, они погибнут первыми. В этом смысле они были смертниками.

– Не нравится мне всё это, – проворчал Герман Орлов и опять задышал в спину.

Алексей Ногинский присел. Видно было, как он осторожно водит рукой по воде.

– После четвертой спички должна быть растяжка. А найти не могу, – пожаловался он.

– Ну и плюнь на неё, – посоветовал Герман Орлов, – пошли дальше, – и поднялся, чтобы черкануть «трубой» о потолок.

– Всем сидеть и ждать, – скомандовал Игорь. Он засёк время: прошло три минуты, Алексей Ногинский продвинулся на метр вперёд.

– Фу! – вздохнул он. – Нашёл растяжку.

– Растяпа, – прокомментировал в микрофон Герман Орлов. – Гы-гы-гы!

– Тихо! – оборвал его Игорь, и хотя их никто не мог слышать, ржание в микрофоне забивало все остальные звуки. Весело, видите ли, ему, с раздражением подумал он. Недаром Вепрев бесится. – А спичку? Спичку нашёл?

– Спички нет, – упавшим голосом признался Алексей Ногинский.

– Ну и долго ты там будешь сидеть? – спросил Герман Орлов.

Игорь подумал, что спичку могло унести водой. Но, с другой стороны, Алексей Ногинский не тот человек, который не предусматривает такую вероятность. Поди теперь пойми, то ли духи здесь побывали, то ли спичку действительно смыло. В любом случае плохо, очень плохо, но и прекращать выполнение операции из-за какой-то спички глупо, вдруг это всего лишь случайность.

– Где ближайший люк? – спросил он.

– Метров через десять впереди, – ответил Алексей Ногинский, блеснув своими фиксами.

На его лице было написано, что он страшно виноват.

– Выходим на поверхность.

– А как же план? – удивился Олег Вепрев.

По плану они должны были пройти ещё метров триста до узлового коллектора, оттуда до «китайской стены» рукой подать, да и железнодорожный вокзал, как на ладони, – через железнодорожные пути и насыпь. И штаб близко. Хотя о нём-то суеверно думали в самую последнюю очередь, потому что человек живёт этапами. Один преодолён – следующий на подходе. А сразу обо всём не думают из суеверия. Вот и был у них сейчас один большой этап на всех. Хорошо, если удачный.

– Выходим здесь, – скомандовал Игорь и добавил, совсем как Севостьянихин. – Чует моё сердце, что в конце нас ждут. Моджахеды – не дураки.

– Может, и ждут, – нервно согласился Олег Вепрев, – а может, и нет.

Он снял с головы косынку и промокнул ею блестящую, как бильярдный шар, лысину. Не согласен он был с Игорем, но субординацию соблюдал. Негоже лезть вперёд командира да ещё во всеуслышание.

– Хорошо, – понял его Игорь, – иди и проверь.

– Ха! – среагировал Олег Вепрев, что означало: поищи дурака.

– Давайте я пойду, – предложил Кирилл Жуков, сержант из Пскова.

Должно быть, ему надоело сидеть где-то в хвосте и слушать перепалку.

– Отставить, – среагировал Игорь.

– Ходил один такой, – назидательно подал голос Лёва Аргаткин. – Смерть тараканам…

Слышно было, как Олег Вепрев от злости заскрипел зубами. Не переваривал он с утра Лёву Аргаткина. А Лёва, в свою очередь, не понимал момента, когда можно ляпать языком, а когда нет, не было у него такого природного чутья. Мечтал он обо всём, о чём угодно, но только не о бое.

– Растяжку-то не сняли, – заикнулся Алексей Ногинский в свое оправдание.

– Зато спичку твою не заметили.

– Ёпст! – выругался Герман Орлов. – Куда ни кинь, всё клин.

– Отцы командиры, – сказал старлей Пётр Нестеров, – предлагаю кинуть жребий.

– Пошёл ты! – послали его сразу и безотлагательно.

– Ладно, – решил Игорь, – выходят двое, я и… – он покрутил головой, выбирая напарника.

– Я! – отозвался сидящий рядом Герман Орлов и снова, как собака, задышал в затылок.

– Нет, ты не годишься.

– Это почему? – обиделся Герман Орлов.

Даже в сумраке туннеля было заметно, как вытянулось лицо у Орлова. Он застыл, как муравленый ангел, не в силах переварить услышанное.

– По кочану. Бургазов, на выход.

Паша Бургазов хорош был тем, что был маленьким, плотным и подвижным. Такому в бою удобно: ноги не торчат, руки куда не надо не высовываются. И реакция у него получше. Да и спорить не будет, не то что Орлов, который вначале гундосит, а потом уже делает дело. Правда, и чутьё у него отменное, однако решение было принято. Хуже не будет, подумал Игорь, хуже будет, если Олег Вепрев пойдёт. Но заместителя надо оставить, мало ли что.

Он открыл карту и посветил фонариком. Герман Орлов ещё громче задышал в затылок:

– Правильное решение, командир, правильное.

– Правильное будет, если мы не ошибёмся. Вот котельная и пятая школа, а потом – насыпь.

– Всё равно правильное, – с лукавством сказал Герман Орлов.

– Заткнись, – посоветовал Игорь, а сам подумал, что четвёртая спичка окажется роковой. Но поди угадай, в каком случае: или идти до конца, или нарваться здесь.

Четвёртая спичка сделалась чуть ли перстом судьбы! А судьбу, как известно, не обманешь.

– Я бы на месте чичей на насыпи засаду устроил, – сказал Герман Орлов, заглядывая в карту.

– Не учи учёного.

Игорь подумал, что засады на всю железную дорогу не посадишь, у духов людей не хватит, хотя их здесь тысячи две точно. Скорее всего, они караулят у моста. Упадут, как снег на голову. Запыхавшись, прибежал Паша Бургазов:

– Я готов!

Место действительно было крайне неудобным. Позади многоэтажки, впереди котельная, а за котельной железнодорожные пути. Яшкин мост бы я охранял, снова подумал Игорь. Под мостом удобно просочиться. А мы не пойдём под мостом, вдруг понял он, а если получится – вдоль насыпи, а там видно будет. Если моджахеды нас ждут, то не здесь, а в микрорайоне на улице Мира, где удобно передвигаться вдоль «китайской стены». Они тоже смотрят на карту. Только не ясно, есть ли у них линия подземных коммуникаций. Наверняка есть, ведь они готовились не один день.