Текст книги "Лунный синдром (сборник)"

Я кивнул.

– Отлично. Теперь конкретика, – он сделал долгую трагичную паузу, и собравшись, сухо и жёстко произнес: – Марсианские полипы угрожают земле войной!

Тут я заметил, как тревога подёрнула его правый глаз. Он говорил без толики юмора, абсолютно серьёзно.

– Но война эта, – продолжал он, – имеет совершенно иной характер и не имеет ничего общего с войной в её земном понимании. Дело в том, что марсианские полипы собираются уничтожить весь человеческий род одним махом, весьма хитроумным и в то же время коварным, безжалостным образом.

– Как известно, – продолжил его мысль президент, – человек напрямую зависит от солнечной энергии, без солнца человечество погибнет за очень короткий срок. Никакие технологии не в силах поддерживать жизнеобеспечение планеты в условиях отсутствия светила.

Я снова утвердительно кивнул.

– Марсианские полипы – существа иной природы. Им абсолютно всё равно, какова удалённость их планеты от солнца, они живут за счёт концентрации психоволн, излучаемых интроспектральными ластодифузоидами, населяющими вакуум Вселенной. И они решились на жуткий для всего человечества шаг. Они продублируют орбиту Земли относительно Солнца с пятидесятипроцентным отклонением таким образом, что сама планета Марс полностью и навсегда скроет от Земли светило…

– Грубо говоря, – перебил президента генерал Двужуков, – вместо Солнца землянам будет виден лишь чёрный круг планеты Марс, затмевающий половину неба.

Я вдруг невольно представил себе эту картину и ужаснулся. Прямо апокалипсис какой-то.

– Но что же делать? – спросил я, и голос мой дрогнул.

– Вот это совершенно правильный вопрос, – обрадовался генерал и подмигнул мне здоровым глазом, – тут-то и пригодятся ваши способности.

– Мои способности? – не понял я.

– Вы и сами не подозреваете, какими способностями обладаете, Семён Поликарпович, – сказал президент, и в его голосе я почувствовал уважение к своей жалкой персоне.

– Не подозреваю, – честно ответил я. Из всех своих способностей я бы выделил, пожалуй, только способность долго и беспробудно спать, долго и беспробудно пить, лень и нежелание работать, если это, конечно, можно назвать способностями.

– Ваш мозг способен концентрировать психоволны и осуществлять изменение консистенции уплотнения пространства в ту или иную сторону!

– Чего? – не понял я.

– Проще говоря, вы можете воспрепятствовать марсианским полипам осуществить уничтожение всего живого на Земле.

– Но как? И почему я?

– Это не столь важно, – генерал махнул рукой и придвинулся ближе ко мне, – Вы, и ещё две сотни психобойцов, направив мощь своего разума во Вселенную, станете непреодолимым барьером для марсианских полипов. Эта война будет сложной и продолжительной, но мы верим в победу, и знаем, что в этой схватке одержим верх!

Я, вылупив от изумления глаза, смотрел то на президента, то на генерала, и решительно ничего не понимал. Что я должен делать? Какая схватка? Какие психобойцы? Какие полипы?

– Но что же конкретно мне нужно делать?

– Вы должны, – медленно начал генерал, – всегда и везде, и днём и ночью, и зимой и летом, в болезни и здравии, должны думать!

– Думать?

– Да, думать только об одном.

– О чём?

– Вы должны думать и хотеть лишь одного: чтобы Марс не смог осуществить свой план, чтобы он ни на йоту не приблизился к орбите Земли, и чтобы он никогда не закрыл от нас Солнце!

– И всё?

– Вы полагаете, этого мало? – изумился генерал, – Ваш разум настолько силён, что этого будет больше, чем достаточно. Да ещё к тому же одновременно с вами об этом будут думать две сотни таких же паронормальных психобойцов! Полипам ничего не останется, как сдаться, а мы тем временем разработаем ультрасинзитивное оружие и истребим их! К сожалению, наше оружие – пушки, автоматы атомные бомбы, генные вирусы и прочие средства поражения противника им не страшны…

– Пытаться убить марсианского полипа, – перебил президент генерала, – при помощи пулемёта примерно то же самое, как мечтать причинить человеку смертельную рану, кидаясь в него шелухой от семечек.

– Но, я думал, что мне придётся лететь на Марс, сражаться, как настоящему солдату! – во мне вдруг проснулся дух героизма и я почувствовал себя готовым на всё ради спасения Земли.

– Ну что же, раньше люди дрались дубинками, потом придумали лук и стрелы, затем мушкеты и ружья, и так далее, далее, далее… И с каждым годом всё более изощрёнными становились методы и орудия войны, современными учёными созданы тысячи истребителей и ракет, способных в одночасье уничтожить всю нашу планету, и человек полагал, что угрозы бояться ему неоткуда, ан нет! Нашлись силы и ударили нам под дых, но и мы не лыком шиты!

– Итак, готовы ли вы послужить отечеству в частности и планете в целом? – генерал произнёс это так торжественно, что я, не удержавшись от переполнявших меня чувств, встал и, приложив ладонь к виску, ответил:

– ГОТОВ!!!

В этот момент в зале со всех сторон загремел российский гимн, и президент с генералом тут же поднялись со своих кресел. Мы стояли и слушали великую музыку, и я чувствовал, что желудок мой звучно подпевает, вторя мелодии, но музыка была настолько громкой, что слышал его только я сам.

Потом меня проводил в комнату для гостей мой утренний гость, который, узнав о том, что я безоговорочно согласен принять на себя командование психобойцами, пожал мне руку и обнял по-отечески. Звали его Дмитрий Чемерзяк, он был майором секретной службы, ходил под покровительством самого Еремея Ермолаевича Двужукова, и искренне любил родину.

Всё это он рассказал мне за столом, в комнате для гостей, где был накрыт стол. В тот день я наелся и напился так, что смутно помню дальнейшее проистечение событий. Так как вся еда и питье были за госсчёт, и платить ни за что, естественно, было не нужно, мой организм сам собой вместил в себя столько всего съестного и алкогольсодержащего, что окончание вечера я не помню вообще.

Дома я проснулся в обнимку с двухлитровой бутылкой водки «Пшеничная». Я встал и тут же изрядно отхлебнул из неё. Потом конечно ещё и ещё. А потом я вышел на улицу, и бродил, распивая остатки с местной алкашнёй, и снова был вдрызг пьяный. Пил я так несколько дней. Вероятно, от счастья, что я, казалось бы, никчёмный член общества, вдруг оказался так востребован, так нужен, но и от горя, что свалилось на всех моих планетарных собратьев в лице мерзких марсианских полипов.

Помню, ночью, но не помню, какое уже было число, я стоял во дворе дома и кричал, что спасу всех от нашествия марсиан, но люди мне не верили, и пытались забросать чем-то похожим на просроченные фрукты. Кто-то из особо недоверчивых жильцов умудрился вызвать милицию, и меня забрал патруль.

Милиционеры тоже попались на редкость тупые и никак не хотели поверить в то, что я на самом деле главнокомандующий секретными войсками психобойцов, и что мы предотвращаем гибель нашей планеты от рук или уж не знаю чего, от щупальцев марсианских полипов. Они меня больно избили и два дня продержали в карцере.

На мои угрозы, что я знаком с самим президентом, они глупо ухмылялись и называли меня спившейся скотиной. Ничтожества! И этих людей я должен спасать?

Но делать нечего, и я каждый день исправно думаю о том, чтобы Марс не закрыл от нас Солнце, и чтобы планы полипов никогда не сбылись. Я хожу по улицам и непрестанно думаю об этом. Иногда я забываю бриться по несколько дней кряду, не меняю белья и одежды, потому что мой мозг занят более глобальными мыслями.

Люди смотрят на меня кто с жалостью, кто с отвращением, полагая, наверное, что я бомж или простой алкаш. Они даже не догадываются о том, что живы только благодаря мне! Насекомые! Я – Генерал Секретных Войск, имевший аудиенцию с самим президентом и знающий тайну такой стратегической важности, информация о которой, просочись она вдруг с СМИ, наведёт панический страх и неконтролируемый ужас! Я вынужден и днём и ночью оберегать вас!

Да, я пью! Я заметил, что алкоголь удивительным образом стимулирует мозг к думе и построению космического щита. Но ведь всё это ради вас, жалкие двуногие обезьяны, мечущиеся меж друг другом с одной лишь целью – отхватить себе кусок пищи пожирнее, самочку помясистей и цветных тряпок подороже! Приматы!

Но я всё равно буду оберегать ваши жалкие шкуры, потому что жизнь защитника отечества трудна, а жизнь защитника планеты тяжелее во сто крат! Но это не просто жизнь – это долг!!!

Как-то я пытался зайти по-приятельски в Кремль, но меня не пустила охрана. Невежи! Хотя я им простил это. Кто они и кто Я?…

Откуда им, сторожевым шавкам, знать, что я на самом деле генерал? Просто генерал я секретный, да такой секретный, что им такая секретность и в самом жутком кошмаре не привидится. Ну, ничего, скоро президент вспомнит обо мне и моя жизнь наладится. А пока я буду думать, чтобы Марс не смог осуществить свой план, чтобы ни на йоту не приблизился к орбите Земли, и чтобы никогда не закрыл Солнце!

И, как видите, не закрыл. И не закроет! А кому вы за это должны быть благодарны?

Мечтатели

В воздухе, горячем, как вырвавшийся из духовки жар, блестящие зеркальными бликами солнца птицы истово истребляли насекомых. Этим летом мелких мошек и жирных, отливающих зелёными доспехами, мух было особенно много, и, должно быть, ни одно пернатое создание не осталось голодным. Насекомые гибли с явным равнодушием, не особенно стараясь увернуться от проворных клювов, будто осознавали свою вину в многочисленности популяции.

За процессом наблюдал Игорь Макаренков, лёжа на крыше двадцатидвухэтажки. Он лежал на расстеленной, подобно матрасу, картонной коробке из-под холодильника «Морозко», сквозь которую спиной чувствовал горячий гудрон. Игорь любил втайне от всех выбираться на крышу и лежать так, рассматривая облака, мечтая о том, что случится с ним в будущем. Сознание рисовало ему счастливые перспективы, в которых личность его была совсем незаурядной, не такой, каковой являлась в действительности. То ему вдруг представлялось, что он – владелец крупнейшей в мире сети супермаркетов, и денег на счету столько, сколько он не в состоянии сосчитать, то вдруг грезилось, будто его избрали президентом, и он, стоя на трибуне с национальным гербом, красиво и умно произносит речь, и сотни глаз вторят каждому его слову. Иногда Игорь представлял себя кинозвездой, всеми любимой и почитаемой, он так и видел свои розовощёкие фотографии на обложках глянцевых журналов, и очереди длинноногих поклонниц, только и ждущих возможности разделить с ним ложе. От таких мечтаний Игорь сладко улыбался и подсознательно как бы говорил всем тем, кого знал и недолюбливал: «Ну, что? Поняли, с кем дело имеете!», а те, в свою очередь, позорно потупив взгляды, расписывались в своём поражении и отвечали: «Понимаем».

Так Игорь мог лежать часами. Ветерок лениво обдувал его щёки, в небе кричали прожорливые птицы, и он чувствовал себя счастливым. Сейчас Игорь представлял, будто он – известнейший эстрадный певец, что он стоит на сцене в разноцветных лучах прожекторов, и, надменно всматриваясь в многотысячную аудиторию, поёт невероятно красивым голосом песню, от которой юные поклонницы, роняя крупные, как финики, слёзы, сходят с ума от любви и страсти к нему, своему кумиру. В тот самый момент, когда он уже спел финальную песню грандиозного концерта, и на коду зал обрушил на него океан цветов и шторм оваций, на грудь мечтателю присела большая зелёная муха. Муха замерла, будто жизнь в ней вдруг остановилась, и Игорь, поборов в себе секундное желание согнать с груди насекомое, приподнял голову и внимательно всмотрелся в замершее божье создание.

Муха была выдающимся экземпляром, выгодно отличаясь от своих собратьев размером. Здоровенная, как жук-рогач, она блестела в лучах солнца, и казалась не живым существом, а выполненной искусным ювелиром драгоценностью. Самым крупным летающим насекомым, виденным когда-либо Игорем в жизни, был шмель, хотя в телевизоре он порой наблюдал и более масштабных представителей хитиновокрылых тварей, но все они обитали в жарких экзотических странах, и тут, в городе, быть их не могло. Эта муха была больше шмеля раза в два или три. Игорь вдруг вспомнил, что существует в мире жутко ядовитая тварь, название которой «цеце». Он весь похолодел, предчувствуя смертельный укус, но в то же время замер, побоявшись прогнать прикорнувшего на груди паразита, ведь муха могла ужалить в покушающуюся на неё ладонь. Сдерживая страх, Макаренков выгнул шею и всмотрелся в насекомое, надеясь отыскать убийственное жало. Однако жала не увидел, а увидел совсем уж необыкновенное. Такое, чего, по всей логике вещей, у мухи никак не должно быть. На блестящем боку неизвестной живности тонкими золотистыми жилками проступала надпись: «Циолковский».

Игорь не поверил глазам, и подумал, что буквы, вероятнее всего, пригрезились ему вследствие долгого нахождения в летнем зное. Он ещё ближе придвинулся взглядом к громадной мухе, и, всмотревшись в блестящий бок, убедился, что надпись существует, и это вовсе не его фантазия.

Тут вдруг необъяснимое существо шевельнулось, и, видимо вознамерившись взлететь, расправило крылья. Игорь моментально, движимый каким-то рефлекторным инстинктом, схватил необычное насекомое. Пойманная муха задребезжала в ладони, как мобильный телефон в режиме виброзвонка. Свободной рукой Игорь вытащил из кармана пачку сигарет, выпотрошил из неё остатки курева, и аккуратно засунул муху в картонный ларчик. Насекомое продолжало жужжать в пустой пачке, а Игорь, вдруг придя в какое-то необъяснимое возбуждение, начал поспешно соображать, что делать с уникальной добычей дальше.

Для начала он решил отнести муху домой и там рассмотреть повнимательнее. На улице делать это он побоялся, так как существовала вероятность, что она просто-напросто улетит. Игорь сунул сигаретную пачку в карман и поспешно ретировался с крыши.

Дома Игорь посадил уникальную добычу в трёхлитровую банку, в которой она тут же принялась летать, создавая демонический гул, усиленный акустикой её новой тюрьмы. Сообразив, что вырваться из плена не удастся, муха обречённо села на дно и замерла. Игорь, снова рассмотрев надпись на теле насекомого, кинулся в комнату к книжным полкам, и вытянул из ряда дружно прижатых друг к другу кладезей знаний толстенную энциклопедию.

Как Макаренков и подозревал, Циолковский в книге присутствовал. Эта фамилия ещё на крыше вызвала в Игоре смутное припоминание, что где-то он её уже слышал. Он вычитал, что Циолковский родился в 1857 году, что он был учёным и изобретателем в области аэродинамики, ракетодинамики, теории самолёта и дирижабля. Про мух сказано не было ничего. Игорь стал читать дальше, и зрачки его при этом судорожно подрагивали ограничительными буйками на волнах неспокойного моря. Энциклопедия поведала ему, что учёный Циолковский был основоположником теории межпланетных сообщений, что ещё в далекую от космонавтики эпоху уже предвидел возможность полётов в космос, и что был своего рода гением. Но про мух Игорь ничего не нашёл.

Однако один параграф вызвал у Макаренкова неподдельный интерес.

«Ц. – первый идеолог и теоретик освоения человеком космического пространства, конечная цель которого представлялась ему в виде полной перестройки биохимической природы порождённых Землёй мыслящих существ. В связи с этим он выдвигал проекты новой организации человечества, в которых своеобразно переплетаются идеи социальных утопий различных исторических эпох. Ц. – автор ряда научно-фантастических произведений, а также исследований в др. областях знаний: лингвистике, биологии и др.» – гласила мудрая книжка, и тут Игорь понял всё! Он понял, кто сидит сейчас, пленённый стеклом в его комнате. Это, вне сомнений, был сам учёный Циолковский, перевоплотившийся в насекомое благодаря своему гению!

«Ах, так!» – зло подумал Игорь. Он захлопнул энциклопедию, создав этим вихрь пыли, бросил её на диван и решительно направился к пойманному существу. В нем всё кипело от гнева…

* * *

Константин Эдуардович Циолковский, напившись крепкого чая, полулежал в своём любимом кресле и смотрел в окно. Был сентябрь, листва деревьев уже окрашивалась пёстрыми цветами, и, срываясь с ветвей, неслась, увлекаемая ветром, будто танцуя последний вальс. Он немного грустил, но сердце его, тем не менее, согревало ожидание первого запуска дирижабля, строящегося в Москве по его чертежам. Он ждал этого всю жизнь, пройдя долгий путь от полного неприятия его идей до настоящего признания.

Константин Эдуардович огладил бороду с проседью, потянулся по-кошачьи и улыбнулся. Сейчас он жил в своём родном доме в Калуге, степенной размеренной жизнью, но это могло показаться лишь внешне, простому обывателю и не подозревающему о том, каким на самом деле был учёный, и какие путешествия совершал при помощи одной только мысли. В душе он был отчаянным мечтателем.

Собственно, с этого всё когда-то и началось. Ещё в детстве маленький Константин, забравшись на сеновал, мог всю ночь напролёт созерцать бездонное небо с миллиардами крошечных, горящих угольками, звёзд. Он не просто лежал бесполезным бревном, он совершал межпланетные перелёты, посещал другие планеты, открывал миры. Порой ему казалось, что все эти мечты – и не мечты вовсе, а самая что ни на есть реальность. Погружаясь в грёзы, он чувствовал дыхание ветра чужих планет, вдыхал ароматы невиданных цветов, грелся в лучах дивных двойных звёзд и застывал во льдах далёких вечномёрзлых планет. Всё это было настолько им прочувствовано, что порой казалось, будто во время мечтаний сознание его покидает грубую оболочку тела, и свободно парит, примеряя на себя любой предмет, как модница в парижском ателье.

Вот и сейчас Константин Эдуардович, заметив, как в щель окна пролезла спасающаяся от осени муха, невольно, и давно уже не будучи ребенком, вдруг вообразил себе, будто он сам – маленькое назойливое насекомое. Его сразу заинтересовало, как муха видит мир, какой он для неё? Циолковский закрыл глаза и полетел. Сначала он смелой пулей вылетел в окно, долетел до яблоневого сада, покружив среди перезрелых ароматных плодов. Потом поднялся выше, и ему стал виден весь город с его старенькими улицами, редкими прохожими и домами. Он поднимался всё выше и выше, стараясь приблизиться к удаляющемуся от Земли Солнцу. Потом он полетел сквозь время. Серпантинами искривлялось пространство, брызгая перед глазами причудливыми фонтанами искр, он слышал удивительную музыку, которая, казалось, лилась из самой структуры мира, так легко нарушаемой им. Он остановился, и воздух вокруг, сначала непроницаемый, как туман, начал рассеиваться, и тогда он увидел внизу удивительный город, где на многие километры вокруг выстроились однообразно высокие здания, солнце блестело в зеркальных стёклах исполинских домов, а по улицам, словно в гигантском термитнике, наблюдалось упорядоченное движение.

Это были автомобили различных форм и конструкций. Циолковский любил свои фантазии в первую очередь за то, что они часто изобиловали множеством деталей, которые после он использовал в научной работе. Ведь все те корабли, ракеты, все удивительные воздухоплавательные приборы он также впервые увидел, фантазируя. Его поражало, насколько фантазия может казаться реальной, как будто бы и не фантазия это вовсе, а и в самом деле он перемещается во времени и видит будущее. Тут он улыбнулся своей шальной мысли, осознав, что, конечно, быть такого не может, и полетел дальше, исследовать новую свою мечту. Он долго кружил над странным городом, с домами, похожими на пчелиные ульи. Тут он заметил, как на крыше одного из них лежит задумчивый молодой человек, и только шутки ради подлетел к нему и приземлился на грудь…

* * *

Игорь догадался, что учёный, живший более ста лет назад, изобрёл способ вечной жизни, имплантировав своё сознание в насекомое. И самое обидное было в том, что сделал он это тайно от всех. Игорь, тоже всегда мечтавший жить вечно, но понимающий, что ему самому до этого так же далеко, как хромому до вершины горы, вдруг осознал, что ненавидит гениев за их жадность и подлость.

– Если откроешь тайну вечной жизни, – пригрозил Игорь, – я тебя отпущу!

Муха-Циолковский тихо сидела в банке и никак не проявляла наличие интеллекта.

– Предупреждаю последний раз! – в доказательство своих слов Игорь скрутил газету в рулон и с размаху шлёпнул по банке. Муха встрепенулась, но никакой тайны вечной жизни Игорю не раскрыла.

– Все вы учёные – падлы! – заявил неудавшийся долгожитель. Он приоткрыл крышку, и, просунув руку в горлышко, схватил Циолковского за крылья. Поднеся жертву к самому носу, Игорь всмотрелся в насекомое и понял, что никогда не узнает тайны вечности…

У мухи отсутствовал речевой аппарат как таковой. Вместо него из головы Циолковского вытягивался тонкий чёрный хоботок с маленькой похожей на шляпку гвоздя присоской.

– Ну, так и тебе не жить! – ледяным голосом произнёс мучитель. Он в одно мгновенье оторвал мухе крылья, с силой бросил насекомое на стол, от чего оно инертно подпрыгнуло, и со всей силы шлёпнул по нему газетой…

* * *

Циолковский умер 19 сентября 1935 года, в 22 часа 34 мин, у себя дома в Калуге, от сердечного приступа. Мир потерял выдающегося, гениального ученого. Циолковский умер в возрасте 78 лет, не дожив нескольких месяцев до первых полётов своего дирижабля. Интересным является тот факт, что патологоанатом, при вскрытии черепной коробки светоча российской конструкторской мысли, обнаружил его мозг раздавленным, как сорный гриб сапогом лесника. Этот феномен с научной точки зрения остался необъяснимым и по сей день. Информация об этом была в срочном порядке засекречена и не предаётся огласке даже сегодня.