Текст книги "Легендарные герои военной разведки"

Из партии исключить, с работы уволить…

После напряженной службы в центральном аппарате ГРУ работа в Госкомитете была намного спокойнее и размереннее. Появилось свободное время. И Валерий Петрович возвратился к своей излюбленной теме, которой он занимался уже не первый год. Это была тема первопричин внезапного нападения Германии на Советской Союз.

А начиналось все с того, что в конце 70-х годов вырос интерес наших писателей к деятельности советских разведчиков в годы Великой Отечественной войны. Они выходили на руководителей разведки, чтобы получить доступ к архивным материалам. Юлиан Семенов, Василий Ардаматский побывали у начальника ГРУ генерала Ивашутина и получили разрешение на работу с архивными документами.

Однако, прежде чем допустить писателей в святая святых разведки, Ивашутин дал команду подобрать несколько оперативных дел и изучить их самим. Материалы следовало подвергнуть тщательному анализу и в конечном итоге уяснить, что можно открыть на сегодняшний день, а о чем говорить пока рано. А поскольку писателям собирались вручить дела в основном европейских разидентур времен войны, то заниматься ими пришлось Валерию Калинину.

Вот тогда он впервые окунулся в мир великих разведчиков-нелегалов, работавших в Европе перед войной и в войну, – Шандора Радо, Леопольд Треппера, Урсулы Кучински, Константина Ефремова. О некоторых он только слышал, имена других вообще были неизвестны ему. Сотни страниц архивных документов: справки, доклады, радиограммы, переписка с Центром, – и все из первых рук, без налета предвзятости, желания «подправить» историю, партийного пресса, идеологической цензуры. Он понял, сколь бесценны эти материалы. Однако не знал, не мог предположить, что видит их в первый и в последний раз.

Теперь, когда появилось время, Калинин решил вернуться к той теме. Возникла идея написать диссертацию на тему: «О причинах внезапного нападения Германии на Советский Союз и значение внезапности в ракетно-ядерный век».

Для начала на имеющемся уже материале подготовил статью для журнала «Военная мысль». Как раз приближался 1981 год, 40-я годовщина начала Великой Отечественной войны. Казалось бы, такая статья будет к месту. Однако не тут-то было, заместитель начальника Главного политического управления генерал Волкогонов наложил свою резолюцию: «Не время».

«Отказ от публикации статьи в журнале, – вспоминает Валерий Петрович Калинин, – еще раз утвердили меня в том, сколь важно довести дело до конца и разобраться в истинных причинах внезапного нападения. И если по каким-то причинам этого нельзя сделать через открытые печатные издания, то написание закрытой диссертации, в первую очередь для офицеров военной разведки, слушателей Военно-дипломатической академии, представлялось мне правильным и полезным».

Начальник 1-го европейского управления ГРУ генерал-лейтенант Борис Дубович согласился с доводами Калинина. План диссертации был представлен на кафедру Военно-дипломатической академии. Обсуждение прошло по-деловому, доброжелательно, высказывались весьма полезные, критические замечания.

Следующий этап – ученый совет академии. Однако начальник академии генерал-полковник Валентин Мещеряков предложил план диссертации не обсуждать до решения начальника ГРУ о допуске Калинина к работе с архивными документами.

Вновь пришлось обращаться к начальнику ГРУ. История, можно сказать, повторилась. Калинин доложил начальнику ГРУ свое видение некоторых причин нападения фашистов. Генерал Ивашутин выслушал Калинина и сказал, что не стоит торопиться с выводами. Тем более что ГРУ всего лишь одна из составляющих разведывательной системы государства. То есть мы не все знаем, а значит, не можем провести всесторонний анализ.

Ивашутин отказался дать допуск в архив. Калинин, как и в прошлый раз, попросил разрешения обратиться к начальнику Генерального штаба. Руководитель военной разведки не возражал. Докладная Калинина ушла в Генштаб. Ответ был получен через несколько дней. «На усмотрение П. Ивашутина», – гласила виза.

А вскоре после этого Валерий Петрович получил направление в госпиталь, на военно-врачебную комиссию в связи с увольнением в запас по возрасту. Ему было 54 года.

Сняв погоны, капитан 1-го ранга в запасе Калинин остался работать там же, в Госкомитете по науке и технике. Предложили должность советника. Он согласился.

Казалось бы, все складывалось благополучно. Его избрали секретарем партийной организации, которая насчитывала более 100 человек, вошел в партком, получил повышение в должности – стал заместителем начальника отдела и возглавил работу по научно-производственной кооперации с западными фирмами.

Новая должность значительно расширила доступ к ранее закрытой информации: постановлениям правительства, документам Госкомитета по науке и технике, Госплана. Получил он доступ и в библиотеку зарубежной литературы ГТНК, где можно было регулярно читать иностранные газеты и журналы.

В 1986 году Калинина наградили медалью «За трудовое отличие». В представлении говорилось, что он «проявил себя опытным специалистом и умелым организатором по планированию и осуществлению научно-технического сотрудничества с зарубежными странами».

«Работа в ГКНТ, – считает Калинин, – давала возможность другими глазами взглянуть на состояние отечественной экономики. Пустые полки продовольственных магазинов, нехватка товаров первой необходимости, всеобщий дефицит говорили о том, что страна переживает глубокий экономический и политический кризис».

Он продумал и разработал ряд предложений как по политическим, так и по экономическим вопросам. Для большего веса подготовленный документ назвал «Обращением к гражданам Советского Союза», а подписал: «Движение за социалистическое возрождение». Хотя, разумеется, никакого движения не существовало.

Это обращение направил в редакции некоторых газет и журналов. Уже вовсю развернулась хваленая горбачевская перестройка и гласность, но никто не согласился опубликовать его обращение.

Последней надеждой стал Егор Яковлев и его «Московские новости». Но он Калинина не принял, а сотрудник редакции обещал передать «Обращение…» главному редактору. Передал ли, трудно сказать, но оно не увидело свет.

После отказов отечественных СМИ оставалось одно – опубликовать его на Западе. И Валерий Петрович передал «Обращение…» сотрудникам одной из иностранных фирм. На Западе к нему отнеслись иначе, громко назвали «манифестом» и опубликовали в английской «Гардин». В своем редакционном комментарии эта влиятельная британская газета написала, что «манифест» поступил из высших официальных кругов в Москве и был составлен группой влиятельных официальных лиц, имеющих доступ к западным источникам и закрытой советской статистике. Не исключается, указывала редакция, что передача этого документа на Запад является намеренной провокацией, придуманной антиреформаторскими группами в Советском Союзе, которые добиваются дискредитации стратегии реформ Горбачева.

«Манифест» перепечатали другие издания как в Европе, так и в США, он передавался по радио с соответствующими комментариями.

Вскоре после обнародования «Манифеста» на Западе Валерий Петрович Калинин был задержан сотрудниками Комитета госбезопасности. Ему предъявили обвинение в антисоветской деятельности, исключили из партии и уволили с работы.

Следствие шло несколько месяцев, Калинин находился под подпиской о невыезде. В январе 1987 года оно было прекращено. Калинин подал заявление в парторганизацию о восстановлении в КПСС.

Заявление рассматривалось на заседании бюро Московского городского комитета КПСС. Валерий Петрович пытался объясниться, но секретарь горкома Карабасов грубо оборвал его и заорал, что он не собирается выслушивать антисоветскую пропаганду.

В восстановлении в партии ему отказали, а секретарь горкома все тыкал в Калинина пальцем и, обращаясь к представителю КГБ, кричал: «Почему не посадили?»

Когда он вышел из зала, где заседала партийная комиссия, то на противоположной стороне коридора увидел дверь. На табличке было написано: «Первый секретарь МГК КПСС Ельцин Борис Николаевич».

Подумал сначала, может, зайти, попытаться пробиться, рассказать обо всем, но сдержался. Вдруг мелькнула мысль: «Если секретарь не посадил, то Первый – посадит». И от греха подальше поспешил покинуть здание МГК.

Теперь он был свободен от партии и от работы. Лето провел в деревне, а осенью пошел искать работу. Устроился на швейное производственное объединение «Вымпел» на должность инструктора по противопожарной безопасности. Оклад 105 рублей. Начальник – бывалый сержант конвойной службы.

Начался очередной этап в жизни бывшего разведчика Валерия Петровича Калинина.

На «Вымпеле» он пройдет путь от инструктора-«противопожарника» до заместителя генерального директора по внешнеэкономическим связям. Сумеет организовать сбыт женских пальто сначала в ФРГ, потом в США. «Вымпел» продаст до полумиллиона таких пальто. Хотя до этого предприятие не занималось экспортом своей продукции за рубеж.

Так что и на новом, сугубо гражданском поприще нашел себя военный разведчик, капитан 1-го ранга в отставке Валерий Петрович Калинин.

«Я вам пишу из-под Герата…»

Ташкентский разведцентр располагался вдалеке от штаба округа. Разведке не нужен лишний догляд. Это старое, как мир, правило. И потому разведчики занимали неприметное здание, из окон которого был виден местный аэропорт.

В тот декабрьский день подполковник Евгений Пешков работал не разгибая спины. Заканчивался год, и как обычно, последние предновогодние недели, были загружены до предела.

Вечером он вышел на улицу перекурить, со смаком затянулся сигаретой и бросил взгляд на летное поле аэродрома. Там всегда было много самолетов: садились, выруливали, взлетали… Все-таки Ташкент – стольный град Узбекистана. Тут же квартировал и штаб Туркестанского военного округа. Потому летали здесь всегда много. Но сейчас на аэродроме творилось что-то невероятное. Пешков служил в Ташкенте уже пять лет, но подобное видел впервые. Самолеты Ан-12, Ан-22 «толпились» у ВПП и стартовали в небо друг за другом.

– Что там происходит? – оглянулся он на стоящего рядом офицера.

– Так наши войска в Афганистан вводят…

– Значит, все-таки началось, – пробормотал про себя Пешков.

Он курил, слушал рев взлетающих самолетов, а в голове почему-то засела совершенно непонятно откуда взявшаяся мысль: эта чаша меня не минует. Еще ровным счетом ничего не было известно, и только-только взлетели первые самолеты с десантниками на борту, а Евгений Алексеевич нутром чуял – пора собираться в дорогу. Туда, как скажут потом, «за речку».

Так и случилось. Интуиция его не обманула. Вскоре пришел приказ на формирование нового 279-го разведывательного пункта для 40-й общевойсковой армии. Его начальником был назначен полковник Шамиль Халиков, а оперативное направление, где и «варилась» основная кухня агентурной разведки, приказали возглавить Евгению Пешкову.

Разведпункт предстояло разворачивать в Ашхабаде.

Халиков и Пешков прилетели туда в январе 1980-го. Зима в тот год в Средней Азии была на редкость суровой. Обычно январская температура не падала ниже семи градусов. А если выпадал снег, то он приносил массу хлопот. Правда, вскоре температура повышалась, и жизнь входила в обычное русло. Ближе к марту все ждали весну.

Однако ничего подобного не случилось ныне. Прошли обильные снегопады, лютовали двадцатиградусные морозы. Тогда, грешным делом, Евгений Алексеевич еще подумал: «Совсем, как в сорок первом…»

Разместились они на Ашхабадском разведпункте, где и предстояло принять будущих подчиненных. Но пока офицеры не прибыли, Пешков взялся за изучение их личных дел.

Вечером прибыли автомашины из аэропорта, и подполковник видел из окна своего кабинета, как из кузова грузовика с шутками и прибаутками выпрыгивают офицеры.

Вскоре их собрали в ленинской комнате. Сначала выступил замполит, потом пришло время Евгения Алексеевича. Откровенно говоря, он очень волновался. Вроде уже и не мальчик, сорок лет отметил полтора года назад, за плечами, считай, без малого четверть века службы в армии, а на душе неспокойно. Подчиненных у него до сих пор не было. А тут сразу два десятка офицеров. Да каких! Несколько человек пришли из стратегической разведки, побывав в длительных командировках за границей. А некоторые выезжали за кордон дважды. Один из них поработал в Кабуле, другой – помощником военного атташе в Тегеране. Были и местные офицеры из Ашхабада и Ташкента. Они хорошо знали Афганистан. А вот москвичи были в основном западниками, и Восток для них пока неведомая земля.

У Пешкова опыт поболее каждого из них – работал в Индонезии, служил в Тбилиси и в Баку, учился в Военно-дипломатической академии. Через несколько лет поступил в адъюнктуру, работал над диссертацией. Правда, не защитился. А потом пять лет в разведцентре в Ташкенте.

Знакомясь с подчиненными, с кем предстояло служить и воевать, Пешков оставался самим собой. А дальше, решил он, время покажет. Подполковник понимал, офицеров волнует их собственное будущее. Но что тут скажешь, Евгений Алексеевич и сам не представлял, что их ждет впереди.

А дальше была достаточно интенсивная подготовка – страноведение, огневая, топография. Начальник пункта приказал дополнить расписание занятиями по радио– и шифрподготовке. Как показало время, полковник Халиков оказался прав.

В конце января начальник оперативного направления Пешков и командир разведпункта сверили часы. Правда, вместо часов у них были… блокноты. Им предстояло решить весьма не простую задачу: в ходе занятий, общения изучить офицеров, разбить их на пары и распределить по регионам. Почти как в песне: «Дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону…»

Мнение начопера практически стопроцентно совпало с командирским. Халиков выслушав Пешкова, захлопнул блокнот и удовлетворенно произнес: «Добро!»

Однако утвердить предложения должен был представитель Центра полковник Константин Черёмухин, который прилетел в Ашхабад с этой целью. Он подолгу беседовал с каждой парой, терзал их вопросами. Полковника в первую очередь интересовала практическая сторона: как будут действовать офицеры-разведчики в той или иной боевой ситуации. Но ребята были опытные, тертые калачи и вопросы полковника, щелкали как орехи. Единственное, что вызывало некоторое волнение, сохранность шифроблокнотов.

За их утрату, а тем более попадание в руки врагов, грозил трибунал. Это прекрасно понимали офицеры, и потому их ответы оказались вполне здравые и адекватные. Но представитель Центра не унимался. Он придумывал новые ситуации. На что разведчики терпеливо пытались ответить, перечисляя все мыслимые и немыслимые способы. Наконец, один из них, майор Петриченко не выдержал и ответил: «Да в крайнем случае, я блокнот к гранате привяжу». Что ж, этот ответ убедил всех, и даже дотошного представителя Центра.

Вскоре пришло известие: срок убытия разведпункта в Афганистан 4 и 5 февраля. Под них выделялось два рейса самолета Ан-12 и железнодорожный эшелон до Термеза.

Первым вылетел с несколькими офицерами полковник Халиков, на следующий день стартовала группа Пешкова.

* * *

…Самолет пошел на посадку в аэропорту Кабула. Внизу под крылом Евгений Алексеевич разглядел очертания тюрьмы, которую афганцы назвали Пули-Чархи, что в переводе на русский означало колесо. Впрочем, сверху она и вправду была похожа на колесо от телеги.

Ан-12 коснулся полосы, пробежал вперед и укатил на боковую рулежку. Покидая самолет, Пешков увидел на краю взлетного поля несколько грузовиков. Это за ними. Быстро перегрузив имущество в машины, они, не задерживаясь, двинулись в путь.

«Те, кто писал и говорил, – будет позже вспоминать Евгений Алексеевич, – что афганцы встречали наши войска с радостью, с цветами, безбожно врали. Все обстояло наоборот. Это стало понятно, как только машины въехали в город. Несмотря на сильный мороз, на улицах было много людей. Так вот, по дороге не встретилось ни одного приветливого лица. Большинство были хмурыми, злыми.

Некоторые, оглядев машины, отворачивались. Многие плевались, кто-то грозил кулаком. Дополняли нерадостную картину наши военные машины с пробитыми пулями ветровыми стеклами, шедшие навстречу».

Однако приказ есть приказ. Цветами ли встречали афганцы, плевками ли, следовало начинать работу. Что, собственно, и сделали разведчики: расположились невдалеке от дворца Тадж Бек, некогда летней королевской резиденции, а теперь превратившейся в полусожженное, полуразбитое здание.

Установили палатки: две большие для солдат и офицеров и одну малую, штабную. В них и разместились.

Первая ночь прошла спокойно. Спали в одежде. Ночью просыпались от холода: это означало, что дежурный солдат-истопник засыпал.

Утром продолжали благоустройство жилищ, а к обеду война прислала свой первый привет. Свидетелем этого привета стал начопер Пешков. А случилось следующее: мимо него, неся наперевес алюминиевый бачок с водой, проходил повар. Он готовил обед на полевой кухне. В ту же минуту Евгений Алексеевич услышал отрывистый, непривычный звук: «чок!» И из бачка полилась тонкая струйка воды.

Повар даже испугаться не успел. Пулю из бачка достали, и вручили ему как сувенир. А вечером в Москву ушла шифровка: «Расположение части подверглось обстрелу из стрелкового оружия. Жертв нет».

Командир разведпункта уезжал, как правило, утром то к советникам, то в посольство, но чаще в разведотдел армии. Приходилось решать множество вопросов, пока не столько разведывательных, сколько сугубо бытовых, хозяйственных. Пешкова же беспокоила вторая часть их пункта, которая ушла в Афганистан из Ашхабада по железной дороге. Только 10 февраля из разведотдела армии пришло сообщение: завтра утром колонна вместе с приданным радиоузлом выходит из Термеза. Учитывая сложность прохождения перевала Саланг, встречать ее надлежало 12-го после обеда.

Пешков получил приказ встретить колонну. Наскоро собравшись, с майором Николаем Денискиным они выехали на заставу на северном въезде в город.

Застава называлась кордоном и состояла из мотострелкового взвода и нескольких бронетранспортеров. Комвзвода и его бойцы проверяли выезжающие из города армейские машины и подозрительный афганский транспорт.

Встречающие ждали час, другой, третий, а колонны все не было. Было уже четыре часа дня, а в шесть здесь темнеет. И тогда Пешков решил поехать навстречу. Договорился с начальником заставы, взял БТР с механиком-водителем и стрелком и двинул в путь.

Вскоре он понял, что поступил весьма легкомысленно. Эта мысль пришла к нему тогда, когда Евгений Алексеевич увидел по пути их следования сгоревшие легковые и грузовые машины у обочин. И чем дальше он уходил от города, тем больше их становилось. Некоторые из них еще догорали. К горлу подкатил комок, а в груди появилось давящее чувство страха. Но возвращаться было поздно.

Только через тридцать километров встретил он колонну своего разведпункта. К счастью, вместе с ней шла и рота спецназа. Как-то сразу полегчало. Однако ненадолго. Оказалось, что есть отставшие и они где-то позади километрах в пятнадцати. Пришлось ехать дальше.

Когда Пешков подошел и к этой колонне, оказалось, что это не конец. У них тоже три отставшие машины. Хотелось крепко, по-армейски «поблагодарить» старшего колонны майора Васильева.

– И где ты их бросил? – стараясь подавить раздражение, спросил у офицера Пешков.

– Перед Чарикаром.

А это значит, еще пятнадцать километров. Но делать было нечего. Надо исправлять ошибки подчиненных.

– По коням! – скомандовал подполковник водителю и стрелку БТР.

Отставшие машины они отыскали на центральной площади Чарикара. Обратный путь занял два с половиной часа. К счастью, он прошел без происшествий.

Наконец-то был собран в единый кулак весь личный состав, техника и оборудование разведывательного пункта. А поскольку вместе с последней колонной прибыл и радиоузел, можно было начать конкретную организационную работу. К тому времени он уже практически определил районы, где предстояло действовать офицерам пункта. Предстояло отработать важнейшую составляющую – организацию бесперебойной передачи развединформации. Ведь, как известно, даже самая ценная информация ровным счетом ничего не стоит, если она не поступила вовремя.

А вот тут-то и появились первые прорехи. Да, хороший лозунг был в Советской армии: «Учить тому, что необходимо на войне». И право же, теоретически они знали, как это необходимо, но вот практически… Практически никто из них на войне не был, как говорят, пороху не нюхал, боевого опыта не имел. Потому опыт этот пришлось обретать в бою.

* * *

Для Пешкова наступили самые горячие деньки. На середину месяца была назначена отправка первых оперативных групп в Файзабад, что в провинции Бадахшан, на северо-востоке; в Кундуз, в центр одноименной провинции, граничащей с Советским Союзом, и в Пули-Хумри, административный центр провинции Баглан.

Утром в день отлета Евгений Алексеевич вывез свои группы на аэродром. Разведчики должны были начать свою работу под прикрытием советнического аппарата, специалистов, а если есть необходимость, находиться на базах наших воинских частей. Этот вопрос был решен с командармом генералом Юрием Тухариновым и главным военным советником Салтаном Магометовым.

В общем, так или иначе, оперативные группы в своих районах обосновались, однако радиосвязь с ними была явно неудовлетворительной.

«Сказывался недостаток практики как на узле, так и у корреспондентов-офицеров, – вспоминал о том времени Пешков. – Радисты подолгу торчали в эфире. Узел не умел правильно выбрать полосу прохождения частот, непрерывно гонял их по диапазонам. Телеграммы были пространными и часто не поддавались расшифровке. Халиков поглядывал на меня свинцовым взглядом. А что тут сделаешь – приобретение опыта – это вопрос времени».

А потом наступило двадцать первое число. До обеда Пешков готовил группы в Кандагар и Герат, а после обеда… Со стороны городских кварталов послышался многоголосый рев толпы, который с каждой минутой усиливался. Слышалась стрельба. В городе начался мятеж…

Командир поднял пункт по тревоге. Усилили посты охраны. Ночь прошла без сна и покоя. А утром разведчики получили дополнительный заряд бодрости: позвонил начальник разведки армии полковник Василий Дунец и задал Халикову горячий вопрос.

– Ты что там сидишь? Что происходит в городе? Бери два бэтээра, сажай людей и вперед. Надо разобраться, что там творится.

Разведчики возвратились через два часа. Доложили, что в столице антиправительственные силы провели заранее спланированную акцию. На улицы вывели много людей. На крышах домов установили громкоговорители, через которые транслировались записи беснующейся толпы. В некоторых местах сожгли машины, нападали на военных, стреляли по окнам госучреждений.

Однако вскоре в город вошли наши воинские части. Вместе с афганцами они взяли под контроль площади, главные улицы, правительственные учреждения. Мятежники в бой не вступали. К вечеру беспорядки прекратились. Был установлен комендантский час. Ночь прошла спокойно.

Утром Пешков выехал с двумя группами разведчиков на аэродром. Борт отправлялся на Кандагар и в Герат.

…Первая совместная войсковая операции, проводимая нашими войсками совместно с афганскими силами против мятежников в Кунаре, принесла и первые сюрпризы. В общем, первый блин, как и положено, вышел комом.

В штаб руководства из состава пункта выделили двух офицеров-разведчиков майора Игоря Клокова и радиоинструктора капитана Калинина. Вечером следующего дня от них пришла радиограмма. Радиоузел принимал ее долго и мучительно. Видя эти мучения радистов, командир пункта приказал посадить на прием телеграмм самых опытных офицеров и прапорщиков. Однако и это не помогло. Уже заполночь посыльный принес с узла связи радиограмму. Шифровальщик безуспешно пытался ее расшифровать. К работе подключились командир полковник Халиков и начопер подполковник Пешков. Бились более двух часов. Безуспешно. Шифрограмма не раскрывалась.

Перед тем как упасть на кровать и уснуть, Евгений Алексеевич передал шифровку: «Прошу повторить вашу телеграмму номер 001. По возможности максимально сократите текст. Будьте внимательны при шифровке».

Так война давала им свои первые жесткие уроки. А сколько их еще будет впереди… Впрочем, это понимали не только командиры и офицеры разведпункта, но и их начальники. Ибо то, что случилось 25 февраля, по-иному и не назовешь. Хотя, откровенно говоря, подобного Пешков не ждал.

Ни о чем не подозревая, он сидел в штабной палатке и занимался отработкой формы донесений. Надо было сделать ее лаконичной и в то же время деловой и читабельной, в полной мере отражающей боевую обстановку.

Время шло к десяти утра, когда на площадке перед палатками он услышал шум моторов машин, и услышал громкий крик дежурного «Часть, смирно!»

Пешков выглянул из палатки, увидел легковые машины, командирский уазик и несколько человек в гражданской форме. Одному из них, низкорослому, крепкому человеку в шляпе дежурный отдавал рапорт: «Товарищ генерал армии! Личный состав…»

«Это кто к нам пожаловал? – удивился Пешков. В оперативной группе Министерства обороны во главе с маршалом Соколовым был единственный генерал армии – Ахромеев.

А еще в Кабул прибыл новый главный военный советник генерал армии Майоров. Вот и все.

– Это же начальник ГРУ, – кто-то из офицеров прошептал Пешкову на ухо.

«Ну, надо же так лохануться», – с досадой подумал про себя Евгений Алексеевич. Но что поделаешь, коли он и в глаза не видел «большого шефа». Впрочем, ничего удивительного, где он, а где Ивашутин. Но теперь, подвалило счастье. Он отступил вглубь палатки, и когда начальник ГРУ вошел, рубанул строевым, вспоминая, чему его в свое время учили в «кремлевском» училище.

– Товарищ генерал армии, начальник направления подполковник Пешков.

Ивашутин поморщился, всем видом показывая, что не стоит докладывать так громко, и опустился на пододвинутый стул. Его сопровождали генералы – начальники оперативных управлений ГРУ Борис Вилков и Константин Ткаченко, а также руководитель радиоразведки Петр Шмырев.

– Что ж, давайте, рассказывайте, – произнес Ивашутин.

Докладывал у стола с картами полковник Халиков. Потом начальник ГРУ захотел поговорить с офицерами.

«Помнится, я приглашал их по одному, Петриченко, Молчанова, Галкина, Жанбатырова, Острогина, – вспоминал Пешков. – Сейчас просто скучно рассказывать, о чем они беседовали. Петр Иванович дотошно и нудно, по-стариковски, прощупывал степень готовности ребят к боевой работе. Они были напряжены, но держались. В целом, все прошло нормально».

После отъезда начальства в их палатке появился ценный, как принято сейчас говорить, артефакт. Капитан Афиногенов на обратной стороне стула написал фломастером: «На этом стуле 25 февраля 1980 года сидел генерал армии Ивашутин Петр Иванович».

* * *

Заканчивался февраль. В последний день месяца Пешков вместе с бойцами отдельной роты спецназа выехал на аэродром. Из района операции в Кунаре сообщили, что взят в плен крупный руководитель мятежных отрядов по кличке Волк.

Евгению Алексеевичу было приказано разместить моджахеда и провести допрос. Судя по всему, Волк знал многое и в своей провинции и на сопредельной территории Пакистана. Словом, подполковнику предстояло впервые столкнуться лицом к лицу с реальным противником. Не в телеграммах и шифровках, а напрямую.

Когда вертолет Ми-8 сел и выключил двигатели, из него вывели маленького, худенького, с острым горбатым носом и затравленными глазами, пленника. На нем была какая-то грязная накидка, на ногах резиновые калоши на босу ногу. Евгений Алексеевич поначалу даже растерялся: и это крупный главарь моджахедов?! И тогда, право же показалось, что уж этого заморыша они расколют на два щелчка. Тем более что Волк был для них очень ценен. Его офицеры в разных районах Афганистана только разворачивали оперативную работу, а командование уже требовало развединформацию. Вот она, эта ценная развединформация, стоит перед ним в калошах на босу ногу и затравленно озирается.

Разместили Волка в небольшой сторожке, невдалеке от дворца Амина. Она была с десяток квадратных метров площадью, с крепкой дверью и одним окном. Там поставили солдатскую кровать с матрацем и подушкой, принесли небольшой стол и два стула. Организовали круглосуточную охрану и питание пленного.

На ночь Волка оставили в покое, а утром Пешков начал допрос. Он заранее продумал вопросы и стал задавать их. Волк молчал.

Пешков перекурил и принялся снова. Пленник испуганно смотрел на него и не произнес ни слова. Прошел час, другой…

Охранник у дверей предложил свои услуги. «Товарищ подполковник, разрешите поговорить. Через полчаса все скажет». Пешков не разрешил.

Вечером он взял с собой переводчика. Толку никакого. Ночью пришла идея поговорить с Волком на пушту. Может он и вправду фарси не знает? Ерунда, конечно, но все-таки.

Утром стало ясно, что пушту тут ни при чем. Все, что удалось выжать, это два слова: «Пехавар, Пехавар».

Вечером во время допроса к ним в сторожку заглянул командир разведпункта.

– Ну, что говорит? – спросил он.

– Ничего не говорит. Молчит вторые сутки.

– Вы просто разговаривать с ним не умеете, – усмехнулся Халиков. – Я сам допрошу.

Пешков уступил ему стул. Полковник местный язык знал неплохо. Начал спокойно, даже дружелюбно. Однако дружелюбие вскоре начало таять. Улыбка исчезла, и в глазах полковника появился металлический блеск.

«Пленник жестами попросил пить, – вспоминал Пешков. – Ему передали кружку. Он жадно приник к ней. В следующий момент командир резким ударом выбил кружку. Пленник без звука скатился со стула и забился, как затравленное животное, в угол».

Некоторое время в сторожке было тихо.

– Все, представление окончено. Поехали, – сказал Халиков, и все потянулись к своим машинам».

Утром пришел командир взвода бойцов, которые охраняли Волка. Ночью тот попытался совершить побег и был застрелен.

Вот такая непростая история. С Волками им предстояло теперь воевать.

Впрочем, война уже шла. Разведотдел, штаб армии нуждался в развединформации. Каждая группа в соответствии с программой связи, не менее двух раз в сутки, должна была докладывать об обстановке в своей зоне. Доклады делились на разведывательные, информационные и организационные. Но, чтобы выдавать такие доклады, нужна агентурная сеть… Агенты… Вечная головная боль офицеров разведки.

Помнится, приехал он в 1968 году в Баку на разведпункт. Вроде бы и академию к тому времени окончил, и в разведцентре в Тбилиси поработал, кое-какой опыт приобрел, но Баку место новое, связей, знакомств никаких. В общем, оказался совсем на мели. А начальство требует. Первое время он был просто в панике.