Текст книги "Тюрьма и воля"

Михаил Ходорковский,Наталья Геворкян
Тюрьма и воля

Выпускающий редактор Ильин А.М.

© Оформление. Говард Рорк, 2012

© Электронное издание. Говард Рорк, 2012

Все права защищены. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Предисловие
^{Михаил Ходорковский}

Признаюсь, что написать мемуары или хотя бы развернутую автобиографию впервые мне было предложено еще в 2004 году, когда я уже почти год провел в тюремной камере.

После недолгих размышлений я отказался. Дело в том, что для меня мемуары – это прежде всего некое подведение итогов жизненного пути, неминуемо связанное (если, конечно, оставаться честным перед самим собою) с раскрытием того сокровенного, что несешь всю жизнь в себе, а я не считал тогда, что время для этого настало.

Волна арестов сотрудников ЮКОСа, вынужденный отъезд партнеров и многих близких друзей из России, запредельные налоговые претензии, приведшие в результате к принудительному банкротству и разрушению компании, – все это было еще слишком «горячо», и мне казалось, что моя откровенность может «подставить» тех, кто еще оставался на свободе. А больше всего я не люблю нарушать обязательства.

Не могу сказать, что у меня были перед кем-то однозначные обязательства по неразглашению каких-либо договоренностей, содержания бесед, разговоров и т. п. Просто, окунувшись тогда в практическую политику, я с некоторым, быть может наивным, удивлением убедился, что морали тут действительно не место, что здесь не в чести даже элементарная порядочность, а предательство и ложь – всего лишь обыденные нормы поведения. В политике врут постоянно, врут по поводу и без, врут, потому что «так надо», и чем выше человек во властной пирамиде, тем глубже засасывает его этот водоворот лжи.

Вот и сейчас, на девятом году лишения свободы, находясь в карельской колонии и наблюдая по телевидению за так называемым «выборным» процессом, не могу не отметить возникновения некоего порочного круга лжи – «лжи в квадрате» и даже «в кубе», немудреные хитросплетения которой видны заключенному даже без доступа к Интернету.

Депутаты Госдумы с умным видом слушают выступления руководителей страны о состоянии коррупции. При этом они отлично знают, что коррупция проникла во все стороны нашей жизни и что от слов даже самых «ответственных» лиц ничего не изменится до тех пор, пока не произойдет смена режима и не будет изменена та система управления, которая сложилась в России.

Выступающий с высокой трибуны Госдумы тоже все прекрасно понимает про коррупцию, а еще он понимает, что депутаты ему не верят, но просто делают «умное лицо». Телезритель, наблюдающий за очередным витком вранья, уже не может выносить все это и, если есть такая возможность, переключается на сериалы.

Но самое ужасное, что и выступающий с трибуны «борец с коррупцией», и депутаты Госдумы, и все правительство в целом и по отдельности знают прекрасно, что телезритель им не верит и что народ не хочет все это смотреть. А уж в эффективность такой «борьбы» с коррупцией не верит никто, но все успокаивают себя тем, что вранье – это неотьемлемая часть политики и по-другому не бывает.

Для меня, в бывшей моей бизнес-жизни, врать было невозможно: несмотря на многочисленные слухи о моей так называемой «недоговороспособности» (а это один из любимых кремлевских мифов), все, с кем я вел прямые переговоры за годы занятия бизнесом, знали, что я – переговорщик непростой и готов переговоры вести долго. Но никогда – никогда! – я не нарушал обязательств, которые на себя принимал. Даже не могу себе представить, как можно заниматься бизнесом, если нарушаешь договоренности: ведь в этом случае ты либо не вылезешь из судов, либо не умрешь собственной смертью… В общем, «окунание» в политику меня потрясло: слова и обязательства политики давали и брали легко и так же легко их нарушали.

И хотя, как уже сказал выше, у меня не было каких-то четких обязательств по неразглашению договоренностей и т. п., я исходил и исхожу из того, что, прежде чем рассказывать о ком-либо, кроме себя (а в мемуарах без этого не обойтись), в первую очередь необходимо спросить, хочет ли он общественной огласки своих деяний или еще не время.

Вторая причина того, почему я был не готов к написанию мемуаров (автобиографии) в 2004 году, заключалась в том, что только попав в тюрьму, начал заниматься литературным творчеством. Сначала было очень тяжело. Статьи – это не интервью, здесь обдумываешь каждую фразу. С учетом специфичности своего положения я понимал: читать будут не только друзья, иные будут искать слабые места, чтобы потом побольнее «ударить». После первых статей было много сомнений: сам ли я пишу, зачем я это делаю, и вообще… вопросов было много. Тем ценнее для меня была помощь тех изданий («Ведомости» и «Новая газета»), которые первыми поверили в меня и опубликовали.

В то же время много сомневающихся было и среди моих близких и друзей, так как в написанных мною статьях Ходорковский-автор не всегда соответствовал тому публично распиаренному образу Ходорковского, который был сформирован до моего ареста. Непросто мне было все это про себя читать и слышать…

Именно тогда, в 2004 году, я решил для себя, что время для мемуаров или автобиографии еще не пришло. Спешу огорчить или обрадовать читателя – не пришло оно и сейчас. Еще не время!

Когда я буду готов к полноценной автобиографии, сказать пока не могу. Не в последнюю очередь это связано с моим нынешним положением и, конечно же, с тем, что не только не считаю нынешний период своей жизни «подведением итогов», но надеюсь и живу будущим!

Решился же я на эту книгу в том числе и потому, что давно, уже больше 15 лет, знаю Наташу Геворкян как прекрасного, честного журналиста и просто хорошего человека. Наташа, будучи одним из журналистов, чье мнение для меня крайне важно, поначалу сомневалась в том, что я и есть автор первых статей, опубликованных в газете «Ведомости» под моей фамилией. И именно ее критическое отношение к моим литературным «талантам» и авторству, высказанное в 2004 году, использовали и до сих пор используют кремлевские пропагандисты. Поэтому, когда она обратилась ко мне с предложением написать совместную книгу, я понимал, что это будет нелегкий труд.

У книги два автора, поэтому нередко наши мнения не совпадают в оценках, трактовках и описании некоторых событий. И это нормально. У авторов есть расхождения и в части доверия к словам тех или иных персонажей книги. Каждый из нас отвечает за свою часть, за то, что говорит сам. В работе над книгой (по переписке) мы с Наташей много спорили, и в целом то, что увидит читатель, – продукт компромисса.

Главное, что объединяет авторов этой книги, – верность общим ценностям европейской цивилизации, неотъемлемой частью которой является и моя страна, несмотря на бесплодные попытки больших и малых политиков и политиканов на различных этапах российского развития столкнуть ее с однажды выбранного пути.

Сейчас, когда вы читаете эту книгу, мы с Платоном Лебедевым, полностью отбыв первый восьмилетний срок заключения, получили второй и теперь ждем 2016 года, давно уже не являясь богатыми людьми. Владимир Путин снова сам себя назначил в президенты. Главный юрист компании и адвокат Вася Алексанян погиб, не дав нужных следствию показаний. Прокуроры, судьи и следователи, участвовавшие в нашем деле, получили очередные повышения, звездочки, денежные премии. Список российского Forbes не сильно изменился, и в целом по России богатые стали еще богаче, а бедные – еще беднее.

Но есть еще одно наблюдение – даже из окошка тюремной камеры в Сибири или Карелии это видно: честных, совестливых людей, которые хотят перемен, становится больше с каждым годом, месяцем, днем. Вопрос Перемен – это вопрос времени, хотя я, видимо, слишком заинтересованное лицо.

Со своей стороны я намерен работать во благо тех поколений, которым совсем скоро достанется наша страна. Поколений, которые хотят настоящих перемен. Поколений, с которыми придут новые ценности и новые надежды.

Вместо предисловия
^{Наталия Геворкян}

Приближалось Рождество, и я отправилась выбирать рождественскую открытку. Одну-единственную, которую собиралась отправить. Хозяин магазина на Рю-дю-Жоффруа меня знал. Я обожаю этот парижский магазин. Он из какой-то другой жизни: с перьевыми ручками, вручную сделанной бумагой, наивными открытками. Он показал в тот угол, где были рождественские открытки, я присела прямо на пол и стала выбирать. Вдруг кто-то из стоящих рядом спросил: «Ну зачем, скажите, пожалуйста, отправлять открытки, если уже все пользуются мейлами?» Не поднимая головы, ответила: «Туда, куда я ее отправлю, мейлы не ходят». Девушка не унималась: «Куда же это, интересно, не ходят мейлы?» «В Сибирь, в тюрьму», – ответила я, не прерывая поиска. Пауза, и какая-то неожиданная тишина. Я наконец подняла голову и увидела, что вся немногочисленная публика в магазине, включая хозяина, смотрит на меня в некотором замешательстве. Девушка оказалась репортером France 2, рядом стоял парень с камерой и еще один с микрофоном. «Сибирь? ГУЛАГ?» – уточнила девушка. «Вот-вот», – кивнула я головой. Девушка попросила меня повторить это на камеру. У меня правило – не отказываю коллегам-журналистам. Я встала и повторила: «Я хочу отправить открытку в Сибирь своему знакомому. Он бизнесмен. Он там сидит в тюрьме. И я очень надеюсь, что он ее получит». Камеру выключили. Люди в магазине стали подходить ко мне и говорить, что все будет хорошо, что открытка обязательно дойдет, что его обязательно освободят. Любопытно, что ни один не задал вопрос, за что же сидит мой знакомый бизнесмен. Для этих людей Сибирь-ГУЛАГ – это символ несправедливости. Точка. Хозяин магазина отмахнулся от денег и добавил к открытке подходящий конверт и пару листов бумаги, украшенных вензелем ручной работы, для письма. Журналистка догнала меня на улице: «А можно спросить, как его зовут, этого вашего знакомого?» «Ходорковский», – ответила я. Девушка старательно записала сложную фамилию. Она ей ничего не говорила. Посмотрела на меня: «А он кто?» Я задумалась. Одни говорят, что гений, другие – что злодей.

Вводная глава
Русский народный Кафка
^{Наталия Геворкян}

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.

А. Пушкин. Евгений Онегин

МБХ – так его все называют. Первые три буквы: Михаил Борисович Ходорковский. Да и сам он так подписывается. Друзья иногда называют его Хайдер. Еще его называли самым богатым россиянином, владельцем лучшей в стране нефтяной компании ЮКОС. Теперь его называют «главным заключенным России». Самую короткую историю про МБХ я случайно подслушала у французского экскурсовода, который рассказывал русским туристам о Фуке в принадлежавшем тому в середине XVII века замке Во-ле-Виконт под Парижем.

Это тот самый суперинтендант Фуке, которого по приказу Людовика ХIV арестовал Д’Артаньян. Экскурсовод рассказал примерно так: «И вот король приехал в этот роскошный замок. Увидел над входом девиз, который можно перевести с латыни так: “Нет таких высот, которых бы я не достиг”, увидел прекрасный парк, в котором в его честь устроили феерический спектакль. А Кольбер-то подзуживал по поводу нечестно нажитого богатства Фуке. Да еще поговаривали, что он на власть замахивался. Король погостил у Фуке, а потом отдал приказ его арестовать. А дальше все происходило примерно, как в истории про господина Путина и господина Ходорковского».

Правда, в XVII веке арестанту Фуке дали свидание с женой только через 15 лет после приговора. А арестант Ходорковский в ХХI веке получил свидание с женой всего-то через четыре с половиной года с начала второго уголовного дела[1]1
  За период с 2007 по 2011 год Ходорковкому не дали ни одного полноценного свидания с семьей. Были только краткосрочные – по телефону и через стекло. – Прим. ред.


[Закрыть]. Мы как раз дописывали эту книгу, когда он смог, впервые за эти годы, обнять жену и детей – в колонии № 7 Сегежского района Карелии, где ему, если не произойдет чуда, сидеть оставшиеся пять лет из 13, которые он получил по второму приговору (минус семь, отсиженных на тот момент). Сегежа примерно в 700 километрах севернее Петербурга, температура колеблется от минус 25 зимой до плюс 25 летом. И все же это ближе к Москве и более щадяще по климату, чем в предыдущей колонии в сибирском Краснокаменске, где он сидел по первому приговору, вынесенному в 2005 году.

Инна, жена Ходорковского, рассказала мне как-то про их самое первое после ареста длительное свидание в Сибири: «Дочке было 12 лет, близнецам по четыре года, я их с собой туда не брала. Вот сейчас в Сегеже они повидались с папой. А в Краснокаменск… Туда почти как на оленях – добираться туда-обратно надо было трое суток. Октябрь, там уже холодно. Как это тебе объяснить… Прошло два года с его ареста. И когда мы оказались вместе, у меня впервые за два года появилось ощущение защищенности. И я все трое суток проспала. Я открывала глаза, слышала, что кто-то с ним разговаривает, и снова закрывала. Я просто не могла подняться. Он все понял. Жарил яичницу, кормил меня. И я снова засыпала. Я почувствовала, что мне можно расслабиться. Это был своего рода “отходняк” от того напряжения, которое не проходило с момента его ареста. И долго не проходило потом».

С декабря 2006 года и до июня 2011-го Ходорковский постоянно находился в тюрьме или в зале суда, когда свидания разрешены два раза в месяц. Два крохотных стульчика перед стеклом с решеткой, телефон. И он по ту сторону стекла. Раз в месяц приходили родители, в другой раз – жена: или с дочкой, или с сыновьями. Всей семьей уместиться в крохотном пространстве было просто невозможно.

Столько воды утекло с того момента, когда была задумана эта книжка. И лишь два радостных события. Вышла на свободу Света Бахмина. Мать двоих маленьких детей, родившая в колонии третьего, попавшая в 37 лет в жернова запущенной репрессивной машины, осужденная в 2006 году на семь лет за хищение непонятно чего и непонятно в пользу кого. Ее выпустили в 2009 году после просьбы о помиловании и тысяч подписей, собранных в Интернете за ее освобождение.

Зимой 2012 года освободили бывшего топ-менеджера ЮКОСа Владимира Переверзина, не признавшего свою вину, отказавшегося оговорить Ходорковского и Лебедева и отсидевшего более 7 лет.

В октябре 2011 года умер, не дожив до своего 40-летия, Василий Алексанян, красавец и умница, выпускник Московского университета и Гарварда, возглавлявший правовое управление компании ЮКОС. От него требовали показаний на Ходорковского и Лебедева. Не получили. И просто убили тюрьмой, в которой за два года он превратился в инвалида – почти ослепшего, больного раком, СПИДом, туберкулезом. Умирать его отпустили домой, под залог в 50 млн рублей.

За то время, что писалась книга, родилась и умерла надежда, что президент Медведев – полноценный президент и профессиональный юрист. Мне ясно, что Ходорковский был и остается пленником Путина, он отмеряет ему срок. И к праву вся эта история имеет не большее отношение, чем избрание Путина на третий срок к выборам в нормальном понимании этого слова.

Когда мы задумывали эту книгу, еще не прозвучало в зале суда последнее слово Ходорковского на втором процессе. Он еще не сказал «Мне стыдно за мое государство». И еще не произнес: «Я совсем не идеальный человек, но я – человек идеи. Мне, как и любому, тяжело жить в тюрьме и не хочется здесь умереть. Но если потребуется – у меня не будет колебаний. Моя Вера стоит моей жизни. Думаю, я это доказал. А ваша, уважаемые господа оппоненты? Во что вы верите? В правоту начальства? В деньги? В безнаказанность “системы”? Я не знаю, вам решать.

Ваша честь! В ваших руках гораздо больше, чем две судьбы. Здесь и сейчас решается судьба каждого гражданина нашей страны. Тех, кто на улицах Москвы и Читы, Питера и Томска, иных городов и поселков рассчитывает не стать жертвой милицейского беззакония, кто завел свой бизнес, построил дом, добился успеха и хочет, чтобы это досталось его детям, а не рейдерам в погонах, наконец, тех, кто хочет честно исполнять свой долг за справедливую зарплату, не ожидая ежеминутно, что будет под любым предлогом уволен коррумпированным начальством.

Не в нас с Платоном дело, во всяком случае – не только в нас. Дело в надежде для многих наших сограждан. В надежде на то, что суд завтра сможет защитить их права, если каким-то очередным бюрократам-чиновникам придет в голову эти права нагло и демонстративно нарушить.

Я знаю, есть люди, я называл их в процессе, которые хотят оставить нас в тюрьме. Оставить навсегда! В общем, они это особо не скрывают, публично напоминая о существовании “вечного” дела ЮКОСа.

Почему не скрывают? Потому что хотят показать: они – выше закона, они всегда добьются того, “что задумали”. Пока, правда, они добились обратного: из нас, обычных людей, они сделали символ борьбы с произволом. Это получилось. Это не наша заслуга, их. Но им необходим обвинительный приговор, чтобы не стать “козлами отпущения”».

А потом было последнее слово матери Михаила – Марины Ходорковской. Короткое и безжалостное в лицо судьи: «Будьте вы прокляты. И потомки ваши!»

Эта книга начиналась, когда еще шел второй процесс в Москве. По абсурдности вполне достойный пера Кафки.

Если вы встанете спиной к Министерству иностранных дел России на Смоленской площади в Москве, пройдете немного вниз к набережной Москва-реки и повернете налево, то окажетесь в 7-м Ростовском переулке. Прогуляйтесь по нему до неказистого дома 21. И если у вас в кармане есть паспорт (любого государства), зайдите в подъезд этого дома, пройдите неназойливую процедуру осмотра и регистрации при входе, пообещайте, что у вас нет фото– или видеоаппаратуры, и поднимитесь на третий этаж. Вы – в Хамовническом суде Москвы. Вам нужен зал № 7. Именно здесь с марта 2009-го до декабря 2010 года судили Михаила Ходорковского и его друга и партнера Платона Лебедева.

Около десяти утра или в районе двух дня можно было наблюдать, как по лестничному пролету с четвертого этажа на третий бодрой трусцой сбегают двое мужчин, соединенных наручниками с двумя другими мужчинами в форме. Иногда для разнообразия двоих мужчин приковывают наручниками друг к другу, и тогда люди в форме идут спереди и сзади. Мужчины в форме меняются. Мужчины в наручниках всегда одни и те же.

Тот, что повыше и постарше, совершенно седой, обычно в спортивной куртке, – Платон Лебедев. В 2010 году ему 54 года. Тот, что помоложе, в очках, очень коротко стрижен, обычно в джинсах, майке, куртке или свитере, – Михаил Ходорковский. Ему 47 лет.

И это единственное мгновение, когда двух самых знаменитых заключенных России можно было увидеть не за решеткой, не за пуленепробиваемым стеклом, а, так сказать, живьем: в короткие минуты, когда их под охраной приводили в зал суда и выводили из него. Эти двое арестантов – бывшие совладельцы бывшей нефтяной компании ЮКОС.

В 2003 году журнал Forbes подсчитал, что Михаил Ходорковский «стоил» $8 млрд. 40-летний бизнесмен был назван самым богатым россиянином. В 2003 году его компания впервые обогнала по уровню добычи нефти гиганта российской нефтянки – компанию «ЛУКойл», а по сумме капитализации – сам Газпром. Тогда же журнал Fortune назвал ЮКОС лидером в мировой экономике по возврату капиталовложений и вторым по размерам прибыли на вложенные инвестиции, то есть ЮКОС тогда опередил по этим показателям Microsoft, Citigroup и фармацевтический Pfizer. Ходорковский возглавлял компанию, которая давала 2 % мировой нефти и 20 % российской. На 2 сентября 2003 года, за полтора месяца до ареста Ходорковского, капитализация ЮКОСа оценивалась в $32,8 млрд.

Этот парень из среднестатистической советской семьи инженеров, которому к моменту прихода к власти Горбачева было 22 года, проделал путь от отличника-комсомольца конца 1980-х до нефтяного магната в конце 1990-х. Он был одним из тех, кто «оседлал» ельцинскую реформаторскую волну и с максимальной эффективностью использовал 1990-е годы в России со всеми возможностями, достоинствами и недостатками того бурного десятилетия. Одним оно принесло слезы и потери. Другим – миллиарды и навсегда приклеившееся к ним прозвище «олигархи».

В 2003 году, когда нефть поднялась в цене и планка на нефть марки Urals держалась примерно на отметке $29,76 за баррель, чистая прибыль ЮКОСа за первые девять месяцев составила $3,546 млрд (против $2,07 млрд за тот же период 2002 года), выручка подскочила с $7,95 до $12,2 млрд. Ходорковский вел переговоры о возможном слиянии с крупными иностранными нефтяными компаниями. Фактически была завершена сделка по слиянию с другой российской компанией – «Сибнефть».

2003-й стал самым удачным и одновременно последним годом ЮКОСа имени Ходорковского. Такой компании больше нет. Как это ни странно, и той страны, в которой была та компания, уже нет.

Арест Ходорковского в 2003-м стал чертой, отделивший ельцинскую Россию от путинской. Путин, занявший пост президента страны в 2000 году, декларировал усиление роли государства, подчиненное положение бизнеса, построение вертикали власти и стабильность, как ее понимал он и его ближайшее окружение. В путинской России не стало не только бизнеса Ходорковского, но и его благотворительной общественной образовательной организации «Открытая Россия», как, впрочем, и многих других неправительственных организаций, которые, судя по всему, вызывали подозрение у выходца из КГБ Владимира Путина. При нем сжалось до минимума гражданское общество. Крупнейшие электронные СМИ, в первую очередь телевидение, оказались под контролем государства. Исчез полноценный парламент. Были отменены губернаторские выборы.

Ходорковский не был революционером. Он прекрасно понял правила игры при Путине. И умел играть по правилам. Во всяком случае до определенного момента. Все основные проекты он согласовывал с Кремлем или лично с Путиным, начиная с бизнеса и заканчивая поддержкой, в том числе финансовой, оппозиционных партий. При позднем Ельцине такой прямой зависимости бизнеса от Кремля не было. Потом это стало необходимым условием для нормального функционирования любой компании, в том числе и ЮКОСа.

Со стороны казалось, что ЮКОС в полном порядке: в апреле 2003 года президент Путин тепло поздравил компанию с десятилетием. Обращение президента зачитал глава его администрации Александр Волошин. «Эффективная организация труда, высокий профессионализм и ответственность сотрудников позволяют компании не только удерживать, но и расширять свои позиции на внутреннем и международном рынке», – цитировал Волошин президента. Но уже через два месяца был арестован глава отдела внутренней экономической безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин. В июле арестовали одного из основных акционеров ЮКОСа Платона Лебедева. Ни у кого не оставалось сомнений, что это – «наезд», как говорят в России. В октябре 2003 года был арестован и Ходорковский.

До этого момента Ходорковский был не более интересен, чем любой другой из первой семерки олигархов, всплывших на волне 1996 года, когда эти ребята решили: пан или пропал – и сделали ставку на президентских выборах на Бориса Ельцина при очевидном рейтинговом преимуществе коммунистов в лице их лидера Зюганова. Судьба этих бизнесменов в дальнейшем складывалась более чем удачно. Ельцин остался в президентском кресле, а бизнесменам в качестве благодарности дали возможность приватизировать весьма перспективные куски госсобственности, выставленной на продажу, в том числе и в сырьевой сфере. Ощущение было такое, что олигархи просто берут власть в свои руки, пока они не рассорились и не разбежались по интересам в 1997-м, через год после выборов. Эффективный союз олигархов, готовых рискнуть всем, включая жизнь и собственность, в пользу общего политического выбора, остался неповторимым фактом в истории страны. Когда арестовали Ходорковского, никакого единого порыва в его защиту со стороны олигархов замечено не было.

Уже после ареста Ходорковского, пытаясь понять, почему именно он был выбран показательной жертвой постельцинской власти, начинаешь обращать внимание на детали и понимаешь, что при всей внешней лояльности новой власти Ходорковский все равно был другим. Он зачем-то сделал прозрачной структуру собственности компании, что в России не было принято. Он почему-то всерьез и вполне результативно занялся собственным имиджем и имиджем компании за рубежом. Он начал создавать благотворительные организации. Он озаботился компьютеризацией и модернизацией страны. Его почему-то волновало образование и сохранение интеллектуального потенциала России. Ему почему-то приспичило строить трубопровод в Китай. Вступив в переговоры с крупным западным партнером, он фактически начинал экспансию российского бизнеса на Запад.

МБХ: После того как вихрем пронесся кризис августа 1998 года, первое время все мысли были о том, как спасти ЮКОС и как вытащить из пропасти те предприятия, к которым имела отношение Группа МЕНАТЕП.

Наступило 31 декабря 1998 года, и стало понятно, что с долгами не рассчитались, но горизонт по крайней мере уже виден. Сейчас, наверное, в это никто не поверит, но тогда в нашей общей менатеповской кассе был ноль. То есть если бы встал вопрос, что делить с партнерами, то разделу подлежала бы только ответственность за долги.

Тем не менее нам был присущ оптимизм, и стало понятно, что прорвемся, хотя экономили буквально на всем. Все предложения по инвестициям, которые не были заранее утверждены соответствующим образом, отклонялись.

И именно в этот момент ко мне прорвались сквозь секретариат, замов и помощников несколько молодых ребят, внешне и внутренне совсем не похожих на тех, с кем мы поднимали ЮКОС из руин и строили новую российскую промышленность. Пройти через частокол «заградотрядов» в большой бюрократической структуре было очень непросто, но ребята – прорвались. Это теперь те, кто тогда пришел ко мне, – известные журналисты, топовые сетевые блогеры, политики, а некоторые – даже депутаты Госдумы РФ…

Предложений было несколько, и все они были независимыми друг от друга: создание интернет-издания, образование реальной некоммерческой организации для пропаганды и развития Интернета в России с упором на регионы, создание компьютерных классов.

Объяснить тогда, в конце 1990-х годов, коммерческую привлекательность интернет-проектов было невозможно почти ни одному бизнесмену. Необходимость развития в стране альтернативного источника получения информации при наличии всеохватывающего телевидения воспринималась всеми как дерзость и пустые фантазии.

Но тем не менее я поверил. Поверил в людей, поверил в идеи. Коммерческой выгоды лично я никакой не приобрел, но в России, в провинции стали создаваться первые интернет-классы, пропагандировался Интернет, а в 2000 году возникла некоммерческая организация – Федерация интернет-образования, известная сейчас многими своими просветительскими проектами. Именно тогда, на заре XXI века, была создана «Газета. ру», без чтения которой сейчас не обходятся многие из тех, кто черпает информацию в Сети.

В свете сетевой революции очень важно, что те цели и задачи, которые ставились в те времена, уже сейчас, неожиданно даже для меня, приносят свои плоды. Пользу от развития Сети получила вся страна, и теперь это полноправный альтернативный источник информации. Что особенно отрадно: на определенном этапе проекты стали самостоятельными и ушли в независимое плавание. А Интернет стал частью нашей жизни, нашей политики, новым кирпичиком в фундаменте построения гражданского общества в России.

Если бы все его планы реализовались, Ходорковский мог бы стать очень сильной и влиятельной фигурой в России, и не только. Слишком сильной и слишком влиятельной, чтобы держать его на коротком поводке, что предпочитала новая власть во взаимоотношениях с крупным бизнесом. Слишком сильным и влиятельным, чтобы это могло понравиться другим олигархам и конкурентам в бизнесе. Да еще и эта его фраза, брошенная как-то в интервью, что в 45 он уйдет из бизнеса. Куда? В политику? Плюс созданная им гуманитарная организация «Открытая Россия» с ее просветительскими и образовательными проектами по всей стране, которая была очевидно модернизационным проектом и делала отличный пиар Ходорковскому в интеллектуальной среде.

Ходорковский перестал двигаться в общем потоке. Он выделялся, обращал на себя внимание, опережал окружающих и время. Его лидерские качества начали проявляться за рамками созданной им компании. Единственным способом остановить экспансию Ходорковского внутри страны и вовне было вывести его из игры. Что власть и сделала, упрятав его за решетку.

Почему был избран именно такой способ? Не мне принадлежит мысль, что возникновение путинского режима связано с изначальным насилием, даже с «кровопролитием – чеченской войной, что способствовало утверждению насилия в качестве одного из базовых элементов социальных отношений. Насилие, осуществляемое в псевдоправовых формах… стало в путинское десятилетие важнейшим фактором демодернизации, ретрадиционализации отношений господства. Основанное на насилии политическое господство репрессивных структур, на которые опираются… авторитарные режимы, оставляет труднопреодолеваемый след в психологии людей, привыкших считать себя подданными, и в их отношении к государству»[2]2
  Наталья Ворожейкина, «Ведомости», 21.07.2010.


[Закрыть].

Инструментом самоутверждения во власти при Путине, естественно, стали силовые ведомства, напрямую подчинявшиеся ему как президенту. Забытая было практика использования арестов и формально уголовных процессов в борьбе с неудобными, непослушными, не «своими» вернулась. В сравнении с советскими временами добавилось новшество. Рейдерство – захват чужого бизнеса, в том числе с помощью силовых структур, нейтрализующих собственника, то есть фактически передел собственности, – стало практикой после «дела ЮКОСа». По подсчетам специалистов, примерно треть всех заключенных в сегодняшней России сидит по обвинению в экономических преступлениях. Это те, чей бизнес или убили, или отобрали. Устойчивое выражение «телефонное право», то есть прямое влияние исполнительной власти на решения судов как последней инстанции, призванной придать легитимность силовому решению, никогда не переставало быть в России актуальным.

В «группу риска», естественно, попали крупные бизнесмены, заработавшие деньги и влияние в 1990-е годы. В их руках оказались лучшие сырьевые активы страны. В то же время результаты ельцинской приватизации так и не были легитимизированы в глазах большей части общества; таким образом, олигархи со всеми их активами были и остаются заложниками воли государства. Вопрос был лишь в том, захочет ли государство нарушить статус-кво и воспользоваться этим. Ельцин по тем или иным причинам этого не делал. Путин сделал, еще раз напомнив бизнесменам, что государство может всё. Все и всё быстро поняли.