Текст книги "Иван Московский. Том 3. Ливонская партия"

После такого тяжёлого испытания Иоанн решил дать потрёпанному полку возможность передохнуть. А потом, доукомплектовав новобранцами, оставить в тылу. На время…

Глава 2

1479 год, 12 апреля, где-то на Западной Двине

Даниил Холмский выступил с тремя полками к Нарве, Иоанн же, возглавив остальные силы пехоты да артиллерии, пошёл на Полоцк. Вышел раньше и без кавалерии, что позволило ему пройти ещё по снегу до Смоленска и далее до Полоцка до начала распутицы.

В Полоцке переждать вскрытие реки. И уже по ней отправиться навстречу новым приключениям – в Ливонию.

Благо, что ещё с осени 1477 года в Смоленске и Полоцке старались – готовили речной флот. К кампании 1478 года, понятно, не успели. А вот к 1479 году уже справились. Иоанн ведь не требовал от них линкоров или авианосцев. И даже галеоны ему не были ни к чему. Пока, во всяком случае.

Опыт военных операций на Оке и Волге позволил королю сформулировать свои ожидания от речного флота. Подключившись лично, он за зиму с 1477 на 1478 год сумел не только сделать детальный чертёж, но и построить модель по нему, после чего скорректировать данные и уточнить геометрию и размеры, а потом размножить чертежи этого струга. Хуже того, обучил три десятка выборных плотников читать эти «бумажки» и использовать. Хотя это было и непросто, так как совершенно дико и непривычно для них.

Однако уже по весне 1478 года во многих городах западных земель Руси, включая и Полоцк со Смоленском, и Тверь, и даже несколько артелей в Москве, занялись изготовлением деталей будущего флота. Самые крупные и тяжёлые делали на месте – в Смоленске и Полоцке. Остальные в других краях – чем легче, тем дальше. А далее их свозили и собирали из них новые транспортно-десантные боевые кораблики для речного флота.

Сорок метров в длину, десять в ширину. Носовая оконечность сводилась не в узкий форштевень, а в фальшь-аппарель с хорошим завалом вперёд. Такой плоский нос в сочетании с низкой осадкой позволял буквально вылезать на берег даже в заболоченных местах или на песчаных пляжах. В будущем король планировал там сделать настоящую откидную аппарель, но пока не придумал способов надёжного уплотнения. Да и не хотел, если честно.

Такой десантный бот – а Иоанн назвал эти кораблики именно так – строился на очень крепком наборе с металлическим крепежом, усиленный уголками да распорками. Плюс обшивка толстыми досками встык с дополнительной утяжкой их между собой скобами. В результате это водоплавающее средство легко держало отдачу лёгкой артиллерии – то есть фальконетов и даже лёгких бомбард, что, хоть и калибром обладали не таким и малым, но заряд пороха применяли скромный.

Никаких пушечных портов, нет. Обычные вертлюжные установки, которые можно было ставить по разным точкам крепления. По паре позиций на носу и на корме да по шесть с каждого борта. Столько орудий, конечно, никто на них не ставил. Однако по парочке вполне имелось, и их при необходимости переставляли куда надо.

Кроме того, на корме десантные боты имели большую и просторную надстройку, достаточно высокую для того, чтобы с неё могли работать стрелки поверх голов артиллеристов. А транцевая корма позволяла надёжно выдерживать эту увеличенную нагрузку на оконечность. Там же, кстати, стоял и штурвал для привода большого руля направления. Весьма и весьма перспективная вещь. Ведь первый штурвал появился в оригинальной истории только в 1595 году, когда со стапеля города Хорн сошёл первый флейт.

Ничего хитрого он из себя не представлял. Просто рулевое колесо и два каната, намотанные на вал колеса, что приводили в движение рулевое перо через рычаг и бронзовые блоки. Может быть, и избыточная штука на речном кораблике, однако Иоанн отрабатывал на них в том числе и решения для морского, а то и океанского флота.

По зиме все построенные в Смоленске корабли перетащили в Западную Двину и накопили у Полоцка. Туда же подошли войска и, оснастив эту речную флотилию орудиями, выступили по чистой воде в Ливонию. К немалому, надо сказать, удивлению ландмейстерства. Ведь литовцы в этой кампании участвовать не стали. Чай, не османов воевать Русь пошла. А своего речного флота на Днепре и Западной Двине у Иоанна не имелось.

А тут раз – и появился.

Не очень большой, но весьма ладный.

Да ещё с довольно интересным парусным вооружением, состоящим из двух подъёмных мачт с бермудами – треугольными парусами, что позволяло пусть и не получать высокую скорость при попутном ветре, но ходить под парусами при далеко не самых удачных ветрах, то есть почти всегда. И это по рекам. Да и обслуживались они минимальным количеством людей. Экипажа в два-три человека вполне хватало. Сам Иоанн не был моряком, но о таких замечательных парусах был немало наслышан. Вот и повторил как мог. А ещё имелись большие вёсла галерного типа, то есть такие, которыми бы грёб разом не один человек, а трое. Но это ладно…

И вот Западная Двина.

Иоанн стоял на носу своего бота и с нетерпением наблюдал за неприятелем. Тевтонский орден, поддержанный Ганзой, собрал для защиты Риги огромный флот. В том числе и москитный. И эта армада «комаров», забитая наёмниками, сейчас и накатывала на русские боты.

Выглядело жутковато.

Казалось, будто вся река покрылась людьми и лодками. Откуда они столько взяли? Вопрос. Вряд ли ведь делали. Явно свезли. Вон даже пару небольших галер откуда-то приволокли.

– Государь, – осторожно тронул Иоанна за плечо командир корабля. – Тебе бы отойти.

Наш герой недовольно поморщился, но согласился. И отошёл с носовой части бота на кормовую надстройку. Туда, где толпились стрелки.

Мастерские королевства трудились достаточно исправно весь 1478 год, пока Иоанн бегал по дальним пределам и гонял османов. Так что сумели изготовить тысячу мушкетов. Это сверху к тем пяти сотням, что были в войсках, и трём сотням, накопленным в арсенале. В начале 1479 года они также старательно работали, поэтому король изыскал возможность для действия с кораблей выдать аркебузирам две тысячи мушкетов – тяжёлых таких дур, которые били едва ли не дюймовой круглой пулей из ствола длиной в шестьдесят пять калибров на весьма приличную дистанцию. Да ещё и точно. Но главное – далеко и сильно.

Имелись и аркебузы. Исключительно в качестве резервного оружия или для полевого боя. Потому что оставшиеся без мушкетов аркебузиры получили мушкетоны. Сиречь дробовики для боя накоротке. Да, без ударно-кремнёвого замка, а с простым фитильным. Ну и что? Главное, что, сойдясь с неприятелем на абордажную дистанцию, они могли обильно его приголубить картечью.

Тишина.

Только уключины скрипят, да вёсла мерно водную гладь волнуют, поднимая немного брызг. Да глухой звук барабана, задающего темп гребле. Но это всё уже давно превратилось для окружающих в «шум леса» или какой ещё окружающей среды. Отчего не воспринималось должно и казалось им, что вокруг тишина. Настоящая, звенящая.

Дистанция сто метров. Примерно.

– Бей! – громко и отчётливо произнёс король.

И почти сразу стрелки, подошедшие к переднему парапету кормовой надстройки, ударили из мушкетов. Секундой позже разрядились лёгкие бомбарды, отправляя жестяные банки с крупной картечью вдаль. Этот вариант картечи хоть и был самым дорогим, но позволял выжать максимум дальности[72]72
  Существует, в принципе, три основных вида картечи: насыпная, вязаная и в банке. Первую просто засыпают в картуз или так, навалом, в ствол. Она имеет наименьшую дальность из-за наибольшего рассеивания поражающих элементов. Вязаная картечь привязывается к поддону с центральным стрежнем, как правило металлическому, что повышает кучность её осыпи, дальность и вообще энергетические характеристики. Но самая лучшая это картечь, упакованная в жестяную банку. Такая может давать вдвое бо́льшую дальность теми же картечинами на том же заряде, что и насыпная. Жестяные банки появились только в XVIII веке, вязаная же в XVII веке. Однако Густав II Адольф, в начале XVII века применял в своих знаменитых батальонных пушках насыпную картечь, просто помещённую в один сдвоенный картуз с зарядом. Хотя он и был большим новатором в артиллерии.


[Закрыть], поэтому король решил применить именно его.

Несколькими мгновениями спустя отреагировали соседние боты, также окутавшись дымами.

А с кораблей и лодок неприятеля посыпались люди. Кто под ноги товарищам, кто в воду. Не помогали даже доспехи, которые оказались совершенно не готовы к такому испытанию. Даже латы.

Стрелки у переднего парапета кормовой надстройки дали залп и отошли назад, уступая место второй линии. А сами принялись заряжаться.

Грянул залп. Потом ещё. Потом ещё.

Очень помогало то, что имелся ветерок, который оперативно сносил пороховой дым в сторону, из-за чего мушкетёры и временно вооружённые мушкетами аркебузиры развили удивительную скорострельность. Каждые пять секунд – новый залп.

Ровно столько требовалось людям, чтобы спокойно, без спешки перехватить оружие и отойти от парапета, уступая место следующим. А тем выйти на позицию и изготовиться к стрельбе.

Ба-ба-ба-бах!

Ба-ба-ба-бах!

Ба-ба-ба-бах!

То тут, то там раздавались залпы мушкетов. Страшные, губительные залпы, против которых неприятеля мало что защищало. А ведь там сидела германская наёмная тяжёлая пехота. Вся сплошь в бригантинах да полулатах. Да ещё укрывшаяся за бортами. Но пуля с ТАКОГО «карамультука» била страшно.

Впрочем, лёгкие бомбарды, которые в спокойном режиме постреливали крупной тяжёлой дальней картечью, тоже не выглядели агнцами божьими. Ибо каждая такая «подруга» била на этой дистанции ничуть не слабее мушкета, мягко говоря. Считай, в неприятеля улетала пригоршня мелких ядер, которые крошили борта и людей, иной раз и пару бедолаг за раз.

А когда боты сходились с плавсредствами неприятеля или проплывали мимо них, в ход шли мушкетоны. Достаточно высокие борта кораблей Иоанна позволяли зачищать живую силу, даже не проводя абордажных вылазок. Хватало несколько десятков выстрелов из мушкетонов, чтобы и крупный речной кораблик опустел. Его ведь и без того знатно обработали. А если чего-то не получалось или кто-то занимал крепкую оборонительную позицию, то подключались мушкеты. С двадцати-тридцати метров ТАКУЮ пулю не держал никакой щит.

Если же выходило так, что ганзейский кораблик имел более высокие борта, то за них летели «ивановки» – чугунные гранаты. И высаживался десант, если сопротивление не прекращалось. Но обычно гранат вполне хватало. Даже если кто-то там и оставался жив-здоров после этого «шоу», он уже больше не отсвечивал, прикидываясь ветошью…

Дым. Грохот. Свист пуль. Вопли. Стоны. Всплески речной воды, вздымаемой вёслами.

Иоанн же стоял как статуй в этом урагане. На его переднем крае. И с каким-то отстранённым видом наблюдал. Вокруг гибли люди. Сотнями. А то и тысячами. Но ему было всё равно. Он вообще почему-то не воспринимал происходящее как бой.

Просто игра. Какая-то смертельно опасная игра…

Этакий Tower Defense или Plans vs Zombies какой-то. Вон от мушкетной пули голова незадачливого наёмника разлетелась мелкими брызгами. Словно взорвалась. Но король не смог ужаснуться или вообще хоть как-то отрефлексировать. Он просто принял это как данность. Словно это не человек погиб весьма специфичным образом, а бабочка села на цветок или собачка опрыснула придорожные кустики.

Огонька добавляло ещё и то, что в его полный латный доспех изредка прилетали стрелы или болты. Он ведь стоит на виду, весь из себя красивый, привлекая немалое внимание на фоне подчинённых. Разве что забрало своего армэ опустил, чтобы в лицо случайно ничего не залетело. Долетали даже аркебузные пули. Но тщетно. Оставив лишь лёгкие вмятины, они просто отскочили. Слишком далеко стрелки находились и слишком слабо били их стволы.

Это был не бой. Это была бойня. Практически расстрел. Намного хуже, чем тогда – на Оке. Там у неприятеля имелся хоть какой-то шанс нанести серьёзные потери. А тут? Какой шанс у ганзейских наёмников был здесь?

Мушкеты били сокрушительно с запредельной для местных дистанции. А ещё точно и довольно часто. Орудия – тоже. Им даже ответить толком не получалось. Как-то с этой задачей справлялись только самые везучие храбрецы. Почему храбрецы? Так ведь им, чтобы вести ответный огонь, приходилось оказываться под весьма жёстким обстрелом.

Полчаса.

И флот русских ботов прошёл встречным курсом москитный флот Ганзы. Как раскалённый нож сквозь масло. И стрельба уже практически прекратилась. Иоанн же на это почти не обращал внимания. Он с головой ушёл в разрешение дилеммы. Ведь бросать ТАКИЕ трофеи глупо, наверное. Но и медлить не стоило. Во всяком случае, терять стратегическую инициативу ему очень не хотелось. Хотя, с другой стороны, орден и так её не в состоянии теперь перехватить. Нечем перехватывать. Наверное, нечем…

– Кажется, я сошёл с ума… – как-то глухо и тихо произнёс Иоанн, рассматривая кровавое крошево в проплывающей мимо него лодочке. Её удачно накрыли дальней картечью из лёгкой бомбарды метров с двадцати, из-за чего практически не защищённые ничем бойцы из задних линий оказались буквально расчленены. – Какая досада…

Глава 3

1479 год, 2 мая, окрестности Риги

Рига встретила русских неприветливо.

Опыт потери и последующей безуспешной осады Нарвы заставил защитников обнести город мощным земляным валом, чтобы артиллерия не могла его так быстро и легко ломать, как тонкие каменные стены старой крепости.

Разгром речного флота Ливонии делал невозможным перехват кораблей Руси, ходящих по Западной Двине. А стремление защитить Ригу, от нападения, о котором все только и говорили в Смоленске да Полоцке, привело к тому, что с малых крепостей забрали практически всю артиллерию. И несмотря на наличие занятых ливонцами укреплений, сделать они ничего не могли для предотвращения прохождения русского речного флота.

Иоанн прошёл сразу к Риге, дабы не отвлекаться. И осадил её. А для решения проблем с малыми укреплениями по пути следования выделил пехотный полк с двумя канонерскими лодками, вооружёнными бомбардами вроде той, что действовала-злодействовала под Нарвой. Только их теперь было уже две штуки. Плюс какое-то количество лёгкой артиллерии. Во всяком случае, для неспешного взятия того же Динабурга и Кокенгаузена их вполне должно хватить.

Ригу, понятное дело, так просто было не взять, поэтому Иоанн осадил её по всем правилам Вобана. Осторожно и грамотно, начав взламывать вал с помощью лёгких бомбард и их чугунных гранаты. Эти «подружки» неплохо впитывались грунтовым массивом вала и взрывались там, выворачивая приличные воронки. Ну по местным меркам приличные.

Сам же он был мыслями далеко отсюда…

Опять поход… опять война… как же она его достала…

В это время королевский домен Руси был разделён уже на тринадцать провинций[73]73
  Изначально на десять. Но после включения Смоленска, Полоцка и земель по Волге провинций стало больше.


[Закрыть]. Но только одна – головная – Москва была к 1479 году более-менее приведена в порядок и устроена.

Семьдесят процентов сельскохозяйственных угодий были сведены в колхозы. И не просто так, а с трансформацией бытовавшего здесь трёхполья в радикально более продуктивную четырёхпольную систему Норфолкского толка, при которой земли под паром не имелось, а просто шло чередование культур. Горох или клевер сменялись озимой пшеницей, а та свёклой, репой или капустой, в конце же сажалась яровая пшеница, овёс либо ячмень. И по новой. В итоге урожайность в колхозах, которые сумели обернуться один полный раз, достигла удивительного уровня. Сам-пять, сам-семь по пшенице. Хотя раньше было много хуже. Более того, общая площадь посевных площадей оказалось увеличена, а совокупный объём урожая вырос просто невероятно за счёт гороха, свёклы, репы и капусты. Настолько, что Московская провинция уже вполне кормила себя и обеспечивала продовольствием все стоящие в ней войска. С заметным запасом, достаточным для того, чтобы в провинции начали развиваться фермы стойлового животноводства: птицефермы там, свинофермы, козлятники… Но главное – высвободились люди для других дел. Например, стало возможно на регулярной основе строить дороги и проводить иные проекты, требующие высокой концентрации рабочих рук.

Дороги – это кровеносные сосуды державы. Без них она чуть ли не мертва. Да, в какой-то мере их могут заменить реки. Но реки – это своего рода артерии, этакие магистральные сосуды. Они очень важны, но попросту не позволяют вводить в оборот обширные площади. На одних реках далеко не уедешь. Вот Иоанн и строил дороги. И к сему моменту уже вывел все пять основных шоссе за пределы московской провинции. Они потянулись дальше. А в ней самой активно возводил простые грунтовки из насыпей трамбованного грунта с водоотводными канавами. Не шоссе, которые он покрывал трамбованной щебёнкой. Но даже такие дороги давали огромный экономический эффект.

К 1479 году по степени экономической активности, вовлеченности земель и людей в разного рода бизнес-проекты и прочим хозяйственным коэффициентам московская провинция оказалась лучше самых развитых владений в Европе. Даже несмотря на климат. Просто за счёт более эффективной организации труда, прогрессивной агротехники и дорог, без которых всё это гасилось бы самым решительным образом.

Другим важнейшим прорывом стало образование.

Иоанн просто изнывал первые годы правления из-за нехватки не то что образованных людей, а хотя бы даже тех, кто умел бы читать, писать и считать. Сейчас же, к началу 1479 года, в его распоряжении в Москве было десять школ первого класса, три – второго и пять специальных курсов: артиллерийские, командирские, медицинские, бухгалтерские и секретарские. Все классы и курсы – годовые. Плюс Патриарх открыл семинарию для священников и готовился с 1480 года открыть ещё полсотни школ первого класса в Москве и других городах столичной провинции. Совместно с королём. А ещё шла подготовка для восстановления работы Пандидактериона – первого вуза в мире, открытого некогда в Константинополе.

И это было просто невероятным прогрессом! Ещё десять лет назад на Руси не имелось ни одного учебного заведения. От слова вообще. А тут – вот, целая россыпь, что позволило Иоанну среди прочего создать первый в мире НИИ. Смешно, конечно, называть ЭТО таким громким словом, ведь в нём трудились сплошь «академики» с одним или край двумя классами образования. Однако… это всё же был НИИ, пусть и в весьма примитивном и искажённом виде. По сути, большой амбар с бассейном, в котором тестировали геометрию будущих кораблей.

В Европе пока ещё не имелось ни галеонов, ни флейтов, ни прочих прогрессивных «лоханок», которые можно было бы просто взять и скопировать. Хуже того, никто из правителей не спешил поделиться с Иоанном мастерами-корабелами. Даже те, кто слыл вроде как союзником. Ведь в те годы кораблестроение уже стало своего рода хай-теком и передовым фронтом научно-технического прогресса. Наравне с артиллерией. Только дороже. Существенно дороже.

Вот король и посадил едва обученных хоть чему-то людей стругать корпуса корабликов и проверять их в бассейне. А полученные там замеры – фиксировать. Для чего их невеликого образования вполне хватало.

Сам же он с головой утонул во втором НИИ, где самолично вместе с небольшим количеством помощников работал над созданием паровой машины.

Огромные просторы Руси были очень плохо связаны между собой. Да, в какой-то мере помогали реки. Но по рекам не так-то и просто возить грузы. Особенно вверх по течению. Требовались буксиры, пусть и маломощные. Без них нормальных объёмов перевозок не получить. А по дорогам Иоанн хотел запустить «автопоезда», то есть небольшие колёсные паровые тягачи с гирляндами прицепов. И для всего этого требовалась паровая машина. Небольшая. Пусть слабая, в десять-двадцать лошадей, но небольшая и надёжная. Чем он и занимался. И к весне 1479 года в том НИИ уже стоял на стапели небольшой цилиндрический огнетрубный котёл. Грубо говоря, большая кастрюля, «прикрытая» крышкой и заваленная на бок. А вдоль её длины были установлены трубы, пронизывающие котёл насквозь. По ним должны проходить продукты сгорания, разогревая воду.

Никаких средств для сварки стали у короля не было. Клепать он не хотел и не мог, так как клепальщиков опытных также не имелось, поэтому он ваял котёл медный, собирая сваркой. Благо, что температуры горения ацетилена в воздухе для этого металла вполне хватало.

Да, даже десяти атмосфер в таком котле не получить. Но ему столько и требовалось, ему хватило бы и двух-трёх, которые медный котёл легко держал. Во всяком случае, во время опытных замеров. Собственно, эти замеры и были последним, что он проделал перед отбытием с войском в Полоцк. Отчего немало раздражался и вообще мыслями был там, в амбаре, рядом со своим паровым детищем. Дорогим, но таким перспективным…

– Государь, – в который раз произнёс вошедший в палатку дежурный офицер.

– А? – оторвался от бумаг Иоанн.

– Государь, вы просили напомнить о совещании.

– М-м-м… – с раздражением промычал король, но дежурному офицеру ничего не сказал.

Он уже сто пятьсот раз пожалел о том, что возглавил войско в этом походе. Зачем он тут? Конечно, армией командовал не Даниил Холмский, немало отличившийся во всех предыдущих кампаниях, но он тут и не нужен был.

Военно-техническое и организационное преимущество у войска Руси было уже таким, что присутствие короля в войске не являлось насущной необходимостью. Во всяком случае, в такого рода операциях.

Какие сюрпризы мог преподнести орден? Никаких. А Ганза? Да то же самое. А там, в Москве, Иоанна ждали дела. И супруга, с которой он пока ещё не решил что делать.

Под пытку он её не отдавал. Да это и не потребовалось. Просто поставил условие, что лишит детей всех прав, если Элеонора не расскажет всё как на духу. Ну она и раскололась. И рассказала такую грязь…

Всё оказалось очень просто.

Папский легат Родриго Борджиа нашёл способ обмениваться письмами с королевой, не светясь при этом.

Их задумка была проста и изящна. Иоанн должен был принять яд. А вину официально возложили бы на Андрея Васильевича. Королева же стала бы регентом при малолетнем монархе – Владимире Иоанновиче.

Почему всё сорвалось? Из-за исполнителей.

Высокий уровень секретности, который установил сам Родриго, привёл к тому, что планы спутались. А исполнители просто превратно поняли слова и приказы.

Как короля должны были отправить?

Вином, которое, дескать, поступило в подарок от Андрея Васильевича. Вполне себе нормальный способ. Иоанн вина пил мало, поэтому во вкусах не сильно разбирался. И используя терпкий сухой сорт, можно было надёжно перебить привкус яда.

А как сделали?

Королева когда узнала, то чуть сама в петлю не полезла, опасаясь разоблачения. Да и потом отрицала всё, пока ей не поставили ультиматум.

Понятное дело, что Иоанн показания Элеоноры записал, а потом долго и вдумчиво проверял, применяя в том числе и пытки для тех людей, на которых она указала. И перекрёстный метод дознания, совмещённый с методами физического и психического насилия, а также скрупулёзного сравнения показаний дал твёрдый и крепкий результат. Виновна.

Почему наш герой вообще поставил своей жене такой ультиматум? Так аналитический отдел зашёл в тупик. И Иоанн с тезисами да доводами ребят согласился. По всему выходило, что ни одна партия при дворе, что могла подготовить и совершить покушение, не имела твёрдых мотивов это сделать. А те, что желали и хотели, не могли. Так что методом исключения Иоанн остановился на супруге, как на единственном человеке, который и мог, и имел мотивы. Да, технически она входила в неаполитанскую партию, которой свержение Иоанна было не нужно. Но технически не значит фактически, потому что королева – фигура сама по себе с достаточно широким диапазоном возможностей для манёвра.

Король ведь привлекал её к управлению государством. Ограниченно, но привлекал. Всё-таки по тем меркам Элеонора имела весьма приличное образование. И ей нравилось. Более того, она справлялась с теми поручениями, которые муж ей давал. В том числе и довольно сложными. Что вовлекало её в дела всё глубже и глубже.

Вместе с тем росло и недовольство, которое дама испытывала. Для неё, как и для окружающих, их брак представлялся блудом. Редкая неделя обходилась без попытки склонить короля к принятию католичества. Или если не его, то хотя бы их детей, которых Иоанн окрестил в православие, к её чрезвычайному раздражению. Что, впрочем, не мешало тому же Родриго воспринимать и Владимира, и Софью католиками. Ведь воспитывала их Элеонора, из-за чего православными они росли лишь номинально.

Королева хотела править.

Сама.

Вот как Иоанн принял закон о престолонаследии, по которому женщины смогли занимать трон Руси на законном основании, так и захотела. Муж же Элеонору завораживал и раздражал одновременно.

С одной стороны, ей очень нравились его хозяйственные успехи. Быть женой человека, у которого всегда есть деньги, приятно. Много денег. Намного больше, чем у её отца некогда. Да и самолюбие дамы грели военные успехи Иоанна.

С другой стороны, ребром стояли вопросы религии и сословий. Король ведь привлекал массу простых людей. Он мог запросто побеседовать с крестьянином или обсуждать какую-то деталь с мастеровым. Из-за чего свита его обыдлела, по мнению королевы. Ей было противно находиться в этой среде. А он, казалось, не слышал её слов. Что раздражало особенно. Разве ему сложно было избавить супругу от всего этого отребья, что постоянно болталось по кремлю? Хочет с ним якшаться? Да пожалуйста. Только в конюшне или на скотном дворе, где им и место. А то ведь не просто в кремль, но и во дворец тащит.

И на фоне этих противоречий крепла уверенность Элеоноры в том, что она сможет править сама, опираясь на окружение мужа. Покойного мужа. Проблему Андрея Васильевича она осознавала отчётливо, поэтому хотела подставить, выставить в глазах полков виновником отравления. Иными словами, это самое окружение мужа на него и натравить. Заодно включив Тавриду в королевский домен.

Но не сложилось.

С духовником она не могла говорить откровенно, опасаясь того, что их подслушивают. Ведь муженёк последнее время начал переживать за свою жизнь и развёл массу шпионов да соглядатаев. А намёки духовник не понял в должной мере правильно. Вот и подвёл её.

Глупо получилось.

Понятно, что заговорщики хотели действовать не так грубо, как вышло. Но всё с самого начала пошло наперекосяк, из-за чего пришлось импровизировать весьма вульгарным способом…

Иоанн понимал супругу.

Иоанн принимал мотивы супруги.

Но он не был готов её простить. Потому что женщина, решившая убить мужа ради собственной власти и выгоды, не вызывала в его душе ни толики доверия.

Но как с ней поступить?

Развод – это позор.

Вот если бы она была бесплодна – куда ни шло. А так – позор. Причём нескрываемый, особенно когда вскроется причина. А она вскроется, такое шило в мешке не утаить. Из-за чего отношения с Неаполитанским королевством испортятся радикально. А это важная компонента его внешней торговли и бизнеса в целом. Он уже провёл несколько раундов переговоров с отцом Элеоноры по этому прискорбному случаю, и они пока ни к чему не привели.

Казнить её?

Было бы вполне разумно. Ведь проступок она совершила достойный такой кары. Но это обострит не только отношения с Неаполитанским королевством, но и с детьми. Ведь им-то наверняка будут постоянно присаживаться на уши всякого рода недоброжелатели, рассказывая, как их кровожадный отец извёл мать ради политической выгоды или клочка земли.

Сослать в монастырь?

Так Элеонора католичка, а на Руси католических монастырей не имелось. Выпускать же её за пределы государства – политически близорукий поступок. Элеонора показала себя очень активной и амбициозной особой. А значит, не успокоится. И этот прыщ, так некстати вскочивший на заднице, будет нервировать Иоанна до самой его смерти.

Вот она и сидела под домашним арестом, ожидая своей судьбы. Комфортно сидела. Читать могла. И переписку вести, пусть и с предварительной цензурой. И с детьми встречаться в присутствии отца. И гостей принимать, также в присутствии короля или доверенных людей.

А Иоанн ломал голову над тем, что же с ней делать.

Классическая проблема.

Если брать в супруги серую мышку, то есть шанс закрепить её характер у детей. К чему это приводит, всем наглядно продемонстрировал Николай II. Да и не только он. Ибо мужчины Гольштейн-Готторп-Романовых[74]74
  С 1762 года на престол России взошёл Пётр III, который являлся по рождению Карлом Петером Ульрихом герцогом Гольштейн-Готторпским. Во всяком случае, по отцу. Мать же его была дочерью Петра I Великого Анной. Иными словами, строго говоря, Романовым по традиционному праву он не был, как и все его потомки. Причём, что любопытно, юридический вопрос об именовании династии так и не был урегулирован. Пётр III этого сделать не успел, а Екатерина II не стала привлекать внимания к этой щекотливой теме, как и последующие правители. И в том же «Малом энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона (1907–1909 годов) в статье «Романовы» указано, что он угас в мужском колене в 1730 году со смертью Петра II Алексеевича. Со смертью его тёти – Императрицы Елизаветы Петровны – в 1762 году этот род угас окончательно.


[Закрыть] на протяжении всего XIX века в основной массе не отличались умом и сообразительностью. Даже на среднем уровне. Их не спасало даже элитное образование и особые условия для развития, каковых не было ни у кого в России.

Если же делать ставку на женщин активных, умных, хитрых и деятельных, то всегда можно оказаться вот в такой ситуации, в какой оказался король. И это ещё неплохо. Мог и табакеркой по башке получить. Только отвлёкся. Только перестал держать руку на пульсе. И всё. Чуть не скопытился. Да и просчитывать мотивацию супруги не так-то просто. Ведь мужчина и женщина, как правило, думают по-разному…

Извечная дилемма.

Впрочем, не менее древняя, чем проблема подбора свиты. В России как традиционно повелось? Набирают верных, а спрашивают, как с умных. Откуда и бардак, доходящий до абсурда. Иоанн в той жизни был тесно связан с крупным бизнесом и прекрасно знал, как формировались реальные сметы. По уму, чтобы оценить, сколько на самом деле потребуется денег для того или иного бизнес-процесса, связанного с государством, требовалось к каждому сметному рублю доложить ещё один – этот украдут, а потом ещё пять – эти прое… т по бесхозяйственности.

Если же набирать умных, то… возникает та же проблема, что и с Элеонорой. Нужно держать руку на пульсе, чтобы в один прекрасный момент не проснуться мёртвым…

Вечерело.

Иоанн, мрачный и несколько рассеянный, вышел из своего шатра и направился на регулярное совещание. По установленному им самим правилу каждый день делался отчёт о ходе осадных работ, для чего завели специальный большой шатёр, где сделали схематичный макет Риги с ближайшими окрестностями. И отмечали проход траншей, подвод орудий, разрушения вала, размещение войск со складами и разного рода важные детали. Так, чтобы ничего не упустить.

Ничего принципиально важного там не говорили. И король там был без надобности. Но порядок есть порядок. Да и с командирами вести рабочие беседы требовалось, чтобы развиваться самому и им помогать двигаться вперёд. Всё-таки Рига, экстренно укреплённая Ганзой и орденом, представляла собой одну из самых мощных крепостей мира в эти годы. Высокие каменные стены. Могучий вал. Масса самой разнообразной артиллерии. Крупный гарнизон. И на этом уроке можно было многому научиться, обретя бесценный опыт. Ведь идеи Вобана знал только один Иоанн, да и то – по верхам. И теперь их требовалось как-то донести его подчинённым. Да не на словах, а на конкретном прикладном примере… на их личном опыте…