Текст книги "Иван Московский. Том 3. Ливонская партия"

Глава 4

1479 год, 3 мая, Венеция

Улица.

Уважаемый мужчина в богатой одежде медленно ехал, покачиваясь в седле. Он чувствовал себя хозяином жизни. Тем, в чьих руках были сотни, если не тысячи судеб других людей. И это было не образное выражение. Ведь он торговал рабами. Прямо вот тут и торговал. Открыто. В Венеции. У него было восемь кораблей, которые ходили в Константинополь, закупая там товар и привозя его сюда, чтобы он торговал этими людьми на Рива-дельи-Скьявони.

Скьявони…

Вообще-то это слово обозначало славян. Но Византия, а потом и Османская Империя настолько активно ими торговали, что слово это в том старом итальянском языке получило второе значение. Ведь так назывались рабы. Основная их масса. Во всяком случае, среди идущих в Италию преобладали именно скьявони. И это нашло отражение не только в староитальянском языке. Например, вполне современное английское слово slave происходит от старофранцузского sclave, а то, в свою очередь, от латинского sclavus, а оно – от среднегреческого σκλάβος…

Так или иначе, но благодаря сначала Византии, а потом и османам слово «славянин» в Европе долго ассоциировалось со словом «раб», что нашло своё отражение во многих аспектах: от определенной этимологии весьма неприятных слов до банального перевода Евангелия, в котором для латинян греки перевели слово δούλος как «слуга», а для славян как «раб». Совпадение?

Иоанн хотел поставить жирный крест на этой порочной практике. Вот он и обратился к Папе с просьбой отлучить работорговцев, торгующих христианами, от Церкви. Тот отказался, ограничившись публичным осуждением сего мрачного занятия. И тогда король начал действовать сам.

Он отправил в Венецию свой отряд диверсантов – спецназа, который уже был им обкатан при устранении Рене Доброго в 1477 году. Тогда ребята вполне натурально изобразили грабительское нападение, вызвавшее немало шума в Европе. Дескать, совсем «швейцарские собаки» распоясались, ибо все подумали на них.

Сейчас же те полторы дюжины бойцов, что работали тогда, были представлены более обширным «творческим коллективом» в три десятка лиц. И работали они куда интереснее…

Из-за ската черепичной крыши высунулся мужчина с винтовальной аркебузой. Она долго заряжалась, но качество ствола и нарезы давали весьма приличную дальность огня и точность.

Дистанция шагов сорок.

Он прицелился в район груди богатого всадника, медленно от него уезжавшего, и плавно выжал спусковой крючок. Мгновение. И курок с зажатым в нём кремнём ударил по кресалу откидной полки, выбив немного искр, просыпавшихся вниз – на порох. Вспышка. Выстрел. И всадник, получивший тяжёлую пулю в район поясницы, начал заваливаться в седле…

Стрелок же уже скрылся с виду, начав спешно отходить. Ему не требовалось контролировать результат своего выстрела. С этим вполне справился другой участник засады, стоящий открыто недалеко от места нападения. Так что выстрел – и сразу ходу.

Вход во двор, откуда на крышу выбрался стрелок, был перегорожен гружёной телегой с номинально сломанным колесом. Хозяину специально дали несколько монет, чтобы он тут постоял немного, возясь с ремонтом, поэтому всадники из сопровождения работорговца не смогли вломиться во двор достаточно быстро. А когда пробились – было уже поздно.

Стрелок быстро соскользнул с лестницы. Пробежал по двору. И вошёл внутрь дома, имеющего сквозной проход – на соседнюю улицу. Там его уже ждали «коллеги по опасному бизнесу». Да не просто так, а со сменной одеждой.

Раз.

И с другой стороны дома уже вышло три монаха-францисканца, один из которых тащил на спине небольшую вязанку хвороста. Оставлять весьма дорогую винтовальную аркебузу не хотелось совершенно.

Шум – гам – тарарам шёл по всему городу.

Телохранители уважаемого работорговца пытались перехватить стрелка. Но бойцы спецназа готовились три месяца к этой операции. Изучали маршруты движения целей, их прикрытие, устраивали лёгкие провокации, наблюдая за реакцией. Ну и, само собой, отрабатывали пути отхода, маскировку и искали конспиративные квартиры, в которых они могли укрыться после дела.

Вырезать всех работорговцев в Венеции Иоанн не считал разумным. Хотя иной раз и подумывал о том, чтобы выжечь это дьявольское гнездо под самый корень. Как-нибудь. Ведь город жил в немалой степени с этих доходов и вполне поддерживал столь гнилое занятие. Но для начала он решил не сильно буйствовать и ограничиться публичной казнью пяти самых уважаемых работорговцев.

Им всем пули были отправлены в спину в районе поясницы с тем расчётом, чтобы они поразили живот. Отчего бедолаги сразу не умерли, обрекаясь на мучительную смерть от перитонита – острого и весьма болезненного воспаления. Ведь говно, которое попадало в брюшную полость из кишок, давало вполне предсказуемый финал. И лечить в те годы такие раны не умели. С этим даже в середине XX века не всегда справлялись…

Утром же, когда ночная мгла развеялась, на воротах особняков всех подстреленных работорговцев появилась надпись на латинском языке, сделанная дёгтем: «Этот человек торговал христианскими душами. Повинен смерти. Император римлян».

К этому времени все участники покушений уже покинули город. Они ещё затемно сели в лодки и тихо отплыли без шума и пыли. Благо, что их было не так уж и много…

* * *

Тем временем в Москве в таверне шла странная беседа. Сотрудник того самого НИИ, где король возился с паровым котлом, вдумчиво напивался в компании мутного кренделя, который, кстати, его и напаивал.

– Столько меди… – качал тот головой. – И зачем? Просто передвижная печка?

– Почему печка? – осоловелым взглядом переспрашивал работник НИИ.

– Ну как? Дрова кидаешь, она и греет. Так ведь?

– Так, да не так… ик… понимаешь, дурья твоя башка, печка-то не простая. Вода, ежели её греть, паром становится. А ежели ещё сильнее греть, то сильным паром, способным предметы двигать. Но чтобы так можно раскочегарить воду, её нужно удерживать, чтобы пар не убежал. Для того и котёл закрытый делается. Крепкий котёл. Государь наш измыслил огненной струёй его спаивать без всякого припоя. Струя та столь горяча, что медь сама плавится, соединяясь и выступая припоем для самой себя.

– Ну! Брешешь! Разве так можно паять?

– Вот те крест! Олово-то отчего так не паять? Паяют. Только там жара нужно меньше. А тут – вона как – довольно и для меди. Хотя государь говорил – дай только срок – и железо начнём так же скреплять.

– Хорошо. Разогрели должно вы пар. И дальше-то что? Двигать предметы он будет? Шапку, что ли, подбрасывать?

– Много лучше! – горделиво вскинул голову работник. – У нас в амбаре стоит выточенная из дерева модель…

– Что?

– Модель. Ну… ик… подобие. Государь называет её кинематической моделью в масштабе один к пяти. Сам я не разумею смысла этих слов, но смысл задумки понимаю. На этой деревянной поделке можно понять, как вся повозка самобеглая работать станет, куда котёл этот поставим в будущем. И когда государь сам подсчёты сделал, то получилось ого-го!

– А может, ага-га?

– Нет. Именно ого-го! – настойчиво произнёс работник НИИ. – Вот от Москвы до Новгорода сколько идти?

– Не знаю.

– Пятьсот вёрст! Ну или около того. По прикидкам нашего государя, ежели его задумка удастся, то довольно будет десятка таких повозок паровых, чтобы буквально за пару дней провозить груз из Москвы в Новгород.

– Да ну… – отмахнулся мутный тип.

– Государь хочет поставить на этот тракт десять таких повозок, чтобы каждый на своём участке в полсотни вёрст ездил. Туда-сюда. И тягать грузы.

– Не дорого ли будет? Вон сколько меди и сил. А ещё дрова тратить. Золотым груз окажется.

– Дорого? – усмехнулся работник НИИ. – Такая повозка по хорошей дороге с десяток прицепов провезёт, соединённых один за другим. С грузом в четыреста пудов совокупно. А может, и больше. Вот и считай. За два дня четыреста пудов уже из Москвы в Новгород переехали. Худо, поди?

– Так-то дело доброе, – не унимался мутный тип, подливая вино работнику НИИ. – Но разве не дорогое?

– Ик… да не… – отмахнулся паренёк. – Так, может, и дорого. Ежели… ик… просто цену повозки считать. Но за год десяток таких паровиков груза перевозят столько, сколько тысяч пять лошадей только и справятся. Вот государь с ними и возится. Думает о том, чтобы в походах дальних применять. Шутка ли? Такая выгода! Один к пяти сотням! Котёл ведь не устаёт. Да, дрова. Но лошадей тоже нужно кормить. И не травой, ибо где ты её столько напасёшься в таком количестве вдоль дорог. Значит, сено нужно заготавливать да свозить им. И зерновой корм. А ещё людей, что за ними ходят. Они ведь тоже не святым духом питаются.

– Очень интересно… очень… – задумчиво произнёс тип.

– А то! Может, ты к нам пойдёшь?

– А?

– Ну… ик… Вона как интересуешься! А что? Нам люди нужны!

– А что? Дело говоришь. А можно?

– А почему нет? Ик… Сейчас вот соберёмся и пойдём. Там с нашим старшим познакомишься. А он уж тебя с Евдокимом сведёт, дабы тот поспрошал, кто таков и откуда. Да ты не робей! Обычное же дело!

– Каким Евдокимом?

– Ну… как каким? Один у нас на Москве Евдоким, что всяких злодеев ловит. Вот его государь наш Иоанн Иоаннович и приставил за нами приглядывать. Дело-то государственное! Понимать надо! Ик…

– Так и есть… так и есть… – покивал мутный тип. – Слушай, а давай так. Ты пока тут посиди, вино допей, а я за вещами сбегаю, и сразу к Евдокиму пойдём. Заинтересовал ты меня. Ой заинтересовал.

– Тоже можно, только… ик… вино-то тю-тю… – кивнул работник НИИ на пустой кувшин.

– Вина моему другу! – воскликнул мутный тип, обращаясь к разносчице. И ловко выхватив откуда-то крупную монету – медведя[75]75
  С 1475 года в Москве чеканились три серебряные монеты: векша, куна и волк в 0,8 грамм 250-й пробы, 1,6 грамм 500-й пробы и 5,33 грамма 750-й пробы, что соответствовало ¼, 1 и 5 новгородским деньгам. С 1477 года начали чеканить ещё три монеты: мышь, медведь и лев. Мышь была медной монетой в 1 грамм, равной 1/20 новгородской деньги. Медведь представлял собой крупную серебряную монету массой 31,36 грамм 990-й пробы и был равен полусотне новгородских денег и половине рубля, а лев – золотую монету в 3,537 грамма 998-й пробы – аналог флорина, выступавшего международным стандартом, примерно совпадал с медведем по стоимости. Визуально эти монеты были оформлены в том же стиле, что и векша, куна и волк.


[Закрыть], шлёпнул её на стол. – Угощаю всех!

– О! – оживился работник НИИ. – То дело!

И окружающие тоже зашевелились, явно обрадованные таким поворотом. Всё-таки медведь – крупная монета. С неё даже нескольким мужчинам можно в пузыри упиться, ежели местное пойло хлестать, что подают всем в таверне завсегда. А так – угостить по кружечке-другой можно было всех, в зале сидел.

– Я скоро, – шепнул этот мутный тип своему собеседнику, вскочил и, нарочито пошатываясь, отправился к двери.

Владелец таверны, что стоял у барной стойки, проводил его внимательным, цепким взглядом, не выражающим никаких эмоций. Деньги-то он оставил. Мебель не ломал. Драк не зачинал. Какие могут быть вопросы?

Дверь скрипнула.

Мутный тип вышел в сумрак московской ночи. Тяжело вздохнул. Вытер рукавом лоб, изрядно вспотевший. Шутка ли! Чуть добровольно к самому Евдокиму не загремел.

И тут из темноты к нему выступили четверо крепких мужчин.

– Не шуми, – тихо произнёс один из них и, кровожадно улыбнувшись, прижал палец к губам.

– Я сам деньги отдам! – прошептал этот тип, потянулся к кошельку, но не успел. Ему сноровисто заломили руку и ловко воткнули в рот кляп. Он попытался что-то промычать и начал дёргаться, но тут же получил очень болезненный удар по ливеру, из-за чего как-то обмяк.

– Нажрался, скотина! – громко рявкнул один из этих детин. – Тащи его, братушки. Ох… жизнь моя поганка! Настасьюшка точно всю плешку за этого оболтуса проест. Какой пошляк! Разве можно так на волка напиваться?!

– А вот представьте себе! – подражая пьяной речи вроде как обвисшего в руках этих крепких ребят, ответил кто-то из них.

И так переругиваясь, они мутного типчика потащили в сторону от лишних глаз, где пихнули в крытую повозку и покатили знакомиться с тем самым Евдокимом, которого он так испугался.

Хозяин таверны, подрабатывающий на «контору», заметил странный разговор и послал паренька куда надо, дабы сообщить. От греха подальше. Явно ведь человек мутный.

Отреагировали оперативно.

Один сотрудник присел рядом – послушать. Другие караулили на улице, чтобы не ушёл и дабы людей не смущать.

Да, до нормальной контрразведки было ещё очень далеко. Но таких вот «клоунов» ведомство бывшего десятника городской стражи начало ловить только в путь. Благо, что те даже не пытались шифроваться или скрывать. Ибо никаких разведшкол не оканчивали за неимением оных. Иногда брали и своих, что вступали в преступный сговор со всякого рода типами. Или там заговорщиков да разбойничков. Так что репутация у Евдокима среди населения Москвы была мрачной. Его откровенно побаивались. И активно сотрудничали. Знали, что за укрывательство можно было и ответить. Вот и владельцы таверн, и настоятели храмов, и торговцы – все если и не стучали, то постукивали, просто ради того, чтобы быть на хорошем счету в этом ведомстве и чтобы про них ничего дурного не думали. А то мало ли!

Глава 5

1479 год, 21 мая, окрестности Риги

Иоанн вышел к послам Ганзы при полном параде.

Вчера, ближе к обеду, в устье Западной Двины вошёл большой и сильный флот этой торговой корпорации. Морской. Но простор нижнего течения этой реки вполне позволял оперировать крупным кораблям тех лет.

Семьдесят три когга самого разного размера, включая пять хольков – крупных трёхмачтовых их вариантов. Очень внушительно и представительно. Любек выставил всё, что смог собрать в сжатые сроки.

Особенностью всех кораблей флота было то, что они по своей сути были гражданскими, совершенно не приспособленными к войне, то есть не обладали ни стремительностью драккаров или галер, ни прочностью мановаров. Однако их размеры позволяли вместить очень крупные экипажи и абордажные команды, достаточные для того, чтобы задавить в узости речной любого неприятеля. На что, вероятно, и был расчёт.

На каждом, даже самом малом, корабле не меньше сотни арбалетчиков. И это могло создать очень большие проблемы королю, потому что, навалившись всей толпой, они имели все шансы затоптать речные лоханки Иоанна. Ведь на их стороне и борт высокий, и масса, и возможность реализовать многочисленных стрелков.

Цель прибытия этого флота проста – снятие осады с Риги – крупного ганзейского города. Да, очень сильно укреплённого, но… судя по тому, как к этому моменту был разрушен земляной вал, далеко не неприступному.

Причём флот подошёл примерно одновременно с деблокирующей армией, которую Тевтонский орден и Ганза собирали в Пруссии, спешно перебрасывая туда наёмников. Да, у Иоанна была репутация, но у Ганзы – деньги. Много денег. Очень много денег. А деньги такая штука, что они, как правило, побеждают и добро, и зло, и того лесника, что идёт всех разнимать оглоблей. Так что торговцы сумели мобилизовать довольно крупные пехотные контингенты.

Например, из Англии приехало больше двух тысяч знаменитых лучников. Швейцарцев и фламандцев в армии не наблюдалось. Зато имелась бретонская пехота и наёмники из нижней Германии. Померанцы с мекленбуржцами. Шотландцы. Шведы. Имелись также венгры, поляки и богемцы. Само собой, стояли они не единым лагерем, а тремя, подойдя двумя корпусами с правого берега реки, довольно сильно приблизившись к внешнему валу, сооружённому Иоанном по опыту Цезаря в Алезии.

– Рад вас приветствовать, – максимально невозмутимо произнёс король.

– И тебе здоровья, – почтенно кивнул адмирал, командующий объединённым флотом Ганзы.

– Что вас привело ко мне в гости?

– Осада этого города, – с едва заметной усмешкой произнёс адмирал.

– А… – отмахнулся Иоанн. – Пустое. Мне помощь в том не нужна. Сам справлюсь. Но рад, что вы решили поучаствовать.

– Государь, – нервно улыбнулся католический епископ, присутствующий с адмиралом на этой встрече. – Мы хотели бы, чтобы ты снял осаду Риги.

– Да, – кивнул адмирал. – Уверен, что мы сможем договориться.

– Договориться? Но о чём? – наигранно удивился Иоанн. – Я припёрся чёрт знает куда, потратил массу сил, времени и денег на то, чтобы просто так уйти? Вы, верно, шутите…

– Государь, – вкрадчиво произнёс тот епископ, – мы знаем, что тебе нужна морская торговля для продажи персидских товаров в Европе. И Ганза охотно пойдёт тебе навстречу.

– Боюсь, что Ганза столько лет занималась грабежом Новгорода, что ничего дельного предложить мне не сможет.

– Но ты же ещё не услышал предложения.

– Ваша правда. Дерзайте.

– Мы готовы… – начал говорить купец, прятавшийся всё это время за спиной адмирала. И поведал он о том, что Ганза согласна сделать Руси только здесь и только сегодня совершенно потрясающее предложение. Этакий аттракцион невиданный щедрости, который, на взгляд короля, был не чем иным, как обычной попыткой его ободрать.

– Нет, – коротко и лаконично произнёс он.

– Но почему?

– Рожа треснет. По моей земли товар проходит бо́льшую часть пути. И на мне основные издержки. А прибыль основная вам. Так дело не пойдёт.

– Флот стоит денег. Его содержать – дорогое удовольствие.

– Ещё дороже содержать нахлебников, которые наживаются на тебе, словно вши или клещи. Вы ведь хотите, чтобы я делал наценку не более четверти к отпускной цене. А сами сделаете по своему обыкновению втрое как минимум. И как это понимать?

– Это нужно понимать как затраты на содержание флота.

– Серьёзно? А на мой взгляд, это следует понимать как глупость и жадность, возведённые в абсолютную прогрессию. Вы охренели, уважаемые.

– Но у тебя, Государь, нет своего флота.

– Вы полагаете, что я сюда притащился просто так? Воздухом свежим подышать? Вот, – махнул он рукой на Ригу, – сейчас возьму этот городишко. Обеспечу верный путь к нему из Полоцка. И займусь морским судостроением. Чем не выход?

– Выход, – улыбнулся епископ. – А как до того торговать станешь? Или все эти годы торговлишка в простое будет? Поди захиреет.

– Захиреет, – кивнул Иоанн. – Если другие охочие не найдут. Али вы думаете, что нас свет клином сошёлся? С Иберией да Италией торговлишку вести всяко интереснее. И им наценка меньше, и мне прибыль больше. А вы? Ну… вы думайте. Как ума наберётесь, так и приходите – потолкуем.

– Так и ты ступай отсель, – нервно дёрнул щекой адмирал.

– Не тебе мне указывать! По какому праву ты рот разеваешь?!

– По праву сильного, – процедил адмирал. – Оглядись. Зарвался ты. Ежели я тебя отсюда доброй волей не отпущу, то тут и поляжешь. Или считаешь, что со своей горсткой людей и этими корытами на что-то способен? Я тебя раздавлю, как мерзкого клопа!

– А ты мне нравишься, – расплылся в улыбке король, хотя глаза стали очень холодные и колючие.

– Государь! – взмолился епископ. – Прошу тебя, уйми свою гордыню! Отступись от Риги. Уверяю тебя – мы сможем договориться. Вот все успокоимся и сядем да обсудим. Негоже кровь христианскую лить.

– Да чего ты ему говоришь? – сплюнув, произнёс адмирал. – Он же схизматик! Еретик! Ему кровь христианскую лить сам Лукавый заповедовал.

– Помолчи! – рявкнул на него епископ и хотел было уже отповедь дать, да не успел. Рука Иоанна легла ему на плечо.

– Не надо. Не мечи бисер перед этой свиньёй, – насмешливо произнёс король. – Он в силу своего скудоумия не ведает, что я стою не за православие и не за католичество, а за единую и неделимую Церковь христианскую. Но да Бог ему судья. От меня же требуется только одно – отправить его как можно скорее на этот суд.

– Я привезу тебя в Любек в железной клетке!

– У тебя есть три минуты, чтобы убраться на свои корабли, – оценив расстояние до шлюпок, произнёс король. – После чего я велю тебя вздёрнуть. Голышом. Вот на том суку.

Адмирал вспыхнул и хотел было уже устроить перепалку, но испугался исполнения обещания. И чуть ли не бегом направился к шлюпкам. Времени-то ему дали в обрез. А быть повешенным для аристократа – это позор на весь его род, причём несмываемый. Тем более голышом. Так самых ничтожных бродяг и разбойников карали. И прочих, кто от них статусом не отличался в глазах аристократии.

Епископ тяжело вздохнул и пошёл вслед за адмиралом. Как и вся свита переговорщиков. Иоанн же резко шагнул вперёд. Вновь положил епископу на плечо руку и шепнул:

– Не садись к нему на корабль.

Тот скосился. Молча кивнул. И удалился.

Как и остальные.

А через четверть часа, едва шлюпка с адмиралом достигла его флагмана, король скомандовал атаку.

Два бота, ближайшие к флагману Ганзы, пошли вперёд. Тот встал чуть впереди, дабы покрасоваться, чтобы все смогли насладиться его мощью, из-за чего оказался в некотором отрыве от остального флота.

Всё сразу же пришло в движение.

Корабли Ганзы начали выбирать якоря и поднимать паруса, поняв, что началось. На флагмане же якорные канаты просто обрубили, посчитав, что эта атака ботов рассчитана на внезапность. И пошли им навстречу. Адмирал был вполне уверен в себе и своих людях. Высокие борта надёжно защищали его людей от пуль и картечи. А многочисленность команды и воинов позволяла чувствовать полную уверенность в исходе схватки с этими двумя ботами. Они выглядели лёгкой добычей.

Боты же, выполняя приказ короля, переданный сигнальными флажками, не стали сближаться. И когда до флагмана оставалось триста метров, отвернули к берегу, имитировав отход… бегство…

Адмирал бросился за ним. Тем более что основные силы русского речного флота были в паре миль, и у него имелись все шансы прижать и раздавить эти «калоши» до их подхода. А дальше и свои подоспеют.

Но тут произошло ЧП.

Ещё раньше приказа ботам Иоанн скомандовал Кирьяну Зайцеву, что выслужился в командиры батареи кулеврин, разворачивать свои орудия и выводить их на огневую позицию. Они находились уже довольно близко к стенам. Вот оттуда по широким траншеям на лямках бойцы их и потащили. Скрытно.

Когда же флагман, преследуя боты, оказался в четырёхстах шагах от берега, из траншеи показались они. Все шесть кулеврин.

Бойцы пехоты, выполнявшие роль ездовых осликов, споро их выкатили. Развернули. И поставили в рядок. А обслуга стала заряжать да наводить. Минуты не прошло с момента их появления, как грянул первый залп.

Мимо.

С накрытием, но мимо.

Двадцать секунд. Перезарядились.

Десять секунд. Скорректировали наведение.

Залп.

Есть! В трёхмачтовый хольк попало два ядра из шести. А это немало! Ибо двадцатифунтовые ядра проделывали в бортах флагмана приличные дырки. Но главное – сгенерировали целые фонтаны щепок, летевших в скученный личный состав.

Тридцать секунд.

Новый залп.

И три попадания из шести.

Пятым залпом одно из ядер задело мачту, что с грохотом обрушилась прямо на экипаж.

Седьмым залпом удалось разбить рулевое перо, из-за чего флагман потерял управление. Оказавшись уже метрах в трёхстах от берега. Циркуляция, к счастью для адмирала, началась от берега. Но скорость хода из-за рухнувшей мачты и повреждённого рангоута с такелажем, выходила довольно скромной. Едва три-четыре узла. Он, скорее, уже отползал, отворачивая бортом.

Десятый залп.

Ещё одна мачта рухнула. Но в этот раз за борт, из-за чего кораблик совершенно замер. Не считать же скорость те жалкие пол-узла, что выжимал этот большой когг.

Ну как большой.

По меркам золотого века парусного флота – лоханка. Жалкие пятьсот тонн водоизмещения. Да ещё и построенный по архаичной технологии. Сначала собирали корпус корабля, а потом в него вставляли элементы набора в качестве распорок. Для лодок и маленьких корабликов такая технология в какой-то мере была уместна, хоть и не давала должной прочности. В кораблях свыше ста тонн уже выглядела перетяжелённой[76]76
  Из-за особенности конструкции толщина досок несущего корпуса (клинкерная технология) возрастала нелинейно для обеспечения той же жёсткости и прочности.


[Закрыть] и слишком хлипкой. Её и волна-то в шторм ломала только в путь, несмотря на толстые доски. А тут двадцатифунтовые длинноствольные орудия, которые ощутимо по своему действию превосходили восемнадцатифунтовые[77]77
  Русский фунт в этой сборке реальности был равен 400 грамм, то есть 20 фунтов = 8 кг. В данном случае речь идёт о 18 английских фунтах (0,453 кг), то есть 8,15 кг.


[Закрыть] морские пушки третьей трети XVIII – начала XIX века, принятые на вооружение всеми крупными морскими державами тех лет. Их ставили валом на типовые фрегаты в то время. По массе ядра орудия эти были сопоставимы, а вот по длине ствола кулеврина явно опережала конкурента, имея двадцать пять калибров против восемнадцати с половиной. Хуже того, кулеврина обладала высверленным и калиброванным стволом по концепции Грибоваля, а эта восемнадцатифунтовка – нет, из-за чего на том же заряде била поделка Иоанна дальше, точнее и сильнее. А ведь на практике и тех орудий фрегатов вполне хватало, чтобы «сломать лицо» любым торговым «калошам» и даже большего водоизмещения, чем тут.

Ядра прошивали борта бедного холька насквозь, если влетали в боковой проекции. И падали в воду где-то за бортом. Вдали. Поднимая фонтан брызг. Если же заходили вдоль или под углом, то пробивали корабль не всегда насквозь. Иной раз и застревали в каком-то грузе.

Что там творилось с людьми, Иоанн не хотел даже и думать.

Тишина.

Стволы кулеврин перегрелись.

Их спешно поливали уксусом и активно банили влажным банником. Флагманский же корабль Ганзы, немного накренившись на один борт, выглядел жалко.

Пожара на нём не возникло. Да и с чего?

А вот побило ядрами этот большой когг страшно. Местами борта были буквально выворочены. Да и в воду он осел немного. На корму, по которой попали больше всего. Видимо, от таких страшных ударов там открылось много течей.

Два бота, повинуясь приказу короля, снова заложили циркуляцию и направились к флагману. Основные силы ганзейского флота не успевали его прикрыть, хотя спешили. Но были слишком далеко. Так что оба бота прошли кильватером под бортом холька со стороны берега. И на проходе кидали за высокие борта его «ивановки» – ручные чугунные гранаты с фитильным запалом. И те задорно хлопали там, словно китайские петарды. Прямо среди людей.

Под финиш же со второго бота в сторону флагмана метнули с десяток зажжённых факелов. После чего, следуя за головным мателотом, отвернули к берегу и ушли под защиту кулеврин.

Флагман же не загорелся. Видимо, людей там ещё хватало живых, и они успели потушить факелы. Либо просто не повезло. Однако корабль это не спасло. Открывшиеся от обстрела течи сказывались всё сильнее и сильнее. И он на глазах начал оседать в воду, чуть накреняясь. Да так ловко, что борт, обращённый к берегу, и опускался в первую очередь. Там ведь повреждения были сильнее.

И вот когда хольк уже опасно приблизился фальшбортом к воде, норовя зачерпнуть живительной влаги, король вновь скомандовал открытие огня. В этот раз стреляли мушкетёры. Точнее, не мушкетёры, а аркебузиры, вооружённые этим тяжёлым, мощным и грозным оружием. Точность их боя на триста метров была далека от идеала – пуля давала разброс почти четыре метра в поперечнике. Но этой точности вполне хватало для того, чтобы накрыть обстрелом эту цель. С убойностью же проблем не было. Они и на четыре сотни шагов человека могли уложить наповал.

Залп. Залп. Залп.

Прямо в эту скученную толпу людей.

Залп. Залп…

Когда стало уже совсем непонятно, куда стрелять, от порохового дыма, Иоанн прекратил обстрел. Корабль же лёг на воду и стремительно под неё уходил. И уже пару минут спустя торчал лишь мачтами над водой.

– Недурно, – произнёс король, наблюдая тот факт, что корабли Ганзы отворачивают. – Второй раунд переговоров, как по мне, вполне удался. А ну как дай по той толпе несколько залпов на пределе дальности. Пометь территорию. А то эти бездомные коты что-то совсем обнаглели.

– Так точно, Государь, – козырнул Кирьян сын Зайцев, расплывшись в улыбке, ибо Иоанн подошёл к батарее и наблюдал за этим эпизодом с неё.