Текст книги "Иван Московский. Том 3. Ливонская партия"

– Как не понять? – ошалело произнёс Евдоким. – Рад стараться! Я оправдаю твоё доверие Государь.

– Хорошо. А теперь ступай. Очень много дел.

Глава 8

1477 год, 2 июля, Москва

– Доброе утро. Как твоё самочувствие? – спросил Иоанн, заходя в комнату, где лежал хворающий Мануил, Патриарх Константинополя. Тот умудрился подхватить какую-то кишечную инфекцию, оттого его трудоспособность оказалась слегка ограничена, а ароматность повышена. Ватерклозетов-то не было ещё. Да, не «боевой понос», но в горшок он ходил часто, отчего в помещении попахивало… Да чего уж там. Пованивало.

– Слава Богу, лучше.

– Это хорошо, – произнёс король, кивнул сопровождающему, дабы тот отошёл от двери, а потом прикрыл её. – Я хотел с тобой поговорить о католиках.

– А что о них говорить?

– Ты ведь прекрасно понимаешь, что я стою на перепутье. И не только я, но и вся Русь.

– На перепутье?

– Ты совершил рискованный шаг. Понятно, теперь тебе дороги назад нет. Ни тебе, ни тем, кто пошёл за тобой. Ты сделал ставку на меня. Но ставку сделал ты, а не я. И я пока не могу решить, куда мне примкнуть – к католикам али к православным.

– А чего тут решать? Ты ведь крещён православным. Неужто решишься веру свою предать? Понятно, что обижен был и справедливо обижен. Но ныне всё в прошлом.

– Не всё… к сожалению, не всё… – произнёс Иоанн и как-то устало сел на небольшой стул у стены. – У меня как не было, так и нет священников. А нужда в них огромная. Я о той проблеме Папе писал, но он оказался глух к моей просьбе. Ты же, сбежав от Мехмеда, привёл с собой очень небольшое количество клира. Да и то по-русски, считай, они не говорят. А без священников и хорошо организованной, дисциплинированной Церкви на местах будет беда. Кто в лес, кто по дрова пойдёт. Через что распри не только духовные, но и светские начнутся. А там и войны гражданские да прочие усобицы.

– Много ли тебе нужно священников?

– Много ли? Я пока могу тебе сказать только по Московской провинции. Остальные ещё толком не упорядочены. Но можно прикинуть количество церквей, исходя из населения городов. И понять, сколько священников туда потребуется. Плюс сёла. Но там вообще ужас. Зияющая чёрная дыра. Когда крестили Русь? Почитай, что пять веков тому назад. А ещё пару веков назад под Москвой, не таясь, дружинников по языческому обряду погребали. В курганах. И это княжьи люди, горожане. Простые же селяне до сих пор язычники в самом своём чистом и незамутнённом виде. Они ежели какие церковные ритуалы и соблюдают, то делают это только лишь для того, чтобы от них отстали. Вот тут, – тронул Иоанн сердце, – и тут, – коснулся он лба, – у них совсем иные убеждения. Так что священников нужно много. И все они должны не только добро говорить по-русски, но и риторикой владеть искусно, и в душу уметь заглянуть каждому. И таких – тысячи и тысячи надобны.

– Сложные ты ставишь задачи… – пожевав губами, произнёс Мануил.

– Сложные. Но их нужно решать. Либо православным, либо католикам. Именно поэтому я и говорю, что стою на перепутье. И в этом в немалой степени и ваша вина.

– Моя?! – неподдельно удивился Мануил.

– Не твоя, а ваша. Греков. Когда Русь крестили? Пять веков назад. Много ли ты видишь в её пределах семинарий? Или хотя бы приходских школ? Ни одной нет. Почему так? Чем вообще занимался Патриархат на территории Руси? Пять веков бил баклуши и бездельничал, только выкачивая свою десятину? Ты только вдумайся – четыре века спустя после Крещения возле одного из крупных городов Руси погребают уважаемых людей по языческому обряду. Я ещё понимаю – в глубинке. Но нет, в крупном городе в самом сердце Руси. О чём это говорит? О том, что Патриархат надлежащим образом не выполнял свою работу. Он был озабочен только вопросами, что вертелись вокруг Константинополя. Вокруг же ничего не видел и видеть не хотел. Как итог – гибель Империи. Столица, друг мой, это просто голова. Если не следить за делами в провинции – всё пойдёт прахом. Ибо провинции суть тело, без которого голова не живёт.

– Я понимаю тебя, – нехотя, после довольно долгой паузы ответил Мануил.

– Понимаешь ли? Или просто соглашаешься из вежливости? Впрочем, это не важно. Сколько тебе нужно времени, чтобы ответить на мой вопрос?

– Какой? О том, почему Патриархат не открывал школы да семинарии на Руси?

– Нет. Это дело прошлое и ныне меня не волнует. Обосрались и обосрались. Примем сие обстоятельство как прискорбный факт. Ныне мне важнее понять – сколько и каких учителей ты сможешь мне предоставить. И как быстро. Я хочу развернуть в каждом крупном городе минимум по три первых класса начальной школы и по одному второму. Плюс в Москве поставить большую семинарию для священников, которую должен заканчивать любой священник ДО рукоположения. А ещё я желал бы увидеть возрождение Пандидактериона[34]34
  Пандидактерион – первый университет в мире. Основан в 855–856 годах Вардой, дядей Василевса Михаила III. Известна также как Мангавская высшая школа. Первым его ректором был Лев Математик. Первоначально в ней велась подготовка чиновников, дипломатов и военачальников. Тогда там преподавалась грамматика, риторика, философия, арифметика, геометрия, музыка, астрономия и прочее. При Палеологах (1261–1453) превратилась в семинарию, когда были отброшены светские науки и велось обучение только богословию да смежным дисциплинам. Ликвидирована в 1453 году.


[Закрыть]. И обязать священников перед обретением сана епископа или там игумена проходить полное обучение в нём. Но сам Пандидактерион возрождать не по поганому образцу Палеологов, а по древнему, изначальному подобию. Дабы там не только богословие с риторикой изучали, но и науки, годные в миру. Чтобы он готовил архитекторов, механиков, врачей и прочих крайне нужных и важных людей.

– На великое дело замахиваешься, – покачал головой Мануил. – У меня нет такого количества учёных мужей. И взять мне их неоткуда.

– Уверен, что ты сможешь их найти. Потому что если их не найдёшь ты, то их сможет мне прислать Папа.

– Ты говоришь скверные слова. Негоже разменивать благодать Божью на учёных мужей.

– Я правитель. А потому перед Всевышним отвечаю за то, чтобы мои подданные жили в благополучии. Для меня важнее учёные мужи, чем Божья благодать. То, может, и грех. Но за него я стану отвечать лично перед Всевышним. Спасение души правителя зависит не от того, как он лично молится, кается или благостно ведёт себя. Нет. Он не простой человек. Его спасение зависит от того, сможет ли он оправдать доверие Всевышнего, что вручил ему многих людей в подданство. И только от этого.

– И кто же тебе это сказал? – поморщился Мануил.

– Он, – ответил Иоанн и поднял глаза к потолку. – Когда по малолетству я стоял на пороге его чертогов, тогда и услышал слова его. Ты ведь знаешь, я надеюсь, историю о том, что я вроде как воскрес. То глупости. Смерть меня так и не забрала. Однако я успел побывать там, за чертой, и многое увидеть, услышать и осознать. Оттого и изменился до неузнаваемости. Сложно верить тому, кто знает.

– Это могло быть искушение дьявольское.

– Могло. Но звучит это утверждение здраво. И опровергнуть никак не выходит. А значит, с каждого спрашивается по тому, что дано ему. С простого селянина малый спрос. А с короля – огромный. С Патриарха, кстати, тоже. Он там ещё больше, чем с короля. Ни с кого так сурово Всевышний не спрашивает, как с клира. И если какой-то грех у простого человека даже и не заметят, то со священника вытрясут всё.

– Если бы ты побывал ТАМ, то, без всяких сомнений, держался бы православия.

– Побывав ТАМ, я без всяких сомнений держусь христианства. Ибо конфликт Патриарха с Папой – есть греховодство первостатейное, что обрекло и тех, кто его развязал, на вечные адские муки, и тех, кто его поддерживает.

– Ты говоришь ересь! – воскликнул Мануил.

– А ты отбрось эмоции-то. Отбрось. И подумай. Что ныне случилось с Патриархатом твоим и какие потрясения сыплются на Святой Престол. Это ли не кара небесная? В самой её яркой и незамутнённой форме.

– Ты же сам сказал, что Исидоровы декреталии – подлог.

– Подлог, – кивнул Иоанн. – Но я и не говорил, что безумие охватило только православных. Весь этот раскол – происки Лукавого. Не больше, не меньше. Ибо раскол ослабил христианский мир перед лицом истинной угрозы – магометан. Или магометане не воспользовались моментом? Как по мне, то распри среди христиан помогли магометанам и при первом Халифате, и позже. Даже нынешние османы и то крепко стоят на плечах вчерашних римлян, которые ради своих мелких, местечковых целей перебежали на сторону неприятеля. Или я не прав?

– Прав, – очень мрачно вздохнув, ответил Патриарх.

– Так что преодоление раскола – дело архиважное и архинужное. Разумное преодоление, а не этот бред с Ферраро-Флорентийским собором. Но то ладно. Дело иное. А ныне я говорю про обучение священников и вообще образование.

– Сын мой, дело, что ты задумал, доброе и светлое. Но у меня просто нет людей, чтобы помочь тебе. Не потому, что я не хочу. Нет. Если уж на то пошло, то я и сам готов один день на три, отбрасывая седьмой день, отроков учить да священников наставлять. Но людей, чтобы пригласить их сюда да к делу приставить, у меня нет в нужном числе. Со мной их прибыло мало, а иных среди греков, болгар да армян верстать Мехмед не даст, – тонко намекнул Мануил на необходимость освобождения Византии.

– А среди сирийцев, иудеев и египтян? Они ведь под рукой султана мамлюков находятся. Оттого Мехмед им запретить ехать ко мне не может.

– Отчего же не может? Очень даже может. Через какие земли они поедут? Мехмеда. И он их, без всякого сомнения, не пустит к тебе. Так что я бы и рад помочь, но многого сделать не могу.

– Я не прошу всего сразу. Мне важно, чтобы дело пошло. Там ведь ТАКОЙ чудовищный объём работ, что и не пересказать. Например, нам нужно в каждый приход положить по комплекту книг, состоящий как минимум из Евангелия, Апостола, Малой Псалтири, Часослова, Месяцеслова, Каноника, Семиднева и Апракоса. И их нужно все не только издать огромным тиражом в десять тысяч экземпляров, но и перед этим тщательно выверить в плане переводов. Ибо, сам понимаешь, ранее их переводили как придётся. И ошибок набралось видимо-невидимо. Например, слово δούλος[35]35
  Δούλος (греч. «дулос») – многозначительный термин, обозначающий так или иначе зависимого человека. Одним из его значений является «раб», но там есть много смыслов от «раба» до «слуги», «работника» и «младшего члена рода».


[Закрыть] в русских текстах почему-то переведено как «раб», хотя смысл этого термина совсем иной. Ведь настоящий раб по-гречески это δμώς[36]36
  Δμώς (греч. «дмос») – раб.


[Закрыть], а δούλος – это некая форма зависимого человека, который может быть и рабом, и слугой, и младшим членом в роду.

– Сын мой, давай не будем трогать такие вещи, – осторожно произнёс Мануил.

– А давай будем, – с нажимом произнёс Иоанн. – Чтобы должно воевать с магометанами, нужно не только оружия держаться, но и слова. Или Иисус наш Христос бегал по Израилю и всех кистенём по бестолковке окучивал? Насколько я знаю – нет. И нам нужно не забывать о том, что ключом к душе является слово, а не топор палача. И чтобы отбить население у имамов, нам придётся очень постараться. Помнишь, что я не так давно освободил всяких рабов православных на своей земле? Ты думаешь, это простая блажь? Нет. Я хочу продумать несколько стратегий для массового крещения обратно. Пока придумал только одну – принятие христианства как способ выйти из зависимого состояния. И ко мне уже крестьяне из Литвы да Ливонии с Чухонью[37]37
  Чухонью в те годы называли на Руси земли финнов.


[Закрыть] сами пошли, как прознали. Жиденькими ручейками. Ведь на моей земле крепостные, то есть, считай, полурабы, становятся свободными. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил Мануил. – Но и ты пойми – твои правила не распространяются на владения Мехмеда. И если ты говоришь, что принявший православие не может быть рабом, то ему и его верным слугам – плевать. Они как держали их в рабстве, так и будут держать.

– Верно. Но это – сейчас. А если я объявлю Крестовый поход и вторгнусь в его земли? Как на это отреагируют местные православные? Поддержат меня или его, если я буду нести им свободу, а он нет?

– Ну…

– Вот именно, – назидательно поднял палец Иоанн. – Нужно очень тщательно продумать стратегию и политическую программу этой войны. Мы должны выглядеть в глазах местного населения настолько же выигрышно, как в своё время смотрелись магометане, вторгшиеся в пределы Римской Империи. Они ведь победили не столько силой, сколько словом. И налогами, что поначалу не выглядели слишком угнетающими. Это потом уже Аббасиды начали душить сирийцев, египтян да иудеев всяких налогами. Понимаешь? Если мы хотим освободить земли Римской Империи, если мы хотим вызволить Гроб Господень и Новый Рим, то должны очень хорошо всё продумать. Чтобы одним мощным ударом сокрушить этот колосс на глиняных ногах, который ныне стоит только из-за того, что среди врагов его нет действительно сильных держав, способных ударить по нему не растопыренными пальцами феодальных дружин, а мощным имперским кулаком. Всё нужно продумать и очень тщательно подготовиться. Для этого и требуется развернуть на Руси образование как светское, так и духовное. И тексты вычитать перед массовой, что очень важно, печатью книг. И богословские слова придумать такие, чтобы за душу цепляли. Я ведь могу пойти походом и отбить град Константина. Это вполне решаемая задача в пределах двух-трёх лет. Но дальше-то что? Город ведь нужно удерживать. Да и, кроме него, нам ещё Иерусалим надобно из плена вызволять, а с ним и Антиохию, и Александрию. Дело большое и великое, для которого надобно преодолеть великую массу трудностей. Например, в пустынной Тавриде начать строить флот и готовить моряков, чтобы ничуть не уступали османским или египетским. А как корабли строить, если в моей державе не сыскать в достатке людей, чтобы просто читать умели? Это же абсурд. Безумие! Нынешние корабли – это не лодки из говна и палок, как в былые времена. Нынешние корабли – это тяжелейшее испытание для всей страны, за которым стоят многие и многие ремёсла и тысячи специалистов по всей державе. Кто канаты крутит, кто паруса шьёт, и так далее…

– Всё это верно, – кивнул Мануил, – но…

– Но либо это делаешь ты, либо я иду к Папе.

– Боюсь, что у Папы тоже не будет столько людей.

– Повторюсь, главное – не столько привлекать людей, сколько стараться. Даже огромного слона можно съесть, если резать его маленькими кусочками. И мы вместе справимся. Мы. И ещё. Я тебя пугаю Папой. Уверен, что это крайне неприятно. Тем более что это не пустые угрозы. Но видит Бог, я хотел бы, чтобы мне не пришлось их выполнять. Постарайся не подвести меня.

– Постараюсь, – после долгой паузы тихо произнёс Мануил. – Мне нужно подумать. Неделю, может быть больше. Посоветоваться со своими людьми. После чего я дам тебе ответ, сколько и в какие сроки мы сможем предоставить тебе людей.

– Отлично, – кивнул Иоанн, вставая. – Поправляйся, друг мой. Поправляйся.

С этими словами и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Мануил же остался лежать в крайне задумчивом состоянии. Это был уже далеко не первый их разговор, как приватный, так и в некоем узком кругу. И надо сказать, положение Патриарха они укрепляли. Раз за разом. По чуть-чуть. Но укрепляли.

Прежде всего потому, что тот сумел донести до Иоанна понимание государственного устройства Византии. Да, несовершенного. Но на фоне феодальных государств округи – весьма прогрессивного. Тут и строгий иерархический аппарат со множеством образованных чиновников. Тут и социальный лифт, который позволял человеку взлететь от пахаря до самых высот[38]38
  О том, что эти высоты позволяли простому человеку при случае стать Василевсом Мануил умалчивал. Иоанн и так это знал, но они не акцентировали внимания на этом вопросе.


[Закрыть]. И так далее, и тому подобное. Да, в военном деле в Византии последние лет 800–900 её истории была одна сплошная беда с редкими проблесками удачи. Да, имели место непрерывные дворцовые перевороты и восстания генералов. Но именно что государственное устройство у Византии было настолько прогрессивно, что могло на равных посоревноваться со многими прогрессивными державами из XIX века. Из-за чего она и держалась столько лет, сотрясаемая непрерывной чредой бунтов, восстаний, переворотов и избиваемая врагами, напирающими на неё со всех сторон.

Мануил не просто нахваливал своё болото, как типичный кулик. Нет. Он просто рассказывал и объяснял, что к чему и почему. Как преодолевалась та или иная проблема. Что делали в той ситуации, что в этой.

Целую лекцию посвятил Патриарх падению Константинополя. Он был знаком со многими очевидцами и, зная про интерес Иоанна, сумел восстановить ход событий едва ли не по часам. Кто, где, когда, чего и как делал. Персоналии. Численность войск. Вооружение. Обстановка в городе и так далее. Интересно было ещё и то, что в свите Мануила присутствовал сын Джованни Джустиниани, генуэзца, что командовал обороной города. И этот мужчина в те дни был всюду с отцом, отчего много всего видел и много всего запомнил. Так вот, после того как Иоанн сложил «картину маслом» у себя в голове, эта оборона больше не казалось ему чем-то глупым и бестолковым. Эпизоды, близкие к фарсу, случались. Куда без них? Но в целом Константин XI Палеолог, будучи практически без войск и с пустой казной, сумел очень достойно продержаться. Да и вообще – если бы не трагичная случайность с Джованни, то город устоял бы. И помощь, идущая от Папы, успела бы.

Иными словами, Мануил всеми правдами и неправдами склонял достаточно разумного и рационального Иоанна «на сторону Тьмы», рассказывая, что туда «печеньки» эшелонами завозят. Понятное дело, что имелись проколы и ошибки, в том числе серьёзные. Но… И Иоанн в какой-то мере вёлся. Потому что прогрессивных фишек в Византии хватало. И проблемы её во многом заключались в неудачной законодательной базе с чудовищными пробелами да упорными попытками внедрить феодальные схемы военного дела в рамках классической административной монархии. Причём монархии такого уровня организации, к которому европейские державы сумели приблизиться только в период абсолютизма развитого Нового времени. Иными словами, к XVIII–XIX векам. А местами и только лишь в XX…

Глава 9

1477 год, 2 сентября, Москва

Иоанн слез со своего коня и подошёл к сараю, в котором складировали готовые стволы для новых аркебуз. Их нового поколения.

К этому моменту он уже сумел обеспечить свою армию старыми аркебузами и даже решил проблемы с созданием запасов. Так что теперь он мог заниматься перевооружением, производя более совершенные варианты этого оружия.

Старые аркебузы были именно что аркебузами, то есть длинноствольным оружием умеренного калибра, что отправляло пулю не очень далеко и не так сильно, как хотелось бы. Но, применив хороший металл и прогрессивную технологию, Иоанн сумел добиться низкой массы изделия и приемлемого качества, существенно обойдя в этом вопросе европейских и восточных производителей.

Теперь же он решил, что настал черёд так называемых фузей, то есть аркебуз с длинными, как у мушкета, стволами, но не при таком ломовом калибре.

Производительность их выделки резко упала по сравнению с аркебузами, ведь ствол теперь требовалось отковать заметно длиннее. А чтобы он не провисал и не сильно вибрировал – пришлось делать его гранёным.

Канал ствола, как и прежде, проходили плоским сверлом, калибруя и выравнивая. А потом ещё и полировали. Благо, что он был сквозным и заглушался казёнником с винтовым соединением. Материалом для него всё так же служило самое мягкое и пластичное железо из доступного. Запуск пудлинговальных печей позволил получать такое сырьё в довольно значительных количествах, качественно выжигая и примеси, и углерод из «свинского железа», то есть чугуна. Причём выжигая предельно – практически до состояния железа. А потом ещё и переплавляя полученный результат в тиглях для пущей однородности, из-за чего процесс навивки ствола и его поковки шёл намного проще, легче и быстрее, а брака получалось меньше, даже несмотря на увеличившуюся длину ствола.

После выполнения кузнечной и механической обработки канал ствола забивался порошком хорошего древесного угля, закупоривался глиняными пробками и прогревался несколько часов в горне, что приводило к насыщению поверхностного слоя канала ствола углеродом. А это, в свою очередь, позволяло ствол закалять, получив гладкий и твёрдый канал – считай, скорлупу в окружении толстой вязкой оболочки.

Так или иначе, но на новые аркебузы шло заметно больше трудозатрат. В среднем – вдвое, а то и втрое. Однако результат получался просто превосходным. Длинный ствол с калибром в три четверти дюйма позволял теперь относительно прицельно отправлять пули на сто пятьдесят и даже более метров. Само собой, не по одиночным целям, а по скоплению противника, особенно конного. Да и то – лишь применив пули, отливаемые с малым зазором, что требовало регулярной чистки оружия и внимательного за ним ухода. Однако это был прорыв, серьёзно повышающий эффективность обстрела.

И вот такие длинные аркебузы, снабжённые всё тем же фитильным замком, начали выпускать мастерские Иоанна всего месяц назад. Само собой, по мере выпуска, не накапливая в складах, а отправляя сразу в войска для перевооружения в первую очередь полковых рот стрелков, то есть полевой армии.

Другим их новшеством был штык.

Обычный для Нового времени штык Т-образного сечения. Производство пружинного крепления не удалось наладить быстро, поэтому Иоанн ограничился тем, что штык надевался трубкой на ствол, поворачивался, упираясь в массивную мушку, и фиксировался в этом положении обычным барашком.

Осмотрев выборочно два десятка новых стволов и опробовав взятое на удачу готовое оружие, король остался доволен. Да, это не винтовка. Но по сравнению со старыми аркебузами заметный прорыв. После чего в приподнятом настроении он отправился на Воробьёвы горы. Туда, где велись работы по возведению домны.

Ему требовалось всё больше и больше железа, которое уже не могли обеспечить тигельные плавки, поэтому успешные опыты с пудлингованием позволили королю заняться домнами. А в них что главное? Правильно. Тяга. Интенсивность дутья в домнах играла фундаментальное значение. Как и его подогрев хотя бы до 100–150 градусов. Но строить огромную дуру с гигантской трубой он не очень хотел. Не потому, что не было кирпича, нет. Просто боялся, что она завалится под собственным весом. Да и как её обслуживать? В домны же загружают шихту сверху.

Он решил воспользоваться естественным рельефом, который был на Воробьёвых горах. Там ведь крутые холмы с резким понижением склонов, практически с обрывами, идущими к Москве-реке. Вот король там проект свой и разместил. Прокопал канавку от берегового среза до холма и построил домну с высотой несколько десятков метров[39]39
  Воробьёвы горы нависают над Москвой-рекой на 70–80 м.


[Закрыть], прислонив её под небольшим наклоном к массиву холма. На Москве-реке поставил водяные колёса нижнего боя и от них запитал примитивные поршневые компрессоры. В качестве цилиндра выступала крепкая деревянная колода, отделанная изнутри тонким слоем листовой меди и схваченная несколькими железными обручами снаружи. В неё входил деревянный поршень, также обитый листовой медью. И приводилось это всё в движение примитивным кривошипно-шатунным механизмом, также выполненным из дерева с отдельными металлическими элементами. Получился натуральный колхоз, но даже он оказался НАМНОГО лучше клиновидных мехов. Подогрев же дутья обеспечивался за счёт прохождения воздуха по каменным каналам, идущим вокруг основного тела домны. Иными словами, никакой дополнительной печки и никаких дополнительных расходов тепла.

При всей прелести этой задумки и её продуманности пока ещё эта дура не заработала. Увы. Никак не успевали, срывая срок за сроком.

Там ведь не только домну требовалось построить и дать ей хорошенько высохнуть, но и смежную инфраструктуру организовать. Снизу, у реки, нужно было придумать, как забирать и разливать чугун. Да и пудлинговые печи Иоанн решил поставить там же – не отходя от кассы, как говорится. Не наверху, а снизу, обеспечивая тягу за счёт длинных труб, которые тянулись наверх по склону этакими колбасками.

Кроме того, для домны требовалось завезти сырья. Много сырья. Это ведь не тигельная плавка. Домна жрёт уголь, руду и известь в поистине промышленных масштабах. Быстро и отчаянно. Так что наверху продолжали строиться просторные полуземлянки, в которые методично свозили руду со всей Руси. Что было непросто и небыстро…

Посмотрел Иоанн. Послушал очередные объяснения, почему не получится сделать всё в срок. Послушал, как приглашённые немцы ругались на качество руды. Повздыхал вместе с ними. И поехал на вершину Воробьёвых гор, дабы оценить фактические запасы руды и угля, что там удалось накопить. А когда выехал на вершину Воробьёвых гор, то замер, мрачно уставившись на плод своих трудов. На Москву. Она дымила и парила. Не хватало для полного счастья только башни Саурона в центре этой «красоты». Экология и внешний вид просто игнорировались. Всё шло на откуп получения как можно более быстрого результата.

Вокруг столицы на первый взгляд бессистемно были раскиданы укреплённые посады. А за горизонт уходили пять крупных дорожных насыпей с трамбованной щебёнкой поверх. Плюс какие-то домики да склады, разбросанные всюду и стоящие вне стен. И дымы. Несмотря на лето, казалось, они были всюду. Ветряные мельницы, каковых в обозрении имелось несколько десятков. Многочисленные водяные колёса. Каскад плотин на Яузе-реке. И прочее, прочее, прочее. На Москве-реке по меньшей мере два десятка каких-то лодочек, спешащих по своим делам. А на дорогах люди пешие, всадники и подводы. Много. Очень много. В целом вид больше напоминал какой-то промышленный район, чем столицу.

Король с некоторым раздражением потёр лицо.

– За всё нужно платить, – прошептал он сам себе, впервые лицезрев всю эту панораму и ужаснувшись.

Он совсем забыл за своей рациональностью о представительских функциях. И о том, какое впечатление на окружающих производит его город. Неудивительно что дела не ладились на дипломатическом поле. Ведь что видели дипломаты? Огромное село, дыру, что коптила дымами, «красуясь» земляными стенами, а не столицу крупнейшего в Европе королевства. Не то что Краков, но и даже Вильно выглядел много богаче, лучше и ухоженнее. А тут… духота, мрачность и какая-то сальность… грязь, что ли. Вот какие ассоциации наводил этот вид. Дело не спасало даже то, что в Москве ныне мылись лучше и больше, чем в остальном мире.

Общий эффект оказывался крайне угнетающий… И с этим нужно было что-то делать… Срочно делать. Хоть что-то, спасая положение. Потому что иначе он будет с боями прорываться через любые, даже самые незначительные препоны. И каждый его успех будет провоцировать всё возрастающее сопротивление окружающего мира. В нём ведь испокон веков встречали и провожали по одёжке. А серые мышки, может быть, и ценились, но уж точно не уважались. Оттого монархи и стремились к блеску да роскоши. Это была не прихоть. Увы. Это была жизненная необходимость, которая наравне с физической силой являлась альфой и омегой дипломатии как внешней, так и внутренней…

* * *

В это же самое время в Экс-ан-Прованс к Рене Доброму графу Прованса и бывшему герцогу Анжуйском прибыл Джан Батиста делла Вольпе, известный так же, как Иван Фрязин, трудившийся уже который год личным доверенным человеком короля Руси Иоанна.

– Что привело тебя ко мне? – устало спросил Рене. – Я знаю, кому ты служишь, и не хочу влезать в его дела.

– Ваша Светлость, – произнёс Джан Батиста, обращаясь к графу как к герцогу. – Меня к тебе привели лишь деньги.

– В самом деле? Твой хозяин перестал тебе платить?

– О нет, ты меня не так понял. Меня привели деньги, которые мой хозяин хочет заплатить тебе.

– Что?! Не интересует.

– Но ты даже не выслушал…

– А что ты можешь мне сказать дельного? Я стар. И я хочу спокойно дожить свою жизнь.

– Но у тебя есть дети.

– Вот именно. Есть. И я не хочу, чтобы их кто-нибудь вырезал.

– Ты ведь хочешь, чтобы у них не было хорошо?

– Ты угрожаешь мне?! – рявкнул бывший герцог, вставая.

– Рене, дай мне сказать и вот увидишь – я не предложу тебе ничего, что вызовет твоё раздражение. Всего одно предложение. И поверь – оно тебя заинтересует, ничуть не умалив ни твоей чести с благородством, ни чести и благородства твоих детей.

– Говори, – нехотя произнёс Рене и сел на место. – Но говори быстро.

– Твои дети, увы, не могут стать твоими наследниками, ибо выжили лишь девочки. Но есть способ передать им толику наследства, обеспечив если не безбедную жизнь, то верный источник дохода. Ты ведь хотел бы, чтобы твои девочки чувствовали себя более уверенно, когда тебя не станет?

– Допустим, – чуть подался вперёд Рене. – И о чём речь?

– Мой руа готов дать тебе часть своих акций Персидской торговли. Она уже начала приносить прибыль, так как товары из Каспия по ней потекли в Балтику. Пока маленькую прибыль, потому что дело только пошло. Но дальше будет больше и лучше. Та торговля ничем не беднее, чем венецианская былых времён. Это стабильный доход, словно с крупных имений. Только крестьяне не разбегутся, и враги их не смогут разграбить или отнять. И ты сможешь эти акции завещать или даже просто подарить своим дочерям, дабы укрепить их положение.

– А что взамен?

– Иоанн просит тебя уступить ему твои права на престол Константинополя, Иерусалима и Неаполя. Ты ведь всё одно ими не пользуешься и завещать никому не сможешь.

– Почему же? После моей смерти их получит мой руа.

– Тот, что отнял у тебя герцогство Анжу прежде срока, хотя ты и так завещал ему его? И тем самым лишил тебя доходов и положения, унизив? Ты действительно хочешь сделать ему такой подарок?

– Ты понимаешь, что я могу сдать тебя Луи, и остаток своих дней ты проведёшь в его подвалах? Весьма невесёлых дней. Ибо слова, что ты говоришь, есть не что иное, как измена.

– Разве милостью Божьей Император Константинополя и руа Иерусалима не в праве распоряжаться своим наследством?

Рене скрипнул зубами и откинулся на спинку трона, уязвлённый в самое больное место. А Джан Батиста делла Вольпе изобразил на своём лице самый что ни на есть удивлённый вид. Можно даже сказать – потрясённый…