Текст книги "Когда ее не стало"

14

Ефим не любил полицейских. К Балабанову и Визгунову он относился с уважением, но все же побаивался их.

Репортер поджидал майора на улице, и когда Балабанов приехал в управление, подловил его возле входа.

– Тимур Вениаминович, у меня к вам короткий разговор.

– Говори, Фима.

– Не на улице. Я должен вам кое-что показать, а здесь народ ходит

– Ладно, идем. Три минуты я тебе дам. На большее не рассчитывай.

Оказавшись в кабинете майора, Щеблыгин присел на стул и достал из рюкзачка папку.

– Я покажу вам один мистический снимок. Это не фальсификация. Другой бы мне не поверил, но вы все знаете, потому я и пришел к вам.

– Не тяни резину, Фима.

Репортер достал большую фотографию и подал майору. Теперь резину тянул Балабанов: приоткрыв рот, он разглядывая снимок.

– Когда снимали?

– Вчера. Я встречался со Светой и все знаю. Не надо разыгрывать передо мной спектакль.

– Где она?

– А вот это никому не известно. Нашла убежище. Но речь о другом. Отпечатав снимок впервые, я сам не заметил Светлану. Торопился. Положил фотографию в конверт и отдал Бартеньеву. Он наверняка ее увидел. Светлана боится, как бы Сергей чего не выкинул. И не хочет, чтобы отец знал о ее возвращении, поэтому решила доверить деликатную миссию вам. Снимок надо подменить, – Ефим достал из папки точно такую же фотографию, но без «призрака» в коридоре. – Вот на этот. И поскорее, пока Сергей не показал свое фото кому-то еще. Тогда уже ничего не исправить. Слухи разнесутся по городу со скоростью света. Если заказчик убийства об этом узнает, то вся ваша легенда полетит к черту.

– Как я это сделаю? – стукнул кулаком по столу майор.

В кабинет вошел помощник Балабанова лейтенант Кушнир. Балабанов тут же убрал фото под папку. Он сделал это так быстро и ловко, что даже Ефим, на секунду оглянувшись на лейтенанта, ничего не заметил. Перед майором сейчас лежал второй снимок.

– Гениально! – воскликнул репортер. – Так и надо сделать.

Подошел лейтенант и положил на стол сколотые скрепкой сводки происшествий.

– Скажи, Степа, скольких человек ты видишь на снимке? – спросил Ефим.

Лейтенант глянул на майора, не понимая вопроса.

– Да-да, посчитай, Степан.

Балабанов улыбнулся. Он понял идею репортера.

– Думаешь, он ко мне придет?

– А к кому же еще? На тестя он обижен. Визгунов ни разу не навестил его в больнице. Он избегает встреч с Сергеем, а тот не хочет навязываться.

– Двадцать человек, – сказал лейтенант, пересчитав всех, кто был изображен на снимке.

– Когда к нам придет Сергей Бартеньев, повторишь то же самое. В нужный момент я тебя вызову, и ты так же зайдешь с какими-нибудь бумажками.

Кушнир кивнул, но ничего не понял. А ему и не надо понимать.

Раздался телефонный звонок. Майор снял трубку.

– Тимур, к тебе Сергей Бартеньев. Пропустить?

– Да, конечно. Пусть пройдет.

Кладя на рычаг трубку, майор проворчал:

– Легок на помине!

15

Светлана хранила свой архив на даче, в укромном местечке под паркетом в спальне второго этажа. Сейчас ей захотелось связать все узелки вместе, и она решила забрать свои досье и разложить собранные материалы «по полочкам». Организованная Ефимом команда из лучших репортеров криминальной хроники работала в полную силу. Несколько человек занимались аптеками, двое следили за Сергеем и двое за Визгуновым, который вел независимое от работы прокуратуры и розыска следствие. Последний звонок Ефима ее успокоил. Фотографию Балабанов подменил. Сергей уехал в лабораторию, Визгунов разбирается с мэром. На даче никого нет. Светлана решилась поехать туда за архивом, но не на машине, а на электричке. Дневное время и пасмурная погода играли ей на руку. Мужчины на работе, а дети во двор не пойдут – ветер уж больно холодный, особенно не поиграешь.

Однако именно дети ее и напугали. Она их не заметила. Ребята играли в партизан и залегли в овраге. Светлана стала их пленницей. Отряд выскочил из укрытия, и ее арестовали. Пришлось платить выкуп. Один из мальчишек дрожал от холода – на нем была тонкая футболка с короткими рукавами. Светлана сняла ветровку и отдала ему.

– Вот, надень. Заберу, когда буду уходить, а ты сходи домой и переоденься, свитер надень. Так ведь и заболеть недолго.

Больше Светлану никто не видел. В дом она вошла незамеченной. Дети не в счет. Им все равно никто не поверит, и вряд ли они знают о том, что где-то здесь, совсем рядом, была найдена мертвая женщина.

Светлана немного замерзла, поэтому сначала пошла на кухню и включила электрочайник, после чего поднялась на второй этаж. Тайник был надежным, все документы и фотографии лежали на месте. Она переложила архив в полиэтиленовый пакет и услышала звук мотора подъезжающей машины. Выглянула в окно. Вот это сюрприз! Возле дома остановился автомобиль мужа. Света заволновалась. Придется спасаться бегством. Она заложила дыру в полу паркетинами и побежала вниз. Ей просто повезло – Сергей не сразу вышел из машины, иначе они непременно столкнулись бы. Светлана свернула к задней калитке и побежала. Она летела сломя голову прочь из поселка и, только зайдя в лес, смогла отдышаться. Пронесло. После передышки она начала мерзнуть, зато вернулась способность соображать. Ветровка! Она не забрала ее у соседского мальчишки. Возвращаться нельзя. Опять наследила! Видимо, еще не созрела для шпионских игр. Теоретически она все делала правильно, расчетливо и даже эффектно, но на практике спотыкалась на каждом шагу. Придется в корне пересмотреть тактику поведения. Если она себя выдаст, ей уже не выжить. Светлана знала возможности своего противника. А уж в плане стратегии ему не было равных.

16

Казематы в подвале Института судебной экспертизы не радовали глаз, хотя Ордовского и предупредили об условиях содержания. Шесть клеток делали застенок похожим на зоопарк. Серые шершавые бетонные стены выглядели удручающе.

В одной из клеток сидел молодой парень, больше похожий на полуживой скелет. На нем были только трусы. Сидя на корточках и прижавшись острыми лопатками к стене, он уныло смотрел в пол и качал головой, словно кляча, тянущая в гору тяжелый груз. В другой камере обретался еще один тип. Этот на наркомана не походил. Солидный мужчина лет пятидесяти с правильными чертами лица и испуганным взглядом ожидающего казни с опаской поглядывал на дверь. Он был в смирительной рубашке с завязанными за спиной рукавами, и это очень удивило Ордовского.

Его клетку запирать не стали, а на деревянный топчан бросили хороший матрац и чистое белье. Он мог выходить из камеры, но куда? Разве что прогуляться по узкому коридорчику, клетка-то крошечная.

Прятаться в тюрьме – не лучшая идея. Крылов поверил в его блеф. Эдик умел убеждать. Впрочем, блеф был половинчатым, если можно так сказать. Документов и компромата у Ордовского хватало. Тут он не врал. Но доверить такие документы постороннему лицу не решился бы. В Москву для игры в испорченный телефон он отправил обычного парня. Дураку же понятно, что его легко вычислить, особенно если он будет каждый день в определенное время приходить на телеграф для междугородних переговоров.

Всю документацию Ордовский спрятал в городе, у себя под носом, чтобы в нужный момент можно было легко дотянуться до своих папок. Материалы, собранные против Крылова, не так уж опасны для профессора. И вряд ли он так уж напугался. Крылов решил спрятать Эдика по другим соображениям. Секретарь мэра из доверенного лица, помощника превратился во врага. Крылов ненавидел мэра, и на то были серьезные причины. Это и заставило Ордовского пойти к нему. Профессор его не сдаст. Такой вывод бывшего секретаря устраивал. Пичугин – не жилец. Киллеры-то живы. К тому же знают телефон особняка и легко вычислят, кому он принадлежит. Дураку понятно, что секретарь – всего лишь мелкая сошка, истинным заказчиком является мэр. Заказал девчонку, а потом не только кинул исполнителей, но и решил уничтожить их. Такого ему не простят. Тем более что они приехали в чужой город и плевать хотели на местных авторитетов. Выгнав из дома козла отпущения, мэр остался один на один со своими проблемами.

– Эй, что ты здесь делаешь?

От неожиданности Ордовский вздрогнул. Он поднял глаза и увидел стоявшего возле решетки своей клетки мужчину в смирительной рубашке.

Эдуард поднялся с койки, вышел из камеры и подошел к клетке связанного, которая находилась в самом конце коридора.

– А вы что здесь делаете? – поинтересовался он.

– Понятия не имею. Вот только предчувствие у меня не очень хорошее.

– По глазам видно. Вы наркоман?

– Бросьте, Эдуард Николаевич. Я архитектор. Вы не помните меня? Я был одним из тех, кто проектировал особняк Пичугина. Давняя история. Поди уже забыли.

– Лицо знакомое, – прищурясь, сказал секретарь. – Но вы же не сами сюда пришли?

– Конечно, нет. Меня пугают страшные совпадения. Одного моего приятеля, даже не приятеля, а знакомого – в преферанс играли по субботам – положили на обследование в больницу. Здоровый мужик, и вдруг подозрение на онкологию. Сделали полное обследование. Ничего не нашли. Через три недели выписали. Прошла еще неделя, и его на пару недель отправили в командировку. Мы ждали. Хороший партнер и веселый человек, он так и не вернулся. Со мной произошла похожая история. В проектном бюро, где я работаю, проводили диспансеризацию, а потом мне позвонили из поликлиники. Кровь плохая, предложили провериться. Я согласился. Меня тоже положили в больницу, на двадцать один день. Ничего не нашли, с чем и поздравили. А через неделю позвонили из Москвы. Там кто-то видел мои проекты, и меня пригласили приехать: мол, есть выгодное предложение от застройщиков, и я им подхожу. Гонорары очень высокие. Решил попробовать и согласился. Мне даже билеты оплатили и доставили с курьером. Дочь отвезла меня на вокзал. Двухместное купе, хороший сосед, выпили, как это принято в дороге, и все. Больше ничего не помню. Очнулся здесь. Начал шуметь и скандалить. Вот меня и повязали, как редиску на рыночном лотке.

– Вы знаете, где находитесь? – спросил Ордовский.

– Я знаю, что меня вернули назад. Но не знаю, в каком я месте.

– А как вы определили, что вас вернули? – удивился секретарь.

– Я видел санитаров. Они приходят делать уколы этому хлюпику. Но только они вовсе не санитары. Тот высокий с рыжими волосами на самом деле врач-хирург. Я его видел в больнице, где мне делали обследование. Поверьте, у меня хорошая память, а мужик очень приметный. Впервые я увидел его, когда хоронили полковника Сухомлинского, убитого бандитами. Он возглавлял криминальную милицию до Визгунова. Мы дружили. Тогда-то я и увидел рыжего. Он выносил гроб из морга в зал прощания вместе с обычными санитарами и почему-то мне запомнился. И когда я увидел его в больнице, то вспомнил не сразу. Проследил за ним. А он, оказывается, заведующий вторым хирургическим отделением. Но врачи не таскают гробы. Черт с ним! Видел и забыл. Но здесь я вновь его встретил. Уже в третий раз. И опять в роли санитара.

Ордовский слушал и кивал, а потом сказал:

– Это Институт судебной медицины. Появление здесь хирурга – вполне нормальное явление. А в каком халате он ходит, значения не имеет. Профессор Крылов проводит эксперименты над наркоманами. Ищет лекарства от наркозависимости. Присутствие здесь этого живого мертвеца меня не удивляет. Но что тут делаете вы, мне непонятно. Хочу задать вам только один вопрос. Когда пропал ваш партнер по преферансу?

– Он уехал третьего марта. Мы отложили игру, потому что четвертого у меня день рождения. Партнеры тогда сказали: «Ну вот, вся команда разбрелась. Один уехал, у другого праздник!» А вы-то что тут делаете?

– Я сам пришел. У меня свои проблемы. Прячусь. Профессор пошел мне навстречу.

– Он никогда сюда не заходит. При мне, во всяком случае, не был ни разу. А я сижу здесь не меньше недели. Кормят хорошо, как на убой. А этого бедолагу голодом морят. – Архитектор кивнул на соседнюю клетку.

Из дальнего угла послышался лязг замков. Ордовский вернулся в свою клетку, лег на топчан и притворился спящим. Железная дверь со скрипом открылась. В бункер вошли двое в светло-зеленых халатах и шапочках. У одного из них из-под шапочки торчали рыжие волосы. Они спустились по каменным ступеням и прошли мимо клетки секретаря в конец коридора, где сидел человек-скелет. Беднягу трясло так, словно к его телу подсоединили электрический провод.

Рыжий сделал ему укол, но полумрак и расстояние не позволяли разглядеть подробности. Потом наклеили ему пластырь на плечо. Вошли молча и ушли молча, даже не взглянув в сторону Ордовского, словно его здесь и не было.

Как ни странно, но Эдуарду тоже показалось, будто он видел рыжего раньше. Ничего примечательного, но такое лицо запоминалось по необъяснимым причинам.

Внезапно дикий смех разорвал тишину застенков. Скелет из дальней камеры ожил. Он хохотал, катаясь по цементному полу, а потом начал прыгать, изображая обезьяну. Рычал, корчил рожи, кидался на решетку. Ордовский смотрел на него с ужасом. Нервы начинали сдавать. Складывалось впечатление, будто этому парню вместо успокоительного вкололи что-то возбуждающее. Внезапно он упал на спину и замер. В бункере вновь наступила тишина. Парень не шевелился. Ордовский не отрывал от него глаз, потом все же не выдержал и вышел из клетки. Подойдя к камере несчастного, он просунул руку через решетку, дотянулся до кисти лежавшего и попытался нащупать пульс.

Оглянувшись, он увидел стоявшего у прутьев своих апартаментов архитектора с равнодушным лицом.

– Он мертв, – сказал бывший секретарь.

– Уже второй за неделю. А вы говорите, что их лечат. Обычный подопытный кролик. Таких больных в подворотнях «Кишки» тысячи. Одним больше, одним меньше. Кто их считает? Кто о нем вспомнит?

Слова архитектора имели под собой основания. Эдуарда было трудно удивить – он слишком долго работал на Пичугина и знал о таких вещах, от которых у нормального обывателя волосы встали бы дыбом. Но при этом обо всем, что происходит в городе, Пичугину было известно. О подпольном бизнесе и речи идти не могло. Руководитель Института судебной медицины профессор Белоцерковский и его заместитель профессор Крылов были людьми с широкими взглядами. Они презирали Пичугина и имели на то полное право. Мэр не владел рычагами давления на таких людей. Они жили в одном городе и не замечали друг друга. Это важное обстоятельство послужило для Ордовского основанием обратиться за помощью к Крылову, и тот не отказал. Не из уважения к бывшему секретарю мэра и не из-за предъявления наивного компромата, а по причине ненависти к Пичугину. Любой враг мэра мог рассчитывать на помощь Крылова. Но обвинить его самого в темных делах никто не решится. Тут что-то не так. Даже такой осведомленный человек, как Ордовский, терялся в догадках.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Егор Антонович Жванец.

– Да-да, теперь вспомнил. А вашего пропавшего партнера по картам?

– Александр Карский.

– Но вам уколов не делают? – поинтересовался Ордовский.

– Со мной даже не разговаривают. Рукава развязывают, когда еду приносят, и стоят над душой, пока я ем.

– Если предположить, что в отношении умершего вы правы, то ваша история не имеет никаких объяснений.

– Лучше не интересуйтесь, не то и вас свяжут. Плохо уже то, что вы стали свидетелем одной из смертей. Свидетелей никто не любит, кроме следователей.

Ордовский кивнул и вернулся в свою клетку. Он начал разговор с Крыловым с шантажа, показав ему пару листочков из своего архива. Значит, он не из тех, кому нельзя доверять. Но Крылов отвел его в свой засекреченный бункер, где происходят необъяснимые вещи. Скорее всего, профессор вовсе не спрятал его, а взял под арест. В блеф с архивом, отправленным в Москву, он не поверил. А если Эдик никогда не выйдет на свободу, то все вопросы адресуют Пичугину. Кому же еще? Секретаря мэра с профессором Крыловым ничто не связывает. Их никогда не видели вместе.

Теперь Ордовскому казалось, будто он не спасается в убежище, а наоборот – попал в ловушку!

17

При встрече Балабанов так и не решился рассказать Визгунову о возвращении Светланы в город. Полковник уже составил план действий на несколько недель вперед. Дочь своим отъездом развязала отцу руки. За себя Андрей Борисович никогда не боялся. За Сергея – тоже. Пичугин относился к нему как к сыну и никогда не воспринимал как возможного противника. О том, что Сергей взялся за собственное расследование, Балабанов тоже не стал докладывать полковнику. Майор, как и мэр, не воспринимал зятя Визгунова всерьез. Парень мечется, не в силах смириться с гибелью жены. Но из ничего кашу не сваришь. У Сергея нет ни одной зацепки. Пусть топчется на одном месте. От него ни вреда, ни пользы. Хорошо уже то, что занял себя делом. Все лучше, чем в обнимку с бутылкой сидеть.

Визгунов прохаживался по комнате и рассуждал:

– Ты молодец, Тимур. Выстрелил с невероятной точностью. Снимаю шляпу. Пичугин наделал в штаны.

– С такой винтовкой невозможно промахнуться. Где ты ее достал? – поинтересовался Балабанов.

– Осталась в наследство от одного знаменитого киллера по кличке Хлястик. Я ее заныкал, уж больно хороша. Раскладная, помещается в обычный кейс, но стоит ее собрать, и она превращается в грозное оружие. Редкий экземпляр, на заказ сделан. После твоего выстрела Пичугин понял, что никакие телохранители его не спасут. Киллеры в городе, и пока они с ним не разберутся, никуда не уедут. Искать их бесполезно. Ни единого следа не оставляют. Пичугин превратился в примитивную мишень. Теперь у него нет других забот, кроме одной: как спасти свою шкуру. Что ж, дадим ему такую возможность. Надо назначить мэру встречу. Как говорил один киногерой, сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться. А главное, что об этом предложении он никому не скажет.

– Не дадим гаду передышки, – кивнул майор. – Сегодня же отправим ему письмецо. Пусть трепещет.

– Это первое. На второе будет блюдо повкуснее. Я убедил мэра устроить маскарад. Это лучший способ проникнуть в его дом и свести с ним счеты. И замечательная ловушка для киллеров. Он со мной согласился

Визгунов сел в кресло и откинулся на спинку.

– Мы выставляем капкан сами на себя?

– Именно. Вот только кого загнать в мышеловку, решим чуть позже. Кандидатов достаточно. Потеряв секретаря, он лишил себя левой руки. Хорошо бы отрубить и правую. Охрана ненадежна, главный халдей – предатель. Из верных людей у Пичугина остался только его личный адвокат Миша Танаевский. Он и есть его вторая рука. И когда народ закричит: «А король-то голый», – тогда он наш.

– Кажется, мы уже можем подводить предварительные итоги, командир, – улыбаясь, сказал Балабанов.

18

К мужикам хапужного вида нужен особый подход. Если ты растеряешься, когда на тебя смотрит опухшая рожа с красными прожилками в глазах, то ничего не получишь и уже ничего не захочешь.

– Миленький, я тебе серьезно говорю: выронила где-то жетон и не могу найти.

Рожа продолжала смотреть и ухмыляться, показывая гнилые зубы вперемешку с золотыми фиксами.

– Ты мне лапшу на уши не вешай, птичка. Я клиента насквозь вижу. Мужик твой приходил и сумку забрал. Вот ему я поверил. Такие не умеют врать

– А как он выглядел? – расстроенно спросила Светлана.

– Тебе подходит. Высокий, чернявый, волосы волнистые, а глаза светлые и невинные, как у младенца.

– Точно. Это он.

– Во-во, иди домой и разбирайся.

Светлана вышла из камеры хранения на привокзальную площадь и села в арендованную у друзей машину.

Ей стало до слез жалко мужа. Ну сколько можно его мучить! Того и гляди натворит глупостей. Но сейчас она ничем не могла себя выдать. Пока не закончится следствие, ей и носа высовывать нельзя. Она опасна для всех, в том числе и для Сергея, а главное, для самой себя. Сережка очень упрямый. И всегда добивается поставленной цели, в этом она не раз убеждалась.

Светлана достала мобильный телефон, позвонила Щеблыгину и назначила ему встречу все на той же поляне.

Ефим и его друзья очень добросовестно выполняли порученное им задание. Репортер начал отчет о проделанной работе.

– В девятой аптеке работает родная сестра Люси Казанчеевой. Она заведующая и товар принимает сама, – Фима разложил фотографии на траве. – Вот она. Коробки с товаром развозит вот этот старенький уазик, прозванный в народе «буханкой». Пластырь доставляют вот в таких коробках. Упаковка обычного пластыря выглядит точно так же. Мы сделали контрольные закупки. Нам дали заводской пластырь. В чем же главный вопрос, Светик? На кой черт одной аптеке восемь коробок пластыря? В каждой коробке по сто упаковок, а аптека получает товар три раза в неделю. В упаковке десять липучек. Десять на сто будет тысяча. Тысяча доз в одной коробке, восемь коробок – это восемь тысяч доз. Умножаем на три завоза и вот тебе результат. Одна аптека реализует двадцать четыре тысячи доз в неделю. Уазик доставляет равное количество коробок в четыре аптеки. Итого около ста тысяч доз в неделю. И все они раскупаются. По мнению химика, которого мы все же нашли как независимого эксперта, заядлому наркоману нужно три дозы в день. Двадцать один пластырь в неделю. С учетом продаж четыре аптеки обеспечивают дурью более четырех с половиной тысяч наркоманов. Нехилый бизнес. Наш химик выявил только четыре элемента, но считает, что их не менее восьми. Во всяком случае, каждый из компонентов может убить человека. Пропорции должны быть идеальными. В противном случае они либо убьют клиента, либо не добьются галлюциногенного эффекта. Создавший эту гремучую смесь – гений! А главный смысл заключается в том, что все компоненты легкодоступны и невероятно дешевы. Себестоимость грошовая, а прибыль может быть фантастической, если поставить производство на конвейер и создать сеть аптек или магазинов. Тут все более чем ясно. Но наш химик утверждает, будто производство требует просторов. Это раз. Второе. Неудобство заключается в необходимости нагревания и ядовитых испарениях. Работать надо в противогазах. А главная проблема – выпуск конечной продукции. Марля, упаковки, нарезка, тара, рабочие руки. Девяносто шесть тысяч доз в неделю – это серьезное производство. Лаборатория Сергея к такому обороту не приспособлена. Скорее всего, там ведутся разработки. И последнее. Такие разработки требуют испытаний. Выбросить на рынок смертельные дозы невозможно, тут же лишишься клиентуры. Синтетика еще не прижилась на рынке. Рекламой могут служить дешевизна и эффективность новых препаратов, а также их относительная безопасность. Итог следующий. Лаборатория Сергея – проектное бюро. Аптеки – среднее звено. Там отовариваются дилеры, но не наркоманы. Пусти туда однажды пользователей, они через день все аптеки города разгромят. Нам нужно расшифровать всю схему. Уазик мы пока не можем отследить. Номера в базе ГАИ не значатся. От преследований он уходит элементарно: переезжает через железнодорожный переезд, и шлагбаум тут же закрывается. В городе светофоры, преграждающие путь самосвалы, забитые подворотни, закрывающиеся ворота. Проследить за ним можно только с вертолета. У них все продумано.

– Ладно, Фима, мы тоже не лыком шиты. Будем думать. А пока я хочу тебя отвлечь. Достань хорошую видеокамеру, и давай завтра погуляем по городу. Будешь снимать кино обо мне. Если только я найду свою сумку с вещами. Скорее всего, она лежит в багажнике машины моего мужа.

– Ты чего задумала? – насторожился Ефим.

– Хочу дать понять Сергею, что я жива. Иначе он не успокоится и всю песню нам испортит.

– Господи! А что он может сделать?

– Найти меня и вывести на мой след псов Пичугина. Ты его не знаешь. Когда мы жили в Москве, его дважды подставляли. В первый раз он три года отсидел, потом нашли настоящего преступника, Сергея выпустили и даже не извинились. Второй раз его обвинили в ограблении банка. Так он сам, один, нашел грабителей1. И меня найдет. Не сомневайся. И потом, Фима, я Сережку люблю и не могу равнодушно смотреть, как он страдает. Мы должны подать ему какой-то знак.

– Сколько же проблем с этими женщинами, – тяжело вздохнул репортер.