Текст книги "Т-34. Крепость на колесах"

– Серег, ты что делаешь?

– То, что должен. Парень нам помог – значит, и награда ему должна быть.

– Но он же совсем мальчишка!

– Он умнее и старше, чем кажется. Может, не физически, но с мозгами у него все в порядке. Ладно, я пошел.

– Куда?

– Селиверстова вытаскивать. Вы езжайте, договаривайтесь, а мы двинем. Это – мой человек, и…

– Я с тобой, – Игнатьев подхватил за ствол MG[6]6
  Немецкий пулемет MG-34. Один из первых единых пулеметов.


[Закрыть], в его лапищах кажущийся совсем небольшим, и решительно двинулся к Хромову.

– Угу… Стоять, придурки, – Мартынов зло помассировал виски. – Все вместе двинем. Подождут разговоры. По машинам! А ты, – тут полковник раздраженно потряс кулаком у самого носа Хромова, – идиот дважды. И когда людей отпускаешь, и когда в одиночку всюду лезешь. Запомни, в словах танкист и разведчик нет буквы «я». Что встали? В танк, мать вашу…

Сегодня город казался даже более тусклым, чем в прошлый раз. Наверное, так действовала царившая в нем атмосфера. Тогда город казался ошарашенным, сейчас же – испуганным до жути, как избитый, забившийся в угол пес, отчаянно пытающийся сообразить, что же с ним сделают дальше.

Немцы были всюду. Навскидку под две сотни человек. А еще полицаи – этих умников, похоже, сюда пригнали для грязной работы, и было их не меньше трех десятков рыл. Оперативно фрицы работают, ничего не скажешь – такое количество предателей надо отыскать, мобилизовать, вооружить, организовать да еще и сюда доставить. Разумеется, как боевые единицы этот сброд стоит немного, однако же и вовсе сбрасывать их со счетов не стоило. Как минимум двойное превосходство у врага… Но у группы Мартынова оставалось преимущество внезапности и, что немаловажно, первого удара. Еще посмотрим, кто лучше танго пляшет.

– Васильич, ты только аккуратнее, – в сотый, наверное, раз прошептал Хромов. Учитывая, что разведчики уже ушли, это было, наверное, малость глупо. Еще хуже, что Мартынов командирским произволом запретил Сергею идти с ними. Оставалось наблюдать за происходящим в бинокль, радуясь качеству трофейной оптики. – Только аккуратнее…

Наблюдать за Громовым было одно удовольствие. Разведчик не пытался изображать ниндзя или там человека-невидимку, как персонажи еще не снятых здесь боевиков, но и без того отследить его движение было невероятно сложно. Вот он есть – а вот его уже и нет, и где он появится – угадать сложно даже Сергею, достоверно знающему, куда и зачем Громов идет. А не зная… В общем, у немецких часовых, не пограничников-особистов, а обычных, ничем не примечательных солдат, шансов просто не было.

Раз! Позади одного из солдат на миг возникает не человек даже – тень… Два! И уже только слабо подергивающиеся ноги в изрядно стоптанных узких сапогах уползают куда-то за угол. Еще минута – и второй немец, заинтересовавшийся, куда это делся его напарник, вдруг сгибается пополам и уползает следом. Точно так же, бесшумно и неумолимо, исчезли еще четверо, и в голову Сергея закралась мысль о том, что дай старому разведчику волю – так он и в одиночку положит всех здесь собравшихся. Джеймс Бонд отдыхает, в общем.

Однако Громов не стал доводить расклады до абсурда. Просто из-за домов метнулись к аккуратно, словно по линейке, стоящим на улице танкам такие же, как он, серые тени. Не зря, ох, не зря натаскивал он на привалах молодняк. Лишь опытный и тоже приложивший к процессу руку Мартынов, да Хромов, не только дающий красноармейцам основы рукопашного боя, но и тренирующийся вместе со всеми, могли разобраться в происходящем. А еще признать, что бывший белый офицер сотворил маленькое чудо, за столь ничтожный срок ухитрившись подготовить боеспособное разведывательно-диверсионное подразделение. Которое сейчас доказывало, что не зря ест свою кашу с мясом.

Синхронности их действий можно было только позавидовать. Экипажи двух немецких танков буквально срубило автоматным огнем в упор. В третьем один уцелел и, продемонстрировав невероятную реакцию, рыбкой нырнул в люк, но боец, не успевший его убить, моментально исправил оплошность. Прыжком запрыгнув на броню, он сунул в командирский люк ствол автомата и выпустил весь рожок. С четвертым танком фокус не прошел, кто-то из экипажа был внутри и уже начал разворачивать башню, но Хромов повторил маневр товарища. Разве что вместо автоматной очереди отправил внутрь танка гранату и, кубарем скатившись с брони, метнулся под защиту ближайшего дома. Граната гулко хлопнула внутри – и из танка вдруг потек жидкий огонь. Похоже, огнеметный, успело мелькнуть в мозгу Сергея, и в этот момент полыхнуло по-настоящему, видимо, рванул боезапас…

Но эффектнее всего сработал, как и стоило ожидать, Громов. С невероятной скоростью пробежав открытое пространство, отделяющее его от бронетранспортеров, он походя метнул гранату в кузов ближайшего и буквально запрыгнул на капот второго. Раз! И вот он уже на кабине, разрядил автомат в находящихся в боевом отделении солдат, а затем прыгнул в только что им же организованный филиал скотобойни, укрываясь за броней. Очень вовремя – как раз взорвалась брошенная им граната.

Все действо заняло несколько секунд, не более. Немцы даже не успели ничего сообразить, а уже остались практически без бронетехники. Только бронетранспортеры, что стояли на площади… И это притом, что веселье только начиналось.

Быстрее молнии оказавшись на своем месте, Хромов ухватился за рычаги, и двигатель, до того ровно гудевший на холостых оборотах, протестующе взвыл. С этим ревом они и вломились в город, где как раз кипел нешуточный бой.

Немцы оказались неробкого десятка, да и взрывы с пальбой мимо ушей не пропустили, а потому вломились на улицу, где частью горела, частью осталась без экипажей их бронетехника, махом. Там же они и попали под сосредоточенный огонь двух пулеметов из окон, одного с захваченного броневика и еще одного из танка. Пошлая «единичка», насквозь устаревшая для фронта, здесь и сейчас оказалась на высоте, и два пулемета из ее башни работали очень даже бодро. На большее, увы, у Громова не было людей на остальную технику, разведчик и сам не ожидал такого успеха. Впрочем, и того, что было, оказалось достаточно, свинцовый ливень прижал опрометчиво рванувших вперед и попавших в огневой мешок немцев к земле. И, для полноты ощущений, изрешетил неосмотрительно сунувшийся в него же бронетранспортер.

Немцы опомнились быстро и даже смогли определить, что противников немного. Возможно, они сумели бы переломить ситуацию, банально обойдя разведчиков, но времени им попросту не дали. Фрицы даже не обернулись на рев моторов, справедливо полагая, что здесь, далеко в тылу, попросту не может быть вражеской бронетехники. Впрочем, идущие первыми трофеи и не вызвали бы у них подозрений. А потом стало уже слишком поздно, и классическая ловушка с окружением и последующим уничтожением численно превосходящего врага захлопнулась.

Нет, фрицы не сдались сразу, они попытались организовать что-то похожее на оборону, однако это довольно сложно осуществить. Тем более когда тебя в упор расстреливают семидесятипятимиллиметровые «окурки» немецких же танков, изначально предназначенные для борьбы с пехотой, лупят пулеметы, со всех сторон быстро замыкает кольцо опытная, сработавшаяся пехота, а экипаж последнего уцелевшего бронетранспортера порскнул от своей машины быстрее зайцев. В общем, хотя немцев было много, противопоставить атакующим им оказалось нечего.

История повторялась в виде фарса. Совсем недавно пара танков и рота пехоты ухитрялись брать в плен целые батальоны, а то и полки Красной армии. Сейчас же произошло в точности до наоборот, и уже немцы, сообразив, что еще немного – и их намотают на гусеницы, бросали оружие, сдергивали с голов шлемы и тянули руки вверх. Вот оно, превосходство более мотивированных, лучше вооруженных, подготовленных и инициативных солдат над серой массой. Немцы встретить такого противника банально не ожидали. И результат получился соответствующим. Разгром был полный. Конечно, не все фрицы были здесь, кое-кого пришлось еще часа три отлавливать, частым гребнем прочесывая дворы и сараи, но это уже были мелочи.

Вот чем хороши немцы, уже в который раз думал Сергей, шагая мимо импровизированного лагеря военнопленных, под который пришлось выделить всю площадь, так это дисциплиной. Наши бы попытались буйствовать, а то и бежать, эти же спокойные, как удавы. Попал в плен – стало быть, отвоевался. Сиди и не чирикай, да слушайся приказов – и будет тебе счастье. Железная логика, хоть и непривычная.

Полицаев разместили отдельно. Эти вначале пытались заговорить с конвоем, но тут же обнаружили, что запросто могут огрести прикладом по горбу, и заткнулись. Да и уцелело их человек десять всего – немцы не старались беречь своих шестерок, а русские не жаждали брать их в плен. Все закономерно.

Возле этих «недопленных» как раз сейчас и находились Игнатьев, что-то лениво вырезающий тонким острым ножом из кривого сучка, и полковник Мартынов. Предводитель их отряда сидел на скамье, привалившись спиной к теплым бревнам стены внушительного двухэтажного дома, и, казалось, дремал. Тем не менее, когда Сергей подошел, глаза полковник открыл моментально и сухо приказал:

– Докладывай.

– Убитых нет. Раненых двенадцать, из них четверо тяжело, но Светлана Александровна говорит, выживут все и даже калеками не останутся. Боюсь, она чрезмерно высокого мнения о возможностях антибиотиков.

– Отставить словоблудие.

– Есть отставить. Пленных восемьдесят два человека, из них немцев семьдесят, полицаев двенадцать. Офицеров двое, оба лейтенанты. Командовал группой майор Зельц, но его разорвало снарядом в клочья, только по погону и опознали…

– Не грузи подробностями, продолжай.

– Слушаюсь. Захвачено танков – три, две «единички» и «двойка», один бронетранспортер. Семь грузовиков, все «опели», одна легковая. Парни говорят, «хорьх». Это что, кстати?

– В будущем это назовут «Ауди».

– Понятно… В принципе, все. Трофейное оружие пересчитывают еще, там все стрелковое, в основном винтовки. Патронов тоже хватает, но точно… – Сергей лишь пожал плечами.

– Ясно. А как твой…

Фамилию он не назвал, однако и без того стало ясно, о чем речь. Хромов пожал плечами:

– Отделался синяками. Правда, во все тело. Оторвались на нем качественно, но аккуратно.

– Как же он, герой-любовник, в плен-то попал? – усмехнулся Мартынов. Очевидно, доклад вернул ему благодушное расположение духа. – Ты ж говорил, он у тебя вроде как лучший.

– Лучший – Громов, остальным до Васильича как до Луны задним ходом. Ну а парня баба сдала. Как говорится, все зло от них.

– А подробнее? – Мартынов уселся поудобнее и с интересом посмотрел на Сергея.

Тот пожал плечами:

– Да чего там подробнее. Он ее как раз на сеновале то ли окучивал уже, то ли еще склонял к разврату, я не уточнял. А тут немцы. Опять заложников брать. Ну и, когда ее отца потащили, она из дома выскочила и заорала, что знает, где русский, только и всего.

– Где русский… А она сама что, не русская?

– Нет, будешь смеяться – еврейка.

– Идиотка?

– Да нет… Понимаешь, Александр Павлович, репрессии сюда еще не докатились, и они, такое чувство, не верят, что их скоро будут убивать.

– Ну-ну… И как тебе это чудо?

Хромов задумался. Что сказать, он, откровенно говоря, не знал, подивившись вкусу подчиненного. Более всего, пожалуй, напоминала девушка какую-нибудь звезду гламура из родного времени. Разве что волосы в блондинку не окрасила, а так – один в один. Личико ровненькое, взгляд пустой. Губы… Да, губы шикарные. Можно сказать, трудовые мозоли, а не губы. А задница… Могучий плацдарм для приключений, любая еврейка позавидует. Хотя она и так еврейка… В общем, черт знает что, даже Альберт малость охренел, когда увидел.

Выслушав его комментарии, Мартынов лишь хмыкнул:

– Любовь зла – полюбишь и сам знаешь кого.

– Но она ж дура!

– Бывает. Не она одна, кстати. Я слыхал, кое-кто из них фрицев хлебом-солью встречал.

– Да ну!

– Ну да, – передразнил его командир. – Не все и даже не многие, однако же – было.

– В России две беды, – задумчиво прокомментировал Сергей, – дураки и дороги. Я знаю, что делать с одной – побольше асфальта, щебня, песка, тяжелой техники и бригаду профессионалов. Но с дорогами-то что делать?

Мартынов, окончательно переставший хандрить, расхохотался, но тут же посерьезнел:

– Ты лучше на эти рожи посмотри. И скажи, что с ними делать.

Хромов посмотрел. Да уж, рожи были что надо. Широкие такие, добротные. Хорошо наетые, как и положено представителям внутренних органов. Интересно, где фрицы таких уродов в помощь набрали. Зевнув, он махнул рукой:

– Да расстрелять их на хрен.

– Думаешь?

– А чего церемониться? – удивился Сергей. – Толку от них никакого, один лишний геморрой. Да и по законам военного времени положено. Вон, сам посмотри, – он ткнул пальцем в ближайшего, толстого мужика поперек себя шире, – у этого задохлика вполне себе призывной возраст. А значит, какой вывод делаем? Перед нами дезертир, а их положено в расход…

– Я не дезертир, – как-то по-бабьи тонко взвизгнул полицай, хотя его никто, в общем-то, не спрашивал.

Однако Мартынов с удивлением приподнял бровь:

– Слышь, ты, утконос-недоносок! Хорош врать-то.

– Товарищи, дорогие…

– Тамбовский волк тебе товарищ, – на автопилоте отозвался Сергей.

Однако Мартынов остановил его:

– Не дезертир, говоришь?

– Нет! – полицай, видимо, решил, что имеет шанс отбрехаться, и говорил часто-часто. – Меня не призывали.

Мартынов встал, подошел к полицаю, некоторое время смотрел на него сверху вниз, а затем ласково-ласково (у знающих полковника чуть получше от этого тона по спине побежали мурашки) спросил:

– А теперь объясни, дятел, почему тебя не призвали? И не вздумай мне врать, что не было времени – точно знаю, ваш район немцы только через три недели заняли, мобилизация там пройти успела. Ну!

– Я… Это… Грудная жаба у меня.

– Грудная жаба – это что? – повернулся Мартынов к Игнатьеву.

Не то чтобы он ожидал ответа, но второй представитель старшего поколения в их группе был, как выяснилось, человеком начитанным. Повертел в пальцах результат работы – фигурку русалки, очень… гм… реалистично выполненную, с внушающими уважение формами. Свистнул какого-то пацана из крутившихся вокруг, торжественно вручил ему произведение искусства, вызвавшее у неизбалованного подобными игрушками представителя юного поколения восхищенный вздох, после чего соизволил ответить:

– Стенокардия, – лениво отозвался он. – Сердце.

– Да? На этом кабане можно поле вспахать.

– А давай я ему сейчас с трех ударов рожу отпигментирую, – влез Хромов. – Будет синий-синий, и болячке начнет соответствовать.

– Не стоит мараться… Ладно. Предлагаю его повесить. Ильвес, возьми бойцов и вздерните это дерьмо.

Курсант появился словно из-под земли, вот его нет – а вот он уже тут как тут. Молча козырнул и, ухватив полицая за шиворот, поволок его прочь, но был остановлен командным голосом полковника:

– Стоять! Куда пошел?

– Дерьмо вешать… – недоуменно ответил Ильвес.

– Этих, – небрежный жест в сторону оставшихся полицаев, – тоже. Говорю же, возьми бойцов. И местных припаши, чтоб прочувствовали. Задача ясна?

Курсант вновь козырнул, и усмешка на его лице не предвещала для полицаев ничего хорошего.

– Жестко ты…

– Игорь, – Мартынов с силой хлопнул Игнатьева по плечу. – Я этих клопов намерен давить… У него грудная жаба… В моей семье на фронт ушло шестеро только по линии матери. Вернулся один. В груди три осколка, от чего он всего-то лет через пять и умер. А ведь они были крепкие, сильные, здоровые… Умерли, чтобы жили вот эти, с жабами? Не-ет, – он погрозил указательным пальцем куда-то в пространство, – не должно так быть…

А ведь он с трудом себя контролирует, сообразил Хромов. Не тот уже возраст для веселых прогулок. Устал, похоже, нервы сдают… Полковник же, несколько раз глубоко вздохнув, будто выплюнул:

– У немцев есть такое понятие – недочеловеки. Унтерменши. Так вот, немцы – правы. Только деление должно быть не по расовому признаку. А вот тот, кто предал свой народ – вот он недочеловек, и без разницы, какой у его рожи интерьер с экстерьером.

– Это ты прав, Александр Павлович, – Сергей проследил глазами за тем, как бойцы, словно того и ждали, в прямо-таки нереальном темпе весело накидывают веревки на подходящие по толщине и прочности ветки ближайших деревьев, и спешно перевел разговор на другую тему. – Сейчас почистим генофонд. Хрен с ними, не стоит обсуждать мертвецов. Ты мне скажи, что это? Я в «двойке» целую коробку нашел.

Мартынов повертел в пальцах круглый пластмассовый тубус вроде тех, в которых через полвека будут упаковывать таблетки быстрорастворимого аспирина, и непонятно хмыкнул:

– Первитин. Однако я всегда считал, что это больше по разряду легенд.

– Первитин – это что?

– Наркотик. Достаточно тяжелый, вызывает быстрое привыкание. Но взамен дает бодрость, подавляет необходимость во сне, работоспособность бешеная… Вроде бы еще подавляет страх, но этого точно не помню. Нажрешься – и несколько суток будешь переть в танке, не зная усталости. Кое-кто считал, что именно благодаря этому немцы и справились так легко с Францией, поддерживая темпы наступления, которые ни с какой теорией не согласовывались. В общем, сохрани – баловаться с ним не стоит, но как средство последнего шанса может и пригодиться.

– Гм, – Сергей подумал, кивнул. – Пару упаковок оставлю, остальное нашей медичке отдам.

– Добро, – кивнул полковник. Судя по виду, он практически успокоился, и, закрепляя успех, Хромов спросил:

– Скажи… А то, что ты про Фрунзе и армян говорил – правда?

– Откуда я знаю. Просто встречал эту версию и не нашел в ней особых противоречий.

– А как же интернационализм? Он вроде бы тогда был в почете.

– Ага. И верили в него в основном русские, – досадливо поморщился Мартынов. – Как оказалось, напрасно. А что?

– Просто интересно.

– Ну, раз интересуешься, приходи вечером. Я тебе такого понарассказываю – Рен-ТВ от зависти умрет. А главное, в отличие от звездунов, все будет правдой.

– Заметано, – Сергей встал. Похоже, нехитрый трюк удался. – Ладно, пойду, посмотрю, как там Альберт трофеи инвентаризирует. А то сам знаешь, не уследишь за ним – так он танк налево толкнет и скажет, что так и было.

– Давай, – рассмеялся полковник. – Вдруг что интересное найдешь…

– Товарищи командиры!

Вся троица дружно обернулась на голос и обнаружила быстро хромающего в их сторону человека, одетого так, как положено сельской интеллигенции. Небогато, но чистенько, и на лице полная адекватность – этим он отличался от современников Хромова, причем в лучшую сторону. Лет сорок пять или чуть более. Не дойдя до них, интеллигент остановился и вежливо поинтересовался:

– Товарищи командиры, я могу поговорить со старшим?

– Можете, – кивнул Мартынов. – Слушаю вас.

– А…

– Это мои заместители, у меня от них секретов нет. Капитан Игнатьев, лейтенант Хромов…

Оказавшись командирским произволом в офицерском чине, Сергей лишь усмехнулся мысленно. Игнатьев не выказал и намека на удивление, а гость и вовсе отнесся к происходящему как к должному. Вежливо кивнул и представился:

– Калмыков, здешний учитель.

– Один-единственный? – весело поинтересовался Сергей.

– Из мужчин – да, – серьезно ответил Калмыков. – На фронт не взяли. Нога, – он зло хлопнул себя по едва сгибающемуся колену. – Еще в Гражданскую…

– Бывает. И что же вы нам хотите сказать?

– Может, пройдем ко мне?

Сергей подумал, что это и впрямь неплохой вариант. Лучший, во всяком случае, чем торчать на улице. Тем более основное сделано – трофеи учтены, посты выставлены, бойцы при деле и каждый знает свой маневр. Очевидно, полковник пришел к этому же выводу, поскольку махнул рукой и, сказав «А, пойдемте», первым двинул вслед за шустро хромающим интеллигентом. Остальные потянулись следом.

Обстановка в доме Калмыкова практически точно соответствовала представлению Сергея о том, как жили учителя этого времени. Сам дом просторный, добротный, из слегка потемневших от времени бревен. Второй этаж цветом чуть отличается – явно надстраивали позже. Сразу видно, дом построен не вчера, но, судя по тому, что окружающие дома куда темнее, не в седой древности. Когда-то, общаясь с одной… гм… девушкой, имевшей честь украшать своей фигурой (лицо было весьма средненькое, а вот ножки с талией очень и очень) строительный факультет их вуза. Так вот, она говорила, что дерево как стройматериал при должной обработке спокойно выдерживает лет сто, а то и больше. Этому дому было лет? Может, двадцать на вид и, когда Сергей поинтересовался, то получил утвердительный ответ. Восемнадцать – как пришел хозяин с войны да чуть освоился на новом месте, так и начал строиться.

Чистота, порядок, некоторый аскетизм – ну да в этот период с мебелью у людей дело вообще обстояло не то чтобы очень шикарно. Зато на стенах карты, плакаты – хозяин учительствовал, преподавал недорослям географию, биологию, химию и, как ни странно, астрономию. Такой вот универсал. И, судя по всему, справлялся с задачей неплохо, да и наглядные пособия ничуть не уступали тем глянцевым произведениям искусства, что позже будут выходить из недр сверхсовременных печатных станков. Невооруженным глазом видно – на обучение подрастающего поколения страна денег не жалела.

– Прошу, – Калмыков сделал приглашающий жест. – Проходите, садитесь. Кать! Собери поесть.

Из соседней комнаты высунулась миловидная женщина, заметно моложе на вид, чем хозяин дома. Оценила количество гостей, приветливо улыбнулась и умчалась куда-то. Мартынов кивнул в ее сторону, поинтересовался:

– Жена?

– Да, – ответил Калмыков вроде бы и нейтральным тоном, но видно было, что углубляться в тему он не жаждет. Ну, хозяин – барин.

– Кар-рамба! – раздалось вдруг настолько громко и неожиданно, что все подскочили и заозирались. Хромов даже лапнул кобуру на поясе и отметил, что остальные тоже ухватились за оружие. – Кар-рамба! Кар-рамба!

Попугай был шикарный – здоровенный, разноцветный. Он едва помещался в огромной круглой клетке, стоящей в углу, и смотрел на гостей любопытным круглым глазом. В породах этих пташек Сергей не разбирался совершенно, однако даже его «знаний общего порядка» хватило, чтобы понять – этакую красоту в захолустном городишке встретить как-то не ожидаешь. Попугай вновь посмотрел на гостей, наклонил голову и хрипло каркнул:

– Кар-рамба!

– Во напугал, – с заметным усилием выдохнул Игнатьев. – Где такую красоту выкопали?

– Со службы привез, – почему-то смутившись, ответил Калмыков. – Я ведь на флоте служил. Ну а когда, – тут он похлопал себя по ноге, – комиссовали вчистую, взял его с собой.

– И до каких чинов дослужились? – полюбопытствовал скорее для приличия, чем по необходимости, Сергей.

– Кондуктор. – Показалось, или прозвучала в голосе хозяина маленькая пауза? Да нет, все же показалось, нельзя становиться окончательным параноиком. – Крейсер «Кагул».

– У белых, стало быть? – уточнил Мартынов.

– Да, – с каким-то вызовом ответил Калмыков. – Это преступление?

– С какой стати? Просто проверил свою догадку.

– А… как догадались? – во взгляде учителя сквозило неприкрытое любопытство. – Корабль ведь и в царском флоте был.

– Вы замешкались, вспоминая название крейсера. То есть, скорее всего, вначале на ум пришло последнее название корабля. «Генерал Корнилов», кажется?

Вот так, подумал Сергей. Надо все же интуиции больше доверять. Не показалась та пауза, совсем не показалась.

– Да, именно так он потом и назывался. Я служил кондуктором. Перед самым уходом из Крыма попали под обстрел, повредило осколком ногу. Ушли в Тунис, а оттуда, как амнистия вышла, так и вернулся[7]7
  Остатки черноморского флота, находившиеся в расположении Врангеля, действительно ушли в порт Бизерта, эвакуировав часть войск и гражданского населения. Достаточно большая группа кораблей, включая один линкор, были интернированы французами, а впоследствии переданы СССР, однако домой не вернулись и были проданы на металлолом. Причины такого решения советского правительства окончательно не установлены до сих пор. Возможно, экономический кризис разрушенной войной страны, общая изношенность кораблей, нюансы внешней и внутренней политики. Экипажи кораблей и другие военнослужащие разъехались по всему миру, причем, к примеру, в Южной Америке добились многого, их потомки там не бедствуют до сих пор. Кое-кто вернулся на родину. Как реально, а не по бумагам, сложилась судьба техники – вопрос открытый. К примеру, орудия главного калибра линкора, в конце концов, оказались в Финляндии, использовались в Великую Отечественную войну против советских войск, а после капитуляции финнов были возвращены СССР и сейчас находятся на консервации. В целом весьма интересный и до конца не изученный пласт истории русской эмиграции, достойный отдельного исследования.


[Закрыть].

Вот так-так. Бывший белогвардеец, живет себе спокойно, ни от кого не скрывается. Учителем работает… Или врут историки либеральные о репрессиях к белогвардейцам, или… очень сильно врут. Конечно, прошлое не афиширует, но и не стыдится его. Оригинально…

– А попугай…

– У лейтенанта одного жил. А там… В Тунисе жара, вода дрянная. В общем, умер лейтенант, заразу какую-то подхватил. Вот когда я домой возвращался, мне птицу и впихнули.

Как раз в это время в комнату буквально ворвались две женщины и парень лет четырнадцати на вид. Женщины начали споро накрывать на стол, мальчишка (хотя какой мальчишка, по меркам этого времени уже вполне себе вьюнош) был на подхвате, таская с кухни немудреную посуду. Одна женщина – жена Калмыкова. Вторая – чуть помладше, на вид лет двадцать максимум, и мордально не похожая ни на кого из хозяев. Перехватив удивленный взгляд, учитель пожал плечами:

– Дочка моего лейтенанта. У нее там никого не осталось, совсем кроха была, взял с собой.

– Довесок к попугаю? – усмехнулся Игнатьев.

– Ну да, – Калмыков совершенно не обиделся. – Так оно, в принципе, и есть.

– Понятно… Но вы с нами о чем-то поговорить хотели?

– Да. Прошу к столу, а там и продолжим…

Разговор под невеликую, всего-то по рюмке, выпивку и простую, но вкусную и сытную еду, сразу перешел на деловые рельсы. Надо сказать, Калмыков вполне здраво рассуждал, что после таких плюх немцы сюда придут обязательно. Мстить будут. А потому хотел посоветоваться с профессионалами, что ему, да и остальным жителям города делать. Учитывая, что представители власти смылись почти сразу после того, как стало ясно реальное положение дел на фронте, учитель превратился едва ли не в последнего мужчину, имеющего хоть какое-то отношение к администрации. Вот и пытался в меру сил разобраться в ситуации и понять, как выкрутиться из проблем.

Что же, Мартынов посоветовал лишь одно: брать в охапку кого только можно и валить отсюда как можно дальше. В леса. Авось не найдут. Просто бежать уже поздно, они далеко в немецком тылу, и фрицы налаживают здесь управление, интегрируя захваченные земли в собственную экономику. Так что или партизанить, или…

– Есть вариант, – негромко сказал Хромов, хотя его, в общем-то, никто не спрашивал. И, когда к нему повернулись, спокойно пояснил: – Если немцы будут знать, что те, кто им нужен, рядом, но не здесь, им будет не до города.

План его был прост и банален. Немцы, конечно, те еще кадры, но здесь и сейчас у них сил кот наплакал. Все на фронте, пытаются развить наступление, темпы которого все больше отстают от заранее разработанных и высочайше утвержденных планов. Не зря они так рьяно формируют полицейские силы из местных предателей – явно пытаются освободить для передовой хоть сколько-то надежных солдат, пускай даже и не высшего сорта. То же и с техникой – нет ее здесь у них. Физически. Потери еще никто не отменял, не зря затрофеивают все, что можно. Так что в тылу в лучшем случае какое-то совершенно незначительное количество легких танков и бронетранспортеров. Что посовременнее тоже на фронте, и это радует.

Соответственно, и масштаб действий у фрицев будет невелик. Здесь их уделали уже дважды, а они не дураки. Оставить выходку безнаказанно не смогут, это некислый удар по имиджу, но и понимают, что лезть малыми силами – просто бездарно терять людей. Соответственно, народу они пришлют изрядно, и техники тоже, а сделать это можно лишь собрав все, что получится, из окрестных гарнизонов. Фактически оголить их. И единовременно нанести удар они смогут только в одном месте. А вот дальше становится уже интереснее.

Если они будут устраивать показательные акции в заштатном городишке, когда точно известно, что их обидчики потрошат эти самые ополовиненные гарнизоны, их не поймет собственное командование. Так что останется им гоняться за оперирующей в тылу бронегруппой, оставив город в покое, а там, со временем, все или забудется, или у местных останется как минимум больше времени на подготовку.

– Знаешь, – когда Сергей закончил говорить, Игнатьев усмехнулся. – По сути, ты предлагаешь сейчас подставиться. У нас техника далеко не вся пока на ходу, надо время на ремонт. Бросать ее, что ли? А раненые? Что с ними делать будем? Оставлять здесь, чтобы сдали, как Селиверстова?

– Не-а. Нам ведь надо не устраивать реальные погромы, а всего лишь хорошенько нашуметь. То есть вы идете на базу и делаете то, что запланировали, а я организую шоу. Для этого трофеев, что мы здесь взяли, хватит за глаза. Уведу фрицев подальше, потом брошу танки, благо это барахло не жалко, и вернусь. Вряд ли нанесу этим рейдом немцам серьезный урон, однако же ловить они нас будут совсем в другом месте.

– Это если получится, – задумчиво пощипал уже начавший зарастать щетиной подбородок Мартынов. – А если нет?

– Я возьму своих людей, подготовка у них что надо, и шансы разом повышаются. А еще мне нужен проводник из местных. Надеюсь, наш… гм… добрый знакомый сумеет это организовать?

Калмыков не задумываясь кивнул. Все правильно, ему предложили реальный выход из положения, и он схватился за него обеими руками. Неохота перед самой зимой в лес-то сбегать. Игнатьев вновь выдал усмешку:

– Серег, ты напоминаешь мне кошку. Знаешь, чем она отличается от собаки? Тем, что обиженная собака зарычит, а кошка мелко нагадит исподтишка.

– И, что характерно, останется жива. Разве что тапком прилетит, – в тон ему ответил Хромов. – И я уж постараюсь, чтобы вонь дошла аж до Берлина.

– Ты можешь, – без улыбки ответил экстремал. – Из любви к искусству и Гитлеру в тапки отольешь.

– О да! Посмотрю на них и выдам: Мамма-миа! Итальяно писсуаро!

– Ты можешь… Однако же риск, я считаю, запредельный.

– Не больший, чем оставаться здесь. Да и людей под монастырь неохота подводить.

– И все же…

– Слушай, хорош, а! Ты у нас сегодня прямо как драма Шекспира. Долгий, нудный, непонятный и с плохим концом.

– Чего-о?

– Нет-нет, прости, ты – словно теория относительности. Тоже хрен поймешь.

– Вот что, – хлопнул рукой по столу Мартынов. – Отставить треп. Карта есть? Только подробная.

– Есть, как не быть, – кивнул учитель.

– Давайте ее сюда. Мысль у нашего… лейтенанта вполне дельная. Вот только прежде, чем ее реализовывать, подумать надо. Хотя, Сергей, – тут он усмехнулся, – если все пройдет хорошо, можешь сверлить дырку для ордена.

– А если не хорошо?

– Ну, – Мартынов усмехнулся еще шире, – для этого случая дырка у тебя уже есть.

– Ну что, собрались? – Хромов уже ставшим привычным движением одернул гимнастерку и окинул своих людей оценивающим взглядом. Орлы, как есть орлы! И встречаться с ними на узенькой тропинке никакому фрицу не посоветуешь.

– Так точно, – отозвался Селиверстов, сверкая шикарными фингалами под обоими глазами и свежей дыркой на месте выбитого зуба. – Поели, покурили…

– И что вы только в этом находите?

– Да так, вредная привычка. Зависимость, можно сказать.

– Понятно. Но я, вообще-то, о еде.

Все расхохотались, даже Громов улыбнулся. Все же здесь любой бородатый анекдот смотрелся новинкой, автоматически превращая рассказчика в записного остряка. Махнув рукой, Сергей хмыкнул: