Текст книги "Т-34. Крепость на колесах"

Сергей торопливо посмотрел – увы, видимость была так себе. Вроде еще и не ночь, но сумерки упорно вступают в свои права, и видны лишь ряды светящихся окон. Ярко так светящихся – похоже, на светомаскировку забили качественно, что, впрочем, и неудивительно. Если в первые дни советская авиация доставляла немцам массу хлопот, то сейчас ее численность, а вместе с ней и эффективность заметно снизились. Да и не долетали сюда уже фронтовые бомбардировщики – и дальность велика, и истребителей у немцев хватает. А со «стратегами» в этот период у СССР было тяжко.

Плюнув, Хромов откинул люк, высунулся. Что же, так и впрямь лучше, чем пытаться разобрать что-то через щели или не самую пока совершенную оптику. Неплохо видны полдесятка вагонов и паровоз, стоящие чуть особняком. Не простые вагоны, и, хотя Сергей в них разбирался чуть меньше, чем никак, все равно было видно – это не теплушки для солдат и не рыдваны, перевозящие ничем не привилегированных граждан из пункта «А» в пункт «Б». И впрямь штабной. Конечно. Уверен в своей гениальности – требуй отдельную палату, но в данном случае, чтобы сделать вывод, не надо было иметь семь пядей во лбу. Достаточно сложить два и два. Мобильный штаб какой-то шишки, и если его разгромить, получится ой как неплохо. А если попытаться захватить…

– Васильич, станция на тебе. А я займусь этим чудом.

– Яволь, – ухмылка на лице старого разведчика была, казалось, различима даже по проводам. Сергей захлопнул люк, ткнул в плечо Селиверстова, и спустя минуту они уже шли в сторону чужого поезда.

Именно шли – Сергей в своей летной куртке издали да в сумерках за немца вполне сошел бы. Остальные, и Селиверстов, и Плахов, их штатный переводчик, и двое бойцов сопровождения были наряжены в трофейную форму. В броневагоне за старшего остался Ильвес – в основном потому, что, когда они выезжали, курсант категорически отказался переодеваться во вражескую форму. А еще, не верил Сергей до конца своим ополченцам. Не столько из-за возможного предательства, а просто нет у них, в отличие от кадровых солдат, за плечами вбитого в подкорку рефлекса выполнять приказ, несмотря ни на что. Запаникуют, натворят дел. Эстонец же со своей дисциплинированностью и пудовыми кулаками в два счета наведет порядок даже в одиночку. Жаль, конечно, что он там один, ну да иных вариантов все равно не было, так что хлопнул Сергей его по плечу да и выпрыгнул из поезда, благо шел он совсем медленно. Километров десять в час, не более, и скорость его быстро замедлялась.

Неспешное перемещение имеет свои плюсы. Например, оно не вызывает подозрений. Возможно, будь здесь спецы, натасканные по методикам, которые возникнут самое раннее через двадцать – тридцать лет, они бы на такое не купились. Хромов в подобных нюансах не разбирался, зато понимал довольно простую вещь: здесь армия, а значит, и охрана тоже армейская. Какой-нибудь комендантский взвод. Не супермены, обычные солдаты. А значит, и рефлексы у них соответствующие.

Минусы, конечно, тоже были. Время – оно имеет свойство утекать, как вода в песок. Громов обещал начать минут через пятнадцать, но не факт, что получится. Банально – подойдет к бронепоезду ретивый часовой, которого не удастся снять бесшумно – и все, пишите письма мелким почерком. И все равно торопиться было нельзя.

Классическое «Хальт!» прозвучало, когда до часовых оставалось шагов пять, не более. Ну, что же, все правильно. И, судя по тону, служаки больше стараются изображать рвение, чем на самом деле служат. Наверняка думают о сосисках, шнапсе, женщинах…Нормальный для солдат ход мыслей, кстати.

Сделав своим людям недвусмысленный жест – стоять, мол, – Сергей шагнул вперед, чуть заметно улыбнувшись. Немец сказал что-то. Что именно, Хромов не понял – он, конечно, общаясь с техниками, начал уже понимать язык врага, но, во-первых, через пень-колоду, а во-вторых, только когда говорили медленно. Продолжая улыбаться, он не сбавлял хода. Несообразность фрицы почувствовали, лишь когда он оказался совсем рядом, вот только сделать ничего не успели. Короткий высверк клинка, и тот часовой, что справа, складывается вдвое. Его товарищ рвет с плеча винтовку, одновременно открывая рот, чтобы заорать – и не успевает. Хорошо поставленный удар – он многое значит. Если знать, как бить, то и голой рукой можно загнать носовые хрящи аккурат в мозг, который они, к слову, режут, словно острый нож масло. Именно это сейчас и произошло.

Подскочили товарищи, молча уволокли трупы под вагон. Сергей обернулся – никого. Что же, можно продолжать веселье. Махнул рукой Селиверстову, и тот, прихватив одного из бойцов, помчался к другому концу эшелона. Чтоб, значит, там никто не ушел. Конечно, учитывая, что выйти могут из любого вагона, предосторожность так себе, но всяко лучше, чем ничего. Боец, оставшийся при Хромове, быстро забрался в паровоз, высунулся. Махнул рукой – никого, и ловко, по-моряцки, скатился вниз, едва держась за перила. Ну все, остаются только вагоны. Эх, жаль, глушителя нет, а значит, стрелять только в крайнем случае…

Подойдя к двери переднего вагона, Сергей деликатно постучал в нее рукоятью окровавленного кинжала. Хороший кинжал, точнее даже сказать, кортик – такими люфтваффе вооружает своих офицеров. Игрушка парадная, но и в рукопашной, несмотря на лишние украшательства, неплоха. Да и рукоять из слоновой кости в руке сидела как влитая. Вот ею Сергей, разбрызгивая по двери изрядно забрызгавшую руки кровь, и постучал, чувствуя себя персонажем третьесортного фильма ужасов.

За дверью раздался недовольный голос. Сергей постучал вновь. Почти сразу дверь открылась, за ней материализовалась недовольная рожа какого-то лейтенанта в армейском мундире. Увидев незнакомца, одетого не по форме, зато с погонами гауптмана, он удивленно приподнял брови, чуть высунулся, тут же получил десять с четвертью дюймов стали под ребро и без звука вывалился наружу. А Хромов соответственно броском влетел внутрь.

Вагон был не то чтобы шикарный. Скорее, просто функциональный, предназначенный для комфортного проживания и работы ограниченного круга людей. Не слишком большого, но и немаленького. Все эти мысли пронеслись в голове между делом, пока Хромов шел через вагон насквозь, на ходу распахивая двери и проверяя купе. Встретил он при этом всего двоих – крепко спящего офицера средних лет, на звание которого даже не удосужились посмотреть, и невысокого толстого фельдфебеля, похоже, денщика, меняющего постельное белье на одной из коек.

Офицера Сергей просто и безыскусно перевел из сна здорового в принудительный рукоятью кортика по голове. А вот на денщика первым наткнулся Плахов. И, увы, не смог грамотно отреагировать – все же он был переводчик, а не рукопашник. Хорошо еще, страхующий его боец не сплоховал и загнал открывшему уже рот для вопля жиртресту нож точно в горло. Сергей, опоздавший буквально на секунду, потряс кулаком у носа Плахова, чтоб, значит, не высовывался, и опять рванул вперед.

Следующий вагон… Надо же! Похоже, немцы знают толк «в пожрать». Кухня и ресторан в одном флаконе. И сразу трое поваров, судя по белоснежным фартукам и колпакам, к армейскому сословию относящиеся разве что формой. Интересно даже, какой ресторан в мирное время они украшали своими физиономиями… Но, судя по хорошо наетым ряхам, явно не бедствовали.

Здесь Хромов встретил первое сопротивление. Двое поваров сразу подняли руки, увидев автоматные стволы и услышав «Хальт! Хенде хох!», единственные немецкие слова за исключением ругательств, которые Сергей помнил еще по прошлой жизни, благо фильмы о войне на экранах были всегда. А вот третий…

Германская пропаганда вещала, что истинный ариец должен быть высок, строен и белокур. С учетом того, что Гитлер темноволосый, Геринг толстый, а Геббельс мелкий, это звучало несколько комично. Однако в данном конкретном случае повар воплотил в себе сразу три «неарийские» черты. Проще говоря, он был толст, коротконог (и невысок соответственно), да и волосы у него подошли бы, скорее, какому-нибудь испанцу. Тем не менее он оказался куда храбрее своих истинно-арийских коллег и встретил незваных гостей во всеоружии. Схватив со стола тесак, которым рубил мясо, он решительно атаковал Хромова и, откровенно говоря, с кем-нибудь менее тренированным шансы на успех имел бы неплохие.

Легко уклонившись от просвистевшей в нескольких сантиметрах от носа посрамляющей размерами шашку железяки, Сергей тут же врезал «клюнувшему» повару в зубы рукоятью зажатого в левой руке «маузера». Конечно, старый пистолет в этом плане не особенно удобен, эргономика не та, однако благодаря солидному весу[15]15
  Масса оружия без патронов 1,25 кг. Для сравнения, масса ТТ – 0,854 кг, ПМ – 0,73 кг, АПС – 1,02 кг.


[Закрыть] сработал не хуже кастета. Повар отшатнулся на пару шагов – самое то! И Сергей с чувством врезал ему в грудину с ноги. Да так, что ударом тяжелого сапога любителя острых ножичков оторвало от пола и унесло куда-то в угол и приложило спиной о шкаф с посудой. Будь здесь гражданская кухня, и посуде, и ее жилищу по всем законам жанра положено было рухнуть и погрести под собой незадачливого вояку. Увы, в данном случае шкаф был военной моделью – и сам к стене привинчен намертво, и все, что внутри, жестко закреплено. Впрочем, и без кинематографических пошлостей вышло неплохо. Во всяком случае, приложило толстяка изрядно, и встать он больше не пытался.

Поваров обездвижили, как того офицера – прикладами по затылкам. Возиться с веревками и связыванием в стиле БДСМ времени не было. Третий вагон…

Это был кабинет. Шикарный кабинет! Сергей и сам бы от такого не отказался. Более того, как он моментально заподозрил, от него и ректор их в восторг бы пришел. Такой стильный, в модном сейчас духе ретро, очень продуманный. Разве что стулья бы заменить на нормальные офисные, хотя, с другой стороны, уютное кожаное кресло здешнего Самого Главного Босса так и намекало, что неплохо бы угнездить в нем задницу. Приятное место, в общем.

Увы, кресло было занято. И сидящий в нем худощавый фриц, в застегнутом на все пуговицы кителе с крестом-орденом под самым кадыком, удивленно смотрел то на незваных гостей, то на своего адъютанта, сползавшего по стеночке от мощного удара кулаком по наглой сытой роже.

– Хенде хох, дятел! – почти весело рявкнул Сергей. Фриц посмотрел на него внимательно и очень аккуратно поднял руки. Дисциплинированная нация. – Плахов, уточни у нашего… клиента, кто он и что он, а заодно предупреди, чтобы не дергался. Нам сейчас терять нечего.

В этот момент позади немца распахнулась дверь, и Сергей едва удержался от того, чтобы не пальнуть в возникшую там внезапно мышастого цвета фигуру. Но – узнал и в последний момент успел остановить палец, уже сгибающийся на пусковом крючке. Впрочем, новое действующее лицо, похоже, оказалось в том же положении.

– Старшой…

– Докладывай, – это было, пожалуй, единственное слово, которое Хромов ухитрился выдать без заикания. Селиверстов отлично понял, что с него требуют не количество звезд в петлицах советского генштаба, и ответил просто:

– Все чисто, старшой. Там были связисты и еще вагон охраны. Пришлось немного повозиться.

– Хорошо, – Сергей вздохнул облегченно, поглядел на часы. – Полторы минуты. Плахов, ты что там, заснул?

Переводчик кивнул и быстро-быстро зачастил по-немецки. Пленный отвечал на своем лающем языке. Селиверстов, не страдающий человеколюбием, ловко пеленал адъютанта. Бойцы отправились паковать оглушенных в других вагонах, а Сергей быстро окинул взглядом помещение. Судя по количеству бумаг, немцы трудились в поте лица. Ну да, когда первая обезьяна взяла в руки палку, вторая начала работать. У немцев палку держал их долбаный фюрер, а остальные пахали как проклятые. Жаль, в будущем президент палкой мало размахивает, подумал Сергей, быстро обходя помещение и попутно разоружив генерала, у которого почему-то не оказалось кобуры на поясе, зато в ящике стола обнаружился «вальтер». Причем не какая-то безликая армейская поделка, а блестящий, как серебро. Никелированный или хромированный, в этом Сергей не разбирался, с красивой гравировкой и рукоятью, отделанной то ли слоновой костью, то ли моржовым бивнем, то ли еще чем. Красивая игрушка, такую, если что, и барышне вместо бижутерии дарить не грешно.

– Товарищ командир, – голос Плахова был вроде бы тихим, но волнение в нем все же звучало. – Этот человек сотрудничать отказывается. Сказал только имя и звание.

– И кто такой несчастливый, что на нас ухитрился нарваться?

– Говорит фон Бок, генерал-фельдмаршал…

Опаньки! Про этого деятеля Сергей не то чтобы много, но слышал. И в том времени, и, кстати, здесь. Причем того, о чем не любят писать. Гугл в помощь, господа, как говаривали порой в его времени. Да и звание пленного само за себя говорило. Однако додумать мысль и обсчитать перспективы он не успел – за окнами громыхнуло. Поглядев на часы, Сергей запоздало сообразил, что Громов дал им целых пять минут сверх лимита, а потом рвануло так, что разом стало не до размышлений.

Как оказалось, оказавшейся в его руках солидной огневой мощью Громов воспользовался умело. Наверняка ведь заливал, что в Гражданскую на бронепоездах только катался. Небось, и командовал, и красных гонял в хвост и в гриву. Во всяком случае, происходящее этим выводам никак не противоречило.

Позже выяснилось, что на станции был небольшой гарнизон, расквартированный в реквизированном немцами здании возле ремонтных мастерских. Сдуру над импровизированной казармой подняли немецкий флаг, и это стоило многим солдатам жизни – Громов сделал из увиденного правильный вывод, и стосемимиллиметровые орудия отработали по немцам как на полигоне, в упор. Пока единственная в городе более-менее боеспособная немецкая часть стремительно превращалась в гуляш под кирпичами, остальные орудия бронепоезда обрушились на саму станцию и стоящие на ней эшелоны.

Из трех составов, оказавшихся не в то время и не в том месте, один был с войсками. По нему-то и отработали «эрликоны» и пулеметы, благо выделить его из остальных не составило труда. Скорострельность зенитной двадцатимиллиметровой пушки чуть менее трехсот выстрелов в минуту. «Максим» выдает до шестисот, и, благодаря водяному охлаждению, пулеметчик не боится перегреть ствол. Зенитная счетверенка при стрельбе в упор еще эффективнее, а патронов на бронепоезде не жалели. В результате получился не то что бой, а, скорее, классическая бойня. Та самая, которую американцы так любят показывать в своих боевиках. Только вот трупы были настоящие.

Рядом стоял эшелон с топливом, предназначенным для второй танковой группы. Гудериан бензина не дождался, полыхнула горючка знатно, и станцию худо-бедно осветила. Это, конечно, не специальная подсветка, но зато теперь по строениям и разбегающимся немецким солдатам вести огонь можно было в относительно комфортных условиях. Сколько немцев погибло, сказать было трудно, но то, что технику – грузовики и бронетранспортеры – находящуюся здесь же в количестве восьми единиц, пожгли всю, артиллеристы видели отчетливо. И лишь третий эшелон уцелел. На нем артиллеристы сумели вовремя разглядеть госпитальные кресты и перенести огонь на другие цели. Учитывая, что творили немцы на советской земле, может, и зря.

Когда через пару часов все утихомирилось, а посланные разведчики сообщили, что деморализованные немцы в спешке, маленькими группами покидают населенный пункт, и как минимум до утра, пока немцы не опомнятся, у них точно есть, Громов организовал охрану и прибыл на захваченный штабной поезд. И застал там форменное непотребство.

Началось оно, откровенно говоря, практически сразу после того, как бой у станции наконец стих. До того было как-то не до пленных, поэтому всех их, за исключением самого фон Бока, связали и запихнули в вагон охраны, приставив к ним часового. Чтоб, значит, пугал грозным видом. Получалось у парня, видимо, неплохо, во всяком случае, немцы лежали тихонечко и пискнуть боялись. Там, кстати, по словам Селиверстова, когда они вломились, народу оказалось совсем немного. Один из пленных тогда подтвердил, что большинство солдат были с разрешения самого фельдмаршала отпущены в увольнение.

Очевидно, фон Бок считал (и не без основания, к слову), что в этих местах угрозы ждать особенно неоткуда. Ошибся, со всеми случается. Так или иначе, восемь солдат, а именно столько было в вагоне, оказались совершенно не готовы к нападению. Селиверстов проявил смекалку – просто открыл дверь, кинул внутрь гранату с неисправным взрывателем… А потом они с напарником спокойно частью грохнули, а частью оглушили попадавших в ожидании взрыва куда попало немцев. Вот так и подвели их вбитые муштрой рефлексы, бывает…

Со связистами оказалось еще проще. Те – народ простой, с телефонами да радиостанциями дело иметь привычный, а вот с двумя небритыми личностями, обладающими зверскими рожами и автоматами в руках, наоборот. В общем, сдались и не пискнули. И в результате стратегического значения объект, имеющий неплохую, в общем-то, по местным понятиям охрану и находящийся в глубоком тылу своих войск, оказался легко и без потерь захвачен пришлыми хамами. В общем, замечательно получилось.

А после этого Сергей принялся вспоминать все, что читал о фон Боке. И отчаянно пытался сообразить, что же такого интересного было в его биографии. В первые секунды мелькнула на границе восприятия какая-то мысль, но, испуганная стрельбой и взрывами, убежала. А ведь было там что-то! Но, увы, оставалось лишь сидеть в кресле и рассматривать фрица, которого Селиверстов рывком поставил на ноги и с помощью кулака у носа легко убедил стоять навытяжку и не пытаться демонстрировать свои арийские понты. Учитывая, что боец никуда не ушел, а устроился здесь же, у окна, протестовать фельдмаршал не пытался.

А вообще, колоритный был фриц. Погоны у него были такие, каких Сергею видеть еще не приходилось. А внешне – этакий классический образец немецкого офицера. Точнее, прусского офицера – седой, худощавый, разве что монокля не хватает. Впрочем, если он и правда тот, за кого себя выдает, то и неудивительно. Яркий представитель русского пруссака, хе-хе[16]16
  Ирония ситуации сразу в двух аспектах. Во-первых, фон Бок имел как немецкие, так и русские корни, а во-вторых, в России тараканов называли прусаками, а в Германии – русскими насекомыми.


[Закрыть]…

В голове щелкнуло. Во-от они, воспоминания о будущем! Хромов встал, обошел немца по кругу, внимательно его рассматривая. Вот ведь урод! Плюхнулся обратно в кресло, едва удержавшись от того, чтобы по-американски закинуть ноги на стол. Прищурился:

– Ну, здравствуй, Федя.

Возможно, будь он постарше, то и вел бы себя иначе. Но – увы, жизненного опыта, не всегда полезного, однако же вроде как обязывающего быть вежливыми по отношению к старшим, у него был минимум. Зато желания кого-то хорошенько стукнуть имелось в избытке. Тем более поколение, к которому принадлежал Сергей, отличалось циничностью, в особенности по отношению к одиозным историческим деятелям. А человек в мундире фельдмаршала, стоящий перед ним, как раз к таковым и относился.

А глазенки-то выпучили все, кто здесь находился. И Плахов, добросовестно (и, похоже, на автопилоте) перетолмачивший немцу сказанное, и Селиверстов, и сам немец… Не привыкли вы, господа, к такому стилю общения. Ничего, все еще впереди.

– Вы, парни, я вижу, не поняли, что к чему? Так я вас поздравляю. Перед вами Федор фон Бок. Никогда не слышали его имя? Ну, так сейчас услышали. Такое русское-русское имя. Как думаете, почему?

– Он что?.. – Селиверстов выглядел не просто удивленным – у него натурально отвисла челюсть.

Сергей кивнул:

– Ага. То ли наполовину, то ли на четверть, не помню. По матери вроде бы. Слышь, фельдмаршал, квакни что-нибудь в свое оправдание.

Немец заговорил, выдав довольно спокойно длинную тираду на своем лающем языке. Плахов соответственно перевел. Как оказалось, немец достаточно вежливо (учитывая его положение, неудивительно) отказался от сотрудничества и потребовал обращаться с собой, как и положено с военнопленным. Сергей ухмыльнулся и заметил, что СССР по этому поводу никаких бумаг не подписывал. Ну а Селиверстов, внезапно побелев от злости, предложил обойтись с фрицем так, как немецкие солдаты обходятся с русскими пленными. К примеру, танком раздавить. Или сыграть в «подколи свинью». И даже объяснил, как это делается. А потом, для лучшего понимания, врезал пленному в зубы, да так, что фельдмаршал кубарем укатился в угол вагона.

Он бы еще добавил, благо Сергей не имел ничего против, но тут появился Громов, утихомиривший бойца одной хлесткой фразой. После чего с неодобрением посмотрел на пытающегося встать немца и поинтересовался, что здесь происходит. Ну, что же, пришлось объяснить.

К тому моменту, как рассказ завершился, пленный встал наконец на ноги. Стоит отдать ему должное, взгляд фельдмаршала остался твердым, а осанка гордой. Хотя, конечно, вид слегка портила опухшая щека – Селиверстов перестарался. Не принято здесь было пока что так обращаться с генералами. Сергея, который знал, до чего дойдут реалии войны буквально через несколько месяцев, отнесся к этому спокойно, а вот Громов смотрел на происходящее явно неодобрительно. А еще, он пристально разглядывал фон Бока, словно пытался что-то вспомнить.

– Что скажешь, Николай Васильевич? – уловив это, спросил Хромов. – Или знакомого встретил?

– Очень даже может быть, – задумчиво пробормотал старый разведчик и вдруг выдал длинную фразу на немецком. Судя по удивленному лицу переводчика – чистейшем, даже лучше, чем у него самого. Сергей лишь присвистнул мысленно. Вот оно, преимущество старой школы образования.

Немец ответил. Плахов хотел было перевести, но Сергей остановил его жестом. Захочет Громов поделиться информацией – скажет сам, а ничего плохого он точно не сделает.

Разговор между тем продолжался и велся все активнее. Причем фон Бок оживал на глазах. Странно было это видеть. Однако всему на свете приходит конец, и разговор, похоже, тоже закруглился. И Громов, обернувшись, негромко сказал:

– Похоже, ты был прав, старшой…

Интерлюдия. За четверть века до…

Еще громыхала война, которую позже назовут Великой. Ирония судьбы – по сравнению со следующей она будет выглядеть куда менее внушительно… Однако же орудия громыхали, страсти кипели, а штабс-капитан Громов ползал по вражеским тылам. «Языков» таскал – как правило, не очень высокого уровня. Много ли знает фельдфебель? На уровне своего взвода максимум. Ну, или лейтенант – на ротном уровне, да и то не полностью. А командование требовало большего, и в результате было принято решение идти в глубокий рейд, благо сплошной линии фронта в лесах и болотах не существовало в принципе, и небольшую группу во вражеский тыл можно было провести с относительным комфортом. Насколько вообще можно говорить о комфорте на войне…

Откровенно говоря, с противником им не повезло изначально. Это не турки, которые уже на генетическом уровне привыкли бегать от русских[17]17
  Стереотип, в те годы, да и после, весьма распространенный. Да, турки не могли сражаться с русской армией (да и с другими европейскими армиями) на равных еще со времен Екатерины II, но, как показала практика, это было связано не с недостатками их солдат, которые вполне могли проявлять и храбрость, и стойкость. Чаще всего, проблемы турок заключались в слабости командования и логистики. При наличии адекватных командующих они были крайне серьезными противниками, что доказано и провалом Босфорской операции Антанты, когда объединенный англо-французский флот понес серьезные потери и не смог захватить Проливы, несмотря на устаревшее вооружение турок (по некоторым данным, применялись даже старинные орудия, стрелявшие каменными ядрами!), и достаточно успешным сопротивлением русским и английским войскам. Именно в тех сражениях прославился будущий первый президент Турецкой Республики Ататюрк Мустафа Кемаль. Служившие под его началом солдаты умирали, но не отступали.


[Закрыть], и даже не австрийцы. Это – немцы, единственные солдаты, которых можно было безо всякого преувеличения считать равными себе. И сейчас противостояла им немецкая одиннадцатая армия, подразделение далеко не из худших.

Службу немцы нести умели хорошо, но вот склонность к излишней упорядоченности их порой серьезно подводила. Вот как сейчас, например. Немецкий солдат будет честно охранять порученный ему пост, однако если что-то происходит вне его зоны ответственности, то вряд ли чересчур заинтересуется происходящим. И уж тем более не станет без приказа бдеть сырой, промозглой осенью на краю никому даром не нужного болота. А зря.

Именно по болоту и провел своих людей Громов. Конечно, это не шоссе, но и не трясина, а солдатская смекалка выручала его и людей, идущих следом, уже не раз. Сплетенные из ивовых веток болотоступы позволяли идти по затянувшему топь сверху прогибающемуся, но не рвущемуся мху, пускай и с некоторой опаской. Два часа – и вот они уже в немецком тылу, где, в отличие от передовой, гансы не шныряют. Оставалось лишь отойти подальше, тем более что в ближних тылах им делать особенно-то и нечего, там разве что все те же ротные попасться могут. Им же сейчас нужна была совсем иная дичь.

Их было четверо. Старший – не по возрасту, а по опыту и званию – штабс-капитан Громов. Для него это был уже двадцать четвертый выход. Правда, глубокий рейд всего-то третий, да и то он должен был стать самым протяженным в его практике. Но тем не менее бывший студент чувствовал себя вполне уверенно. Война научила его осторожности, но избавила от страха. И пусть говорят, что на войне нельзя не бояться. Оно так, но во время рейда страх не приходил к нему ни разу. Соответственно, он не терял головы и выбирался из серьезных передряг с минимальными потерями. И людей своих выводил, а потому идти с ним в рейд считалось за удачу.

Вторым шел поручик Берг. Фамилия немецкая, происхождение тоже, и некоторые пытались его этим тыкать. Недолго – аккурат до простонародного тычка в зубы. Никакими дуэлями Берг заниматься не собирался, считая благородно драться с дураками ниже своего достоинства. А вот по морде от него прилететь могло запросто. Как и многие немцы, приехавшие в Россию еще в петровские времена, Берг не просто обрусел. Он был более русским, чем большинство представителей «стержневой нации». И воевал не просто хорошо – отлично, два «Георгия» на груди об этом говорили лучше слов.

Замыкали отряд Пахомов и Гришин, крепкие сибирские мужики. Охотники, умеющие бить соболя в глаз и понимающие лес, знающие его, как свою избу. В свое время Громову предлагали брать с собой казаков-пластунов, однако, посмотрев на них, он отказался. Много бахвальства, свое мнение по любому поводу, а вот боевые навыки явно преувеличены. Может, какие-нибудь уральские или уссурийские казаки и хороши, но донцы ему не глянулись.

Иное дело эти двое. И ходить умеют, и стрелять, и здоровые, как медведи. Гришин хвастался как-то, что задавил одного голыми руками. Громов ему верил. А вдобавок совершенно не подвержены влиянию агитаторов, которых вокруг армии с каждым днем вьется все больше. Оно и неудивительно, на умы солдат, которые не видят громких побед, зато сидят второй год в сырых окопах, вдали от дома и семьи, в грязных шинелях и рваных сапогах (а присылают такое дерьмо, что хочется повесить на одном суку и поставщиков, и интендантов), воздействовать легко. Особенно когда лозунги просты и отвечают их представлениям о справедливости. Зато идущим сейчас позади Громова людям эти лозунги – пустой звук. В Сибири живут зажиточно, а земли столько, что можешь брать сколько влезет, и все равно останется немало. От горизонта до горизонта, как-то так. Слышал он, как они между собой называли крестьян из центральных губерний недотепами и бездельниками. И потом, эти двое при деле, нет у них рутины, которая разлагает мозги лучше всяких агитаторов.

Они шли всю ночь, стремясь отойти от линии фронта как можно дальше, и лишь когда забрезжил рассвет, остановились на дневку. Прежде, чем начать работать, стоило качественно отдохнуть, иначе хороши они будут, отрываясь потом от погони. Спешить некуда. Так что соорудили некое подобие шалаша, наскоро перекусили, а затем повалились спать, не обращая внимания ни на разбухшие от воды сапоги, ни на тяжелые от нее же шинели. Усталость с успехом заменяла перины и одеяла…

Работать они начали вечером. Безрезультатно – по облюбованной ими для засады дороге перемещались разве что небольшие группы солдат, с которых взять нечего, а связываться опасно. Однако разведчики не отчаивались, они умели ждать. В конце концов, это была часть их профессии. Да и просто наблюдение за войсками противника давало кое-какую информацию. Впрочем, единственным стоящим внимания фактом был протарахтевший мимо, отчаянно вязнущий в грязи броневик. Очень похоже, русского производства[18]18
  Немцы, несмотря на то, что традиционно считаются самым технически продвинутым народом, организовать полноценное производство бронетехники в ту войну так и не смогли. В отличие от Англии и Франции, массово производивших танки, и России, делавшей ставку на броневики и построившей довольно значительное количество как пулеметных, так и пушечных колесных машин. Следствием этого стало активное использование захваченных трофеев, тем более что ремонт их немцы организовывать умели.


[Закрыть]. Словом, посидев практически до ночи, они отступили обратно в лес. И главным неудобством для них была невозможность разжечь костер. Паршиво – но терпимо, народ все же подобрался тертый и на подобные мелочи лишь раздраженно ворчал.

Повезло им только на третий день, ближе к вечеру, когда на дороге появилась небольшая группа кавалеристов. При ближайшем рассмотрении оказалось, что были эти мальчики с саблями не сами по себе, а в охране небольшой пролетки. В ней, наслаждаясь теплой погодой, благо дождь закончился еще с утра и солнце светило ярко-ярко, как бы намекая, что вот-вот начнется бабье лето, неспешно ехали трое немцев. Причем, если верить биноклю, двое просто с шикарными погонами на плечах. Конвой у них был, конечно, сильным, однако и разведчики не пальцем деланы. И, откровенно говоря, вряд ли немцы ждут нападения – уж больно расслабленный вид у всех.

Громов с Бергом переглянулись, кивнули друг другу, и поручик, осторожно, но быстро спустившись в ложбинку, скинул шинель. Под ней, в отличие от товарищей, вместо гимнастерки русского образца был надет немецкий китель. За такие шутки попавших в плен расстреливают, но Берг плевать на это хотел, он вообще был человеком рисковым. И сейчас единственное, что выбивалось из образа, были сапоги. Ну да, во-первых, сложно предполагать, что фельдфебель – а именно такие погоны были у поручика на плечах – сохранит в полевых условиях всю амуницию в идеальном состоянии, а во-вторых, измазанные грязью, они не бросаются в глаза. И потому немцы не насторожились, увидев сидящего на обочине до предела усталого солдатика, рядом с которым стояла немецкая же винтовка. К которой Берг, стоит заметить, даже руки не протянул. Лишь поднял на проезжающих безразличный взгляд, способный убедить кого угодно: вымотался человек, не трогайте его зря.

Реакция проезжающих оказалась вполне ожидаемой. Чтобы прусский офицер проехал мимо бездельничающего солдата? Да ни в жизнь! И остановилась кавалькада, и заорал самый толстый ганс. И встал на ноги Берг. Вытянулся во фрунт. А потом вскинул руки и из двух парабеллумов поприветствовал солдат конвоя.

Чего-чего, а такого наглого и решительного нападения кавалеристы не ожидали. Четверо вылетели из седел еще до того, как в игру вступили остальные разведчики, тоже вооруженные, помимо винтовок, пистолетами. У Громова браунинг из тех, что рекомендованы к ношению и в последнее время все чаще попадают в войска централизованно, вместо наганов, которых неожиданно для всех стало не хватать. У Пахомова наган в офицерском исполнении[19]19
  Армейские револьверы в России производились двух основных модификаций – офицерские и солдатские. Первые двойного действия, то есть для выстрела достаточно было нажать на курок, вторые требовали перед каждым выстрелом его взвести. Как показала практика, и в первом случае предпочтительнее было курок взвести, иначе резко падала точность стрельбы из-за чрезмерного усилия на спусковом крючке.


[Закрыть], который ему, в общем-то, не положен, у Гришина тоже парабеллум. Впрочем, эта троица успела фактически к шапочному разбору – Берг в одиночку положил почти всех, и ни один мускул на лице не дрогнул.

Обалдевших немецких офицеров, как морковь из грядки, выдернули на дорогу и пинками отправили в лес. Еще пять минут затратили на то, чтобы замаскировать собственно пролетку, утащить трупы и по возможности поймать лошадей. Частично это даже удалось, что радовало – кони, даже убежав сравнительно далеко, фактор демаскирующий, а на трофеях, кроме того, можно не бить ноги, а хотя бы часть пути проехать с относительным комфортом. Чем они, в общем-то, и занялись, попутно отхлебнув по глотку коньяка из найденной в той же пролетке бутылки. Коньяк, кстати, был хорош, в другое время и другом месте вряд ли обычным солдатам, да и небогатым офицерам тоже, перепал бы такой. Но – трофей, а в рейде все равны.