Текст книги "Т-34. Крепость на колесах"

Уходили они, отрываясь от возможной погони, до самой темноты. Пока ехали, успели немного разобраться с документами пленных и пришли к выводу, что за таких гусей по Георгию точно дадут. А солдатам, вполне возможно, светит еще и школа прапорщиков, особенно если рапорт составить грамотно. Ну и заодно обсудили, как прошел захват, еще раз дружно похвалили Берга и презентовали ему в личное пользование еще одну бутылку трофейного напитка. Плюс в очередной раз пришли к выводу, что все же для такого рода засад пистолетов мало, а винтовки неудобны. И посетовал Громов на то, что, как ему рассказали, некий полковник-оружейник изобрел винтовку под японский патрон, стреляющую очередями. Только вот до фронта по старой русской традиции она уж точно не дойдет[20]20
  Автомат Федорова под японский патрон 6,5 мм «Арисака» был создан в 1916 году и осенью успешно испытан. Однако в крупную серию не пошел – император лично заявил, что у него на такое оружие не хватит патронов, и пользоваться надо обычными винтовками. Тем не менее, поступал в войска малыми партиями. Массовое производство смогли наладить только при советской власти. Использовался короткое время, после чего был изъят и отправлен на длительное хранение. В войска снова вернулся во время Финской войны. По некоторым данным, имел ограниченное применение во время Великой Отечественной.


[Закрыть].

Пленных удалось как следует рассмотреть, только когда они встали на ночевку. По-хорошему, стоило бы продолжить путь, благо оставалось не так и далеко, однако опять набежали тучи, и вокруг сгустилась даже не тьма – чернота. Прямо как в чернильнице вороватого чиновника или в голове полкового священника, когда он водки перекушает. В такую погоду соваться в болото противопоказано. Так что остановились и принялись ужинать, заодно проведя инвентаризацию пленных. Как выяснилось, им повезло…

Тот, который толстый, оказался аж целым полковником. Правда, не строевым, а по интендантской части. Ну, это можно было сразу предположить, с такой филейной частью только интенданты и бывают. Они в любой армии не бедствуют. С ним вместе вляпались в неприятности майор и капитан, оба штабные, что радовало еще больше.

Полковник, чью рожу украшал самого простецкого вида синяк, со смесью возмущения и испуга посматривал на Берга. Понятное дело, тот человек уравновешенный, можно даже сказать, флегматичный. Такому убить – что высморкаться. Учитывая представление, которое поручик только что учинил, в роли спокойного убийцы он полковником воспринимался безо всяких внутренних терзаний.

Майор сидел, будто штык проглотил, и смотрел на разведчиков очень спокойно. Вроде бы и не боялся, но Громов определил сразу – с пленом он уже смирился. Какой бы горделивый вид ни принимал, как бы ни старался казаться невозмутимым, проблем он не доставит. Для себя немец уже все решил.

А вот капитан выглядел так, будто жизнь кончилась. И не поймешь, то ли он так боялся смерти, что готов был напустить под себя лужу, то ли просто никак не мог осознать резкой перемены в жизни. Сидел, опустив голову и вперив ничего не выражающий взгляд между колен, как будто полностью впав в прострацию.

Интереса ради Громов полистал их удостоверения. Полковник носил самую обычную фамилию Браун. Неплохо знающий немецкий и успевший даже до войны побывать в Германии, штабс-капитан отлично знал: у них этих Браунов как собак нерезаных. Впрочем, как и Шульцев – такой фамилией мог похвастаться майор.

У капитана фамилия была интереснее, да еще и на русском смысла не теряла. И имя вполне славянское. И, как оказалось, характер. Попросился в кустики, а там… В общем, Гришин даже не понял, как это получилось, но пленный ухитрился сбить расслабившегося солдата с ног и рвануть в лес, где ловить его по причине темноты было абсолютно бесполезно. Осталось проводить его сочными матюгами, выдать кучу эпитетов в адрес понурившегося Гришина да понадеяться, что немец так в лесу и сгинет. А потом дождаться рассвета – и рвануть через болото домой.

За тот рейд они получили свои награды. Пахомова с Гришиным произвели в прапорщики, даже не отправив на обучение. «Ученого учить – только портить», – сказал тогда их комдив… А вскоре по всей стране начались такие события, что мелкая неприятность в лице беглого немецкого офицера как-то сама собой забылась…

Давно прошли те времена. Оказался в Красной армии Громов. Исчез куда-то Берг, служивший, по слухам, у Каппеля. Потом вновь появился, на этот раз у Врангеля. Там они последний раз и встречались… А потом лихой разведчик пустил себе пулю в висок прямо на палубе уплывающего из Крыма транспорта во время эвакуации. Пахомов уехал в родную Сибирь, там, опять же по слухам, успел повоевать – не оставила его Гражданская в стороне. Последнее, что слышал Громов – служил его бывший подчиненный у Семенова, а что уж дальше с ним сталось, один Бог ведает. Гришин, правда, сразу удачно выбрал сторону, воевал за красных, потом дослужился до неплохих чинов – и сгинул в тридцать пятом году, когда свирепствовали между большевиками свары и делили они по новой власть. И вот, появился человек из прошлого, заставивший вспомнить былые дни, лихие, страшные и веселые. Что только с ним делать, интересно?

– Да уж, история что надо, – хмыкнул Сергей, когда Громов закончил рассказ. – Такую я с удовольствием бы еще раз послушал, особенно под водочку с сальцем. Жаль, времени мало. До рассвета нам отсюда валить надо, причем быстро-быстро. Что только с твоим знакомцем делать?

Фон Бок сидел в уголке и, похоже, неплохо понимал, что сейчас решается его судьба. Откровенно говоря, Сергей чисто по-человечески не испытывал к нему ненависти. Сволочь фашистская, конечно, пускай и храбрая, но вот ненависть… Похоже, за последние дни он качественно перегорел и стал рассматривать врагов исключительно с профессиональной точки зрения. Чем вооружены, да куда конкретного фрица штыком ткнуть, вот как-то так. И заданный им вопрос был крайне актуален, это понимали все.

Немецкий фельдмаршал – это не просто пленный из тех, что они брали регулярно. Военачальник такого ранга – это, в первую очередь, голова, набитая секретами. Такими, которыми может распорядиться лишь другая голова, причем сравнимого ранга. И вот так просто взять и пустить ее в расход – это, знаете ли, попросту нерационально. А оставлять у себя – еще и опасно. Они во вражеском тылу, и в два счета может получиться так, что эту самую голову немцы отобьют обратно. И тогда получится даже хуже, чем если бы они фон Бока просто расстреляли.

В этот момент немец заговорил. Сергей, разумеется, ничего не понял, но Плахов тут же перевел, и недоумение сменилось раздражением. Этот, с позволения сказать, умник предлагал им – им! – сдаться в плен доблестному вермахту, обещая нормальное обращение и перспективы в будущем. Он что, умом тронулся? Или просто излагает стандартную немецкую речугу? Немцы ж – как компьютеры, что им в головы заложено, то и повторяют. А может, просто наличие здесь бывшего царского офицера внесло в простую и понятную прусскую логику какой-то сбой? Однако куда больший эффект его слова оказали почему-то на Громова. Его буквально перекосило от злости, и, сжав руки в кулаки, он шагнул к немцу.

– А ведь я был уже в вашем плену, – как-то неестественно спокойно выдал Громов. – И посмотрел на ваше обращение. Давай-ка я тебя так же…

Он уже замахивался, когда Сергей перехватил его руку:

– Не стоит зря нервничать, нервные клетки не восстанавливаются.

Громов замер на миг, повернулся… Затем как-то расслабился вдруг, словно из него выдернули не прут даже, а целую железную колонну. Несколько раз вдохнул-выдохнул, успокаиваясь:

– Прости, старшой…

– За что? Ну, прибил бы ты его – твое право.

– Все равно прости. Что-то я совсем… Как ты там сказал?

– Нервные клетки не восстанавливаются.

Фраза Громову была явно незнакомой, он пару секунд ее обдумывал, удивленно, однако юмор понял и задумчиво отозвался:

– Зубы в нашем возрасте тоже не растут. Пускай думает, что лучше сэкономить.

– Думает? И что, этот фельдмаршал сильно умный?

– Да вроде бы дураком не был.

– Знаешь, есть старый анекдот, – тут Сергей выдержал паузу в пару секунд. Не для того, чтобы добиться театрального эффекта, а обдумывая, на что заменить слова «Сталин» и «экстрасенс». – Приходит к Ежову на прием человек. Нарком секретаршу спрашивает: кто, мол, такой. Она отвечает – колдун, будущее видит. На что Ежов приказывает: Расстрелять! Будь настоящим – не пришел бы. Вот и этот, был бы умным – не пришел бы незваным.

Анекдот был старым, но понятным, и все присутствующие громко расхохотались. Потом Сергей тронул старшего товарища за локоть, отзывая его в угол вагона, подальше от чужих ушей. И, когда они отошли, негромко сказал:

– Николай Васильевич, ты как хочешь, а этого чудика надо доставить к нашим.

– Согласен, – кивнул Громов.

– И сделаешь это ты.

– А вот тут не согласен…

– Знаешь, в другое время я бы сказал, что это приказ, а его не обсуждают. Но сейчас давай начистоту. Я там – никто и ничто. Студент-недоучка. Здесь, в бою, чего-то нахватался, но максимум на уровне взвода. Специфики штабной не знаю в принципе. Ты – профессионал, один из самых серьезных, кого я только вообще знаю. Ты сможешь добраться куда надо, сдать его куда надо, установить потом с нами связь. А я обязан вернуться. Мартынов ждет, и его приказы для меня тоже не обсуждаются. Поэтому есть у меня две мысли. Выслушай и покритикуй, если хочешь…

Полчаса спустя, после бурного обсуждения самой возможности того, что предложил Сергей, и не менее бурного спора о деталях (то, что попробовать стоит, никто не пытался оспорить, благо им самим она никаких угроз не несла), Громов принялся составлять бумаги. Все же, как ни крути, он был офицером, пусть и бывшим, и в этой кухне худо-бедно разбирался. И в обстановке на фронте, в отличие от уже давно потерявшегося в глобальных раскладах Сергея, – тоже. Да и немецкий язык его к ситуации подходил, особенно учитывая сухо-казенные фразы, которыми традиционно изобиловали немецкие документы. Молодежь же занялась менее сложным и более живым делом – пошла склонять немцев к добровольному сотрудничеству. Точнее, одного-единственного немца. Главное, чтобы у него имелись необходимые им сейчас навыки.

Вагон, в котором находились пленные, встретил их угрюмым молчанием. Видать, не ждали фрицы от захватчиков ничего хорошего. И правильно не ждали, в принципе. В той бухгалтерии, которая уже давно формировалась в голове Хромова, все они проходили по статье «расходный материал». И, как всяким материалом, им стоило грамотно распорядиться.

– Этого, – ткнул Сергей стволом маузера в очень удачно лежащего солдата из охраны. Селиверстов кивнул, рывком поднял немца на ноги, подтащил к открытой двери. Маузер громко бухнул – и голова немца словно взорвалась, брызнув отвратительно серой, в кровавых ошметках, жижей на пленных. Безголовое тело секунду еще стояло, а потом вывалилось из вагона. Сергея аж замутило, хотя он и понимал, что эта смерть по сравнению со многими другими вариантами еще милосердна. Немец даже ничего не почувствовал… скорее всего. Но хотя Хромов и был дитя циничного двадцать первого века, а немцы для него были сейчас неведомо как ожившими мертвецами, все равно ощущения казались омерзительными. И ничего не попишешь, времени разводить психологические этюды, тем более ему, дилетанту, просто не было.

– Следующего.

До намеченного к уговорам совсем молодого парня-связиста он так же демонстративно расстрелял еще троих. И клиент, что называется, дозрел. Когда мощная длань Селиверстова ухватила его за шкирку, по вагону пополз омерзительный запах. Не поплыла бы от шока крыша, успел еще подумать Хромов, которому связист нужен был вменяемым. Однако последующая реакция выглядела для данной ситуации вполне адекватно.

– Нихт шиссен![21]21
  Не стреляйте! (нем.)


[Закрыть] – завопил немец, отчаянно суча ногами. – Нихт шиссен!

– Не стрелять, говоришь, – задумчиво ответил Сергей, водя стволом пистолета перед лицом фрица, так, чтобы аккуратное круглое отверстие, из которого обычно влетает пуля, периодически смотрело пленному то в один глаз, то в другой. – А почему?

На этот вопрос фриц ответить закономерно не мог. Зато целовать русским сапоги он готов был незамедлительно. Что, собственно, от него сейчас и требовалось. А еще от немца требовалось умение работать на рации, чтобы передать приказы, написанные Громовым от имени фон Бока. И трясущийся от страха пахучий немец сделал все как надо!

Следующим утром несколько вражеских дивизий, вместо того, чтобы развивать успех, начали совершать абсолютно нелогичные марши по пересеченной местности, так плохо действующей на ходовую часть танков. В результате на несколько дней образовался тактический коллапс – время, за которое многие советские части, в прошлой истории окруженные или просто разбитые, сумели кто укрепиться, а кто и отойти без серьезных потерь. Некоторые, особо решительные командиры даже провели локальные контрнаступления, изрядно пощипав неприятеля. Еще больше времени немцам потребовалось, чтобы восстановить управление войсками и стабилизировать фронт. И лишь Гудериан, с командованием демонстративно не ладивший[22]22
  Гудериан действительно славился наплевательским отношением к приказам и склонностью к конфликтам с командованием. Вплоть до того, что для предотвращения его дуэли с генерал-фельдмаршалом фон Клюге потребовалось личное вмешательство Гитлера.


[Закрыть] и, пользуясь расположением Гитлера, периодически забивавший на приказы болт, продолжил действовать так, как считал нужным. Однако в одиночку, не поддержанный соседями, он смог добиться лишь незначительных тактических успехов, после чего его наступление закономерно коллапсировало. Темп наступления был немцами окончательно утерян. Жаль только, виновники случившегося этого пока не знали, да и интересовала их больше дорога, по которой они неслись на спешно сгруженном с поезда «Ганомаге»[23]23
  Жаргонное (по названию фирмы-создателя) название немецкого полугусеничного бронетранспортера Sd Kfz 251.


[Закрыть].

– Ну, что скажешь? – поинтересовался Сергей, разглядывая через отличную немецкую оптику стоящие в один ряд самолеты. Истребители, бомбардировщики, пузатые и даже на вид неуклюжие транспортники. Каждой твари по паре, хотя, как читал когда-то Сергей, такие смешанные авиационные соединения у немцев были не в чести. Выбирай, как говорится, на любой вкус. Надо отметить, было повелителей неба не то чтобы много, однако для их целей хватило бы и одного. Рискованно, конечно, однако не так давно они уже осуществили подобное, и в куда большем масштабе. Так почему бы и не повторить удачную идею?

– Вон тот жеребенок с крылышками подойдет, – ткнул пальцем Громов в стоящую с краю этажерку. Больше всего габаритами она напоминала отечественный У-2. Правда, чуточку покомфортней – вместо открытой кабины вполне комфортабельный салон, в котором могли разместиться двое-трое, да крыльев два, а не четыре. Моноплан, значит. Однако главное, он вполне подходил для их миссии – разъездной самолетик, на который никто не обращает внимания, и тут Сергей мог лишь одобрить выбор старшего товарища. – Пилот только нужен.

– Будет тебе пилот… Кстати, в каком звании?

– Старшой, ты шутник, конечно, однако же времени у нас не вагон. Давай уж, решай что-нибудь.

Времени и впрямь было не то чтобы много. Сразу после их отбытия бронепоезд, оставленный на попечение Ильвеса, который, пользуясь стоянкой, уже заправил его водой, пополнил боезапас и догрузил неплохим антрацитом, должен был вместе с эшелоном сопровождения выдвигаться со станции. Предварительно эту станцию планировалось заминировать, и Сергей не сомневался – все будет сделано в лучшем виде. Благо и умельцы имелись – все же когда создавалась разведгруппа, Громов подошел к ее формированию максимально рационально, постаравшись собрать в нее специалистов разного (а лучше широкого) профиля. Ну а эстонец с его врожденной пунктуальностью добьется, чтобы все сделали, как положено, а не шаляй-валяй. Так что заминируют – и вернутся к точке рандеву, где бронепоезду предстоит учинить немцам еще один погром, после чего, скорее всего, со славой погибнуть. И чтобы успеть до этого знаменательного момента, их группе, ушедшей со спецзаданием, стоило поторопиться.

Оставив Громова вместе с их высокопоставленным пленником сидеть в кустах, молодежь шустро рванула к забору, более всего напоминающему ограду у какого-нибудь задрипанного отечественного скотного двора. По всему видно, что, во-первых, эта часть перебазировалась сюда относительно недавно, заняв под свои нужды летное поле местного аэроклуба, а во-вторых, что ее никто еще не пробовал на зуб. Что же, всегда приятно быть первопроходцем. И первым, кто это ощутил, был часовой, лениво сидящий у шлагбаума (покрашенного, кстати, причем только что), дымящий папиросой и мужественно борющийся со сном.

Из находящейся здесь же будки, сколоченной из тонкого бросового горбыля, доносился негромкий храп. Очевидно, немцы в этот предутренний час решили между собой, что для охраны хватит и одного человека. Интересно даже, как договорились – разбили вахту пополам, или один будет спать сегодня, а второй завтра? Впрочем, это был маловажный нюанс, главное же, что диверсантам противостоял сейчас один-единственный немец, а остальные часовые были слишком далеко, чтобы разглядеть происходящее в только-только начавшей светлеть мгле.

В честной драке бить в спину подло. На войне – тактически грамотно. Часовой даже не успел дернуться, как по горлу его скользнуло что-то острое, а спустя минуту он уже беседовал с предками. Его товарищ в будке пережил напарника на каких-то несколько секунд. В честной драке лежачих не бьют. На войне – добивают…

– Вперед!

До небольшого здания, в нескольких окнах которого неярко горел свет, они добрались одним броском. Откровенно говоря, сами дураки, надо было допросить часовых, ну да умная мысля приходит опосля. А так – придется выяснять на месте. Так, остановиться, привести в норму дыхание… Форма немецкая, так что порядок. Толкнуть дверь… Не открывается. А на себя? Гляди-ка, открылась. Вперед!

Узкий, паршивенько освещенный коридор. Откуда, интересно, летуны берут электричество? У входа будка, в которой, согласно канонам жанра, должна сидеть бабуля-охранник с огурцом в кобуре. Здесь же обнаружился очередной фриц, лениво открывший глаза от дремы, но при виде офицера вскочивший, будто у него в заднице пружинка. Сергей улыбнулся, одобрительно кивнул, поманил пальцем. Немец пробкой выскочил наружу – то ли в верноподданническом рвении при виде погон, то ли просто еще не проснулся окончательно и неадекватно реагировал на ситуацию. Тут же получил кулаком в живот, согнулся – и разогнулся, когда твердая, будто вырезанная из дерева рука сжала его горло, втолкнула обратно в каморку и вмяла спиной в покрытую обшарпанной штукатуркой стену.

– Говори. Шепотом. Медленно. Внятно. Где летчики?

Сопротивление оказывать немец даже и не пытался, но понять его разведчики смогли с трудом. Во-первых, он испугался, а во-вторых, они немецкий и сами едва знали. Тем не менее, чтобы получить общее представление о раскладах, им хватило буквально нескольких минут. Ну а потом – как обычно. Немец осел, пачкая пол своего закутка кровью. Разумеется, он рассчитывал, что добровольное сотрудничество ему зачтется, но – увы, не те расклады, не в тему масть.

Плохо, что немецкие летчики жили не здесь. Для них в поселке по соседству обеспечили дома, выгнав взашей их хозяев. Хорошо, что охраны минимум и она почти вся спит. И еще плюс – наличие дежурной смены пилотов. Аж четыре экземпляра. Тоже, конечно, бессовестно дрыхнут, ну да веселую побудку им обеспечить дело плевое, было бы желание. А уж его-то сегодня в избытке.

Первый этаж. Все тот же коридор. Если верить дохлому фрицу, никого здесь нет, под казарму для солдат используют другой дом. Интересно, что здесь было раньше? Какое-то административное здание, наверное. Современная цивилизация без этого не может, как только появляется какой-нибудь объект, тотчас же при нем зарождается администрация, а при ней обязательно здание. Элементарно, Ватсон!

Узкая лестница, по которой надо пройти как можно аккуратнее, чтобы, не приведи бог, скрипом не перебудить какого-нибудь не в меру чуткого оккупанта. Получилось, хотя и с трудом, затратив несколько лишних минут.

Второй этаж. Такой же пустой коридор. Пройти почти до конца. Дверь… Читая когда-то Алистера Маклина, писателя отнюдь не кабинетного и с богатым жизненным опытом, Сергей хорошо запомнил фразу: для того, чтобы она не скрипнула, надо или открывать ее медленно-медленно, по миллиметру, или распахивать резко. Для первого времени решительно не было, и потому пришлось использовать второй вариант. Рывок! Дверь действительно распахнулась почти без звука, открыв небольшую комнату. За столом почти у входа сидел немец в расстегнутом кителе, на вид едва ли старше Сергея, и при свете тусклой лампы читал какую-то книгу. Еще трое видели десятый сон на стоящих вдоль стенки разномастных диванчиках, видимо, стащенных сюда откуда попало. То, что нужно.

Начитанный летун начал открывать рот, одновременно вставая, и грохнулся на пол, словив шикарный хук в челюсть. Остальных оглушили походя. Что же, неплохо. Летчики – народ в любой стране храбрый, только вот самоубийц среди асов люфтваффе практически нет. Это вам не СС, летунам так плотно мозги не промоешь. Даже потому, что это попросту нерационально. Стало быть, договориться можно.

Поговорили. Просто и без затей. Спросил у первого, согласен ли он сотрудничать. Получил гордый немецкий отказ. Свернул шею. Повторил со вторым. Третий, тот самый книгочей, расплакался и согласился. Последнего же… Летчики – товар ценный и штучный, не оставлять же его врагу. Оставалось теперь лишь надеяться, что Громов не преувеличивал свои возможности контролировать курс, на который ляжет немец, и они впрямь доберутся, куда нужно.

Полчаса спустя «шторьх» – вот как, оказывается, назывался облюбованный Громовым самолет – раскрутил пропеллер и, разбежавшись, легко оторвался от земли. Немецкие часовые, которые сейчас, когда более-менее рассвело, обнаружились в немалом количестве, даже не пытались воспрепятствовать. Небось, решили: если самолет взлетает в неурочное время, значит, на то есть приказ. Вот и подвела их немецкая упорядоченность, злорадно подумал Сергей. Оставалось последнее – замести следы, а то ведь фрицы – они такие. Обнаружат непорядок – а его уже много навели, вон, кровищи на полздания – сложат два и два, организуют перехват… Оно надо, спрашивается? А потому…

«Ганомаг», утробно рыча мотором, вломился на территорию части и тут же, на глазах изумленных часовых, навалился на хвост очень удачно попавшегося на пути истребителя. Не «мессершмитта», кстати, а какого-то другого, уж спутать рубленые формы и осиную талию главного истребителя Германии с чем-то еще не получилось бы при всем желании. Этот на него походил разве что крестами на крыльях, но что перед ним за модель, Сергей не знал. Да и плевать ему было, честно говоря. Увы, хватило бронетранспортера лишь на одну машину. Второй истребитель он, конечно, раздавил, но и сам застрял так, что едва выбрался. Не танк все-таки, да и мощности движка явно не хватало. Что же, придется иначе.

Бронетранспортер неторопливо полз вдоль стоящих рядком немецких самолетов, поливая их из своего МГ. С такого расстояния даже его пули винтовочного калибра дел могли натворить немало. К тому же снаряжены ленты были на немецкий манер, вперемешку обычные, бронебойные, трассирующие, зажигательные… К тому моменту, когда стоянка закончилась, половина стоящих на ней самолетов уже вяло, но с каждой секундой все активнее разгоралась, остальные же заполучили свою порцию дыр. Селиверстов расстрелял три ленты и даже ствол заменил.

Что же, неплохо. Разворот. Склад горючего как на ладони. Еще одна лента полностью в него – и успешно! Бензин, по местным меркам хороший, высокооктановый, потек, затем без особого энтузиазма загорелся. Ходу! А то немцы, опомнившись, наконец принялись густо и бестолково пулять в сторону бронетранспортера. А «Ганомаг», к слову, хоть и бронирован, но винтовочная пуля при минимальной удаче борт прошивает. Если же они еще зенитки развернуть догадаются, то все – пиши пропало.

Еще раз взревев мотором, бронетранспортер подкатил к забору, легко снес призванные изображать границы территории жерди и попер вперед, расшвыривая стальной мордой густо наросшие кусты и подлесок. Глазомер Сергея не подвел – здесь дорога проходила в каком-то десятке метров, и приличных деревьев не было вовсе. Правда, выбираясь на нее, бронетранспортер едва не застрял, все же проходимость у него, даже несмотря на гусеницы, была так себе. Но – справился, вырвался из объятий чахлого ручейка, текущего по канаве, и рванул прочь, раскидывая по сухой и твердой грунтовке комья принесенной с собой грязи. И только в этот момент вслед им, часто, неприцельно и абсолютно бесполезно затявкали зенитки.

Ах, как хорошо мчаться по дороге и так, чтобы ветер в лицо! «Ганомаг», конечно, не «Феррари», но это обстоятельство отчасти компенсируется осознанием простого факта: любой спорткар на этой трассе загнется максимум через километр. Париж – Даккар, Париж – Даккар… Вы из любого города до ближайшей деревни прокатитесь вначале, колеса на обочине не оставив. А если кто-нибудь все же не загнется, того они своим бронетранспортером переедут и не заметят. В общем, удовольствие от поездки, как говорили ранее, имело место быть. Главное – на фельджандармерию не нарваться, эти кадры имеют право тормозить любой транспорт. Засыпаться можно запросто.

Впрочем, сегодня доблестным служителям полосатой палочки с красивыми железными бляхами на шеях было явно не до одинокой машины, пускай даже и бронированной, шустро прущей по своим делам. Более всего дорога сейчас напоминала растревоженный улей. Оно и неудивительно, кстати – от аэродрома они уехали уже достаточно далеко, но столб дыма в свете утреннего солнца виден был исключительно хорошо, упираясь, кажется, в самый небосклон. Как в той детской песенке. И взрывы все еще слышались, правда, начались они недавно – видимо, огонь добрался до склада боеприпасов далеко не сразу. А ведь оставалась еще станция, где они навели шороху… В общем, было куда торопиться немцам, было, вот они и метались, активно мешая друг другу. Наверняка получали кучу важных и взаимоисключающих приказов, отданных равно безответственными лицами, жгли топливо и моторесурс… В таком бардаке одинокий бронетранспортер затерялся, как песчинка на пляже. Красота!

Эйфория начала спадать примерно через час, как раз когда пришла очередь Сергея отдыхать. Все же, хотя «Ганомаг» и являлся детищем немецкого автопрома, причем не малазийской или китайской, а настоящей тевтонской сборки, до управляемых одним пальцем автомобилей будущего ему было ой как далеко. И для того, чтобы просто повернуть руль, водителю приходилось каждый раз прикладывать немалые усилия. Какой тренажерный зал! И так плечи накачаешь не хуже, чем у борца.

Поэтому, когда они отрывались, уходя как можно дальше от разгромленного аэродрома, Хромов, как более опытный, сидел за рулем сам, а потом решительно передал его Селиверстову. Во-первых, надо отдохнуть. Во-вторых, пускай тренируется, опыта у него пока кот наплакал. И, в-третьих, парню это нравилось. Скорость, правда, упала с уверенных сорока до не особенно серьезных тридцати километров в час, но здесь, в принципе, все не особенно торопились. Не дошла еще техника до стандартов послевоенной эпохи. Сам же Сергей перебрался в кузов. Тут его и накрыло…

Адреналин схлынул, наконец оставив после себя опустошение и четкое понимание простого момента: все невеликие знания об этой войне, которые у него были изначально, можно сливать в унитаз. Уже то, что выбита одна из ключевых фигур здешнего наступления, о чем-то говорит. Стоит признать, фон Бок не самая большая шишка в вермахте, но и отнюдь не самая маленькая. Разумеется, короля играет свита, и нити управления его генералы перехватят, но случится это не сразу. Несколько дней бардака фрицам обеспечено, а за это время грамотный и адекватный командующий может успеть многое. Вот только найдется ли у Красной армии сейчас такой командующий?

В этот момент их какой-то умник в каске и бляхе, вооруженный полосатой дубинкой, и решил остановить. В принципе, ничего удивительного – и беготня на дорогах малость остыла, и свернули они уже с главного «тракта» на чуть менее приметную дорожку. Хороши немецкие карты, взятые в штабе и явно состряпанные на основе данных аэрофотосъемки. Все на них есть. И построить по ним маршрут, теоретически более-менее спокойный, вдали от немецких частей, удалось без особых проблем, благо с картами Громов работать умел хорошо. Но – на этом маршруте и нарвались, элемент случайности еще никто не отменял. И потому мающиеся бездельем фельджандармы, числом трое, коротающие время у мотоцикла с пулеметом в коляске, обрадовались и принялись тормозить рычащее мотором и лязгающее гусеницами транспортное средство на предмет досмотра. Ну, ребята, невезучие вы…

– Тормози.

– Старшой…

– Тормози, – Сергей быстро глянул на свою трофейную куртку. Погоны на месте, если что, пару секунд форы должны дать. У немцев, даже полицейских при исполнении, чинопочитание в крови. – Остановишься к ним бортом. Выполнять!

Селиверстов, успевший уже малость попривыкнуть к машине, остановил ее четко, как приказано. Вялость в мыслях у Сергея, правда, никуда не ушла, видать, привыкшему к адреналину молодому растущему организму прежних доз было уже маловато. А может, просто норму на сегодня уже выбрал и новую порцию вырабатывать отказывался. Поэтому через борт Сергей перебрался очень спокойно, глядя на окружающее отстраненно и безразлично. Ловко приземлился на обе ноги, сделал шаг навстречу предку гаишников и врезал не ожидавшему такой подляны немцу слева в челюсть. Тут же добавил с правой, от чего фриц рухнул, приложившись башкой о гусеницу «Ганомага», броском преодолел отделяющие его от мотоцикла пару метров. Пулеметчик, открыв от неожиданности рот, запоздал с реакцией. Расслабился, умник, не ожидал нападения и в результате словил носком сапога в лицо да с разбегу. И лишь третий немец успел отреагировать. Сообразил даже, что за автомат ему схватиться не дадут, и вместо этого встретил атакующего ударом немаленького такого кулака. Получилось больно.

Хорошо еще, скорость Сергей набрал приличную, так что остановить его удар не смог, хотя с курса немного сбил. В результате вместо того, чтобы вырубить немца, он просто сбил его с ног, смял – все же кормили его в детстве хорошо, куда лучше, чем фрица. В результате такой акселерации и весил он, соответственно, килограммов на десять-пятнадцать поболе, так что сбил, правда, и сам не устоял, рухнул рядом. И вскочили они одновременно.

– Шайзе![24]24
  Дерьмо! (нем.). Существуют и менее цензурные варианты перевода.


[Закрыть] – немец вскочил, сжимая кулаки и становясь в боксерскую стойку. Ну, что же. Два лоу-кика на левую ногу, чего этот умник с классической спортивной подготовкой явно не ожидал, а потом, когда руки немца от неожиданной и резкой боли пошли вниз, прямой в лицо. Еще один удар, снова ногой, в промежность, и незадачливый служитель свистка и жезла осел, сгибаясь, всхлипывая и держась обеими руками за ушибленную мужскую гордость. Еще один удар, на добивание – и, в принципе, все. Только болела ушибленная немецким кулаком грудь, но это, право же, такие мелочи.