Текст книги "Хватит!"

От священника я вышел в задумчивости. Было ясно – если отец Михаил говорил правду, а в этом чем дальше, тем меньше я сомневался, то в моём расследовании наступил решительный перелом. Я мог, наконец, связать вместе двух подозреваемых – учителя и бывшего олигарха. Вероятнее всего, Королёв похитил ребёнка не один – его сообщником был Пахомов. Возможно, Саша наблюдал момент похищения, проследил за преступниками и увидел, что именно они сделали с девочкой. По какой-то причине об этом он не сообщил никому из взрослых, и через много лет вернулся в город, чтобы отомстить… Впрочем, почему не сообщил? А может, он пытался это сделать? Ну, предположим, ребёнок рассказал об увиденном на экскурсии отцу или матери. Как бы поступил нормальный человек в такой ситуации? Разумеется, обратился бы в милицию. А что бы сделала милиция? Конечно, следователи ухватились бы за показания Саши. В это время на них висело похищение ребёнка, и не простого ребёнка, а девочки из состоятельной семьи. Учителя бы непременно допросили, установили бы его сообщников, обыскали жильё… Уезжать из города Васильевым было бы тогда ни к чему. Нет, что-то тут не то…

Одна догадка вдруг поразила меня. Стоп! А пошёл ли Саша тогда в милицию? Ведь что понимает ребёнок в работе правоохранительной системы? Для восьмилетнего мальчика что суд, что милиция – всё могло быть едино. Предположим, вернувшись из Ростова, он отправился в городской суд и обратился там к первому попавшемуся чиновнику. Предположим, этим чиновником оказался Обухов. Что же, тот не поверил ребёнку и мальчик на много лет затаил обиду? Нет, маловероятно… Ну а вдруг всё-таки поверил? Судья вполне мог быть в курсе истории с похищением, мог сопоставить кое-какие факты, ну а после – нажать на учителя и вытрясти из него всё о сообщнике. Узнав же, что в деле замешан миллионер Пахомов, он понял, что напал на золотую жилу… Итак, Пахомов отделывается взяткой, учителя отпускают просто так, заодно, Саша же остаётся один на один со своей страшной тайной… Но почему тогда преступники пощадили мальчика? Должны же они были опасаться, что он в какой-то момент расскажет свою историю кому-нибудь ещё? В сентиментальности же что их, что Обухова заподозрить сложно… Да, тут не всё сходится. Как не сходится и версия о связи Пахомова и Королёва. Я не мог себе представить условий, в которых эти два совершенно разных человека, из разных слоёв общества, с разным образованием, разными взглядами на жизнь, могли бы действовать вместе. И зачем? Чтобы убить ребёнка? Маньяки они что ли? Но даже если так – маньяки, как известно, действуют поодиночке, а не парами. Может, они хотели потребовать за девочку выкуп? Но мать Ники ясно дала понять, что выкуп у семьи не требовали…

Глава двадцать шестая

По кочкам и колдобинам выбравшись на Горьковское шоссе, я остановил машину у обочины. Итак, что же делать дальше? Может быть, отыскать людей, которых я взял на заметку в начале расследования? Например, неплохо бы побеседовать с Куваевыми – родными бедолаги, который погиб в ДТП с пьяной дочерью судьи Обухова. Или – снова в Москву – попробовать осторожно пообщаться с родителями Саши? Можно было бы отправиться и в Терпилов, отыскать Прохорова и как следует с ним побеседовать. Пусть выкладывает всё, что знает о деле безо всех этих своих таинственных намёков и недомолвок… Но мои размышления оборвала телефонная трель. Я извлёк аппарат из кармана и посмотрел на экран: звонил Николай Ястребцов.

– Ты где? – приняв вызов, услышал я раздражённый голос своего приятеля.

– Из Маврино еду, – сказал я, удивляясь тону вопроса.

– Что ты там делал?

– Да были кое-какие дела, – сдержанно и ровно ответил я. – Что случилось?

– Значит так, через полтора часа жду тебя в городе, на Софийской улице, дом двадцать шесть, – не отвечая на вопрос, резко произнёс он. – Знаешь где это? Универмаг «Минутка», помнишь ведь?

– Помню.

– Ну вот, это рядом, в двух шагах, серый такой трёхэтажный дом. Мои люди тебя встретят внизу. И пока ехать будешь, припомни хорошенько – не упоминал ли кто из твоих подопечных имени Свиренкова Дмитрия Львовича. Или фирму «Росагрохолдинг». Всё понятно?

– Понятно, – ответил я. – Но что же всё-таки у вас там… – начал я, но фразу не окончил – Ястребцов бросил трубку.

Подыскивая на шоссе место для разворота на Терпилов, я напряжённо размышлял. Почему в разговоре со мной Николай был так напряжён? И кто этот Свиренков, о котором он просил меня вспомнить: новый подозреваемый или очередная жертва убийц? Как я ни рылся в памяти, но не мог припомнить, чтобы это имя звучало в стенах редакции…

Софийская улица располагалась на окраине Терпилова, на крутом берегу Пыжны. Когда-то тут был дачный район, в котором за невысокими заборами стояли неприхотливые домики местных жителей – строительные вагончики, самодельные сараи с крышами, покрытыми разбитым шифером и линолеумом, и трухлявые, опалённые пожарами столетние избушки, чудом сохранившиеся ещё с дореволюционных времён. Будучи облюбованной местной элитой, улица преобразилась – глиняные дорожки заменились добротным асфальтом, на одетой в гранит набережной появились каменные скамейки и элегантные английские фонари с разноцветными стёклами, а лучшие места на берегу заняли особняки терпиловской аристократии. Спуск к воде отныне был закрыт – металлические, дубовые и каменные заборы, среди которых тут и там виднелись стеклянные будки охраны, повсюду преграждали путь случайному прохожему.

Дом по адресу, названному мне Николаем, стоял особняком, за собственной, а не общей для коттеджного посёлка каменной оградой. В его огромном дворе был даже разбит небольшой парк – несусветная роскошь по меркам других обитателей улицы, которым приходилось довольствоваться хоть и изолированным от простых горожан, но всё-таки общим сквером. На маленькой стоянке у дома теснилось около десятка автомобилей – полицейские УАЗики стояли вперемешку с дорогими иномарками с госномерами, видимо, принадлежавшими терпиловским чиновникам. Периметр дома правоохранители взяли в оцепление, и возле его ворот двое хмурых автоматчиков внимательно проверяли документы у каждого входившего. На всём тут лежал отпечаток какой-то встревоженной суетливости. Это заметно было и по небрежности, с которой были брошены сановные автомобили на стоянке, и по раздражительности полицейских, зло огрызавшихся на вопросы любопытных прохожих, и по резким выкрикам, то и дело доносившимся из дома и хорошо различимым даже на удалении от него. Видимо, моя первая догадка была верна – этот Свиренков, упомянутый Николаем, не подозреваемый, а новая жертва убийц…

На входе предъявив документы охранникам, я прошёл в дом. На втором этаже меня встретил предупреждённый Ястребцовым оперативник, краснолицый толстяк в плотном костюме мышиного цвета. Его объяснения были коротки. Дмитрий Львович Свиренков, директор крупнейшего в Терпилове сельскохозяйственного предприятия «Росагрохолдинг» был найден мёртвым в своём доме сегодня, в три часа дня. По всей видимости, бизнесмена долго пытали: его изувеченное, со следам побоев и порезов тело было привязано к креслу в кабинете на втором этаже. Обнаружила труп жена, приехавшая этим днём из Москвы. По её словам, из дома ничего не пропало, а следовательно, материального мотива у убийц не было. Никаких свидетелей преступления полиция пока не нашла. В настоящий момент полицейские обходят все дома в районе и опрашивают соседей. Но надежды добыть хоть какую-нибудь информацию мало – судя по данным экспертов, убийство было совершено около одиннадцати часов вечера, и преступники наверняка ушли незамеченными…

– Стоп! – опомнился я. – Одиннадцать вечера? А адрес тут – Софийская двадцать шесть. Это ведь двадцать шестой дом, верно? – переспросил я полицейского. Тот удивлённо кивнул мне.

– А число! Какое сейчас число?

– Пятнадцатое, – растерянно сообщил полицейский.

Я достал мобильный телефон и глянул на экран. Точно так – пятнадцатое марта. Следовательно, вчера было четырнадцатое! Черт возьми!

Я извлёк из кармана бумажник и, поспешно подойдя к окну, вытряхнул его содержимое на белоснежный подоконник. Среди рабочих заметок, документов и кредитных карт обнаружился небольшой клочок бумаги – тот самый, что дал мне уборщик Прохоров во время нашей с ним последней встречи у городского отделения КПРФ. Трясущимися руками я развернул бумажку, и заново прочитал надпись, сделанную Сашиным почерком: «Со.26.14.23». Да это же: «Софийская, дом 26, 14 число, 23 часа»! Совпадений быть не могло: ясно, что тут значилось время и место нового убийства. Вот она – последняя, решительная, убийственная улика, явно указывающая на преступника! И подумать только: данные о готовящемся покушении всё время были у меня в руках! Но как я теперь предъявлю полиции эту записку? Ведь Ястребцов вполне может обвинить меня в сокрытии важных фактов и, чего доброго, ещё и меня самого подведёт под статью. Свалит на меня вину за все свои проколы – дескать, если бы не я, то убийство удалось бы предотвратить… На мгновения я растерялся. Неужели же документ, изобличающий преступника, придётся скрывать от правосудия?

Я как можно подробнее припомнил обстоятельства получения записки, нашу встречу с Прохоровым, его странные бессвязные слова – «не доверяйте», «это со стола второго», «это не он»… Редакционный уборщик и у меня и у Николая проходил по разряду городских сумасшедших, и кто мог знать, что он владеет такой важной информацией? Но даже если бы я придал особое значение этим писулькам, то что бы узнал из них? Что значат эти «Со.26.14.23»? Код сейфа? Дата газетной публикации? Компьютерный пароль? Или банальное напоминание для себя сделать покупки по дороге с работы? Прохорова допрашивать бесполезно – он по своей привычке просто уйдёт в себя, так что от него и слова не добьёшься. Да и известно ли ему самому хоть что-нибудь? Кто знает, в каком виде это дело предстало его повреждённому уму? Но даже догадайся я каким-нибудь чудом, что речь в записке идёт об адресе… В городе, кроме Софийской, ещё пять улиц, начинающихся с «Со»: Советская, Совнаркомовская, имени Сотникова, Софьи Ковалевской, Солдатская… Везде организовать засады? На это понадобилась бы вся полиция города. Впрочем, и пойди Николай на эти меры, то кого и когда он стал бы там искать?.. Нет, моя позиция объективно сильна – мне и не в чем упрекнуть себя, и с точки зрения закона мне ничто не угрожает…

***

Мой звонок застал Николая на каком-то совещании. Встреча, судя по всему, была жаркая – мой приятель явно был не в духе. Он попросил меня изъясняться как можно короче, и я, торопясь и сбиваясь, выложил ему всю свою расследовательскую эпопею. Чем дольше я говорил, тем внимательнее Николай слушал. В истории с запиской, решившей всё дело, я как мог, обошёл острые углы. Рассказал о Прохорове и его странной роли в редакции, о том бессвязном диалоге, который состоялся между нами у отделения Компартии, и о самой записке – по сути – нескольких цифрах, небрежно набросанных на оборотной стороне старого мятого чека… Моё объяснение, кажется, удовлетворило Николая. Он разве что поинтересовался у меня судьбой бумажки.

– Она сохранилась у меня, – ответил я.

– Молодец, что не выбросил. Да и вообще ты молодец, – задумчиво сказал Николай. – Я-то, честно говоря, всё больше на Милинкевича думал. Источник у меня тут один был, я всё в его направлении копал. А тут оказывается… Впрочем, всё вышло как вышло. Ты бумажку береги, это теперь важная улика. Я сейчас к тебе человечка подошлю, чтобы забрал её, да мне в отделение доставил.

– Ну а дальше?

– Что дальше? Арестовывать будем Васильева, да и Прохорова задержим – надо допросить его, выяснить, что ему известно, откуда он взял это послание, ну и так далее.

– Ну а я что же?

– Ты пока езжай в гостиницу, я к тебе охранника прикреплю на всякий случай.

– Ты обещал, что я смогу на допросах присутствовать, – напомнил я.

– Всё выполню. Как Васильева в отделение доставят, я за тобой машину пришлю, и делай что хочешь. Только оглашать сведения, полученные таким образом, нельзя до суда – тайна следствия. Да ты и сам всё понимаешь.

– Понимаю, – подтвердил я.

– Ну всё, мне надо бежать, а тобой через минуту займутся.

Вместе с назначенным мне в охранники хмурым желтолицым сержантом, мы молча доехали до гостиницы в полицейской «девятке». Мой спутник остался в холле, устроившись с журналом на кресле напротив входа, а я поднялся в свой номер. Чтобы скоротать время, я взялся за дело: составил план будущих статей, накидал несколько тезисов для пилотного материала, которым начну цикл публикаций о Терпилове, занёс в компьютер некоторые новые данные по расследованию, чтобы к ним впоследствии было удобнее обращаться… Работа шла быстро, но как-то без огонька. Я каждую минуту бросал взгляд на лежащий передо мной на столе телефон. Вот-вот позвонит Николай, и я поеду на первый допрос Саши в отделение полиции… Не с профессиональным интересом журналиста, не с любопытством зеваки, заглядывающего в клетку со страшным неведомым зверем, ждал я этой встречи. Меня охватило странное противоречивое ощущение, в котором вместе сплелись и оскорблённое чувство справедливости, и ненависть, и отвращение, и сочувствие, и некая тайная надежда неизвестно на что. Что произойдёт этим вечером? Узнаю ли я горькую и сложную историю, которая даст мне право бороться за Сашу, защищать его до последнего, или на все вопросы ответит тусклый потусторонний блеск в его глазах, тупой и безумный взгляд маньяка, потерявшего связь с реальностью и привыкшего убивать из наслаждения?..

Звонок раздался через полтора часа, и голос Ястребцова звучал напряжённо.

– Слушай, Игорь, ты когда в последний раз видел Васильева? – поинтересовался он.

– В редакции на прошлой неделе, а что?

– Да то, что пропал он, – озабоченно сказал Николай. – Соседи его не видели, на работе не появляется.

– Уехал, может быть?

– Проверяли: билетов на самолёт или поезд дальнего следования на него не зарегистрировано. Я уже известил коллег в Москве, и оперативники выехали к его родным и знакомым…

– Но не мог же он далеко уйти?

– Да кто его знает… Розыск объявим, разошлём его данные в гостиницы, на вокзалы, в аэропорты…

– А что же с Прохоровым? – поинтересовался я.

– Его тоже нет, – устало ответил Коля. – Он снимал комнату в коммуналке, у многодетной матери. Неблагополучная семья, пьянь одним словом. Тётка только сказала, что постоялец её не приходил двое суток подряд, а куда он делся, не взял ли с собой вещей каких – не знает. Впрочем, там, по словам моих ребят, такой бардак, что она и слона бы не заметила…

Попрощавшись с Николаем, я положил трубку, затем выключил свет и одетый лёг на кровать, заложив руки за голову. Да уж, неожиданный поворот… Где-то сейчас Саша? Прячется у подельников, или добирается на попутных машинах в какую-нибудь Тмутаракань, увозя с собой свою тайну? А куда пропал Прохоров?

Но, признаюсь, это развитие событий даже понравилось мне. Как бы там ни было, но я всё-таки привязался к молодому человеку за этот месяц, да и знакомясь по ходу расследования с изнанкой терпиловской жизни, не раз невольно ловил себя на мысли, что не так уж и осуждаю бунтовщиков, восставших против здешних нищеты и бесправия… Так или иначе, из города я теперь мог уехать с чистой душой. Я сделал всё, что от меня зависело для розыска преступника, остальное – задача полиции. Пусть теперь Коля рассылает ориентировки, прочёсывает местность и выставляет патрули на вокзалах. Для меня же дело окончено – своим бегством Саша окончательно подтвердил собственную вину. Завтра, от силы послезавтра я уже буду в Москве, и предложу первый материал о терпиловских событиях редакции «Вечёрки». А ещё через два, максимум три дня эта новость станет главным трендом российских СМИ, и надолго закрепится в заголовках центральных изданий. Терпилов наводнят корреспонденты газет и телеканалов, которые, расталкивая друг друга локтями, станут добывать эксклюзивы, бороться за интервью городских чиновников и правоохранителей, рыться в грязном белье местных воротил… С моим материалом, собранным спокойно и без суеты, я буду, конечно, вне конкуренции, и сразу же окажусь в центре информационного поля. Своя минута славы будет и у Николая – всё-таки и он сделал немало для раскрытия дела…

Если всё пойдёт так, как я надеюсь, я не останусь у Терпилова в долгу. Помогу тем, кто пострадал от местной аристократии – в первую очередь добьюсь, чтобы старик Сотников получил свою квартиру, потребую расследовать случаи злоупотребления властью в отношении местных предпринимателей, вообще, сделаю всё, чтобы разворошить здешний гадюшник. Возможно, мне удастся спасти и жителей Маврино от хищников, точащих зубы на их землю. От жуликов из «Русского картофеля» им удастся избавиться наверняка, а новые аферисты не рискнут атаковать деревню, по крайней мере, в то время, пока вокруг неё будут рыскать журналисты, отыскивая информацию о Пахомове.

Пока я размышлял так, на тумбочке у кровати задребезжал гостиничный телефонный аппарат.

«Наверное, полицейский снизу хочет отпроситься домой, – подумал я. – В самом деле, надо отпустить человека. Уже ночь на дворе, а что мне теперь может угрожать?»

– Здравия желаю, – в самом деле услышал я в трубке усталый голос дежурного. – Это сержант Малашенко с поста в холле.

– Да, я понял.

– К вам посетительница, пропустить её?

Вот этого я никак не ожидал.

– Какая посетительница? – удивлённо переспросил я.

– Девушка молодая, – он сделал паузу, видимо оглядывая пришедшую. – Около двадцати лет, в чёрном зимнем пальто и синей джинсовой юбке, – с протокольной точностью начал описывать он. – Глаза карие, раскосые, роста невысокого – около метра шестидесяти. Представилась Светланой, говорит, вы знакомы по редакции «Терпиловской правды». Спрашивала о вас у вахтёра, ну я и задержал. Вы её ждали? Пустить?

– Пустите, – разрешил я.

– Кто это может быть? – размышлял я, дожидаясь ночную гостью. – Никаких девушек в редакции «Терпиловки» я не знал, да и в Москве у меня не было знакомых, подходящих под это описание. И кому я мог понадобиться ночью? Может, это сообщница бандитов, явившаяся, чтобы убить меня? Двадцатилетняя наёмная убийца – это что-то новое. Впрочем, в этом городе меня ничто уже не удивит. Однако, странно, что она так неосторожна – не замечает полицейского в холле, в открытую идёт спрашивать обо мне у вахтёрши… Нет, тут что-то не так… На всякий случай я достал из ящика тумбочки травматический пистолет, привезённый из Москвы и, сняв его с предохранителя, втиснул в задний карман джинсов.

Через три минуты в мой номер тихонько постучались, и я, на цыпочках подойдя к двери, резким движением распахнул её. И обомлел. В жёлтых лучах лунного света, тускло освещавшего дверной проём, передо мной стояло привидение…

Глава двадцать седьмая

…Да, я не мог ошибиться, это определённо была она – девушка, которую я видел в ту страшную ночь, когда был убит учитель Королёв. Те же раскосые брови, те же длинные пепельно-серые волосы, тот же заострённый нос, и тот же глубокий, странный, стеклянный взгляд. Оцепенев, я пристально смотрел на призрака, не в силах оторвать от него глаз, и почти физически ощущая, как волосы шевелятся у меня на голове. Казалось, сделай привидение шаг ко мне, и я упал бы в обморок. Но девушка смотрела робко и удивлённо.

– Можно мне войти? – нерешительно сказала она наконец.

Её голос, нормальный, живой человеческий голос, привёл меня в чувство.

– Да, пожалуйста, – хрипло произнёс я, отступив назад.

Она зашла в номер, огляделась вокруг и присела на краешек постели, тщательно подобрав юбку, как бы стараясь занять как можно меньше места.

– Игорь Евгеньевич, вы, наверное, удивлены, что я так поздно ночью пришла. Но, поверьте, мне больше некуда идти, и у меня на одного вас надежда осталась, – сказала она после долгой паузы.

– Какая надежда? – всё больше удивляясь, выговорил я.

– На спасение Саши… Я больше не знаю, куда обратиться, поэтому…

– Подождите, вы говорите о Васильеве? – перебил я.

– Да, о нём. В полицию я идти боюсь, и если вы мне не поможете, то я уже и не знаю…

– Так, давайте с самого начала, – снова остановил её я. – Во-первых – как вас зовут, откуда вы знаете Васильева, какое вообще к делу имеете отношение?

Она растерянно захлопала глазами, как бы удивляясь наивности моих вопросов, и, наконец, уставилась на меня долгим пронзительным взглядом. В один миг мне показалось даже, что она собирается немедленно встать и уйти. Но она осталась.

– Меня зовут Светлана Миронова, я из города Апатиты, – торопясь, начала рассказывать она. – Мы с мамой приехали сюда на лечение около года назад.

– Вы больны чем-то?

– Нет, мама больна – у неё рак костного мозга. У нас в городе ей ничем не помогали, не было ни лекарств, ни врачей, ничего. Ну вот мы и решили сюда приехать. В Терпилове живёт мамина сестра, тётя Даша, она и предложила нам у неё временно остаться. Мол, до Москвы недалеко, а Москва столица всё-таки, там и с врачами получше будет.

– И что же дальше?

– Ну мы поездили по докторам, но ничем нам и тут не помогли. Лекарства всё равно дорогие – что у нас, что тут, хоть и достать их здесь полегче. Я думала, в Москве на работу устроюсь, я учительница по образованию, и буду маме помогать. Но работу только продавщицей, на пятнадцать тысяч нашла, лишь на проезд да на самое необходимое хватало… А маме тем временем хуже стало, и врачи её в больницу местную положили. Я тогда обратилась в городскую администрацию за помощью – совсем уже не знала, что делать. Там я с Бурматовым и познакомилась. Он был начальником какого-то комитета в мэрии.

Я вздрогнул от удивления.

– А он тут причём? – спросил я.

– Да разве вы не знаете? Ведь это он ну… организовал всё.

– Что всё?

– Убийства. И Сашу тоже он похитил.

Я сам не заметил, как опустился на стул.

– И как же вы, что же вы… – запинаясь, начал я. – Какое вы имеете отношение?..

– Бурматов мне тогда сказал, что маме моей поможет, если я… В общем… ну, приду к нему… – девушка отвернулась в сторону, и я заметил, что её глаза повлажнели. – А если в общем, я… не соглашусь, тогда он наоборот, сделает так, чтобы маму из больницы выкинули, да ещё чтобы с нас деньги по суду потребовали за лечение.

– И вы согласились?

– Ну а что делать? Деваться некуда было. Я пришла к нему, вечером, ещё думала, что он мне поможет и, может быть, пожалеет нас с мамой, а он, а он… – она разрыдалась, размазывая слёзы ладонями по лицу, как маленький ребёнок. – Как я зашла, он сразу приказал раздеваться. Я сначала отказывалась, но он стал говорить, что иначе никакой помощи мне не будет, что моя мать умрёт, а я сама сгнию на улице… А потом он меня ударил и… в общем…

– Понятно, – медленно произнёс я. – А в полицию вы жаловаться не пытались?

– Да какая полиция? Я тут на птичьих правах была, а он важный чиновник…

– Ну а дальше?

– Дальше он с мамой мне помог, определил в больницу, ну и вместе с тем стал ко мне ходить каждую неделю. Всегда пьяный, зайдёт, швырнёт на постель, руки держит… В общем, вот… Иногда избивал меня, сломал однажды мне ребро, и я неделю еле ходила. И всё угрожал, что с матерью сделает, что мне плохо будет…

– А про убийства когда он вам рассказал?

– Сначала ещё никаких убийств не было, я просто заходила к нему, когда он приказывал. А всё я поняла только после того, как учителя убили… Это на моих глазах ведь было.

– Как это?

– Ну, мне Борис примерно за месяц до того сказал, чтобы я с Королёвым познакомилась и поддерживала с ним отношения. Сказал мне, где его встретить – мол, он часто ходит в местный городской музей, на всякие выставки. Я и пошла туда…

– И встретили там учителя?

– Да… Сначала мы с ним просто дружили, переписывались, общались. Он меня иногда приглашал в кафе. А за день до убийства Борис сказал мне прийти к Королёву домой ну и… в общем опоить его. Он мне дал таблетку, которую я должна была бросить ему в стакан.

– Зачем это нужно было сделать, он не сообщил? – спросил я.

– Он сказал, что это его знакомый, которого они с друзьями хотят разыграть…

– И вы поверили?

– Ну, я старалась в это не вникать. Да у меня и в мыслях не было, что он убить его может…

– И вы всё сделали?

– Да… Я назначила учителю встречу, и пришла к нему поздно вечером. У нас ничего с ним не было, мы всё больше говорили. Он мне рассказывал, что был женат, что не может иметь детей, и вообще, что его жизнь сложилась так, что он не хочет заводить новые отношения. Мы просидели так примерно до полуночи, и как только появилась возможность, я добавила ему в бокал вина таблетку. Тут же позвонила Бурматову, и он сказал мне, чтобы я немедленно уходила…

– Но вы не ушли?

– Нет… Борис говорил, что таблетка сразу подействует, и Королёв уснёт. Но он не пил вино, а так, по глотку цедил, и всё не засыпал. А я ведь не могла уйти просто так, посреди разговора. Когда он, наконец, заснул, я уже собралась убегать, но только вышла на лестницу, как услышала там шаги Бурматова… Тогда я вернулась и спряталась в бельевой шкаф в коридоре.

– А дальше?

– Я всё видела! – истерично выпалила она, закрыв лицо руками. – Видела, как Борис бил, пытал учителя, как он его ножом резал… Играл с ним как кошка с мышкой. Подойдёт – палец ему сломает, потом надавит на живот и спрашивает – больно ли тебе? Он как маньяк какой-то был. Я смотрела из шкафа через щель, и дышать боялась, так страшно мне было.

– А за что он его пытал, что ему Королёв сделал?

– Я не знаю.

– Бурматов был знаком с учителем?

– Нет… Во всяком случае, он никогда раньше о нём не говорил, – сказала она нерешительно.

– И что же дальше? – спросил я.

– Потом он всё у него в комнате перерыл, вытащил из ящика какую-то книжку, и сбежал. Я через стенку слышала, что соседи кричат, говорят, полицию вызывать будут, но всё сидела в шкафу, боялась выйти из него. Думала, что Бурматов вернётся… Наконец, я решила, что всё утихло, и зашла в комнату учителя, чтобы свои вещи забрать и идти домой.

– Это вы его накрыли полотенцем?

– Да, я, – всхлипнула девушка. – Он голый совсем был, и мне так стыдно стало, что это из-за меня… ну… с ним случилось. Там такой беспорядок был, что я пальто не нашла своё, и сбежала из дома, пока полиция не приехала. А потом в чуланчике сидела рядом с домом, там такой есть маленький закуток в саду, для тяпок всяких и лопат, я там спряталась, и ждала, пока полиция уедет.

– И там вы увидели меня…

– Да, увидела и вышла вам на встречу. Я вас ещё в редакции видела вместе с Сашей, и Саша говорил, что вы хороший человек. Ну я и хотела попросить, чтобы вы домой мне помогли добраться. А вы вдруг сознание потеряли, и упали на землю. Я спряталась, и больше ничего не видела. Слышала только, что подъехала какая-то машина, и вас в ней увезли…

– Стоп, подождите, а Саша-то причём? Его-то вы откуда знаете?

– Мне Бурматов с ним тоже приказал познакомиться.

– Как и с Королёвым?

– Да, но только гораздо раньше, несколько месяцев назад… Он хотел, чтобы я у него разузнала про какую-то тётушку, которая должна была получить в мэрии новую квартиру. Я с ним познакомилась, попросила помочь с мамой… Узнала всё, что просил Боря, ну а потом мы начали встречаться…

– Уже втайне от Бурматова?

– Да, – покраснела девушка. – Мне казалось, что я Саше нравиться начала, да и он мне понравился. Я столько вынесла в эти полгода, что внимание доброго и хорошего человека было мне очень дорого. А потом в общем, ну… мы друг друга полюбили.

– Бурматов узнал о ваших отношениях?

– Да, узнал, когда я к Саше на работу заходила. Это, кстати, при вас было, неужели вы, меня не запомнили?

Я медленно покачал головой, вспоминая ту давнюю встречу. После интервью с мэром я вернулся в редакцию, и застал Бурматова за беседой с уборщиком Прохоровым… Эта девушка, пришедшая в «Терпиловку» к Саше, мелькнула передо мной на секунду, и я, занятый своими делами, почти не обратил на неё внимания…

– А вы не боялись, идя в редакцию, натолкнуться там на Бурматова? Неужели не знали, что он там работает?

– Борис толком об этом не рассказывал. Когда его уволили из мэрии, он сказал вскользь, что нашёл другую работу. Но о том, что он в газету устроился, я не знала.

– Ясно. Бурматов удивился, что у вас с Сашей есть какие-то отношения?

– Нет. Я думала, он изобьёт меня, он ведь меня считал своей собственностью какой-то. Но он спокойно к этому отнёсся, и только сказал мне ничего не говорить Саше о нём. А после иногда спрашивал про Сашу, как у него дела, чем занимается, и всё такое.

– А Саше вы про Бурматова рассказывали?

– Нет, я за него очень боялась. Саша бы обязательно пошёл к Борису выяснять отношения, и всё это могло плохо кончиться…

– А после убийства что было?

– Я боялась Бурматова просто до ужаса, всё вспоминала, как он мучил учителя. Но перестать с ним встречаться не могла – он бы сразу догадался, что я всё знаю. И общалась с ним как раньше, как ни в чём ни бывало.

– А он спрашивал вас – знаете ли вы об учителе?

– Спрашивал намёками, – задумчиво сказала девушка. – Мол, не звонит ли мне Королёв, ну и всё такое. Ревность даже изображал. Я сказала, что не звонит, и что вообще он мне тогда ночью сказал, что не готов отношения заводить.

– Бурматов поверил?

– Думаю, да. Я ведь не по своей воле встречалась с Королёвым, так чего бы мне с ним самой связываться? А об этом убийстве толком, вроде, нигде не сообщалось. Но я всё боялась, что Борис в итоге всё узнает, поиграет ещё со мной немного, и убьёт. Больше не за себя волновалась, а за маму – что она одна делать будет? Тогда я всё-таки решила рассказать об этом Саше.

– И рассказали?

– Да… – она вздрогнула. – Позавчера вечером.

– И что он?

– Он сначала удивился, а потом очень разозлился. Сказал, что мы немедленно пойдём в полицию, и всё там расскажем. Я отказывалась, говорила, что меня обвинят в соучастии. И тогда он сказал, что сейчас отправится к Борису сам, и заставит его признаться во всём. Я отговаривала его, но он всё-таки пошёл, и с тех пор исчез. Я весь день как на иголках просидела. И вот пришла к вам. Вы единственный, кого я хоть немного знаю в городе, и я думала, что вы в курсе этого дела… В общем, вот…

Она умоляюще взглянула на меня.

– Что же вы хотите от меня? – спросил я.

– Я не знаю… – растерялась она. – Я и Бориса боюсь, и в полицию не могу пойти… ну вы понимаете из-за чего. Может быть, вы пойдёте со мной, поможете мне найти Сашу?

Я задумался. Да уж, решение мне предстояло не из простых… Кто эта девушка? Лжёт она или говорит правду? И если лжёт, то зачем? Может быть, её подослал Саша, чтобы заманить меня в ловушку, и убрать важного свидетеля? Без моих показаний дело, конечно, не развалится: Ястребцов знает всю мою историю и просто пройдёт по моему пути повторно, собирая те же доказательства, которые нашёл я. Но, это отнимет массу времени. А не оно ли и нужно теперь преступникам? Вообще, легенда девушки очень наивна. Чтобы сломать её, достаточно немедленно сделать несколько звонков – собственно, самому Бурматову, в редакцию, в мэрию и в полицию. Ну а вдруг Саша рассчитывает на то, что я на это не решусь? Ведь это, кажется, вполне в его духе. То есть в духе того Саши, которого я знал – прекраснодушного, откровенного юноши, радеющего о вселенском благе. Но стал бы питать подобные надежды хитрый расчётливый маньяк, каким он представляется из дела? Могут ли две настолько противоположные черты одновременно уживаться в одном человеке?..