Текст книги "Хватит!"

Глава тридцать третья

В Москве я вернулся к обычной жизни. Вышел на работу в «Вечёрку», занялся решением вопросов, накопившихся за время моего отсутствия. Терпиловский случай, не оправдав моих надежд на славу, всё-таки очень взбодрил меня. Редактор не узнавал меня: к его удивлению я одну за другой предложил ему несколько интересных тем для репортажей, взял наделавшее много шума интервью у чиновника по начавшему тогда раскручиваться делу «Оборонсервиса», и даже начал проситься в командировку в Чечню – продолжить одно из своих старых, ещё коммерсантовских расследований. Но о Терпилове я не забывал, и каждый день свой начинал с просмотра новостей из города. Я со страхом и вместе – с каким-то болезненным нетерпением ожидал того, что начнут сбываться мои опасения. Вот-вот Ястребцов будет снят с должности или убит, и Силуанов возьмётся за меня… Но ничего такого не происходило. Силуанов часто светился в сводках информационных агентств, но по другим поводам – то он выступал в областной Думе, то открывал какой-нибудь памятник, то встречался с представителем Президента по центральному административному округу… Говорили, кстати, что у него начался карьерный взлёт, ему прочат какую-то важную должность то ли в Администрации президента, то ли в одном из министерств. Я иногда вспоминал слова Милинкевича, который обмолвился как-то, что мэра Терпилова выдвигают на губернаторский пост… Понятно, что всё это мало радовало меня – крупному чиновнику легче будет расправиться со мной, чем мэру заштатного городишки. Я стал даже задумываться об эмиграции – там, за границей, достать меня станет сложнее…

Время от времени мне писала Светлана, и хоть эти новости радовали меня. Её мать пошла на поправку, уже начала ходить, и врачи обещали, что женщина даже сможет справляться в ближайшее время с несложной работой. С Сашей, впрочем, всё было по-прежнему – молодой человек как и прежде сидел в терпиловском следственном изоляторе. Просвета в его деле как не было, так и нет. Следователь, назначенный ему, некий Самохвалов, тянул резину и не сообщал ничего нового… По-прежнему тайной оставалась судьба Бурматова, не могли найти и уборщика Прохорова – с момента последнего убийства тот пропал и не появлялся ни дома, ни на работе…

В начале июня я поздно вечером возвращался с пресс-конференции в Доме Журналистов на Зубовском. Поставив машину неподалёку от дома, я шёл к своему подъезду, когда заметил припаркованный у обочины полицейский «Форд». «УВД по городу Терпилову» – заметил я надпись на его борту. Когда я оказался рядом, дверь автомобиля открылась, и навстречу мне шагнул подтянутый румяный лейтенант.

– Игорь Евгеньевич! – бодро позвал он меня. – Можно с вами побеседовать?

– Можно, – я остановился на месте.

– Николай Николаевич Ястребцов поручил мне доставить вас в Терпилов. Вы можете ехать сейчас?

– А почему такая срочность? – удивился я. – И что же мне сам он ничего не сказал?

– Он занят следственными действиями, да и это дело такое, что требует не телефонного разговора.

– А если я откажусь?

– Принуждать вас мы, конечно, не имеем права. Но Николай Николаевич очень просил. Сказал, что это связано с очень важным для вас делом.

– Ладно, – после минутного раздумья согласился я. – Поехали.

Во всё продолжение пути мой спутник не проронил ни слова, а я, трясясь на пассажирском сиденье, строил догадки по поводу того, чем мог быть вызван мой неожиданный вызов в город. Может быть, в Терпилов меня заманил Силуанов? Сейчас машина остановится где-нибудь, лейтенант пристрелит меня, и выкинет где-нибудь на обочине? Да нет, вряд ли… Тогда бы меня не стали уговаривать ехать в город, а похитили бы силой. Кроме того – использовать для этого служебный полицейский транспорт? В случае моего исчезновения следы непременно приведут в город… А может быть, за меня взялся Николай? Сейчас приеду я в Терпилов, а меня под белы руки, да в то же СИЗО, где уже сидит Саша… Пришьёт мне какую-нибудь статью, да отправит на зону года на три. Так хоть он будет уверен, что я не расскажу никому об его подвигах последних месяцев… И это маловероятно. Я ведь тоже не буду сидеть сложа руки, подниму информационный шум, привлеку все свои журналистские связи… Но что же тогда?

Через два с половиной часа наша машина остановилась у здания УВД Терпилова, и лейтенант, открыв дверь, попросил меня выйти. В дверях отдела уже стоял Ястребцов. Не подав мне руку, он только коротко кивнул мне и попросил следовать за собой. Мы молча прошли несколько тёмных коридоров, и остановились возле камеры предварительного задержания, из под двери которой жёлтой полоской выбивался свет и были слышны два тихих голоса. Николай открыл дверь и впустил меня внутрь.

Посреди маленькой комнаты с зарешеченным окном стоял стол, покрытый бурым сукном, за которым сидел, разложив перед собой бумаги, полицейский капитан в расстёгнутом кителе. Он делал какие-то записи, время от времени справляясь о чём-то у своего собеседника, который, сложив руки на груди и откинувшись спиной к стенке, безучастным взглядом изучал потолок. В этом собеседнике я с удивлением узнал Прохорова.

Когда мы вошли в камеру, капитан тут же поспешно сложил бумаги в толстую кожаную папку и поднялся с места. Ястребцов пристальным вопросительным взглядом посмотрел на него, но капитан только смущённо пожал плечами, как бы извиняясь за то, что ему ничего не удалось добиться.

– Ладно, Фролов, идите, – с досадой сказал Николай, обращаясь к нему. И тут же указал мне на стул, возле стола. – А ты, Игорь, садись здесь.

– Что случилось? – спросил я, по очереди оглядывая Прохорова и Ястребцова. – Зачем ты вызвал меня сюда.

– Сегодня утром неподалёку от собственного дома на Софийской был убит Владислав Юрьевич Силуанов, мэр города, – сквозь зубы выговорил Николай. – И вот он, – он головой кверху коротко кивнул на Прохорова, – пришёл в отделение, и признался в том, что это он убийство совершил. Рассказал о том, как преследовал мэра, предъявил нож, которым его зарезал. А вот о своих мотивах рассказывать не хочет. Требовал, чтобы ты обязательно присутствовал при допросе. И фамилию твою настоящую он знает, представь себе.

Я внимательно посмотрел на Прохорова. Он улыбался краешками губ и переводил усталый взгляд с меня на Николая. Казалось, он доволен, как человек, закончивший тяжёлый рабочий день.

– Что вы хотели рассказать, Прохоров? – обратился я к нему.

Всё! – ответствовал он, с весёлой решимостью кивнув головой.

– Хорошо. За что вы убили Силуанова?

– Он у н-н-их г-главный был, – сказал Прохоров.

– У кого? – включился в разговор Николай.

– У жё-жёлтых к-крестов, – ответил Прохоров. – В Н-набереженых Ч-ч-челнах.

– Это те, в которых состоял Пахомов? – удивился я. – Но банды давно нет.

– П-погодите, и об э-этом уз-узнаете…

Прохоров подсел ближе к столу, и медленно и спокойно начал рассказывать…

Я уже знал, что убитый олигарх Пахомов прибыл в Терпилов из Набережных Челнов, после того как «Жёлтые кресты», банда, в которой он состоял, оказалась в центре внимания полиции и распалась. Но в город он приехал не один. С ним вместе прибыл и главарь «Крестов», тот самый таинственный предводитель банды, который всё время оставался в тени, и в существование которого не верили даже следственные органы. Этим главарём был Владислав Силуанов. Терпилов для него – родной город, и здесь он надеялся отсидеться в то время, пока милиция будет рыть землю, отыскивая его в Набережных Челнах. Здесь крестовские бандиты начали организовывать новую банду, в неё вошли как сам Силуанов и Пахомов, так и некоторые новые члены – Дмитрий Свиренков, командовавший в Терпилове небольшой бригадой рекетиров и Виктор Обухов, недавно ставший секретарём местного суда – на него банда возложила связь с правоохранительными органами. Среди множество шестёрок и пешек, окружавших шайку, был и Прохоров… Сначала банда пыталась организовать свою деятельность по типу Набережных Челнов – местные коммерсанты были обложены данью, бойцы бригады взяли под контроль торговлю наркотиками и проституцию… Однако, масштабы всего этого бизнеса были слишком невелики, и не удовлетворяли крестовских бандитов, ещё недавно ворочавших миллионами. Случайно Силуанов узнал о том, что в Терпилове наездами живёт крупный предприниматель Белозёров. Даже по нынешним временам его бизнес был весьма внушителен: в Москве он владел тремя радиостанциями, звукозаписывающей компанией, являлся продюсером нескольких, довольно известных в те годы звёзд эстрады… Силуанов распорядился похитить его дочь, восьмилетнюю Нику, и потребовать с отца выкуп. Преступление должен был организовать Пахомов, который угрозами и запугиванием привлёк к делу классного руководителя девочки – Королёва. Тот по приказу Пахомова организовал экскурсию в Ростов, где похитители и схватили Нику. Девочку спрятали в сарае далеко за городом, а сторожить её назначили мелкого бандита Прохорова… Подождав неделю, пока суета вокруг исчезновения ребёнка утихнет, банда связалась с Белозёровым и потребовала выкуп – два миллиона долларов. При этом бизнесмену дали понять, что бандиты связаны с милицией – ему сообщили некоторые подробности дела, которые были известны только сотрудникам органов – эти данные были получены через связи Обухова. Но ответ отца был неожиданным: он наотрез отказался платить.

– Что, запросили много? – перебил рассказчика Ястребцов.

– Прохоров криво ухмыльнулся побледневшими губами.

– Не-нет. С-с-сказал, ре-ребёнок не мой, п-п-п-приёмный, а б-бабки такие н-н-на до-дороге не валются…

Похитители снизили сумму выкупа, затем ещё и ещё. Но Белозёров был непреклонен. Тогда Силуанов распорядился убить ребёнка в назидание отцу. Не доверяя это дело посторонним, главари шайки вместе собрались в заброшенном сарае. Силуанов хотел, помимо прочего, связать своих новых подельников кровью, чтобы лучше контролировать их. Но бандиты, на счету которых было не одно хладнокровное убийство, перед ребёнком спасовали – никто из них не решался выполнить жестокое распоряжение.

Тогда в дело вступил сам Силуанов… Было это поздней ночью, все собравшиеся были сильно пьяны…

– Ну а ты что? – процедил сквозь зубы Ястребцов, с презрением глядя на Прохорова. – Ты же тоже там был. При тебе ребёнка убить собрались, а ты бошку в задницу засунул?

– Я… я… я… – начал заикаться Прохоров. И вдруг, вскочив с места, поставил ногу на табурет, и закатал штанину на левой ноге до колена. – Во-вот! – торжественно сказал он, победно осматривая нас. Его нога была страшно изувечена – коленная чашечка снесена почти до основания, а вся голень покрыта глубокими шрамами.

– Что это? – брезгливо спросил Николай.

– Вы-выстрелил мне в но-ногу! – сказал Прохоров.

– Кто выстрелил? Силуанов?

– Д-д-да, – ответил Прохоров.

– Ты защищал девочку? – догадался я.

– За-защищал, – согласно закивал Прохоров. Я её ко-кормил, жи-жил с ней д-две не-не-недели. Да-даже с-с-сказки ей читал. Жа-жалко было… Я п-просил их не т-трогать, от-отпустить. В ногах ва-валялся. А он не с-с-слушал…

Потеряв от выстрела сознание, Прохоров долго лежал на земляном полу сарая. Что было дальше, он не знал… В сознании его сохранились только страшные, дикие крики жертвы, чей-то рёв, и нервный, полоумный смех кого-то из палачей, у которого при виде казни не выдержали нервы… Очнулся он через несколько часов в больнице, куда его отвёз Пахомов. Спустя несколько дней олигарх снова зашёл к нему, принёс какие-то вещи, оплатил дорогостоящее протезирование колена… Кстати, он сказал Прохорову, что девочка убита, а труп её приказано было закопать Королёву – так банда связала обязательствами и его. При виде изуродованного тела своей ученицы бедный учитель потерял сознание… В качестве утешения Пахомов дал ему около тридцати тысяч долларов, которые Королёв и передал матери пропавшей девочки… Выйдя зимой девяносто девятого года из больницы, Прохоров узнал, что банда распалась. О причинах этого ему ничего не известно. То ли дело было в происшествии с девочкой, то ли в причинах чисто экономических – мелочёвкой и рэкетом бандиты пробиваться не хотели, а их план с похищениями провалился. Прохоров слышал только, что Пахомов, резко протестовавший против расправы над девочкой, сильно поругался с Силуановым, дело у них дошло даже до взаимных угроз. С этого момента Пахомов отошёл от дел, усилил охрану, и надолго заперся в своём особняке… С тех пор минуло пятнадцать лет. Силуанов и другие участники банды заняли видные должности в городских структурах, и вели успешный бизнес. Пахомов же продолжал жить в своём особняке. Про Прохорова бандиты забыли – он был незначительной пешкой в их игре, а получив ранение, и вовсе выпал из поля их зрения. Он тихо жил в съёмной маленькой комнатке в общежитии на окраине города. Ввиду своего увечья он не мог зарабатывать много и перебивался мелочёвкой – то устраивался разнорабочим в магазин, то занимался расклейкой рекламных объявлений, то сторожил что-нибудь. Наконец, он осел в редакции «Терпиловки», которая имела для него ещё тот плюс, что там можно было оставаться на ночь – это помогало экономить на плате за комнату.

Странно, но всё это время он продолжал общаться с Пахомовым. Позже я не раз задумывался об этой удивительной связи двух настолько непохожих и по социальному, и по материальному положению людей. Особенно поражало в ней то, что Прохоров, по всей видимости, никогда не просил Пахомова помочь ему деньгами, тот же в свою очередь эту помощь не предлагал. Думаю, Пахомов бессознательно ценил это знакомство как напоминание о первой и последней вспышке человеческого в себе. Будучи жестоким убийцей, «конченым человеком», как он характеризовал себя в беседе со священником, он вдруг встал на защиту ребёнка, на одно мгновение за многие, может быть, годы оказавшись на стороне добра. И потому-то он не предлагал денег: эти отношения они могли испортить. Прохоров, конечно, чувствовал это, и со своей стороны не просил ничего…

Около двух лет назад карьера бывшего главаря «Жёлтых крестов» Силуанова пошла в гору – он стал мэром города, который задолго до того был опутан им настоящей криминальной сетью, а недавно его начали прочить в важные сановники. Но его очень волновало прошлое, по словам Прохорова, он несколько раз пытался встретиться с Пахомовым, желая получить от него гарантии неразглашения его тайн. Но тот наотрез отказался общаться с бывшим патроном. Между ними назревал конфликт… В то же время головы подняли и другие бывшие соучастники Силуанова – судья Обухов и бывший рэкетир, а ныне крупный бизнесмен Дмитрий Свиренков. Оба они в аппаратном росте своего главаря почувствовали шанс и для себя. Но груз прошлых лет Силуанов за собой тащить не желал. Он решил расправиться с бывшими подельниками. Для этого у него нашёлся сообщник – Борис Бурматов. Силуанов подметил его беспринципность и необычную физическую силу ещё когда тот был мелким чиновником молодёжного отдела горадминистрации. Сначала мэр хотел сделать Бурматова просто своим телохранителем, но быстро понял, что чиновника можно использовать и для других целей – ради денег и повышения по служебной лестнице тот был готов на всё. Силуанов начал приближать к себе молодого человека – повысил в должности, разрешил ему собирать взятки с местных мелких бизнесменов. Скандал с уничтоженной гуманитарной помощью погорельцам оказался, по всей видимости, неожиданностью и для мэра, и он сам был разочарован необходимостью уволить Бурматова. Но в то же время это увольнение оказалось выгодно для планов Силуанова – Бурматов в частном с ним разговоре сообщил, что готов на всё, ради того, чтобы вернуться в администрацию. Мэр понял, что может распоряжаться бывшим подчинённым в любых целях. На время он устроил его в редакцию местной газеты… Первым его приказом было нападение на судью. Мэр позвонил Обухову и назначил с ним ночную встречу – чтобы обсудить будущее сотрудничество после его перевода в Москву. Этим и объяснялось то, что на месте преступления обнаружили накрытый стол – Обухов приготовил его к приходу Силуанова. Но вместо мэра на встречу явился убийца…

Убийство было решено замаскировать под политическую акцию – у судьи имелось множество врагов. Это могло спрятать истинные мотивы нападавших от других подельников бандитов, но не от Пахомова – подобную тактику «Жёлтые кресты» несколько раз применяли ещё в Набережных Челнах, и подельник Силуанова сразу узнал бы почерк бывшего шефа. Так и случилось. Пахомов связался с ним, и у них в одном из ресторанов города состоялась продолжительная встреча. Мэр признался во всём, но уверил своего бывшего подельника в том, что тому бояться нечего – дело, мол, касается только текущих дел, ты же можешь спокойно продолжать жить своём захолустье… Силуанов думал, что успокоил Пахомова, но ошибся, тот насторожился и приготовился к атаке. Просчитался мэр и в другом – по старой памяти числя Пахомова бестолковым дуболомом, не способным ни на что, кроме махания кулаками, он не знал, что за последние годы, которые Пахомов провёл в страхе, окружая себя разнообразными электронными системами защиты, тот стал настоящим специалистом в этой сфере, а также серьёзно заинтересовался информационными технологиями. Сразу после разговора с мэром, он обратился в московскую фирму «Аметист-консалтинг», чтобы установить постоянную слежку за Силуановым. Тамошние специалисты, имеющие связи в спецслужбах, подключили к прослушке телефонный номер мэра, и передали этот канал под контроль Пахомова… Кроме того, бывший олигарх решил усилить охрану своего жилища. В его кабинет вёл подземный ход, начинавшийся на территории кладбища, и об этом ходе ещё по старым временам знал Силуанов. Пахомов решил замуровать ту стену, где он начинался, мраморными плитами – для этого их и приготовили в кабинете. К сожалению, всё это было сделано слишком поздно…

Незадолго до своей гибели он встретился с Прохоровым, рассказал ему о встрече с Силуановым, передал одно из двух прослушивающих устройств, выданных в «Аметисте», а также запись разговоров с Силуановым, взяв с уборщика обещание на случай своей внезапной смерти передать всю собранную информацию в правоохранительные органы. Прохоров согласился, но после гибели своего приятеля испугался выполнить эту просьбу – с ничтожным человеком, вроде него, могущественному мэру ничего не стоило поквитаться. Но вместе с тем он продолжал прослушку разговоров Силуанова. Из неё он узнал о моей роли в деле. Я был прав с самого начала: о ходе расследования, включая и моё в нём участие, Ястребцов докладывал Силуанову, тот же извещал обо всём Бурматова… Именно Силуанов поручил Бурматову украсть снимок из особняка Пахомова – в суматохе убийца не заметил его, и только оказавшись на месте преступления, увидел его и понял, что он может помешать планам банды. Перед убийством учителя Королёва, ещё одного свидетеля трагедии, происшедшей пятнадцать лет назад, Прохоров, узнавший об этом из прослушки, взволновался и, чувствуя ответственность за происходящее, решился, наконец, обо всём рассказать мне. Он отправился за мной, когда я вышел из редакции, но сразу подойти не решился, а после я, заметив за собой слежку, сбежал от него…

В ночь гибели учителя бандиты намеревались убить и меня – как и рассказывала Светлана, наблюдавшая за этой сценой, Бурматов после того, как я потерял сознание, увидев «призрак», закинул меня в багажник машины. Он намеревался отвезти меня куда-то за город… Но в последний момент сообщники передумали – у них возник другой план – подставить Сашу Васильева, обвинив его во всех преступлениях. Они догадывались, что рано или поздно все мои улики сойдутся на нём, но решили помочь мне в этом – так и появилась пресловутая бумажка с записью о будущем убийстве Свиренкова на Софийской. Бурматов намеревался подкинуть её мне случайно, но Прохоров первым обнаружил записку. Разрываясь между страхом, сомнениями и чувством вины, он проследил за мной и передал эту бумажку, надеясь, что я сам найду оставшиеся улики по делу, и смогу увязать происходящее в логическую цепочку. Но, говоря со мной, он был в смятении, толком ничего объяснить не смог, и я ему не поверил… После убийства Свиренкова неожиданно исчез и сам Бурматов. Куда он делся, Прохоров не знал, но догадывался, что с ним расправился сам мэр. Он по телефону назначил Бурматову встречу неподалёку от принадлежащего ему дачного кооператива «Версилов».

После моего отъезда из города Прохорова не оставляло чувство вины. Его мучила мысль о том, что Силуанов выйдет сухим из воды, останется безнаказанным. Он решил действовать сам. Как-то вечером он дождался Силуанова у подъезда его дома. Мэр удивился появлению уборщика, которого он узнал с трудом и, судя по некоторым его оговоркам, давно считал погибшим (Прохоров предположил, что Силуанов когда-то поручил расправиться с ним Пахомову, а тот этот приказ проигнорировал), и ещё больше он удивился тому, что Прохоров от начала до конца знает всё о происходящем в городе. Прохоров попытался убедить Силуанова отправиться в полицию, угрожая тому разоблачением но тот со смехом отказался от этого. Между ними состоялась потасовка и Прохоров случайно, по его словам, ударил мэра ножом…

…После того, как Прохорова увели, мы с Николаем ещё долго сидели молча, осмысляя случившееся. Ястребцов нарушил тишину первым.

Игорь, я надеюсь, тебе не надо объяснять, что всё случившееся тут, разглашать запрещается? – начал он. – Я тебе уже говорил, что есть ответственность по закону за нарушение тайны следствия…

Я усмехнулся.

– Что, Николай, – спросил я. – Такое правосудие тебя устраивает?

– Я и сам тут, между прочим, пострадал, – ответил Ястребцов. – Меня Силуанов тоже обманул. След мне ложный подсунул, всё время за нос водил…

– На кого он тебя навёл? – спросил я.

– Да Милинкевича во всём обвинял. Мол, он шайку организовал, через свои какие-то связи в ФСБ. Мстит, дескать, за нападение на него. Ну помнишь, я рассказывал тебе, что его избили?

– Помню…

– Ну а теперь бумаги Силуанова изучили, записи вот тоже, которые мне передал Прохоров, и оказалось, что избили Милинкевича тогда по приказу самого же Силуанова. Он в «Терпиловке» на одну из его структур наехал случайно… Какой-то они со Стопоровым заказ со стороны выполняли, и задели мэра. Потом, после избиения, ходили к Силуанову, в ноги ему со слезами кидались…

– В буквальном смысле? – усмехнулся я.

– Да, – серьёзно сказал Николай. – На коленях стояли, обувь ему целовали, чтобы простил их. Я Милинкевича сегодня уже опрашивал, он мне обо всём этом рассказал. Неприятный вообще тип был покойный. А его бумаги вообще – та ещё тема…

– А что такое?

– Да компромат у него был на всех чиновников в городе, даже и на меня. Собирался вот в ближайшее время и со мной посчитаться, уже связался со Следственным Комитетом…

– Ну так неудивительно. А ты чего ждал? Ты его с поста хотел согнать.

– Да я думал, что у меня есть инструменты. Полгодика подержим его ещё, а потом снимем без лишних хлопот. И Сергей Евгеньевич, начальник ГУВД нашего, со всем этим согласен был. Но вот видишь как вышло…

– А ты знаешь, почему всё получилось так, а не иначе? – спросил я.

– Почему?

– Помнишь ты рассказывал мне о сложной системе и тяжёлых моральных выборах? Ну вот в этом-то и дело. Может быть, всё проще, и закон просто должен быть един для всех? Ведь знай Прохоров о том, что закон работает, он ведь обратился бы в полицию сразу, и всех этих бед удалось бы избежать. Разве нет?

– Нет, я думаю, что ничего ты не понимаешь, – недовольно буркнул Николай, стараясь не глядеть на меня. – Ты десктруктивно мыслишь, тебе бы лишь бы разрушать.

– Разрушать – что? Круговую поруку жуликов? Беззаконие? Всеобщее бесправие?

– Ты на машине приехал? – не отвечая, спросил Ястребцов

– Да, на машине, с твоим сотрудником.

– Тебя в Москву отвезти, или сам доберёшься?

– Сам уеду, – отмахнулся я.

– Не забудь, что писать обо всём этом ты не должен. Не посмотрю на нашу детскую дружбу, привлеку по закону, мало не покажется. Тебе ясно?

– Ясно, – усмехнулся я.

Николай сухо кивнул мне и, не подав руки, вышел из камеры. Я покинул здание полиции и отправился искать такси.