Текст книги "Хватит!"

Глава двадцать девятая

– Да ты понимаешь, что я могу сейчас с тобой сделать? – возбуждённо кричал Ястребцов, широко шагая по своему кабинету. – За укрывательство преступника – я могу хоть сейчас тебя под стражу отдать!

Я сидел на стуле перед широким, заваленным бумагой столом и, сложив руки на груди, упрямо глядел в пол. Битые полчаса я пытался донести до Ястребцова свою версию происшедшего. Я рассказал ему всю историю Саши, полную совпадений и почти невероятных случайностей, поведал о нападении Бурматова, и о вчерашней операции по спасению молодого человека. Я старался не скрывать никаких деталей, разве что умолчал относительно участия в деле Светланы. Ястребцову я сообщил, что не она инициировала поездку в деревню, а сам Александр, придя в сознание и освободившись от верёвок, позвонил мне с мобильного телефона, который почему-то забыл забрать у него Бурматов. Девушку же я представил дальней знакомой молодого человека, которая почти случайно оказалась с нами в гостинице. (Обо всём этом мы с ребятами условились заранее и разногласий между нами быть не могло.) Рассказывая, я чувствовал, что Ястребцов постепенно начинает верить моим словам. А моё предположение насчёт того, что информатор банды занимает высокий пост в полиции, даже навело его и на какие-то свои мысли. На несколько минут отвлёкшись от нашего спора, он достал из ящика стола толстую папку, туго перевязанную резинкой, и начал изучать бумаги, лежащие там… Я догадывался, что повлияла на Николая и беседа с Сашей, с которым он ещё ночью провёл трёхчасовой допрос… Однако, прав я оказался и в том, что вынудить моего приятеля на какие-нибудь действия будет непросто. Он возражал мне по каждому пункту, приводил сотни совершенно нелепых опровержений моей версии, и всячески старался найти в моей истории неточности. Вероятно, он был бы очень рад, если бы я запутался, осёкся и наговорил какой-нибудь противоречивой чуши. Понять его несложно – ведь ещё несколько часов назад он считал дело фактически закрытым. И вдруг как с неба падают эти новые обстоятельства, полностью меняющие всё. И надо снова рыть носом землю, таскаться по местам преступлений, опрашивать свидетелей, искать мотивы…

Наблюдая за Ястребцовым пока тот нервно ходил по кабинету, я размышлял о том, что он предпримет дальше. Собственно, варианта у него ровно два: или продолжать гнуть свою линию и обвинять Сашу, или согласиться со мной и начать розыски Бурматова. В первом случае он попадёт в очевидную ловушку: во-первых, посадить Сашу не позволю я. Мои показания неизбежно размоют аргументы следствия, а, помимо того, я буду влиять на дело через СМИ. Конечно, всё это не помешало бы Николаю законопатить Васильева за решётку, если бы он не сомневался в его виновности. Этого-то я и опасался предостерегая Сашу от похода в полицию. Но я видел, что Ястребцов колеблется – судя по всему, мои слова всё же повлияли на него. А значит, он должен понимать, что обвинив Васильева, он оставит на свободе настоящих преступников, которые, конечно, продолжат убивать. Следующая их жертва на фоне общественного резонанса, который приобретёт с моей помощью эта история, будет стоить Николаю карьеры.

Второй же вариант, в котором обвиняемый не Саша, а Бурматов, выгоден для всех: и для меня, и для Ястребцова, и для правосудия в целом. Конечно, задержание бандитов, а, следовательно, награды, поощрения и славословия в прессе, будут отодвинуты для Николая на несколько недель. Но иного выхода нет, да и поймать преступников теперь будет не так уж сложно…

Я надеялся, что, успокоившись, Николай прибегнет к моей помощи. Вот-вот в кабинет будет вызван следователь, который запишет мои показания, затем объявят в розыск Бурматова, и в то же время по-тихому начнутся поиски «крота» в полицейском управлении. Но случилось нечто совершенно неожиданное.

Пройдясь по комнате в последний раз, Николай тяжело опустился в кресло, и, локтями навалившись на стол, хмуро взглянул на меня исподлобья.

– Вот что, Игорь, – начал он после паузы. – Тебе надо уехать из города, и чем скорее, тем лучше.

– Зачем? – опешил я.

– У меня есть кое-какие соображения по этому делу, и тебе будет лучше находиться в Москве. Тут уже небезопасно.

– Так, а что будет с Сашей? Ты его отпустишь?

– Нет, этого я никак не могу сделать. Ещё как минимум на месяц я оставлю его в изоляторе.

– Но ты его подозреваешь, или нет?

– Этого я пока не могу сказать.

– А что с девушкой, со Светланой?

– Её отпустят завтра, к ней претензий у следствия нет.

– Но что ты задумал?

– Пока рано говорить. Через месяц я с тобой свяжусь. Понадобится и твоя помощь, документы тебе обещанные предоставлю. Пока же в прессе не должно быть ни слова. Могу я на тебе рассчитывать?

– Можешь. Но как же так? Как быть с Бурматовым – его же необходимо в розыск объявить? А мои показания тебе не нужны?

– Нет, пока ничего этого не нужно. Ещё раз повторюсь – всё, что необходимо, сообщу через месяц. А ты не позднее завтрашнего вечера уезжай в Москву.

Из кабинета Ястребцова я вышел ошарашенным. Что он задумал? Зачем просит меня уехать, что планирует предпринять в этот месяц, и почему ему не нужны мои показания? Хочет без меня расправиться с Сашей? Да вряд ли… Подобные дела быстро в суде не решаются, тут нужен не месяц, а, по меньшей мере, полгода-год. К тому же, как быть с резонансом? Ведь моим публикациям не помешает даже прошедший суд. И почему он не хочет посвящать меня в свои планы?

Нет, как бы там ни было, просто так этого дела оставлять нельзя. Лучше всего, конечно, задержаться в Терпилове, и как ни в чём ни бывало продолжать расследование. Но этого делать нельзя. Я пообещал Николаю уехать из города, и слово надо сдержать. Кто знает, что скрывается за этой его просьбой? Вполне возможно, мне действительно угрожает опасность, ну или будет угрожать после тех действий, которые Николай предпримет в ближайшее время.

Поискам я решил посвятить сутки, оставшиеся до отъезда. Первым делом я отправился на квартиру Бурматова. Его самого я застать, разумеется, не рассчитывал. Надежда была на соседей, знакомых, которые могли что-нибудь рассказать о нём. Жил Бурматов на девятом этаже панельного дома, в так называемой «шоколадке» – длинном коричневом здании, расположенном на Озёрской улице, напротив центрального городского универмага. Из соседей дома я застал дома только пенсионерку, жившую на одной площадке с Борисом. Его она знала плохо. Сказала только, что человеком он был необщительным и смурным, не водил домой ни друзей, ни девушек. Не участвовал он и в каких-либо соседских ссорах и сварах, что даже расстраивало старушку, которая безуспешно обращалась к нему несколько раз с просьбой подписать петицию о замене неработающего домофона. В последнюю неделю Бурматова она не видела и не слышала. Но вместе с тем сообщила она и о странном событии: пару дней назад к соседу заявилась бригада грузчиков. Из квартиры они несколько часов подряд выносили какие-то вещи – ящики, шкафы, коробки. Старушка решила даже, что Бурматов переезжает. На лестничной клетке в самом деле оказались следы, обыкновенно остающиеся при переезде – пыль, какие-то бечёвки, обрывки обоев. Судя по всему, работали грузчики грубо, в спешке не особенно жалея мебель. На площадке обнаружились ещё не выметенные уборщицей декоративные гвоздики, мелкие щепки, видимо, отколовшиеся от шкафов, когда их выталкивали через дверной проём… Неужели Бурматов, пускаясь в бега, решил прихватить с собой и всю свою мебель? Или он наскоро продал её, чтобы запастись деньгами? Но тогда почему грузчики обращались с ней так небрежно? Всё это было очень странно…

Ближе к полудню я забежал в «Терпиловку», чтобы перед отъездом забрать из кабинета кое-какие вещи. Стопорова там не оказалось – он уехал на интервью в мэрию. Милинкевича же я обнаружил в расстроенных чувствах. Он тяжело переживал удары, потрясшие тихий мирок редакции в последние три дня. Сначала на неделю в отпуск ушёл я, а затем куда-то исчезли и Саша с Бурматовым. Пропал даже уборщик Прохоров, и мешки с мусором третий день стоят в коридоре не вынесенные! Вся работа свалилась на него, Милинкевича. До пятницы ему надо написать шесть заметок – об аварии на водоканале, об установке в марте живых скульптур на Шепиловском проспекте, о новой плитке на Лермонтовской площади… А ещё – интервью о собачьем приюте с заммэра Соловьёвым, рассказ о детском конкурсе хоровой песни «Снегурочка», который со дня на день начнётся в городе. А как быть с фотографиями с праздника Масленицы, он вообще не имеет ни малейшего понятия. Туда должен был съездить Саша, но прошло два дня, а от него ни ответа, ни привета. Мало того, что всё из рук вон плохо, да тут ещё и это вчерашнее ограбление…

– Что за ограбление? – с удивлением переспросил я.

– Да, вот такие вот дела, – возмущённо заговорил Милинкевич. – Позавчера утром пришёл на работу, смотрю – кабинет наш открыт. Замок сбит, собачка сорвана. Я, конечно, вызвал полицию, но делу этим, понятно, не поможешь.

– А что унесли преступники?

– Да что унесли? Первое что попалось – компьютер вот Борин, принтер, какие-то вещи его из стола достали…

– Больше ничего не тронули?

– Нет, почти ничего. Так, покидали на пол всё, что под руку подвернулось. Моё пресс-папье финское, мраморное скинули на землю, какие-то бумажки разбросали… Словно не в редакции приличной газеты находишься, а в Гарлеме каком-нибудь. Я ещё полгода назад писал о том, что полиция неэффективно работает. Сначала на Миклуха-Маклая обокрали пивной ресторан, потом ЖЭК на Мироновской обчистили. Теперь вот и мы удостоились, так сказать, высокой чести. А сколько уличных краж, я даже боюсь назвать цифру. Осетский Виктор Данилович, начальник криминальной полиции города, заверял меня, что органы ведут серьёзную работу, ищут добровольцев, организовывают дружины. А воз, как мы видим, и ныне там. Если бы общественный контроль…

Не прислушиваясь больше к ворчанию Милинкевича, я отвернулся к своему столу и задумался. Ясно было, что ни о каких грабителях речи идти не может – целью тех, кто проник в редакцию, были именно личные вещи Бурматова. И ясно, что он приходил сюда не сам, иначе воспользовался бы ключом, чтобы не поднимать лишнего шума. Кто-то явно пытается замести следы, уничтожить любое упоминание об убийце. И к работе он подходит капитально – сначала полностью, чтобы ничего не пропустить, вычищает квартиру Бурматова, а затем похищает и его личные вещи и с работы… Одна догадка вдруг поразила меня. Я вспомнил нашу со Светланой вчерашнюю экскурсию в Яровое. Если преступники так заботились о том, чтобы скрыть всё, связанное с Бурматовым, то почему они не наведались на его дачу? Мало ли что он мог хранить там, и сам того не зная? Какая-нибудь оброненная записка, забытый бумажник, старый портфель, в котором завалялись важные документы… Были ли они наверняка уверены, что искать в доме нечего, или попросту не знали об его существовании? Что если бандиты действуют вовсе не по распоряжению Бурматова, вдруг они расправились с ним и с его подельниками, а теперь заметают следы? В этом случае дача – последний шанс найти хоть какие-то улики по делу. И время этого шанса стремительно истекает: информатор банды в полиции мог уже известить сообщников о происшествии в Яровом, и в ближайшие часы они обязательно нагрянут туда.

Нельзя было терять ни секунды. Я наскоро попрощался с изумлённым Милинкевичем, и помчался на железнодорожный вокзал.

Глава тридцатая

Пройдя последние домики деревни, я снова ступил на извилистую дорожку, ведущую к даче. На ней не было ни единого свежего следа, а значит мне повезло и преступники ещё не успели добраться сюда. Войдя через открытую калитку, я оказался на широком дворе, и уже при дневном свете окинул взглядом нехитрые хозяйственные строения бурматовской усадьбы. Заглянул в чуланчик, где прятали Сашу, обошёл площадку для автомобиля, даже внимательно изучил мусорную кучу в углу двора. В доме всё показалось мне также сыро и неприветливо, как в первый раз. Я заново осмотрел все ящики и шкафчики, заглянул в каждую щель в полу, даже поднял старый матрас, валявшийся в углу. Но ничего нового не обнаружил. По скрипучей приставной лестнице поднялся на второй этаж дома. Выяснилось, что там была своего рода жилая комната. Обнаружилась новая застеленная деревянная кровать, ковёр и маленький столик с чашкой, на дне которой лежал заплесневелый чайный пакетик. Этот пакетик удивил меня. В доме нет печи, как же хозяин кипятил воду для чая? Ответ нашёлся быстро – сдёрнув старое одеяло с кучи хлама в углу, я увидел под тряпьём и какими-то беспорядочно сваленными досками старый дизельный генератор, походный электрический чайник и даже маленький телевизор. Всё это, впрочем, было мне ни к чему. Я совсем уже отчаялся, и собирался уходить не солоно хлебавши, но, отодвинув генератор от стены, вдруг обнаружил за ним синюю продолговатую сумку из искусственной кожи, с оборванными ручками. Расстегнув молнию, я не поверил своему счастью – там находился старый ноутбук. Вероятно, использовался он в обычных дачных целях – посмотреть кино, послушать музыку, пока жарятся шашлыки. А не мог ли Бурматов хранить в нём и какие-нибудь рабочие документы? Подойдя к окну, я извлёк машину из сумки и попробовал запустить её. Это не удалось – мигнув индикаторами, и, пронзительно пискнув, она отключилась. Вероятно, на холоде сели аккумуляторы. Что ж, будем разбираться в городе.

Но, укладывая компьютер обратно в сумку, я мимоходом глянул в окно, и остолбенел: по узкой дорожке от Ярового к даче направлялись две фигуры. Кто это – местные? Не может быть. Дом находится на отшибе, и деревенским тут делать нечего. Может, полицейские, которых послал Ястребцов для проверки моей информации? Или Бурматов с подельником, пришедшие расправиться с Сашей, не зная, что тот давно находится в городе? Или – бандиты, которых о даче в Яровом известил информатор в полиции? Нет, кажется, полицейской формы на незнакомцах нет, на Бурматова никто из них тоже, вроде бы, не похож. Значит – бандиты! Я испытал то захватывающее дыхание, холодящее нервы чувство, какое бывает у человека, стоящего над бездонной пропастью, пугающей и одновременно со странной силой манящей его. Ещё минуту, и я лицом к лицу встречусь с заговорщиками, и узнаю ответ на вопрос, мучавший меня весь этот месяц… Что же делать? Спрятаться в доме и подслушать их разговоры? Я оглянулся кругом. Нет, спрятаться тут негде. Попробовать захватить их и вызвать полицию? Но их двое, а я один. Приёмов каратэ не знаю, особенной силой не отличаюсь. Не травматическим же пистолетом их пугать? К тому же, у них наверняка есть настоящее оружие. Нет, надо бежать, бежать изо всех сил, и как можно скорее! Преодолев оцепенение, я накинул сумку с ноутбуком на плечо, и стремглав кинулся вниз по лестнице. Выбежав на двор, добрался до забора с противоположной от калитки стороны. В трёхстах метрах от него чернел лес. Если я окажусь там раньше, чем меня заметят, то буду спасён. Я перемахнул через забор и, вжав в голову плечи, со всех ног бросился по сугробам к деревьям. Пригорок, узкий овраг, три берёзки, дрожащие на порывистом ветру, снова овраг. Вот и кромка леса! Я оглянулся назад, с ужасом ожидая увидеть за спиной погоню. Нет, никого нет. Часть дома и забор полностью закрывали от меня дорогу к Яровому. А если не вижу преступников я, то и они не могут видеть меня. У меня есть минут десять-двадцать прежде чем они обнаружат, что в доме до них уже кто-то побывал. Что же дальше? Бежать к железнодорожной станции? Но поезда там ходят редко – раз в час. Я с ужасом представил себе этот час на пустынной, заметённой снегом платформе… Нет, это не вариант. Лучше бы добраться до дороги и поймать машину. Я достал смартфон и открыл программу спутниковой навигации. Казалось, карта загружалась целую вечность. Но мне повезло – в двух километрах от меня обнаружился изломанный отрезок дублёра Горьковского шоссе. Не обращая внимания на еловые ветви, царапавшие лицо, и на кусты и корни деревьев, бившие по ногам, я быстро пошёл по лесу, и через десять минут добрался до дороги. Первая же машина, старенькая вишнёвая девятка, остановилась по моему сигналу.

– В Терпилов подбросите? – спросил я водителя, пожилого кавказца в потёртой кожаной куртке.

– Двести рублей, – ответил тот, меланхолично оглядев меня.

– Договорились!

Оказавшись в гостинице, я закрыл дверь номера на ключ, и принялся за изучение своего трофея. К моему разочарованию, ничего интересного на жёстком диске компьютера не обнаружилось. Сборник популярной музыки, два сезона комедийного сериала «Теория большого взрыва», несколько порнографических файлов. И ради этого я рисковал жизнью? Но к моему удивлению, на рабочем столе компьютера оказался и специально вынесенный значок интернет-обозревателя. Зачем он Бурматову, если на даче не было доступа в сеть? Я снова обратился к сумке. В самом деле, в одном из кармашков обнаружился пожелтевший пластиковый брелок 3g-модема. Я вставил его в разъём компьютера и запустил браузер. Открылась главная страница сотового оператора, предоставлявшего доступ в сеть. Я бегло пробежал её глазами. «На вашем счету 257 рублей», «рекомендуем подключить тарифные опции по тарифному плану «Экономный», «подпишитесь на извещения о новых услугах»… Я зашёл на страницу управления счётом. А вот это уже интересно – к учётной записи оператора было привязано два телефонных номера. Первый, вероятно, относился к модему, а вот второй оказался знакомым мне мобильным номером Бурматова. Что ж, замечательно – отслеживая его баланс, я узнаю что он делает с телефоном – куда звонит, пишет, выходит ли в интернет. Но на этом моё везение не окончилось, к номеру оказалась подключена и услуга дистанционного сохранения данных. В соответствующем разделе сайта обнаружился список контактов Бурматова, событий календаря, вызовов, сессий доступа в интернет и смс-сообщений. Я начал одно за другим просматривать имевшиеся там текстовые сообщения. Вот сообщение Милинкевичу с извинениями за опоздание на какую-то конференцию, вот послание Саше с просьбой не забыть фотоаппарат по дороге на интервью, вот он пишет мне, хочет договориться по поводу поездки в городскую администрацию, на конференцию к чиновнику Порошевичу. Ничего интересного, обычная деловая переписка. Я отмотал сообщения на несколько страниц назад. Нет, и там то же самое. Всё те же знакомые номера, и сухие однотипные письма. Но одно из них привлекло моё внимание. «О всё», – писал Бурматов. Что значит «всё» и что такое это «О»? Я открыл сведения о сообщении. Чёрт возьми, да ведь оно написано 28 февраля, в день, когда был убит судья Обухов! Сходилось и время: три часа ночи. Подсев к компьютеру поближе, я начал просматривать тексты по другим датам. «П ОК, маш в гар», – написано после убийства Пахомова. Видимо, расшифровывалось это – «с Пахомовым покончено, машина в гараже». Такие же сообщения относились и к двум другим убитым. А в детализации звонков нашлись и вызовы по тому же номеру, куда шли СМС. Длились они иногда по полчаса.

Но перед кем отчитывался убийца? Достав мобильный телефон, я набрал этот номер. После трёх длинных гудков трубку сняли.

– Алло? – ответил мне женский голос.

Неужели главарь банды – женщина? Не может быть!

– А шеф рядом? – наугад нерешительно спросил я.

– Он не на месте, – ответила девушка. – Ушёл обедать, а телефон оставил мне. Перезвоните через пару часов, ну или оставьте сообщение, я запишу.

– Вы знаете, я из Москвы, – осторожно начал я. – Он мне назначил встречу, и я хотел бы подъехать в ближайшие день-два, это можно?

– Да, конечно, он будет в городе в это время.

– Но вот только я город плохо знаю, как мне добраться до вас? – с трудом сдерживая дрожь в голосе, выговорил я.

– Ну откуда вы будете ехать? По Горьковскому?

– Да, – согласился я.

– От вокзала вам надо проехать по Калужской, у первого поворота свернёте налево, затем – направо, и двигайтесь прямо, пока не выедете на Угрешскую. Там увидите высокое кирпичное здание, ну и сразу за ним – мы.

Я замер от удивления. Она описывала дорогу к мэрии!

– А куда мне зайти?

– А Владислав Юрьевич не объяснял вам? Если хотите, я вас внизу встречу. Но на случай, если меня на месте не будет, подниметесь на второй этаж, а там – третья дверь по коридору налево. Если что, там табличка есть, не перепутаете.

Я растерянно поблагодарил девушку и положил трубку.

Итак, всё прояснилось окончательно. Главарём банды и заказчиком всех убийств был Владислав Юрьевич Силуанов, мэр Терпилова.