Текст книги "Хватит!"

С другой же стороны – а может ли девушка говорить правду? Это, как ни странно, при полном отсутствии против Бурматова улик, казалось мне очень вероятным. Я вспомнил всё, что знал о нём – вспомнил его циничные рассуждения в редакции, вспомнил слова Саши о том, что Бурматов пытался ограбить семью несчастного старика, вспомнил об его необыкновенной физической силе – это подтверждала и девушка, вспомнил и историю с его увольнением из мэрии, когда он выкинул собранные для погорельцев вещи… Такой человек может быть способен на всё.

Если Светлана не лукавит, в полицию идти категорически нельзя. Мне пришла на ум давняя мысль об информаторе банды в терпиловском УВД – если он действительно существует, то Сашу по первому сигналу спрячут понадёжнее, или, может быть, вовсе убьют. С трупом хлопот, известное дело, меньше… Да мне вместе с тем могут и не поверить – в конце концов, против Саши есть надёжные улики, а о Бурматове пока не известно ничего.

Итак, что же делать? Позвонить в полицию и передать Светлану с её историей на руки Ястребцову, или попытаться помочь ей? Довериться фактам и логике, или интуиции?

Несколько минут я сидел у стола, склонив голову и внимательно взвешивая все за и против, вспоминая каждый факт, каждую улику… Всё это время Светлана следила за мной взволнованным напряжённым взглядом, нервно комкая носовой платок в своих тонких побелевших пальцах. К определённому выводу я так и не пришёл. Что ж – будь что будет.

Я поднялся с места и шагнул к девушке.

– Пойдёмте! – решительно сказал я ей.

– Куда? – спросила она, вставая вслед за мной.

– Искать Сашу, – коротко ответил я.

Глава двадцать восьмая

Сборы были недолгими – я взял с собой лишь мобильный телефон да травматический пистолет, привезённый из Москвы. Вместе со Светланой мы за два часа обошли весь Терпилов. Заглянули к Бурматову домой, зашли в редакцию, даже по очереди посетили несколько кафе и ресторанов, где он, по словам девушки, любил бывать. Но результата не было. На девушку было больно смотреть: после каждой новой неудачи она всё сильнее отчаивалась, и всё большего труда ей стоило удерживать слёзы. Начал терять надежду и я. Мне уже приходило в голову, что надо бы всё же рискнуть и подключить к поискам полицию… Но Светлана вспомнила ещё одно место, где мог скрываться Бурматов. Однажды он возил её на свою дачу в село Яровое, расположенное в полусотне километров от Терпилова…

Вечером до Ярового ходила одна десятичасовая электричка. Сойдя со станции, едва освещённой двумя облепленными снегом фонарями, мы направились к посёлку по тропинке, петлявшей в сосновом лесу. Бредя в полной темноте, мы несколько раз сбивались с дороги, и то натыкались на какие-то спутанные сухие кусты, то влезали в сугробы. Но метров через триста путь расширился, а вслед за тем впереди показались и первые огни села. Светлана начала узнавать местность.

– Вот это здание я вроде бы помню, – нерешительно произнесла она, указав на кирпичный особняк новой постройки с элегантным немецким флюгерком в форме петуха на крыше. – Бурматов ещё говорил, что тут живёт какой-то важный чиновник, кажется, из «Зеленхозстроя». А его самого дом – в двух кварталах отсюда.

По-шпионски крадучись вдоль стен и на каждом повороте выглядывая из-за угла, мы добрались до противоположной окраины села, где на отшибе находилась дача Бурматова. Она представляла собой, собственно даже не полноценный дом, а какой-то двухэтажный сарай довольно уродливой формы, полусгнивший и залатанный в нескольких местах новыми досками. По периметру его охватывал невысокий деревянный забор, выкрашенный синей краской. Я обратил внимание на то, что тридцатиметровая дорожка от посёлка к дому была занесена снегом и на ней не было ни единого следа. Последние же осадки случились прошлой ночью – значит, тут не ходили как минимум сутки. Мы остановились. Наступал решительный момент. Возможно, Бурматов и сейчас в доме, и через несколько минут мне предстоит встретиться с ним лицом к лицу. Я с сомнением ощупал в кармане пистолет. Поможет ли он против такого богатыря? Ведь если для Бурматова мой выстрел окажется как для слона дробина, то он просто в две секунды обезоружит меня, ну а о том, что произойдёт после, лучше и не думать… Следовательно, надо бить наверняка, так чтобы гарантированно лишить его подвижности. Сначала – в глаза, затем поочерёдно – в солнечное сплетение и пах. Если хоть один выстрел попадёт в цель, то несколько секунд преимущества мне гарантированы. А в таких случаях именно секунды всё и решают…

Я обернулся на девушку, которая стояла у забора, сжав руки у груди. Она вся дрожала от холода и страха, и её взгляд, устремлённый на меня, был наполнен тоской и мольбой. Я догадался, что бедняжка боится, что в последний момент я передумаю и уеду, бросив её одну на произвол судьбы…

– Значит, так, Светлана, – начал я, стараясь говорить как можно спокойнее и увереннее. – От вас одной теперь зависят жизни двух человек – моя и Александра. Сейчас я пойду в дом, а если не появлюсь в течение десяти минут, вы звоните вот по этому телефону. Это номер Николая Ястребцова, моего знакомого сотрудника терпиловской полиции. Перескажите ему нашу историю и объясните, как нас найти. А после бегите по посёлку, стучите во все дома, где горит свет, и зовите людей к даче. Что угодно говорите: что грабят там, убивают, насилуют. О пожаре кричите. Главное – привлечь внимание. Если всё сделаете правильно, то, возможно, успеете спасти и Сашу и меня. Вам всё ясно?

Светлана коротко и энергично кивнула. Я отдал девушке телефон, крепко пожал её маленькую холодную ручку, и направился по узкой тропинке к дому.

Пройдя около ста метров, я остановился возле забора дачи. Осторожно перебравшись через него, я оказался на большом, заметённом снегом дворе. Теперь стало совершенно очевидно, что из дома по крайней мере сутки не выходили – на свежем снегу не было ни единого следа. Кроме главного дома тут имелись ещё три строения – навесная крыша, видимо, предназначенная для автомобиля, сарай для инструментов и прочего хозяйственного инвентаря, и покосившаяся набок кабинка туалета. Я направился к даче и, поднявшись по прогнившим ступенькам, дёрнул за металлическую ручку двери. Она издала такой звонкий и резкий звук, что я вздрогнул: мне показалось, он должен быть слышен за километр. Если Бурматов где-то поблизости, он уже знает о присутствии чужака, а, следовательно, моё главное перед ним преимущество – внезапность, утеряно. Я достал пистолет и сделал шаг назад, приготовившись к нападению. Но из дома не донеслось ни шороха. Подождав немного, я снова дёрнул ручку на себя. В ржавом замке что-то заскрежетало, резко тренькнуло, и дверь с басовитым скрипом отворилась. Шагнув в тёмное и сырое помещение, я осмотрелся кругом. Лунный свет с трудом проникал сквозь густо заросшие грязью окна, и мне пришлось не меньше минуты привыкать к потёмкам, чтобы начать различать предметы вокруг себя. В узкой комнате, застойный воздух которой пропах плесенью, были только три старых стула, стол, покрытый изрезанной клеёнкой да посудный шкаф. На второй уровень этого странного строения вела самодельная, грубо сколоченная приставная лестница, однако, воспользоваться ей я не решился – не хватало ещё впотьмах сорваться вниз и сломать себе шею. Я внимательно, сантиметр за сантиметром обследовал дом, заглядывая в каждую щель, прислушиваясь к каждому шороху. Нет, никаких следов недавнего пребывания людей здесь не было. Я запер за собой дверь и вышел во двор. Итак, Сашин след потерян. Но куда Бурматов увёз его? И что с ним сейчас? Пожалуй, теперь, когда молодой человек стал главным подозреваемым в деле, преступнику он живым не нужен. Я прошёлся взад-вперёд по двору. Прежние сомнения снова начали одолевать меня. А что если это место не имеет к Бурматову никакого отношения, а Саша всё-таки заманил меня в ловушку? Вдруг он поджидал моего приезда где-нибудь в деревне, и прямо сейчас вместе с другими бандитами идёт к дому? Может быть, мне ещё не поздно уйти? Что если прямо сейчас перемахнуть через забор и рвануть к лесу? Там у меня будет над убийцами преимущество – моё зрение уже привыкло к темноте, они же, выйдя со свету, несколько минут будут как слепые котята… Я уже сделал шаг по направлению к забору, но в этот момент странный, похожий на скрежет звук, привлёк моё внимание. Я прислушался. В маленьком сарае в углу двора кто-то шевелился. Я застыл в нерешительности. Затем снял пистолет с предохранителя и, стараясь ступать как можно тише, подошёл к двери.

– Кто там? – спросил я.

Мне ответил сдавленный стон.

Я узнал голос Саши. На двери, обитой ржавым железным листом, был новый висячий замок, и у меня ушло около трёх минут для того, чтобы при помощи найденного рядом куска арматуры сбить его вместе с петлями. Саша, связанный по рукам и ногам, в одной осенней курточке, лежал на каких-то мешках в углу. На меня он посмотрел мутным, ничего не понимающим взглядом.

– Саша, это я, Игорь Кондратьев, – медленно и отчётливо выговорил я, сев рядом с ним на корточки. – Как ты себя чувствуешь? Не ранен?

Он блуждающим мутным взглядом оглянулся вокруг себя.

– А где Бурматов? Что случилось? – спросил он. И как будто только в этот момент осознав с кем говорит и где находится, произнёс с удивлением: – А почему… вы… как вы здесь оказались?

– Я тут со Светой, – ответил я. – Она меня привезла сюда.

– Со Светой?

– Некогда объяснять, – сказал я и, нагнувшись, помог молодому человеку подняться на ноги. – Пошли отсюда!

Придерживая Сашу под руку, я дотащил его до забора и, выбив ногой калитку, вывел со двора. Идя рядом с ним, я то и дело поглядывал на часы. Как бы не прошли пять минут, назначенные мной Светлане, и она не отправилась организовывать спасательную операцию… Во-первых, я не желал беспокоить истощённого Сашу лишней суетой, а во-вторых мне очень не хотелось, чтобы о нашей истории узнал Ястребцов, которому первому должна была позвонить девушка. Лучше было не ставить его в известность, пока мне не известны все подробности дела. Впрочем, опасения оказались напрасны – пройдя с Сашей до половины дороги, я увидел Светлану, бегущую нам на встречу.

– Сашенька, Сашенька! – навзрыд кричала девушка, бросаясь на шею молодому человеку и беспорядочно целуя его в щёки, губы, лоб… Он отвечал ей слабыми поцелуями, и всё делал усилие, чтобы вырваться от меня и обнять её. Но ничего не получалось – только я отпускал его руку, как он начинал бессильно оседать на землю. Нет, Светлана не кривила душой, когда говорила, что любит Сашу, – думал я, наблюдая за этой сценой. – Пожалуй, если бы я в самом деле бросил её в деревне одну, бедная девушка в тоске и отчаянии отправилась бы на дачу сама, никого не позвав на помощь…

Кое-как нам со Светланой удалось довести Сашу до железнодорожной станции и усадить на поезд. В ночном вагоне было пусто, и я, чтобы не мешать молодым людям наговориться вдоволь, вышел в обледенелый тамбур…

Через три часа мы сидели в тёплом номере гостиницы «Грушевская» на окраине Терпилова. Саша, начавший постепенно отходить от трёхдневного заключения, энергично уплетал холодную резиновую яичницу, выпрошенную Светой в гостиничном буфете у заспанной консьержки, запивал её горячим чаем и внимательно слушал мою историю. Я подробно рассказал ему обо всём происшедшем, начиная с моего приезда в Терпилов – о своей договорённости с Ястребцовым, происшествии в Маврино, поездках в Москву… Слушая меня, Саша недовольно хмурился – ему с его прямым и откровенным характером явно претили загадки и тайны, сопровождавшие всё это дело. Но он был согласен, что на моём месте нельзя было действовать иначе.

Его же версия событий была проста – узнав историю Светланы, он отправился к Бурматову выяснять отношения. Тот чем-то оглушил его, посадил в мешок и увёз к себе на дачу, где связал и запер в чулане. О том, почему Бурматов не убил его, и куда он делся после, Саша не имел ни малейшего понятия. К другим же событиям, случившимся за прошедший месяц, он не имел никакого отношения. Никого из жертв банды, кроме учителя Королёва, он не знал, и не представлял, зачем кому-то понадобилось убивать их. Что же до Королёва, то тот в самом деле преподавал у Саши в младших классах, но ни его, ни пропавшую девочку молодой человек толком не помнил. Васильевы действительно уехали через несколько месяцев после исчезновения Белозёровой, однако этот переезд с похищением ребёнка никак не был связан. Оказалось, в Терпилове незадолго до того закрылся электронный институт, в котором работал отец Саши, проект же, которым он занимался, перенесли в одно из столичных учреждений. Мать мальчика также нашла работу в Москве, да и её сестра, за год до того перенёсшая тяжёлую болезнь, страдала от одиночества и давно умоляла родственников пожить у неё.

Возвращение Саши в Терпилов также не было связано с преступлениями. Просто молодой человек хотел вырваться из-под родительской опеки и пожить один. В Терпилове же как раз пустовала квартира. Сначала он не намеревался задерживаться тут надолго, но работа в местной газете оказалась так увлекательна, что он остался на месяц, затем – ещё на один, и, наконец, не заметил, как пролетел год. На исходе этого срока Саша снова засобирался в Москву, но тут случился болезненный развод родителей, сопровождавшийся скандалами и ссорами. Решив не мешать отцу и матери выяснять отношения, он снова отложил отъезд из города. Ну а после произошло знакомство со Светланой, и, всё сильнее привязываясь к девушке, Саша не хотел надолго расставаться с ней. Но как Бурматов узнал обо всех этих обстоятельствах и, главное, как сумел использовать их в своих целях? Кажется, подтверждалось моё давнее предположение – у убийц имелся информатор в полиции, который планомерно извещал их о ходе моего расследования. Конечно, это не Ястребцов – если бы Коля входил в банду, он вряд ли бы вообще стал связываться со мной. Зачем вовлекать в дело постороннего человека, который, не дай Бог, может ненароком и добраться до сути происходящего? На это мог быть только один разумный ответ – чтобы создать себе лишнее алиби на случай, если подозрение падёт на него. Дескать, я так старался распутать преступление, что даже привлёк внешние силы, уговорил участвовать в расследовании аж московского журналиста… Но слишком уж это тонко, а где тонко, там, как известно, и рвётся. У полицейского начальника и без того хватает средств, чтобы отвести от себя подозрения и пустить следствие по ложному следу. Но хорошая новость была в том, что источник утечки обнаружить несложно – в полиции это дело на особом счету, и тех, кто имеет к нему доступ, можно пересчитать по пальцам… Другой вопрос, который волновал меня, касался Прохорова. Я изложил Саше ту самую сцену у отделения КПРФ, когда уборщик дал мне бумажку с координатами и временем будущего убийства. Молодой человек ничего не понимал. Прохорова он знал очень давно, с первых дней своей работы в редакции. Одно время он даже помогал тому бросить пить, уговаривал его ходить на какие-то курсы… Но то, что уборщик каким-то образом связан с убийствами, удивило его не меньше моего. Что же до самой бумажки, поставившей точку в вопросе его виновности, то о том, как на ней появилась запись, сделанная его рукой, молодой человек не имел ни малейшего понятия. Только через несколько минут напряжённых раздумий, он вспомнил один эпизод – как-то вечером он, задержавшись на работе, принял странный телефонный звонок. Незнакомый голос попросил записать несколько слов для корреспондента Милинкевича, уверяя, что это связано с каким-то недавним интервью в мэрии. Саша нацарапал продиктованные ему странные буквы и цифры на первом попавшемся под руку клочке бумаги, и положил записку на стол Александру Иосифовичу. Утром её там не оказалось. Саша подумал, что Милинкевич уже получил сообщение, и не обратил на эту историю никакого внимания. Понятно, что сам Милинкевич в этой истории был ни при чём. Преступнику просто нужна была записка, сделанная почерком Саши, чтобы убедить меня в его виновности. Удивлял только странный способ, которым послание передали мне. Не надёжнее ли было подкинуть бумажку незаметно, так, чтобы я сам ненароком обнаружил её? Ведь я мог просто не поверить уборщику, или даже сдать его полиции. К тому же и вёл он себя как-то странно. Вот, к примеру, эта его фраза – «не доверяй», заставившая меня тогда серьёзно задуматься… Если мне хотели указать некое направление, то зачем всей этой таинственностью оставлять пространство для трактовок? Или, может быть, Прохоров всё-таки не связан с бандой? Но какова тогда его роль в событиях?

На всё это ответов не было ни у меня, ни у Саши. Но и не до того было теперь: надо было придумывать что делать дальше. Саша высказался первым.

– Я завтра пойду в полицию и сдамся, – решительно заявил он. – Вы подтвердите мои слова, дадите свои показания, вот и всё, дело закрыто.

Я замешкался. Слишком уж просто это было. Ну, предположим, мы явимся завтра к Ястребцову, предположим, он даже поверит нам с Сашей так, как поверил ему я – то есть вопреки всем фактам и здравому смыслу. Но что делать с многочисленными уликами, которые и я помогал собирать? Николай при всём желании не смог бы отпустить Сашу просто так. Конечно, в пользу молодого человека было бы свидетельство не только моё, но и Светланы. Однако, чего стоят слова влюблённой девушки, к тому же находящейся в городе на полулегальном положении? Да и её роль в деле сомнительна – она фактически помогла Бурматову организовать убийство учителя, а после трагедии скрылась от полиции. Её рассказы о больной матери и о страхе перед убийцей полицейских могут и не заинтересовать – всё это тонкости и полутона, а событие преступления, то, что можно прямо сейчас пришить к делу, налицо. На месте следователей логичнее всего было бы предположить, что молодые люди – сообщники, пытающиеся уйти от ответственности, подставив вместо себя невинного. Сыграет против Саши и его добровольная явка в отделение, на эффект которой он, похоже, серьёзно рассчитывает. Как это ни парадоксально, но будь он опытным преступником, подобный шаг действительно стал бы весомым аргументом в его пользу. Как же так – против него собраны улики, начат розыск. И вместо того, чтобы благополучно поселиться где-нибудь в другом городе под чужой фамилией, он сам приходит к следствию! И, главное, с чем приходит? С глупой, неправдоподобной историей, полной почти невероятных совпадений и случайностей! Это, по меньшей мере, заставило бы сыщиков задуматься и по-новому взглянуть на дело. Но Саша – человек совсем молодой, судимостей не имевший и не замеченный в преступной деятельности. С таким для следователя всё будет ясно – по неопытности не выдержал давления, сорвался и сам пришёл в полицию, в оправдание сочинив невероятную байку. Слишком уж типична эта ситуация, чтобы предполагать что-то иное… Вряд ли стоит рассчитывать и на мою дружбу с Ястребцовым – наши отношения в последние пару недель сильно осложнились… Все эти рассуждения, не раз уже промелькнувшие у меня в голове, были очевидны и бесспорны. Но как донести их до вспыльчивого молодого человека, как убедить его, что действовать надо медленно и осторожно?

Я ещё раздумывал о том, как ввести разговор в нужное русло, когда Света, робко глядя на Сашу, опередила меня, другими словами выразив те же мысли.

– Саша, а что если тебе не поверят? —поинтересовалась она. – Ты же в розыск теперь объявлен, против тебя все улики. А если ты явишься в полицию, вдруг тебя просто так не выпустят?

Саше, кажется, это не приходило в голову. Он растерянно взглянул на меня.

– Саша, Света права, – твёрдо сказал я. – Сейчас тебе опасно идти сдаваться.

– Ну так что же делать? – всплеснул он руками.

– Нам нужно независимое свидетельство в твою пользу.

– Что именно?

– Ну, к примеру, алиби у тебя есть? Где ты был во время убийств? Может быть, кто-то тебя видел, или ты уезжал из города по какому-нибудь делу?

– Я не помню… Дневника я не веду, обстоятельств тех не запоминал – откуда же мне было знать, что это понадобится?

– Может быть, я не знаю, ты мусор той ночью выносил, а сосед какой-нибудь видел тебя?

– Нет, не помню ничего такого.

– Ну а история с автомобилем – как он мог попасть в руки Бурматова?

– Я за ключами особенно не следил, то оставлял их в столе, то брал с собой. Бурматов наверняка это видел, и взял их, когда они ему понадобились.

– А что же ты не убирал их подальше куда-нибудь с чужих глаз?

– Да мне и в голову не могло прийти, что кто-то машину может взять. Я даже не знал, что кто-то в редакции, кроме меня, вообще умеет водить.

– Ну а за пробегом автомобиля ты следил? Может быть, после одного из убийств, когда машина ездила за город, ты заметил, что на одометре другие показания? Ну и начал расспрашивать ребят в редакции – не брал ли кто автомобиль? Это бы косвенно свидетельствовало в твою пользу.

– За пробегом я следил, конечно, машина масло ест, надо его подливать почти каждую неделю. Но одометр у нас сломан, я на него не ориентируюсь – просто щупом уровень проверяю.

За этими разговорами мы провели почти всю ночь. Я по очереди, одну за другой, называл Саше ключевые даты расследований, он же изо всех сил вспоминал, что делал в этот день, с кем встречался, кого видел… К сожалению, результаты этого труда оказались неутешительны. Одних обстоятельств молодой человек вспомнить не смог, другие были слишком уж неоднозначны, насчёт третьих он не был уверен в свидетелях… С таким материалом идти в полицию нельзя было ни в коем случае. Осложняло ситуацию ещё и то, что он ни в коем случае не желал участия в деле Светланы. Девушка уговаривала позволить ей дать показания, но Саша ни в коем случае не хотел впутывать её в эту историю. Конечно, он был прав – от Светланы зависела и жизнь её матери, по-прежнему лежащей в больнице. Что будет с ней, если дочь окажется в следственном изоляторе? Но с другой стороны, без Светы наша история становилась совсем уж неубедительной…

Так ни к чему и ни придя, мы разошлись по гостиничным номерам. Я не мог заснуть до рассвета, ходя из угла в угол по истёртому ковру в своей маленькой тёмной комнате. Что же делать теперь? Искать Бурматова, пропавшего невесть куда, изобличать его, требовать признаний? А что если тот просто рассмеётся мне в лицо? Улик против него нет никаких. Не считать же таковыми показания Васильева, который сам подозревается в убийствах? Силой заставить его сознаться в преступлениях? Но как? Пригрозить этому буйволу травматическим пистолетом? Кроме того, узнав, что его тайна раскрыта, Бурматов уже ничего не будет стесняться, и, возможно, попытается тут же расправиться и со мной. Я вздрогнул, вспомнив изуродованные трупы, которые он оставлял после себя… Против нас было всё – обстоятельства, улики, факты. Кроме того, не стоило забывать и о влиятельном информаторе в полиции, и о том, что остальные члены банды по-прежнему неизвестны нам. Следующий удар можно ждать откуда угодно. Выход сейчас один – надо затаиться, спрятать где-нибудь и Сашу, и Светлану, и надеяться на удачу. Может быть, мне удастся найти ещё какие-нибудь улики, ну или что-нибудь откопает Ястребцов по своей линии. У меня было припасено около четырёхсот тысяч на чёрный день. Этих денег хватит для того, чтобы снять Саше и Свете квартиру где-нибудь подальше, и надёжно укрыть их и от следствия, и от преступников. Но как быть с матерью Светланы, которой необходим постоянный и дорогостоящий медицинский уход? Кто будет этим заниматься? И потом – я тоже не могу сидеть в Терпилове вечно, ожидая у моря погоды. Проходит срок отпуска, предоставленного мне в «Вечёрке», и я должен буду вернуться в Москву… В отчаянии я решался на самые безрассудные поступки – обратиться к Генпрокурору с просьбой о защите, опубликовать в интернете статью с моей версией событий, наконец, устроить громкую акцию где-нибудь на Красной площади. Но ни один из этих вариантов не выдерживал вдумчивой критики… Между тем, утренний свет уже довольно отчётливо забрезжил в маленьком окошке номера. Я взглянул на часы: было без двадцати девять. Что ж, пора будить молодых людей. Уговорю их действовать по моему сценарию, а затем – в полицию, к Ястребцову. Поговорю с ним, узнаю новости, попробую прощупать почву насчёт расследования… После надо бы и забежать в редакцию: не появился ли Бурматов? Но только подойдя к двери, я расслышал тихие напряжённые голоса на лестнице.

– Один он? – осторожно спрашивал хриплый бас.

– Нет, ещё девушка там, – отвечал ему угодливый дискант, по которому я узнал гостиничного служащего, регистрировавшего нас вечером. Я вспомнил о том, что Ястребцов собирался разослать данные Саши по гостиницам. Неужели, портье опознал Сашу по ориентировке и позвонил в полицию? Как же я мог забыть об этом и притащить молодого человека в отель!

Я приоткрыл дверь на маленькую щёлку, и выглянул в коридор. Так и есть – к номеру, в котором остановились молодые люди, осторожно подходили двое полицейских.

– Оружия у него не видели? – спрашивал один из них коридорного.

– Нет-нет, никакого оружия не было. Мне уйти, или остаться с вами?

– Подойдёте с нами, скажете, что пришли номер убирать и попросите открыть дверь. И тут же бегом вниз, дальше мы сами. Поняли?

– Да, всё ясно.

В следующую минуту события развивались молниеносно. Коридорный тихо постучал в комнату и произнёс неестественным высоким голосом: «Откройте, уборка!» Через минуту дверь с визгливым скрипом отворилась, а вслед за тем вперемешку послышались грохот мебели, крики, звуки ударов… Наконец, всё утихло, и на весь этаж громом прозвучали слова: «Александр Васильев, именем закона вы арестованы!»