Текст книги "Линия соприкосновения"

Француз как-то необычно посмотрел на детективов и медленно произнес:

– Его вдруг тоже заинтересовал флайт, брошенный нами на планете…

– И что вы ему ответили?

– То же, что и вам.

– А что конкретно его интересовало?

– Он меня спросил, не помню ли я, что забрали с флайта – рюкзаки, приборы, личные вещи.

– И всё?

– Да. Я ему сказал, что точно не помню. Но меня немного удивил его вопрос. Он меня внимательно выслушал и закончил разговор. Сегодня вы меня еще более удивляете, задавая этот же вопрос.

– А вы часто с ним общались после окончания экспедиции?

– Нет, редко. Ну, может, раз в год созванивались…

– Зачем?

– В годовщину гибели ребят.

– Понятно.

Сноу поднялся и протянул руку французу.

– Спасибо за гостеприимство и за кофе. Только попрошу вас пока о нашем разговоре никому не говорить. Вы ведь понимаете, что наши подозрения всего лишь таковыми и являются и основываются только на наших с месье Блумбергом умозаключениях.

Сарразен пожал Ричи и Айво руки и, проводив их до двери, напутствовал:

– Если у вас будут какие-нибудь новости, сообщите мне, пожалуйста. Поверьте, Добровольский мне небезразличен. Был… черт… До свидания.

Дверь закрылась. Сноу и Блумберг остались одни на крыльце. На улице по-прежнему хозяйничала непогода. Только здесь, у подножия Альп, дождь превратился в противный липкий мокрый снег, который покрывал все вокруг полупрозрачной коллоидной пленкой. Силуэты домов на противоположной стороне улицы еле проглядывали сквозь туманное белесое марево.

Глава 9

– Ты как хочешь, а я пойду в номер и немного посплю, – неожиданно выдал Блумберг, когда они подошли к гостинице.

Сноу посмотрел на него – швед и в самом деле выглядел усталым и каким-то помятым, словно несвежая наволочка.

– Ты прав, старина, иди. А я тут задержусь, кофе, что ли, выпью.

Блумберг не заставил себя уговаривать и скрылся в лифте, начав бормотать что-то про вред кофеина, но створки дверей закрылись и прервали поток красноречия. Сноу расположился в крошечном ресторанчике при гостинице. Потягивая заказанный вместо кофе кампари с биттер-лемоном, он попытался сопоставить и оценить факты.

Беседа с Сарразеном, на первый взгляд, мало что дала. Однако, по зрелому размышлению, Ричард сформулировал несколько вопросов, которые, в той или иной степени, возникали в связи с рассказом француза. Первое: похоже, Сарразен не догадывается о том, что во время экспедиции были найдены два артефакта. Тем не менее Добровольский совсем недавно вдруг задал ему вопрос о брошенном на планете флайте и вещах погибших астронавтов. Почему он задал такой вопрос – понятно. До него дошли слухи об имеющихся на Земле других артефактах, вот он и решил проверить. Но почему он задал этот вопрос только сейчас, спустя столько лет после возвращения из экспедиции? Насколько понимал Сноу, разговоры об артефактах циркулировали в среде астронавтов давно, если не всегда, и к ним если и не привыкли, то не придавали очень уж серьезного значения. Они стали неотъемлемой частью космического фольклора, обязательным атрибутом рассказов о внеземелье. И поэтому такая пауза непонятна. С момента возвращения с Веги прошло семь лет. За это время Добровольский успел слетать еще и на Ахернар, теперь уже в качестве капитана, и вопросы артефактов его до сих пор совершенно не интересовали. Хотя почему он так в этом уверен? Может быть, Добровольский давно интересовался этим, но тщательно скрывал? Нет, тот факт, что он спросил Сарразена, говорит о том, что… О чём? Да ни о чем он не говорит, кроме того, что Добровольский, похоже, подозревал о наличии других предметов и пытался выяснить это. Но почему только сейчас, а не тогда – семь лет назад?

Сноу полез в карман и достал МИППС. На пол упала небольшая бумажка. Он поднял её и понял, что это чудом сохранившаяся бумажная бирка из коллекции Добровольского. На ней с трудом, но по-прежнему можно было прочесть: «Хрустальный шар, номер три тысячи семьсот семьдесят девять дробь два». Ричард помнил, что они с полковником не смогли найти в каталоге предмета под таким номером. Вернее, он был, но без всякой дроби. А это значит… это значит, что… Ричарда осенило. Это значит, что аккуратист Добровольский давным-давно пронумеровал свою коллекцию, а этот предмет появился позже, отсюда и дробь! Ну, конечно. Сноу еще раз взглянул на клочок бумаги и вспомнил, что все другие таблички в коллекции Добровольского из металла, и только эта – бумажная. Значит, сделана недавно и на скорую руку! Всё сходится – Хрустальный шар попал к астронавту после экспедиции, много позже, возможно, что буквально на днях! Но тогда где находился артефакт всё это время, кто его прятал?

Ричард отставил полупустой бокал и задумался. А не мог Добровольский обменять или купить шар у кого-нибудь? Вполне. Но тогда почему он присвоил ему не очередной порядковый номер, а втиснул в середину коллекции с дробью «два». Первое, что приходило в голову, это то, что он хотел подчеркнуть принадлежность шара к планете Желтый глаз! Ну конечно! Он не мог уже поменять нумерацию всей коллекции и использовал один номер дважды. Сноу поднял голову и осознал, что рядом с ним висит дроид-официант и что-то настойчиво спрашивает.

– Что? – переспросил Ричи, с некоторым усилием переключившись на действительность.

– Не хотите ли сделать заказ, месье? У нас сегодня…

– Да, давай омлет с беконом и моцареллой и горячие гренки.

– Заказ принят, месье. Срок исполнения – пять минут, – ответил дроид. – Чай, кофе?

– Минеральную воду с газом.

– «Перье»?

– Да, пока всё, – отпустил его взмахом руки англичанин.

Он опять погрузился в размышления. Получается, что Добровольский, недавно обнаружив артефакт, стал что-то выяснять. Переговорил с Сарразеном, взял билет… Минуточку, куда он там собрался лететь? Ричард достал МИППС и пролистал записную книжку. Ага – вот! Забронирован билет на Фомальгаут. На Фомальгаут? Но почему не на Вегу, не на Желтый глаз? А что там у нас на Фомальгауте? Сноу нашел данные по колонии на Фомальгауте и начал просматривать. Дата открытия, первые годы, поселения, строительство космопорта, связи с Землей… Нет, ничего особенного. Но зачем-то он собрался туда лететь! Зачем?

Неожиданно забрезжила мысль. Ричард набрал номер Дугласа Пирса – начальника аналитического отдела, старейшего и, пожалуй, самого опытного сотрудника КОНОКОМа.

– Ричард? – на экране появилась унылая физиономия Пирса, обрамленная копной седых волос. – Здравствуй.

– Дуг, старина, привет! Не мог бы ты мне немного помочь? – без особых предисловий заговорил Сноу.

– Что надо? – хмуро посмотрел на него Пирс.

– Посмотри на главном вычислителе, Александр Добровольский ни с кем не заказывал разговоров по субкосмической связи?

Пирс секунду помолчал, зачем-то потрогал очки на носу и ответил:

– А почему ты это спрашиваешь у меня, а не у начальника отдела связи и коммуникаций Ндиди Массены?

– Дуг, ты же знаешь, какой зануда и крючкотвор этот Массена. Обязательно потребует официальную заявку, подписанную курирующим замом…

– …а потом, когда ты попросишь копию разговора, запросит еще и санкцию прокурора, – завершил за него Дуглас.

– Ну, вот, Дуг, ты и сам всё прекрасно понимаешь! – воскликнул Сноу. – Помоги, у тебя же есть допуск.

Пирс долго не мигая смотрел на Ричарда, потом его лицо исчезло – он положил коммуникатор на стол. Сноу набрался терпения и стал ждать. Не прошло и трех минут, как картинка на мониторе МИППСа качнулась, и на экране снова появился Пирс:

– Да, заказывал и говорил.

– С кем?

– Фомальгаут, археологическая экспедиция на планете Дионис.

– Фомальгаут, Дионис? – замер Сноу. – А с кем говорил?

– С начальником экспедиции Нейлом Парсонсом, геофизиком.

Ричард несколько секунд смотрел на Пирса:

– С Парсонсом? – Дуглас молчал, справедливо не считая реплику Ричарда вопросом. – Слушай, а нельзя ли…

– Можно, Ричи, всё можно, – усмехнулся начальник аналитического отдела. – Но только я вынужден доложить об этом Дон Кимуре. Потом, позже. Я уж умолчу об отсутствии санкции прокурора на прослушивание…

– Дуг, спасибо, дружище, ты даже не знаешь, как меня выручил! – Сноу был искренне благодарен немногословному и опытному коллеге. – Вот только просьба – не надо пока ничего говорить Дон Кимуре. Я тебе потом всё…

– Нет, Ричи. Или ты мне говоришь всё сейчас, или я докладываю директору.

Несколько томительных секунд Сноу боролся с собой. Наконец, выдавил:

– Хорошо, слушай.

Он кратко изложил начальнику аналитического отдела о ходе расследования.

– Понял тебя, Ричи. Файл уже у тебя, пока, – Пирс отключился.

Дроид поставил перед Ричардом дымящуюся ароматом тарелку. Желудок взял верх, и агент подавил желание тут же прослушать запись. Он взял в руки нож, вилку и сосредоточился на омлете, из которого аппетитно торчали кусочки жареного бекона, помидоров и лука.

Зайдя к себе в номер, он включил коммуникатор и начал просматривать файл с разговором Добровольского с Парсонсом.

«– Нейл, привет! Я узнал, что ты сейчас возглавляешь геолого-разведывательную партию в системе Фомальгаута.

На экране появилась картинка, разделенная надвое: слева Добровольский, справа Парсонс.

– Здравствуй, Александр. Честно говоря, несколько озадачен твоим вызовом. Да, я участвую в георазведке на очень интересной планете Дионис. Это в системе звезды LP 876-10, что всего в трех световых годах от Фомальгаута. Тут с нами и археологи есть. Вырисовывается очень занятная картина. Представляешь, некоторые скальные образования вполне возможно могут оказаться… Хотя, что это я? Что-то случилось, Александр? Я могу помочь?

– Не беспокойся, Нейл, ничего особенного не случилось, просто захотелось с тобой посоветоваться, и ты можешь реально помочь, – Нейл Парсонс с сомнением покачал головой. Его худое лицо с резкими чертами не выражало никаких эмоций. Добровольский продолжил: – Во время пребывания на Желтом глазу тебе не попадались необычные образцы местных минералов?

– Желтый глаз? Там разные породы встречались, но… А что ты имеешь в виду под словом «необычные»?

– Ну-у… несколько замялся Добровольский, – какие-нибудь нехарактерные свойства.

Парсонс несколько секунд думал, потом заговорил:

– Да, были такие. Во-первых, во всех образцах, взятых нами в зоне горного массива, присутствует повышенный процент…

– Нет, Нейл, я не об этом, – прервал его русский. – Речь идет о совершенно необычных свойствах, совершенно.

Парсонс озадаченно замолчал, улыбнулся:

– Уж не рассказов ли об артефактах ты наслушался, Александр? – видя, что Добровольский по-прежнему серьезно и выжидающе смотрит на него, продолжил: – Сам я никаких артефактов не видел, но слышал одну байку про Джонсона, но правда ли это, сказать не могу.

– А что ты слышал, Нейл?

– Слышал, что Джонсон, после того, как выписался из госпиталя, стал интересоваться артефактами, прямо как ты, – геофизик усмехнулся. – Причем делал он это осторожно. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь, и о его расспросах стало известно. Большинство посмеивались, считая, что ему не только ноги в катастрофе повредило, но и голову. Однако до меня доходили и такие суждения, что неспроста, мол, Оливер Джонсон, астронавт с большим опытом и стажем работы в дальнем внеземелье, интересуется артефактами. Что-то ему известно такое, чего не знают простые смертные. Но так рассуждали буквально единицы. Если хочешь знать мое мнение, то я считаю, что интерес Оливера к артефактам действительно напрямую связан с его травмой. Насколько мне известно, он отстранен от полетов?

– Да, но ты же сам знаешь, что у него сильно повреждены ноги и, он не может…

– Голова у него тоже повреждена. Никто тебе, конечно, этого не скажет напрямую, но так думают многие.

– Хорошо, Нейл, больше ничего не хочешь мне сообщить?

– Нет, – Парсонс смотрел прямо в объектив. – Через месяц я возвращаюсь, Александр.

Ни один мускул не дрогнул на лице Добровольского:

– Понял тебя, Нейл. До свидания.

– Пока».

Запись закончилась. Сноу выключил коммуникатор и задумался. Значит, не только Джонсон предпринимал попытки что-то выяснить по поводу артефактов. Добровольский активно включился в это дело. Вот только свое «расследование» он начал, не в пример Оливеру, только что. Это говорит о том, что некоторые обстоятельства, а то и вообще сам факт реального существования предметов с экстраординарными свойствами стали ему известны совсем недавно. Так в чём же тут дело, что он узнал такого, что сподвигло его срочно заняться изучением предмета, который доселе, судя по всему, мало его интересовал?

Ричард вздохнул и набрал номер Марлен, бывшей жены Добровольского. Та ответила практически сразу:

– Месье Сноу? Здравствуйте.

– Здравствуйте, мадам Дютрон. Извините за беспокойство, но у меня есть к вам один вопрос. Вы позволите?

Лицо Марлен не изменилось:

– Конечно.

– Александр вам случайно не говорил, с кем из членов экспедиции на Вегу он в последнее время встречался?

Марлен задумалась:

– А вы знаете, да. Когда он мне приносил мемори-кристалл, который я вам передала… Кстати, он вам помог?

Сноу на секунду растерялся:

– Э-э… Мой напарник как раз работает с ним.

– Хорошо. Так вот, Саша, когда мне его передавал, что-то говорил о том, что ему надо встретиться с Джонсоном.

– С Джонсоном? – переспросил Ричард. – А в связи с чем он вам вдруг это сказал?

– Я ему напомнила про конкурс, в котором будет участвовать наша дочь. Вот он мне и ответил, что, мол, хорошо, что я ему напомнила, а то он именно в этот день собирался встречаться с Джонсоном.

– А вы сами Оливера Джонсона хорошо знаете?

– Нет, что вы. Так, пару раз видела при отлете экспедиции и на каких-то официальных мероприятиях…

– Понятно, – Сноу вгляделся в изображение на экране. – А вы сейчас случайно не в квартире Добровольского?

– Да, инспектор Леруа разрешил прийти и забрать то, что мне хотелось бы сохранить.

– А сам-то он где?

– Он открыл дверь и ушел, сказав, что вернется через час.

– Мадам Дютрон, вы там не наблюдаете домашнего дроида?

– Лики? Да, он тут, – Марлен вздохнула. – Наводит порядок, который теперь никому не нужен.

– А можно я ему пару указаний дам?

– Пожалуйста, – Марлен отвернула МИППС от себя, и на экране появился дроид Лики, пылесосивший ковер на полу. – Лики, с тобой хочет поговорить инспектор Сноу. Возьми коммуникатор.

Дроид замер, выключил воздушную насадку, протянул манипулятор и, взяв МИППС, проговорил:

– Здравствуйте, инспектор Сноу. Но я бы мог и так подключиться к разговору.

– Привет, Лики. Не надо переключаться, мне так удобно с тобой разговаривать. Скажи, пожалуйста, тебе поручено следить за экспозицией минералов?

– Месье Добровольский всегда доверял мне уход за своей коллекцией, даже несмотря на мою недавнюю неосторожность.

– Неосторожность? Что ты имеешь в виду?

– Однажды в сентябре этого года я как всегда протирал полки и перекладывал образцы под руководством месье Добровольского. Один образец, когда я его сжал манипулятором, чтобы поднять и переставить, выпустил струю сжатого холодного воздуха. Струя была такой сильной, что со своих мест сдвинулись несколько камней, лежавших рядом. Месье Добровольский сначала был мной очень недоволен, но на следующий день наоборот – похвалил.

– Похвалил, – удивился Ричард. – За что?

– Месье Добровольский не сказал, лишь отметил, что если бы не я, то он многого бы не узнал.

Сноу боялся поверить своим ушам:

– А ты помнишь, с каким образцом случилась эта незадача?

– 3779.

Ричард замер:

– Точно?

Дроид не ответил. Наверное, если бы он мог пожать плечами, то сделал бы это. Сноу и сам понял, что уточнение неуместно.

– А когда образец выпустил сжатый воздух, больше ничего необычного не произошло?

– Нет.

– Когда это случилось?

– Десятого сентября две тысячи двести семьдесят седьмого года в одиннадцать тридцать утра.

Ричард на несколько секунд задумался.

– Хорошо, Лики, спасибо. Я тебя прошу продолжать заниматься коллекцией полковника Добровольского. Если ты получишь от кого-либо другие инструкции, свяжись со мной, – Ричард назвал свой номер, и вдруг ему пришла в голову одна мысль. – Скажи, тебе сообщили о смерти полковника Добровольского?

Красные окуляры робота слегка перефокусировались:

– Да, инспектор Сноу.

– И теперь тебя ждет утилизация?

– Да.

– А если тебя возьмет новый хозяин?

– Нет, инспектор Сноу. Я – старая модель. Вряд ли кто изъявит желание взять меня даже за символическую плату.

Ричард пристально вглядывался в казавшиеся безучастными красноватые линзы телеобъективов дроида. Наконец, произнес:

– Я дам указание об отмене твоей утилизации в случае, если тебя никто не возьмет. А теперь, Лики, отдай-ка коммуникатор мадам Дютрон.

Ричарду показалось, что робот секунду помедлил, но потом на экране снова появилось лицо Марлен:

– Поговорили? Всё в порядке?

– Да, мадам, большое спасибо. Можно один вопрос?

– Да, конечно.

– Кому отойдет квартира Добровольского?

Марлен явно растерялась.

– Н-не знаю… пока. Наверное, мне… Надо уточнить у моего адвоката. А почему вас это интересует?

– Я, вернее, КОНОКОМ, заинтересован в сохранении коллекции полковника Добровольского.

Женщина оглянулась, будто полки с минералами были у неё за спиной, и пожала плечами:

– Никто на неё и не покушается. К тому же она официально зарегистрирована, насколько я знаю, Музеем космонавтики в Звездном. Это в России…

– Да, мадам. Более того, как я узнал, совсем недавно внесено предложение занести её в Список мирового научного наследия. Я бы вас попросил хотя бы на некоторое время переоформить на себя владение дроидом, чтобы он смог продолжать следить за коллекцией полковника. А, может, вы его вообще себе оставите? Судя по всему, Лики надежный робот, хоть и довольно старый. Ну, это на ваше усмотрение.

Марлен несколько секунд молчала, потом ответила:

– Хорошо, мне это не трудно. Лики, действительно, мне не безразличен. Я к нему привыкла. А с квартирой в любом случае будет длительная юридическая волокита, связанная с наследованием, оформлением, перерегистрацией.

– Спасибо, мадам Дютрон. Не смею вас дольше отвлекать. До свидания.

Экран погас, и Сноу рассеянно положил коммуникатор на стол. Вот и объяснение, откуда появился экспонат 3779/2. Он буквально «вышел» из образца 3779. Кто бы мог подумать?

Многое сразу встало на свои места. Не всё, конечно, но получен ответ на очень важный и принципиальный вопрос: почему полковник Добровольский не интересовался никакими артефактами, а спокойненько перебирал свою коллекцию минералов, составлял каталоги, публиковал их, до поры до времени. Интерес появился тогда, когда дроид Лики неловко сжал образец под номером 3779 своим манипулятором чуть сильнее обычного. Немного странно, конечно, потому что усилия роботов всегда строго дозированны и стандартны, особенно в применении к предметам, с которыми они часто манипулируют.

Но это уже не суть важно. Принципиально то, что теперь понятно, откуда вести отсчет времени. Сегодня тридцатое ноября, завтра начинается календарная зима. Сноу невольно передернул плечами, глянув в окно. Там хлесткий ветер продолжал бросать пригоршнями и размазывать по стеклу мокрую снежную кашу. Зима, как всегда, бесцеремонно и решительно вступала в свои права.

Часть II
Желтый глаз

Глава 1

– Уве! – связист, опасно наклонив стул, высунулся из своей тесной каморки и придирчиво оглядел пустынный коридор. – Уве-е!

– Ну, что тебе, Рой? – донеслось из динамика откуда-то внутри каюты радиста.

Кудрявая голова мгновенно убралась внутрь.

– Какого черта не выходишь на связь? Я тебя десять минут вызываю, подумал уж, что ты втихаря вернулся!

– Был в зоне Ферритовых гор, а там связь сам знаешь…

– Подожди, у тебя же нет в задании Ферритовых гор… Какого черта тебя туда понесло?

– Залетел на минутку, взглянуть на работу нашей партии, вот и все дела. Посмотрел, как там раскопки продвигаются. Что кричишь?

– Посмотрел, оценил, помог? Небось к Линде мотался?

– Всё, кончай трепаться, лечу домой.

– Нет, теперь ты меня послушай. Давай рули на Мачту, там двоих визитеров забрать надо.

– Визитеров, на Мачте?

– Да, какая-то комиссия по като… катало… черт! Короче, комиссия с Земли. Надо забрать с Мачты и доставить сюда.

– Они что, у нас остановятся, на нашей базе?

– Да, у нас же полно свободных кают. Забыл, что биологи два месяца назад свою станцию поставили и улетели?

– А инспектировать они кого будут, нас? – в голосе Уве зазвучали тревожные нотки. – Вот же повезло!..

– С чего ты взял, что они вообще кого-то инспектировать собираются? – удивился радист. – Ладно, давай уже, дуй на Мачту – опоздаешь.

– Потому что просто так всякие комиссии не летают с места на место, – проворчал Уве и, положив флайт на крыло, начал разворот. – А нам всегда везет, как утопленникам…

Мачтой на планете Желтый глаз назывался единственный аэрокосмический терминал, приспособленный принимать большегрузные транспорты. Официально он именовался «Терминал Желтый глаз». Собранный из нескольких комплексов типа «Гелиос», космодром представлял собой немного хаотичное нагромождение огромных цилиндров, балок и сфер посреди идеально разровненной и размеченной на сектора площади в четыре квадратных километра. Его отличительной особенностью была ажурная белая мачта субкосмической связи, возвышавшаяся над желтоватой долиной на добрые пятьсот метров. Идеальное место для приема воздушных и космических судов.

Прилетевшую комиссию он вычислил сразу. Один – выше среднего роста, со спортивной фигурой, блондин, второй – тоже высокий, но худой, со светло-русыми, слегка вьющимися длинными волосами и немного нескладный. Они только что прошли контроль и оглядывались по сторонам, побросав на пол небольшие сумки.

Уве быстрым шагом подошел к приезжим:

– Здравствуйте, вы и есть комиссия с Земли?

– Да, Комиссия по каталогизации образцов, – повернулся к нему обладатель спортивной фигуры, которому на вид можно было дать лет тридцать пять. – А вы?..

– Уве Фергюссон, планетолог станции «Атлантида», – представился норвежец.

– Ричард Сноу и Айвенго Блумберг, – ответил за двоих светловолосый.

– Это все ваши вещи? Тогда прошу следовать за мной. Имейте в виду, что снаружи температура за сорок жары! И… вы взяли кислородные баллоны?

– Мы знаем и всё взяли, – пробурчал второй, худой тип и надел солнцезащитные очки.

Убедившись, что незваные гости устроились в кабине гиперфлайта на пассажирских сиденьях и положили свои саквояжи назад, Уве аккуратно поднял аппарат, набрал высоту в пару сотен метров и, развернувшись, полетел над янтарными песками. Нестерпимо яркое солнце с необычным названием Арлекин висело над горизонтом справа по курсу. Изящная мачта космопорта скрылась в янтарном жарком мареве за кормой, а под днищем гиперфлайта начала проплывать не песчаная, а всё больше каменистая пустыня. И цвет почвы сменился на желтовато-серый.

Уве краем глаза посмотрел на пассажиров: худой спал, направив в лицо раструб кондиционера, а второй молча наблюдал за проплывающим внизу унылым пейзажем.

– Лететь еще с час. Если торопитесь, могу подняться повыше и разогнаться побыстрее – сэкономим минут тридцать, – предложил он.

Сноу повернул голову и улыбнулся:

– Спасибо. Мы не торопимся, делайте так, как удобно вам. А что это вон там, правее?

– Кислородный завод. Первый из четырех построенных на планете с начала колонизации. Содержание кислорода здесь низкое – примерно 12 процентов, что почти в два раза меньше, чем на Земле. Но несколько лет назад было и того хуже – 10 процентов. Лет через десять, говорят, приблизимся к нормальному земному 21 проценту, а пока, как вы поняли, приходится таскать с собой кислородный баллон и маску, на случай, если плохо станет. Можно, конечно, пользоваться автоматической маской, но при работе в полуденных областях Желтого глаза в ней очень жарко. Вращение планеты синхронизировано с Арлекином, поэтому смены дня и ночи тут нет. Кроме того, ось Желтого глаза не имеет наклона, так что и времен года мы не наблюдаем. На одной стороне планеты вечные жара и день, на другой – ночь и холод.

Сноу едва заметно кивнул, а Уве замолчал, забрал немного выше и увеличил скорость.

Научная база «Атлантида» встретила Сноу и Блумберга тишиной – большинство её обитателей еще не вернулись с работы в различных секторах пустыни. Едва пройдя через входной тамбур, Фергюссон завернул в ближайшую дверь с табличкой «Диспетчерская» и спросил:

– Рой, а куда командированных-то селить?

Черноволосый африканец, сидевший перед пультом, крутанулся на стуле и взглянул на стоящих за спиной норвежца членов комиссии:

– Здравствуйте, – он привстал со стула. – Рад представиться: Рой Нгума – почти бессменный диспетчер этого захолустья и рассадника недисциплинированности и разгильдяйства. Вам зарезервированы номера 32 и 33. Перекусить всегда можно на камбузе. Если что – обращайтесь, всегда буду рад помочь.

Рой махнул рукой и вновь повернулся к пульту, на котором замигал индикатор вызова.

– Рой, хватит чесать языком! У меня вышел из строя навигатор. Давай, включай электронный шнур, а то придется ночевать в этой жаровне! – захрипело из динамика.

– Волгин, опять у тебя что-то сломалось? Я, в конце концов, напишу на тебя рапорт, и придется тебе платить за ремонт оборудования из своего кармана!

– Ладно-ладно, попрошу не угрожать! У меня одного, что ли, ломается? Ты давай шнур включай! Тоже мне моду взяли – угрожать…

– Пойдемте, я вас провожу, – вздохнув, сказал Уве и повел комиссию по душным коридорам базы.

Проходя мимо очередного блока приборов, Сноу успел заметить среди прочих газоанализатор. На его дисплее горели мелкие цифры: О₂ – 17 %.

– Господин Фергюссон… – окликнул его Блумберг.

– Можно просто – Уве, – продолжая шагать по коридору, полуобернулся норвежец.

– Хорошо, Уве, а сколько сейчас времени?

– Шестнадцать сорок пять. Желтый глаз живет по единому планетарному времени. Смены дня и ночи нет, поэтому и ввели земные сутки из двадцати четырех часов.

– Удобно?

Фергюссон пожал плечами:

– Черт его знает. Меня так больше вначале раздражало то, что Арлекин висит все время в одном и том же месте неба, если ты сам не передвигаешься по планете на значительные расстояния. Ну, и этот вечный день.

– А станции на темной стороне Желтого глаза есть? – поинтересовался Сноу.

– Есть, три штуки, но на каждой из них работает по десять-двенадцать человек, не больше.

– Почему?

– Сложно – холод адский, до минус девяносто пяти по Цельсию доходит, сильные ветры, вечная мерзлота, горы – в общем, полный набор.

– Почти как в Антарктиде.

– Почти. Только холоднее и вечная ночь.

– А на дневной стороне много станций?

– Да, около тридцати, я даже точно вам сказать не смогу. Есть и прообраз будущего города – Йеллоутаун. Население – тысячи три человек. Строится в умеренной зоне, ближе к сумеречной. Кстати, совсем близко от нашей станции. Так что если захочется поразвлечься, то там это можно себе позволить – лёту всего два часа, а суборбитальным прыжком – двадцать минут. А вот и ваши каюты!

Норвежец остановился около двери с номером 32. Метрах в трех виднелась дверь с табличкой 33.

– Как программировать замок под личную карточку ИПЕК, я надеюсь, вы знаете? Отлично, ну, я пойду. Да, кают-компанию найдете, следуя по желтым стрелкам, вот этим! Всего доброго!

С этими словами Фергюссон удалился, пожав на прощание руки. Сноу и Блумберг быстро освоили крошечные каюты, приняли душ, переоделись и направились подкрепиться.

Блюда, которые они выбрали на автоматической панели, хоть и назывались весьма претенциозно «рис по-кантональски», «филе-миньон», оказались не более чем съедобны, и если бы не специи и соусы, которыми воспользовались друзья, то эти местные кулинарные изыски отправились бы недоеденными в утилизатор. Сноу откупорил бутылку пива, осторожно попробовал и только после этого налил полный стакан:

– Ну, хоть пиво здесь приличное.

– Ты что, думаешь, его здесь варят?

– А что, с Земли возят, что ли? – не понял Ричи.

– С Земли не с Земли, а судя по цене, оно сюда издалека добиралось.

Сноу взял с подноса чек:

– Ого – бутылочка дороже всего обеда!

– Справедливости ради надо сказать, что такой обед могли бы и бесплатно давать, – проворчал Айво, ставя на стол пустой стакан.

– Тоже верно. Значит так. Сейчас мы с тобой…

– Какой сейчас? – удивился Блумберг. – Ночь-полночь на дворе – половина восьмого!

– Здесь солнце не заходит, и ночи нет. Ты что, забыл?

– Но всё равно – спать-то надо!

– В анабиозе почти две недели дрых, и опять спать? Успеешь отоспаться, Айво. Пока ты водные процедуры принимал, я сходил к диспетчеру Рою и выяснил, что в отношении нас с тобой он получил инструкции оказывать всяческое содействие. Поэтому нам выделен флайт номер сто семь, и стоит он в ангаре заправленный и полностью готовый к полету.

Блумберг достал из вакуумного пакетика влажную салфетку и вытер губы:

– И куда летим?

– Как «куда»? На место гибели членов экспедиции Джонсона. Допивай свое пиво, вставай и пошли.

Сто седьмой флайт они нашли без приключений и вывели его из ангара. Ричард включил связь.

– Рой, это Сноу, мы с Блумбергом собираемся вылететь в район Гранитных скал.

На центральном дисплее панели управления появилась улыбающаяся физиономия диспетчера:

– Чего это вы на ночь глядя?

Сноу скосил глаза на недобро взглянувшего на него Айво и ответил:

– Мы еще не акклиматизировались, поэтому для нас это неважно.

– Ну-ну, как знаете, но лететь вам туда на полной тяге не меньше часа.

– А мы субкосмическим прыжком…

– Нет, – посерьезнел вдруг Рой. – Пока не разрешаю. К тому же на гиперфлайте включена система «горизонт полета», она не позволит вам выйти даже на низкую орбиту. Вот полетаете здесь несколько дней, обвыкнитесь, тогда и посмотрим, а пока – извините, добирайтесь обычным воздушным коридором! Координаты ввели, маяк включен? Ну, тогда, одна сотня семь – счастливого пути. Взлет разрешаю.

Экран погас. Ричард тронул рукоятку управления и проворчал:

– Ну и черт с тобой, так долетим. Тоже мне – перестраховщик.

– Ричи, ты прекрасно знаешь, что в дальнем внеземельи никто не любит эмиссаров с большой земли, тем более членов какой-то комиссии. Неужели ты действительно надеялся, что тебе разрешат применить все навыки орбитального вождения гиперфлайта?

Ричард в ответ лишь повел плечами. Мощный флайт плавно оторвался от земли и стал быстро набирать высоту. Сверившись с приборами, Сноу включил автопилот и повернулся к Блумбергу:

– Через час будем на месте и, надеюсь, кое-что прояснится.

– Что прояснится, Ричи? – словно продолжая спор, начатый давно, вздохнул Блумберг. – Я до сих пор поражаюсь, как тебе удалось убедить Дон Кимуру в необходимости нашей поездки сюда. Наш директор никогда не отличался сговорчивостью, а тут – на тебе! Скажи, ну что мы там можем увидеть нового? Что? Разбитый ржавый флайт, гору камней?