Текст книги "Две капли – одна судьба. Серия «Лживые близняшки»"

Глава двадцать вторая

В понедельник Гурьев Ларион Софронович, учитель физкультуры, предложил желающим поиграть в хоккей на полу (тоска!), а остальным – отправиться на прогулку. Кирилл выбрал второй вариант, и вскоре уже шагал по пустой беговой дорожке вдоль теннисного корта. Утро было ветреным, но теплым, из ближайшего кафе доносился запах свежемолотых кофейных зерен. Тонкие стебли высохшей травы кружились в воздухе, оседая на площадке для прыжков. В центре поля высился шалаш из сваленных в кучу красно-белых беговых барьеров, рядом на земле валялась забытая кем-то серая толстовка и полупустая бутылка воды. Вокруг стояла тишина, только вороны каркали в кронах деревьев.

«Как насчет похода в спортзал после тенниса?» – отправил Кирилл сообщение с телефона Саввы. Приглашение предназначалось Любе: именно с ней Кириллу хотелось обсудить странное поведение Лизаветы на вершине в субботу. Однако встречу пришлось отложить: на выходные Люба уехала в Москву, на занятия балетом. Сегодняшний день идеально подходил для разговора. Лизавета сразу после занятий собиралась идти к врачу. «Записалась к гинекологу», – сообщила она Кириллу с заговорщическим видом. Значит, можно будет встретиться с Любой наедине.

Кириллу хотелось во что бы то ни стало понять, что у Лизаветы на уме. Все выходные он копался в дневнике Саввы, пытаясь выяснить, насколько силен был ее гнев. Однако краткие записи ничем ему не помогли.

«Иногда я думаю, что друзья меня ненавидят. Все до единого».

«Лизавета иногда бывает такой стервой. Ей надо что-то с этим делать».

Достаточно ли этого для обвинения? Сильно ли Лизавета разозлилась на Савву? Могла ли в отместку задушить друга? Ей ничего не стоило спуститься вслед за Саввой на кухню и припереть того к стене, а потом, никем не замеченной, вернуться в постель. В конце концов, это же ее дом, и он просто огромен. Что, если где-то в стене есть потайная лестница?

Мысли Кирилла тревожили меня. Я издевался над Лизаветой на горячих источниках. Что еще могло произойти между нами? И могла ли она потерять голову от гнева?

– Савва? – раздался позади чей-то голос.

Кирилл обернулся, но яркое солнце помешало сразу узнать говорившего. Пока тот пробирался сквозь живую изгородь, он успел придумать себе тысячу разных сценариев, один страшнее другого. Однако стоило незнакомцу подойти ближе, как страх рассеялся. Это был Илья.

– Привет, – сказал Кирилл, делая шаг в сторону, чтобы он мог идти по дорожке рядом с ним. – Я не знал, что у вас тоже физкультура.

– У нас сейчас алгебра, – ответил он. – Но я все равно ничего в ней не понимаю. Зачем тратить свое время.

Некоторое время они шагали бок о бок. Мягкая дорожка поглощала звук шагов. Ветер доносил со стороны парковки запах выхлопных газов. В воздухе мелькнуло размытое пятно: маленькая птичка, стремительно вспорхнувшая к кормушке возле сарая с инвентарем.

– Так что, ты все-таки решился? – поинтересовался Илья. – Провел с друзьями воспитательную беседу насчет розыгрышей?

– Пока нет, – рассмеялся Кирилл. – Сначала нужно сочинить речь.

– Все еще видишь в них мировое зло?

– Все еще вижу, – ответил Кирилл. «Даже яснее, чем раньше», – едва не добавил он, но удержался. Пытаясь найти другой предмет для разговора, он неожиданно заметил цитату, которую Илья нацарапал ручкой на тыльной стороне ладони: «Как переменчиво, должно быть, наше сердце – его тревожат, словно ветер гладь пруда, теченья мыслей…» Эти строки были ему хорошо знакомы:

– Тебе нравится Сильвия Плат?

Парень слегка смутился:

– Теперь ты знаешь мой самый страшный секрет: я читаю сопливые женские стихи.

– Это лучше, чем если бы оказалось, что ты их пишешь, – рассмеялся в ответ Кирилл. – Я вот пишу. Целую тетрадь исписал!

Воспоминание оказалось не из приятных: тетрадь, как и паспорт, лежала в кармане похищенной сумки. Найдется ли она?

– Ты читал «Над пропастью во ржи»?

– Да. Мне очень понравилось.

– Я трижды перечитал этим летом, – выпалил Кирилл.

Илья нахмурился.

– Неужели Савва Морозов читает такое? И пишет стихи? Сопливые, к тому же. Какой ты… многогранный.

От необходимости придумывать ответ Кирилла спас свисток учителя, собиравшего класс. Кирилл с преувеличенным энтузиазмом бросился к зданию школы, бросив Илье на прощание: «Увидимся!», С губ не сходила улыбка.

Пи-и-ип.

Сообщение от Любы. «Спортзал – это супер! – писала она. – В „ГУМе“ к семи?»

«Согласен», – пальцы Кирилла так и летали по клавиатуре. Наконец-то пришло время получить хотя бы часть ответов.

– Люба Трапина, Савва Морозов? – в комнату ожидания спортзала «ГУМа» заглянула ухоженная веснушчатая женщина в белом халате. – Все готово.

– Спасибо, – Люба поспешно свернула сайт «желтой» газеты, на котором друзья играли в «Найди пьянчужку». Суть игры заключалась в том, чтобы быстрее противника определить, пьяна ли знаменитость на фото, и успеть ткнуть в экран пальцем – один раз или дважды, если у героини снимка грудь выпадала из декольте.

Женщина в халате – на бейджике было написано «София» – открыла стеклянную дверь и пропустила их в длинный узкий коридор. Навстречу им шел другой сотрудник, мужчина, окинувший обоих одобрительным взглядом. Люба хихикнула и, улучив момент, шлепнула его пониже спины. Тот обернулся, но девушка продолжала шагать дальше, сделав вид, что ничего не произошло.

София подвела их к очередной стеклянной двери, за которой оказался небольшой бассейн. С потолка струился приглушенный золотистый свет. В колонках негромко звучала музыка и звуки природы.

– Подготовьтесь пока, – София вышла, закрыв за собой дверь.

Люба немедленно сбросила на пол купальный халат, подтянула завязки на черном бикини и забралась в бассейн.

– Идешь? – поторопила она Кирилла.

Кирилл тоже снял халат и спустился в бассейн, заполненный грязью, густой и зернистой. Ощущение было такое, будто сидишь в глубокой тарелке с овсянкой. Люба откинула голову на бортик, на лице застыло выражение крайнего блаженства. София вернулась, принесла им огуречные маски и снова скрылась, пожелав хорошего отдыха и приглушив свет.

На поверхности грязевой ванны вздувались и лопались пузырьки. Кирилл вытянулся и попытался расслабиться. Вкусно пахло огурцами, но музыка играла так громко, что скорее раздражала, чем успокаивала. Мелодия сменилась: вместо шума дождя из динамиков теперь доносился рокот тамтамов и жужжание насекомых, нарушаемое птичьим гомоном и звуками африканской флейты. Когда к этой какофонии добавились крики обезьян, Кирилл не выдержал и рассмеялся. От противоположного бортика тоже донесся сдавленный смешок. Кирилл открыл глаза и посмотрел на Любу. Та изо всех сил сжимала губы, чтобы не выдать веселья. К первой мартышке присоединилась вторая, и Кирилл понял, что больше не может сдерживаться. К его хохоту присоединилась и Люба. Кружочки огурцов посыпались с их лиц в грязь.

– Боже, – выдохнула Люба, пытаясь отдышаться, – мне кажется или эти мартышки не просто так орут?

– По-моему, такими криками они привлекают партнера, – кивнул Кирилл.

Вернувшись на свои места, ребята некоторое время лежали молча, тихонько посмеиваясь. Потом Люба снова открыла глаза и потянулась за стаканом минералки, стоявшим у бортика.

– Ты был какой-то странный всю неделю. Слишком… спокойный. Признавайся, все-таки пьешь таблетки?

Я удивился. Значит, и Люба заметила: что-то не так.

– Все в порядке, – ответил Кирилл. – Просто устал. Уроки вгоняют меня в спячку.

– Так просыпайся, братец-медвежонок, – состроила рожицу Люба. – Почтеннейшая публика рассчитывает, что на своем дне рождения ты будешь зажигать! И говоря «публика», я в первую очередь имею в виду себя.

– Постараюсь тебя не разочаровать, – хихикнул Кирилл.

В лицо пахнуло горячим воздухом, запахло серой. Мелькнула и исчезла за стеклянной дверью чья-то темная фигура. Собравшись с духом – игра начинается! – Кирилл произнес:

– Если кто из нас и ведет себя так, будто начал принимать таблетки, так это Лизавета. Причем мне кажется, что у нее какие-то не те таблетки.

Люба осторожно убрала со лба прядь волос:

– По-моему, она ведет себя не хуже, чем обычно.

У Кирилла внезапно зачесалось бедро, но опускать руки в грязь ему не хотелось.

– Ты не знаешь, где она была перед вечеринкой на День труда? Перед тем, как мы встретились у Нины?

– Серьезно? Думаешь, я помню, что было неделю назад? – повела плечами Люба. – У меня в голове каша из-за учебы.

В других обстоятельствах Кирилл поверил бы ей, но сейчас он научился обращать внимание на мельчайшие детали. Люба старалась не смотреть ему в глаза и нервно теребила браслетик на запястье.

– Мы с Лизаветой кое-что запланировали на тот вечер, а она не пришла, – соврал Кирилл, надеясь вызвать подругу на откровенность. – Иногда мне кажется, что она все еще злится. Все эти замечания обо мне и ее Гарри. Почти уверен, что в эту субботу Лизавета шпионила за нами!

«И, возможно, составляла план моего убийства, – добавил он про себя. – Так же, как до этого спланировала убийство Саввы».

– Не думаю, что она на тебя злится, – сказала Люба. Голос ее звучал немного напряженно. – Просто волнуется за Гарри.

– Волнуется? Это еще почему?

По грязи пошли волны: Люба поменяла позу, устраиваясь поудобнее.

– А как ты думаешь, Савв? Ты ведь меняешь девушек как перчатки. Портишь жизнь любой, с кем встречался.

– Неправда!

Слова Любы потрясли меня. В отличие от Кирилла, я не был уверен, что это преувеличение… Может быть, и нет. Я уже готов был во всем сомневаться.

– Давай посчитаем, – вздохнула Люба. – Вера Калинина. Ты чуть ли не силой заставил ее порвать с Богданом, а потом перестал отвечать на ее звонки. Ольга Харитонова. Говорил, что жить без нее не можешь, а позже вел себя так, будто ее и рядом нет. Даша, наконец…

Даша? Она сбежала из-за Саввы? Я напрягся, но ни одно воспоминание не промелькнуло перед глазами.

Теперь Люба смотрела Кириллу прямо в глаза. В комнате, казалось, стало тише, а сама она уменьшилась в размерах. Кирилл опустил взгляд и заметил кусочки огурца, плавающие по поверхности грязи.

Неожиданно Люба встала на ноги и поднялась по лесенке прочь из бассейна. Темные капли падали с ее тела и тяжело шлепались на пол.

– Ты куда? – Кирилл тоже привстал.

– Я совершенно забыла, что должна была ехать к отцу, – Люба закручивала на голове полотенце, не глядя на друга. – Вика сможет тебя подобрать, после тренировки?

Теперь полотенце покрылось коричневыми грязевыми пятнами.

– Люба! Погоди! В чем дело? – Кирилл рванулся к лестнице, но грязь была слишком густой и сковывала движения, заставляя двигаться медленно, будто во сне.

– Завтра в школе поговорим, хорошо? – Люба уже накинула халат. Еще секунда, и она выскользнула в коридор, оставляя за собой коричневые следы.

Дверь снова закрылась. Единственными звуками в комнате остались негромкие всплески лопающихся на поверхности грязи пузырьков; даже музыки не было слышно. Кирилл выбрался из бассейна и прижал к лицу полотенце. Что сейчас произошло? И чем Савва так насолил Даше?

Потянувшись за вторым полотенцем, он заметил на полу какой-то предмет. Смартфон. На обратной его стороне обнаружилась наклейка: девушка в балетной пачке и с дьявольскими рожками, исполняющая пируэт. Телефон Любы.

Кирилл покосился на грязные следы от шлепанцев подруги, потом снова на экран. Оперся рукой на раковину возле зеркала. Глубоко вздохнул.

Стоит ли это делать?

– Да! – закричал я, зная, что он меня не услышит.

Экран не был заблокирован: одного касания хватило, чтобы открыть меню. Дрожащими руками Кирилл нажал иконку папки сообщений. Первым в списке обнаружилось его собственное приглашение в спортзал, дальше шла обширная переписка по поводу розыгрыша Нины: Вика отчитывалась о поисках актрисы на роль полицейского, Лизавета спрашивала, не завезли ли фальшивую кровь в магазин товаров для Розыгрышей. Ниже шли диалоги о вечеринке у Нины, но ни слова о розыгрыше с похищением.

По ту сторону двери послышались шаги, и Кирилл замер в ужасе. Но кто бы там ни был, он прошел мимо, насвистывая себе под нос. Кирилл продолжил изучать телефон. Открыв папку с фотографиями, быстро начал листать изображения. Электрогитара. Люба и девочка-балерина на сцене. Выставка ювелирных украшений в Антропологическом музее. Люба и Савва на шезлонге. «Сэлфи» в полный рост. Саввы, Любы и Лизаветы на фоне горячего источника. Савва и Люба были в купальных костюмах, а Лизавета закутана в махровый халат.

Я наклонился ближе. Это была та самая фотография, на которую не попала Вика. В ушах зазвенели слова.

– Время для фото!

Жалобы Вики: «Но меня нет в кадре!»

– Так и было задумано.

Кирилл бросил быстрый взгляд на дверь, пальцы его дрожали. На следующем снимке тоже был источник, только с другого ракурса: в центре кадра Савва и Вика, убегающие в темноту.

– Вика! Я куплю тебе новый медальон!

Кирилл провел пальцем по экрану, листая дальше, и вздрогнул. С фотографии на нее смотрела Вика. За спиной у нее всходило солнце, а на шее висел круглый серебряный медальон. Дрожащими руками Кирилл ощупал подвеску, висевшую на шее, сравнил со снимком. В том, что это один и тот же медальон, сомнений не было.

– Господи, – хором выдохнули мы с Саввой.

«Почему на Вике был медальон, которым задушили Савву? Неужели?..» – думал Кирилл.

«Вполне возможно», – думал я. Единственное, что пока неясно, это почему сводная сестра захотела меня убить. Мы, конечно, не были друзьями, но… вряд ли я настолько отравлял ей жизнь.

Дверная ручка дернулась и повернулась. От неожиданности Кирилл выронил телефон, и тот упал на кипу полотенец. В следующую секунду в комнату влетела Люба. Она успела переодеться в джинсы и перетянутую широким поясом тунику.

– Я не оставляла здесь… – начала она, но тут ее взгляд упал на смартфон. – А, вот он!..

– Оставила, – Кирилл выдавил улыбку. – Я только что его заметил. Собрался бежать за тобой.

– Спасибо, – Люба подняла телефон и спрятала в карман, затем пристально посмотрела на Кирилла.

Кирилл задержал дыхание. – Ладно. Увидимся завтра в школе.

С этими словами Люба развернулась и поспешила прочь. Кирилл оперся на край бассейна, задумчиво поигрывая медальоном.

Признаюсь, я оказался даже в большем замешательстве, чем раньше. Ощущение было такое, что нас обоих засасывает в грязь. И чем больше узнавал Кирилл, тем глубже мы проваливались.

Глава двадцать третья

– Поэтому, как видите, у Анны не оставалось другого выхода, – Ольга Михайловна Фролова расхаживала вдоль доски, как адвокат перед судом присяжных, отстаивая невиновность подозреваемой, в роли которой сегодня выступала героиня трагедии. – Она должна была убить своих детей. Иного способа отомстить Ивану за измену просто не существовало.

Ученики прилежно записывали. Внезапное жужжание отвлекло Кирилла, он посмотрел на сумку. Телефон! Осторожно, стараясь не привлекать внимания, пошарил в кармашке и вытащил iPhone. Что угодно, лишь бы хоть на пару минут отвлечься от вдохновенного пересказа учителя Литературы. Некоторые странности в ее интерпретации «Анны» заставляли думать, что муж Ольги Михайловны, как и Иван, тоже не был образцом супружеской верности.

– Морозов? – Кирилл поднял глаза и обнаружил, что учительница стоит прямо перед ним. – Уберите телефон, или я конфискую его до конца года.

– Сдаюсь, сдаюсь, – Кирилл поднял руки.

Вокруг раздались смешки. По школе раскатилась трель звонка, и Кирилл вместе с остальными вышел в коридор. По вторникам литература была последним уроком. Снова вытащив телефон, Кирилл провел пальцем по экрану, чтобы выяснить, кто звонил. Даже спустя столько времени, узнав столько страшных подробностей, он все равно надеялся, что Савва ему позвонит.

Однако это оказалось письмо от мамы Саввы: «Окончательный вариант меню для твоей вечеринки». Кирилл пробежал взглядом перечень салатов, закусок и десертов. «Все отлично», – написал он, но тут в списке мелькнули морковные кексы. В них обычно добавляли изюм, который Кирилл ненавидел: черные продолговатые ягодки напоминали ему насекомых. «Только пусть вместо морковных кексов будет „красный бархат“», – добавил он.

По коридору сновали старшеклассники, спешившие забрать вещи из шкафчиков, и малыши в спортивной форме, готовившиеся к игре. Несколько незнакомых Кириллу девочек перешептывались в углу возле стойки с кубками школы. Кирилл осмотрелся, вздрагивая каждый раз, как в толпе мелькала светлая шевелюра, похожая на гриву Вики, или изящная фигурка, напоминавшая Любу. Весь день он старательно избегал друзей Саввы и его сестру. От совместного ланча Кирилла спас поспешно выдуманный проект по фотографии («Опять по твоей милости у всех в школьном альбоме будут сросшиеся брови?» – поддела его Лизавета); сообщения и голосовую почту можно было просто игнорировать. Мысль о необходимости поддерживать с ними разговор заставляла Кирилла покрываться холодным потом. Как медальон Саввы попал к Вике? Когда Люба сделала этот снимок? Была ли подвеска своеобразным трофеем?

Заскочив в общий туалет раздевалки, он склонился над раковиной, чтобы умыться, но тут кто-то коснулся его плеча. Кирилл подскочил с приглушенным проклятием.

– Ничего себе, – это была Нина. – Какой ты нервный.

– Это ты? – Кирилл трясущейся рукой закрыл кран. – В чем дело?

Нина повернулась к зеркалу, поправляя волосы.

– Ты что, уже забыл?

– О чем?

– Об украшении шкафчиков, конечно! – Нина уперла руки в бока и осуждающе уставилась на соперника. – Мы ведь делаем это в начале каждого года!

Кирилл удивленно заморгал. Откуда он мог это знать?

– Пф! – поморщилась Нина. – Я, знаешь ли, не могу все успеть одна. Мне еще надо заполнять заявление в универ.

– Мне тоже, – Кирилл выпрямился. – Я собираюсь поступать в Московский Государственный Университет.

Несколько секунд Нина просто сверлила его взглядом, как будто ожидая продолжения. Потом вдруг расхохоталась:

– Ничего смешнее я сегодня не слышала!

Кириллу не оставалось ничего другого, как последовать за Ниной, когда та распахнула дверь туалета и вышла в коридор. Шла она, сжав руки в кулаки, и так быстро, что волосы, стянутые в высокий хвост, били ее по спине. Ускорив шаг, они спустились по ступенькам, миновав Артема и Кристину, парочку, которая давно оккупировала уютный альков под лестницей для своих свиданий. Краем глаза Кирилл заметил, что Артем запустил руку девушке под футболку.

В раздевалке царило оживление. Школьники переодевались в спортивную форму. Однако Нина направлялась дальше, в небольшой кабинет позади общей комнаты. Там стоял широкий стол, заваленный стопками цветного картона, коробками с маркерами и блоками бумаги для заметок. Поверх всего этого высилась банка красных блесток, отбрасывавших сотни солнечных зайчиков. «Бывает фейская пыльца, а это, видимо, их кровь», – хмыкнул про себя Кирилл.

Посреди стола лежала стопка карточек с именами мальчиков и девочек из сборной по теннису – двадцать пять штук. Каждая была оформлена в соответствии с характером владельца. Имя Борис Киселев переливалось всеми оттенками розового, вокруг сверкали звездочки-наклейки. Ирине Максимовой досталась черная бумага и светящийся в темноте маркер. Буквы в имени Вики были украшены цветами, в углу притаилась забавная рожица. Среди всего этого великолепия имя Саввы, написанное ровными черными буквами на белом квадратике, выделялось, как гадкий утенок. Ни одной наклейки, никаких «Ты молодец!» или «Вперед!». Так могла бы выглядеть табличка на двери тюремной камеры.

– Я закончила, – Нина вертела в руках карточку, на которой было написано «Арина Панина». – Ты можешь помочь развесить их по шкафчикам… если, конечно, такая сложная задача тебе по силам.

– Когда ты их сделала?

– В выходные.

– Почему не попросила помочь?

Нина устремила на него недоверчивый взгляд, а потом снова рассмеялась:

– Стану я тебя об этом просить! – Нина швырнула карточку на стол, смахнув при этом часть маркеров, и направилась к своему шкафчику. Приглядевшись, Кирилл заметил на нем не до конца отмытые капли фальшивой крови. Такие же пятна виднелись на стене и полу. Нина наступила на одно из них, прикрепляя к дверце собственное имя, написанное над скрещенными ракетками.

– Извини за тот розыгрыш, – пробормотал Кирилл, закусив губу.

– Плевать, – спокойно ответила Нина, переходя к соседнему шкафчику и приклеивая на него карточку Бориса Киселева.

– Ты не заслужила такой жестокости, – продолжал Кирилл. Очень хотелось добавить, что и сам он не заслужил дурацкого розыгрыша с севшей формой, но об этом сейчас лучше было промолчать.

Нина резким движением оторвала кусочек скотча, потом повернулась к собеседнику, сверкнув глазами.

– Ваша чертова фальшивая кровь испортила мою любимую толстовку! – она ткнула пальцем в грудь Кирилла. – Мамину толстовку! Пришлось ее выкинуть.

Кирилл попятился назад, запнулся о чью-то обувь, но Нина стояла на месте. Внезапно Кирилл понял, что в ее голосе была не только злость, но и боль. Сейчас Нина была похожа на потерянного ребенка, пытающегося сдержать слезы. От чего умерла ее мама? В другой ситуации Кирилл непременно задал бы этот вопрос. В детском доме было много детей, у кого родители умерли. Не зная, что именно случилось с Верой, Кирилл нередко ощущал себя одним из них. Это часто угнетало: бывали дни, когда он даже надеялся, что мама умерла – ведь это означало бы, что она бросила сына не по своей воле.

Я ощутил укол вины. При жизни все казалось само собой разумеющимся, полагающимся мне просто потому, что я есть. Вокруг страдали люди, но смерть оставалась чем-то далеким, невозможным. Это было не для меня. Как же я ошибался!

Взяв со стола табличку с именем Саввы, Кирилл прикрепил ее на дверцу своего шкафчика. На контрасте с остальными, яркими и блестящими, он выглядел жалким. Поразмыслив секунду, Кирилл открыл дверцу и заглянул внутрь, и еще раз внимательно изучил содержимое. Блестящая серая куртка на крючке. Смятая пластиковая бутылка из-под минералки. Свернутые в комок грязные носки. Вздохнув, Кирилл подумал: «Жаль, нельзя сказать Нине, что она не единственная, кто потерял мать».

За его спиной Нина ходила от стола к шкафчикам, отрезая кусочки скотча и приклеивая карточки. Кирилл уже хотел запереть дверцу и помочь, но тут его внимание привлек бумажный уголок, торчавший из кармана куртки. Потянув за него, он вытащил большую сложенную салфетку, на которой небрежным мальчишеским почерком было написано: «Привет, Вика!» – а ниже – улыбающаяся рожица со сведенными к переносице глазами и высунутым языком. Рядом – большая кружка пива и подпись: «Денис».

– Что это у тебя?

Кирилл поспешно обернулся, пытаясь сложить салфетку так, чтобы Нина ничего не заметила. Но та стояла слишком близко. Сощурившись, она прочитала записку.

– Так-так. Ты еще и крадешь личные письма сестры?

– Я не…

– Говорят, Вика грозилась убить тебя за то, что ты сделал.

– Убить? Меня? – повторил Кирилл. В памяти всплыла фотография сестры Саввы с медальоном на шее.

Нина не сводила с него пристального взгляда, стоя так близко, что Кирилл разглядел несколько блесток, приставших к ее щеке.

– Не притворяйся дурачком. Знаешь ведь, что он нравился Вике.

Кирилл только моргнул в ответ. Прежде чем он нашел, что ответить, Нина развернулась и вышла из кабинета, оставляя за собой след из красных блесток…

…и настоящий хаос в наших с Саввой головах.