Текст книги "Я умру завтра (сборник)"

Я слышал, как тяжело, с хрипом, дышит Галли.

– Парни, вы с ума посходили, – произнес он. – Выходит, я должен взвалить все на Веттера? Да вы явно рехнулись! Я знаю его по прошлым делам. Черт возьми, кто, по-вашему, положил конец сделке во Фриско? А кто накрыл Моргана в Эль-Пасо, когда у него было при себе полмиллиона наличными и столько же в порошке? Кто отправил его на корм рыбам и спокойно уехал из города? Кто это был, черт возьми?

Джонни злобно хмыкнул. Галли достал его. Его слова были – как нож, который тебе не только воткнули в кишки, но еще и повернули.

– Хотел бы я встретиться с ним. Похоже, он был приятелем Джека Кули. Ты хорошо помнишь Джека Кули, не так ли, Галли? Ведь и ты на этом погорел. Кули отвалил и с твоей долей. Может, Веттер знает про эту историю?

– Заткнись.

– Пока не собираюсь. Надо обговорить дела.

У Галли перехватило дыхание.

– Да провались они пропадом, эти твои дела! Я не хочу связываться с Веттером.

– Боишься?

– Да, черт возьми! Как и ты. Как и все остальные.

– О'кей, – сказал Джонни. – Для одного-другого он, может, и представляет опасность. В большом городе он, может, и успел бы обстряпать свои делишки и отвалить. Но – не в таком местечке, как тут, где полно парней, чтобы его найти и прикончить.

– А скольких он успеет прикончить? Он – далеко не размазня. Да кому вы пускаете пыль в глаза?

– Ерунда! Что за беда, если он кого-то и прикончит? Лишь бы не из твоей команды. Думаешь, Фил Кербой не задергается, если узнает, что товар увел Веттер? Ты тут нам втолковывал, что Фил лезет наверх. Растет прямо на глазах. Он уже видит себя крупной шишкой в этих местах, а если Веттер будет мешать ему, он из кожи вон полезет, чтобы достать его. Считай, что одним выстрелом уложим двух зайцев. Веттера и Кербоя. Если даже Кербой доберется до него, товара-то ему все равно не получить. И опять-таки он останется в дерьме.

– Что я с этого буду иметь? – спросил Галли.

– К чему я и веду. Свое ты получишь. Сверх оговоренного еще процентов десять. Идет?

Галли не мог справиться с одолевавшей его алчностью. Он стал ходить взад-вперед по комнате, и по звукам шагов я понял, что он рядом с окном.

– Заливаешь! – вдруг брякнул он. – Где капуста?

– Заметано! – бросил Ренцо.

– Вы знаете, сколько Кербой уплатил за зелье?

– Говорят, два миллиона.

– За такие деньги придется разобраться и с командой на судне.

– Не так сложно, – засмеялся Ренцо, но весельем тут и не пахло. – Если начнут болтать, то или Кербой прикончит их, или Веттер доберется. Так что будут молчать как миленькие.

– А сколько мне причитается? – спросил Галли.

– Если договоримся, сто тысяч плюс процент сверху. Как думаешь, стоит игра свеч?

– Играю, – решил Галли.

Несколько секунд все молчали, потом снова послышался голос Галли:

– Я сообщу на судно, пусть швартуются у дальнего причала. Там они разгрузятся. Товар в банках из-под пива. Объем у него небольшой, так что не проглядите. Скорее всего, они его засунут под одну из скамеек.

– Кто получает деньги?

– Доберитесь до последнего причала на пирсе. Там пришвартована яхта. Красная с белой полосой по корпусу. Поднимите крышку люка. Деньги в трюме.

– Выходит, эту ситуацию можно использовать?..

– Да. Команда на борту постарается долго не торчать в гавани. И они будут очень осторожны, так что не теряйте времени, чтобы прихватить и деньги и товар. У шкипера на борту есть полный рундук пистолетов с глушителями, которые он раздаст команде.

– Меня они не переиграют.

– Мое дело предупредить.

– А что ты объяснишь Филу? – спросил Ренцо.

– Ты что, смеешься? Ничего я не буду объяснять. Я потерял связь с судном. Потом поползут слухи, что в деле замешан Веттер. Говорить мне ничего не придется. – Он помолчал несколько секунд; дышал он тяжело и с присвистом. – Но предупреждаю – не трогайте меня. Может, по-вашему, и Кербой, и даже Веттер – сосунки. Но – не я. От меня держитесь подальше! О себе я уже позаботился. Случись что со мной, и копы получат письмо с именами. На другой день. Так что учтите это.

Ренцо, должно быть, хотел что-то сказать. Чуть помолчал и вдруг просипел:

– Притащи гонорар человеку.

– Ясно, босс, – откликнулся кто-то невидимый и вышел из комнаты. Я услышал щелканье замка и скрип двери.

– Неплохо работается, – сказал Ренцо. Он нервно постучал по стойке рюмкой. – Хотел бы я знать, что этот подонок сделает с оставшейся порцией...

– Продавать-то ее он уж точно не будет, – высказал предположение Джонни.

– А вы не думаете, босс, что, может, Веттер и Кули работали на пару?

– Я думаю, что Кули, скорее всего, много с кем занимался делами. Ну, хотя бы с той отвратной блондинкой. Когда я доберусь до нее, она у меня расколется. Черт побери, где были мои глаза!

– Я пытался втолковать вам, босс...

– Заткнись! – оборвал его Ренцо. – Выясни, что она знает.

Дальше слушать я не стал. Нырнув в темноту, я добрался до тропинки. Появился красноватый диск луны, и небо стало светлеть; ночь как-то странно преобразилась, и длинные пальцы теней дотянулись до кустов. Деревья превратились в огромные существа, которые, простирая когтистые лапы ветвей, шевелились под порывами ветерка, словно намереваясь кого-то схватить. Я дошел до того места, где оставил Хелен, нащупал пару камешков и бросил их в сторону кустов. Я услышал ее дыхание.

Она бесшумно вышла мне навстречу.

– Джой? – тихо спросила она.

– Да. Давай выбираться отсюда.

– Что случилось?

– Потом. Я двинусь к машине проверить, все ли чисто. Если будет тихо, следуй за мной. Поняла?

– Да... – Она замялась, но я не мог осуждать ее.

Перебравшись с гравийной дорожки на песок и стараясь держаться в тени, я достиг полянки, постоял немного, пока не убедился, что вокруг спокойно, после чего подобрался к машине.

Мне пришлось потрясти задремавшего водителя, и он тупо уставился на меня.

– Пока не выберешься на шоссе, огней не зажигай, а потом включи только подфарники. При лунном свете все видно.

– Эй... я не хочу никаких неприятностей.

– Ты их заработаешь, если не будешь делать, что тебе сказано.

– Да чего там... ладно.

– Через минуту появится женщина. Как только увидишь ее, снимайся с места – но без шума.

Долго ждать мне не пришлось. Я услышал скрип гравия под ее ногами; шла она быстро, но не суетилась. Затем донесся другой звук, от которого я оцепенел: тихий протяжный свист, которым развалившиеся на бортике бассейна парни обычно восхищенно провожают проходящую мимо блондинку. Я прыгнул в машину и, оставив дверцу открытой, сказал шоферу:

– Давай, приятель!

Едва только двигатель заработал, Хелен кинулась бегом. Я на ходу втащил ее в салон и заставил пригнуться.

– Кто-то там... – начала она.

– Слышал.

– Я не разобрала, кто там был.

– Может, проскочим. Тут полно машин.

Хелен крепко держала меня за руку, вцепившись ногтями в ладонь. Она сидела вполоборота, платье задралось, обнажив блестящий нейлон на коленках, а грудью она прижималась к моему плечу. Она застыла в этой позе, пока мы не выбрались на шоссе, затем стала понемногу расслабляться и наконец откинулась на спинку сиденья. Я приложил палец к губам и показал на водителя. Кивнув, Хелен улыбнулась и снова сжала мою руку. Но на этот раз уже по-другому. Она улыбалась.

Мы добрались до города, и я расплатился с шофером. Он получил куда больше, чем по счетчику. Достаточно, чтобы долго держать язык за зубами. Впрочем, он и сам понимал, что, если он откроет рот, у него будут неприятности. Когда он исчез из виду, мы взяли другое такси, и я велел водителю отвезти нас в какую-нибудь маленькую гостиницу неподалеку. Как и следовало ожидать, он ухмыльнулся при виде моей светловолосой спутницы, пробормотал название и повернул за угол.

В том месте, куда он нас доставил, не задавали лишних вопросов и не интересовались, что вы там пишете в регистрационной книге. Я указал: «Мистер и миссис Валишевич», заплатил за неделю вперед, но когда портье прочитал запись, он бросил на меня подозрительный взгляд, потому что нацарапанная фамилия явно показалась ему слишком замысловатой, чтобы быть подлинной. Вероятно, он решил, что клиентура стала меняться. Очутившись в номере, я обратился к Хелен:

– Ты останешься тут на несколько дней.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать, Джой?

– Стоит ли?

– Ты странный, Джой. Очень странный мальчик.

– Перестань называть меня мальчиком.

Ее лицо озарилось нежностью, и она тепло улыбнулась. Она стояла расставив ноги и упираясь руками в бедра, словно готовясь выйти на сцену, и при взгляде на нее меня обожгло огнем. Она молчала, лишь время от времени с трудом переводя дыхание. Улыбаясь, она пристально смотрела на меня, понимая, что со мной происходит.

– Да, ты уже далеко не мальчик, – заговорила Хелен. Она протянула руки ко мне, и я обнял ее. – При первой встрече ты был мальчиком. Весь в крови, с грязным лицом. Я была тогда готова убить Ренцо. Никто не имеет права так издеваться над другим человеком, особенно над мальчиком. Но когда появился Джонни, ты стал совершенно другим. Не могу забыть, как ты с ним разделался.

– Он мог обидеть тебя.

– Ты повзрослел на глазах. Или возмужал? Я думаю, и то и другое. Ты стал уже взрослым мужчиной, Джой. Прошлой ночью... со мной. Ты мужал и взрослел у меня на глазах, и я надеюсь, что ничем не причинила тебе боль. Никогда и ни к кому я не испытывала такой нежности. Наверное, поэтому я и ушла из дома. Чтобы не причинять страданий. С кем бы я ни сближалась, они страдали. И я тоже.

– Ты лучше всех на свете, Хелен. Просто у тебя не было возможности это доказать. Вот и все.

– Джой... ты – единственный, кто так отнесся ко мне... и ничего не просил взамен...

– Хелен...

– Нет, ничего не говори. Взгляни на меня. Ты видишь, что я собой представляю? И лицом и душой. Я все про себя знаю. Мне нечем особенно гордиться. Я – из тех, кто вызывает у мужчин желание, но кого никогда не знакомят с семьей. Я прекрасный и совершенный кусок грязи, Джой... – У нее увлажнились глаза. Я хотел вытереть ей слезы, но она остановила мою руку на полпути. – Ты понимаешь, что я хочу сказать? Ты молод, у тебя все впереди... держись от меня подальше. А то вываляешься в грязи, и тебя будут ждать одни страдания...

Она тщетно пыталась справиться с рыданиями, которые, словно комок, застряли у нее в горле и вдруг вырвались, и она безудержно зарыдала. Когда она перестала цепляться за мои руки, я обнял ее и крепко прижал к себе.

– Хелен, – утешая, приговаривал я, – Хелен...

Подняв на меня мокрые от слез глаза, Хелен слабо улыбнулась.

– Должно быть, мы странная пара, – промолвила она. – Беги от меня, Джой. Брось меня...

Я помедлил с ответом, и она в упор посмотрела на меня. Я видел, как лоб ее пошел морщинками, и на лице появилось странное выражение удивления и растерянности. Влажные розовые губы шевельнулись, как будто она хотела задать какой-то вопрос, но забыла его. Я не мешал ей рассматривать меня и, когда она изумленно покачала головой, сказал:

– Хелен... я всегда буду рядом с тобой. Никакая грязь ко мне не пристанет. Может, потому, что я не такой уж хороший, как ты думаешь.

– Джой...

– Раньше такого со мной никогда не было. Но когда случилось, я встретил самую лучшую женщину в мире. – Я пропустил сквозь пальцы пряди ее волос. Как приятно было смотреть на нее. Не мерить ее взглядом, а смотреть ей прямо в глаза. – У меня нет семьи, с которой я мог бы тебя познакомить, но, будь она, я бы обязательно это сделал. И не беспокойся, моя золотая головка, что ты можешь причинить мне боль.

Ее глаза расширились, словно она хотела что-то сказать. Она не верила своим ушам.

– Я люблю тебя, Хелен. Не как мальчик, который готов влюбиться в первую попавшуюся. По-другому. У меня странное чувство к тебе, и я не хочу, чтобы оно покидало меня.

– Джой...

– Моя любовь принадлежит тебе. Тебе и решать. Посмотри на меня, девочка. И скажи.

Ее милые огромные глаза затуманились, а губы медленно раскрылись в улыбке, теплой и лучистой, которая сказала мне куда больше, чем любые слова.

– Неужели это пришло к нам? Может, с кем-то так и бывало, но это пришло к нам, да? Джой... Мне кажется, что... Я не могу найти слов. Это что-то...

– Говори, не бойся.

– Я люблю тебя, Джой. Может, это и лучше, что я влюбилась в мальчишку. Тебе... сколько, ты сказал, – двадцать? Двадцать один? Прошу тебя, молю, не дай мне ошибиться! Пожалуйста... – Всхлипнув, она прижалась ко мне и застыла. Мои руки гладили ее шею и плечи, потом я осторожно отстранил ее и улыбнулся.

– К восьмидесяти годам ты забудешь про разницу, – пошутил я. Я хотел добавить что-то еще, но ее жаркие губы не дали мне вымолвить ни слова, а когда поцелуй закончился, не осталось ничего достойного обсуждения.

Я с трудом оторвался от нее.

– А теперь слушай меня внимательно. У нас не так много времени. Ты останешься здесь. Не выходи ни в коем случае, а если тебе что-то нужно, пошли кого-нибудь. Когда я вернусь, то постучусь один раз. Всего раз. Держи дверь на замке и никому не показывайся на глаза. Поняла?

– Да, но...

– Насчет меня не беспокойся. Я скоро вернусь. Смотри не забудь, что постучать могу только я. – Я улыбнулся ей. – Больше я с тобой не расстанусь, светлячок. И мы всегда будем вместе.

– Хорошо, Джой.

Я приподнял ее подбородок, сжал лицо в ладонях и поцеловал. Хелен как-то странно взглянула на меня, и было видно, что она опять старается что-то вспомнить.

Улыбнувшись, я подмигнул ей и вышел прежде, чем она успела остановить меня. Я улыбнулся даже портье внизу, но он лишь мрачно посмотрел на меня. Скорее всего, он решил, что любой, кто оставляет такую блондинку в одиночестве, псих или женат, а ему не нравились ни те, ни другие.

Однако меня переполняло счастья. Вы знаете, как это бывает? Когда хочется расколотить что-то, смеяться или дурачиться у всех на глазах. Так я себя и чувствовал, пока в памяти не всплыли другие вещи и я не вспомнил, чем мне предстоит заниматься.

Я нашел какую-то пивнушку и наменял мелочи. Потратив три монетки, я наконец дозвонился до абонента:

– Мистер Кербой?

– Совершенно верно. Кто говорит?

– Джой Бойл.

Кербой попросил кого-то помолчать.

– Так что тебе надо, парень?

Едва услышав его голос, я понял, в каком он напряжении.

– Если вы считаете, что ваши люди засекли меня, ошибаетесь, – сказал я ему.

– Да?

– И порошок я не брал. Меня интересовало совсем другое. А за порошок взялся кто-то другой, у которого мозги хорошо варят.

– Сомнительно, чтобы ты в этом разбирался, парень.

– В таком случае проститесь со своим товаром, друг мой.

– Что? – переспросил он еле слышным шепотом.

– Ренцо вас сделал. Он договорился с Галли. И ваш товар достался ему.

– Кончай трепаться, парень. Что тебе известно?

– Я знаю, что судно подойдет к причалу и весь груз достанется Ренцо. Как говорится, держи карман шире, братец.

– Джой! – пригрозил он. – Знаешь, что тебя ждет, если ты меня обманываешь?

– Знаю.

– Как ты разузнал?

– Скажем, что я присутствовал при разговоре Ренцо с Галли.

– О'кей. Я этим займусь. И моли Бога, чтобы ты оказался прав. Погоди минуту. – Он, видимо, отвернулся от аппарата, и я услышал его приглушенный голос, когда он давал кому-то указания. Потом Кербой снова взял трубку: – Еще одно. Что слышно о Веттере?

– Пока ничего, мистер Кербой. Пока ничего.

– Ты возьмешь с собой моих парней. Я не люблю, когда кто-то вмешивается в мои планы. Где ты находишься?

– У «Патти». В баре.

– Знаю его. Жди минут десять. Я сейчас пришлю пару парней. Тот платок еще при тебе?

– Лежит в кармане.

– Хорошо. Смотри в оба.

Он бросил трубку. Я сверил свои часы с настенными, вернулся к бару, взял апельсиновый сок и по истечении десяти минут вышел на улицу. Я миновал уже полквартала, когда услышал, как хлопнула дверца машины и послышались шаги на противоположной стороне улицы.

Итак, начинается. Большое и шумное шоу. Первоклассное. И я хотел присутствовать на нем. В конце квартала была стоянка такси. Водитель кивнул, когда я дал ему адрес, глянул на купюру, которую я держал в руке, и стремительно снялся с места. Позади я увидел фары машины, мчавшейся за нами в ночи.

О приближении к месту назначения дали знать запахи. По одной стороне дороги тянулась вереница темных магазинчиков, и маленькие и большие – все они напоминали компанию спящих пьяниц, от которых тянет зловонием. Пахло рыбой и сырым подгнивающим деревом. По другую сторону тянулось бесконечное пространство залива; часть пришвартованных там судов помаргивала стояночными огнями, а остальные вырисовывались лишь смутными силуэтами на фоне неба. В слабом лунном свете эстакада извивалась, как гигантское щупальце. Белая стрелка-указатель на дороге показывала в сторону съезда к причалам, и я попросил водителя свернуть и двигаться в том направлении. Он взял у меня деньги, сбросил скорость на повороте и снова набрал ее, когда я выскочил из машины. Через несколько секунд появилась та машина, что ехала за нами, проскочила поворот и умчалась. Когда она исчезла, я выбрался из тени и перебежал на другую сторону. Секунд через тридцать машина снова влетела на улицу, но я уже спрятался в каком-то подъезде. «Да, этим парням крепко достанется от Фила Кербоя...»

Добравшись до угла, я снова остановился и прислушался. Вокруг стояла мертвая тишина; даже можно было различить шорохи в стороне причалов. Крысы настолько обнаглели, что бегали по улице. Одна что-то тащила в зубах; другая, на удивление крупная, с серебрящейся в свете уличного фонаря шерстью, напала на нее; повизгивая, они сцепились в отчаянной схватке, пока пират не уволок свою добычу.

И крысы ведут себя как люди, подумал я. Кто у кого учится? Крысы, которые живут среди людей, или люди, наблюдающие за крысами?

Еще одна крыса шмыгнула среди отбросов. Она собралась было перебежать улицу, но застыла, присев на задние лапки и повернув мордочку в сторону причалов. Я не заметил, куда она делась, но крыса просто исчезла – и тут я тоже услышал те звуки, которые первыми уловила она, – осторожные приглушенные голоса, а потом чье-то ругательство.

И тут же все началось. Вслед за мгновенной оранжевой вспышкой раздался грохот автоматной очереди, за ней последовали другие, и стал отчетливо слышен свист пуль над водой. Теперь уже никто не старался соблюдать молчание – вокруг раздавались удивленные крики, хриплые вопли и стоны раненых.

Уличный фонарь разлетелся от выстрела, и навалилась непроглядная темнота. В последних отсветах луны, которую закрывали тучи, я увидел их – около десятка человек, которые с двух сторон подтягивались к причалам.

Где-то на воде затарахтел движок, надсадно взвыл, и судно двинулось по каналу. Машина, что курсировала поодаль, внезапно погасила фары, свернула с улицы и остановилась. Я оказался едва ли не на виду; спрятаться было некуда. Я в отчаянии затоптался на месте. Податься назад я не мог, а впереди шла перестрелка. Оставалось лишь рвануть через улицу, и я надеялся, что меня никто не заметит.

Ну и свалял я глупость, опять замотавшись в самую гущу событий... Кто-то, завопив, бросился за мной. Я наткнулся на ограждение пирса. С ходу перемахнул через него, шлепнулся в воду и, оттолкнувшись от бетонной опоры, нырнул, рассчитывая оказаться под настилом причала. Я почти добрался до него. Оставался всего фут, но его-то мне и не хватило. Подняв голову, я увидел, что на ограждении повис какой-то тип с пистолетом в руке, и фонтанчики от пуль вздымались все ближе. Должно быть, у него оставалось не меньше половины обоймы, и я понял, что оставшегося пространства мне не преодолеть. Но тут у меня над головой раздался другой выстрел. Тот, кто охотился за мной, с воплем закрыл руками лицо и вывалился на улицу. Голос у меня над головой сказал «Ах ты, сукин...», но последние слова прервались хрипом, словно он получил удар в живот. Скрючившись, он рухнул в воду, и надгробной эпитафией ему стало журчание цепочки пузырьков, которые несколько секунд лопались на поверхности воды.

Я забился под причал. Ко мне доносились звуки голосов, которые постепенно стихали. Кто-то на улице заорал, приказывая оттягиваться, и подтвердил свой приказ короткой автоматной очередью. Одна команда сгрудилась ближе к улице, а вторая отошла дальше по пирсу.

Доски настила у меня над головой скрипнули и прогнулись; чей-то голос крикнул:

– Нашел!

– Где? – выделился из шума голос Джонни.

– На швартовом, футах в десяти. Надо подтянуть его, пока они не спохватились и не перерезали его.

Джонни ускорил шаг, и я, держась под причалом, старался не отставать от него. Повиснув на очередной опоре, я услышал, как он скороговоркой что-то приглушенно сообщает по мобильному телефону:

– Ренцо? Да, они накрыли нас. Как-то узнали о сделке и навалились. Да. Черт побери, вызывай копов. Пусть они с ними разбираются. Ясно. Конечно. Мы сможем оторваться на одной из яхт. Томми и Балко убиты. Еще двое ранены, но легко. Да, скорее всего, Кербой. Его самого тут нет, но это его люди. Да, все нашел. Поторопись.

Его шаги прогрохотали по настилу, и я не расслышал, что он сказал. Взметнулся взрыв, и я понял, что они стараются отбросить нападающих. Что бы они ни пустили в ход, своей цели они, должно быть, добились, потому что со стороны улицы заорали, отдавая приказ отступить и заходить с флангов. Но со стороны улицы не было укрытий, и если выйдет луна, то всех их перещелкают, как в тире.

Завывание сирены заставило всех замереть на месте. К первой присоединилась вторая, и я услышал, как все бросились к машинам. Кто-то закричал, мол, нечего волноваться. Над головой у меня раздался шум, и я увидел сквозь щели настила темный силуэт лежащего тела. Его подтащили к краю причала и скинули вниз. За ним последовал еще один труп. С минуту трупы еще болтались на воде и медленно пошли ко дну.

– Проклятие! – пробормотал кто-то наверху. – До чего ж мне муторно! Он был классный парень...

– Заткнись и валим отсюда. – Это был голос Джонни.

– Я за тобой, – снова послышался первый голос, и оба спрыгнули в воду. Продолжая сидеть под настилом, я смотрел, как они плыли к яхтам. Джонни не потерял присутствия духа и сдаваться не собирался. Звуки полицейских сирен приближались. Одна машина направлялась прямо к пирсу, словно зная дорогу, а вторая следовала за ней. Усмехнувшись про себя, я добрался до поперечной распорки и залез на нее. Отсюда было легко появиться на месте действия.

На краю пирса сидел Джонни, притулившись на корточках рядом с упаковочным ящиком в позе человека, готового мгновенно вскочить и убежать. Джонни подтянул к себе ящик, одна стенка которого составляла примерно два квадратных фута, но когда я сказал ему «Привет, парень!», он так стремительно выпрямился, что выронил его; но в любом случае он должен был выпустить ящик из рук, чтобы достать свою пушку.

Он почти вытащил ее, когда я дал ему по носу. Затем еще раз врезал жестким боковым ударом, и он с хрипом выдохнул воздух из легких. Его развернуло на месте, он споткнулся о ящик, а когда я сделал шаг вперед, он попытался нанести удар ногой. Я ушел в сторону, подставив под удар бедро, и поймал его руку в захват. Из горла у него вырвался вопль. Он снова попытался схватиться за пушку, когда рука пошла на слом. Отчаянно рванувшись от дикой боли, он высвободился и здоровой рукой вытащил пистолет. Пуля свистнула у меня над головой, но я успел нырнуть ему в ноги, перехватил кисть и вывернул ее к затылку; пытаясь вырваться, он в последний раз нажал на спусковой крючок. В его глазах мелькнул ужас, когда он взглянул на меня, потом они закатились и помутнели.

Сирена взвыла совсем рядом и, когда машина вывернула из-за угла, смолкла. Взвизгнули по асфальту из-за резкого тормоза колеса; машина остановилась, и красная мигалка на крыше погасла. С противоположной от шофера стороны открылась дверца и застыла в таком положении, словно водитель к чему-то прислушивался. Затем он выполз, маленький человечек с большим револьвером.

– Джонни? – позвал он.

Он кинулся бегом, двигаясь легко и бесшумно, как индеец. И я уже был готов поднять револьвер Джонни, как он оказался рядом.

– Ты, значит, – сказал сержант Гонсалес. Увидев ящик, он растянул губы в ухмылке и продемонстрировал мне дырку на конце ствола. Я сделал последнюю отчаянную попытку дотянуться до револьвера Джонни, как раздался грохот выстрела. Я сжался в ожидании пули, но ничего не произошло. Открыв глаза, я снова увидел Гонсалеса. Кто-то, устроившийся на стреле причального крана, подцепил тело Гонсалеса за воротник, и оно болталось в воздухе.

В темноте я не разобрал, откуда шел голос, но я его узнал.

– Тебе стоило бы быть повнимательнее, сынок, – пожурил он меня.

Я понял, что револьвер, который держал обладатель голоса, скользнул за пояс.

– У тебя есть тридцать секунд. Не более. Ты можешь все успеть и добраться до его машины. В которой он был. Тот коп... он работал с Кули. Потом Кули его бросил. И он переметнулся к Ренцо. Тебе бы лучше поторопиться, парень.

Вторая сирена была отчетливо слышна.

– Берегите себя, – сказал я. – И спасибо.

– Ясное дело, малыш. Продажных копов я не люблю еще больше, чем жуликов.

Я побежал к машине, влез в нее и захлопнул дверцу. Позади что-то шлепнулось в воду; ящик в два квадратных фута секунду еще держался на поверхности, а потом перевернулся и исчез из виду. Не включая фар, я развернулся в ту улицу, что привела меня сюда, и поехал в сторону города. Миновав землечерпалку, я остановился, тщательно протер рулевое колесо и ручку переключения скоростей, после чего вылез из машины.

Занимался рассвет. Еще час, и наступит утро. Пешком я добрался до свалки на задах конторы Гордона, отыскал помятую машину с хорошо сохранившимся сиденьем, устроился на нем и провалился в сон.

Утро, день, вечер. Первое и второе я проспал и с трудом пришел в себя лишь в вечерних сумерках. Забившись поглубже в машину, я принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. Одежда моя высохла, но от сигарет осталась одна труха. Желудок сводило судорогой от голода; во рту пересохло. Я подождал еще час, затем перемахнул через забор и добрался до маленькой грязной закусочной, которую избегали все, кроме тех, кто с пушками шлялся по городу. Я взял яичницу с ветчиной, расплатился той мелочью, что еще у меня оставалась, взял пачку дешевых сигарет без фильтра и направился к двери. И тут взгляд мой упал на валявшуюся на столе газету.

Места они не пожалели на целый разворот. «На набережной разгорелась война банд» – крупным заголовком и под ним чуть помельче: «Полицейский и гангстер погибли в перестрелке». Криминальная хроника была состряпана мастерски – ничего конкретного в ней не сообщалось. Она была полна многозначительных намеков и упоминаний, мол, все вокруг было изрешечено пулями, и, хотя имеются доказательства, что еще кто-то был ранен, на месте не удалось обнаружить достаточно улик, чтобы дать полный отчет о происходившем. В одном коротком предложении упоминалось, что Джонни был связан с Марком Ренцо. И все. Зато откровенно намекалось на беспомощность полиции. Далее, как и полагалось, следовало заявление капитана Джерота.

От всей этой истории дурно пахло. Даже пресса опасалась излишних разглагольствований. Сколько потребуется времени, чтобы выяснить, что Гонсалес был убит не из оружия Джонни? Не много. И Джонни... Эдакая приятная особа должна была бы вызвать больший интерес газетчиков. Увы, никакого любопытства в его адрес не ощущалось. Хмыкнув, я положил газету на место.

Все они ведут себя, как крысы. Спорить тут нечего. И удирают, как крысы. Они уволокли с собой раненых, чтобы не было никакой привязки. Прекрасно! Осталось лишь найти врача, который штопал их. И выяснить, что им было нужно у причалов. Может, они хотели уволочь какой-нибудь двигатель весом эдак тонн в десять или около того? Ну как же – ищите и обрящете...

Нет, в любом случае они ничего не скажут. Может, они начнут раскалываться, когда разоткровенничается кто-то из шишек. Когда откроет рот кто-то из тех, что платят по два миллиона за груз, который так и не был доставлен. Пришла большая беда, снова запахло кровью, кто-то выползет из своей норы, и его успеют засечь. Или же прав был Бакки Эдвардс. Жизнь – слишком дорогая штука, чтобы так задешево расставаться с ней.

Задумавшись, я стал припоминать все, что он мне говорил. Когда в голове прояснилось, я, убыстряя шаг, пошел туда, где мог быть Бакки. На полпути стал моросить дождик. Я поднял воротник плаща.

Дождик был легким и теплым, как и полагается в конце лета, когда, слушая ровный ритм его капель об асфальт, ты думаешь, что этой музыке никогда не будет конца. В такую погоду люди предпочитают сидеть по домам с запаркованными машинами. На ветровом стекле такси, которое проскочило мимо меня, блестели овальные полукружия от щеток дворников, и водитель напряженно вглядывался сквозь них.

Я устроился в салоне, доехал до даунтауна и побрел дальше. Теперь меня снова окружали знакомые лица и места, где они обитают. Бакки сидел на своем привычном месте, и я подумал, не запоздал ли с визитом. С каким-то отсутствующим выражением лица он поглаживал высокий бокал с напитком янтарного цвета.

Когда я сел рядом, Бакки перевел на меня остекленевшие глаза. Они напоминали запотевшие стекла машин, затянутые туманной дымкой, но вдруг он протер их, и глаза прояснились. Я заметил, что костяшки пальцев, которыми он стиснул бокал, побелели.

– Ну, ты и отколол, парень! – заявил он вполне осмысленно. – Убирайся отсюда!

– Боишься, Бакки?

Он мельком глянул на дверь и снова уставился на меня.

– Да. Совершенно верно. Боюсь. Уходи прочь. Я не желаю быть рядом, когда тебя застукают.

– Для человека, который просиживает тут почти все время, ты слишком много знаешь.

– Я думаю. Прикидываю. Это все, что я могу тебе ответить.

– Если ты так много знаешь, почему бы тебе не написать про это?

– Жизнь больше не приносит радости, но мне нравится то, что еще осталось от нее. Вали отсюда, юноша!

Я улыбнулся ему во все тридцать два зуба и попросил у бармена апельсинового сока. Большую порцию. Поставив его передо мной, он смахнул мелочь и вернулся к своей газете.

– Выкладывай-ка, Бакки, – сказал я, чувствуя, что моя улыбка превращается в нечто иное. – Я не хочу больше быть мишенью. Мне пора разобраться, что к чему.

Бакки облизал пересохшие губы. Похоже, он рылся в глубинах души, пытаясь вернуться к тому Бакки, которым был когда-то, и воспоминания постепенно возвращались к нему. Он посмотрел на свое отражение в зеркале за баром, скривился и снова повернулся ко мне.

– Это был хороший спокойный город.

– Только не этот, – возразил я.

Но он не слушал меня.

– А теперь любой, кто хоть что-то знает, живет под страхом смерти. Смерти! – говорю я. Стоит кому-то открыть рот, и смерть не заставит себя ждать. Смерть! И непонятно, откуда она придет, с какого бока подвалит. Стало плохо, когда верх взял Ренцо, – и еще хуже с появлением Кербоя. И это еще далеко не конец. – Он невольно передернулся и разом осушил полбокала. – Сегодня днем наш приятель Галли попал в аварию. За городом машина слетела с дороги в пропасть. Он мертв...