Текст книги "Коп ушел"

Глава 8

Она лежала на кровати в приятном томлении.

Джил тоже испытывал эту фантастическую опустошенность. Все заботы таяли, как дым сигареты у него на губах. Он не знал, хорошо это или нет. Впервые в жизни он ощутил угрозу своей независимости. Он всегда был один, сильный своей независимостью, тем, что всегда действовал в одиночку, ни с кем не считаясь. Ему не были знакомы желания, которые он не мог бы подавить в себе. Он никогда не знал ничего, что не мог бы сделать без помощи других.

«Нет, – сказал он себе, – слишком поздно. Кнопка нажата, снаряд пущен. Нечего накрывать на стол после обеда. Если ты сделаешь это, то погибнешь».

Ему совсем не хотелось, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он потушил окурок и медленно убрал руку.

– Мне пора идти, Элен.

Она обвила его руку своей и крепко прижала. – Уже слишком поздно. – Ее голос навевал сон. – Меня ждет работа.

– Завтра.

Он нежно поцеловал ее.

– И все же мне пора, моя куколка.

Широко раскрыв глаза, Элен в упор смотрела на него. Ей хотелось знать больше, знать о нем все, знать, что творится в нем. Но слишком много лет ушло на создание того внешнего облика, который был и у ее отца, и эта непроницаемая маска скрывала все. А под маской трудно разглядеть истинное лицо человека.

– Повтори, – попросила она.

– Нет, мне пора.

Она смотрела, как он одевается, вешает на пояс кобуру и надевает пиджак. В полутемной комнате он выглядел громадным.

– Ты вернешься?

– Не могу же я не прийти.

– Можешь, если захочешь.

– Не могу захотеть такого. По правде говоря, следовало бы, но не могу.

– Понимаю, – вздохнула Элен.

– И совсем ты не понимаешь, Однако, теперь она понимала, каково было матери, когда Джо Скенлон должен подниматься среди ночи и делать то, что положено ему по службе.

Никто не сообщил французу всех подробностей. То, чего он не знал, ему уже кратко передали. Когда события, которые должны оставаться погребенными, вновь всплывают и стоят, подобно призракам, угрожая жизненным функциям организации, которой он посвятил свою жизнь, он чувствовал беспокойство, связанное с ошибками дураков, пытавшихся решать вопросы вне своей компетенции. Эти вопросы должны были решаться специалистами.

Полночи он провел, размышляя над всеми деталями, затем успокоился и решил, что все в порядке, но сейчас под давлением выпитого виски его сознание затуманилось и он забылся. Он забыл, что находится в Нью-Йорке для более важных целей. Коп был теперь деталькой официальных властей и носил этот треклятый значок. Его убийство могло привести к началу расследования, в котором они не нуждались.

Коп был бельмом на глазу, когда направил свои усилия на подкоп под верхушку Синдиката. Но те, за кем он охотился, сумели ускользнуть и дважды подставляли вместо себя известных нарушителей законов. Если бы они вовремя остановились и помогли копу получить новый чин столоначальника, на этом беспокойство с его стороны кончилось бы навсегда…

Бумажная рутина сломает какую угодно машину. Но они это не сделали и Берк продолжал подкоп до тех пор, пока не зацепил за очень чувствительный нерв, пытаясь добраться до Марка Шелби. Тут им пришлось выбить у него оружие. К счастью, он сам допустил оплошность. От них только требовалось привлечь внимание к его ошибкам, а бюрократическая система довершила все остальное. Теперь он вернулся и снова подкапывается. А этот сверхобразованный сукин сын Шелби запсиховал, потому что Берк начал там, где его прервали, когда он выслеживал Марка.

Марк опасался, что прикрытие, поставленное им, не сработает. Фрэнк Бердун, в свою очередь, не любил Шелби и все его ухищрения, потому что Марк уложил мало парней. Старикам это может и нравится, но ведь сам он уже бросил считать своих покойников, причем еще в ту пору, когда Шелби был любителем.

«Дурак, – подумал француз. – Прихлопнуть двух евреев лишь из-за дурацкой фантазии, что они сфотографировали его с какой-то шлюхой. Тем более, что Шелби в их объектив не попал. Они работали в соседней с ним комнате отеля, где навалом проституток, а дыра в стене, оказывается, осталась после выстрела напившегося моряка, который нажал на курок за неделю до этого».

Теперь нужно убрать Берка, потому что он стал слишком любопытным. А это всегда чревато. Плохо, что невозможно убить всех причастных к делу. У кого-нибудь что-нибудь да останется, и если кто-то обладает достаточным любопытством и не дурак, то сможет подробно восстановить всю картину. Прошло время скрупулезного выполнения законов, когда были мягкие суды и вездесущие либералы, защищавшие конституционные права. Но этот Берк всегда считал их дерьмом. Если он пронюхает правду, то будет сначала стрелять, а оправдываться уже после.

Но нельзя позволить вычеркнуть Марка Шелби. Власть пока у Донов – они вывели его из щенков в люди. Он показал свою цену, принося им миллионы, он по-прежнему их мальчик, а у мальчика появился шанс вляпаться в дерьмо и считалось, что он сам должен позаботиться об этом.

Ему хотелось бы самому врезать Марку Шелби, этому Первому Гладиатору, поглубже засунуть ему в глотку ствол пистолета. Однако, Папа Менес и правление могут отдать приказ проучить его за самодеятельность, чего он вовсе не хотел с тех пор, как увидел, что сделали с Мелоуни, его предшественником-ирландцем.

Француз взял трубку и в девятый раз попытался дозвониться до Слика Кевина. Телефон издавал звонки до тех пор, пока он не разразился проклятиями и не швырнул трубку на место. В общем-то, нужды в разговоре не было, но он разозлился, как черт. Чтобы успокоиться, он налил в стакан с двумя кубиками льда виски и уселся перед телевизором, где шел какой-то новый фильм. Он принялся обдумывать план убийства Джила Берка.

Чем больше он думал, тем меньше ему это нравилось. Наконец, он стукнул себя по лбу и улыбнулся. Да, правлению это понравится. Он сможет впихнуть Берка прямо в могилу и тот никогда не узнает, как это случилось. Об этом вообще никто не узнает.

Он поговорит с Элен Скенлон. Лучшей приманки, чем эта баба, не выдумать. Она всем, что у нее имеется, обязана компании и жаждет снова окунуться в шоу-бизнес, чтобы предстать перед публикой. А в должное время она тоже исчезнет где-нибудь в пустыне у Лас-Вегаса, об этом придется позаботиться.

Он взял со стола телефон и снова попытался дозвониться до Слика Кевина. После двух минут гудков француз бросил это занятие. Он мог бы звонить целый час и все равно бы ничего не добился. Слик Кевин валялся на полу в пяти футах от стола с телефоном. Он был мертв. Единственная пуля вошла между глаз. В руке он сжимал «автоматик», из которого так и не успел выстрелить.

Движение исходило от непривычного квартала. Оно было непродуманным, потому что смутьяны не приняли во внимание и не учли время и денежные ресурсы, стараясь утвердить только что появившийся арабский клан. Все, что они видели – это свобода действий и радужное будущее. Когда правление вызвало к себе управляющих территорий Сал Рома, мятежники заполнили якобы открывшиеся вакансии тем, что считали чистой, новой, зрелой силой. Они вытолкнули прибыльное дело из рамок законности в свою собственную сферу занятий. Они были жестокими, не ведающими страха юнцами, с удовольствием приканчивающими других. Таких в начале своей карьеры использовал Капоне. Они были новыми галлами, свергающими установленные троны, с которых ими правили столько лет и которые уже вышли из моды. Они жаждали своей доли, своего куска, жаждали побольше и сейчас, сразу же.

Они восстали и смогли держаться, потому что течение, шедшее от них из Майами, с их же помощью и остановилось. Им было наплевать, что Паси Арандо получил свою территорию лишь потому, что его двоюродный брат Стив управлял северо-западным сектором, а его дядя Витале сам был в правлении.

Герман Шапке, мускулистый, широкоплечий юнец, презирающий себя за то, что его рост пять футов семь дюймов, управлял восстанием с помощью девятимиллиметрового «люгера», ненависти к миру и жгучего желания отомстить за обойщика, который давно был мертв.

Ему нравилась кличка Герман-Германец.

К счастью, зимний наплыв публики кончился и народу на улицах было мало. Дядя Витале был вызван в правление. Он позвонил своему сыну Стиву и велел передать Паси, что если тот не наведет порядок, у него будут неприятности. Под неприятностями подразумевалась его смерть. В таких случаях семейные связи были уже не в счет.

Теперь, когда правление узнало, откуда исходит опасность, можно было наметить план действий. Месяц назад лучший друг Германа-Германца отправился в Нью-Йорк. Этот друг был убийцей, который с помощью кубинских эмигрантов убрал свидетеля по делу компании Линдстром. У него была своя коллекция оружия, природные инстинкты охотника и физические данные хамелеона. Он отлично использовал окружающую обстановку, скрываясь в ней.

Его звали Моу Пил.

Когда различные семьи услышали о смерти Слика Кевина, они использовали нужные каналы и все отделения полиции поднялись по тревоге, начав поиски Моу. Пятьдесят тысяч долларов – столько было предложено Герману-Германцу, который, услышав это, лишь рассмеялся и еще крепче взял бразды правления своей майамской операцией.

Бево Кармоди вошел к нему с деньгами в картонной коробке. Он нес их из гаража, где кубинские эмигранты обсуждали план убийства Кастро. Кармоди получил пять тысяч. Остальные он разослал своим многочисленным помощникам, чтобы они начали разведку района Манхэттена, который был ему отлично знаком. С тех пор, как старый сукин сын Папа Менес в кровь избил его и, практически мертвого, бросил на свалке в Нью-Арке, он постоянно думал о том, как сведет с ним счеты. Теперь он знал: это будет не трудно. Все они думали, что именно он устроил текущие неприятности.

Районный прокурор начал действовать сам. Пресса сбросила покрывало с происходящих событий, и он учел это. Комиссары почувствовали на себе, какой шум поднимают газетчики и телекомментаторы, и были измотаны до крайности. Роберт Ледерер выступал в роли ведущего, так как начальник полиции поставил его в это положение, а сам сидел среди полицейских чинов, среди которых виднелось и сардоническое лицо Джила Берка.

– В течение семи лет у нас имелось два информатора из Чикаго, говорил Ледерер. – Их держали лишь для аналогичных случаев и ни для чего больше. Один из них, сообщивший о восстании в Майами, допустил роковую ошибку, позвонив из застекленной будки, где его увидел глухонемой, читающий по губам, которого мы подозревали в связи с гангстерами. Часом позже информатор был мертв. Пока они еще не знают, что есть второй информатор, но он обладает не столь высоким положением, чтобы знать, что творится внутри организации.

– Кто еще обладает этой информацией? – деловито осведомился высокий инспектор из пригорода.

– В настоящий момент она передана присутствующим здесь.

– А Майами?

– Мы считаем, что они принимают такие же меры предосторожности. В настоящий момент их особые подразделения приступили к работе и прочесывают районы. Они не могут заняться самим Германом Шапке, потому что не знают, где он, и опасаются спровоцировать ненужную перестрелку.

– Никто из восставших пока никуда не двинулся? – поинтересовался другой инспектор.

– Да, эта возможность нас озаботила. Аэропорты и вокзалы под наблюдением, но там пока еще никто не показывался. Если они и передвигаются, то, вероятно, на своих машинах, а это нелегко определить. Сейчас конец сезона и полно едущих, а среди них легко скрыться. Что касается жилых кварталов, то в них чертовски трудно все проверить, особенно учитывая, что у них могут быть свои безопасные пристанища.

– Звонили из Чикаго и Сент-Луиса, – сообщил Билли Лонг. – Упустили несколько главных вояк, которые, считалось, были у них под наблюдением. Очевидно, они заметили, что происходит, и начали действовать.

– Майами не избежать большого взрыва, – безапелляционно заявил прокурор.

– Майами не то место, – голос Джила был невыразителен и тих.

Глаза всех присутствующих устремились на него, ожидая, что он скажет дальше.

– Майами лишь поддразнивает их, – продолжал он. – Хороший стервятник ждет, когда зверь умрет совсем, и лишь тогда спускается к добыче. Недогадливые юнцы сделали преждевременную попытку, когда их родители еще в силе, поэтому они погибнут.

– Тут не вполне подходящее место для подобные аналогий, Берк, – сухо заметил Ледерер.

– Будем рассуждать так, – продолжал Берк. – Главные события происходят там, где деньги. А деньги в Нью-Йорке.

– Факты не…

– Фрэнк Бердун также в Нью-Йорке.

– Берк, я думаю…

– Марк Шелби также в Нью-Йорке.

Краска негодования залила лицо прокурора.

– Это не ваше личное дело, Берк. В конце концов, вы не имеете права…

– А любитель пупков, мистер Ледерер? – не дал ему закончить Джил.

Капитан Лонг ждал этого и улыбнулся. Он раскрыл у себя на коленях папку и сообщил:

– Денвер прислал данные, подтвержденные ФБР. У них зарегистрировано три убийства, когда у трупов вывернуты пупки. По описанию преступник белокожий мужчина кавказского типа, сорока пяти лет, среднего роста, слегка лысоватый и косоглазый. Единственный, кто может им быть по нашим картотекам – Шатси. Дополнительной особой приметой, по которой его можно сразу же опознать, является большой шрам на месте пупка. Сведения об этой особой примете получены от женщины, с которой он сожительствовал.

– Мне кажется, вы поставите наблюдателей в турецкие бани, чтобы они искали этот шрам, – ядовито проскрипел Ледерер.

– Конечно, – согласился Лонг, – а заодно проверим и всех проституток. – Когда вы его найдете, то заставить его заговорить будет очень просто, – ухмыльнулся Берк.

– Каким образом? – попался на крючок Ледерер.

– Скажите, что иначе пришьете ему его старый пупок.

Смех, прокатившийся по комнате, развеял напряженность, лишь в помощнике прокурора продолжала кипеть злость. Он хмуро улыбался и продолжал совещание. Кончилось оно только через час и у всех осталось впечатление, что они висят между небом и землей.

У всех, за исключением Джила Берка. Сидя в кафе за столиком напротив Лонга, он сказал:

– Во-первых, есть утечка информации из Департамента. Во-вторых, мы получили данные о Шатси. От этого и следует плясать.

– И плевать против ветра? Черт побери, Джил, мы делаем, что можем!

– Лаборатория извлекла что-нибудь из конторы Брея?

– Полным-полно. Два грузовика мусора. Взрыв и пожар уничтожили все следы, если они были. то, что осталось от записей на перфолентах, ничего не дает – все они закодированы. Картина не восстанавливается и ждать тут нечего.

– Есть какие-нибудь идеи?

– Какие идеи?

– Предположим, это дело рук враждебной банды. Они скорее бы захватили информацию с собой, чем стали ее уничтожать. Брей был ключевым человеком в организации, его информация дала бы им доступ к любой области их бизнеса. А Синдикат – предприятие… Теперь они уже не держат все в голове. Все заносится на перфокарты и перфоленты, как и во всяком другом картеле.

– И что из этого следует? Ты что-нибудь предполагаешь?

– Нужно просто хорошенько продумать все это.

Лонг, глядя поверх его головы на затемненную стену, кивнул.

– Я, пожалуй, подумаю.

Другие девушки, работающие в конторе, были отосланы в разные места по служебным делам. Элен Скенлон была одна, когда ее вызвал француз.

– Элен, вы можете писать под диктовку?

– Разумеется, мистер Бердун, могу.

– Хорошо, тогда возьмите пальто и шляпку. Мы сделаем это за обедом в ресторане, если не возражаете.

– С чего бы я стала возражать?

Элен вышла из его кабинета и направилась к вешалке. На минуту она задумалась, но затем отбросила все сомнения. Вполне резонная просьба с его стороны. Если за ней что-то кроется, скоро она это узнает.

Бердун приказал водителю отвезти их в шикарный ресторан на какую-то из Сороковых стрит. Метрдотель раскланялся и проводил их в кабинет, отделанный ореховым деревом, принял заказ и бесшумно удалился по персидскому ковру. Репродукторы доносили приятную музыку. Шум голосов других посетителей сюда не проникал. До того, как были поданы напитки, вошел посыльный и вручил Бердуну конверт. Через каких-то десять секунд официант поставил на стол телефон и сказал, что мистера просят снять трубку.

Француз энергично говорил о делах Бойер-Рестон по производству новых пластиков, отдал приказ добиться полного слияния и положил трубку. Официанту он приказал больше не беспокоить его звонками и, подняв бокал, обратился к Элен:

– Теперь ты видишь, что приходится совмещать обед с делами?

– Вижу, – сказала Элен и отпила из своего бокала.

Пока они ждали обед, он продиктовал ей ответы на несколько писем, которые она положила ему сегодня на стол. Когда появился официант с заказом, он закончил диктовку.

– Тебе здесь нравится? – спросил он.

– Великолепно, мистер Бердун! Я никогда здесь не была.

– Это одно из моих любимых мест, – сообщил он. – Ну, а как поживает твой друг из полиции?

«Так вот в чем причина!» – подумала она.

– Он по-прежнему весьма любопытен. Я полагаю, таковы все копы. Это у них в крови.

– Он очарователен, не так ли?

Она усмехнулась.

– Полицейскому трудно быть очаровательным. Не помню ни одного, у которого не было бы изъянов.

– Они бывают очень хитры, – хмыкнул Бердун.

«Но могут быть и очень честны», – подумала она.

Француз деловито намазывал масло на хлеб.

“Что ему известно?" – спрашивала себя Элен. – Я тоже попыталась быть очаровательной.

– И что? – вопросительно взглянул на нее Фрэнк.

– Как я узнала, он полностью погружен в дело Синдиката. Все эти последние убийства…

– Считается, что никакого Синдиката нет.

– Не для него, хотя он и не говорил о нем много. Мы поужинали, потом у него появилась странная идея – по дороге домой заехать в ломбард.

– Полицейским чувствительно недоплачивают, – сказал Бердун.

Но думал он другое. Берка нужно быстрее убрать. Конечно же, ему чертовски хочется убить двух зайцев сразу, убрав заодно и Шелби, но этот вариант отпадает.

Они закончили обед, поговорив еще немного. Подали кофе. Француз внезапно вспомнил еще об одном письме, и Элен записала продиктованное им напоминание основной конторе о модернизации бухгалтерской техники и установке еще двух телефонных линий.

Водитель отвез их из ресторана на работу, и француз исчез за дверью своего кабинета. Одна из служащих переписывала ее записи, а сама она принялась разбирать накладные и принимать у посыльных конверты.

В половине пятого Фрэнк Бердун вышел, провожая клиента и разговаривая о развитии дел в Аризоне, после чего подошел к столу.

– Билеты на самолет для мистера Клафа получены?

Она нашла конверт, переданный одним из посыльных, и протянула ему. – Десять минут назад. Билет на рейс в восемь десять на Ла Гардиа, мистер Бердун.

Коренастый посетитель взглянул на билет и спрятал его в карман.

– Благодарю, вы спасли меня от стольких забот. Очень жаль, что покидаю вас так скоро. – Он посмотрел на Бердуна, пошарил в пальто и вытащил два билета в театр. – Может быть, ты используешь их, Фрэнк? Я доставал их целый месяц, и Сэди сойдет с ума, когда узнает, какую возможность потеряла. Но такое важное дело…

Бердун взглянул на билеты и мотнул головой.

– Завтра я буду на совещании. – Он положил билеты на стол Элен. Посмотри, может, кто-нибудь захочет.

Когда они вышли, Элен уставилась на билеты. Лучшие места на лучший спектакль в городе. Она спросила двух девушек, не хотят ли они, но те отказались. Одна уже была на спектакле, а у другой намечено любовное свидание. Элен засунула билеты в свою записную книжку.

Может, она уговорит Джила пойти с ней.

На лице Марка Шелби выступил пот. Пытаться восстановить всю пропавшую информацию – безнадежное дело. Практически невыполнимая работа. Но приказ ясен и безоговорочен. От старого Питса Усача до нового выводка, пробивающего себе дорогу, все подчиняются приказам без всяких исключений, без каких бы то ни было возражений. Если не выполнил, то пропал.

Чем больше он думал об этом, тем больше свирепел. Единственное, что утешало, то, что и это давление не вечно и когда-нибудь все сморщатся, как лопнувшие воздушные шарики, и их выметут на помойку, где им самое место, а человеком с метлой и совком будет он, Марк Шелби.

Черт бы их всех побрал, этих идиотов без определенного положения в обществе, без образования, без положительных природных способностей и счастливых потому, что ничего не соображают. Поэтому и столь глупо распоряжаются жизнями, стоящими выше их. Его жизнью, в частности. Они апеллируют к обычаям, к духу прародины, а сами даже не знают, где на карте Рим, Неаполь, Сицилия.

Забавно посмотреть, что с ними будет, когда они обожгутся, коснувшись этой прародины. Вполне возможно, эти идиоты будут лупить себя кулаками в грудь от умиления. Эта мысль успокоила его, но лишь на мгновение. Да, он сможет восстановить утраченное благодаря своему уму и заметкам, о которых они и не подозревают. Он возвысится еще больше, когда они узнают, как он выполнил эту задачу. Вполне вероятно, что он достигнет своей цели, не прибегая к первоначальному плану. Кто все может обгадить, так это проклятый Джил Берк, которого уже давно стоило прихлопнуть. Но вместо этого он лишь выбросил его на нейтральную полосу, добившись его изгнания из полиции. Теперь он снова задает вопросы хозяину ломбарда, а этот вшивый слюнтяй может не выдержать и сболтнуть лишнее.

Может быть, уже сболтнул. При этой мысли Марк покрылся холодным потом. Он никогда не недооценивал Берка. Ни разу, даже сейчас. Он все время следил за копом, когда тот служил в полиции, но отдачи от этого не было. И всегда оставался шанс, что полицейский тоже следит за ним, притом более искусно, чем раньше. У него было время поразмышлять обо всем и он мог найти правильное решение. Все правление также исследовало этот вопрос, оно имело доступ к документам полиции, но было вполне удовлетворено, не обнаружив ничего подозрительного.

Однако, сам Марк не был удовлетворен и в таком состоянии не мог сосредоточиться на задании. Шелби снял телефонную трубку и набрал номер Хельги. Он знал, что она должна пойти в салон красоты. Действительно, она собиралась уходить. Он одобрил ее намерение, обменялся с ней комплиментами и сообщил, что заедет к ней завтра. потом взглянул на часы, подождал пятнадцать минут и покинул здание своим хитрым способом.

Маленький старикашка, который, казалось, был занят самим собой, обнаружил его в том самом месте, где потерял в прошлый раз. Теперь же случай благоприятствовал ему. Оказалось совсем не трудно проследить и найти дом, где Марк Шелби содержал в роскошной квартире Хельгу. Старик был доволен. Он зашел в ближайший таксофон и набрал номер. Услышав магнитофонную запись, он выложил последнее сообщение и почувствовал себя немного огорченным, что заданию пришел конец. Эта работа доставила ему немало удовольствия, заняла все свободное время, которое все равно некуда было девать, и принесла массу приятных знакомств в различных местах. Теперь его ждет солидная награда, и он сможет сделать последний взнос за домик во Флориде, где будет греться на солнышке, пока не превратится в мумию.

Марк Шелби убедился, что в квартире никого нет, и, проверяя комнаты, заодно машинально просмотрел личные вещи Хельги. Все, что у нее было, она получила от него. Он вошел в гостиную, где находился бар, и вынул из подсвечника свечку, не обращая никакого внимания на статуэтку. Поднес свечку к свету и попытался высмотреть, что у нее внутри. Тщательно осмотрел ее, но ничего не увидел. Через пять минут он убедился, что никто не трогал ее с тех пор, как он поставил ее сюда.

Тяжкое сомнение покинуло его душу. Шелби взглянул на фигурку, охранявшую его сокровище, и подумал, почему он ни разу не встал перед ней на колени, ни разу не перекрестился?

– Что за идиотизм! – оборвал он себя. Он верит не в статую, а в свечу.

Покидая квартиру, он на всякий случай спустился по лестнице, а не поехал в лифте.

В этот момент сообщение, записанное на магнитофон, уже переписывалось.