Текст книги "Моя подруга всегда против"

– Что-то многовато развлечений стало в этом мире.

– Вряд ли. Например, посмотри сюда… – она указала на Ру, – развлечение – это то, чего людям постоянно хочется. Взять хотя бы секс…

– Браться за секс – самое милое дело.

– В основе массовой культуры заложена аксиома, что секс – это развлечение. Полная лажа.

– А я думаю, что секс должен быть развлечением, – убежденно заявила Трейси.

– А я думаю, – включился Ру, – что секс должен продаваться в автоматах. Если бы я мог сделать так, чтобы секс всегда был развлечением и продавался в автоматах, мне, пожалуй, поручили бы сформировать правительство.

– Вместе посмеяться в постели – это же здорово и… э-э… ну просто здорово, и все, – добавила Трейси.

– Мы с Трейси в одной постели. Мы за секс как развлечение.

– Нет, нет и нет. Секс не должен быть развлечением. Секс может быть разным – будоражащим, романтическим, жутким, бездумным, грязным, опасным, неистовым, запретным, извращенным, – но если он для вас всего лишь развлечение, вы на ложном пути.

– Что-что я…

– Помолчи, Трейси. Секс и смех несовместимы. Сексу все нипочем – чувство вины, суровый призрак неизбежной смерти, посторонний шум, неподходящие погодные условия, захламленный салон автомобиля. Мощные дозы алкоголя и наркотиков, совершенно лишающие человека способности выполнять элементарные осмысленные действия, не только не препятствуют сексу, но даже бесконечно увеличивают его вероятность. Единственное, что разит секс наповал, – смех. Теперь все на свете пытаются превратить в развлечение – «учитесь с удовольствием», «соблюдайте диету с радостью», «наслаждайтесь банковскими операциями». А вот хрен вам. В мире мало веселого. На восемьдесят процентов он состоит из убожества, страданий, несправедливости и гнетущей экзистенциальной серости. Еще на семнадцать – из откровенной удушающей скуки. Остаются несколько минут веселья в неделю, точка. Мое скромное пожелание: лучше не смешивайте эти веселые минуты с сексом, иначе хиханьки да хаханьки погасят эротический запал. Если вам нужен головокружительный водоворот страсти, пыл, безумие и экстаз – займитесь сексом, если хотите развлечься – сыграйте в карты, что ли.

Повисла длинная пауза. Друзья молчали, уставившись на меня. Потом Трейси, чуть подавшись вперед, сказала:

– У тебя салат застрял между зубов… Ага, вот здесь.

К монитору моего компьютера прикрепили записку: «Тебя искали китайцы». Похоже, почерк Уэйна, но я бы не поручился. Мне редко приходилось видеть, чтобы Уэйн, Радж или Брайан писали от руки, обычно они предпочитали клавиатуру компьютера.

– Давно она здесь? – спросил я, нервно переводя взгляд с Дэвида на Полин.

– Один из ваших… сотрудников оставил ее, уходя на обед, – обронил Дэвид.

Я взбежал на верхний этаж со всей прытью, на которую был способен. Уэйна на месте не оказалось, Радж и Брайан, очевидно, играли друг против друга за компьютерами, потому что Брайан захихикал в тот самый момент, когда Радж застонал. Наверное, увидел на экране собственный обезглавленный труп и сообщение от Брайана «Сгинь, падла!». Заметив меня, они синхронно нажали по клавише и на экранах их компьютеров мгновенно открылись таблицы «эксель».

– Ой, привет, Пэл, – пробормотал Радж.

Я потряс рукой, давая понять, что хочу сказать нечто важное, но не могу отдышаться. Восполнив запасы кислорода, я начал:

– В-ввы-ы-х…

Рано, видимо, начал. Предательское дыхание опять меня подвело.

– Чего? – спросил Радж.

Я еще раз тряхнул рукой, потом достал из кармана записку и подал ему.

– А-а, да. Какие-то китайцы хотели тебя видеть, – кивнул он.

Я изобразил, будто сжимаю Раджу горло и откручиваю голову, что должно было означать: «Сам знаю, козел».

– Погоди-ка… – Радж встал и выглянул в компьютерный зал. – Эти двое еще здесь. – И ткнул пальцем в двух человек, стоявших в дальнем конце компьютерного зала.

Я показал ему большой палец, что означало «спасибо».

Согнувшись, я несколько раз глубоко втянул воздух. Полдюжины вдохов-выдохов вернули мне дар членораздельной речи, после чего я выпрямился и направился к визитерам.

– Здравствуйте, – раздался голос Бернарда.

Неожиданно столкнувшись с Бернардом, я непроизвольно зарычал. Бернард отскочил назад и наступил на сумочку студентки, ожидавшей своей очереди пользоваться компьютером.

– Эй! – возмутилась студентка.

– О, не-е-ыт. Прошу прощения. Я ничего не сломал?

Студентка вытащила из сумочки горсть раскрошенной пластмассы с болтающейся батарейкой.

– Сирену раздавил, урод. Как я теперь буду хулиганов распугивать? Нет, вы только посмотрите. Надо же быть таким придурком! Знаете, как это называется? Угроза здоровью, вызванная халатностью. Ты подвергаешь меня повышенному риску нападения. Да я тебя, блин, насмерть засужу. Ей-богу.

Студентка была явно с юрфака.

– Ох, не-е-ыт. Мне ужасно жаль. Радж! Радж! Принесите девушке запасную сирену со склада. И как можно быстрее. Спасибо.

На складе хранился запас сирен для каждого сотрудника, уж такой это был университет.

– Пусть, блин, две принесет.

– Радж! Принесите две сирены… Мне действительно очень-очень жаль.

– Ладно, проехали.

Пятясь, Бернард рассыпался в извинениях, а потом обратился ко мне:

– Итак, Пэл, здравствуйте. Э-э… у вас новая куртка?

– Да.

– Вы мерзнете?

– Нет.

– Хорошо. Но такие куртки вообще-то положено оставлять в гардеробе.

– Послушайте, мне очень жаль, но я страшно занят, Бернард. У меня срочная встреча.

– Ничего. Все нормально. Я лишь хотел поговорить о Дне рационализатора. Спросить, какой план вы составили, и так далее.

– А-а. Как я уже говорил, у меня все схвачено. Можете не волноваться.

– Знаю. Просто я хотел обговорить план по пунктам.

– Боюсь, прямо сейчас у меня абсолютно нет времени.

– Конечно, конечно, какие проблемы. Не заглянете ли потом ко мне в кабинет?

– Да, разумеется. Когда вам будет угодно. Но сейчас не могу…

– Понимаю – нет покоя грешникам, ха-ха.

– Ха-ха. Мне пора.

– Хорошо, хорошо, идите. Увидимся позже.

– Да, позже мы обязательно поболтаем.

Бернард сунул руки в карманы и развернулся к выходу на лестницу, плавно переставив прямую ногу, будто ножку циркуля. Нацепив улыбку, я подскочил к китайцам.

Они тихо переговаривались.

– Привет, я Пэл, здешний мукзэпой. Вы, кажется, меня искали?

– Ты – босс? – с серьезным видом спросил меня тот, что стоял ближе.

– Да, я руковожу компьютерной группой.

– Нам нужна эта, – китаец ткнул меня в грудь, – ты – помогать?

Я похлопал по карману:

– Кажется, у меня есть то, что вам нужно. Я… – До меня вдруг дошло, что нас окружали люди. – Или нам лучше обсуждать дела в туалете?

По выражению лица можно много чего понять. Глядя на их реакцию, я вдруг сообразил, что они никак не могут быть людьми из триады. В мгновение ока я напустил на себя строгий вид:

– Потому что, если у вас дело такого рода, меня оно не интересует. Университет старается покончить с практикой обсуждения делишек в туалетах, для дискуссий у нас имеются конференц-залы. А туалеты предназначены для… короче, вы сами знаете для чего. Так что вы хотели узнать? Поясните подробнее.

– Мы не хотеть ходить с тобой в туалет, – сказал тот, что стоял дальше. Его приятель истово закивал.

– Вот и хорошо. Я должен был убедиться, понимаете?

Китайцы опять закивали.

– Теперь, когда мы разобрались, чем я могу вам помочь?

– Мы – студент. Нам нужна эта. Эта, кто печатать по-китайски на компьютере. Она есть?

– Нет, такая услуга, если не ошибаюсь, предоставляется на факультете иностранных языков. В их компьютерном зале текст можно набирать китайскими иероглифами. Знаете, где находится лингвистический компьютерный зал?

– Да.

– Отлично. Что еще?

– Ничего. Спасибо.

– Не стоит благодарности.

Вернувшись в офис компьютерной группы, я зашел в кладовку и прикрыл за собой дверь. Обхватил голову руками и взвыл:

– А-а-э-э-и-и-и…

А не поручить ли в следующем году это дело Дэвиду?

Оставаться на работе не было никаких сил, и я сказал Раджу и Брайану, что беру отгул.

– В следующий раз, когда Уэйн будет писать мне записку, напомните ему, чтобы писал «китайские студенты», а не «китайцы».

– А какие тут еще могут быть китайцы кроме студентов? – удивленно спросил Брайан.

– Да какие угодно. Могут быть… короче, всякие разные. Университет работает не только для студентов, вы же знаете.

Дома меня встретила неестественная тишина. Когда Урсулы с детьми нет дома, он становится иным, незнакомым местом, притихшим и безжизненным. Даже дребезжание чайника, в котором я кипятил воду для чая, звучало в окружающей пустоте чересчур громко.

С чашкой чая я поднялся наверх и уселся на кровати. В тридцатый раз достал из кармана конверты и пересчитал деньги. В размеренном перебирании банкнот было что-то сюрреалистическое. Деньги на глазах теряли свою ценность. Так бывает, если повторять какое-нибудь слово снова и снова, пока оно не станет смешным и бессмысленным. В голове мелькнула шальная мысль – если потеряю деньги, просто скажу их хозяевам: «Чего вы волнуетесь? Ведь это обычная бумага, разве не правда? По сути говоря, в чем заключалась их ценность?» Мысль, однако, сменилась живой картинкой: меня расстреливают из автоматов в глухом лесу.

Убедившись, что ни одна из банкнот не улизнула, я вернул конверты в карманы и положил куртку под кровать. Для верности задвинул ее подальше, и тут моя рука наткнулась на стимулятор мышц. На крышке коробки был изображен мускулистый красавец, каких можно видеть на соревнованиях по олимпийскому десятиборью или выставках гомосексуальной эротики. Электроды были прикреплены к его подозрительно лоснящемуся телу, пальцы покоились на кнопках управления, атлет улыбался, глядя куда-то вдаль – наверное, на свою идеально подтянутую жену. Разумеется, только круглый идиот мог поверить, что мужик накачал себе гору мышц исключительно с помощью стимулятора. Не иначе играет в теннис или что-нибудь еще. Меня это мало волновало – в стриптизе на девичниках я выступать не собирался. С меня хватило бы умеренных, не требующих физических усилий упражнений, избавляющих от живота.

Я открыл коробку и прочел инструкцию. Она содержала несколько предостережений, которые меня не касались (например: «Избавление от лишнего веса возможно лишь в сочетании с низкокалорийной диетой» – с начала 70-х такие премудрости начали лепить на что угодно), и набор схем, показывающих, куда приставлять электроды, чтобы стимулировать определенные группы мышц. На одной из схем были изображены мышцы ног, и я подумал, нельзя ли насобачиться вместо утомительных, изматывающих прогулок пешком поочередно подавать импульсы то на левую, то на правую ногу. Однако этот проект я отложил на будущее – не будем забегать вперед. Вынул электроды из пластиковых кармашков, разноцветными проводами подсоединил их к блоку управления и включил устройство в розетку. Потом, быстро стянув рубаху, осторожно прикрепил электроды к телу, как было показано на схеме. Первое прикосновение оказалось холоднющим. «Стройная фигура требует жертв», – подумал я. Хотя у мужика на картинке не было живота, его пресс был явно пошире моего пуза. На мужике электроды располагались стройными рядами, на мне – как птичье гнездо, свитое из проводов. Ну да ладно. Инструкция советовала установить время на таймере (я выбрал получасовую «максимально эффективную тренировку») и постепенно прибавлять мощность, «пока не почувствуете покалывание». Инструктаж был, очевидно, рассчитан на тех, у кого куча свободного времени. Не мог же я сидеть и полчаса ждать, пока появится покалывание, поэтому решил взять быка за рога. Включив прибор, я передвинул все регуляторы на восемьдесят процентов мощности.

– Хх-а! – вырвалось у меня, когда живот внезапно скрутил спазм, какой бывает при сильнейших запорах. Спазм длился несколько секунд и столь же внезапно прекратился, вернув мой живот в прежнее вялое состояние. Короткая передышка, и опять – хх-а!

Очередность напряжения и расслабления вкупе с ожиданием следующего спазма на некоторое время поглотили мое внимание. Потом интерес к сокращениям мышц брюшного пресса с помощью электричества начал постепенно угасать. Даже без тягомотины физических нагрузок процедура, как и любая тренировка, нагоняла смертную скуку. Ничем другим я заняться не мог, потому что был подключен к сети, даже бродить по дому не мог. Я включил часы-радио, специально настроенные на волну бодрящей поп-радиостанции, лег на спину и стал слушать хит-парад мальчуковых групп, изредка перемежаемый выступлениями девчоночьих групп, предоставив животу трудиться самостоятельно.

Минут через пятнадцать-двадцать легкое шуршание заставило меня открыть глаза. Уж не взломщик ли опять? Если бы. У кровати стояла Урсула, взирая на меня не просто с тревогой, а с благоговейным ужасом.

– О боже, у тебя кризис среднего возраста!

Признаться, я был задет, но совсем не по той причине, о какой вы подумали. Я мог бы с легкостью доказать, что еще слишком молод для кризиса среднего возраста. Более того, по моим понятиям, кризис среднего возраста вызывает чувство, что жизнь утекает сквозь пальцы, ничего еще не достигнуто, а смерть уже нетерпеливо царапается в дверь. Так вот, подобное ощущение мне знакомо с семи лет. У меня иммунитет к кризису среднего возраста, потому что я им заболел еще безусым пацаном.

– Почему – хх-а! – ты так рано вернулась? Сейчас только – хх-а! – четыре часа.

– Последний прием отменили, вот я и решила уйти пораньше. Сколько ты этим тут занимаешься? И… что… ты только этим и был занят после обеда?

– Ой – хх-а! – не надо меня грузить. Я просто подумал – хх-а! – что не помешает поддержать физическую форму.

– Почему бы тогда не купить велосипед? На велосипеде мигом обретешь форму.

– Ерунда!

– Что?

– Езда – хх-а! – на велосипеде жутко выматывает.

– Зато велосипед укрепляет сердце и легкие.

– Фиг… – хх-а! – …ня. Их можно заменить донорскими. Лучше – хх-а! – тренировать те части тела, которые – хх-а! – нельзя пересадить.

– У тебя точно кризис среднего возраста. Утраченный пресс пытаешься восстановить, самооценка ни к черту, куртец хип-хоповый прикупил… Черт, могу поспорить, что жалобы на маленький член из той же оперы. Ты прицепил этот механизм к своему концу, не иначе?

– Вовсе – хх-а! – нет. Если уж пользоваться метафорами – хх-а! – то жить с тобой – все равно что прикрепить электроды – хх-а! – к гениталиям.

– Сколько ты отдал за эту штуку?

– Какая разница?

– Сколько?

– Я – хх-а! – купил ее на свои деньги.

– Ну скажи сколько.

– Пят… – хх-а! – …надцать фунтов сорок девять пенсов.

– Покажи чек.

– Я его выбросил. Хх-а!

– Где покупал?

– Уже не помню.

– Врешь. Где покупал?

Стимулятор мышц издал серию писклявых сигналов, сообщая, что закончил месить мой пресс. Я начал отцеплять электроды.

– Конец тренировки.

– Оно еще и попискивает – ух ты!

– То есть на сегодня зарядка закончена. Но чтобы добиться желаемого эффекта, процедуру надо повторять каждый день в течение полутора месяцев.

– Неужели? – Урсула с деланным восхищением указала на мой живот: – Значит, будет еще лучше?

Я натянул рубашку.

– Потребуется время, а ты как хотела? Чудес не бывает. Ну да ладно. Кто поедет к няне за детьми, ты или я?

– Ловко придумал отвлечь меня, но я не забыла – где купил?

– Разве я не ответил?

– Нет.

– Я ответил – не помню.

– Послушай, ты, конечно, имеешь полное право отвечать подобным образом, но нельзя же всерьез рассчитывать, что этот номер пройдет.

– Честное слово, не помню. Я купил его… в Интернете!

«В Интернете» прозвучало почти как «что, съела!», я чуток перегнул палку. Дабы исправить оплошность, я потер живот, прикидываясь, будто почувствовал фантомные судороги, и повторил более непринужденным тоном:

– В Интернете.

– В Интернете?

– Именно.

– Где в Интернете?

– В том-то и дело, что не помню. Там столько похожих адресов, что их просто невозможно запомнить.

– Хор-р-рошо. Проверю список покупок по кредитной карточке.

– Я наличными платил. У них не было онлайновой службы заказов, я послал перевод.

– Ты послал перевод по адресу, который нашел в Интернете?

– Да.

– По адресу компании, название которой не можешь вспомнить?

– Правильно. Так мне ехать за детьми?

– Если это вранье, ты, конечно, представляешь, что тебя ждет?

– Зачем мне врать? (Урсула не ответила, лишь посмотрела на меня.) Ладно. Поехал за детьми.

Няня жила в паре минут езды на машине. Днем она забирала Питера из яслей (куда мы сдавали его на несколько часов), после школы – Джонатана и сидела с ними, пока мы не возвращались с работы. Забрав детей, я не без борьбы пристегнул их к сиденьям. Каждое утро они покидали дом с чистыми мордашками и в приличной одежке, но к ужину неизменно являлись растрепанными, липкими и замызганными. Я уже давно махнул на это рукой, поскольку твердо убежден, что пытаться контролировать поведение детей просто опасно. Попытки – замечу, чисто эгоистические – заставить их вести себя подобающим образом дурно сказываются на психике родителей. Нет уж, куда лучше, если припрут к стенке, сказать, что дети не твои и что тебя всего лишь попросили понянчиться с ними до вечера.

Я втерся в поток машин, Джонатан и Питер трещали о чем-то своем на заднем сиденье.

– Чем вы сегодня занимались в школе, Джонатан?

– Ничем.

– Да неужто? Опять? Вы что, тему такую проходите – ничегонеделание? А ты чем занимался, Питер?

– Какал.

– Вот как? Впечатляет.

– Мы скоро переедем в новый дом? – спросил Джонатан.

– Да, скоро. Ждем, пока юристы закончат работу, чтобы можно было переехать.

– А что юристы делают?

– В основном ничего не делают. Но за это им приходится платить большие деньги. Наверное, в школе вас учат, как стать юристом.

– Не хочу быть юристом. Хочу быть джедаем.

– Совмещать эти две профессии точно не получится.

– Пап, держи…

Питер достиг возраста, когда дети любят дарить подарки. Порой он влетал в комнату с криком: «Это тебе», а мне полагалось отвечать: «Прищепка? Ух ты, классно!»

– Что? – Я протянул руку, держа другую на руле и не отрывая взгляда от дороги.

Будь за рулем Урсула, она бы уставилась на Питера в зеркало заднего вида, а то и обернулась всем телом. Не исключено даже, что она подперла бы педаль газа палкой и перелезла на заднее сиденье посмотреть, что там ей предлагал Питер.

– Вот. – Питер положил в мою ладонь некую субстанцию.

Я плавно переместил руку назад, чтобы взглянуть на «подарок».

– Фу! Ты где взял эту гадость?

– В носу.

Я долго стряхивал козявки с ладони на дорогу. Водитель двигавшейся следом машины, видимо, подумал, что я пытаюсь подать ему знак остановиться, и принялся яростно жестикулировать.

– Включи радио, – попросил Джонатан.

Я нажал на кнопку. Какая-то Дебби из Мэнсфилда жаловалась, что мусор не вывозят вовремя.

– Только не разговоры. Разговоры надоели. Найди музыку.

Еще один тычок пальцем – и я напарываюсь на канал, передающий классический рок в осовремененном виде. Об этих переделках с придыханием распространяется некий субъект, более всего жаждущий донести до слушателя, как он хорош в постели.

– Скоро поедем в Германию, Джонатан. На лыжах покатаемся. А ты, Питер, на санках.

– Я тоже хочу на лыжах.

– Ты еще мал, Питер.

– Не мал.

– Нет, мал, – подхватил Джонатан. – Ты не умеешь на лыжах. Я умею, а ты нет.

– И я умею.

– Нет, не умеешь. Я умею, мама умеет, папа немного умеет, а ты не умеешь.

– Что значит «немного умеет»?

– Ну, ты же не очень хорошо катаешься, правда?

– Неправда. Я хорошо катаюсь.

– Не так хорошо, как мама.

– У мамы больше опыта. Она выросла в Германии, на лыжах с детства стоит. Когда я был маленький, мне негде было кататься на лыжах.

– А что ты делал вместо лыж, когда был маленький?

– На велике гонял, наверное.

– Мама и на велике умеет.

– Нет, я на велике езжу лучше мамы.

– Почему же ты сейчас никогда не ездишь?

– Времени не хватает.

– Я тоже умею на велике, – заявил Питер.

– Не умеешь, – парировал Джонатан.

– Нет, умею.

– Только на четырех колесах, это не считается. Ой, слушай, Бритни Спирс поет. Пап, тебе нравится Бритни Спирс?

– Нет, Джонатан, я презираю и ее саму, и всю ее систему ценностей. Питер, ты действительно умеешь ездить на велосипеде. Скоро мы снимем боковые колеса.

– Если бы мама ехала на лыжах, а ты – на велосипеде, кто бы победил?

– Я.

И пусть никто не говорит, что я не стараюсь служить сыновьям хорошим образцом для подражания.

Все смотрели на меня с омерзением, и я понял – случилось что-то неладное. Обычно меня просто не замечают, но в то утро коллеги вздумали утвердить меня на роль Иуды учебного центра. Я уже собрался мысленно послать их куда подальше и заняться своими делами – ведь библиотекари способны невзлюбить человека по самым неожиданным причинам, а помощники библиотекарей известны как крайне раздерганные личности, чьи поступки не поддаются логике. Кто знает, может, они глядели на меня исподлобья в знак солидарности с бедствующими детьми третьего мира? Но вскоре я подвернулся Бернарду и все прояснилось.

– Пэл! Вот вы где. – Бернард жестом указал – где.

– Доброе утро, Бернард.

– Я уже начал беспокоиться, вы так и не зашли ко мне вчера.

О боже. Я же обещал зайти к нему после разговора с китайскими студентами, которых я принял за членов триады. Совершенно из головы вылетело. Оставалось чистосердечно признать свою вину.

– Извините, Бернард. У меня живот схватило.

– О не-е-ыт. Но теперь прошло?

– Спасибо, все в порядке. Наверное, это был один из новых вирусов, что вырубают человека на целые сутки.

– Рад, что вы поправились. Кстати, я хотел обсудить с вами День рационализатора…

– Как я уже сказал, не беспокойтесь. У меня все продумано.

– Нет, вы не поняли. Обсудить я хотел вчера, а проводить мероприятие нужно уже сегодня, прямо сейчас.

– Вот черт!

– Ведь вы уверяли, что все организовано, не так ли? Я вас не раз спрашивал, и вы говорили…

– Все готово.

– Точно?

– Да, а почему вы сомневаетесь?.. А-а, понял, потому что я сказал «вот черт». Это такой сетевой жаргон. Когда говорят «вот черт» (опасаясь, что восклицание прозвучало с беспросветным унынием, я подкрепил его жестом: оттопырил оба больших пальца), имеется в виду «полный вперед!». – Я снова показал большие пальцы.

Бернард кивнул. По его лицу было видно, что он искренне старается поверить моим словам.

– Вот черт! – повторил я для пущей убедительности.

– Никогда раньше такого не слышал, – признался Бернард.

– Новая мода.

– Любопытно.

Я понял, что он решил рискнуть и принять мои объяснения. На долю секунды меня окатила волна радости, но я тут же вспомнил, что ни черта, то есть ровным счетом ничегошеньки не подготовил ко Дню рационализатора. Мы с Бернардом наслаждались, каждый по-своему, повисшей паузой, за которой должно было последовать объяснение, как вдруг по громкой связи передали:

– Пэла Далтона просят пройти к окну выдачи литературы.

– Надо пойти узнать, из-за чего шум-гам. – Я махнул рукой в направлении библиотеки.

– Разумеется. Только ненадолго. Автобус уже ждет на улице. Отправление через десять минут.

Автобус отвезет нас туда, где Бернард на весь день застолбил большую аудиторию или конференц-зал, куда-нибудь подальше, у университета есть корпуса чуть ли не по всему городу. За учебным центром останутся присматривать дежурные, понадерганные из других отделов. Они нарочно палец о палец не ударят, чтобы в следующий раз их не отрывали от важной работы в своих отделах, а наши по возвращении раздуют историю еще больше, демонстрируя, что управление работой учебного центра – крайне сложная задача, которую нельзя поручать дилетантам. Но отвертеться все равно не получится. Бернард полагал, что проведение мероприятия за стенами учебного центра позволяет сосредоточиться и работать без помех, однако подлинная причина заключалась в том, чтобы отрезать людям пути к бегству.

Я рысью устремился к окну выдачи литературы. Джеральдин, помощница библиотекаря, посмотрела на меня как на растлителя малолетних, в придачу опрокинувшего банку с краской на подол ее подвенечного платья за пять минут до начала брачной церемонии.

– Извините за беспокойство. Вы, конечно, очень заняты, готовя для нас полезные мероприятия…

– Я сам не знал, что День рационализатора проводится сегодня, – прошипел я. – Меня Бернард заставил, я…

– Просто выполняем приказ, да? Не надо передо мной извиняться, Пэл. Бог вам судья. Тут с вами какие-то люди хотели поговорить, сказали, что по важному делу. – Она кивнула на двух китайцев приличного вида, которые стояли рядом с окном, бесстрастно на меня поглядывая.

Я издал стон, зародившийся у самых коленок.

– Спасибо, Джеральдин. Преогромное спасибо.

Сквозь звон в голове тоненький голосок нашептывал, что они могут оказаться еще одной парой обычных студентов, но даже наиболее оптимистично настроенные участки мозга уже не верили утешениям. Возраст – не показатель принадлежности к студентам УСВА, у нас полно немолодых студентов, людей, которых послали на курсы переподготовки и т. п. Но всем студентам, независимо от возраста и социального происхождения, был присущ определенный уровень неряшливости. Эти двое были одеты не по-студенчески аккуратно.

Я подошел к китайцам или, точнее, подполз:

– Чем могу помочь?

– Вы – мистер Пэл Далтон?

– Боюсь, что так.

– Хорошо. Наш начальник, мистер Чанг Хо Ям, предупреждал вас, что мы заедем?

Я догадался, что говорить будет только один из них, тот, что был пониже, других отличий между китайцами я не заметил. Одинаково безупречные костюмы, одинаково безучастные физиономии.

– Да, я вас ждал.

– Может, пройдем в ваш кабинет?

– Э-э… Сейчас не очень подходящий момент.

– Какая жалость. Я крайне огорчен. Вам никогда не приходилось испытывать жгучее огорчение?

– Просто мне сейчас надо кое-куда ехать.

– Куда же это?

– Я и сам не знаю.

– Ясно. Жизнь богата неожиданностями, верно?

– Нет, я просто адреса не знаю. Но это недалеко. Я не за границу еду, не подумайте чего.

– Провалиться мне на этом месте, если я такое заподозрил.

– У меня есть… то, что вам нужно. Могу прямо здесь отдать… – Я полез в карман.

– Нет, – китаец вскинул руку, – я предпочел бы более приватную обстановку. – Он повел головой в направлении камеры внутреннего наблюдения, нацеленной на площадку перед окном выдачи. – Жаль, но мы не можем оставаться здесь слишком долго.

– Почему?

Китаец стрельнул глазами на своего спутника.

– Нестыковка с расписанием поездов.

Его спутник удрученно разглядывал носки своих туфель.

– Ага, ясно… – закивал я; никто ко мне не присоединился. – Сейчас узнаю, куда мы едем. Начальник, конечно, сообщит мне адрес, но, боюсь, я буду очень плотно занят.

– Позвоните, когда освободитесь. Я не меньше вашего надеюсь, что ждать не придется слишком долго.

– Да, неплохая мысль.

– Хорошо. Номер моего мобильного телефона…

– Э-э-э…

– Э-э-э?

– Со многих наших аппаратов нельзя звонить на мобильные телефоны, у нас идет борьба с нерабочими разговорами, знаете ли.

– Ну да, еще бы. А разве мобильного телефона у вас нет?

Я рассмеялся:

– Нет уж. Мобильниками пользуются только коз… Нет, у меня нет.

Говорун повернулся к Молчуну и что-то отрывисто сказал по-китайски. Судя по реакции Молчуна, он хотел что-то возразить, но Говорун настойчиво повторил фразу. Молчун неохотно вытащил из кармана мобилу и отдал мне.

– Видите номер? – Говорун указал на запись в блоке памяти. – Это номер моего мобильного телефона. Когда освободитесь, позвоните, договорились?

– Договорились. Пойду узнаю, куда мы едем…

– Это ни к чему. Встречу назначим, когда позвоните, в каком-нибудь месте, где легко поймать такси.

– Хорошо. Тогда до встречи.

– Именно.

Я лихорадочно подыскивал слова, которые завершили бы беседу с громилами из триады на мажорной ноте, но в метре от меня уже переминался с ноги на ногу Бернард. Перехватив мой взгляд, он постучал по часам. Я пискнул: «Мне пора» – и сделал ручкой. Китайцы в ответ махать не стали.

Персонал под конвоем вели в автобус. Бернард шествовал во главе колонны, Дэвид – в арьергарде, следя, чтобы никто не сбежал. Когда недовольные массы погрузились в автобус, Дэвида отправили назад в корпус проверить туалеты. Через пять минут он вернулся. Следом с понурым видом брели Радж, Уэйн, два ассистента и библиотекарь отдела общественных наук.

Автобус тронулся, Бернард стоял у места водителя и «в общих чертах вводил в курс дела» участников мероприятия. Курс дела выглядел довольно неопределенно. Бернард сообщил, что я подготовил массу интересных семинаров, которыми мы будем охвачены весь день до пяти часов. Обедать будем на месте, в Банерли-Хилл. Так называлась старая начальная школа, здание которой университет купил, когда она оказалась ненужной муниципалитету. Школу превратили в конференц-центр, а довольно ухоженные спортплощадки отдали студентам физкультурного факультета. От учебного центра до школы езды было пятнадцать минут. Десять из них я потратил, пытаясь сообразить, что делать с пятьюдесятью товарищами по несчастью до пяти часов, чтобы не только рационализировать их работу, но и не оставить впечатления, будто я выдумал программу Дня за десять минут до его начала.

Спустя убийственно малый промежуток времени я уже сидел в зале вместе с остальными работниками учебного центра, хотя «вместе» – не совсем подходящее выражение: вокруг меня пролегла мертвая зона в виде трех пустых кресел с каждой стороны. Пройдет еще несколько минут – и меня позовут на сцену. В мозгах звенела пустота, я грыз ногти. Бернард сделал приглашающий жест. Я картинно обернулся на сидящих сзади, произнес одними губами: «Что, меня?» – и вопросительно ткнул себя в грудь. Бернард закивал – «ага, тебя», и я, волоча ноги, поднялся за ним на сцену. Там уже приготовили микрофон.

– Всем-всем, прошу тишины, – произнес Бернард, заглушая ропот в зале. – Я временно слагаю с себя полномочия. Сегодняшним мероприятием будет руководить Пэл.

Я подошел к микрофону, провожаемый очень редкими хлопками. Хлопал только один человек.

– Спасибо, Бернард. Ну… Это… Сзади хорошо слышно?

Люди в задних рядах сидели с каменными лицами, из чего я сделал вывод, что слышно хорошо. Странно, но микрофон, казалось, почти не усиливал мой голос, хотя улавливал мое дыхание, превращая его в треск раздираемой в клочья бумаги.

– Вот и отлично. Итак, мы собрались на День рационализатора. Да, День рационализатора… Рационализаторский день. Что именно мы понимаем под Днем рационализатора? Ну, это – день, это – отрезок времени, когда мы собираемся все вместе, чтобы рационализировать разные вещи, то есть сделать их лучше. Что именно мы понимаем под фразой «сделать лучше»? Попросту – улучшить. Хотя мы называем этот день Днем рационализатора, его можно с таким же успехом называть Днем улучшений. Считаю, что об этом важно помнить.