Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Том 2"

 
                 Все это очень странно.
     Я начинаю понимать. Да, да.
     Меня ты хочешь удалить отсюда
     Во что бы то ни стало. Но зачем —
     Необъяснимо. Кроется тут что-то,
     Чего понять я не могу.
 

АГНЕСА

 
                             Роберт,
     Пойдем. Я после все тебе открою,
     Все объясню. Все это так смешно…
И ты смеяться будешь сам наверно.
Но, право, нам нельзя здесь ночевать…
Всему виной один преглупый случай
И пресмешной… Я после расскажу…
О нем без смеха вспомнить невозможно…
И я смеюсь… ты видишь – я смеюсь…
 

РОБЕРТ

 
      О, да, я вижу – смех твой слишком весел.
      Я не пойду отсюда.
 

АГНЕСА

 
                              Нет, Роберт,
      Не будь жесток. Я признаюсь открыто,
      Что эта спальня мне всегда была
      Так ненавистна. Посмотри, как мрачны,
      Как высоки и узки эти окна,
      В них мало света и в полдневный час,
      А я хочу, чтоб наше пробужденье
      Горячим солнцем было залито.
      Там, высоко, есть комната другая,
      Вся в занавесках алых. Как заря.
      Я чувствую, к нам свеют сновиденья,
      Каких никто из смертных не видал
      И о каких едва мечтать мы смели.
      Пойдем, Роберт, и мы увидим их.
 

РОБЕРТ

 
      Мы будем здесь. Нет, не моли напрасно.
      Мне чудится коварство и обман.
      Я не уйду, пока не разгадаю.
 

(Осматривается кругом.)

АГНЕСА (в ужасе)

 
     Куда ты смотришь?.. Не смотри туда!
 

(Стараясь заслонить труп, говорит поспешно.)

 
Ты хочешь здесь остаться? – да, конечно,
Здесь хорошо. Огни лишь погасить.
И будет тьма, и свеют к нам во мраке
Такие сны,
            Каких не знали мы!
 

(Хочет погасить свечи.)

РОБЕРТ (удерживает ее)

 
     Постой, постой. Что там лежит такое?
 

АГНЕСА

 
     Там – ничего. То – мантия моя.
     Ах, я совсем сказать тебе забыла,
     Я вышила тебе нарядный плащ.
     Все лилии по золотому полю,
     Как ты хотел. Там есть один цветок.
     Кроваво-красный. Я не вышивала
     Того цветка… Клянусь тебе, что нет.
     И кем и как он вышит был – не знаю,
     Но я его не вышивала, нет…
     Не я! Не я!.. Пойдем, Роберт, ты должен
     Его увидеть… Я хочу, Роберт,
     Молю тебя… Я так трудилась долго,
     Я так тебе хотела угодить…
 

РОБЕРТ

 
      Покажешь после.
 

(Садится в кресло.)

 
                   Я устал, Агнеса
Покой мне нужен. Дай мне отдохнуть.
 

АГНЕСА

 
      Да, мой Роберт, погасим только свечи.
 

РОБЕРТ (удерживая ее)

 
      Ведь ты моя, Агнеса?
 

(Заглядывает ей в глаза.)

АГНЕСА

 
                            Я – твоя.
      Всегда твоя.
 

РОБЕРТ (привлекая ее к себе на колени.)

 
                  И ты меня любила?
 

АГНЕСА

 
      Всегда, Роберт!
 

РОБЕРТ

 
                  И ты была верна?
 

АГНЕСА

 
      Я… памяти твоей не изменяла.
      О, никогда!
 

РОБЕРТ

 
                 Ты мне была верна?
 

АГНЕСА

 
     О, да, Роберт.
 

РОБЕРТ

 
                 Ты можешь ли поклясться,
     Что ты всегда была верна? – Клянись!
 

АГНЕСА

 
     Ты мне не веришь?
 

РОБЕРТ

 
                 Я поверю, если
     Ты поклянешься в этом.
 

АГНЕСА

 
                 Я клянусь!
 

РОБЕРТ (медленно, не спуская с нее глаз)

 
     Так. Хорошо. Теперь тебе я верю.
 

АГНЕСА

 
     Мой друг, позволь, я свечи погашу.
     Они блестят и мне смотреть так больно…
     Рябит в глазах.
 

РОБЕРТ

 
                 Нет, лучше не гасить.
     Я на тебя хочу налюбоваться;
Ты так похорошела, расцвела,
И новые в тебе открылись чары.
Красавицей ты стала. Не могу
Еще решить, что нравится мне боле:
Загадочно-страдальческий твой взгляд
Иль свежих уст невинная улыбка?
 

АГНЕСА

 
      Я счастлива, что нравлюсь я тебе.
 

РОБЕРТ

 
      Я пить хочу. Дай мне воды, Агнеса.
 

АГНЕСА (поспешно вставая)

 
      Зачем воды? Вот лучшее вино.
      Я дам тебе в твоем заветном кубке.
 

(Про себя.)

 
Там порошок колдуньи. Он уснет.
 

(Наливает вино в кубок и украдкой мешает в нем ложечкой. Роберт следит за ней.)

РОБЕРТ (про себя)

 
      Подсыпала! А! Больше нет сомнений…
      Но поглядим, помедлим, подождем.
 

АГНЕСА (подходит к нему с кубком)

 
      Пей, милый друг. Вот твой заветный кубок,
      Его я, как святыню, берегла.
      Никто чужой к нему не прикасался,
Не осквернен твой кубок золотой.
Что ж ты не пьешь?
 

РОБЕРТ

 
                 Не надо. Я… раздумал.
 

АГНЕСА

 
     Куда ты смотришь?! Не смотри вокруг!
     Взгляни мне в очи. Разве мало страсти
     И нежности в них светит для тебя?
     Мое вино отвергнул ты, но ласки?
     Нет, ты любовь мою не оттолкнешь!
 

РОБЕРТ (отстраняя ее)

 
     Твоя любовь опаснее, чем кубок.
     От ласк твоих боюсь я опьянеть.
 

АГНЕСА

 
     Куда ты смотришь?! Что тебя тревожит?
 

РОБЕРТ

 
     Зачем лежит там мантия твоя?
 

АГНЕСА

 
     Она такой тяжелой мне казалась,
     Что с плеч моих я сбросила ее.
     Пусть там лежит. Взгляни мне в очи.
                             Милый.
     Ты любишь? Да? О, не смотри туда!
 

РОБЕРТ

 
      Тебе казалась мантия тяжелой
      И с нежных плеч ты сбросила ее.
      Тут просто все и ясно, и понятно.
      Зачем же так теряться и бледнеть,
      Как будто здесь сокрыто преступленье
      И там, под этой мантией, лежит
      Кровавый труп? Иль в сброшенной одежде
      Таятся духи? Что же ты молчишь?
      Иль голоса лишилась ты от страха?
 

АГНЕСА

 
      Мне нечего сказать тебе, Роберт
 

РОБЕРТ

 
      А! Нечего? Тогда приступим к делу.
 

(Делает несколько шагов по направлению к трупу.)

АГНЕСА

 
      Постой, Роберт!.. помедли… подожди.
 

РОБЕРТ (останавливаясь)

 
      Я жду.
 

АГНЕСА

 
      Роберт! Моей любви ты веришь?
 

РОБЕРТ

 
      Ты мне клялась; могу ль не верить я?
 

АГНЕСА

 
     Да, я клялась и клятву повторяю,
     Что одного тебя любила я.
     Всегда, всегда! И если ты мне вверишь,—
     Уйдем туда, в наш розовый покой,
     Там мы найдем небесное блаженство
     Нездешних снов, каких не знали мы!
 

РОБЕРТ

 
     Прости, мой друг, но должен я сначала
     Узнать, что скрыто мантией твоей.
 

(Идет дальше.)

АГНЕСА (загораживает ему дорогу.)

 
     Ты не увидишь! Нет!.. ты не увидишь!
 

РОБЕРТ

 
     Тогда скажи мне все. Скажи сама.
     Быть может, я простить тебя сумею.
 

АГНЕСА (гордо)

 
     Не надо мне прощенья твоего.
     Я столько же виновна, сколько волны,
     Когда их буря к берегу несет.
     Иди. Смотри. Я все тебе сказала.
     Что ж медлишь ты?
 

РОБЕРТ

 
                 Пожалуй, ты права.
Не лучше ли уйти, моя Агнеса,
В наш светлый, алый, радостный покой,
Изведать там небесное блаженство
Нездешних снов, каких не знали мы?
 

АГНЕСА (восторженно)

 
      Роберт, о, как тебя любить я буду!
      Как я…
 

РОБЕРТ

 
                  А все же лучше посмотреть,
      Не правда ли?
 

(Быстро направляется к трупу.)

АГНЕСА

 
                  О, ты все тот же!
 

РОБЕРТ (на минуту останавливается, смотрит на нее)

 
                        Тот же.
 

(Подходит к трупу и, откинув мантию, вглядывается в его черты.)

 
А!.. Это брат мой! Все я ожидал,
Но не его увидеть. Он задушен.
На шее петля. Теплая рука.
Быть может, жизнь еще в нем не угасла.
О, если б к жизни мне его вернуть!
Он все бы мне поведал без утайки,
Таков, как он, на пытке не смолчит.
 

(Склоняется над ним.)

 
Нет, кончено. Он умер, без сомненья,
Избег, счастливец, моего суда.
 

(Подходит к Агнесе и, схватив за руки, бросает ее перед собой на колени.)

 
Но я тебя заговорить заставлю!
Что было между вами? Говори!
Зачем он мертв, убит, и так недавно?
Молчишь?.. Ты смеешь мне не отвечать?
А!.. Женщина!.. Меня ты испытуешь
Сверх меры. Есть терпению предел.
Но я тебя заговорить заставлю —
И ты заговоришь или умрешь!
 

АГНЕСА (на коленях)

 
     Убей меня! Молю, убей!
 

РОБЕРТ

 
                             Как? Только
     Убить тебя? Убить, ты говоришь?
     Ха-ха!.. Да, это было б милосердье!
     Да это было б ангельским судом.
     Ты будешь жить, но жизнию такою,
     Что грешники, горящие в аду,
     Поверь, тебе завидовать не станут.
     Эй, люди! Эй!..
 

(Обращаясь к вбежавшим слугам.)

 
Связать вот эту тварь!
 

СЛУГИ

 
      Графиню? Как?.. Ослышались мы, верно…
      Как! Нашу… нашу госпожу?
 

РОБЕРТ

 
                              Молчать!
      Без рассуждений. Руки ей скрутите
      Живей и крепче. Этот труп убрать
      И бросить в реку. Камень привяжите
      Ему на шею, кстати, петля есть.
 

(Про себя.)

 
Он погребенья лучшего не стоит
И в нашем склепе места нет ему.
 

(Слугам.)

 
Вы слышите? Эй!
 

СЛУГИ (оправясь от смущенья)

 
                  Слышим, виноваты.
 

РОБЕРТ

 
                  Чего ж вы стали?
 

СЛУГИ

 
                  Графа?.. В реку?.. Нам?..
 

РОБЕРТ

 
     Да, этого, что был мне прежде братом
     И назывался графом де-Лаваль.
     А эту… тварь сейчас же отведите
     В подвал, в in pace, в каменный мешок.
 

Тяжелые каменные своды. У одной из стен связка соломы, прикрытая рогожей, где лежит Агнеса. На ней широкая белая рубашка из грубой шерстяной материи, собранная у горла. Кроме большого каменного кувшина и табурета, стоящего около постели, в подвале нет ничего.

АГНЕСА

(Просыпаясь, приподымается на своем ложе. Она смертельно бледна. На лице застыло страдальческое выражение. Ее длинные каштановые волосы висят спутанными прядями.)

 
Да, то был сон. Счастливый, светлый сон.
 

(Озирается вокруг.)

 
А это – жизнь. Солома, сырость, плесень
И холод стен. Да, это жизнь моя.
И никогда иной я не знавала.
Здесь родилась и выросла я здесь.
И, кажется, состариться успела.
Не кажется – наверно я стара.
 

(Проводит рукой по лицу.)

 
О, как стара!
 

(Смотрит на большую паутину, висящую в углу.)

 
            Сто лет, по крайней мере,
Вот этого я помню паука.
Сто лет я здесь. Мой мир – моя темница.
 

(Встает и обходит тюрьму, касаясь стен рукою.)

 
Мой мир – еще не разгаданный мной.
В нем каждый день открытий полн
                                    нежданных;
Мои глаза привыкли к темноте.
То на стене узор я различаю
Из плесени, исполненный чудес,
Глубокого и тайного значенья;
То паутины дымчатой клочок,
То щель, откуда, падая по капле,
Вода сочится. Каждый день приносит
Мне новое открытие…Кш!.. Кш!
 

(Отскакивает в сторону.)

 
Пошли, пошли, противные созданья,
Холодные и скользкие!.. Прочь, прочь!..
Опять скребутся… Что бы это было?
Нет, я не знаю ничего!.. Нет, нет!..
Я ничего не чувствую, не слышу.
Мне хорошо здесь. Тихо и темно.
 

(Помолчав немного, произносит шепотом, с расширенными от ужаса глазами.)

 
А все-таки… я знаю… это – крысы!
 

ВЕДЬМА (неожиданно появляется из темного угла)

 
С веселым днем! Привет мой госпоже!
Как вам живется-можется в in pace?
Уж, кажется, чего покойней тут.
Ха-ха! Ха-ха!.. Немножко тесновато,
А можно бы и здесь нам поплясать.
Повеселить вас разве, как бывало
 

(Приплясывает, напевая.)

 
Sabbat! Дружок мой, Грибушо,
            С тобой мне хорошо,—
Ты так танцуешь хорошо —
            Дружок мой, Грибушо.
 
 
Вам, помнится, пришелся не по нраву
Наш Красный сон. Изволили серчать.
А ныне-то, я думаю, охотно
И дьяволу полезли б на рога…
(Тьфу, снизу вверх! Грызи свои копыта…
А ныне-то и Красный сон хорош?
 

(Подходит ближе к Агнесе и меняет насмешливо-почтительный тон на грубый и повелительный.)

 
Чего молчишь? Язык отгрызли крысы?
Иль мозг последний высосал паук?
 

(Протягивает ей баночку с мазью.)

 
Возьми, натрись, коль умирать не хочешь,
Да Черному усердней помолись,—
И полетишь – фью! Фью! Сегодня праздник
Потешим беса! (Клюй его петух!)
 

(Исчезает.)

АГНЕСА (одна)

 
      Кто говорил, что будто там, высоко,
      Есть солнца свет, и люди там живут,
      И есть луга, покрытые цветами,
      Свобода есть? – Все это – бред один,
      Бессвязный бред. За этими стенами
      Нет ничего. Все – призраки, все – ложь.
      Сейчас она со мной здесь говорила,
      Кривляясь, издевалась надо мной,
      Звала с собой. – И где ж она? – Пропала.
      И нет ее. Да и была ль когда?
      Все призраки: паук, колдунья, крысы,—
      Живут, шуршат, скребутся и – замрут!
 

ФАУСТИНА

(Сходит по лестнице. Одета в красное платье. За поясом нож.)

 
Ну, наконец, тебя я отыскала.
В каких я подземельях не была,
Чего не перевидела я в тюрьмах!
Но глубже всех твой каменный мешок.
Ты говорить еще не разучилась?
Мои слова ты понимаешь?
 

АГНЕСА

 
                                  Да.
 

ФАУСТИНА

 
     Прекрасно. Значит, разум твой в порядке.
     Я, признаюсь, боялась за него;
     Ведь здесь с ума и сильные сходили.
     Барона помнишь? Суток не провел
     В твоем мешке – и потерял рассудок.
 

АГНЕСА

 
     Скажи, а я?
 

ФАУСТИНА

 
                 Что хочешь ты спросить?
 

АГНЕСА

 
     Я здесь давно?
 

ФАУСТИНА

 
Да. Восемь дней.
 

АГНЕСА (с сожалением качая головой)

 
                             Бедняжка!
     Так это ты с ума сошла, не я.
     Я здесь столетья. Слышишь ты? – столетья!
Я здесь века. Но ты сошла с ума
И не поймешь, а то бы рассказала
Всю жизнь мою, подробно, день за днем,
Как родилась я здесь, как возмужала
И как росла. Меня учил паук.
 

ФАУСТИНА (про себя)

 
      Ну, кончено. Отпета и погибла.
      Погребена здесь заживо, навек.
 

(Подходит близко к Агнесе и берет ее за руку.)

 
Агнеса, слушай, дорого мне время.
Я подкупила стражу, но не всю,
Она сменится скоро, очень скоро,
И я погибну, если попадусь.
Там, наверху, неделю длятся пытки.
Мучитель твой пытает слуг своих.
Он рвет и мечет. Гнев его безумен,
А подлые на пытке не молчат, —
Все рассказали, с точностью такою,
Что верить трудно, будто каждый день
За шагом шаг они тебя следили,
И палачу теперь известно все.
Ты понимаешь? – все ему известно!
Спасенья нет – и смерть твоя близка,
Когда за жизнь бороться ты не можешь.
Скажи, кто пищу подает тебе?
 

АГНЕСА

 
      Там, надо мной, порой поднимут камень
      И бросят корку. Раз кувшин с водой
Ко мне спустился тихо на веревках.
Но это было много лет назад.
Кувшин мой пуст. С тех пор лижу я стены.
По ним сочится сырость, как река.
 

ФАУСТИНА

 
     Так слушай же. Когда опять заметишь,
     Что отодвинут камень над тобой, —
     Зови, кричи, что хочешь видеть графа,
     Что тайну ты открыть ему должна.
     И он придет. Тогда лови минуту,
     Не промахнись – и будешь госпожой
     Всевластною, свободной и счастливой.
     Вот острый нож. Отточен хорошо.
 

(Подает ей нож.)

 
А промахнешься – цель живее в сердце,
Себя убей. Прощай. Пора. Иду.
 

(Уходит.)

АГНЕСА (одна)

 
     И та ушла. Все сон, все – ложь, все – тени.
     Ножом кого-то надо мне убить,
     Чтоб этот кто-то вмиг из человека
     Стал призраком. Но призрак мне страшней…
     Их много здесь.
 

(Бросает нож.)

 
            Останься человеком
И палачом. Я мертвецов боюсь.
 

КЛАРА

(Появляется как призрак. В ее руках светильник, горящий небесным светом.)

 
Сестра моя, с тобой поплакать вместе
И помолиться вместе я пришла.
 

АГНЕСА

 
      Я не хочу ни плакать, ни молиться,
      Мне хорошо. Уйди. Оставь меня.
 

КЛАРА

 
      Не застывай в отчаянье холодном.
      Молись, сестра! Молись и плачь со мной.
      Велик твой грех, но плачем и молитвой
      Ты Ангела-Хранителя вернешь.
 

АГНЕСА

 
      Молчи, молчи! Не то я снова вспомню,
      Все вспомню я – и страшно будет мне.
 

КЛАРА

 
      Да, вспомни, вспомни, милая Агнеса,
      Пусть сердцу будет вдвое тяжелей,
      Пусть изойдет оно в слезах кровавых —
      За них тебя Всевышний Бог простит.
 

АГНЕСА

 
     Простит – за что? – Я что-нибудь сказала,
     Подумала дурное? Да, сестра?
 

КЛАРА

 
     Ты согрешила страшно. Вспомни, вспомни!
 

АГНЕСА

 
     Я все забыла.
 

КЛАРА

 
                 Вспомни, – твой супруг
     Был на войне и после возвратился.
     Его зовут Роберт, граф де-Лаваль.
     Ты вспомнила?
 

АГНЕСА

 
                 Роберта? Да, я помню —
     Он был красив и он меня ласкал.
     Ему во сне другое имя дали,
     Но этого тебе я не скажу.
     Меня ты выдашь. Будет суд и пытка,
     За этот сон меня сожгут живой!
 

КЛАРА

 
     О, говори! Рассказывай, что хочешь,—
     И, может быть, ты вспомнишь обо всем!
 

АГНЕСА

 
     Давно, давно, когда жила я в замке
     И мне служили слуги и пажи,
Я выпила забвения напиток —
И радостный привиделся мне сон:
В одеждах светлых, легких и свободных
Шли девушки и юноши во храм.
Они цветы несли, смеялись, пели,
Адонису плели они венки.
И были все так светлы, так прекрасны,
Так счастливы они казались мне,
Залитые горячим солнцем юга
Я с ними шла. Со мною был Роберт.
Но там его Дафнисом называли
Он весел был, смеялся, пел, шутил.
Потом меня приревновал к другому,
Шутя, корил, сердился и – простил.
И вместе мы сплетали анемоны,
Адонису бессмертному венки.
Проснулась я. В решетчатые ставни
Холодный, тусклый, робкий лился свет.
Унылое гудело, «Miserere» —
Процессия монахов мимо шла.
И жизни смысл впервые мне открылся;
Я поняла, что я лежу в гробу.
Но этот сон сегодня повторился…
Как счастливы бываем мы во сне!
 

КЛАРА

 
      Но неужели этою любовью
      Ты утолила б сердце навсегда?
      Но неужели играми и смехом
      Всю жизнь твою наполнить ты могла б,
      И не изныла бы в томленье тайном,
      В священной жажде света и молитв?
 

АГНЕСА

 
     Там столько света, солнечного света!
     А их молитвы радостны, как день!
 

КЛАРА

 
     Я говорю тебе о свете вечном;
     Его там нет и не было вовек.
     Там солнце светит, бренное, земное,
     Пока Господь светить ему велит.
     Но день зайдет, – и лягут тени ночи.
     Молись, сестра, дабы увидеть свет
     Неугасимый, незакатный, вечный,
     Блаженный свет!
 

АГНЕСА

 
                 Молчи, молчи, молчи!
     Нас слушает паук, а он не любит,
     Когда при нем о свете говорят.
 

КЛАРА

 
     Несчастная! Но кто из вас несчастней,
     Кто более страдает – не пойму.
 

АГНЕСА

 
     Из нас?
     Но кто ж еще здесь страждет? – Крысы?
 

КЛАРА

 
     Я о твоем Роберте говорю.
 

АГНЕСА

 
      Роберт? – Он счастлив. Он меня так любит.
      И верит мне. Его зовут Дафнис.
 

КЛАРА

 
      Роберт несчастлив страшно и безмерно;
      Тоскует он, как может тосковать
      Лишь сильный духом. Жизнь его разбита,
      Разрушен храм. Страдает он вдвойне —
      И за себя, и за тебя, Агнеса.
      Ведь он любил, любил тебя всегда.
 

АГНЕСА (мало-помалу приходя в исступление)

 
      Любил?… Да, да… любил. Я вспоминаю…
      Он так сжимал мне руки, так сжимал,
      Как будто их сломать хотел, и кости
      Мои хрустели… Помню… да… любил!..
      Меня на землю бросил и ногами
      Топтал и бил. Признанья жаждал он.
      Но знала я, что смерть в моем признанье
      И для него, и для меня, для всех…
      И я молчала… Он ломал мне кости,
      А я… молчала…. Изверг твой Роберт!
      И ты – его сообщница. Вы, звери,
      Терзать меня приходите сюда!
      О, будьте все вы прокляты вовеки!
 

(Бросается на солому.)

КЛАРА (склоняется над ней)

 
      Смирись, Агнеса. Милая, смирись.
      Прости ему. За все твои страданья
 
 
Он даст ответ. Но ты его прости.
Не раздражай напрасным противленьем,
Все расскажи, что знать желает он,
И от тебя одной услышать жаждет.
Снеси упреки, пытки, все снеси,
Смирись пред ним, покайся – и слезами
Огонь горящей мести угаси.
Еще не все погибло. Свет небесный
Прольет лучи в твою больную грудь,
И ангелы порадуются в небе
Смирись пред ним. Да будет мир с тобой.
 

(Исчезает.)

АГНЕСА (одна)

 
     Ушла и эта. Все уйдут. Все сгинет.
     Как хорошо! Теперь я вновь одна.
     Зачем она так много говорила?
     Напрасные и чуждые слова.
     «Смирись», «прости». Как странно в этом
                                                              склепе
     Они звучали. Странно и мертво.
     Простить его? За что простить должна я?
     За темноту и холод этих стен?
     За жизнь мою – за мрак, тоску и холод
     Всей юности отравленной моей?
     За что простить? «Смирись, смирись»…
                             Но мне ли,
     Униженной, смириться перед ним?
     «Роберт несчастлив страшно и безмерно.
     Тоскует он»… Нет, лучше позабыть,
 
 
Забыть о всем… Я, верно, прислонилась
Лицом к стене… все в сырости оно
И каплями увлажнены ресницы
 

(Проводит рукой по глазам.)

 
«Разрушен храм»… «Страдает он вдвойне»…
О, Боже мой, как давят эти стены!
Мне душно, душно! Воздуха!.. Огня!..
Мне тяжко здесь
 

(Мечется в отчаянье.)

 
            Спасите! Помогите!..
Сюда! Скорей! Мне снится страшный сон…
Вот он стоит… Весь черный, нелюдимый…
На арфе он играет золотой…
Нет – этот сон – не музыка, а слезы…
Я чувствую, что смерть моя близка.
О, если бы уснуть мне на мгновенье!
О, если бы мне умереть во сне!
 

(Падает на солому и закрывает лицо руками. Издалека, чуть слышно, доносятся звуки арфы, играющей ту же мелодию, как и в IV акте. Постепенно музыка слабеет. С последним аккордом подземелье озаряется красным светом факелов. Их несут слуги. Некоторые остаются на лестнице, другие у самого входа в тюрьму. За ними идет Роберт, закутанный в черный бархатный плащ, вышитый серебром. Его густые черные волосы падают до плеч; на бледном, прекрасном лице смешаное выражение жестокости и скорби. Медленно подходит он к лежащей Агнесе и садится на табурет возле нее. Агнеса, почувствовав его приближение, привстает на своем соломенном ложе.)

АГНЕСА (задыхается от счастья)

 
     Роберт… Ты здесь… Пришел ко мне…
                             О, Боже!
     Благодарю тебя, благодарю!
 

РОБЕРТ (холодно-вежливо)

 
                 Как почивать изволили, графиня?
 

АГНЕСА

 
     Я не спала. Роберт, мне страшно здесь.
 

РОБЕРТ

 
     Да, ваше ложе, правда, слишком жестко,
     И эта сырость всюду по стенам…
     Тяжелый свод… без воздуха и света…
     Я думаю, вам трудно здесь дышать?
     Быть может, вы охотно б погуляли?
     Но в этой тьме поверить трудно вам,
     Что там в лесах щебечут звонко птицы,
     А на лугу играет яркий день.
     Не правда ли?
 

АГНЕСА (кротко)

 
                 Я к темноте привыкла,
     Но этот холод мне невыносим.
 

РОБЕРТ

 
      Как, в самом деле? Зябнете вы сильно?
 

АГНЕСА

 
      Я замерзаю, верьте мне, Роберт!
 

РОБЕРТ

 
      Немудрено… вы так легко одеты.
      Но мантия была вам тяжела,
      Ее носить вы больше не хотели,
      И сбросили. Вот почему теперь
      Вы мерзнете в подземном этом склепе.
 

АГНЕСА

 
      Моя вина – безмерная вина.
      Я сознаю, Роберт, и не прошу я
      Ни воздуха, ни света у тебя.
      Пусть здесь навек я буду погребенной,
      Я все снесу, я все переживу,
      Лишь изредка на миг тебя увидеть
      И голос твой услышать дорогой.
      Но есть одно, с чем свыкнуться нет силы,
      Ни разума, ни воли у меня.
      Оно страшит меня сильней, чем холод,
      Чем тишина и сырость этих стен,
      Чем мрак ночной, что призраками дышит
      Чем ужас снов. Оно меня убьет…
      И я умру, умру от омерзенья!
      Но ты так добр, ты пощадишь меня!
 

РОБЕРТ

 
     Но что же это, бедная Агнеса?
     Скажи, что так измучило тебя?
 

АГНЕСА

 
     Сейчас скажу. Здесь… крысы!
 

РОБЕРТ

 
                                   А!
 

(Принимая равнодушный вид.)

 
                                Так что же?
Я думаю, вам с ними веселей?
Безвредные и мирные созданья.
 

АГНЕСА

 
     Они меня кусают!
 

РОБЕРТ

 
                             Пустяки.
     Оставьте им немного хлебных крошек —
     И вас они не тронут.
 

АГНЕСА

 
                             Но пойми,
     Их с каждым днем становится все больше
     И заживо они меня грызут.
     Смотри, вот знак. Прокушено до кости.
     Ты видишь сам, что я тебе не лгу.
 

(Протягивает ему руку.)

РОБЕРТ

 
      Ах, бедненькая, маленькая ручка!
      Ей только бы цветочки вышивать,
      Да рвать цветы, да в кольца наряжаться,
      Да локоны любовника ласкать.
      И вдруг в крови – изранена, бедняжка!
      Но чем же мне ее вознаградить,
      Утешить чем? Браслетом разве новым?
      Что хочет ручка, – яхонт, бирюзу
      Иль изумруд?
 

АГНЕСА

 
                  Ты так со мною ласков,
Так добр со мной, – но душу мне гнетет
Смертельный страх – и я боюсь чего-то. —
 

(С ужасом подозрения всматривается в него.)

 
Роберт! Меня ты не оставишь здесь?
 

РОБЕРТ

 
      Когда вам здесь не нравится, графиня,
      Могу ли я настаивать на том?
 

АГНЕСА (восторженно целуя его руки)

 
      Благодарю! Ты так великодушен.
      Прости, что сомневалась я в тебе,
      Прости, Роберт! Я так была несчастна.
      Подумай, – только вежды я сомкну,
      Как, вдруг, скользит – холодная
                              как жаба,
      Тяжелая и мерзостная вся.
Вползет на грудь и так, пригревшись,
                        ляжет.
А я дрожу. Мне страшно закричать
И двинуться, – не то она вопьется
В меня зубами, острыми как нож…
И я дрожу. С тоской и отвращеньем
Во тьме я вижу – светят огоньки…
Пищат, ползут, карабкаются крысы
И подступают ближе, ближе все!
О! Это ли не ужас?
 

РОБЕРТ

 
                             Да, ужасно.
     Тем более ужасно, бедный друг,
     Что все же вам остаться здесь придется
     И с крысами, как прежде, воевать.
 

АГНЕСА

 
     Что ты сказал?!
 

РОБЕРТ

 
                 Да, милая, к несчастью
     Все заняты темницы до одной.
     Положим, там есть окна и кровати,—
     И не слыхать о крысах и мышах,
     Но с кем-нибудь, с ничтожеством —
                             возможно ль
     Вас, знатную графиню, поместить?
     Да это было б прямо преступленье
     И не бывать тому, пока я жив.
     Теперь же, как ни жаль мне вас покинуть,
Но ждет меня охота. Как-нибудь
Вас навестить приду я. До свиданья.
 

(Встает.)

АГНЕСА (бросается на него с ножом.)

 
      Умри, палач!
 

РОБЕРТ (недвижно стоит и смотрит на нее)

 
                              Я жду.
 

АГНЕСА (слабея)

 
                              Нет, не тебя.
      Себя убью.
 

(Хочет поразить себя в грудь.)

РОБЕРТ (вырывая у нее нож)

 
                  Мне жизнь твоя священна.
      Ты не умрешь так скоро, кровь твою
      Я вместе с жизнью выберу по капле.
      Эй! Где вы тут? Готово все у вас?
 

(Входит палач в красной одежде с помощниками, которые несут веревки, жаровню и различные орудия пытки. За ними следует старый доктор в темном плаще и круглой шапочке.)

ПАЛАЧ

 
      Все, господин, в исправности, как надо.
      Прикажете ли к делу приступить?
 

РОБЕРТ

 
     Да. Но не слишком стягивать веревки,
     Чтоб не сломались кости. Начинать.
 

ПАЛАЧ

(Приближается к Агнесе со своим помощником, держа веревки.)

 
Пожалуйте, графиня!
 

АГНЕСА (отступая от него)

 
                 Прочь отсюда!
     Не прикасайтесь! Гнусные рабы!
     Вы предо мной давно ли трепетали
     И пресмыкались?
 

РОБЕРТ (палачам)

 
                 Делайте свое.
 

(Помощники палача привязывают Агнесу к колонне, поддерживающей свод подземелья, скрутив ей руки за спиной. Между тем палач раздувает уголья в жаровне и накаливает длинный железный прут.)

АГНЕСА (бьется в руках палачей)

 
     Пустите! Прочь!..А!.. изверг ненасытный!
     Моей ты крови жаждешь? Пей ее!
     Пей кровь мою, проклятый, ненавистный!
     Пей кровь мою – и проклят будь вовек!
 

РОБЕРТ (садится на табурет против Агнесы, поставив его рядом с жаровней)

 
О, наконец я слышу вас, Агнеса.
Давно бы так; смиренье к вам не шло,
И не давалась кротость напускная,
Теперь же вас я снова узнаю.
 

АГНЕСА (в исступленье)

 
      Да, ты узнаешь многое, мучитель!
      Палач! Злодей! Да, ты узнаешь все!
      И как любила я, и как ласкала,
      И как безмерно счастлива была,
      И как тебя я, изверг, проклинала!
      О, если б слово каждое мое
      Змеиным жалом было ядовитым
      И в грудь твою вонзилось – может быть,
      Тогда б и это каменное сердце
      Кровавыми слезами облилось!
 

РОБЕРТ

 
      Я весь вниманье. Что же? Начинайте.
      Начните по порядку ваш рассказ.
      Помедлите на огненных страницах
      Любовных сцен и позабавьте нас.
      Молчите вы. – Нет, право, это скучно.
      Обижен я. Так много обещать
      И не сдержать обещанного – дурно.
      Да, это очень дурно, милый друг.
 

АГНЕСА

 
     Я – не могу.
 

РОБЕРТ

 
                 Вы, кажется, озябли?
     Вам холодно?
                 Позвольте вас согреть.
 

(Делает знак палачу, который берет длинный железный прут и прижимает его раскаленный конец к плечу Агнесы.)

 
Так – хорошо.
 

АГНЕСА (откидываясь назад от боли)

 
А
 

РОБЕРТ

 
                 Неужели больно?
     Он так неловок – этот человек.
 

(Обращаясь к палачу.)

 
Пошел, дурак! Ты, видимо, не знаешь,
Как обращаться нужно с госпожой.
Давай мне грелку.
 

(Берет прут и накаливает его на угольях.)

 
            Милая Агнеса,
Вы все еще не в силах говорить?
Как жаль! А я совсем готов был слушать!
 
 
От холоду, конечно, немы вы —
Но эта штучка вам язык развяжет,
Я убежден. Попробуем еще.
 

(Приближает раскаленный прут к груди Агнесы и вонзает его в тело.)

 
Теперь тепло?
 

АГНЕСА

 
                  А!.. Боже!.. Больно!.. больно!..
      Ты жжешь меня до кости… Пощади!
 

РОБЕРТ

(Подходит к Агнесе и смотрит на прожженное место.)

 
Да, в самом деле, кто бы мог подумать?
От пустяков такой ужасный знак.
Всему виною нежность вашей кожи.
Однако же, где жало ваших змей?
Иль не довольно змеи отогрелись?
Вам все еще прохладно?
 

АГНЕСА

 
                              Пощади!
      Не жги меня, молю! Я этой боли
      Переносить не в силах. Я умру.
 

РОБЕРТ

 
     Как, вы меня желаете покинуть?
     Жестокая, ведь с вами я шутил.
     Поверите – я так к вам привязался
     За это время, так вас оценил
     И полюбил вас так, что о разлуке
     Не может быть и речи. Нет, нет, нет!
     Меня вы не покинете так скоро,
     Я вашей жизнью слишком дорожу
     Но вижу я, утомлены вы сильно.
     Вы, может быть, хотели бы прилечь?
     Скорей кровать! Графине отдых нужен.
 

(Помощники палача приносят нечто вроде узкой кровати с большим железным винтом на конце и ставят посреди подземелья. Между тем палач отвязывает Агнесу от столба.)

 
Пожалуйте.
 

АГНЕСА (отступая)

 
                 Нет! Не хочу туда!
 

РОБЕРТ

 
     Но отчего же? Там было б вам спокойней
 

АГНЕСА (подозрительно)

 
     Пустите!.. Нет! Мне страшно… Не хочу!..
     Зачем там винт? Что делать вы хотите?
 

РОБЕРТ

 
      Упорство не поможет вам. Смелей.
      Ложитесь сами – или вас положат.
 

АГНЕСА (ложится)

 
      Вот, я ложусь. Не трогайте меня.
      Не трогайте, оставьте! Я покорна.
 

РОБЕРТ

 
      Кровать для вас как будто коротка.
      А потому вам было бы удобней
      Немного ножки вытянуть сюда.
 

(Просовывает ее ноги под винт между двух досок.)

АГНЕСА (с беспокойным подозрением)

 
      Зачем тут винт? Зачем он тут, скажите?
 

РОБЕРТ

 
      Вас этот винт смущает? – Пустяки.
      О нем не раз слыхали вы, наверно,
      Зовется он «железным башмаком»
      Иль «туфелькой». Последнее названье
      Звучит нежней. Вы поняли теперь?
 

АГНЕСА (с отчаяньем)

 
      О, поняла!
 

РОБЕРТ

 
                  Не закрывайте глазки
      И не пугайтесь. Может быть, теперь
Обет молчанья свой вы разрешите?
Как, все же нет?
 

(Обращаясь к палачу.)

 
Сожмите «башмачок».
 

(Палач поворачивает винт.)

АГНЕСА (кричит)

 
     Я все скажу!.. Я все скажу!.. Пустите!
     Не жмите так… Убейте!.. Где мой нож?!
 

РОБЕРТ (палачам)

 
     Ослабить винт.
 

(Агнесе)

 
Мы ждем. Опять молчанье?
 

АГНЕСА

 
     Убей меня!
 

РОБЕРТ

 
                 Нет, видно, как ни жаль,
     Придется нам хорошенькие ножки
     В бесформенную массу обратить.
 

АГНЕСА

 
     Каких признаний низких и позорных
     Ты жаждешь слышать? – Я забыла все!
     Я ничего не помню.
 

РОБЕРТ (палачам)

 
                  Жмите крепче.
      Она заговорит или умрет.
 

ПАЛАЧ

 
      Не будет ли? Пожалуй, хрустнут кости?
 

РОБЕРТ

 
      Пожалуй – да. А все же поверни.
 

ПАЛАЧ

 
      Вполоборота?
 

РОБЕРТ (с гневом)

 
                  Иль тебя, бездельник,
      Она околдовала? – В оборот!
 

(Палач поворачивает винт.)

АГНЕСА (кричит)

 
      О-о-о-о! Спасите! Умираю!
      В моих глазах кровавые круги…
      Довольно мук! Мне смерть в лицо дохнула.
      Она близка!
 

РОБЕРТ