Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Том 2"

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

БАЛЬКИС[4]4
  В написании имен: «Балькис», «Саломон» сохранена авторская орфография.


[Закрыть] – царица Юга.

ИФРИТ – гений света.

ИВЛИС – гений-возмутитель.

ГИАЦИНТ – греческий юноша.

СТАРЫЙ ГРЕК

МОЛОДОЙ ГРЕК

КОМОС – невеста Гиацинта.

АЛАВИ – старая кормилица.

ГАМИЭЛЬ – молодой невольник.

НАЧАЛЬНИК КАРАВАНА

ВОИН

1-Й МУДРЕЦ

2-Й МУДРЕЦ

3-Й МУДРЕЦ

Жрецы, стража, невольники, невольницы.

ДЕЙСТВИЕ I

Оазис в пустыне. Скала, ручей, пальмы. Вдали виден клочок моря. Последние лучи заката.

Гиацинт, Старый грек, Молодой грек.

Входят вместе. Гиацинт опирается на руку старика.

ГИАЦИНТ

 
Я изнемог.
 

СТАРЫЙ ГРЕК

 
                              Смелее, Гиацинт.
      Приляг сюда, на этот камень мшистый,
      И отдохни в прохладной тишине.
      А мы пока взберемся на утес
      И будем ждать, когда пошлют нам боги
      Спасительный корабль.
 

ГИАЦИНТ

 
                                    Я изнемог!
      Я от потери крови обессилел,
      Я падаю!
 

СТАРЫЙ ГРЕК

 
                        Мужайся, Гиацинт.
 

МОЛОДОЙ ГРЕК

 
                  Пойдем, старик. В туманной полосе,
      Сливающей морскую даль с небесной,
      Я, кажется, заметил белый парус.
      Он вынырнул, как чайка, из волны.
 

СТАРЫЙ ГРЕК

 
      Быть может, это – облако, иль пена?
 

МОЛОДОЙ ГРЕК

 
      Нет, нет! Спешим взобраться на утес.
      Там яркий плащ мы к дереву привяжем.
      Скорей, скорей!
 

СТАРЫЙ ГРЕК

 
                             Мужайся, Гиацинт.
 

(Уходит.)

ГИАЦИНТ (один)

 
     Они ушли, и я один в пустыне…
     Колышутся вокруг меня цветы…
     Их аромат пьянит и усыпляет,
     И с музыкой вторгается мне в душу
     Предчувствием таинственного сна.
 

(Засыпает.)

(Ифрит появляется на скале. Он в лазурной одежде, с золотым копьем.)

ИФРИТ

 
     Сюда прийти должна царица Юга,
     Премудрая Балькис. Я ей светил
     Моим копьем во тьме ночей безлунных
     И вел ее усталый караван.
     А вечером я облаком жемчужным
     Скользил пред ней по зареву небес,
     Невидимый, не разлучался с нею,
     Как повелел великий Саломон.
                 Он мне сказал: «Спеши на юг далекий,
                 Где зыблются горячие пески.
                 Там, вижу я, пятнистой вереницей
                 Качаясь мирно, движутся верблюды:
                 То – южная ко мне идет царица,
Моя любовь, прекрасная Балькис.
Лети, Ифрит, лети, мой светлый гений,
Веди ее ко мне прямым путем,
Не покидай в опасных переправах,
Блюди над ней всечасно, днем и ночью,
И сон храни возлюбленной моей».
            И вот минуло время испытанья;
            В последний раз пристанет караван,
            В последний раз здесь отдохнут
                                                        верблюды.
Близка, близка божественная цель.
Тяжел и труден путь ее тернистый,
Но он ее к блаженству приведет.
 

ИВЛИС (неожиданно выступая из чащи пальм.)

 
      К блаженству ли, страданью ли, не знаю,
      Но думаю, что мудрую Балькис
      Возлюбленный еще не скоро узрит,
      Не скоро, нет, вернее, – никогда.
 

ИФРИТ

 
      Кто ж помешает этому? Не ты ли,
      Коварный дух, отверженный Ивлис?
      Ответствуй!
 

ИВЛИС

 
                              Я! Я мщу людскому роду,
      Всем этим бедным призракам земли.
      И прав мой гнев: ты знаешь, о Ифрит,
      Что в первый день от сотворенья мира —
      Из пламени тончайшего огня
Бог создал нас, – бесплотных и бессмертных,
И лишь потом из слепка красной глины
Был сотворен ничтожный человек.
И повелел собраться Вседержитель
Всем гениям, воздушно-лучезарным,
Всем ангелам, безгрешным и святым,
И рек созданьям, сотканным из света:
«Вот человек, – простритесь перед ним!»
И гении простерлись все послушно
И поклонились ангелы ему,
Но не было Ивлиса между ними,
Один Ивлис стоял с челом поднятым,
Один из всех осмелился сказать:
«Нет, Господи, не поклонюсь вовеки
Комку земной презренной, жалкой персти
Я – созданный из тонкого огня!»
 

ИФРИТ

 
     Ты был неправ; мы кланялись не плоти,
     Не оболочке тленной человека,
     Но вечному божественному духу,
     Что благостно вдохнул в него Господь.
 

ИВЛИС

 
     За то и был я проклят между всеми.
     Но внял моим молениям Творец,
     И полное возмездие мне будет
     Лишь в страшный день последнего суда.
     С тех пор меж мной и семенем Адама
     Идет незримо вечная вражда.
     Пренебрегая слабыми душой,
Я избираю сильных и великих,
Отмеченных божественным перстом,
Влеку их к бездне, скрытой за цветами,
За сладостью запретного плода,
И радуюсь. – Пусть видит Вседержитель,
Перед каким ничтожеством земным
Он повелел смиренно преклониться
Нам, духам чистым, созданным из света,
Из пламени тончайшего огня.
 

ИФРИТ

 
      Будь дважды проклят гений-возмутитель,
      Ты, сеющий страдание и зло!
      Уйди, исчезни! Слышу я вдали
      Поют, звенят серебряные звуки.
      То близится сюда царица Юга,
      Спешит вздохнуть усталый караван.
 

ИВЛИС

 
      И отдых будет сладок, о, так сладок,
      Что, может быть, премудрая Балькис
      Забудет здесь и радостную цель,
      И блеск, и трон, и славу Саломона.
 

ИФРИТ

 
      Не верю, нет! В душе ее живой,
      Подобно чистой лилии Сарона,
      Тянущейся к божественным лучам,
      Стремящейся, как голубь, в высь лазури,
      Не погасить небесного огня.
 

ИВЛИС

 
     Иль ты забыл? – Не я ли затемнил
     Ее сознанье верованьем ложным;
     Премудрая не ведает Творца,
     Единого Создателя вселенной,
     И молится Его творенью – солнцу,
     Источнику сиянья и тепла.
     Давно, давно за нею я следил,
     Я был ее сопутник неразлучный,
     Всегда, везде, повсюду, неизменно,
     И путь ее тяжелый оживлял.
     Я вслед за ней то гнался черной тучей,
     То ураганом грозным налетал,
     То, свив песок гигантскими столбами,
     Свистящий смерч вздымал до облаков.
     Но тщетно я страшил царицу Юга;
     Не замечая ужасов пути,
     Под мерный шаг на корабле пустыни
     И медленно, но твердо и упорно,
     Стремился вдаль усталый караван.
     И вот тогда, поглубже заглянув
     В бесстрашную и девственную душу,
     Я стал дразнить желания царицы
     Игрой неверной солнечных лучей;
     Я ткал пред ней цветущие долины,
     Пурпурные от блеска алых роз;
     Свивал ей горы в лозах виноградных,
     Ломавшихся под тяжестью кистей;
     Манил ее прохладой темной рощи,
     Бросающей таинственную тень;
     И зноем дня измученное тело
Прельщал волнами призрачной реки.
Но к сладостно-пленительным обманам
Она была бесстрастно-холодна.
Над ней иные реяли виденья,
Нездешние над ней витали сны.
И медленно, но твердо и упорно
Стремился вдаль усталый караван.
И в бешенстве хотел я отступить,
Но, пролетая с бурею над морем,
Заметил я обломки корабля
И увидал на мачте уцелевшей
Трех человек. Два первые из них
Ничем мой взор к себе не приковали.
Но юноша с кудрями золотыми,
Обрызганный морской жемчужной пеной,
Измученный, усталый и больной,
Был так хорош, так женственно прекрасен,
Что я, заране празднуя победу,
Велел волнам примчать его сюда.
 

ИФРИТ

 
      Он здесь?
 

ИВЛИС

 
                  Вот он лежит перед тобой.
 

ИФРИТ

 
      Как он хорош! О боже, все погибло!
      Но нет, я спрячу, унесу его,
      Иль обращу в цветок, в растенье, в камень…
      Сюда, ко мне! Подвластные мне духи!
      Слетайтесь все!
 

(Слышен шум крыльев.)

ИВЛИС

 
                                         Молчи! Не заклинай.
     По власти высшей, данной мне судьбою,
     Я искушал мудрейшую из жен.
     Теперь в последний раз, клянусь,
                                                      в последний,
     Как жгучую, сладчайшую приманку,
     Я юношу с кудрями золотыми,
     Прекрасного, ей бросил на пути.
     Не велика была б ее заслуга
     Соблазнами слабейших пренебречь,
     Но пусть теперь останется бесстрастной —
     И я, я первый преклонюсь пред ней.
 

ИФРИТ

 
     Да будет так. Но стану я на страже;
     Невидимый, я все же буду с ней.
     Я огражду ее.
 

ИВЛИС

 
                             И ты увидишь,
     В какое море зла, страданья, страсти
     Повергну я премудрую Балькис.
 

(Исчезают оба.)

(Приближается караван. Царица сходит с верблюда. За нею следует начальник каравана.)

БАЛЬКИС

 
      Разбейте здесь походные шатры.
      Я здесь хочу остаться до рассвета,
      Дождаться блеска утренней звезды.
      Но для меня ковров не расстилайте;
      Пусть белая верблюдица моя
      Оседланной пробудет эту ночь.
      Я возвращусь под сень узорных тканей,
      На мягкий одр меж двух ее горбов,
      И там усну. Когда же в путь далекий
      Потянется с рассветом караван,
      Чтоб ни трезвон бубенчиков певучий,
      Ни крик погонщиков, ни спор рабынь
      Не разбудили сон мой легкокрылый.
      Я спать хочу спокойно, как дитя,
      Под мерный шаг на корабле пустыни
      В виденьях сладких грезить долго, долго,
      И в волнах грез, как в бездне, утонуть.
      Когда же диск пурпурового солнца
      Пройдет свой путь обычный над землей,
      И яркими багровыми лучами
      На склоне дня окрасятся пески,
      Тогда меня будите, но не раньше.
 

НАЧАЛЬНИК КАРАВАНА

 
      Осмелюсь ли напомнить я царице,
      Что в зной полдневный тяжек переход.
      Медлительней тогда идут верблюды
      И падают невольники от стрел,
      Низвергнутых велением Ваала
      На дерзостных, вступивших в храм его,
Нарушивших безмолвие пустыни.
А ночью мы…
 

БАЛЬКИС

 
                             Довольно! Я сказала.
     Я так хочу, и повинуйся, раб!
     Постой. Когда к стране обетованной
     Передовой приблизится верблюд,
     И зоркие глаза твои увидят
     Среди смоковниц, кедров и маслин
     Блистающий дворец многоколонный,
     Останови на время караван.
     И пусть набросят лучшие покровы
     На белого, священного слона
     И утвердят на нем мой трон великий,
     Мой пышный трон, сияющий, как солнце,
     Под куполом из страусовых перьев,
     Колеблющих изменчивую тень.
     Тогда в одеждах радужных, сотканных
     Из крылышек цветистых мотыльков,
     Воссяду я, превознесясь над всеми,
     На славный мой и царственный престол,
     Под балдахин мой, веющий прохладой.
     И так явлюсь пред взорами того,
     Кому нет тайн ни в прошлом, ни в грядущем,
     Кому послушны гении и ветры,
     Чей взор – любовь, чье имя – аромат.
 

(Начальник каравана уходит. За кущами пальм разбивают шатры.)

БАЛЬКИС (одна)

 
                              О солнце Востока!
      На духом смятенную свет твой пролей.
      К тебе я спешу издалека
      От дышащих зноем полей.
      Да буду я жизнью, зеницею ока,
      Жемчужиной лучшей в короне твоей.
      Да буду я счастьем твоим и покоем,
      И сладостной миррой, и крепким вином.
      Двух мантий мы пурпуром ложе покроем,
      И трон твой пусть троном нам будет обоим,
      И будем мы двое в величье одном.
      И спросят народы: о, кто это, дивная ликом,
      Что делит и власть, и сиянье царя?
      И скажут народы в восторге великом:
      Пред солнцем зажглась золотая заря.
      Мы слуг изберем из жрецов просветленных,
      Нам будут петь гимны, курить фимиам,
      И слава о нас пролетит по волнам.
      И тьмы чужеземцев из мест отдаленных
      Придут и смиренно поклонятся нам.
                                          О солнце Востока!
      На духом смятенную свет твой пролей.
      К тебе я спешу издалека,
      Несу тебе нард и елей,
      Бесценных несу я тебе благовоний,
      Алоэ и смирну, аир и шафран,
      И ветви душистых лавзоний,
      Усладу полуденных стран.
      Но лучший мой дар – это дар сокровенный,
      Расцветший, как лотос, в прохладной тиши, —
Блаженство любви совершенной,
Сокровище девственно-чистой души.
Да минут навеки мои испытанья,
                        Возлюбленный мой!
Прими утомленную в долгом скитанье,
                        В разлуке земной.
Прими ее с миром, о солнце Востока,
И радостным взором приветствуй ее.
Далеко, далеко
Да будет прославлено имя твое!
 

(Темнеет. Сумерки. Царица подходит к камню и видит спящего Гиацинта.)

 
Что вижу я? Красивый, бледный мальчик…
Он крепко спит, и кудри золотые
Рассыпались на золотом песке.
Проснись, проснись, дитя!
 

ГИАЦИНТ (просыпаясь)

 
                             О чудный сон!
     Мне грезилось, что по небу катилась
     Лучистая и яркая звезда;
     Я протянул к ней жадные объятья,
     И женщиной она очнулась в них.
     Не ты ль со мной, воздушное виденье,
     Окутанное в призрачный покров?
     Да, это ты!
 

БАЛЬКИС

 
                 О нет, мой мальчик милый,
     Я не из тех, минутных жалких звезд,
Что падают в объятия ребенка,
Уснувшего в мечтаньях о любви.
Я – та звезда, что светит неизменно,
Всегда чиста, незыблемо спокойна,
Как первой ночью от созданья мира,
Зажженная над вечностью немой.
Я – та звезда, которая, быть может,
Сама сгорит в огне своих лучей,
Но не падет в объятия ребенка,
Уснувшего в мечтаньях о любви.
 

ГИАЦИНТ

 
      То был лишь сон.
 

БАЛЬКИС

 
                              Во сне иль наяву —
      Не все ль равно? Действительность и сны —
      Не звенья ли одной великой цепи,
      Невидимой, что называют жизнью?
      Не все ль равно, во сне иль наяву?
 

ГИАЦИНТ

 
      Нет, слов твоих неясно мне значенье,
      Но голос твой, как нежной арфы звон,
      Меня чарует музыкой небесной.
      О, говори!
 

БАЛЬКИС

 
                  Испытывал ли ты
      Когда-нибудь в твоей короткой жизни
      Весь ужас смерти, всю тоску разлуки,
      Так глубоко и полно, как во сне?
 

ГИАЦИНТ

 
     Нет, никогда. О говори еще!
 

БАЛЬКИС

 
     Ты чувствовал ли негу наслажденья
     С безмерностью нерасточенных сил?
     Любил ли ты с такой безумной страстью,
     Так глубоко и нежно, как во сне?
 

ГИАЦИНТ

 
     Нет, никогда!
 

БАЛЬКИС

 
                             Ты видишь, я права.
     Мы днем – рабы своей ничтожной плоти,
     Принуждены питать ее и холить,
     И погружать в прохладу водных струй.
     И лишь во сне живем мы жизнью полной,
     Отбросив гнет докучливых цепей,
     Свободные, как гении, как боги,
     Спешим испить от чаши бытия,
     Спешим страдать, безумствовать, смеяться,
     Стонать от мук и плакать от любви.
 

ГИАЦИНТ

 
     Зачем, скажи, небесные черты
     Скрываешь ты ревнивым покрывалом?
     О, подними туманные покровы,
     Дай мне узреть таинственный твой лик.
 

(Царица поднимает прозрачное покрывало. Лунный свет.)

 
Да, это ты! О радость, о блаженство,
Блеснувшее в волшебно-сладком сне!
Да, это ты! И быть иной не можешь…
И я любил и ждал тебя давно;
Я чувствовал, я знал, что ты прекрасна,
Ты – красота, ты – вечность, ты – любовь!
Но, вижу я, уста твои змеятся
Холодною усмешкой. На челе,
Увенчанном блестящей диадемой,
Надменное почило торжество.
Богиня ты, иль смертная – кто ты?
 

БАЛЬКИС

 
      На юге радостном, в Аравии счастливой,
                  В трех днях пути от Санаа,
      Раскинулась в оазис прихотливый
                  Моя волшебная страна.
      Там все блаженно без изъятья,
      Все тонет в море красоты;
      Друг другу там деревья и кусты
      Протягивают жадные объятья,
      Сплетаясь звеньями лиан,
      И в спутанных ветвях, над вскрывшейся
                                                                 гранатой,
      Порой колеблет плод продолговатый
      На солнце зреющий банан.
      Там не знаком смертельный вихрь самума;
      Мои стада пасутся без тревог,
      Лишь веющий без шороха и шума,
      Дыханье мирт приносит ветерок
      И, чуть дыша, колышет знойно
Лазурный сон прозрачных вод.
Из века в век, из года в год
Там благоденствует спокойно
Благословенный мой народ.
Я та – чье имя славится повсюду,
Под рокот арф и лиры звон;
В сказаньях вечных я пребуду
Певцов всех стран и всех времен.
За разум мой, могущество и силу
Мне служат все, познавшие меня.
Я – Саба. Я молюсь светилу
Всепобеждающего дня.
 

ГИАЦИНТ

 
     Так это ты, премудрая царица!
     Звезда моя!..
 

БАЛЬКИС

 
                             Зови меня – Балькис.
     Три тысячи дано мне от рожденья
     Прославленных и царственных имен,
     Три тысячи, из коих лишь одно
     Чарует слух гармонией чудесной.
     Так мать меня звала. И это имя,
     Слетевшее с любимых уст ее,
     Останется в пленительных преданьях,
     Родясь со мной, переживет меня.
     Царица я народам мне подвластным,
     Но ты, дитя, зови меня – Балькис.
 

ГИАЦИНТ

 
      Моя Балькис, я знал тебя давно;
      От жарких стран до берегов Эллады
      Дошла молва о мудрости твоей.
      Прекрасною зовут тебя поэты,
      Великою зовут тебя жрецы.
 

БАЛЬКИС

 
      Ты родом грек? Так хорошо и внятно
      Ты говоришь на языке моем.
      Но я еще твое не знаю имя.
      Скажи его.
 

ГИАЦИНТ

 
                              На севере Эллады,
      В тенистых рощах родины моей,
      В ущельях гор и на лесных лужайках,
      Везде, где бьют прохладные ключи,
      Благоухает синий колокольчик,
      Клочок небес в зеленой мураве,
      Он любит тень и полумрак вечерний,
      И близость вод, журчащих по камням.
      Перед тобой – дитя весны цветущей,
      Лазурноокий Гиацинт.
 

БАЛЬКИС

 
      Мой Гиацинт, должно быть, долго, долго
      Ты любовался голубым цветком.
      И засинел он, слился с лунным блеском
      И отразился ласковым мерцаньем
      В лазурной мгле изменчивых очей.
 

ГИАЦИНТ

 
     В твоих очах – лучи и трепет звезд!
     И вся ты, вся, пронизанная светом,
     Мне кажешься виденьем лучезарным…
     Ты в сумраке сияешь, как звезда.
 

(Проносится метеор.)

БАЛЬКИС

 
     Падучая звезда!
 

ГИАЦИНТ

 
                             Как в сновиденьи.
     О, если бы я мог обнять тебя!
     О, за твое единое объятье
     Пошел бы я на муки и на смерть!
     За влажный зной медлительных лобзаний,
     Сладчайший дар надменных уст твоих,
     Я заплачу тебе ценою жизни!
     Обнять тебя – и после умереть…
 

БАЛЬКИС

 
     Пора идти. Еще сияют звезды,
     Но в воздухе уж чудится рассвет.
     Пора, пора! Тяжел мой путь тернистый,
     Но он меня к блаженству приведет.
 

ГИАЦИНТ

 
     О, погоди! О, выслушай, царица!
     Там, далеко, на родине моей,
     Осталась та, которую любил я,
Иль думал, что любил. И лишь теперь
Я понял вмиг, как страшно заблуждался,
И что тогда я называл любовью,
То не было и призраком любви.
 

БАЛЬКИС

 
      Люби ее, будь счастлив с ней, мой мальчик,
      Меня зовет божественная цель.
      Прощай, мой друг.
 

ГИАЦИНТ

 
                  Нет, нет, еще мгновенье!
      Ты знаешь ли, как счастлив я теперь,
      Как я судьбу свою благословляю,
      Благословляю море, ветер, бурю,
      Принесшую меня к твоим ногам!
 

БАЛЬКИС

 
      Пусти меня!
 

ГИАЦИНТ

 
                              Еще, еще мгновенье!
      Дай мне упиться красотой твоей,
      Дай наглядеться в звездочные очи,
      Дай мне побыть в тени твоих ресниц!
      Уходишь ты? Так знай, что за собой
      Холодный труп оставишь ты в пустыне.
      Я буду биться головой о камни,
      В отчаянье разлуки и любви…
      С проклятием тебе сорву повязку
      С моей ноги, – и, кровью истекая,
      Умру один. Будь проклята! Ступай.
 

БАЛЬКИС

 
     Я остаюсь.
 

ГИАЦИНТ

 
                             Балькис!
 

БАЛЬКИС

 
                                         Ты ранен, милый?
 

ГИАЦИНТ

 
     Случайно я ударился о щебень,
     Когда на берег бросили нас волны,
     Принесшие меня к твоим ногам.
 

БАЛЬКИС

 
     Как ты дрожишь, как бледен! Ты страдаешь?
     Дай рану я твою перевяжу.
     Так хорошо? Не больно? Что с тобою?
 

ГИАЦИНТ

 
     Обнять тебя – и после умереть!
 

БАЛЬКИС

 
     Ты будешь жить. Приблизь твои уста.
 

(Обнимает его.)

(Караван собирается в путь и медленно уходит. Тихо звенят

колокольчики.)

ГИАЦИНТ

 
      Люблю тебя!
 

БАЛЬКИС

 
                              Как ты прекрасен, милый!
      Мой Гиацинт, скажи мне, – ту, другую,
      Ты, может быть, любил сильней меня?
 

ГИАЦИНТ

 
      Небесных молний режущее пламя
      Сравню ли я с болотным огоньком?
 

БАЛЬКИС

 
      И обо мне ты часто, часто думал?
 

ГИАЦИНТ

 
      Ты представлялась мне совсем иной —
      Такой же юной, гордой и прекрасной,
      Но мужественной, рослой, чернокудрой,
      С бесстрастием богини на челе.
      И как я рад, как счастлив, что ошибся.
      Но мог ли я тогда предугадать,
      Что гордость, власть и мудрость воплотилась
      В таком воздушно-призрачном созданье,
      В таком виденье облачном, как ты?
 

БАЛЬКИС

 
      Мой бледный мальчик, – надо ли иметь
      Высокий, пышный стан, чтоб быть великой?
      Ты посмотри: мой рост не превышает
      Иных цветов на родине моей,
Но имя Сабы вечно и бессмертно,
И знаю я, что слава обо мне
Собой обнимет землю до полмира!
 

ГИАЦИНТ

 
     Не странно ли, – я думал, ты смугла, —
     Но матовым оттенком нежной кожи
     Походишь ты на жемчуг аравийский.
     И мягкий цвет волос твоих волнистых
     Подобен шерсти лани полевой,
     Иль скорлупе ореховой, когда
     Она блестит и лоснится на солнце.
     Как сладостно они благоухают!
     От одного прикосновенья к ним
     Возможно опьянеть. О, дай мне их,
     Обвей меня, засыпь, запрячь под ними,
     Меня всего окутай, как плащом!
     И под душисто-знойным покрывалом
     Я на груди твоей усну…
 

(Звон колокольчиков слабеет.)

БАЛЬКИС

 
     В моем саду есть тихий уголок,
     Где не слыхать докучных попугаев,
     Ни пенья птиц, ни рокота ручья,
     Где высится лишь тамаринд печальный
     Да ветки ив склоняются к волне.
     Там нет кричащих красками цветов,
     Удушливых и резких ароматов:
     Жасминов, роз, левкоев, анемон, —
Звездой жемчужной в темных камышах
Там прячется стыдливо лотос белый
И тихо льет свой тонкий аромат.
И вот теперь, я чувствую, ко мне
Доносится его благоуханье,
Как под крылами ветерка ночного
Протяжный вздох натянутой струны.
И, заглушая нежным ароматом
Все благовонья крепкие земли,
Оно растет, растет и наполняет
Дыханием своим весь мир земной,
Как мощный гимн неведомому Богу,
Как торжество ликующей любви.
 

ГИАЦИНТ

 
      Меня ты любишь, дивная, скажи?
 

(С ветром доносится замирающий звон.)

БАЛЬКИС

 
      Люблю ли я?.. Ах, слышишь эти звуки?!
      Мой караван ушел… Они забыли,
      Они в пустыне бросили меня!
 

ГИАЦИНТ

 
      О, горе нам, Балькис!
 

БАЛЬКИС

 
                              Не бойся, милый,
      Они придут, они придут за мной.
 

ГИАЦИНТ

 
     А если нет?
 

БАЛЬКИС

 
                             Оторваны от мира,
     Мы будем здесь блаженствовать вдвоем.
 

ГИАЦИНТ

 
     Но мы умрем от голода и страха,
     Погибнем мы!
 

БАЛЬКИС

 
                             Вернется караван.
     Пойми, дитя, царица – не былинка;
     Теперь ли, днем ли, вечером, – но все ж
     Рабы мое отсутствие заметят.
     Не бойся, друг, они придут за мной.
     И мы тогда предпримем путь обратный,
     В мою страну я увезу тебя.
     Я разделю с тобой мой трон великий
     И возложу на кудри золотые
     Бессмертием сияющий венец.
     Но ты меня не видишь и не слышишь?..
     Мой Гиацинт, взгляни же на меня!
 

ГИАЦИНТ

 
     Ты – женщина, я слаб и безоружен…
     Мои друзья забыли обо мне…
     Мы здесь одни в пустыне беспредельной,
     Где дикий зверь нас может растерзать.
     Погибнем мы!
 

БАЛЬКИС

 
                              Они придут, мой друг!
      Виновна я. По моему веленью,
      С рассветом в путь собрался караван.
      «Вы для меня ковров не расстилайте, —
      Сказала я. – Верблюдицу мою
      Оседланной оставьте эту ночь.
      Я возвращусь под сень узорных тканей.
      На мягкий одр, меж двух ее горбов,
      И там усну». – И думая, что я
      Спокойно сплю в шатре моем походном,
      С рассветом в путь собрался караван.
      А я…
 

ГИАЦИНТ

 
                              Как ты была неосторожна!
 

БАЛЬКИС

 
      А я, склонясь на жаркие мольбы,
      На красоту твою залюбовалась,
      Заслушалась твоих речей волшебных
      И, все забыв, осталась здесь, в пустыне,
      Любить тебя и умереть с тобой.
 

ГИАЦИНТ

 
      О женщина! Меня ты упрекаешь.
 

БАЛЬКИС

 
      Опомнись, друг!
 

ГИАЦИНТ

 
                             Нет, не ошибся я,
     Упрек звучал в твоих словах так внятно.
     Я чувствую, меня ты ненавидишь…
     Скажи, я прав?
 

БАЛЬКИС

 
                             Безумец, замолчи!
     Твоя тоска мне сердце разрывает…
     О, если бы ты знал!..
 

(Крики за сценой: «Корабль, корабль!»)

ГИАЦИНТ

 
     Спасение! Свобода! Боги, боги!
     Прости меня, будь счастлива, Балькис…
     Иду, бегу!
 

БАЛЬКИС

 
                             А я? Ты шутишь, милый?
     Иль хочешь ты меня покинуть здесь
     Одну, среди песков необозримых!..
     Не правда ли, ты шутишь, Гиацинт?
 

ГИАЦИНТ

 
     Бежим со мной, моей женой ты будешь.
 

БАЛЬКИС

 
     Твоей… женой?.. Иль ты забыл, кто я?
 

ГИАЦИНТ

 
      Ты для меня останешься царицей.
 

(Крики за сценой: «Корабль, корабль!»)

 
Бежим, моя Балькис!
 

БАЛЬКИС

 
      Бежать с тобою мне… царице Юга?
      Ты надо мной смеешься, Гиацинт!
      Могу ли я оставить мой народ,
      Мой край родной, завещанный отцами,
      И странствовать развенчанной царицей,
      Утратившей и царство, и престол?
 

ГИАЦИНТ

 
      Так оставайся. К вечеру, наверно,
      Твой караван вернется за тобой.
 

БАЛЬКИС

 
      О, да, мой друг, я верю, он вернется, —
      Но ждать его беспомощной, одной,
      Затерянной в пустыне бесконечной,
      Ужасно мне. О, подожди со мной!
 

(Крики за сценой: «Корабль, корабль!»)

ГИАЦИНТ

 
                              Прости, идти я должен,
      Ты слышишь зов товарищей моих? —
      Корабль уйдет, и если я останусь,
А караван замедлится в пути
Иль, может быть, и вовсе не вернется,
То…
 

БАЛЬКИС

 
                 Ты меня здесь бросишь умирать?
 

ГИАЦИНТ

 
     Прощай, Балькис нет времени мне больше.
 

БАЛЬКИС (опускаясь на колени)

 
     О милый друг, взгляни, как я слаба!
     Смотри, тебя молю я на коленях,
     Великая, склоняюсь пред тобой.
 

ГИАЦИНТ

 
     Царица, встань!
 

БАЛЬКИС

 
                             Я больше не царица!
 

(Сорвав, бросает свой венец.)

 
Я – женщина. Не покидай меня!
 

(Крики за сценой: «Корабль, корабль!»)

ГИАЦИНТ

 
     Я не могу остаться.
     Будь счастлива, забудь, не проклинай!
 

БАЛЬКИС

 
      Хоть что-нибудь скажи мне на прощанье,
      Что я могла бы в сердце сохранить!
 

ГИАЦИНТ

 
      Ты дорога мне.
 

БАЛЬКИС

 
                              Только-то, не боле?
 

ГИАЦИНТ

 
      Мне никогда не позабыть тебя.
 

БАЛЬКИС

 
      И это – все? – Довольно, о, довольно!
      Да сбудутся веления судеб.
 

(Встает.)

 
Ты прав, дитя. Подай мне мой венец.
 

ГИАЦИНТ

 
      Ах, лучший перл потерян в нем.
 

БАЛЬКИС

 
      Так что же?
      Возлюбленный заменит мне его
      Сапфиром ясным, синевы небес,
      Иль мало у него сокровищ ценных?
      Как ты смешон. Подай мне мой венец.
 

ГИАЦИНТ

 
     Прощай, Балькис.
 

БАЛЬКИС

 
                             Как ты назвал меня?
 

ГИАЦИНТ

 
     Моей Балькис.
 

БАЛЬКИС

 
                             Перед тобой царица.
     Простись же с ней, как требует того
     Ее высокий сан – прострись пред нею
     И должную ей почесть принеси.
 

ГИАЦИНТ (падает к ее ногам)

 
     Целую прах у ног твоих прекрасных.
 

БАЛЬКИС (кладет ему на голову свою ногу)

 
     Вот так лежат презренные рабы,
     А так
 

(заносит кинжал)

 
царица мстит за униженье!
 

ГИАЦИНТ

 
     Остановись! Что хочешь делать ты?
     С руками ли, обрызганными кровью,
     Предстанешь ты пред взорами того,
     Кому нет тайн ни в прошлом, ни в грядущем?
 

БАЛЬКИС (Гиацинту)

 
      Иди, но помни: если вновь судьба
      Тебя отдаст мне в руки, как сегодня,
      То я не пощажу тебя. – Ступай.
 

ГИАЦИНТ (медленно уходит, потом, оборачиваясь,

 
      смотрит на нее и убегает.)
 

БАЛЬКИС (протягивая руки к востоку)

 
      Возлюбленный, простишь ли ты меня?
 

ИФРИТ

 
      Ты высшего блаженства не достойна.
      Твой караван вернется за тобой,
      Но я, Ифрит, тебе повелеваю,
      От имени пославшего меня,
      Неконченым оставить путь кремнистый
      И возвратиться вновь в свою страну.
 

(Исчезает.)

БАЛЬКИС (закрывает лицо руками)

 
      Возлюбленный, тебя я не увижу!
 

(Поднимает глаза к небу и видит восход солнца.)

 
Великий Ра! Я пропустила час
Предутренней молитвы. Лучезарный!
Невольный грех тоскующей прости!
 

(Опускается на колени, подняв руки к небу; вдали слышатся колокольчики приближающегося каравана.)

 
О солнце! Животворящее,
Жизнь и дыханье дарящее
Слабым созданьям земли,
Всесовершенное,
Благословенное,
Вздохам забытой внемли.
Я была тебе верной в скитании.
Я хранила твой кроткий завет,
Злым и добрым давала питание,
Всюду сеяла радость и свет.
Открывала убежище странному,
Не теснила ни вдов, ни сирот,
Не мешала разливу желанному
На поля набегающих вод.
Не гасила я пламя священное,
Не лишала младенцев груди матерей.
О великое, о неизменное,
Не отвергни молитвы моей!
И хваленья бессмертному имени
Возносить не престанут уста.
О, согрей меня, о, просвети меня,
Я чиста, я чиста, я чиста!
 

ДЕЙСТВИЕ II

Шатер царицы Савской. Спальный покой. Балькис возлежит на драгоценном ложе. У ног ее сидит старая кормилица Алави.

БАЛЬКИС

 
     Мне тяжело, Алави, я больна.
     Сгораю я от мук неутоленных,
От жгучей жажды мести и любви.
О, эти кудри нежно-золотые!
В лучах луны они казались мне
Подернутыми дымной паутиной.
Они вились, как тонкие колечки
Иль усики на лозах виноградных,
И обрамляли бледное чело —
Не золотым, о, нет, я помню ясно,
Совсем, совсем серебряным руном.
 

АЛАВИ

 
      Забудь его.
 

БАЛЬКИС

 
                              Забыть? А месть моя?
      А сколько я терзалась в ожиданье!
      Год, месяц, день иль много долгих лет…
      Иль миг один, кто знает, кто сочтет,
      Когда мгновенье кажется мне веком?
      А дни бегут и тают без следа,
      Бесплодные в слезах проходят ночи.
      И жизнь плывет, торопится, спешит,
      И вечности холодное дыханье
      Мой бедный ум и сердце леденит.
 

АЛАВИ

 
      Твои рабы найдут его, царица,
      Лишь подожди. Разосланы гонцы.
      Иль хитростью, иль подкупом, иль силой,
      Но будет он в цепях у ног твоих…
 

БАЛЬКИС

 
     В цепях? В цепях, сказала ты, Алави?
     Не так бы я его хотела видеть!
 

АЛАВИ

 
     …И местью ты натешишься над ним.
 

БАЛЬКИС

 
     Отмстить ему? Он так хорош, Алави,
     Он так хорош!
 

АЛАВИ

 
                             Но не один на свете;
     Твой верный раб, красавец Гамиэль,
     Хорош, как день, как дух арабских сказок,
     Он меж других, как месяц между звезд.
     Его глаза – два солнца стран полдневных,
     Две черные миндалины Востока
     Под стрелами ресниц, густых и долгих,
     Как у газели. Губы – лепестки
     Цветов граната. Голос, рост, движенья…
 

БАЛЬКИС

 
     О, замолчи! – что мне твой Гамиэль,
     Что мне весь мир? Мне больно, я страдаю,
     Сгораю я от муки и любви!
     Он мне сказал: «Прости, идти я должен,
     Ты слышишь зов товарищей моих.
     Корабль уйдет, и если я останусь,
     А караван…»
                             О низость, о позор!
И я его молила на коленях,
Великая, склонялась перед ним!
И это все простить ему! Подумай!
Теперь я здесь тоскую, я одна,
Из-за него отвергнута навеки
Царем царей, возлюбленным моим.
А он, наверно, счастлив и доволен,
Живет в усладах низменных страстей
И, может быть, как знать, в чаду похмелья
Товарищам не хвастает ли он,
Что был на миг любим царицей Юга,
И подлым смехом страсть мою грязнит!
Как тяжело на сердце! Я страдаю.
О, скоро ли они найдут его?
Тоска, тоска! Утешь меня, Алави,
Спой песню мне, иль сказку расскажи.
 

АЛАВИ

 
      Стара я стала, голос мой ослаб;
      Но прикажи, я кликну Гамиэля,
      Тебе споет он песню о любви.
 

БАЛЬКИС