Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Том 1"

Не забывайте искренне расположенную к Вам М. Жибер.

XII. М.А. Лохвицкая – А.А. Коринфскому

Многоуважаемый Аполлон Аполлонович!

Очень рада, что «Север» остается в Ваших руках и благодарю за скорый ответ. Пожалуйста, не извиняйтесь, чем длиннее будут Ваши письма, тем большее удовольствие принесут они мне.

Посылаю Вам курьез, напечатанный обо мне в газете «Волгарь».

Как Вам нравится эта «начинающая поэтесса, примкнувшая к рифмоплетам»? Видите, как издеваются над Вашей «Сафо». Я очень довольна, что Бальмонт далеко и не может прочесть всех этих гадостей; он человек нервный, впечатлительный и любит мою музу. Его адрес: France, Paris, 145, rue de Grenill, pension Van Pelt. Напишите ему – он будет рад. Вы ему очень понравились.

Не забывайте также и Вашего друга Мирру Жибер.

P.S. Пожалуйста, пришлите мне адрес Минского. А что же «Север»? Я так и не получаю ни одного номера.

Мой муж написал Вам официальную записку (у меня самой рука не поднялась). Я окончила большую драматическую поэму, но не знаю, где ее поместить.

Не посоветуете ли Вы мне что-нибудь?

<Заметка из газеты «Волгарь» прилагается – Т.А.>:

Поэтическая самореклама

К числу жалких рифмоплетов в последнее время примкнула молодая начинающая поэтесса г-жа Лохвицкая, получившая известность в литературном мире благодаря рифмованному… цинизму и не перед чем не останавливающейся смелости в изображении личной пустоты. Как и следовало ожидать, критика сурово встретила рифмованные вопли г-жи Лохвицкой и г-жа Лохвицкая написала и поместила в московской газете «Курьер» такую саморекламу:

 
Я не знаю, зачем упрекают меня,
Что в созданьях моих слишком много огня,
Что стремлюсь я навстречу живому лучу
И наветам унынья внимать не хочу.
 
 
Что блещу я царицей в нарядных стихах
С диадемой на пышных моих волосах,
Что из рифм я себе ожерелье плету,
Что пою я любовь, что пою красоту.
 
 
Но бессмертья я смертью своей не куплю
И для песен я звонкие песни люблю
И безумью ничтожных мечтаний моих
Не изменит мой жгучий, мой женственный стих.
 

Дивно хорошо, как вымазанный сотовым медом указательный перст, и замечательно скромно. «Но бессмертья я смертью своей не куплю», – приходится понимать в том смысле, что г-жа Лохвицкая как «царица в нарядных стихах с диадемой на пышных своих волосах» рассчитывает приписаться к цеху бессмертных при жизни, несмотря на «безумье ничтожных мечтаний», изливающихся в «жгучих, женственных стихах». И помоги ей, бедной, Аполлон!

XIII. М.А. Лохвицкая – А.А. Коринфскому

Что-то Вы безмолвствуете, многоуважаемый Аполлон Аполлонович?

Получили ли Вы мое письмо со вложением вырезки из газеты и официальную заметку моего мужа (за моей подписью)?

Пожалуйста, ответьте мне поскорей и прикажите «Северу», чтобы выслал деньги, необходимые мне теперь для новой поездки в Петербург.

Извините, что надоедаю Вам, но уверяю Вас, мне иначе нельзя. Сообщите мне, что нового в Петербурге? Успокоился ли Афанасьев? Если нет – покажите ему вырезку из «Волгаря» – это на него хорошо подействует.

Что Немирович-Данченко? Не собирается ли в Москву? Взял ли Гайдебуров мои новые стихотворения? Если нет, пожалуйста, известите. У меня просят многие журналы, но я пишу теперь мало…

Скучно что-то и тяжело. Выдался такой промежуток, что я совсем одна и одинока. Пустота вокруг, пустота в уме и в сердце. Пишите мне, если Вы еще не совсем забыли меня. Ваши письма мне всегда доставляли большую радость, но теперь они были бы особенно дороги мне, так как мы ценим участие не в минуты веселья, а в грустные дни ненастья и тоски.

Помните искренно расположенную к Вам Мирру Жибер.

XIV. А.А. Коринфский – М.А. Лохвицкой

7 / III 98

Многоуважаемая и дорогая Мирра Александровна!

Я виноват перед Вами, хотя и не по собственному желанию, – виноват в молчании… Еще 3-го февраля я обращался в контору с просьбою о выдаче мне Вашего гонорара, представляя Вашу доверенность, – обращался и еще письменно… И что же? В ответ получалось: «Пусть г-жа Лохвицкая потрудится придти сама», – или: «Мы пошлем сами!».. Не считая возможным затягивать дальше всю эту прискорбную историю, я посылаю Вам доверенность Вашу обратно. И вот мой совет: когда Вы приедете в Петербург, обратитесь сами в контору и предъявите Ваше требование о выдаче Вам гонорара за все стихи, помещенные в 1897-м и январе-феврале 1898 года (по 35 коп. за строку)

…В Петербурге нового мало (если не считать немецкой оперы и различных правительственных «листовок» и «назначений»). «Все то же и то же, только нет убитых сил, прожитых лет!»

…Все это – мелочи, мелочи и мелочи! А Ваш талант – крупная ценность в современной нашей поэзии. И Вы – возьмете свое, если останетесь такою же, как теперь, т. е. будете петь только о том, что волнует, тревожит и вдохновляет Вас, – не ждать, не сочинять, а именно петь…

Ваши стихи в «Северном вестнике» очень хороши, особенно в 3-й книге и 2-е из вошедших во 2-ю.

Вас<илия> Павл<овича> Гайдебурова я увижу завтра и немедленно увижу Вас. Ив. Немировича-Данченко в Петербурге: все так же жизнерадостен, энергичен и свободен душою, как всегда…

______

«Одна и одинока…» «Пустота вокруг, пустота в уме и в сердце…» Да побойтесь Вы Бога, не пугайте меня, дорогая Сафо!.. Да, не пугайте, потому что мне – искренне любящему Вас, как человека, и так высоко ценящему Вас, как поэта, – было бы очень тяжело думать, что Вы не окружены счастием среди близких для Вас людей… Не хочу верить, что у Вас могут быть теперь «грустные дни ненастья». Будьте бодры душою и помните, что Вы – гордость всех Ваших друзей.

XV. М.А. Лохвицкая – А.А. Коринфскому

7 мая 1898 г.

Многоуважаемый Аполлон Аполлонович!

Давно не писала Вам, мешало ужасное настроение, не покидающее меня и теперь. Весна, московская весна действует на меня самым гнетущим образом. Днем – удушливая жара и тоска; вечером – пьяные песни под окном, нытье гармоники и тоска, ночью – кошмары и тоска.

Вы спросите, почему я не уезжаю из этого ада? – Ответ: у меня нет башмаков. Я не шучу. Дело в том, что на мою ногу невозможно найти готовую обувь, но я заказала слишком поздно и теперь приходится ждать. Право, все это вовсе не так смешно, как, может быть, кажется Вам.

Лето я проведу в Ораниенбаумской колонии, а затем переберусь в Петербург, куда перешел служить мой муж.

Посылаю стихотворение для «Севера», которого не получаю.

Не забывайте искренне расположенную к Вам Мирру Жибер.

Мой адрес с 15 мая: Петергоф, 1-я Ораниенбаумская колония.

XVI. М.А. Лохвицкая – А.А. Коринфскому

1 июня

Сегодня я Вас видела во сне. Боже, какой это был ужасный кошмар! Ведь Вы ничего не имеете против меня и никогда не будете моим врагом, не правда ли? Я так боюсь этих слов.

Почему бы Вам не навестить меня?

Я живу совсем одна (если не считать моих детей) и «пользуюсь летним воздухом».

Если надумаете приехать, известите меня телеграммой. Я тогда встречу Вас в Петергофе.

Взамен московской серой тоски здесь мучает тоска голубая. Небо, море и далекие берега – все навевает грусть. У меня есть новые стихотворения, но переписывать лень, потом как-нибудь пришлю.

До свидания.

Ваш друг Мирра Жибер

Мне очень хотелось бы иметь №«Севера» с Вашей рецензией о моей книжке и №, где помещено стихотворение Бальмонта, посвященное мне. М. Жибер

XVII. А.А. Коринфский – М.А. Лохвицкой

19/IX 98

Дорогая Мирра Александровна.

При всем своем желании – я не могу ни сегодня ни в воскресенье быть у Вас. Мог бы зайти в понедельник вечером[54]54
  * от 9 ч. до 11, то же и во вторник.


[Закрыть]* – в то время, в какое Вы назначите мне. Все лето я был болен, в начале сентября стал чувствовать улучшение здоровья, а теперь опять совсем расклеился. При всем этом – масса работы, парализующей лечение… Невесело жить на свете!.. Только и утешаешься тому, что есть на этом свете хорошие, отзывчивые и родные твоей душе люди.

Ваш душою А. Коринфский.

P.S. Вы ПЕРЕЕХАЛИ в Петербург? Здесь ли Ваш муж в настоящее время? Мой адрес для писем – по-прежнему редакция «Правительственного вестника».

XVIII. М.А. Лохвицкая – А.А. Коринфскому

Воскресенье

Дорогой Аполлон Аполлонович!

Завтра и послезавтра я буду вечером дома, но прошу Вас зайти ко мне только в том случае, если это не повредит Вашему здоровью и если Вы не потеряете необходимое Вам время. Я поселилась в Петербурге, как предполагаю, навсегда, а потому мы еще успеем увидеться и наговориться, когда Вы будете более свободны и поправите Ваше здоровье.

Сердечно расположенная к Вам,

Мирра Жибер.

P.S. Мой муж, как всегда, блистает своим отсутствием. Вернется только через два месяца.

Не забывайте меня. Я одна и очень скучаю.

М. Жибер.

XIX. А.А. Коринфский – М.А. Лохвицкой

Дорогая Мирра Александровна!

Хоть я и писал Вам об устраивающемся сегодня в 6 час<ов> веч<ера> в ресторане «Медведь» обеде участников наших «пятниц» – в честь К.К. Случевского, – но повторяю снова. Сейчас К.К. Случевский сказал, что он будет обижен – не видя Вас на этом обеде рядом с собою. Приезжайте и спросите (<нрзб.> с 28 Конюшенной), где обедают в честь Случевского, и Вас проведут. Я бы приехал за Вами, но так занят в редакции, что положительно не могу – при всем желании.

Ваш душою Апол. Коринфский

P.S. Будут, м<ежду> пр<очим>, гр. Голенищев-Кутузов, В.П. Гайдебуров, кн. Цертелев, кн. Барятинский, К.М. Фофанов, Д.С. Мережковский, К.Н. Льдов, Ф.В. Черниговец, П.В. Быков, З.Н. Гиппиус и др., и др., и др.

Переписка М.А. Лохвицкой с А.Л. Волынским

I. М.А. Лохвицкая – А.Л. Волынскому 18 окт<ября> <1896 г.>

Милостивый Государь!

Читая Ваши критические статьи о поэзии, я наивно полагала, что могу до некоторой степени удовлетворить эстетические требования Вашего журнала. Почему именно мои стихи не подошли к нему, остается для меня тайной, и я была бы Вам очень благодарна, если б Вы были так добры – разъяснить мне это.

Я понимаю, что редакция не может вступать в переговоры по поводу каждого непринятого стихотворения, но я имею смелость думать, что в Ваших глазах я все же не первая встречная, и что с моей стороны не будет слишком дерзко надеяться на Вашу любезность.

Эти новые вещицы прошу Вас также отослать мне обратно за непригодностью.

С глубоким уважением,

М. Лохвицкая-Жибер

P.S. «Северный вестник» упрекнул меня в подражании Лермонтову.

Бедный Лермонтов! – Между нашими музами такое же сходство, как между утесом и цветком, растущим на нем.

II. А.Л. В^{олынский} – М.А. Л^{охвицкой}

Милостивая Государыня!

Я неустанно буду просить у Вас все новых и новых стихов, пока не найду среди них то, что мне понравится окончательно. Трудно на бумаге объяснить свое впечатление, но позвольте Вас уверить, что Вы для меня, в самом деле, не «первая встречная». Хорошему, т. е. простому и ясному стихотворению, я обрадуюсь, как собственной удаче.

«Ветка туберозы» лучше, чем «Поэту», но я жду от Вас гораздо лучших стихов.

Готовый к услугам А. Волынский

СПб., 1896, октября 22

III. М.А. Лохвицкая – А.Л. Волынскому

26 окт<ября> 1896 г.

Милостивый Государь!

Вы просите меня прислать Вам «простое и ясное» стихотворение, а между тем, Вы нашли лучшей самую туманную из моих пиес – «Ветку туберозы».

Это обстоятельство решительно сбило меня с толку. Посылаю Вам наугад несколько вещей, различных по форме и содержанию. Больше у меня пока нет ничего нового, кроме любовных песен, которые ни в каком случае не могли бы Вам понравиться. Если и этот мой присыл окажется неудачным, то я не рискну вновь беспокоить Вас ни моими письмами, ни моими стихами.

До сих пор я сотрудничала в журналах только по приглашению редакций и никогда сама не предлагала своих услуг, – но «Северный вестник» всегда привлекал меня своим особым направлением, чуждым общей скуки, тенденции и пошлости, – если я обожглась, тем хуже для меня, но я не хочу быть навязчивой…

Все отвергнутое Вами прошу Вас возвратить мне, для чего прилагаю конверт с маркой.

За скорый ответ – благодарю.

С глубоким уважением

М. Лохвицкая-Жибер.

IV. М.А. Лохвицкая – А.Л. Волынскому

18 ноября <1896 г.>

Милостивый Государь!

Посылаю Вам два новых стихотворения.

Я медлила так долго потому, что сама надеялась быть в Петербурге и увидеться с Вами. Но поездку пришлось отложить, – и я снова обращаюсь к Вам письменно. Будьте так добры, – пришлите мне Вашу визитную карточку. Если Вам неприятен официальный тон, то, поверьте, меня, как женщину, он тяготит еще более, чем Вас.

Мне бы очень хотелось знать Ваше мнение о моих стихах.

Быть может, это не совсем невозможно.

М. Лохвицкая-Жибер

V. М.А. Лохвицкая – А.Л. Волынскому

27 ноября 1896 г.

Многоуважаемый Аким Львович!

Ваше письмо меня очень обрадовало. Наконец-то я могу обратиться к Вам по-человечески и говорить более свойственным мне языком.

Мне бы, конечно, было приятно, если б мои стихи вышли как можно скорее, но я вполне полагаюсь на Вас; делайте так, как Вам кажется лучшим. Я совершенно согласна с Вами – поэзия и музыка – одно. Древние греки были правы, признавая одну общую богиню Эрато – и сопровождая чтение стихов игрой на лире. Я много занималась музыкой (я готовилась быть певицей) и, вероятно, поэтому я всегда в минуты творчества слышу какой-нибудь музыкальный напев – и остаюсь верна ему.

Стихи с плохо выдержанным темпом или страдающие отсутствием цезуры – безобразны. Неужели я когда-нибудь грешила в этом отношении? Если – да, то я себе этого никогда не прощу.

Может быть – Вы думаете, что я имею слишком высокое представление о своем даровании? Если и так, – то я не виновата. Меня избаловали в Петербурге, где я выступила на литературное поприще совсем еще девочкой и где с первых шагов слышала только лестные отзывы. Я была новинкой и, как всякая новинка, возбуждала интерес. Теперь я, кажется, всеми забыта, но это еще не значит, что я умерла, еще много времени впереди. И если я к тридцати годам не оправдаю надежд, возлагаемых на меня в мою счастливую пору, – то лишь тогда сложу я оружие и признаю себя ничтожеством.

Я хочу знать Ваше мнение, потому что дорожу им.

До того, что думают обо мне критики таких журналов, как «Русское богатство» или «Русская мысль», – мне нет никакого дела, и даже мне было бы как-то не по себе, если бы им вздумалось (сохрани, Бог!) похвалить меня.

Повторяю, мне дорого именно Ваше мнение и одна из главных причин моей поездки в Петербург будет, конечно, желание увидеться с Вами.

Я не говорю «мне кажется, что мы поймем друг друга», потому что я убеждена в этом. Не будь во мне этой уверенности, разве стала бы я Вам, совсем незнакомому мне человеку, писать на четырех страницах, злоупотребляя Вашим временем и терпением?

Но я знаю, что Вы отнесетесь к этому так, как бы мне хотелось, потому что иначе быть не может, – потому что иначе было бы невозможно.

С глубоким уважением,

М. Лохвицкая-Жибер

VI. А.Л. Волынский – М.А. Лохвицкой

Колокольная, 13 Кв. 6

Многоуважаемая Мирра Александровна!

Исполняю Ваше желание и посылаю Вам мою фотографическую карточку. Если она внушит Вам желание быть со мною откровенною, буду особенно рад, пожалуйста – повторяю – Ваши стихи доставляют мне огромное удовольствие. Если же, в самом деле, Вы «не отходите» для меня «от стола»! Дайте мне возможность поверить тому, что Вы это сказали не ради одной только любезности. На первых порах удостойте прислать и Вашу драгоценную карточку. Et ego in Arcadia fui – как и Вы, я люблю образные изображения, хотя в данном случае я могу судить о Вас по Вашим письмам, в которых светится душа.

Пожалуйста, придумайте предлог для приезда в Петербург – хотя бы на самое короткое время, на несколько дней. Сделайте невозможное возможным.

Думаю, что мы сошлись бы по-дружески.

Жму Вашу руку

А. Флексер

VII. М.А. Лохвицкая – А.Л. Волынскому

1 дек<абря> <1896>

Многоуважаемый Аким Львович!

Вашу книгу и письмо я получила сегодня утром – и спешу выразить Вам мою глубокую благодарность.

Не понимаю, чем могла я заслужить подобное вещественное доказательство Вашего расположения ко мне, но, хотя бы и незаслуженно, буду хранить его и гордиться им.

Посылаю Вам свой сборник. В нем есть много очень слабых вещей, но прошу Вас принять во внимание, что некоторые из них были написаны мной в возрасте 15-и, 16-и лет.

Что же касается нашего будущего свидания, то предупреждаю, Вы разочаруетесь потому что, по всей вероятности, Вы составили обо мне неверное представление: я – женщина – в полном смысле этого слова и – только. С типом писательницы, «синего чулка», я не имею ничего общего. Я развита крайне узко, односторонне. Все, что не красота (я подразумеваю высшую красоту), все, что не поэзия, не искусство – для меня не существует и значится у меня под одним названием: «суета сует». Я разделяю людей на две половины; к одной я бы отнесла такие слова, как «приход, расход, большой шлем, акция, облигация и проч<ее>. К другой: жизнь, смерть, восторг, страдание, вечность.

Понимаете ли Вы, что я хочу сказать? Можете ли Вы понять меня?

Я живу совсем особенной жизнью, живу так, как будто завтра я должна умереть: все земное, преходящее, меня не касается, – оно мне чуждо, оно раздражает меня.

После этого Вам не покажется странным, если я скажу, что не имею понятия о самых простых вещах. Например, прожив четыре года в Москве, я знаю только несколько главных улиц, да и то плохо.

Я пишу Вам об этом для того, чтобы Вы поняли, что я такое и с кем Вам придется иметь дело.

Не думаю, что наша беседа могла бы быть интересной для Вас – говорить будете Вы один, а я буду Вас слушать: это моя обычная манера.

Я страшно застенчива и в присутствии нового лица иногда совершенно теряю способность речи. Уж если кому-нибудь из нас придется «просить снисхождения», то, конечно, не Вам.

Вероятно, я приеду в начале января. Точнее определить время не могу: это зависит не от меня. Но даю Вам слово, что извещу Вас о своем прибытии в тот же день, хотя бы для того, чтобы поблагодарить Вас за Ваше внимание ко мне.

М. Жибер (Лохвицкая)

VIII. А.Л. Волынский – М.А. Лохвицкой

Многоуважаемая Мирра Александровна!

Я был болен – и поэтому не писал никуда и никому, и, вообще, на время, т<ак> с<казать>, вышел из круга этих обыденных занятий и порядков. И теперь еще я чувствую себя довольно плохо, так что Вы не должны сердиться на меня за неразборчивость письма, требующего от меня великого напряжения. Мне нужно сказать Вам по поводу «Кольчатого змея», что я его решительно не понимаю – я даже не догадываюсь, о ком, о каком змее, подлинном или аллегорическом, идет у Вас речь <нрзб.> Ваш «гибкий, цепкий, кольчатый змей» требует объяснения, и я надеюсь, что Вы мне в нем не откажете. Что касается стихов, то, как и всегда, стихотворение это блещет своими достоинствами, но, Бога ради, – напишите мне поскорее, что Вы разумели, создавая этот огненно-страстный, по Вашему обыкновению, гимн любви. Вы легко поймете, что я не могу, по совести, отправлять в набор произведение, смысл которого превышает мои способности разумения.

За книжку приношу сердечную благодарность. Я изучу ее и со временем представлю отзыв на страницах «Северного вестника».

Крепко жму Вашу руку Ваш А. Флексер

IX. А.Л. Волынский – М.А. Лохвицкой

Колокольная, 13 Кв. 6

Мирра Александровна!

Я снимался в Житомире, недавно, в том месяце. Должно быть, карточка Вам показалась страшною, – сужу об этом по некоторым подробностям Вашего милого письма, на этот раз, впрочем, не очень доброго.

Приехать Вы не можете, потому что нет никакого повода и еще потому, что Вы не придаете теперь значения личному знакомству. Душа Ваша в стихах. Если, таким образом, к фотографической карточке ^я. Т

присоединить любезно подаренную мне книгу, то получиться – не правда ли? – весь человек.

Однако вот сведения о моей жизни. До одиннадцати я дома, а с 11? до двух в редакции. Затем я опять дома – ad infinitum.

Если решите ехать, без повода и Вашей теории, не известите ли меня об этом днем раньше?

Мне бы хотелось распорядиться моими занятиями так, чтобы Вы могли позвать меня в любое время – запискою по адресу моей квартиры.

Итак, до свидания

А.Ф<лексер>

X. А.Л. Волынский – М.А. Лохвицкой

Наслаждаюсь мыслью о нашем свидании. Позвольте прийти к 9?. Если бы Вы были добры до конца, Вы известили бы меня о Вашем намерении приехать в П<етербург> – из Москвы и тогда я был бы готов еще вчера. Однако, это ведь не важно, – важно то, что через несколько часов я буду иметь удовольствие беседовать с Вами.

Сердечно преданный, А. Флексер

XI. А.Л. Волынский – М.А. Лохвицкой

Многоуважаемая Мирра Александровна!

Стихотворение Ваше «Песнь любви» – мне очень понравилось. Оно талантливо в самом лучшем смысле слова. Живо, выразительно и с чудесно библейским колоритом в духе «Песни Песней» и потому даже целомудренно, несмотря на пламенный стиль. Прошу Вас, пришлите мне немедленно, если есть, еще одно маленькое стихотворение, менее «пламенное», и я напечатаю его вместе с этой «Песнью любви», хотя и на одной странице с нею. Исполните, пожалуйста, мое желание – буду Вам благодарен.

В Житомир поеду в конце настоящего месяца и тогда же буду в Москве. Готова ли Ваша книга? Отчего Вы стали писать так редко и так… мало – по содержанию и объему? Я люблю Ваши письма.

Ваш А. Волынский

P.S. Имейте в виду: у меня есть еще весеннее Ваше стихотворение «Весенний день».

XII. М.А. Лохвицкая – А.Л. Волынскому

13 апреля 1898 г.

Многоуважаемый Аким Львович!

Прошу Вас, сделайте строжайшее внушение корректору Вашего журнала. В моем стихотворении, помещенном в апрельской книге, стоит возмутительная опечатка, приводящая меня в отчаяние:

Вместо рифмы «надзвездный», красуется безрифмица «невзгодный»! Ради Бога, прошу Вас, умоляю и заклинаю – прикажите объявить в следующем номере об этой опечатке. До сих пор даже самые злейшие враги мои не отказывали мне в умении владеть формой. Не давайте им оружия против меня.

Отчего Вы стали так молчаливы? Надеюсь, Ваше здоровье поправилось? На этот раз могу сообщить Вам новость, очень приятную… для самой себя. В половине мая я приеду в Петербург, в окрестностях которого я проведу лето, и осенью поселюсь в нем окончательно и бесповоротно.

Пожалуйста, напишите мне, когда думаете уехать из Петербурга.

Мне хотелось бы повидаться с Вами весной.

До скорого свидания. М. Жибер

P.S. Понравился ли Вам мой «Двойник»?

XIII. А.Л. Волынский – М.А. Лохвицкой

Многоуважаемая Мирра Александровна!

Вы были добрым другом «Северного вестника», будьте же преданным товарищем моим в новом деле, к которому я буду стоять очень близко – в газете, которая будет выходить с Нового года при моем редакторстве для литературного отдела. При личном свидании я сообщу Вам все подробности относительно этой новой газеты, а теперь прошу Вашего искреннего доверия к моим словам, которое могло бы выразиться в кратком ответе на эту мою записку.

Преданный Вам

А. Волынский

XIV. А.Л. Волынский – М.А. Лохвицкой

Многоуважаемая Мирра Александровна!

Мне было бы приятно увидеть Вас сегодня среди слушателей: я читаю в зале Тенишева (Моховая, 33) лекцию на литературно-философскую тему об идеализме. Приходите. Если не скучно Вам меня послушать. О билетах не беспокойтесь. Пошлите Вашу карточку Н.Т. Мельгунову, устроителю моей лекции.

Преданный Вам А. Волынский

Загородный 23, кв. 45