Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Том 1"

Том II

1896–1898

«В кудрях каштановых моих…» – ЛПкН 1897, № 4, с. 847. Автограф – ЗК-3, л. 36. Стихотворение открывает второй том, являясь как бы посвящением к сборнику. Каштановые волосы – устойчивый признак лирической героини Лохвицкой (ср., например, портрет

Агнесы в драме «Бессмертная любовь», ср. тж. стих. «Сон». «И суждено мне до конца // Стремиться вверх, скользя над бездной, // В тумане свет провидя звездный // Из звезд сплетенного венца». – Ср. название сборника Брюсова Stephanos (1905), которое можно перевести и как «Венец», его же стих. «Близкой»: «Как страстно ты ждала ответа // И я тебе свой дар принес: // Свой дар святой, свой дар поэта, // Венок из темно-красных роз».

ГИМН ВОЗЛЮБЛЕННОМУ. – РО, 1896, № 9, с. 185. «Помня клятвы незабытые – Быть твоею или ничьей…» – Ср. ниже «Эти рифмы – твои иль ничьи…»: «Я б хотела быть рифмой твоей, // Быть, как рифма, твоей иль ничьей…» Своеобразную трактовку этого стихотворения предлагает Е. Поселянин (Поселянин Е. Отзвеневшие струны». Московские ведомости, 1905, 15 сентября, № 253): «В стихах г-жи Лохвицкой клокотала горячая, безудержная страсть; в них билось сердце мятежное, ищущее, неудовлетворенное, отчасти языческое. Но эта по большей части физическая страсть доходила и до высоких порывов самоотвержения. Нельзя забыть прекрасного по форме стихотворения, где она рисует (рассказом от первого лица) счастье женщины, сжигаемой с трупом мужа».

ПОЛУДЕННЫЕ ЧАРЫ. – РО, 1896, № 6, с. 554. Первое стихотворение, посвященное теме «искушения полуденного часа». Ср. Пс. 90, 6: «Не убоишися от страха ночнаго от стрелы, летящия во дни, от вещи, во тьме преходящия, от сряща (встречи) и беса полуденного». Несмотря на восточный колорит, в стихотворении легко узнаются автобиографические мотивы: речь идет о встрече с Бальмонтом. «Но острым кинжалом мне в сердце проник // Ребенка нежданно раздавшийся крик…» – Лохвицкая называет здесь подлинную причину своего отказа связать свою жизнь с Бальмонтом.

«МЕРТВАЯ РОЗА». – Ср. написанный тем же размером стих. Бальмонта «Греза» (ЛК): «Мне грустно, Поэт. Ты пойми: не весталка я // И нет, не русалка я, лунно-холодная. // Я только любовница, бледная, жалкая, // Я – греза поэта, я – в мире безродная». Нимфея – водяная лилия.

СПЯЩИЙ ЛЕБЕДЬ. – ЖО, 1897, № 44, с. 778. Стихотворение продолжает тему «пути к небесному отечеству». «Земная жизнь моя – звенящий, // Невнятный шорох камыша…» – в этих строках особенно узнаваемо имитируется стиль Бальмонта. Ср. стих.: «Полночной порою в болотной глуши // Чуть слышно, бесшумно шуршат камыши…»; также его стих «Лебедь» (ПСН). Бальмонт в свою очередь продолжает диалог, откликаясь на стих. Лохвицкой. – см, напр., стих «Есть люди…» (ТЛ): «Блажен, с кем говорят негаснущие лики, // Его душа – как лебедь сонный».

МЕЖДУ ЛИЛИЙ. – СВ, 1897, № 9, с. 239. Автограф ЗК-3, л. 43–44 и 47–48 (чистовик). См. рецензию Пл. Краснова (Краснов Пл. Новые всходы // КН, 1899, № 1, с. 184–186): «Нескромный сюжет песнопений М.А. Лохвицкой требует известного одеяния… М.А. Лохвицкая последовала примеру Л.А. Мея, облекшего свои эротические стихотворения в библейские одежды Песни песней». Данное стихотворение полностью выдержано в стилистике Песни Песней. «Будут следить за лисицами, // Гнать молодых лисенят» (ср. Песн. 1, 15).

«Быть грозе! Я вижу это…» – С, 1898, № 5, с. 39, под загл. «Перед грозой». Автограф – ЗК-3, л. 60–61.

ОЧАРОВАНИЕ. – РО, 1896, № 3, с. 375.

«Так низко над зреющей нивой…» – СВ, 1897, № 1, с. 72. Автограф – ЗК-3, л. 26.

«Я не знаю, зачем упрекают меня…» – Автограф под загл. «Мое зеркало» – ЗК-3, л. 26 об.–27, 29, 53–53. На л. 26 об.–27 еще две строфы:

 
Но поймите, я женщина, я молода,
Я красивой и юной не буду всегда,
Пусть же пыл этих глаз, этих губ и ланит,
Отражая, навеки мой стих сохранит.
 

И:

 
Пусть, как в зеркале вечном, останется в нем
Страсть, что душу мою сожигала огнем
И безумью ничтожных мечтаний моих
Не изменит мой жгучий, мой женственный стих.
 

ТРИОЛЕТ. – Автограф – ЗК-3, л. 69–70. Триолет – восьмистрочный стих с трехкратным повтором начальной строки. Вошел в употребление во Франции XV в. Впоследствии возродился в салонной поэзии рококо и барокко. Лохвицкая обращалась к этой форме несколько раз.

«Бывают дни, когда в пустые разговоры…» – С, 1897, № 44, с. 1380.

МАРШ. – РО, 1897, № 1, с. 239. Стихотворение перекликается с драмой «Бессмертная любовь». «Что-то призывное было // В звуках торжественных тех…» – тем же размером написана блоковская «Песня Гаэтана» (драма «Роза и Крест»), тема «радости-страданья» также намечена у Лохвицкой.

«Есть что-то грустное и в розовом рассвете…» – Автограф – ЗК-3, л. 62.

МОИМ СОБРАТЬЯМ. – С, 1897, № 34, с. 1059. Автограф – ЗК-3, л. 28 об.–29. Одно из стихотворений, посвященных теме «поэта и поэзии», в трактовке которой Лохвицкая ближе всего стоит к традиции «чистого искусства»: поэту усваивается пророческое служение при отрешенности от сиюминутного.

ВО РЖИ. – РО, 1897, № 8, с. 614, с подзаголовком «Наяву и во сне». Автограф – ЗК-3, л. 65–69. «Лазурно-темными глазами // На нас смотрели васильки…» – ср. стих. Бальмонта «Сны» (Мар.): «Желанной нет. Безбрежность нив. // Лишь василек один, мерцая, // Поет чрез золотой разлив // Там, где была моя родная». «О друг мой, мы – песок, смываемый волнами…» – Ср. стих. Бальмонта «На разных языках» (БКС): «Я златоцвет, который вечно молод, // А ты – песок на мертвых берегах…» «И в золоте кудрей, как в гроздьях спелой ржи…» – портретные признаки, указывающие на Бальмонта.

«Кто – счастья ждет, кто – просит славы…» – Автограф – ЗК-3, л. 74–75.

В ПОЛЕВЫХ ЦВЕТАХ. – Автограф, наброски – ЗК-3, л. 70–71; 73–73. КН, 1898, № 1.

«Мы, сплотясь с тобою…» – Автограф – ЗК-3, л. 46–47. Последняя строфа читается:

 
…Мир душе даруя (Сердцу мир даруя)
До заката дня.
И когда умру я,
Не вини меня.
 

«Друг мой, я устала…» – Ср. стих. Бальмонта «Так скоро» (ЛК): «Так скоро ты сказала: //“Нет больше сил моих…”»

ВЕТЕР. – РО, 1896, № 12, с. 799. В журнальной публикации без заглавия, только первые строфы. Вторая часть стоит в несомненной связи с оперой Р. Вагнера «Тангейзер». Эту оперу очень любил Бальмонт. Согласно легенде, рыцарь и поэт Тангейзер попал во внутренность горы Герзель (в Тюрингии) и год провел в гроте Венеры. В тексте либретто упоминается «грот, наполненный розовым туманом». В последнем акте драмы Тангейзеру, отчаявшемуся в своем спасении, предстает искушающее видение: Венера, покоящаяся на ложе в освещении алого света. Для дальнейшей поэтической переклички Бальмонта и Лохвицкой значимо и противопоставление двух возлюбленных Тангейзера: губительницы Венеры и спасительницы Елизаветы, которая умирает, но все же вымаливает у Бога прощение рыцарю. Таинственный грот – ср. посвященный Лохвицкой цикл Бальмонта «Зачарованный грот» (БКС), а также стих. «Тесовый гроб – суровый грот смертельных окончаний…» (ЗЧ).

ВАКХИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ. – С, 1898, № 2, с. 36. Наброски – ЗК-3, л. 12 об.–14. Дата – 9 октября. В автографе (ЗК-3, 100–101) еще два варианта строф:

 
Эван, эвоэ! начнем же пляски,
Желаньем смутным томится грудь.
Мне блещут взоры, мне снятся ласки,
От грез бесплодных хочу вздохнуть.
 

И:

 
Эван, эвоэ! Что медлят хоры?
Восторгом звуков насыться, грудь.
Пусть дремлют грезы, молчат укоры,
От мук бесплодных хочу вздохнуть.
 

Это стихотворение, очень важное для понимания творчества Лохвицкой, написано в продолжение традиции пушкинского «Торжества Вакха». Более непосредственным импульсом для написания «Вакхической песни», возможно, послужила «Песня вакханок» Мережковского (1894). Лохвицкая прежде всего дает свою музыкальную интерпретацию этой темы. Вакхическая песня написана гиперкаталектическим ямбом (см. примеч. к стих. «Титания») и уже является звеном в стихотворной переличке с Бальмонтом (откликом на его стихотворение «Я вольный ветер, я вечно вею…» Бальмонт в свою очередь откликнется именно на это стихотворение скандально известным стихотворением «Хочу» («Хочу быть дерзким, хочу быть смелым…»), которое в контексте «вакханалии» звучит не столь скандально.

ОНА И ОН. – 1897, № 12, с. 54 (без загл.). Автограф – ЗК-3, л. 32–33. Триолет – см. примеч. к одноименному стихотворению. «Лови крылатые мгновенья…» – В словах героя стихотворения легко узнается бальмонтовская «философия мгновения». Ср. его стих. «До последнего дня», посвященный Лохвицкой. Ср. также прозаические рассуждения: «Я живу слишком быстрой жизнью и не знаю никого, кто так любил бы мгновенья, как я» (ГЗ).

ПЕРЕД РАССВЕТОМ. – ВИ, 1896, № 1426, с. 564.

ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРОЗЫ. – РО, 1897, № 4, с. 388, в цикле «Весенние песни».

«Я видела пчелу…» – РО, 1897, № 6, с. 644, в цикле «Песни любви».

ПЕСНЬ ЛЮБВИ. – стихотворение написано четырехстопным анапестом и образует пару к стих. Бальмонта «Из-за дальних морей, из-за синих громад».

ЛИОНЕЛЬ. – Автограф – ЗК-3, л. 81–83, под загл. «Мой Лионель». В автографе зачеркнута последняя строфа:

 
И когда я пропою
Песнь вечернюю мою,
Поднесет к устам свирель
Мой певец, мой Лионель.
 

Имя Лионель указывает на Бальмонта. Ср. другое стихотворение под названием «Мой Лионель».

Это стихотворение было переписано рукой М.И. Цветаевой на странице сборника Бальмонта рядом с его стихотворением «Однодневка» (см. Петрова Т.В. «… Ветви сплелись, лес любви» // Солнечная пряжа. Научно-популярный и литературно-художественный альманах. Вып. 8. Шуя, 2014. С. 42).

«Посмотри, блестя крылами…» – Ср. название сборника Бальмонта «Птицы в воздухе» (1908) и стихотворение из него: «Мы вольные птицы, мы дважды рожденные». Ср. также стих. «Тринадцать» (сб. «Голубая подкова»,

1935): «Теперь, когда навек окончен // Мой жизненный июльский зной // Я четко знаю, как утончен // Летящих душ полет двойной».

ЛАНДЫШ. – Сходным размером с чередованием разностопных анапестов написано стих. Бальмонта «Крымская картинка» и позднейшее стих. Лохвицкой «Метель».

ЭТО ТЫ? – Ср. у Бальмонта стих. «Однодневка» (Тш): «Вижу взоры красоты // Слышу голос: “Милый, ты?”»…

«Нивы необъятные…» – С, 1897, № 32, с. 676.

ДВОЙНАЯ ЛЮБОВЬ. – «В твои глаза хочу я заглянуть, // Зеленовато-синие, как море…» – портретный признак Бальмонта. «Но в глубь души твоей вглядеться страшно мне…» – Ср. в воспоминаниях Е.А. Андреевой-Бальмонт (Андреева-Бальмонт Е.А. Воспоминания. М., 1997. С. 376): «…в Бальмонте жило два человека. Один – настоящий, благородный и возвышенный, с детской и нежной душой, доверчивый и правдивый, а другой, когда он выпьет вина, полная его противоположность: грубый, способный на все самое безобразное». Ср. стих. Бальмонта «Тройственность двух» (ЛК).

СОПЕРНИЦЕ. – Автограф – ЗК-3, л. 28, 31–32. В автографе содержится еще одна строфа:

 
Она красавица – возможно,
Но все ж она передо мной
Как нитка швейная ничтожна
Перед серебряной струной.
 

Адресат стихотворения не указан, но, по-видимому, им является вторая жена Бальмонта, Е.А. Андреева-Бальмонт. Она же изображена в роли рабыни Комос в драме «На пути к Востоку».

ПОЭТУ. – Адресатом обоих стихотворений является Бальмонт.

«Если прихоти случайной…» – Ср. у Бальмонта стих. «Мировые розы. Крик белоликого» (ЗЧ): «Мне снятся розы белые и золотисто-чайные…». Ср стих Брюсова «Алая роза», написанное тем же размером. Ср. также стих Северянина «Чайная роза».

«Эти рифмы – твои иль ничьи…» – Обращено к Бальмонту. Ср. его стих. «Глагольные рифмы» (не входило в прижизненные сборники): «”Хотела б я быть рифмою твоей” – // Мне Лохвицкая Мирра прошептала..»

«Если хочешь быть любимым нежно мной…» – С, 1897, № 44, с. 1379. Автограф – ЗК-3, л. 14 об.–15.

НЕБЕСНЫЙ ЦВЕТОК. – С, 1898, № 2, с. 35. Автограф – ЗК-3, л. 24 об.–25 об. Строка 3-я 2-й строфы читается: «О, как жарко немой поцелуй…»; строка 2-я 3-й строфы: «лазурной коронкой…»

«О, друг мой! если в час ночной…» – РО, 1897, № 9. Автограф – ЗК-3, л. 50–50 об.

«Ты будешь моим, нераздельно моим…» – Автограф – ЗК-3, л. 18 об.–19.

«Избрав свой путь, я шествую спокойно…» – Автограф – ЗК-3, л. 58–59.

В автографе наброски еще одной строфы:

 
Тяжел мой крест, трудна моя дорога,
Ты не пойдешь за мной.
Любя тебя так сильно и так много,
Мне чужд удел иной.
 

ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ. – Это и следующее стихотворения впервые – СВ, 1898, № 3, с. 155, как единое произведение под заголовком «Весенний день». Автограф – ЗК-3, л. 77–79.

«Смотри, смотри…» – «Смотри, смотри, // Как я бледна». Ср. стих. Бальмонта «Печальница» (ТЛ, 1903): «…Той бледностью она бледна, // Которую всегда заметишь, // Когда монахиню ты встретишь, // Что смертью жить осуждена…», – а также стихотворение, посланное им Брюсову 15/28 мая 1904 г. («Тринадцатого мая // Она, что так бледна, // Отшельница немая // Навек изменена».

«Моя душа как лотос чистый…» – СВ, 1897, № 11, с. 92. Автограф – ЗК-3, л. 79. Ср. обращенную к Бальмонту пародию Брюсова на это стихотворение: «Твои стихи – как луч случайный // Над вечной бездной темноты…» (Брюсов В.Я. Собр. соч. в 7 т. М., 1973. Т. 3 С. 245–246).

«О нет, пора любви – не светлая весна…» – Автограф – ЗК-3, л. 33–35.

У КАМИНА. – РО, № 10, с. 832 (без загл.) Автограф (наброски) – ЗК-3, л 15–16, 62–63. «Жажду я тайного, страшного, чудного, // Огненно-красных цветов…» – здесь впервые появляется образ «красных цветов», символизирующих вакхический разгул и преодоление запрета. Он объясняется у Лохвицкой в стих. «Отрава мира» «Красные цветы» – также и эротический символ, смысл которого ни Лохвицкая, ни Бальмонт, до конца не раскрывали. У Бальмонта образ «красных цветов» будет повторяться неоднократно. Ср. цитированное выше стих.: «Тринадцатого мая // На смену снов мечты // Возникла боль живая // И красные цветы…»). См. также примеч. к стих. «Красный цвет» и «Красная лилия». Ср. также стих. Бунина «Морфей» (1922): «Прекрасен твой венок из огненного мака..» – и далее: «Но сказочно цветет, во мраке пламенея, // Божественный цветок и к радостной стране // Уводит он меня, где все доступно мне, // Где нет преград земных моим надеждам вешним, // Где снюсь себе я сам далеким и нездешним, // Где не дивит ничто – ни даже ласки той, // С кем Бог нас разделил могильною чертой».

РАЗБИТАЯ АМФОРА. – РО, 1897, № 7, с. 174. «Спешила я в царство тумана…» – продолжается тема «пути к небесному отечеству». «Неся драгоценный елей…» – ср. стих «У брачного чертога». Ср. стих. Бунина «Встреча» (1922): «Ты на плече, рукою обнаженной // От зноя темной и худой, // Несешь кувшин из глины обожженной, // Наполненный тяжелою водой…».

ВАМПИР. – РО, 1897, № 12, с. 586. Автограф – ЗК-3, л. 17об.–18, 20–21об., 36, 41–42. «И рыбьи плесы вместо ног // Блестят стальною чешуей..» – см. ниже примеч. к стих. «Нереида».

«Ты жжешь меня, Молох…» – РО, 1898, № 1, с. 393, под загл. «Молох». Автограф – ЗК-3, л. 39–40, 57–58. Стихотворение написано под влиянием романа Флобера «Саламбо». Эпиграф взят из сцены романа, где девственница Саламбо, жрица богини луны Танит, придя к влюбленному в нее Мато, похитителю священного покрывала Танит, чтобы вернуть святыню, внезапно чувствует в себе влечение к своему врагу. Не исключено, что именно это стихотворение (как и весь цикл)

подтолкнуло Бальмонта к созданию его поэтического «культа солнца». «Туда, на высоту, мой путь змеится торный…» – вновь возникает сквозной мотив «пути к небесному отечеству».

«Мы с тобой в эту ночь были оба детьми…» – Автограф – ЗК-3, л. 29 об.–31.

«Я жажду наслаждений знойных…» – Автограф – ЗК-3, л. 19, 70–73.

МОЙ САД. – Ср. стих Бальмонта «Гибель» (ВБ): «Предчувствием бури окутан был сад…»

ОСЕННЯЯ ПЕСНЬ. – РО, 1897, № 6, с. 645, в цикле «Осенние мелодии». 5-я строка 1-й строфы: «…до исступленья»; 3-я строфа читается так: «И будем под дождем // И холодом ненастья, // Горя одним огнем, // С тобой вдвоем, // Стонать от счастья».

ЛЮБОВЬ И БЕЗУМИЕ. – Здесь продолжается тема, начатая в стихотворении «Прощание королевы» и впоследствии продолженная в драме «Бессмертная любовь». «Ко мне подходит мой жених, // Роберт, венгерский граф…» Роберт – имя героя-возлюбленного в драме «Бессмертная любовь». По-видимому, обыгрывается созвучие с фамилией мужа Лохвицкой – Е.Э. Жибера (Gibert), хотя соответствие между ним и героем довольно условное.

ПРАЗДНИК ЗАБВЕНИЯ. – РО, 1897, № 2. Наброски – ЗК-3, л. 21 об. – 23. Поэма представляет собой очередной шаг в разработке средневековой темы. «И арфу он взял, и на арфе играл…» – ср. образ диавола, играющего на арфе в драме «Бессмертная любовь». Тот же образ демона-возлюбленного появится в стих. «Спящая». «И со смехом теперь я предстану на суд, // И на пытке не выдам сестер…» – те же мотивы возникнут в драме «In nomine Domini» и в позднейших стихотворениях («Колдунья», «Ночь перед пыткой» и т. д.).

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВКЛЮЧЕННЫЕ АВТОРОМ В СБОРНИКИ (1889–1898)

МГНОВЕНИЕ. – С, 1889, № 25, с. 490–491.

ПОРТРЕТ. – Х, 1892, № 11, с. 685. Адресат не установлен.

ИСКАНИЕ ХРИСТА. – С, 1892, № 13, с. 659.

«Спаситель, вижу Твой чертог…» – С, 1893, № 7, с. 353, под загл. «Чертог Твой вижду, Спасе мой». Стихотворение близко, местами до полного текстуального совпадения, повторяет стих. П.А. Вяземского «Чертог Твой вижу, Спасе мой..» (1858). Для обоих поэтов источником послужило песнопение Страстной седмицы «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя». Ср. у Вяземского: «О Светодавче, просвети // Ты рубище души убогой, // Я нищим шел земной дорогой: // Любовью и щедротой многой // Меня к слугам своим причти». Тема «брачного чертога», основывается на евангельских притчах о Царстве небесном (МФ. 22, 2–14, 25, 1–13). Тем не менее Лохвицкая предлагает свое, хотя и более наивное по сравнению с Вяземским, решение этой темы: для нее характерна устремленность за грань этого мира, юношески-нетерпеливое нежелание нести крест «горя и скорбей». Тема «брачного чертога» – одна из сквозных у Лохвицкой (ср. стих. «Брачный венок», «У брачного чертога», «Небесные огни»).

ПЕСНЬ ЛЮБВИ («Целовать, целовать, целовать…») – СВ, 1898, № 2, с. 69.

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ПУБЛИКОВАВШИЕСЯ ПРИ ЖИЗНИ, И НАБРОСКИ ИЗ РАБОЧИХ ТЕТРАДЕЙ 1896–1898 гг

Большая часть этих стихотворений была опубликована в альманахе «Российский архив» (Мирра Лохвицкая. Неопубликованные стихотворения, переписка, воспоминания о ней (1890–1920-е) / Публикация Т.Л. Александровой // Российский архив. XIV. М., 2005), однако в настоящем издании подборка расширена, внесены исправления и приведены некоторые разночтения.

«Я персик поднесла к губам…» – Автограф – ЗК-3, л. 37.

«Он мне предстал в мерцанье звезд неверном…» – Автограф – ЗК-3, л. 63 об. «Он мне сказал: “Иди за мной”…» – Ср. стих. «На высоте», «Черный ангел» (т. 4). Перекличка образов указывает на Бальмонта (ср. его стихотворение «Вершины белых гор…»).

«Солнцем клянись мне, что светит над нами…» – Автограф – ЗК-3, л. 68–69. «Золото длинных кудрей» – портретная деталь, указывающая на Бальмонта.

«Из всех музыкальных орудий…» – Автограф – ЗК-3, л. 80. Иувал – сын Ламеха (Быт. 4, 21), изобретатель гуслей и свирели, струнных музыкальных инструментов. Наброски там же, л. 49 об.:

 
Не оттого ли,
Что лира хранит очертания женского тела,
А женщина – все для поэта.
Что может быть в мире прекрасней
Прекрасного женского тела?
Что может быть в мире нежней
Отзывчивой женской души?
Она – его жизнь,
Она – его свет,
Источник его вдохновенья.
 

«Не в гимн звенящий и победный…» – Автограф – ЗК-2, л. 8–9. «Но розой чайной, розой бледной…» – ср. стих. «Если прихоти случайной…» Под «поэтом» подразумевается Бальмонт. Вариант 2-й строфы:

 
Не от толпы я жду ответа,
Не жажду лести и похвал:
Дышать и жить в мечтах поэта —
Мой сокровенный идеал.
 

«Скорее смерть, но не измену…» – Автограф – ЗК-2, л. 26.

«Колышутся водные дали…» Автограф – ЗК-2, л. 65–66. Имя «Джемали» (вариант «Джамиле») неоднократно встречается у Лохвицкой и служит одним из знаков стихотворной переклички с Бальмонтом. Позднее поэтесса использовала имя Джемали в «Сказке о принце Измаиле, царевне Светлане и Джемали Прекрасной» и в стихотворении «Волшебное кольцо». «Певец синеокий», «уплывший на север далекий» – прямое указание на Бальмонта, в сентябре 1896 г. впервые надолго уехавшего в Европу. Первые наброски этого, так и оставшегося незаконченным, стихотворения, относятся к 1896 г. (ЗК-3, л. 75–76).

 
Синеют лазурные дали,
Тоскующий слышен напев.
Уснула / проснулась царевна Джемали
В тени апельсинных дерев.
 
 
Ей снится певец синеокий,
Влюбленный в простор и туман,
Уплывший на север далекий
От неги полуденных стран.
 
 
Не пара для белой голубки
Скиталец морей альбатрос…
 

«Не ходите, косари…» – Автограф – ЗК-3, л. 37. Это стихотворение – одно из свидетельств интереса Лохвицкой к стилистике русского фольклора. Тот же размер употреблен Бальмонтом в стихотворении «Ангел встреч» («Во зеленыим саду, в сновиденной мечте…» (ЗВ).

«В сумраке тонет гарем…» – Автограф – ЗК-2, л. 109–110.

«Ты замечал, как гаснет пламя…» – Автограф – ЗК-2, л. 114–115.

«Муж привязан к дубу могучему…» – Автограф – ЗК-2, л. 118–119.

КОЛЬЧАТЫЙ ЗМЕЙ. – Печатается по списку, сделанному рукой поэта А.А. Голенищева-Кутузова (РГАЛИ, ф. 143, оп. 1, № 165, с. 55об.–56). Стихотворение было также записано Ф.Ф. Фидлером с рукописи, присланной

Лохвицкой (Фидлер. Из мира литераторов… С. 232). О попытке поэтессы опубликовать это стихотворение см. здесь же в переписке с А.Л. Волынским (письмо VIII). Попытка успехом не увенчалась, тем не менее стихотворение получило довольно широкую известность в литературных кругах. О нем упоминает в мемуарах И. Ясинский: «Мирра Лохвицкая писала смелые эротические стихи, среди которых славился “Кольчатый змей” и была самой целомудренной замужней дамой в Петербурге. На ее красивом лице лежала печать или, вернее, тень какого-то томного целомудрия, и даже “Кольчатый Змей”, когда она декламировала его где-нибудь в литературном обществе или в кружке Случевского имени Полонского, казался ангельски кротким и целомудренным пресмыкающимся» (Ясинский И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. М., 1926. С. 260). Мотив «объятий со змеями» получил развитие в поэзии символистов (Брюсов, Бальмонт, Вяч. Иванов и др.).

МОЙ ЛИОНЕЛЬ. Автограф – ЗК-3, л. (Илл. прилож. к газ. «Новое время», 19 июля 1914 г., с. 11). Ср. стих. Бальмонта «Я вольный ветер, я вечно вею…»

ПИСЬМА

1890–1898 гг.

Основная часть архива М.А. Лохвицкой хранится в РО ИРЛИ (ф. 486). Архив довольно скуден и содержит в основном деловую переписку, касающуюся литературной деятельности поэтессы. Для публикации были выбраны наиболее интересные письма, проливающие свет на личность и биографию поэтессы. Большая часть писем была опубликована в альманахе «Российский архив».

Переписка М.А. Лохвицкой с Вас. Ив. Немировичем-Данченко

Василий Иванович Немирович-Данченко (1947–1936) – писатель, журналист, брат режиссера Владимира Ивановича Немировича-Данченко. Непродолжительная переписка с Лохвицкой, относящаяся к началу 1890-х гг., позволяет внести некоторые существенные уточнения в мемуарный очерк (см. в 3-м т. наст. изд.).

Письма Немировича-Данченко печатаются по автографу РО ИРЛИ, ф. 486, № 43. Почерк читается с трудом, поэтому некоторые фрагменты пропущены. Письмо Лохвицкой печатается по автографу РГАЛИ, ф. 355, оп. 1, № 42. 434

«Моих стихотворений напечатано в «Севере» очень мало. За 89-й год в №№ 19, 21, 25, 43, 45 и 49, за 90-й – 6, 17 и 19». – Имеются в виду стихотворения «Вы снова вернулись, весенние грезы…», «То не дева краса…», «Мгновение», «Последние листья», «Легенда желтых роз», «Сафо»; «Мрак и свет», – «Фея счастья», «Как тепло, как привольно весной…».

Письмо Т.Л. Щепкиной-Куперник М.А. Лохвицкой

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (1874–1952) – писательница, переводчица, поэтесса, драматург. С Лохвицкой ее связывали приятельские отношения, хотя по характеру и образу жизни они совсем не похожи друг на друга. Щепкина-Куперник – типичная «женщина новой формации» – самостоятельная, активная, легкая на подъем. Была близка к театральным кругам, дружила с Л.Б. Яворской, о которой оставила воспоминания. О Лохвицкой в мемуарах она ничего не говорит. В данном томе приводится самое раннее письмо Щепкиной-Куперник. Более поздняя их переписка, относящаяся к началу 1900-х гг., помещена во 2-м томе наст. изд.

Письмо Щепкиной-Куперник печатается по автографу РО ИРЛИ, ф. 486, № 66.

Письмо Н.Л. Гондатти М.А. Лохвицкой

Письмо Николая Львовича Гондатти (1863–1946) в архиве Лохвицкой выделяется из общего ряда писем людей, так или иначе связанных с литературой, как по своему содержанию, так и по дружескому, неформальному тону.

Н.Л. Гондатти, сын итальянца и русской, родился в Москве, окончил физико-математический факультет Московского университета. В конце 1880-х – начале 1890-хгг., будучи приват-доцентом университета, ежегодно совершал экспедиции с целью сбора антропологического и этнографического материала, побывал во многих областях России, а также в Европе, Восточной Азии и Северной Америке. В 1893 г. ему была предложена должность начальника Анадырской округи, где он прослужил четыре года, проявив себя не только как выдающийся исследователь, но и как талантливый администратор. В последующие годы он служил заведующим переселением в Приамурском крае, был губернатором Тобольска, Томска, а затем – главным начальником Приамурского края. Последовательно проводил политику сильной России, приложил значительные усилия к строительству Амурской железной дороги. Несмотря на административную занятость, не оставлял и исследовательской деятельности, состоял членом многих научных обществ. В 1911 г. под его руководством завершила свою работу Амурская комплексная экспедиция – самое крупное научное предприятие в царствование Николая II. В 1917 г. Гондатти был отстранен от должности. После революции жил в Харбине, служа в одном из отделов КВЖД. В политической борьбе не участвовал, но до конца дней оставался патриотом России, победу СССР в Великой Отечественной войне воспринял с воодушевлением и гордостью за свою страну.

Об обстоятельствах знакомства Гондатти с Лохвицкой, к сожалению, сказать можно лишь то немногое, что выясняется из публикуемого письма и общего контекста биографии обоих. Скорее всего, это знакомство было семейным (отец Лохвицкой имел достаточно широкие связи в университетских кругах), и, вероятно, довольно близким в ту пору, когда Гондатти только начинал свою научную карьеру, а Лохвицкая была совсем юной девушкой. Возможно, фамилия Гондатти обыгрывается в рассказе Тэффи «Гаданье», где фигурирует некий «граф Градолли».

Ново-Мариинский пост – ныне Анадырь, столица Чукотского автономного округа. Воляпюк – искусственный язык, эсперанто. Село Марково – старинное казачье селение в среднем течении реки Анадырь, одно из первых русскоязычных поселений на Чукотке, в XIX – начале XX в. было культурным центром Анадырской округи.

Фердинанд (1861–1948) – князь, впоследствии царь Болгарии.

Владимир Александрович (1847–1909) – великий князь, сын Александра II.

Переписка М.А. Лохвицкой с А.А. Коринфским

Переписка с поэтом Аполлоном Аполлоновичем Коринфским (1868–1937) – одна из наиболее подробных в архиве Лохвицкой. Однако причина этого – не столько дружеская близость (хотя отношения их были вполне дружескими и Коринфский был даже немного влюблен в Лохвицкую), сколько деловая необходимость: в 1890-е гг. он некоторое время состоял редактором журнала «Север», в котором поэтесса в свое время дебютировала и с которым сохраняла связь на протяжении всей жизни. Тем не менее с биографической точки зрения эта переписка представляет большой интерес.

Письма Коринфского к Лохвицкой печатаются по автографу РО ИРЛИ, ф. 486, № 37. Письма Лохвицкой к Коринфскому (кроме II) – по автографу РГАЛИ, ф. 2571, оп. 1, № 211; письмо II – по автографу РГАЛИ, ф. 257, оп. 1, № 46.

I «Хозяйство и устройство квартиры…» – В 1892 г. Лохвицкая с мужем переехала в Москву. На этом письме адрес не стоит, но в письме П.В. Быкову (РО ИРЛИ, ф. 273, оп. 1, № 228), отправленном чуть раньше (2 сентября 1892 г.) она сообщает и нынешнее свое место жительства: Москва, Большая Молчановка, дом Доброхотова, – и прежнее: Новгородская губерния, г. Тихвин. В Тихвине, у родственников, ее семья иногда проводила летние месяцы.

«Я получила воспитание в московском Александровском институте…» – В 1880-е гг. Александровский институт официально назывался еще Московским Александровским училищем. Лохвицкая поступила туда в 1882 г. и провела там 6 лет, живя пансионеркой за счет родителей. Копия свидетельства об окончании ею Александровского училища с присвоением звания домашней учительницы хранится в ЦИАМ (ф. 459, оп. 10, № 7534). Из 11 оценок в аттестате три оценки «отлично» (по Закону Божию, словесности и педагогике), остальные – «весьма хорошо», «очень хорошо» и «хорошо» (в институте была 12-балльная шкала оценок). Ее учителем словесности был Д.Д. Языков, известный как библиограф, составитель «Обзора жизни и сочинений русских писателей и писательниц», выходившего во многих выпусках. В архиве Лохвицкой сохранились два его письма (РО ИРЛИ, ф. 486, № 68), из которых явствует, что он содействовал поэтессе в представлении первого сборника ее стихов на Пушкинскую премию, которой она и удостоилась.

II «Что это за особа, принимающая такой странный тон с посетителями и берущая на себя смелость занимать место редактора?» – Ремезова Мария Ксенофонтовна, издательница «Севера» в 1894–1895 гг.

Быков Петр Васильевич (1844–1930) – поэт, прозаик, историк литературы, библиограф.

III. Медведев Лев Михайлович (1865–1904) – поэт.

VIII. Соловьев Всеволод Сергеевич (1849–1903) – романист, сын историка и брат философа – был редактором журнала «Север», когда Лохвицкая начала печатать там свои первые стихи. Соловьев считал себя ее «крестным отцом» в литературе, в письме к ней писал, что к ее музе «неравнодушен с тех пор, как вывел ее за ручку на свет Божий, – чем вправе гордиться» (РО ИРЛИ, ф. 486, № 20, л. 2).

X. «Если К.Д. Бальмонт останется в Петерб<урге>…» – В ноябре 1897 г. Бальмонт приехал в Россию из Франции издавать свой сборник «Тишина», был сначала в Москве, где встречался с Лохвицкой и Брюсовым, потом в Петербурге. Судя по этому письму, Лохвицкая в это время тоже приехала в Петербург. Это время – высшая точка ее романа с поэтом.

Гайдебуров Василий Павлович (1866 – после 1940) – издатель, поэт. В конце 1890-х гг. Издавал газету «Неделя» и ее приложение – журнал «Книжки “Недели”», в котором Лохвицкая сотрудничала. Письма Гайдебурова к Лохвицкой – РО ИРЛИ, ф. 486, № 27. Отношения между ними были дружескими, современники подозревали роман.