Текст книги "Репортаж из морга. Как судмедэксперт заставляет говорить мертвых"

Мое участие в этом деле возобновляется 23 января 2019 года, когда начинается судебный процесс перед судом ассизов в Пуатье, в департаменте Вьенна. К моему удивлению, вызвали только меня, председатель не пригласила Тиффани.

Обычно судмедэксперта вызывают в суд к конкретному времени, но не сегодня. Председатель позвала меня на заслушивание свидетелей.

Она внимательно изучает показания бывших любовниц подсудимого, безжалостно выясняя мельчайшие детали. В течение двух часов она маринует обвиняемого, сравнивая показания его и свидетелей, которых она без колебаний ставит в неудобное положение. Атмосфера напряженная, скамья жесткая, ягодицы болят. К тому же я не понимаю, к чему она клонит. Мне интересно, зачем же меня позвали.

У Кевина есть ответы на все вопросы, кроме тех, что слишком точны, настойчивы и могут вскрыть противоречия в его истории, его ложь. Тогда Кевин начинает юлить: «Я не буду отвечать на ваш вопрос». Или проще: «Уже не помню». Эта фраза встречается в его ответах чаще всего.

Постепенно мне становится ясно: председатель хочет знать, кто перед ней на скамье подсудимых. Мифоман, этакий патологический лжец, живущий в вымышленном мире, или обычный человек, сознательно лгущий из утилитарных побуждений?

Судя по свидетельствам бывших подруг, ложь Кевина идеально организована и выверена. Так легче лгать: когда рассказ отшлифован, люди реже противоречат сами себе. Он военный, был ранен в зарубежной операции, владеет роскошными автомобилями, его родители умерли, у него есть маленький сын… с небольшими вариациями. Но всего этого на самом деле нет. Тем не менее Кевин достигает своих целей: ему верят и приглашают к себе домой, где он устраивается, как паразит, оплачивая что-то по мелочи в начале совместной жизни, прежде чем позволить любовницам полностью себя содержать.

Показания следователей в суде в итоге проливают свет на всю историю дня убийства и дают пищу для размышлений (чего стоит сама личность подсудимого, большого почитателя Третьего рейха, известного в социальных сетях под псевдонимом Ваффен Кевин).

Из хаотичного детства, покинутый матерью и отвергнутый отцом-самоубийцей, он входит в подростковый возраст и мечется между правонарушениями и наркозависимостью. Есть жизненные пути и более способствующие личностному «росту», однако не все люди с трудным детством становятся преступниками…

Повзрослев, Кевин перенимает стратегию кукушонка: он соблазняет женщин, устраивается под их крышей и живет за их счет. Это длится несколько недель, иногда несколько месяцев, неважно. Когда его выставляют за дверь, он ложится в психиатрическую больницу, симулируя тяжелое депрессивное состояние из-за разрыва отношений. В это время он начинает искать новую «дойную корову».

Врачи (а у них есть естественная склонность верить пациентам, за исключением доктора Хауса, постоянно твердящего, что все врут) глотают наживку и устраивают кукушонка в его новом психиатрическом гнезде. Затем Кевин снова покидает больницу, вылетая из гнезда кукушки… Так я назвал бы фильм о нем, если бы осмелился его снять.

Следователи твердо убеждены в том, что Кевин действовал преднамеренно, и не считают смерть Шанталь несчастным случаем во время сексуальных игр.

Доказательство – запросы с ее компьютера в интернете незадолго до происшествия, сделанные в то время, пока Шанталь ходила по магазинам. Ключевые слова? Удушение, асфиксия.

Перерыв в заседании. Журналист узнает меня и подходит:

– Доктор, он мифоман?

Я отвечаю в том же духе:

– Нет, он лжец, обычный лжец. Но с целями…

Когда наконец наступает моя очередь, стоит уже довольно поздний вечер. Как всегда, когда в расследовании дела участвовали разные врачи (в этом случае: вывоз тела с места преступления, вскрытие, следственный эксперимент, ответы судебному следователю на вопросы о том, насколько показания обвиняемого соответствуют повреждениям на теле), я делаю резюме, систематически указывая на несоответствия в заявлениях обвиняемого.

Была ли жертва задушена ремнем? Да, но акт удушения повторялся два или три раза, пока не привел к асфиксии.

Гематомы? Они не могут быть следствием переноса тела в туалет после смерти, потому что для их формирования сердце должно биться. Вне всякого сомнения, это следы давления коленей на спину во время удушения, которое было насильственным.

Другие синяки, потертости на коленях? В показаниях Кевина чего-то не хватает. Но он стоит на своем: «Я не бил ее. Синяки на спине остались от массажа». Все ложь, кроме рассказа о ковровых ожогах. Кевин водит нас за нос.

До этого я, как обычно, подчинялся порядку, заведенному в суде, и весь обмен репликами происходил через председателя. Но я не могу удержаться и, в нарушение правил, поворачиваюсь к Кевину и его адвокату и провоцирую их:

– Ранее, отвечая на вопросы госпожи председателя, вы несколько раз упоминали, что уже не помните. Возможно ли, что и здесь ваши воспоминания неполные, что вы забыли что-нибудь?

Адвокат:

– Да, может быть, вы что-нибудь забыли? Это объяснило бы следы…

Председатель:

– Ответьте эксперту, месье. Возможно ли, что вы забыли что-то?

Кевин опускает голову, долго думает. В этой тишине можно было бы услышать пролетающую муху. Потом он выпрямляется и смотрит мне прямо в глаза: «Я не меняю своих заявлений».

Мы никогда не узнаем правды. Однако в итоге картина происшествия сложилась.

В устоявшейся схеме Кевина Шанталь немного выделялась. Он выбрал ее ради секса. В основном ради секса, потому что Шанталь жила на социальное пособие, поэтому Кевину нужно было как можно скорее вернуться в свое психиатрическое убежище и искать более выгодный вариант. С другой стороны, он возлагал большие надежды на новую пассию, Мод, с которой познакомился на сайте знакомств. Однако мадемуазель поставила условие, прежде чем пойти дальше в отношениях с ним: она хотела, чтобы Кевин пригласил ее к себе домой. И скоро. Но своего гнезда кукушонок не имел, а добыча не должна была уйти от него.

Тут и думать нечего.

Он задушил хозяйку дома, убрал все ее вещи в аккуратные мешки для мусора в кладовку, поставил рамку с фотографией мальчика, вырезанной из журнала, – Мод он сказал, что это его ребенок.

В тот же вечер он позвал Мод и спал с ней в постели, где перед этим убил Шанталь. Думал ли он, что сможет всегда выдавать себя за владельца дома? Трудно сказать, но почему бы и нет. Одной ложью больше, одной меньше…

Кевина приговорили к 27 годам тюремного заключения, несмотря на все усилия адвоката на «Мазерати» и его помощников. Апелляцию он не подавал.

Я выхожу из здания суда одновременно со старшим следователем.

– Отличная у вас команда, доктор…

Я внутренне улыбаюсь, думая о сильных личностях, окружающих меня. Компетентных, но не всегда покладистых…

– Да, они замечательные.

– А Тиффани, вот уж у кого глаз-алмаз! Она сразу же поняла, что это постановка.

– Согласен, но все-таки это было довольно очевидно!

– Очевидно? Вам так кажется? Мы почти купились, так хорошо все было сделано!

– Да, но кое-что все же можно записать убийце в пассив.

– Ну да, пассив, еще говорят сабмиссив. Но это же обычное дело в мире садомазо… наручники, все дела!

– Нет, я не сказал «пассив», я сказал «записать в пассив». Это значит, что он дал маху, допустил промашку, так раньше говорили. В его случае промашка в том, что он неправильно затянул ремень на шее – след от него не совпадал со странгуляционной бороздой, это мы записываем ему в пассив.

– Понятно. Пассив – это ремень…

– Да говорю же вам, выражение звучит по-другому: «записать в пассив».

– Я все понял, пассив.

Я оставляю следователя наедине с его мыслями и, немного уставший, иду к своей машине.

Ветеринар

Кто это крадется в палату образцово-показательного дома престарелых в Приморской Шаранте в такой ранний час? Помощница медсестры, которая как раз вышла в коридор, заметила промелькнувшую фигуру с серой металлической коробкой и пакетом из аптеки в руках. Но ведь сейчас не проводят никаких медицинских процедур и не пускают посетителей! Заинтригованная, помощница идет к палате, открывает дверь и видит странное зрелище. Мужчина склонился у изголовья кровати, на которой лежит пациентка – женщина 92 лет, доживающая свои последние часы.

По решению семьи медики, к тому моменту уже год наблюдавшие за пациенткой, запустили процесс завершения ее жизни: начали глубокую и непрерывную седацию и прекратили гидратацию. Все остальные лекарства отменили десятью днями раньше, оставив только болеутоляющие.

При появлении помощницы медсестры мужчина резко выпрямляется. В руках у него пластиковый пакет, заполненный прозрачной жидкостью, который трубкой соединен с иглой, воткнутой в руку спящей женщины.

– Что же вы делаете? Так нельзя! Вы не имеете права…

– Это моя мать, мадам, и я не допущу, чтобы она умерла от жажды. Это недостойно. Бесчеловечно!

На зов сотрудницы прибегают медсестры, вокруг кровати начинается суматоха. Мужчина не дает никому приблизиться к себе.

– Я ветеринар и делаю все, чтобы животные встречали свой конец достойно. Неужели моя мать заслуживает меньшего? Безусловно, нет. Я просто поставил ей капельницу. И не дам ей умереть от жажды.

На помощь медсестрам приходят еще два сотрудника и после непродолжительной толкотни мужчину выводят наружу, а оборудование для внутривенного вливания извлекают и кладут на хранение в надежное место. Тем же утром, чуть позже, пациентка умирает. Врачебное свидетельство о смерти подписывает врач дома престарелых.

Тем временем руководство заведения сообщает об инциденте в прокуратуру. Магистрат приказывает немедленно изъять материалы, о которых идет речь, и провести вскрытие тела умершей для «установления причин смерти».

Дорога в ад, как известно, вымощена благими намерениями. Приблизил ли ветеринар смерть своей матери под предлогом желания ее спасти? Именно на этот вопрос мне предстояло ответить по постановлению на вскрытие. К сожалению, прокурора мой ответ не удовлетворит. Причина смерти – массивный отек легких. Таким образом кончина может быть вызвана как отравлением, так и декомпенсацией сердечной патологии, которой страдала женщина. Поэтому нам нужно дождаться результатов токсикологического анализа образцов крови и жидкости, содержащейся в инфузионных пакетах, которые принес ее сын.

В ожидании результатов я перечитываю медицинскую карту умершей, переданную мне в соответствии с правилами. Это не то чтение, которое может навеять мысли о счастливой старости.

Клиническая картина пациентки, пребывавшей в больнице весь год, была очень тяжелой: нарушения сердечного ритма, тяжелая артериальная гипертензия, диабет, плохо поддающийся контролю, артериит[39]39
  Воспаление стенок артерий, как правило, в результате инфекции или аутоиммунных реакций. – Прим. ред.


[Закрыть] нижних конечностей. Врачи, стремясь сохранить ей жизнь при всех этих патологиях, каждую неделю обновляли и без того впечатляющий список лекарств.

При помощи медикаментов в конце концов удалось установить хрупкое равновесие, при котором тоже бывали тяжелые периоды: я отмечаю у нее чередование запоров и диареи, появление и исчезновение отеков, эпизоды бессонницы и, напротив, гиперсомнии, ухудшение настроения, граничащее с депрессией…

Пребывание пациентки в лежачем положении вызывало развитие пролежней – очень болезненных поражений, образующихся в точках постоянной опоры тела на матрац, обычно в нижней части спины, на крестце и пятках. Под давлением тела в этих областях нарушается кровообращение, ткани перестают насыщаться кислородом, начинается некроз.

Несмотря на меры профилактики и массаж, у пациентки развились значительные пролежни, в некоторые из них попала инфекция, и они никак не заживали.

Перевязки были настолько болезненными, что приходилось вводить ей морфин, но и он полностью не избавил ее от страданий.

За несколько месяцев до смерти из-за сильной инфекции пролежней на крестце медикам пришлось вводить женщине антибиотики внутривенно и внутримышечно.

С каждым месяцем ее организм все хуже отзывался на лечение. Медперсонал не раз находил ее в неприятных ситуациях: то застрявшей в перилах кровати, то сидящей на подножках стула или вовсе на полу. Затем лечение пролежней стало совсем невыносимым, несмотря на уколы морфия.

Именно в это время медики обратились к семье. Пациентка отказалась от лечения и, что бывает реже, заранее написала предварительные медицинские указания. Такие указания может оформить каждый, чтобы медики знали пожелания человека относительно собственной смерти, если вдруг окажется, что он не в состоянии выразить свое мнение. Указания пациентки были очень четкими и включали пункт об обязательном облегчении страданий, даже если это сократит ее жизнь.

Итак, с тем, что бабушка скоро окончит свою жизнь по плану, была согласна вся семья. Кроме ее сына-ветеринара.

Наконец из лаборатории приходят результаты анализов. Кровь и моча умершей содержат следы морфина, мидазолама и фентанила в очень малых и нетоксичных дозах. Состав веществ до молекулы соответствует последним медицинским предписаниям, полученным медперсоналом. Однако аппарат, недавно приобретенный отделением токсикологии, также обнаружил следы более чем пятнадцати других лекарств, которых обычно в крови быть не должно.

Немного удивленный, главный токсиколог просит меня:

– Ты можешь сравнить наши результаты с назначениями твоей пациентки и сказать мне, когда и какие лекарства отменили?

Задача непростая, но и ставки высоки, и я с радостью погружаюсь в эту кропотливую работу.

Спустя два часа все проясняется.

Аппарат токсиколога обнаружил молекулы всех веществ, вводившихся бедняжке в течение предыдущего месяца, прием которых остановили за десять дней до смерти.

Токсиколог в восторге:

– Фантастика! Вещества в следовых концентрациях, но аппарат все равно их уловил. Невероятная чувствительность. Отравители, трепещите!

В материалах ветеринара – в пакетах с плазмой, пробирках и шприцах – был хлорид натрия. Обычная соль. Это действительно была всего лишь жидкость для гидратации.

Согласно медицинскому протоколу о смерти, пожилая женщина скончалась от массивного отека легких, вызванного сердечной патологией и общим тяжелым состоянием. Вмешательство сына только бросило тень напрасного сомнения на ее смерть. К ответственности он привлечен не был.

Череп

Обычно я режу. Такая уж работа. Так я устанавливаю причины смерти – эту миссию возложило на меня правосудие. Так что я разрезаю, отсекаю, вытаскиваю. Извлекаю каждый орган, исследую его, взвешиваю. Разбираю на части красивый человеческий механизм согласно установленному порядку, чтобы узнать, что именно прервало его отлаженную работу.

Однако этим прекрасным осенним утром 2010 года я собираюсь заняться обратным. Мне предстоит собрать части в целое. Передо мной лежат около тридцати фрагментов костей, обнаруженных на месте преступления. Это все, что осталось от черепа жертвы. Моя задача – вернуть ему первоначальную форму.

Правила этой трехмерной головоломки просты: некоторые фрагменты могут отсутствовать, детали склеивать нельзя.

Или нужно придумать, как их переклеивать, на случай ошибки. Образца нет, но раз уж мы знаем, что это человеческий череп – тут без сюрпризов, – я знаком с его анатомией: например, фрагмент правой височной кости совсем не похож на кусочек лобной. Перед тем как начать, я продумываю следующие шаги.

Сначала я быстро ознакомлюсь со всеми фрагментами. Затем воспользуюсь старым добрым методом научного тыка: буду соединять каждый кусочек с соседями, и, если два выбранных фрагмента не совпадают по форме, я ошибся с выбором.

Однако из-за трехмерности возникает дополнительная сложность. Объем, создаваемый тонкими частями, нужно воссоздать таким образом, чтобы весь ансамбль не разрушался под действием силы тяжести. Поэтому придется искать способ скреплять детали друг с другом так, чтобы любые ошибки были поправимы.

Я сразу исключаю методы, к которым мог бы прибегнуть челюстно-лицевой хирург: остеосинтез стальной или латунной проволокой. Найдя два смежных фрагмента, нужно было бы просверлить в них небольшие отверстия, пропустить сквозь них стальную проволочку, а затем стянуть. Учитывая количество фрагментов и то, сколько отверстий нужно будет просверлить и сколько проволоки затянуть, за этим занятием можно провести весь день.

Я не поддаюсь и еще одному искушению, которое может показаться логичным: прибегнуть к широкому ассортименту мгновенных клеев. Они предназначены, чтобы обеспечивать наилучшее сцепление между склеенными деталями, а мне нужно прямо противоположное: слабый и мягкий клей, который позволит вносить небольшие корректировки или даже расклеивать фрагменты.

Тогда я вспоминаю о липких восках, которые используются в лабораториях по протезированию зубов. Ассортимент этих восков – разной степени мягкости и липкости – бесконечен, и я с легкостью найду то, что ищу, в специализированных каталогах. Но придется делать заказ! А в университетской клинике это настоящее приключение… Доставят в лучшем случае через несколько месяцев. Может быть, попросить образцы у Пьера Фронти, моего друга-дантиста, палеонтолога и специалиста по идентификации личности? Я уже берусь за телефон, чтобы позвонить ему, но мой взгляд останавливается на картонной упаковке из-под вещдока, в которой доставили фрагменты черепа: сургуч!

Вот оно, решение. Сургуч в палочках для сургучных пистолетов. Мы регулярно пользуемся таким, когда опечатываем вещественные доказательства после исследования, и у меня под рукой уже есть все необходимое, осталось только выбрать более гибкий вариант из нашего ассортимента.

Дело пошло! Когда кажется, что фрагмент находится в нужном месте, я закрепляю его при помощи небольшой бусины мягкого сургуча. После доброго часа такой карусели передо мной предстает почти целый череп, весь в пятнах красного сургуча, выступившего по краям фрагментов. Свод черепа практически цел, за исключением небольшой его части, но, увы, не хватает нескольких костей, образующих глазницы, и, главное, всего основания черепа. Это та часть, которая отделяет мозг от мышц шеи и от носа и лица.

Пришло время подвести итог имеющимся повреждениям.

В этот момент у меня возникает несколько мыслей, и я начисто лишен сочувствия к жандарму, который несколькими днями ранее забирал череп с места обнаружения в Приморской Шаранте, неподалеку от Марена, в лесу Бурсфран.

Грибники – наши лучшие поставщики скелетов, потому что в поисках ингредиентов для своих любимых блюд они проявляют удивительную зоркость.

Грибник обнаружил останки тела, полностью разложившегося до состояния скелета, окруженного несколькими фрагментами одежды. Учитывая погоду, которая стояла прошлые недели, влажность леса и кислотность почвы, смерть наступила несколько недель назад.

Наша служба сразу же пришла в боевую готовность, мы предложили приехать за останками. Это предложение жандарм решительно отверг по телефону: «Не надо, у нас есть все, что нужно, мы вам сами его отправим». Подразумевается: «Мы не менее компетентны». Попытавшись сначала настоять на своем, но не желая участвовать далее в битве эго, мы наивно и доверчиво покорились.

Тело он действительно нам отправил. Но, что хуже, полагаю, он участвовал и в сборе фрагментов…

По первым изображениям со сканера, сделанным, когда труп в чехле только прибыл, но до того, как открыли чехол, можно было подумать, что внутри находится набор для гигантского микадо[40]40
  Устаревший титул для обозначения императора Японии. Термин означал не только самого монарха, но его дом, двор и даже государство. – Прим. ред.


[Закрыть]. Полный беспорядок. Череп или то, что от него осталось, мы находим в сумке, помещенной в чехол на уровень таза. Довольно неанатомическое положение, которое, вероятно, означает, что сумку подобрали и кое-как засунули обратно внутрь чехла после инцидента на месте сбора.

Повреждения черепа, явно посмертные, похожи на работу неуклюжих большемерок размера так сорок пятого, что, конечно, полицейский до последнего отрицал со всей живостью и энергией. В свою защиту он позже добавил: «Вы сами не захотели приезжать. Так что я сделал все, что смог…» Такое вот лицемерие.

Я возвращаюсь к повреждениям черепа.

Нижняя челюсть сломана.

Невозможно установить, был ли удар нанесен при жизни или челюсть раздавлена подошвой невнимательного жандарма во время неграмотного сбора фрагментов.

Однако по типу перелом напоминает полученный в драке[41]41
  Ввиду отсутствия мягких тканей, в том числе мышц и жировой клетчатки, высказаться о прижизненности перелома невозможно, поскольку именно в мягких тканях образуются кровоизлияния, которые и указывают на прижизненное образование повреждений. Но при этом локализация и характер перелома могут эксперту указывать на то, как именно сломалась кость. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

На своде черепа видно прямоугольное отверстие, похожее на окно в исчезнувший мозг… Отсутствующего фрагмента в моем распоряжении нет, но он мог потеряться во время сбора. Однако меня заинтриговала эта очень правильная форма: она могла возникнуть из-за сильного удара тупым предметом – молотком, например.

Но лучшее еще впереди: красивая дыра правильной формы диаметром около 25 миллиметров с неровными краями, окрашенными серым налетом. Совсем недалеко от шеи. Воздействие заряда дроби. Дробинки только начали рассеиваться, чем и объясняются неровные края и отсутствие мелких отверстий.

Заряд дроби массой 20–30 граммов, в зависимости от патрона и винтовки, вылетел как одно целое и пробил череп[42]42
  Так называемое компактное действие дроби, когда выстрел был произведен с очень близкого расстояния или в упор. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Набор повреждений характерен для выстрела с близкого расстояния. При выстреле с большего расстояния разлетевшиеся дробинки пробили бы небольшие отверстия, а потом вошли во внутреннюю стенку. Если бы дуло касалось кожи, края входного отверстия были бы ровными.

Заряд разорвал мозг на части, а потом… что? Не могу сказать: у нас отсутствуют основание черепа и несколько костей глазницы. Тем не менее жертва была убита мгновенно.

В то же время моя команда приступила к изучению зловонного скелета. Останки с уликами.

Прежде всего – одежда. Брюки, трусы, пара черных кроссовок, футболка с двумя круглыми дырками, одна на левом рукаве, другая на груди, тоже слева.

Далее вещи. Часы марки «Фестина», сотовый телефон в кармане.

И наконец, ювелирные изделия. В останках найдены пирсинг и позолоченная цепь.

Следователи, которым известно, что месяцем раньше в полицию поступило заявление о пропаже человека, полагают, что погибший – это некто Дамиэн Д. двадцати семи лет. На фотографиях, предоставленных семьей, видно, что он носил пирсинг, часы и цепь.

От тела остались только кости, части органов в тазу, немного жировой ткани и мышечной ткани бедра. Больше ничего.

При обследовании грудной клетки обнаружены шесть переломов ребер и составные части охотничьего патрона: многочисленные дробинки и пластиковая «юбочка».

«Юбочка» – это пыж-контейнер, небольшая пластиковая емкость со свинцовыми шариками внутри, которая вставляется в патрон. В момент выстрела она снижает трение заряда в стволе и повышает кучность выстрела, но может и увеличить разброс, в зависимости от формы, целей производителя и характеристик оружия.

Все говорит о том, что выстрел был сделан с левой стороны, по направлению сзади вперед. А вот переломов ребер слишком много, чтобы связывать их с выстрелом. Жертву били сбоку? Или тут тоже потрудились большемерки 45-го размера? Невозможно ответить. У гигантского микадо нет подсказок, позволивших бы нам сделать более точное предположение.

Согласно отчету о вскрытии, переданному в суд, мужчина погиб от огнестрельного ранения, нанесенного при помощи оружия типа «охотничье ружье». В отчете также говорится о следах двух выстрелов, каждый из которых был смертельным. Один был совершен в грудь и вызвал немедленное массивное кровотечение и моментально нейтрализовал жертву. Другой, в голову, повлек разрушение мозгового вещества. Выстрелы производились с близкого расстояния, в диапазоне от 90 сантиметров до одного метра, установить более точное расстояние не представляется возможным. Дробь в грудной клетке сильно деформирована, но может соответствовать шестому калибру.

Вскоре исследование ДНК подтверждает личность жертвы. Тело или то, что от него осталось, рассказало следствию все, что могло. Прокурор подписывает разрешение на захоронение, и Дамиэн Д. наконец покидает наше заведение, чтобы быть надлежащим образом похороненным.

Я перехожу к другим делам. Время от времени до меня долетают отголоски расследования, которое буксует из-за отсутствия версий. Назначен судебный следователь.

Наконец жандармерия задерживает Венсана М., местного заправилу с богатым криминальным прошлым, и его девушку Эмили. Находясь под стражей в полиции, девушка разоблачает своего товарища, который якобы признался ей в преступлении. По ее словам, Венсан думал, что Дамиэн чересчур много вертится вокруг нее. Но на допросе у судебного следователя Эмили меняет показания. Жандармы начинают расследование заново.

Тем временем судебный следователь поменял юрисдикцию дела. Его преемник берется за расследование и, чтобы продвинуть следствие, назначает новую судебно-медицинскую экспертизу и, соответственно, эксгумацию. Экспертом он выбирает судебного медика из соседнего региона, специализирующегося на судебно-медицинской антропологии[43]43
  Исследование старых костей. – Прим. авт.


[Закрыть], с просьбой повторно исследовать череп и одежду жертвы.

Мне об этих перипетиях не сообщают.

Нас не информируют о ходе каждого дела, для которого мы проводим вскрытие. И это весьма неплохо, потому что нам тут есть чем заняться.

Если происходит что-то новое по делу, которое мы вели, об этом чаще всего узнаем из местной прессы.

Так что, когда мне звонит жандарм из службы уголовного розыска Пуатье, я удивлен:

– Доктор Сапанэ, мне необходимо узнать, что у вас с черепом по делу Дамиэна Д.

– Без проблем, приходите в институт, когда вам удобно.

– Нет, я не могу, нужно встретиться у нас в здании.

– Вот как? Хорошо, я приеду.

Меня разбирает легкое беспокойство. Приглашение, мягко говоря, необычное. Как только я захожу в здание службы уголовного розыска, сразу становится понятно, что беспокоился я не зря.

– Доктор, я хочу поговорить с вами по поручению судебного следователя по делу о смерти Дамиэна Д.

Тон совсем не дружелюбный, я чувствую, что меня в чем-то обвиняют. Ну и ну! Надеюсь, меня не собираются арестовать. Я люблю острые ощущения, даже немного на грани, но быть арестованным у меня нет желания. Жандарм, который только что произнес это вступительное слово, сидит за своим компьютером и, обращаясь ко мне, сосредоточенно печатает на клавиатуре.

– Доктор, вы знаете, как у нас все устроено. Я не буду заставлять вас приносить присягу.

Да он и не может: присягу приносят свидетели, а не эксперты.

– Вы получили распоряжение вернуть тело Дамиэна Д. его семье для захоронения. Тело захоронили. Вот только после эксгумации выясняется, что череп отсутствует. Судья хочет знать, почему приказ не был приведен в исполнение.

– Приказ исполнен. Прокурор подписал разрешение на захоронение, и мы передали тело семье.

– Но череп вы оставили у себя.

– Череп был изъят как вещественное доказательство согласно судебно-медицинскому протоколу.

– Но ведь семья получила разрешение на захоронение тела. Почему вы не вернули его семье?

Жандарм тонко улыбается. Итак, мы играем в кошки-мышки.

– Мы его вернули.

– Но не череп.

– Правильно, он опечатан.

– Но череп – это часть тела, так почему бы не вернуть и его?

– Потому что, когда его изъяли и опечатали, он перестал быть частью тела. Это больше уже не череп, а вещественное доказательство. А вещдоки не хоронят. Вот если бы это был череп, его захоронили бы вместе с телом.

– Доктор, не играйте словами. «Тело» подразумевает также и череп, верно?

– Обычно да… Хотя бывают дни, когда я в этом сомневаюсь.

– Доктор, дело серьезное, не относитесь к нему так легкомысленно. Вас попросили вернуть тело и череп. Череп исчез. У вас есть объяснение?

– Если бы прокурор хотел, чтобы череп вернули семье, он снял бы с него статус вещественного доказательства. Таким образом, вещдок снова стал бы черепом и был передан семье вместе с телом.

– Доктор, я возвращаюсь к своему вопросу. Семья ведь получила разрешение на захоронение тела?

– Вы это уже спрашивали, а я уже отвечал. Тела – да, но не вещественных же доказательств! Выдача разрешения на захоронение – это не снятие статуса вещественного доказательства, не возвращение вещдоков и даже не приказ об их захоронении.

– Вам не кажется, что вы немного избирательно толкуете правила?

– Не больше, чем вы.

– Что вы хотите сказать?

– Вещественное доказательство – это объект, элемент, биологический образец, переданный на хранение правосудию. Его используют в качестве доказательства в суде. Вам это хорошо известно. Я не собираюсь учить вас уголовному процессу, который управляет судьбой вещественных доказательств…

– Так почему вы оставили этот череп у себя?

– Я не оставлял череп, я оставил вещдок. Я действовал согласно заявке на хранение этого опечатанного вещдока, вне зависимости от его содержимого. И заявка все еще в силе.

– А почему вы не упомянули, что у тела нет головы?

– Вас неверно информировали.

Жандарм вздрагивает, сдерживается и ждет, что я скажу дальше.

– В акте вскрытия уточнялось, что череп был опечатан следователем для дальнейших исследований. На время судебного разбирательства. Ваш судебный следователь не читал ни акт, ни протокол вскрытия?

– А зачем его опечатывать?

– Как я уже сказал – для дальнейших исследований.

– Каких?

– В черепе было отверстие, сопоставимое с отверстием от выстрела из огнестрельного оружия. Для доказательства по всей форме потребовался бы дальнейший анализ костных краев отверстия. Я отправил эту информацию следователю по электронной почте с моими первоначальными выводами в тот же день и написал об этом в своем рапорте прокурору. Ваш следователь не читал мое электронное письмо? Как и мои первые выводы? Никто, никто ничего не читает!

– Он не мой следователь, и проблема не в этом.

– Нет, проблема именно в этом. Какой смысл давать технические рекомендации, заказывать исследования, если они не проводятся? Это ужасно. Это одна из проблем французской судебной медицины. Мы, специалисты, заказываем исследования, а делать их или нет, решают совершенно некомпетентные лица. Меня это сильно раздражает.

– Доктор, а где этот череп?

– Вы имеете в виду вещественное доказательство, которое представляет собой опечатанную коробку с черепом Дамиэна Д., я полагаю?

Жандарм вздыхает. Я подвожу итог:

– Можно было бы с этого начать, столько времени сэкономили бы! Это вещественное доказательство упомянуто в протоколе о вскрытии. Оно указано в нашей описи с датой внесения под кодом АУТ/Дамиэн Д/череп. Этот код не очень оригинален, но в Институте судебной медицины мы пользуемся таким, чтобы сразу понимать, что лежит в опечатанной коробке. Как и все наши биологические вещдоки, он находится в институте, в одном из трех надежных хранилищ.

– Вы уверены?

– Совершенно. В том, что он лежит в коробке. Согласно правилам. Однако я не смогу вам назвать ни номер полки, ни цвет коробки…

– Если это вещественное доказательство, почему бы не передать его магистрату?