Текст книги "Не могу, Господи, жить без Тебя! Книга о молитве"

– Что вы скажете о совместной молитве в свободной форме и об обучении такой молитве?

– Я в течение целого ряда лет устраивал не-литургические молитвенные собрания, чтобы научить людей молиться реально. Мы собирались по поводу определенной темы. Скажем: одна больничная ночь, как ее переживает больной. Я давал введение, потому что у меня есть в этом отношении какой-то опыт, описывал, как переживает тяжело больной человек приход сумерек, которые его окутывают одиночеством, как постепенно он в этом одиночестве переживает свою боль, свой страх и так далее.

Эту тему я разбивал на отдельные участки, после представления такого участка мы молчали, потом я вслух говорил свободную молитву. Мы собирались так ежемесячно на час-полтора, и многие научились не только молиться своими словами и открывать душу Богу, но молиться за людей, не просто поминая имя человека и предоставляя Богу знать, что за этим, но этого человека представляя Богу, – не потому что Бог его не знает, а чтобы собственная молитва была конкретная, реальная. Так что я очень этому сочувствую.

– Самый общий вопрос – а как вообще надо молиться?

– Молиться надо вглубь, молиться надо трезво, не ища эмоций, не ища переживаний, не ища какого бы то ни было мистического опыта. Надо встать перед Богом во всей своей правде и неправде – какой ты есть, и открыть Богу свою душу искренне, трезво, честно, чтобы Он не от сатаны знал о тебе, а от тебя самого, не от Своего премудрого ведения знал о тебе, а от твоего к Нему доверия и от твоей верности Ему. Это первое. Феофан Затворник говорит: доброе начало – половина дела, и советует отдать немного времени тому, чтобы войти в молитвенное настроение, не спешить перейти от обычных дел к молитве, а стать или посидеть, помолчать, подумать: с чем я сейчас к Богу пришел? хочу ли я действительно с Ним встречи или встаю на молитву только по обычаю, по традиции, по чему-либо еще? тянет ли меня к себе что-либо больше, чем встреча с Богом в данную минуту?.. И скажи это честно Богу, и покайся, если нужно, и пожалей – или обрадуйся. А потом молись, доводя каждое слово молитвы до собственного сознания и до собственного сердца.

– Часто в связи с темой молитвы звучит тема медитации[31]31
  По поводу слова «медитация» см. сноску на с. 181.


[Закрыть], созерцания, мысленного глубокого погружения в процесс. Нередко это состояние связывают с рассуждением, глубоким размышлением о чем-то – видимо, на каком-то глубинном уровне такое размышление сродни молитве. Как этому научиться?

– Для этого состояния очень важно осознание настоящего мгновения. Это осознание важно и для молитвы, и для жизни в целом… Если вы хотите получить от созерцания то, что оно может принести в данный момент, вы не должны планировать, не должны ожидать следующего мгновения и всего того, что дадут вам выводы из этого, текущего мгновения. Нужно быть целиком и полностью в настоящем, всматриваться в него очень внимательно и вдумчиво.

Но мы часто так не поступаем – потому что беспокоимся, заботимся, потому что живем отчасти переживанием предшествующего мгновения или ожиданием следующего. Из-за всего этого и жизнь, и молитва, и размышление так оторваны от действительности. Мы никогда не находимся там, где мы есть: мы либо отстаем от времени, либо опережаем его.

Медитация прежде всего предполагает, что вы находитесь целиком в настоящем мгновении и погружены в то, что лежит в его пределах. А это означает, что и тело, и чувства, и мысли должны быть собраны так полно, как только возможно.

Существуют способы, как подготовить наше тело, наши чувства, наши мысли. Что касается тела: мы должны научиться быть одновременно и совершенно расслабленны, и предельно бодры. Хороший пример этого состояния – наблюдение за птицами[32]32
  См. с. 265.


[Закрыть]. В этой ситуации вы абсолютно открыты любому возможному впечатлению и в то же время – настолько бдительны, что ни одно из них не ускользает от вашего внимания.

Что касается нашего психологического состояния, нужно научиться тому же: одновременно быть расслабленным и бдительным. Это и есть подготовка, но она может занять больше времени, чем сама медитация.

Что касается покоя, который может обрести наш ум, – это своего рода целостность и честность ума, которая приходит от убежденности в том, что единственно важная вещь на свете – это истина. И что нет нужды торопиться обрести ее – и тогда не нужно искажать то немногое, что известно, так, чтобы оно подходило под схему, которая кажется верной.

Здесь, конечно, очень может помочь чье-то опытное руководство. Во-первых, трудно научиться расслабляться без помощи со стороны. То же касается эмоционального расслабления, уменьшения напряженности. Кроме того, важно сверять свой опыт, потому что очень часто вы приходите к заключениям, которые кажутся такими очевидными, что вы не пытаетесь поставить их под сомнение. Другой человек имеет право поставить все под сомнение – и показать нам, что наилучшие наши выводы – лишь ошибка разума или что мы пришли к ним лишь потому, что изначально желали прийти именно к ним.

Если кто-то хочет научиться этому состоянию медитации, глубокого созерцательного размышления, то прежде всего, я думаю, ему следует создать такую обстановку, в которой созерцание возможно: войти в комнату, запереть дверь, точно знать время, которое можно отвести на упражнение, и твердо решить, что ничто не рассеет внимание и не уведет в сторону. Вы закрыли дверь, и если в нее постучат, вы не ответите. Если зазвонит телефон или дверной звонок – вы не шелохнетесь. Вы всегда можете сказать себе: если бы меня здесь не было, я бы не ответил, так что нет причины это делать.

И поставьте себя перед самим собой или перед Богом. Так или иначе, утвердите себя в настоящем, а затем расслабьтесь физически и эмоционально. Это очень важно. Устройтесь на кресле или на стуле, избавьтесь от всякой напряженности, сохраняйте чуткость – к жизни, к собственному бытию, к вещам вокруг, но в то же время оставайтесь свободны, не связаны, подобно художнику, который рассматривает и исследует тот или иной предмет, – смотрите во все глаза, но не связывайте себя чувством, что вам нужно обязательно сделать что-то с тем, что вы видите, или с вашим состоянием и положением. То же самое касается эмоций и мыслей. Вы можете посмотреть на них и сказать: я исследую их, я смотрю на них, в настоящий момент я не даю им увлечь меня. Сделав это, вы будете готовы или более-менее готовы к тому, чтобы заняться предметом созерцания. Вы можете взять фразу из книги, или мысль, или образ – все, что может послужить предметом, и исследовать его со всем вниманием, на которое вы способны, и со всех сторон, которые вам открылись.

– Когда молишься за усопших, бывает, что вспоминаются их грехи. Насколько такие воспоминания совместимы с молитвой?

– Я думаю, что Бог нам дает видеть или вспоминать грехи других людей для того, чтобы мы могли о них молиться. Если бы мы думали о людях, будто они чистое совершенство, как бы мы за них молились? А тут действительно мы вспоминаем одну вещь за другой и говорим: «Господи, помилуй!»

На Западе, особенно в протестантском мире, часто ставят вопрос о том, почему мы молимся об усопших, что это может им дать? Неужели я встаю перед Богом и говорю (я специально перевожу на очень низкий уровень): Господи, Иван Иванович был, конечно, дрянь – но мы же с Тобой друзья, и он мой друг, ну брось, пусти его в рай!..

Часто протестанты так воспринимают нашу молитву за усопшего. Он ведь от этого лучше не делается, слишком поздно ему делаться лучше, так о чем же я прошу?

Мне кажется, тут есть ряд очень важных моментов.

Во-первых, раз ты молишься об усопшем, это означает, что он не напрасно жил на земле, что он в тебе родил живое чувство любви, дружбы, сострадания. Значит, он сделал что-то такое своей жизнью над тобой, что тебя с ним связывает. И твое предстояние, твоя молитва о нем – свидетельство перед Богом: да, он не напрасно жил.

На отпевании мы стоим со свечами. Конечно, прямое и справедливое объяснение этого действия – мы стоим со свечами вокруг гроба, так же как в пасхальную ночь на утрени – свидетельствуя о воскресении. Но мы свидетельствуем еще и о другом: что усопший был хотя бы малой свечой во тьме нынешнего века. Если я его – какой бы он ни был – мог полюбить и пожалеть, и теперь стоять за панихидой или на его похоронах, значит, он родил во мне что-то светлое, какую-то искру. Вот о чем мы говорим: «Господи, все знают, что у него были те или другие недостатки, но я свидетельствую, что были не только недостатки – он был искрой света для меня – и она не может пропасть». Мне кажется, в этом основной, глубокий, сердцевинный смысл молитвы об усопших.

Я думаю, есть гораздо более глубокая, интимная связь между людьми, которые друг друга встретили, которые не прошли мимо друг друга.

Мне вспоминается рассказ из жизни хасидов об одном молодом раввине, который умел воздействовать потрясающим образом на всех людей, возбуждая в них покаяние и новую жизнь. Его как-то спросили, как он это делает, и он ответил: «Когда ко мне приходит человек и рассказывает о зле, которое в нем есть, или когда я вижу это зло, я спускаюсь ступень за ступенью до глубин его греха, там я связываю корень его души с корнем моей и начинаю каяться в его грехах, потому что это уже мои грехи, наши грехи. Что же человеку остается делать, как не каяться, поскольку я каюсь?..»

Такое отношение должно быть к усопшему, да и к живому человеку.

– Можно ли в наши дни взять благословение на молитву о родственниках, самовольно лишивших себя жизни?

– Большей частью священники отвечают, что молиться за самоубийц не надо, потому что эта тяжесть нам не по плечу и надо их предоставить милости Божией. Когда я говорю о том, что такая молитва может быть нам не по плечу, я должен это разъяснить.

Молиться можно о людях двояким образом. Можно встать перед Богом и сказать: «Господи, этот человек нуждается в милости, нуждается в Твоей помощи, и у меня нет сил взять на себя его тяготу, мне страшно». Или можно сказать: «Господи, этот человек нуждается в такой помощи, которую я не могу ему предоставить, потому что я сам и грешный, и слабый, и испуганный той нуждой, в которой он находится».

Второе мы всегда можем сделать, мы всегда можем стать перед Господом и сказать: «Господи, этот человек в такой нужде, которую я понести не могу. Слова апостола Павла – друг друга тяготы носите – я не в силах исполнить по отношению к этому человеку, но Ты, Господи, стал человеком для того, чтобы взять на свои плечи всю человеческую трагедию, трагедию каждого, беду каждого человека, и вот я прихожу к Тебе и говорю: „Господи, помоги ему, потому что я ничего не могу сделать“».

У меня всегда в памяти снимок доктора Швейцера, который был одновременно и миссионером, и врачом в Африке в то время, когда и врачей, и миссионеров было не столько, сколько в наши дни. Он стоит в профиль, и перед ним – маленькая негритянка, которая вот так держит своего ребенка, и ясно, что она ему говорит взором, который покоится в его глазах, полных сострадания: мой ребенок болен, он страдает, он может умереть, я ничего не могу сделать, но ты – мудрый, ты – ученый, ты знаешь то, о чем у меня представления нет, возьми его и спаси.

Вот так мы можем молиться о каждом человеке без всякого исключения.

С другой стороны, иногда у нас есть чувство, что мы должны за человека молиться, потому что он так одинок в вечности, отчасти по греховности, отчасти непостижимым образом для нас, и это относится особенно к людям, которые покончили свою жизнь. И вот тут есть разные подходы и разные ответы.

Я вспоминаю рассказ из жизни одного из западных святых XVIII века. К нему пришла женщина в отчаянии: ее муж покончил собой, утопился, бросился с моста в реку… Какова его судьба, неужели он погиб навеки? И этот подвижник попросил время, чтобы помолиться, и через несколько дней позвал эту женщину и сказал: «Не бойся, между мостом и водой он покаялся в своем поступке и попросил у Бога прощения. Он Богом прощен».

Подумайте над этим так же, как я много раз об этом думал.

Есть еще другое. Мы все друг с другом связаны так, что судьба одного человека, постольку поскольку она коснулась нас, стала нашей судьбой.

И если этот человек покончил с собой, когда он жил рядом со мной, общался, может быть, надеялся на то, что от меня получит помощь и укрепление, – я не могу сказать: он выбрал смерть вместо жизни… С другой стороны, взять на себя всю тяжесть человеческого искушения и того, что могло его привести к самоубийству, не всем по плечу.

Вы привыкли к тому, что я с вами говорю как с друзьями, с которыми хочу поделиться и хорошим, и темным, что было в моей жизни…

Довольно много лет тому назад я прочел одну книгу, которая меня сильно поразила. Там описывался человек, который был готов взять чужую трагедию на себя. Я не знал, что это точно значит: помогать ли, поддерживать ли, но один человек решил меня наставить, за что я ему не благодарен, потому что он внес тогда в мою жизнь такую тяготу, которую я не мог нести. Он мне сказал: «Берите на себя искушения других людей, советуйте людям, которые у вас исповедуются, советуйте им, когда от них не отходит искушение, обращаться к Богу, обращаться к искусителю и говорить: оставь меня, пойди к отцу Антонию».

И в течение нескольких лет я по безумию так поступал, и душу мою, и жизнь мою это так разрушало, что я не знал, что делать. Я попросил совета, и мне было сказано, что я поступил как безумец, что я не могу брать на себя то, что только Христос мог брать на Себя и что стоило Ему распятия и смерти на кресте. Я попросил у Бога прощения за свою дерзость, за неразумие и тогда перешел к другой форме молитвы, о которой я вначале упоминал, – о том, чтобы сказать о человеке: «Господи, Ты его возьми, я не могу его нести».

И что касается самоубийц, вопрос стоит отчасти так: иногда человек кончает с собой, потому что он или психически расстроен, или какая-то трагедия перевернула ему душу, и он не сумел справиться. Иногда человек кончает с собой по более глубинным, трагическим причинам.

То, что мы можем сделать, – это встать перед Богом и сказать: «Господи, мне его жалко. Какой ужас ему пришлось пережить, чтобы дойти до такого поступка. Если мне его жалко, то, конечно, Тебе его бесконечно более жалко. Помилуй его!»

Много лет назад патриаршими приходами в Западной Европе правил владыка Елевферий, находящийся на Литовской кафедре, – строгий, глубокий человек. До революции он был священником, потом овдовел, стал монахом и наконец был послан в Литву.

Ему поставили вопрос о том, можно ли молиться за самоубийц, и он дал ответ, который мне очень близок, но который далеко не всеми приемлем. Он сказал: «Да, в частном порядке, лично можно молиться, так, чтобы предоставлять этого человека милости Божией. Но есть один момент, когда мы можем и в Церкви о нем молиться, – это в самом начале литургии, во время проскомидии, потому что на проскомидии вспоминается Голгофа, распятие Христово, и Христос тогда умирал за всех без исключения, за всех, нуждающихся в спасении. И конечно, нельзя думать, что это относится только к людям прошлого. Это на протяжении тысячелетий относится ко всем людям».

И поэтому в глубоком моем убеждении по наставлению владыки Елевферия я не колеблюсь молиться на проскомидии за самоубийц, так же как и за всех других людей, но опять-таки не силой своих молитв, а зная, что здесь – Голгофа, здесь – крест, что Христос распят для того, чтобы спасти всех, кому нужно спасение.

Но что касается общего правила, я скажу, что если вы хотите молиться о человеке, который взял свою жизнь, молитесь так, как я вначале сказал: «Господи, прими его, мне его жалко до разрыва сердца, до какого-то внутреннего распятия мне его жалко, прими его в милости Твоей!»

И оставьте это в руках Божиих.

– Можно ли получить молитвенный опыт каким-то другим способом, не только читая молитвы?

– Много лет тому назад я разговаривал с одним греческим богословом. Он тогда в первый раз ездил в Россию, и когда вернулся, я его спросил: «Что вы для себя вынесли из этой поездки?» И он мне ответил: «Я понял, что такое поклонение Богу и молитва». – «В которой из церквей вы это так пережили?»

Он на меня посмотрел глубоким серьезным взглядом и ответил: «Мне страшно вам это сказать, но я скажу правду: на балете. Я видел, как танцевала Уланова, и ее танец был молитвой».

Знала ли сама Уланова это о себе или нет, но ее движение и красота ее танца довели до его сознания движение и красоту, которых он раньше не переживал.

И тут очень важно нам помнить, какую роль в нашей жизни играет другой человек[33]33
  В этой части книги собраны вопросы слушателей и ответы митрополита Антония из разных бесед, связанных с темой молитвы:
  Беседа около 1970 года, пер. с англ. Г. Гладышева.
  Доклад в МДА 24 сентября 1971 года «О вере». Публ.: «Беседы о вере и Церкви», 2-е изд.
  Беседа в МДА 12 сентября 1978 года «О Церкви». Публ.: «Беседы о вере и Церкви», 2-е изд.
  Встречи 1982–1983 годов в СССР.
  Встреча в Москве 15 июня 1988 года.
  Встреча в Москве в октябре 1989 года. Публ.: Труды. Т. 3.
  Встреча «русской группы» в лондонском приходе, 4 октября 1990 года.
  Цикл бесед о молитве 2000–2001 годов. Публ.: Труды. Т. 2.


[Закрыть].

Часть V. Молитвы митрополита Антония

О митрополите Антонии Сурожском (1914–2003) сказано, говорится и будет говориться очень многое, настолько велик масштаб его личности. Но основу его жизни и служения составляла молитва – устремленность ко Христу жизнью, мыслью, делом, всем сердцем, всем существом.

Бог наградил владыку даром слова. Верный своему призванию, он более полувека проповедовал, делал доклады, читал лекции. Но порой, когда в многочисленных беседах и проповедях он обращался к слушателям, неожиданно, как кровь из свежей раны, у него вырывались слова молитвы, словно приоткрывалась завеса непрестанного и сокровенного разговора со своим Господом.

Ниже собраны некоторые моменты такого разговора.

Тот, кто отправляется в горы, берет проводника, хотя бы раз прошедшего этот путь. Сила молитвы митрополита Антония знакома его духовным детям и тем, кто приходил и приходит к нему за помощью и советом.

Попробуем вчитаться в слова владыки, отражающие его молитвенный опыт[34]34
  Составитель молитвослова митрополита Антония Сурожского – Е.Ю. Садовникова. Составитель выражает благодарность Е.Л. Майданович, Ф. де Грааф и М.В. Башлыковой за помощь в работе.


[Закрыть].

Молитвенное предстояние

Господи, спасибо Тебе, что Ты мне, мне, при моем недостоинстве, при моей слабости, позволяешь стать перед Тобой. Я переживаю Твое бесконечное величие. Я сознаю, что так мал, так недостоин, что не имею права становиться перед Тобой, даже поклониться земно… Но я Тебя знаю как Господа моего, как моего Спасителя, как моего Друга. И это не кощунственное слово. <…> Ты Сам сказал: «Я больше вас не называю слугами, рабами, а друзьями, потому что слуга не знает воли господина своего, а Я все вам сказал»[35]35
  См. Ин. 15: 15.


[Закрыть].

Господи, спасибо, что Ты позволяешь мне стать перед Тобой не с чувством ужаса, страха, а с чувством трепета, благоговейного трепета и благодарности за то, что Ты позволяешь мне так перед Тобою стать![36]36
  Митрополит Антоний Сурожский. Беседы 2000–2001 годов // Труды. Т. 2. М.: Практика, 2007.


[Закрыть]

Господи, я стою в благоговении перед непостижимым, я стою в благоговении, в молчании, в преклонении, потому что слова, которые я произнес, говорят мне о том, что я ничего не понимаю, ничего не знаю, кроме одного: я знаю Тебя, Господи, не в этой славе, не в этом сиянии, а в смирении, которое Ты явил в Воплощении Своего Сына, в Твоей щедрости, с которой Ты отдал Своего Сына ради моего спасения. О, Господи, как это может быть?[37]37
  Митрополит Антоний Сурожский. Уверенность в вещах невидимых // Последние беседы / Пер. с англ. Е. Садовниковой. М.: Никея, 2012.


[Закрыть]

Господи, я знаю, что Ты тут – и я тут, по Твоей милости Ты мне даешь стоять перед Собой, даже если я не ощущаю Твоего присутствия, но я знаю, что Ты тут, и это для меня предельное счастье, и благословение, и радость. И я с Тобой буду говорить, буду все Тебе говорить, всю душу изливать, все мысли, все чувства, буду искать Твоей воли во всем и не уйду, не уйду, Господи, даже если Ты годами не дашь о Себе знать[38]38
  Митрополит Антоний Сурожский. «Я хочу поделиться с вами всем, что накопилось…» // Труды. Т. 1. М.: Практика, 2002.


[Закрыть].

Позволь мне просто стоять и быть уверенным, что Ты здесь. И потом, если эта уверенность пробудит толику жизни во мне, я начну говорить Тебе то, что имею сказать[39]39
  Беседа «Навстречу воскресению» («Towards Resurrection»). Birkstead House, 10 апреля 2000 года. Пер. с англ. Е. Садовниковой.


[Закрыть].

Прорваться к Тебе насильственно я не могу, но я буду стоять в Твоем присутствии. Ты здесь, и я здесь. Если Ты захочешь, коснись моей души, коснись моего сердца и ума, соверши надо мной, что Ты захочешь. А иначе с меня довольно того, что мне дано такое счастье: стоять перед Тобой и знать, что Ты меня видишь и что я могу к Тебе обращаться с теми молитвами, которым меня учили когда-то. Или могу просто своими собственными словами говорить с Тобой, говорить Тебе все, что захочу, потому что знаю, что Ты меня так любишь, что не отвергнешь, даже если то, что я буду говорить, недостойно ни Тебя, ни того святого места, где я нахожусь, но я буду правдив перед Тобой, все Тебе скажу[40]40
  Митрополит Антоний Сурожский. «Я хочу поделиться с вами всем, что накопилось…» // Труды. Т. 1.


[Закрыть].

Если Ты решишь пребывать вдали, то это будет только справедливо, потому что я всегда пребываю в стране далече по своему образу жизни, по отсутствию внимания к Тебе и к молитве[41]41
  Беседа «Вера и Церковь» («Belief and Church»). Около 2001 года. Пер. с англ. Е. Садовниковой.


[Закрыть].

Благодарю Тебя за то, что Ты в Своем смирении, в сострадании ко мне и ко всем людям позволяешь находиться в Твоем присутствии. Если будет на то Твоя воля, дай мне его почувствовать, ощутить его, но и без того я знаю наверняка: Ты здесь[42]42
  Митрополит Антоний Сурожский. Уверенность в вещах невидимых // Последние беседы / Пер. с англ. Е. Садовниковой. М.: Никея, 2012.


[Закрыть].

Я знаю, что Ты тут, потому что Ты меня создал для того, чтобы я с Тобой встретился и соединился. <…> Буду ли я ощущать Твое присутствие или нет – не так уж важно, для меня достаточно знать, что Ты, по Своей любви и по Своему смирению, здесь, вместе со мной[43]43
  Митрополит Антоний Сурожский. «Упование мое, Отец…» // Труды. Т. 2.


[Закрыть].

Владычица! Какое это чудо! Я недостоин к Тебе подойти, а Ты мне позволяешь быть в Твоем присутствии! Ты здесь! Господи, Ты здесь! Я могу молчать в Твоем присутствии, потому что без слов совершается глубинное общение между нами и без слов Твоя благодать пронизывает мое сердце, проникает мой ум, преображает меня, делает меня иным[44]44
  Митрополит Антоний Сурожский. Беседы 2000–2001 годов // Труды. Т. 2.


[Закрыть].