Текст книги "Не могу, Господи, жить без Тебя! Книга о молитве"

Зачем говорить с Богом[25]25
  Беседы состоялись 19 сентября и 10 октября 1996 года в лондонском соборе.


[Закрыть]

Тема молитвы – насущная тема в том смысле, что с самого раннего детства и до старости, или, вернее, с момента полного неведения, которое является нашим состоянием в начале нашей жизни, до момента, когда во всяком случае некоторые достигают святости, молитва является центром наших отношений с Богом. И приходится задумываться над ней, поскольку часто оказывается, что мы не умеем молиться – потому что не того ищем в молитве.

Недавно ко мне приходил один человек и говорил о том, что не умеет молиться, или, вернее, что его молитва совершенно бесплодна: «Я все говорю Богу: дай, дай, дай! – а Он не дает…»

Но разве в этом заключается молитва? Если взять для сравнения человеческие отношения, разве они сводятся только к «дай»? Неужели по отношению к друзьям или даже знакомым мы только и делаем, что попрошайничаем, просим о чем-то или даже требуем, надеясь, что человек нас достаточно любит для этого и, с другой стороны, что он имеет власть и возможность дать? Если это не так в человеческих отношениях, то тем более это не так в отношениях с Богом. И я хочу начать с одного центрального момента.

Молитва в первую очередь, в сущности своей является и должна быть встречей – встречей с Богом и в какой-то мере, благодаря этой встрече, встречей с другими людьми.

Этот последний пункт я хочу вам сразу разъяснить примером. Те из вас, кто читал житие афонского старца Силуана, наверное, помнят, что в какой-то момент (кажется, это было за столом, где встречались монастырские старшины, которые заведовали работами трудников) ему поставили вопрос: «Отец Силуан, как это так? Мы постоянно надзираем над нашими работниками, мы следим за тем, чтобы они работали честно и хорошо, а они стараются всегда увильнуть от работы, сделать как можно меньше, только чтобы показалось, что они работают. А ты никогда не следишь за своими работниками, а они у тебя работают». И Силуан ответил приблизительно так: «Мне жаль этих русских молодых парней, которые с разных краев России пешком, иногда идя месяцами, доходят до Афона, оставив за собой все, что им было привычно и дорого: деревню, старуху мать, молодую жену, новорожденного ребенка, только потому, что их заставляет все бросить в поисках работы нищета и нужда. И это пронзает мое сердце болью и страданием. И поэтому я встаю задолго до того, как они придут работать, и становлюсь на молитву, и молюсь о каждом из них, чтобы Господь их утешил, успокоил, чтобы Он защитил тех, которые остались далеко, тех, о ком эти молодые парни ничего не узнают в течение нескольких лет, что проведут на Афоне, потому что и они безграмотны, и оставшиеся в деревне безграмотны – даже письма они не смогут написать. Молюсь я о каждом из них, и когда приходит время им начинать работу, я их встречаю с такой радостью в сердце, с такой лаской в душе, и каждому даю урок, который он в состоянии будет исполнить, – не больше, чем его силы могут понести, но и не меньше, чтобы человек не разленился. И когда я всем им дам урок, я ухожу к себе в келью; и пока они будут работать, я буду о них молиться. И вот я беру каждого из них по очереди: вспомни, Господи, такого-то – он на далекой родине оставил старуху мать и отца, молодую жену, и новорожденного ребенка, и хату, которая может развалиться, и всех своих сверстников и близких друзей. Помоги ему, укрепи его, а их, оставшихся позади, защити от всякого зла, чтобы, когда он вернется на родину, это была встреча с радостью, а не плач по усопшим, по умершему ребенку, по скончавшимся старикам… И так я перехожу от одного к другому, и по мере того как я о них молюсь, мое сердце жалостью как бы распаляется все больше и больше, и в какой-то момент я начинаю чувствовать, что Бог тут, Бог, Который слышит мою молитву, Который их любит такой любовью, какой я не умею любить. И постепенно нарастает это чувство Бога, это сознание Его присутствия, нарастает так, что я теряю из виду все земное, этих парней, о которых я молился, их деревню, их нужды, и меня каким-то потоком уносит в глубины Божии; все забыто, кроме Самого Бога. И вдруг, когда я дохожу до какой-то глубины этой встречи с Богом, я там встречаю каждого из тех, о которых молился, каждую их нужду, все, все, и не только то, о чем я молился, но и то, о чем я и вспомнить, и думать не умел. И потом как бы на волне Божественной любви меня переносит обратно на землю, и я снова могу о них молиться, но молиться по-новому, молиться не только вместе с Богом – молиться Его любовью…»

Этот рассказ очень важный, потому что он говорит нам о том, что в конечном итоге, где бы мы ни начинали молиться, мы должны начинать конкретно, реально и, насколько можем, с живым чувством. Не обязательно с живым чувством по отношению к Богу, но с каким-то живым чувством сострадания, любви, жалости, правды. И по мере того как мы будем так молиться, Божие присутствие, которое собой как бы заполняет молитву, как воздух заполняет легкие, нас приведет в такие глубины любви, что молитва уже делается Божиим действием в человеческом сердце. Об этом много говорят по отношению к Иисусовой молитве, но я сейчас о самом простом – о той молитве, которую каждый из нас может произносить, о той молитве, которая постоянно нам доступна.

* * *

Я начал с того, что молитва начинается со встречи. Со встречи с чем? На примере, который я вам дал о старце Силуане, эта встреча была с нуждой тех людей, которые его окружали. И вот это первое, что нам доступно, всем, нет такого положения у человека, чтобы вокруг него никого не было, кого бы он хоть краешком души не любил бы, почему-либо не жалел бы, не был бы хоть малой частью души причастен к заботе о нем или о ней. Вот с этого мы можем начать, потому что это живое, реальное чувство. <…>[26]26
  См. с. 269.


[Закрыть]

Тут раскрывается самая тайна Церкви, того общества, где все едины, соединены любовью, одной верой, сознанием взаимной нужды, благодарностью, состраданием. Церковь – это не анонимное общество людей, которые собираются в воскресный или в праздничный день в храме. Церковь – это общество людей, которые на каких-то глубинах очень связаны друг с другом.

Иногда эта связь обнаруживается совершенно неожиданным образом, когда не подозреваешь, что она существует. Мне вспоминается, как в 1942 или 1943 году я преподавал в русской гимназии и во время одного из моих уроков заметил – пятнадцатилетняя девочка сидела и плакала. Когда ученики расходились, я стоял у двери класса и, когда она выходила, сказал ей: «Никогда не отчаивайся!» Она прошла мимо.

Я произнес нечто в каком-то смысле незначительное, очень легко сказать такую фразу. Но меня поразило, что через 25 лет она меня разыскала и написала письмо, что хотела меня поблагодарить, потому что в тот момент я вдруг снял с нее отчаяние. Она не могла написать мне раньше, потому что не знала, где я и что со мной сталось. Я стал священником, переменил имя, переменил место жительства; и вдруг она обнаружила, что ее преподаватель – епископ в Лондоне.

Как вы видите, бывает, что какая-то связь, которую ничто размыть не может, устанавливается совершенно незаметно. Это встреча, реальная, настоящая встреча, которая происходит через нашу готовность быть любимыми, быть предметом заботливости, жалости, сострадания.

* * *

Иногда бывает, что мы хотим как бы лицом к лицу встретиться со Христом. Тогда мы стараемся встать на молитву и произносить молитвенные слова, которые не вырываются из нашего сердца, а являются плодом молитвы столетий, молитвами святых. И мы порой пытаемся влиться в эти молитвы, но нам не удается. И не удивительно – если вы подумаете о том, что эти молитвы не сочинялись за письменным столом, а ключом били из сердец и сознания людей в самых разных обстоятельствах: в радости, в горе, в страхе, в гневе, в покаянии… Это были живые слова, которые, как кровь, били из сердца, из сердца людей такого масштаба, такой глубины, с кем мы сравниться не можем. Так что нет ничего странного в том, что мы не можем просто влиться в эти молитвы и сделать их нашими собственными.

Но мы можем к ним отнестись так, как относимся к музыке или к искусству вообще. Мы можем слушать вдохновляющую музыку. Сочинить ее мы не можем, полностью слиться с ней – не можем, потому что она нас превосходит во всех отношениях. Но что-то через нее до нас доходит. Так и с молитвой. Доходит красота, доходит внутренний опыт того человека, который эти слова написал или когда-то сказал и передал другим людям. Поэтому мы можем, употребляя эти молитвы, чему-то научиться.

Но нам порой бывает рано вливаться в эти молитвы.

* * *

Есть другой способ непосредственной встречи со Христом. Но для этого нужна честность, правдивость. Откройте Евангелие, прочтите какой-нибудь отрывок, не страницу за страницей, а какой-нибудь один отрывок, остановитесь и скажите себе: я Его не вижу, я не ощущаю Его присутствия, но Христос со мной сейчас говорил, это Его собственные слова. Как я на них отвечаю? Как я на них реагирую? Они дошли до моего сердца? Просветили мой ум? Они хлестнули мою волю? Они собрали меня? Или они прошли мимо?..

И в зависимости от того, как вы отзоветесь на этот отрывок – это может быть одно слово или один рассказ, – вы можете и отзываться молитвенно.

Вы привыкли, что я часто говорю из своего жалкого и порой позорного опыта, и вот вам еще пример, который некоторые из вас даже наблюдали здесь. Несколько лет тому назад я читал Евангелие вслух во время литургии, и до меня то, что я читал, не дошло. Я читал эти слова, я их умом понимал, я много раз их читывал и как-то переживал, а в этот раз никак. Я вернулся в алтарь и подумал: мне положено сказать проповедь в конце службы. Как я могу сказать проповедь о словах Христа, которые до меня не дошли? Потому что вся моя внутренняя реакция была в том, что «это меня не касается», это мне не интересно, это мне все равно, это не ко мне относится… Сказать проповедь просто от ума нельзя, это кощунство, а сказать проповедь от сердца мне было невозможно.

Я помню, что вышел на проповедь и сказал: «Вот что сегодня случилось. Христос говорил, говорил не только каждому из вас и всем нам, но и мне лично; и единственное, что я мог Ему ответить, – то, что Он говорит, меня не касается, мне не интересно. Какой это ужас!.. Теперь подумайте о себе самих. Вы слышали это чтение. Дошло ли оно до вас или так же прошло мимо вас, хуже чем мимо вас: было отвержено вами так же, как оно было отвержено мной? Если это так, то нам надо каяться, надо внутренне нам плакать перед Богом от ужаса, что Бог может говорить, а мы можем пожать плечами и пройти мимо».

Это темный случай. Но бывают случаи, когда вдруг слова, которые мы слышим, доходят до нас, и тогда получается встреча. В том случае, о котором я вам рассказал, тоже была встреча: Христос говорил – и я стоял, как камень, была встреча, которая выразилась потом в ужасе и в посильном покаянии, не в радости, а в боли.

А иногда бывает какое-нибудь слово, которое нас ударит в душу и на которое мы можем отозваться. Это может быть пример из жизни Спасителя, это может быть какая-нибудь Его заповедь, какое-нибудь Его слово, что-нибудь, что я столько раз читал или слышал и не замечал, а тут, сегодня, оно меня коснулось.

Я помню одного священника в Париже, который мне говорил: «Читай Евангелие каждый день. Один день ты будешь как каменная почва, другой день как тернии, а на третий день вдруг окажется, что зернышко упало на малюсенький участок, который способен его принять. Могут пройти дни, и будет казаться, что как будто ничего до тебя не дошло. Но ты не знаешь, как эти слова могут вдруг всплыть в твоей жизни, вспомниться тебе, помочь осмыслить что-то».

Я думаю, это все мы испытывали, и я в том числе, – как какие-нибудь слова из Священного Писания, которые мы читывали (и в тот момент они нас как будто не задели, мы их только восприняли как факт), через долгие годы в какую-то минуту вдруг всплывают. Всплывают с жизненной силой, словно зернышко, которое упало тогда и не было заглушено, не было попрано, не было унесено дикими птицами, это зернышко после многих лет вдруг пустило росток, и этот росток – зеленый, живой.

Поэтому мы можем читать отрывок и отзываться на него, отзываться радостью, отзываться стыдом, отзываться болью, отзываться покаянием, отзываться надеждой. И это тоже встреча – косвенная, в том смысле, что в этот момент мы не переживаем живое и животворное присутствие Самого Христа, но до нас как бы издали доходит Его голос.

* * *

И тут встает вопрос: что мне сделать для того, чтобы этот голос мог до меня доходить? Одна из причин, почему до нас не доходят слова или сознание присутствия Христа, в том, что мы заняты самими собой. Христос говорит, а мы следим за тем, как мы отзываемся на Его слова.

Вы, наверное, знаете, что бывает в самом обычном разговоре между людьми. Один человек говорит, а другой слушает его половиной своего сознания, а другой, более живой частью сознания, готовит ему ответ или отповедь. Он не открыт словам, он с самого начала защищается против них или помнит только о себе самом. И если при встрече мы не можем забыть о себе и будем только думать о нашей реакции, о том, как мы отзываемся на присутствие Божие или на Его слова, то мы никогда не сможем от себя освободиться и отзовемся на присутствие только краем души, краем ума.

Есть рассказ о том, как молодая женщина погибла на Вестминстерском мосту. Ее душа там и осталась, потому что в течение всей жизни она была занята ничем иным, кроме себя. Для нее никто не существовал, и поэтому ей некуда было идти.

И вот ее душа стоит на этом мосту. Толпы проходят – она никого не видит, потому что в течение воплощенной своей жизни никогда никого не замечала. Зажигаются окна домов, гаснет свет в окнах – она только видит эту разницу и ничего не переживает: в этих домах люди, которые не существуют для нее. И в какой-то момент вдруг мимо нее проходит ее бывший муж, единственный человек, кого она самым эгоистическим образом умела любить. Она всегда от него чего-то ожидала, постоянно что-то требовала, но он существовал. И оттого, что вдруг она встретила человека, который существовал, она начала переживать существование других существ, людей или предметов.

И в этом процессе она дошла до берега реки и стала смотреть на воду. В течение тех лет, когда она была во плоти, она с отвращением смотрела на эти воды, густые, грязные, оскверненные воды Темзы, несущие в себе все помои, которые в них кидают, и, конечно, не могла представить, что в эти воды можно было бы окунуться или тем более этих вод испить. Но теперь у нее тела нет, она телесно на эти воды не отзывается, она смотрит на них и видит в них только то, чем они являются: водами, которые исполняют свое призвание; это большая река, которая течет через большой город и уносит с собой всю скверну в море. И потому, что она уже никаким отрицательным образом не отзывается, а только видит то, что есть, она начинает через слои, пласты густой, оскверненной воды видеть все более и более светлые пласты, и постепенно ее взор доходит до сердцевины этой реки – и она видит в них воды, которые Господь сотворил изначально, и вглядываясь еще глубже, видит, как течет в сердцевине этих вод блестящая струйка воды, и в ней она узнает те воды, которые Спаситель Христос дал самарянке…

Эта женщина стала свободна от себя самой – и смогла увидеть вещи такими, какие они были.

И вот мы должны научиться и по отношению к другим людям, и по отношению к Богу освобождаться от себя самих, не быть сосредоточенными, не быть пленниками своего внимания к себе. Это непросто. Это требует целой «школы».

Во-первых, нам надо научиться слушать другого человека, включая Того, Кого апостол Павел называет Человек Иисус Христос, слушать Его, просто изо всех сил вслушиваться в то, что Он говорит, или в то, что говорит встречный или поперечный, не думая: «Хоть бы отстал! Чего он подвернулся, что он несет, зачем он о себе говорит, когда я занят собой?! Зачем он мне нужен? Он говорит то, о чем я не хочу думать, что я не могу принять. Давай-ка я ему такую отповедь дам, чтобы он больше никогда не совался в разговор со мной!» Ведь это бывает с каждым из нас. Я очень грубо сейчас представил, но вы можете это смягчить для себя, если вам хочется смягчения, а все равно остается то же: что мы не умеем себя забыть, когда находимся с другим человеком. И нам надо научиться слышать и видеть другого.

И по мере того как мы научаемся видеть то, что вокруг нас, – предмет или человека, какие они есть, мы научаемся забывать себя, смотреть как бы не внутрь себя, на то, как отзываюсь я, на то, что случается вокруг, а – что вокруг меня?

Я помню, когда-то я говорил с детьми о чем-то подобном, и они попросили пример. Я им сказал: представьте себе, вы приходите в зоологический сад и в клетке видите тигра и восхищаетесь: какая красота! Каждое движение, весь его облик, даже его рев так прекрасны! И вы это можете сказать, потому что не боитесь этого тигра – он в клетке. Но представьте себе, что вдруг вам закричали: «Вырвался тигр из другой клетки!» И уже о красоте не будет идти речи – останется только страх, вы будете думать только о том, чтобы найти дерево и забраться на него.

И вот так же мы относимся к людям вокруг нас. Они не обязательно являются для нас опасностью, но мы их видим только как бы в связи с собой. И часто бывает, что мы и Бога видим только в связи с собой. Я вам давал пример, как часто люди молятся, говоря: «Дай, дай, Господи! Мне это нужно! Я без этого прожить не могу!..» – причем нередко бывает, что не обязательно это так уж нужно, без этого можно прожить всю жизнь, но нам кажется – вынь да положь, сейчас.

Научиться смотреть на человека и его видеть – значит видеть его черты, выражение его глаз, слушать не только его слова, но звук его голоса. Я вам дам пример. Человек болен, и вы решили его посетить. Но при этом боитесь, как бы его страх, его переживания не перелились в вашу душу, как бы он не вовлек вас в свое страдание. И вот он на ваш вопрос о самочувствии отвечает: «Да ничего, сегодня неплохо». И как часто бывает, что посетитель говорит с облегчением: «Ах, как я рад!» – потому что он теперь не вовлечен, ему теперь не надо бояться разделить чужое горе или страх. Но иногда слова человека говорят одно, а его голос – совершенно иное.

И когда мы читаем Евангелие, нам надо научиться знать, что же говорит Христос. Это не только слова, это речь, обращенная ко мне, к моим глубинам, к моему спасению. Давай-ка я оторвусь от себя самого и поставлю вопрос: что же Он говорит на самом деле? Как понять образы и слова, которые Он употребляет? Что делать дальше?

И вот здесь мы приступаем к вопросу: как научиться тому, что святые называли созерцательным молчанием? То есть молчанием, при котором мы созерцаем – не глазами, а всем нашим внутренним существом – Бога.

Об этом я попробую что-нибудь сказать в следующий раз.

Итак, мы говорили, что молитва является встречей – встречей с Богом и встречей со своими глубинами, – потому что Бог проливает свет на все, к чему прикасается.

Встреча может быть разной. Например, иногда встреча происходит через слово. Так два человека встречают друг друга, и у них бывает порой очень глубокая, значительная встреча, потому что то, что ты слышишь от другого, может быть для тебя живым, животворящим словом, началом новой жизни. Эти слова не обязательно мудрые, иногда они бывают очень просты – но они рвутся из сердца одного человека с такой силой, что достигают другого – и нередко остаются в нем на всю жизнь.

Когда я был еще юношей, мы вместе с другими мальчиками пришли к плащанице в Страстную пятницу. И у плащаницы перед нами стоял очень светлый, но очень простой священник, отец Георгий. Он долго стоял на коленях, потом повернулся к нам и сказал с лицом, покрытым слезами: «Христос сегодня умер за нас; давайте плакать о себе»… И его слово ударило в каждого из нас. Каждый отозвался, конечно, по-своему, но у меня эти слова остались в душе до сих пор, а прошло уже почти 70 лет. Поэтому встреча бывает иногда не в меру значительности слов, а в меру того, из какого сердца, с какой глубины и с какой силой они исходят. Это один род встречи.

Есть встреча другого рода, которая тоже имеет громадное значение, – это встреча в молчании. Вы, наверное, знаете, как бывает, когда вы находитесь с очень близким человеком. Наступает вечер, сгущаются сумерки, вы сначала разговариваете друг с другом, а потом этот разговор делается все более тихим, и наконец приходит время глубокого молчания – потому что через слова два человека встретились – но встретились и проникли в такую глубину, где уже словами ничего не выразишь. И тогда можно быть друг с другом в такой внутренней тишине, так спокойно, с такой глубиной чувства – но не эмоций, а именно прозрачности.

Есть рассказ из жизни одного из западных святых, французского священника XIX века. Он был человек очень простой, крестьянин, не был одарен умственно, с громадным трудом кончил начальную школу, потом его послали в семинарию, он как-то пробился через нее, и его назначили священником в малюсенькую деревушку. Все соседние священники на него смотрели как на дурачка: что от него ожидать, он необразован. И как-то священники собрались к своему епископу и стали жаловаться на этого их собрата: как ты мог его сделать священником, как ты мог ему поручить человеческие души? Он же необразован… И епископ, который, по-видимому, был глубокий человек, им ответил: «Он, может, необразован, но он просвещен».

И вот этот священник, который каждый день совершал все уставные службы у себя в маленькой деревенской часовне, обратил внимание на старика, который приходил, садился на скамью и часами сидел. Как-то священник к нему обратился: «Дедушка, что ты часами делаешь здесь, в церкви? Губами ты не шевелишь, значит, молитвы не произносишь, пальцы твои по четкам не бегают – ты просто сидишь и смотришь прямо перед собой». И этот старик ему ответил: «Я на Него гляжу, Он – на меня, и нам так хорошо вместе!..» Старик говорил не о «ком-то», он говорил о Боге.

И вот здесь – переход из опыта, который у каждого из нас может быть, в опыт, который не всем дается сразу, но который всем доступен: возможность пребывать с Богом в разговоре или пребывать с Богом в молчании.

* * *

Я хочу сказать сначала о разговоре, потому что это очень важный момент. Очень часто мы жалуемся на то, что, когда молимся, своими ли словами или уставными молитвами, молитвами святых, у нас такое чувство, что мы говорим эти слова, но они никуда не доходят, теряются в какой-то пустоте, будто небо бездонное и ничего там нет.

И вот, мне кажется, в таких случаях надо обратить внимание на то, что встреча происходит взаимообразно, то есть разговор – это диалог, обмен. И если у нас такое чувство, что мы начинаем произносить слова молитвы, но эти слова как медь звенящая, первым делом не доходят до нас, но и никуда не доходят, тогда надо сделать вот что: вспомнить, что при встрече не обязательно вы должны завязывать разговор, вы можете отозваться на что-то, что говорит вам собеседник. А это всегда возможно: если вы только откроете Евангелие на любой странице и прочтете несколько слов, вы сразу можете найти, что Богу сказать в ответ на то, что Он вам сказал, или в ответ на тот образ, который встал перед вами. Иногда Христос говорит, мы слышим Его слова, иногда Он действует; но так или иначе мы можем отозваться на Его присутствие и на это Его словесное или безмолвное действие.

Если мы прочтем какие-нибудь слова, которые до нас сколько-то доходят, не обязательно ударяют в самые глубины наши, но которые осмысленны, мы можем начать с Ним разговор.

Вот Ты, Господи, мне сказал то-то и то-то – как мне это понять? Как в моей ситуации это применить? Или: Господи, я не понимаю Тебя! Как же это может быть?!.. И в тот момент, когда, отзываясь на Его слова или на какой-либо Его поступок, мы можем обратиться к Нему со своей речью, мы уже начали молитву. Не молитву в обычном смысле слова (как мы часто думаем, что молитва заключается в том, чтобы воспевать Бога, просить Его о себе, о других, каяться) – нет, но молитву как встречу.

Вот если мы так начнем молиться, если тогда, когда мы хотим вступить во встречу с Богом, но из нашей души не льется молитва естественно, мы можем прислушаться к тому, что говорит Господь, и на это отозваться… если мы даже поставим Богу вопрос: я не понимаю Тебя, Господи, как же это так, объясни?! – и помолчим – и это будет молитва. <…>

* * *

Если же говорить о молитвах святых, молитвах из молитвослова, то тут тоже есть важный момент.

Святой Феофан Затворник писал, что важно слова молитвы довести до своего сознания и через сознание – до своего сердца, потому что до нас слова могут дойти, только если мы сначала можем их уловить умом. Не ставь своей целью вычитать целое правило, а поставь перед собой вопрос: сколько у меня времени на молитву? Двадцать минут? Поставь будильник и знай, что, как бы ты ни молился, сколько бы ты ни успел прочесть, когда зазвенит будильник, ты исполнил свое молитвенное правило.

И святой Феофан Затворник дает такой пример: если ты возьмешь, например, вечерню и прочтешь первые строки из предначинательного псалма и вдруг что-то в этих словах тебя поразит, не иди дальше, остановись на этих словах, произноси их вновь и вновь, держи их в своем уме. Если можно так выразиться (не словами святителя Феофана, а другого святого писателя), «смакуй» эти слова, так, чтобы их вкус до тебя дошел. И если за все эти двадцать минут ты прочел три строчки из первого псалма и зазвонил будильник, знай, что ты выполнил вечерню.

Это очень важный момент, потому что часто нам мешает молиться сознание того, что, во-первых, у меня времени мало, во-вторых, у меня сейчас какие-то дела или усталость меня заедает, и мы стараемся прочесть как можно скорее эти молитвы – и совершенно напрасно. Потому что они до нас не доходят. Бог их слышит, но слышит с «грустью»: да, когда-то эти слова исходили из живых сердец с такой силой, с такой красотой… но зачем ты эти слова порочишь, портишь, из дивной мелодии делаешь скучную песню?..

И если вы будете так подходить к молитве, как советует Феофан Затворник, то молитва станет всегда возможной, потому что будет зависеть от вашей честности, а не от количества слов, которые вы произнесете.

* * *

Какая-то молитва может в определенный момент глубоко тронуть человека, а в другой момент – нет. И вот, если мы будем вчитываться в молитвы, которые нам предложены, – не в то время, когда молимся, а во время размышления, – то можем выбрать те молитвы или даже частицы молитв, которые нам сродни и которые могут разбудить нашу душу. И если начать с них – то вы увидите, что постепенно желание молиться углубится и расширится.

Есть рассказ из жизни святого Симеона Нового Богослова о том, как он, будучи еще юношей, пошел к своему старцу, к Симеону-старшему, и спросил его: как мне научиться молиться? И старец дал ему две или три короткие молитовки и сказал: вот эти молитвы читай утром и вечером неопустительно. Если эти молитвы в тебе возбудят желание молиться дольше, продолжай молиться. Но перестань молиться в тот момент, когда тебе уже не хочется.

В каком-то смысле – я не уверен, что он это сказал, но кто-то из духовных наставников точно говорил: молись и остановись, пока тебе еще немножко голодно, пока еще хочется помолиться, остановись, потому что молитва может умереть от пресыщения. Слишком долго молился – и на следующий день думаешь: ой, нет, я больше не могу…

Бывает так, что даже молитвы, которые нам дороги, до нас не доходят – рассеивается ум. И об этом святой Иоанн Лествичник говорит так: если во время молитвы в какой-то момент твое внимание уходит, если рассеянность тебя поглощает – ты просто вернись к тому месту, повторяй слова этой молитвы, пока не сможешь сказать их внимательно. Он приводит такой по-человечески остроумный аргумент: злые силы часто нам мешают сосредоточиться на молитвенных словах, а если ты будешь упорно возвращаться к ним, повторять и повторять, то бес вдруг сообразит, что чем больше он тебе мешает, тем больше ты эти слова произносишь перед лицом Божиим – а бесу это невыгодно. (Это не точные слова святого Иоанна, но мысль, которую он выражает.)

Когда-то мой духовный отец мне советовал, выполняя вечерние молитвы, каждую фразу, каждый отрывок, строчку произносить медленно, неспешно, потом положить земной поклон и в земном поклоне произнести те же слова. Потом встать, успокоиться немножко, потому что порой бывает, что от земного поклона как-то возбуждаешься физически, и снова сказать эти слова. Если каждый раз это делать, то, конечно, можно в течение того времени, которое у нас есть, не выполнить всего правила. Но, опять, дело не в том, чтобы выполнить правило, а в том, чтобы с помощью правила вмолиться в эти слова, уйти в эти слова до самой глубины, насколько она нам доступна.

Феофан Затворник еще одно говорит: если мы хотим молиться молитвами, которые находим в богослужении, псалмами, молитвами святых, мы должны их продумывать и обчувствовать, как он говорит.

Что это значит? Во-первых, нам надо точно понять, что в этих молитвах говорится, что говорится в каждом слове, в каждой фразе, чтобы не произносить слова, которые в общем для нас ничего не значат. Поставим перед собой вопрос (и это можно делать и по отношению к отрывкам из Евангелия): вот я прочел такие-то слова. Есть ли во мне опыт, который вокруг этих слов может кристаллизоваться? Что я знаю об этом?

Например, я читаю о Святом Духе, что Он жизни Податель. Объективно говоря, да, я живой, значит, Бог мне дал жизнь. Но как я отношусь к этой жизни? Хочу ли я жить? Радуюсь ли я этой жизни? Хочу ли я ее жить творчески, чтобы оправдать доверие Бога, Который мне эту жизнь дал, оправдать Его надежду на то, что я Его пойму и эту жизнь использую на добро? Если я жить не хочу, если мне тошно, если я только мечтаю о том, чтобы уйти из этой жизни, то я должен остановиться, я не могу сказать Святому Духу, что я Ему благодарен за жизнь, когда я только мечтаю, чтобы ее не было. Это пример. Но можно такой подход применить и к другим местам из молитвослова и Евангелия.

И вот когда мы так будем читать Евангелие, когда станем размышлять над молитвенными словами (не в момент молитвы, а когда у нас будет возможность сесть и задуматься о них), ставя перед собой вопросы: знаю ли я что-либо о том, что здесь сказано? как я понимаю эти слова? что они для меня значат? есть ли у меня хоть зачаточный опыт того, что здесь говорится? – тогда постепенно вокруг этих слов будет собираться опыт всей нашей жизни. Не только того момента, когда мы молимся, или ближайших времен, но постепенно из самых далеких глубин нашего прошлого всплывут воспоминания, всплывет опыт, и эти слова облекутся в плоть. Когда мы сначала на них смотрели, они были как мертвые кости – и вот они обрастают плотью.