Текст книги "Тайные стражи империи"

«А давно ли они уехали?»,– поинтересовалась Агата.

«Да уже с час как!»,– ответил он. В это время раздался звонок, и толпа народа ринулась в фойе. Агата, поблагодарив швейцара, поспешила к своим саням.

Увидев её одну, Войков и Кузьмич дружно спросили: «А где же Варя и Гришка?». «Варя поссорилась с Гришкой и уехала с Сосновским час назад. Нам надо их догнать!», – взволнованно сообщила Агата. «Но, дочка, стоит ли так переживать? Доктор Сосновский уважаемый и порядочный человек»,– с сомнением спросил Михаил. «Отец, поверь, надо ехать за ними!»,– тихо сказала Агата. А Войков, посмотрев в глаза дочери, не стал спорить, и сани тронулась обратно.

Они ехали уже довольно долго, а экипаж с Варей и Сосноским всё не попадался им по пути. Все понимали, что дорога была одна, и разминуться они не могли. «И надо было, лошадь запросто так гнать! Всё равно их уже след простыл. Пока мы домой доедем, они уже в своих постелях десятый сон видеть будут», – ворчал Кузьмич. Агата понимала, что он был недоволен тем, что ему не удалось угоститься рюмкой, другой водки в трактире, пока бы они с отцом, как он рассчитывал, были в ресторане.

Вдруг Агата почувствовала нестерпимую боль. Казалась, она заполнила всё её существо. Она изо всех сил вцепилась в край телеги. Боль отхлынула так же внезапно, как и пришла. Осталась только тоска и пустота, точно такие же, как после смерти старухи Софьи.

35

«Варя!», – поняла Агата. Ей хотелось закричать во весь голос, завыть, но она сдержалась и только стиснула зубы.

Её спутники, не заметили состояния девушки, так как были очень увлечены интереснейшим разговором. Войков рассказывал Кузьмичу, что есть такие машины, на которых люди могут летать как птицы. И называются такие машины самолёты* 1.Кузьмич только посмеивался и говорил: «Шутить изволите, Михаил Иванович! Какие такие самолёты? Да где это видано, чтобы человек как птица по небу летал. Ну, уж нет! Мы лучше по грешной земле ходить будем. Так то сподручнее».

Звёздочка бежала медленной рысью, Кузьмич освещал керосиновым фонарём путь в темноте. Внезапно неподалёку раздалось тревожное конское ржание. Разговор тут же прервался. «А ну-ка, Кузьмич, посвети, посмотрим, что там такое», – тревожно сказал Войков. «Говорил я вам, не к добру тот ворон был»,– проворчал Кузьмич, поднимая фонарь повыше. «Ну, будет тебе ворчать», – осёк кучера Войков.

Вскоре они увидели пустой экипаж, в который была впряжена лошадь. Лошадь громко ржала и пыталась выпутаться из упряжи. Экипаж был пуст.

«Поехали Михаил Иванович отсюда поскорее. Не ровен час, лихие люди нападут, а с нами барышня. Никого ведь не пощадят!», – дрожащим голосом произнёс кучер. «Да ты что, Кузьмич, а если людям нужна помощь? А если бы с тобой случилось несчастье?», – пытался воззвать к совести Кузьмича Войков.

В это время, Агата схватила фонарь, который кучер поставил рядом с собой, спрыгнула с телеги и быстрым шагом направилась к пустому экипажу. Войков и Кузьмич поспешили за ней. Агата остановилась около экипажа и начала поглаживать лошадь по холке, что-то ей нашёптывая. Когда Войков с кучером подошли, лошадь уже успокоилась, и только тихо ржала. Кузьмич быстро освободил её от упряжи, приговаривая: «Эх, ты сердешная!». Затем, обернувшись к Войкову, сказал: «Хорошая кобылка! Породистая! Дорогая! Таких, запросто так посреди леса не бросают!».

Между тем, Агата внимательно осмотрела брошенный экипаж, затем обошла около него, словно чего-то, ища, потом нагнулась, посветив себе фонарём. «Отец, Кузьмич!»,– раздался её дрожащий голос. Когда Войков с Кузмичём подошли к ней, то увидели рядом с коляской на снегу кусок пёстрой ткани. «Это Варина шаль»,– прошептала Агата, поднимая её. Все словно застыли в немом молчании.

«Да что же здесь случилось! Где Варя и Сосновский? Ума не приложу, где их искать! Видно надо нам возвращаться в город за помощью. Дело, похоже, не шуточное!», – нарушил молчание Михаил. Кузьмич, насупив брови, кивнул. Агата же, молча, прижимая к лицу Варину шаль, пошла в лес, не разбирая дороги. Войков и Кузьмич сначала кричали ей вслед, зовя вернуться, затем побежали за ней, но никак не могли догнать. Вроде бы и шла девушка не то чтобы очень быстро, а расстояние между ней и отцом с кучером никак не ументшалось.

36

Наконец, Агата вышла на небольшую лесную полянку и остановилась как вкопанная. Когда Войков и Кузьмич догнали девушку, их обуял ужас. Они перекрестились. Даже Михаил, особо не веривший в Бога, сотворил крестное знамение. Агата стояла как статуя, её рука вместе с фонарем дрожала.

Перед ними предстала страшная картина. На снегу лежали бесчувственные тела девушки и мужчины. Это были Варя и Сосновский. Варя лежала навзничь, раскинув руки. Её глаза были широко открыты. Рыжие волосы покрыл иней. Варина шубка была распахнута, а на шее, груди и животе растекались кровавые пятна. Даже при беглом взгляде на девушку было понятно, что она мертва. Сосновский лежал на животе, повернув голову набок, в правой руке его что-то посвёркивало. В это время из-за тучи вышла жёлтая луна и освятила холодным светом поляну.

Вдруг, в тишине раздался тихий стон. Он вывел Агату, Войкова и Кузьмича из ступора. Стонал Сосновский. Все, тотчас, бросились к нему.

Когда все склонились над доктором, то почувствовали довольно сильный водочный запах. «Да он пьян, что ли?», – тихо произнёс Михаил.

Рассмотрели, предмет, который он сжимал в руке. Это был хирургический скальпель. Всё пальто, рукава Сосновского и сам скальпель были залиты кровью.

«Пресвятая Богородица! Да ведь он и есть убивец!», – перекрестился Кузмич.

«Возможно, Кузьмич, возможно. Теперь дело за полицией. Знаю одно, пока злодей не ответит за смерть этой девочки, не будет нам покоя!».

«Истинно, так!»,– подтвердил Кузьмич, затем, достал из тулупа платок и вытер набежавшую слезу.

«Да ведь что ж деется, Михаил Иванович. Девочка ведь, совсем. Только жизнь начинала. Ладно, я, старый хрыч, потоптал землю. А она? За что?», – тяжело вздохнув, кучер, и ещё раз вытер глаза. «А каково её родителям будет? У меня самого дочь. Нет ничего страшнее на свете, чем потерять ребёнка. Если бы была она жива, вышла бы замуж, родила бы Луке Аверьяновичу и Матрёне внучат, и не прервался бы род. А теперь?».

Михаил молча махнул рукой, смахнул слезу и подошёл к дочери.

Агата стояла возле тела подруги, судорожно сжимая в руках её шаль. Её всю трясло, из глаз текли слёзы, но она, казалось, их не замечала.

Войков обнял дочь за плечи и сказал: «Ты поплачь, дочка, поплачь, легче станет! А сейчас пойдем, я тебя в экипаж посажу!». Агата взглянула на отца своими бездонными глазами, в которых застыло горе и сказала: «Если бы только я могла её отговорить ехать в театр! Если бы только мы успели!».

«Не вини себя, дочка! Ты не могла знать, что Варю убьют», – тихо сказал Михаил, и, взяв дочь за руку, повёл её к распряженному экипажу. Агата только разрыдалась. Усадив дочь, Михаил укутал её одеялом, и сказал:

«Агата, ты должна быть сильной. Сейчас мы поедем обратно в город.

37

Нужно отвезти тело Вари и сдать полиции Сосновского. Скорее всего, нас будут опрашивать, как свидетелей. Тебе нужно будет вспомнить всё, о чём вы говорили накануне с Варей».

Агата кивнула, и вдруг произнесла уверенно: «Сосновский не убивал! Он трус, негодяй, но не убийца!». Войков удивлённо посмотрел на дочь, покачал головой и сказал: «Агата, ты не можешь этого знать. На то и есть полиция, чтобы разбираться в таких делах!»,– и, подошёл к Кузьмичу.

«Вот, что Кузьмич, надо ехать в город. Помоги ко мне дотащить Сосновского до наших саней. Туда же положим тело Вари, а сами поедем в их экипаже». Кузьмич кивнул, и они взялись за дело. С трудом, осторожно, Михаил разогнул онемевшие от мороза пальцы Сосновского и вытащил скальпель, завернул его в платок и спрятал в карман. Затем они с кучером пытались привести Сосновского в чувство, отхлестав его по щекам и тормоша, но тот только стонал.

Из пальто Сосновского выпала фляга. Кучер поднял её, отвинтил крышку, понюхал и сказал: «Клопами пахнет, Михаил Иванович!».

Войков тоже взял флягу, понюхал и заключил: «Коньяк!», – и спрятал флягу в карман, там, где лежал скальпель.

Наконец, они подняли Сосновского, и, вдвоём, ухватив его под руки, потащили к саням. Сосновский оказался неожиданно тяжёл. Вдвоём они еле справлялись.

Вдруг, Кузьмич споткнулся, выругался, но устоял на ногах и заявил:

«Михаил Иванович, тут какая-то бутылка!». Войков озабоченно сказал: «Надо её обязательно забрать, но сначала давай дотащим доктора». Они с трудом дотащили Сосновского до саней, взвалили его на них. Кузьмич прочной верёвкой связал ему руки и ноги и пояснил Войкову: «Для порядка!».

Вернувшись к месту преступления, взяв фонарь, и, посвятив себе, Михаил нашёл злополучную бутылку. Это оказалась пустая бутылка из-под водки. Водка была самая дешёвая. Такую продают в каждом кабаке.

Бутылка была передана Кузьмичу, с приказанием, надёжно припрятать.

Затем, тело Вари так же было перенесено и аккуратно уложено рядом

со связанным Сосновским. Михаил, тяжело вздохнув, прикрыл лицо девушки шалью.

Кузьмич вновь впряг породистую кобылку в экипаж. Михаил сел на козлы, экипажа взял вожжи в руки. Кузьмич натянул поводья Звёздочки и они тронулись в свой скорбный путь.

Всю дорогу Агата думала о Варе. Почему она не успела её спасти? Как же так случилось, что она погибла? Варя, такая живая, весёлая, полная планов на жизнь? Почему именно она стала жертвой страшного преступления? А иной ничтожный человечишка, приносящий своим близким и окружающим только горе и страдание, живёт долго, и ничто его не берёт. Многим, многим, он сломает жизнь. Почему так происходит? Нет ответа. Но вправе ли мы судить? Одно она знала точно. Она обязательно найдёт убийцу. 38

Такими мыслями была занята головка Агаты, пока они добирались до города.

Немезида

Когда они вновь въехали в Н-ск, была уже глубокая ночь. Остановились у полицейского управления*1. Отец Агаты и Кузьмич принялись изо всех сил стучать в дверь. Наконец, дверь со скрипом отворилась и показалась заспанная физиономия жандарма*2. Жандарм был толст, лыс и усат. Недовольно нахмурив брови, он грозно сказал: «Что это вы господа хорошие, шум по ночам устраиваете? В кутузку захотели? Так я это вам живо устрою!».

Кузьмич заробел, а Михаил сказал спокойно: « Позвольте представиться Михаил Иванович Войков. У нас дело нешуточное. Убийство молодой девушки, подруги моей дочери, Агаты. Возвращаясь из города, мы с кучером и дочерью увидели её экипаж и тело. Она была зарезана. С ней ехал некий доктор Сосновский. Его мы обнаружили рядом с телом. Он был пьян и без сознания. В руке у него был скальпель, одежда в крови. Мы с кучером связали его и привезли сюда. Тело девушки также в телеге».

Сон у жандарма как рукой сняло. Он очень резво, для такого грузного человека подошёл к телеге, убрал шаль с лица Вари, внимательно осмотрел тело девушки, затем презрительно глянул на связанного Сосновского. Тот видимо начинал приходить в себя, что-то бормотал под нос и пытался приподняться. Вдруг Павел Капитонович резко привстал, открыл глаза. С удивлением посмотрел на свои связанные руки и ноги. Когда же он увидел тело Вари лежащее рядом с собой на телеге, крик ужаса вырвался из его горла. Он начал судорожно пытаться освободиться от верёвок, которыми его надёжно связал Кузьмич, выкрикивая при этом: « Что же это? Не, я, это, не я! Освободите немедленно!». Вскоре, поняв, что его попытки тщетны, он перестал рваться, и злые слёзы потекли из его глаз.

Жандарм задумчиво посмотрел на него и сказал почти добродушно: «Ну, ну господин Сосновский, что вы так буянете! Во всём разберёмся!». Сосновский, притих, услышав свою фамилию. Затем, жандарм подошёл к Павлу Капитоновичу, развязал ему ноги, легко, как ребёнка приподнял, поставил на землю, и, подталкивая в спину, препроводил в участок. Кузьмич в след пробормотал что-то вроде: «Дал же Бог силушки человеку!».

Через какое-то время жандарм возвратился к Войкову, Кузьмичу и Агате. Подкручивая, свои усы он сказал: «Я вам так и не представился. Штаб-ротмистр*3 Великанов». Кузьмич и Войков переглянулись, мол, фамилия соответствует. Михаил, в свою очередь представил своих спутников. Великанов же заявил: «Ну, вот что, господа хорошие, благодарю, что злодея задержали, однако от вас потребуются показания. Мы должны выяснить все подробности этого страшного дела!

39

Жду вас завтра в участке». Войков, Кузьмич и Агата подтвердили свою готовность сообщить всё, что только они знают. Вдруг, Войков, хлопнул себя по голове, и сказав: «Чуть не забыл!», – достал из кармана флягу и что-то завёрнутое в платок и сказал: «Вот это мы нашли у Сосновского!».

Великанов оживился. Он достал из своего кармана белые полотняные перчатки, аккуратно их надел, повертел в руках флягу, понюхал её и изрёк: «Коньяк, причём дорогой и хороший». Затем, так же аккуратно развернул платок, и, увидев скальпель со следами крови, издал возглас: «Вот это да! Вот это улика! Всем уликам улика!». Чёрные небольшие глаза его заблестели охотничьим азартом.

Михаил пояснил, что скальпель был в руке Сосновского. Затем, Войков позвал Кузьмича, и, забрав у него, пустую бутылку из-под водки, передал её Великанову. Когда тот спросил, откуда ещё и бутылка, Михаил сказал: «Нашли, господин штаб-ротмистр неподалёку от брошенного экипажа!». «Ну, господин Войков! Улики помогут изобличить злодея! Спасибо за содействие!», – поблагодарил Великанов.

Тут Агата подошла к штаб-ротмистру, заглянула ему в глаза и сказала: «Обещайте, что не осудите невиновного!». Тот замер, а затем тихо произнёс: «Будьте покойны, барышня!». И, словно выйдя из ступора, обернулся к Михаилу и деловито сказал: «Да, и ещё! Тело вашей знакомой надобно отвезти в морг Земской больницы. И родителям её сообщить, чтобы прибыли на опознание. В больницу вас сопроводят мои жандармы. Переночевать можете у нас в участке».

Михаил заявил, что беспокоится не стоит, переночуют они в больнице, тем более, что Агата там работает, как работала и Варя на добровольных началах и её, как и покойную, все знают. Что же касается родителей Вари, то скорбную весть о смерти дочери им сообщит Кузьмич, как только рассветёт, он поедет в деревню.

Великанов кивнул, кликнул двоих своих жандармов, дежуривших в участке, и они увезли тело Вари. На душе у всех было тяжело. Вскоре они подъехали к воротам Земской больницы. Тут же сбежались дежурные врачи, сёстры милосердия. Все они повидали немало человеческого горя, были привычны к смерти, но гибель Вари их поразила. Вёсёлая, жизнерадостная девушка была всеми любима. Многие женщины плакали навзрыд, а мужчины утирали слезу. Даже санитары морга, пришедшие за телом Вари тяжело вздыхали. Потом, все начали расспрашивать Войкова, Кузьмича и Агату что же произошло. Кузьмич отмалчивался, Войков же ограничился тем, что рассказал о задержании Сосновского, заявив, что далее всё будет решать следствие.

Агату закидали вопросами, а между тем она еле держалась на ногах от усталости и горя. Девушка заявила, что ей нечего добавить к тому, что рассказал отец. Наконец, Сашенька Селиванова, всех пристыдила, заявив, что такое большое горе, что довольно вопросов, что сейчас всем надо отдохнуть, так как завтра тяжёлый день. Присутствующие были с ней согласны, но расходиться не спешили. 40

Они были взбудоражены страшной смертью Вари. Да ещё главным обвиняемым был доктор Сосновский, который работал в больнице, и которого все прекрасно знали. Одни не верили в его причастность к убийству. Другие, напротив, считали, что человек он скрытный, непростой, и, вполне мог убить. У Агаты нестерпимо болела голова. Она хотела только одного, поскорее лечь в постель, забыть весь этот кошмар. Хотела, чтобы всё оказалось лишь страшным сном, а завтра утром она проснётся и Варя будет жива, и всё будет хорошо. Но умом она понимала, что Варя мертва, и, она уже никогда не услышит её смех, не поговорит с ней, не увидит её живую. А ещё её мучил вопрос, куда делся Гришка Климов.

Вдалеке показался главный врач больницы, Павел Иванович Константинов. Шуба на нем была распахнута. Он шёл очень быстро. Его маленькие короткие ножки то и дело утопали в снегу, но он, казалось, не обращал на это внимание. Подойдя к своим подчинённым, он еле переводил дыхание. С ним поздоровались. В ответ он только махнул рукой, сказав: «Знаю, всё знаю! Горе, большое горе!». Константинов утихомирил персонал, приказав всем возвращаться на свои рабочие места. Потихоньку, переговариваясь, сокрушённо качая головами и вздыхая, народ разошёлся. Приблизившись к Агате, Войкову и Кузьмичу, Павел Иванович заметил в каком девушка состоянии. Он ласково приобнял Агату за плечи, заявил, что им всем надо немного поспать, завтра будет очень печальный и тяжёлый день, и он приглашает их разместиться у себя дома.

Нужно сказать, что Агата была ему благодарна. Ей не хотелось ночевать в больнице, где всё напоминало о Варе, а гостиницы в столь поздний час были закрыты. До дома Павла Ивановича доехали быстро. Константинов жил в довольно симпатичном и добротном доме из красного кирпича с резными балкончиками. Его жена, Зинаида Фёдоровна, невысокого роста, сухонькая женщина, встретила гостей очень радушно, и порывалась приготовить им ужин, но всем было не до еды. Узнав о смерти Вари, хозяйка дома расплакалась. Выпив капли, и успокоившись, она отвела гостей в их комнаты.

Агата думала, что, как только ляжет в постель, то тотчас уснёт. Но, не тут-то было. Сон сразу улетел. Она вспоминала своё видение, которое случилось с ней, когда Варя была у неё в гостях. Она видела её смерть. Сначала она видела, как какая-то чёрная тень убивает девушку, нанося ей удары скальпелем. Затем, она видела, как эта же тень оглушила Сосновского, плеснула на него водкой, и вложила в руку окровавленный скальпель. Но вот чья это тень, Агата разглядеть не могла. И, самая последняя картинка её видения, это два тела, мёртвое Вари и бесчувственное Сосновского. Агата чувствовала, что Сосновский является ключом к тому чёрному человеку, который убил Варю. Но сам он не убивал. Она лежала, глядя в окно на звёздное небо. По верованиям древних египтян, когда умирал фараон, на небе появлялась новая яркая звезда. Откуда она это знала, Агата не помнила. Просто знала и всё. «Надеюсь, Варя, ты станешь той звёздочкой,

41

которая будет освещать людям путь»,– прошептала девушка.

У Аристарха Петровича Новосильцева, следователя сыскной полиции*4, день не заладился с самого раннего утра. Ещё не рассвело, как он был разбужен громким, настойчивым стуком в дверь. Нужно сказать, что накануне он засиделся допоздна в ресторане с университетскими товарищами и позволил себе лишнего, уж больно вино было хорошее. А еда, так и вовсе выше всяких похвал: уха из стерляди, оливье с нежнейшим мясом перепёлки, молочный поросёнок с хреном, копчёная осетрина, икра. Аристарх Петрович даже крякнул от удовольствия. Он любил хорошо покушать, хотя полным человеком его никак нельзя было назвать.

Было Аристарху Петровичу лет сорок. Он был средней комплекции, среднего роста, и вообще какой-то неприметный. Черты лица его были правильные, но не яркие, не запоминающиеся, волосы тёмно-русые. Одним словом, на улице каждый второй человек подходил под это описание. Нужно сказать, что внешностью своей Аристарх Петрович очень гордился. Она помогала ему в работе. Работе же своей он был предан фанатично. Именно она помогла ему пережить пять лет назад смерть любимой жены. Детей у них не было. В нынешнее время он состоял в нежных отношениях с вдовой купчихой. Дама она была приятной во всех отношениях, но, он как, дворянин, считал, что она ему не ровня. Жениться, по крайне мере в ближайшем будущем, он не собирался. Отношения без обязательств его устраивали.

Аристарх Петрович, отогнал остатки сна, сел на кровати и схватился за голову. Голова болела нестерпимо. Новосильцев накинул халат, выпил воды из стакана, и, пробурчав: «Кого там чёрт принёс в такую рань!», – пошёл открывать дверь.

На пороге стоял молоденький белобрысый жандарм по фамилии Ничипоренко. Аристарх Петрович прекрасно его знал. Судя по физиономии Ничипоренко дело, было нешуточное.

« Господин следователь сыскной полиции! Я с донесением от штаб-ротмистра Великанова!», – гаркнул Ничипоренко. Аристарх Петрович болезненно поморщился и сказал: «Ну, что ты голубчик, так кричишь! Оглушил, ей-богу! Что стряслось?».

«Виноват!», – смутился Ничипоренко и продолжил. «Убийство! Зверское убийство! Молодая девушка зарезана скальпелем. Тело найдено в лесу. Рядом лежал пьяный до бесчувствия некий доктор Сосновский со скальпелем в руке. Доктор был препровождён в участок! Тело девушки отправили в морг Земской больницы».

«Так! Страсти, прямо, какие»», – задумчиво сказал Новосильцев и потёр виски. «А скажи-ка, братец, кто обнаружил тело, и опознана ли девушка?»,– задал вопрос Аристарх Петрович.

«Так девушку и Сосновского нашли знакомые. Учитель Войков Михаил Иванович с дочерью своей, Агатой и кучер Кузьмич. Они и сказали, что девушка эта Архипова Варвара, дочь старосты из их деревни».

42

«Интересно, очень интересно», – произнёс Новосильцев прошёлся по комнате, заложив руки за спину, затем распорядился: «Ты, вот что, братец! Дождись меня! Я сейчас соберусь, и мы вместе поедем в управление!».

Выпив порошок от головы, и одевшись, Аристарх Петрович почувствовал себя гораздо лучше. Выйдя на мороз и садясь в экипаж, он понял, что головная боль совсем прошла. «Вот и хорошо!», – решил Новосильцев «По-видимому, дельце предстоит сложное и прелюбопытное!».

Управление походило на развороченный муравейник. Словно потревоженные муравьи носились туда – сюда люди, несмотря на столь ранний час. Великанов встретил его на лестнице. Коротко поздоровавшись, Новосильцев пригласил его в свой кабинет.

Вытерев платочком, пот со лба Великанов произнёс: «Ну, Аристарх Петрович, скажу я вам, давно в нашем городе такого зверского убийства не было! Ну, по пьяни покалечат или убьют друг друга мужики, но чтоб такого! Последнее злодейское убийство почитай, как лет пять назад было совершено Душителем, не к ночи будь помянут!». Сказал и тут же осёкся. Ведь именно от рук Душителя пять лет, назад погибла жена Аристарха Петровича. Но Душитель получил своё, и давно лежит в могиле.

Услышав про Душителя, Аристарх Петрович побледнел, но быстро взял себя в руки и бесстрастным голосом произнёс: «Душитель, как известно, убивал свои жертвы удавкой, а тут скальпель. Да ещё доктор этот без чувств с окровавленным орудием преступления. Не нравится мне всё это! В этом деле всё не так. В любом случае нужно допросить свидетелей!».

«Тут тоже всё не просто! Почему девушка поехала с Сосновским? С ним ли она приехала из деревни, и с какой целью ей нужно было попасть в город? И был ли в экипаже Сосновского кучер?»,– произнёс Великанов.

«Да!», – задумчиво потёр лоб Аристарх Петрович. «Кругом одни вопросы!».

«А позвольте-ка Игнат Петрович ознакомиться с уликами».

Великанов кивнул, достал ключ из кармана и открыл сейф, достал оттуда полотняный платок, и, аккуратно разложил его на столе. Взору Аристарха Петровича предстали фляга из-под коньяка, пустая бутылка из-под водки и скальпель с запёкшейся кровью. Попросив у Великанова перчатки, Новосильцев натянул их на руки, тщательно расправил на пальцах и внимательнейшим образом начал изучать улики. Сначала он просто прохаживался возле стола, впившись глазами в предметы. Затем, стал брать в руки каждую вещь, вертя её в руках и так и эдак. Наконец, после тщательного осмотра, он обратился к Великанову: «А не кажется ли вам, Игнат Петрович, что Сосновского нам будто на блюде подают! Вот, мол, Вам «Джек-Потрошитель»*5».

«Кто?», – удивлённо переспросил Великанов.

«Ах, да, вы не знаете!»,– рассеянно сказал Новосильцев.

«Мой университетский товарищ, с которым я вчера встречался, только что приехал из Лондона. Так вот, представьте себе, там у них завёлся злодей!

43

О нём пишут во всех английских газетах. Там его называют «Джек-Потрошитель». На его счету уже несколько зверски зарезанных женщин!».

«Не приведи Господь!», – перекрестился Великанов, – и заинтересованно спросил: «А злодея то поймали?»

«Увы, мой друг, увы!», – покачал головой Новосильцев.

Великанов расправил усы, а затем сказал: «Ну, к нам в глухомань этот изувер вряд ли заберётся. А вот какой-нибудь сумасшедший, прочитав про него, вполне мог ему подражать! И это очень скверно, потому что в таком случае он будет продолжать убивать».

«Браво, Игнат Петрович, вы читаете мои мысли! Но не всё так просто. Дело в том, что Джек – Потрошитель убивал проституток, перерезая им горло и вспарывая живот. Тут же, как я понимаю, убита совсем молоденькая, невинная девушка». Великанов кивнул.

«А позвольте вас спросить, Игнат Петрович, вы осматривали тело?», – спросил Новосильцев.

«Только мельком Аристарх Петрович!», – ответил тот.

«Куда и как были нанесены удары?»

«Сбоку, в спину, в грудь, в живот, шею. По моему разумению, убийца бил как попало. Я не врач, но, по-видимому, лишь последний удар в шею оказался смертельным», – подвёл итог Великанов.

«А ведь, если убийца врач, то он должен точно знать, куда именно нанести удар, чтобы сразу убить жертву», – задумчиво сказал Новосильцев.

«И, ещё, зачем человеку, который пьёт дорогой коньяк, пить дешёвую водку, тем более, что коньяка во фляге было предостаточно. Вот когда мы найдём ответы на все вопросы, тогда мы и найдём убийцу!».

«Но, ведь бутылку мог обронить какой-нибудь проезжающий пьяный кучер», – заметил Великанов

«Неубедительно, Игнат Петрович, неубедительно. Бутылка, как я заметил, была тщательно вытерта. Вряд ли это сделал Сосновский».

«И то, правда, как же я не заметил»,– кивнул Великанов, присмотревшись к бутылке.

«А теперь меня очень интересует господин Сосновский. Надеюсь, он пришёл в себя и его можно допросить. Я хочу это сделать как можно скорее». Великанов кивнул, и, вызвался присутствовать на допросе. Покинув кабинет, они вместе отправились в камеру, где содержался доктор.

Сосновскому снился страшный сон. Вернее поначалу сон был приятный. Он гуляет под руку с Матильдой по бульвару. Стоит прекрасный тёплый летний день. У Матильды в руках огромный букет алых роз, который источает упоительный аромат. Матильда улыбается ему, своей очаровательной улыбкой, от которой у неё на щёчках появляются ямочки.

Вдруг, налетает ледяной ветер. Сосновскому становится холодно, очень холодно. Он смотрит на Матильду, а она уже не улыбается, а хохочет. И от этого хохота у Павла Капитоновича кровь стынет в жилах. Внезапно он

44

понимает, что перед ним не Матильда, а Варя, деревенская девчонка-

сестра милосердия из больницы, влюблённая в него как кошка. И находятся они в лесу. Варя что-то зло выкрикивает, плачет, убегает от него. Он пытается её догнать, но никак не может. Потом страшная боль разрывает его голову. И приходит тьма. Когда он пробуждается от тьмы, то видит, что Варя мертва, и, лежит рядом с ним на каких-то санях. От ужаса он хочет крикнуть, но не может. «Это страшный сон, всего лишь сон», успокаивает он сам себя.

Вдруг, слух Сосновского уловил противный скрип. Звук был настолько неприятным и дисгармоничным, что он заткнул ладони ушами и рывком сел на кровати. Дело в том, что Павел Капитонович имел абсолютный слух, он неплохо играл на рояле и имел приятный баритон, чем очень гордился, не упуская случая спеть в обществе, чтобы покорить дам.

Открыв глаза, он увидел, что находится в небольшой комнате, стены которой были выкрашены в светло-серый цвет. Краска во многих местах слезла. Вверху было маленькое оконце с решётками. Сам он лежал на койке, ножки которой были привинчены к бетонному полу. Вокруг царил полумрак, но Павел Капитонович разглядел массивную железную дверь, именно от неё и исходил неприятный скрежет, по-видимому, её кто-то открывал.

«Да, что же это? Да где же я?», – пробормотал Сосновский, потирая виски.

В это время дверь широко распахнулась, и взору доктора предстали два человека.

Насколько Павел Капитонович мог рассмотреть в полумраке, один из них был среднего роста и средней комплекции, а второй был грузен, лыс и усат, и был ему смутно знаком. «Где же я его видел?», – задал себе вопрос Сосновский, и, никак не мог на него найти ответ.

«Следователь сыскной полиции Аристарх Петрович Новосильцев!»,

– представился господин средней комплекции.

«Штаб-ротмистр Игнат Петрович Великанов», – представился усатый толстяк.

«Ну, а вы, как я полагаю, Павел Капитонович Сосновский», – подытожил Новосильцев.

Сосновский кивнул, поглядел на них растерянно, и сказал: «Господа, я не понимаю, как и за что я здесь оказался».

Новосильцев и Великанов переглянулись. Аристарх Петрович прислонился к стенке, скрестив руки на груди.

Великанов же стремительно подошёл к Сосновскому и схватил его за грудки. Нужно сказать, что вид у Игната Петровича был угрожающим. Он тряс Сосновского изо всех сил, угрожающе рыча: «Ты мне всё расскажешь, ты мне убивец всё расскажешь, как ты Варю Архипову убивал!».

При этих словах, Павел Капитонович, не сопротивлявшийся вовсе, а болтавшийся как тряпичная кукла в руках Великанова, вдруг напрягся и вцепился в его руки.

45

Совершенно спокойным голосом он сказал: «Значит, Варя правда умерла.

Её убили. Я думал, что это всего лишь кошмар. А теперь он оказался явью! Но я не убивал эту девушку. На мне достаточно грехов, но греха убийства нет!».

«А я вам верю!», – вдруг раздался голос Новосильцева. Аристарх Петрович сделал знак Великанову, и тот отпустил Сосновского. Затем, Новосильцев постучал в дверь камеры. Тут же дверь открылась и показалась участливая физиономия Ничипоренко. «Вот что, голубчик, принеси-ка нам три чая с лимоном»,– сказал Аристарх Петрович, и, обернувшись к Сосновскому, продолжил: «Побеседуем, сударь, и беседа у нас будет долгая. Вы должны до мельчайших подробностей вспомнить, что происходило в тот вечер. От этого зависит ваша судьба, да и сама жизнь».

«Я всё расскажу, всё вспомню, пусть только он уйдёт»,– кивнул в сторону Великанова Павел Капитонович.

«Ничипоренко! Будь добр, два чая и лампу, темно тут!», – распорядился Аристарх Петрович, незаметно подмигнув Великанову. Ничипоренко побежал выполнять приказание, вслед за ним вышел Игнат Петрович.

Оставшись наедине с доктором, Новосильцев сел за небольшой столик, напротив койки и участливо поглядев на Павла Капитоновича, сказал: «Я вас не тороплю. Прежде всего, вам надо успокоиться. Тогда легче будет вспоминать». Сосновский молча одной рукой массировал висок, а другой держался за затылок.