Текст книги "Путь"

11

В шесть утра он поднялся с постели. Сомкнул ли он глаза в эту ночь? Помнит только бессонницу. Хотя – минуточку! Что-то приснилось. Вроде была какая-то потасовка между ним и Керимой в присутствии дядюшки Халиля, который не обращал внимания на происходящее. Значит, все-таки он немного поспал. Холодно. Но будь мужчиной до конца, иначе какой смысл в этих позерских заявлениях, что ты преступник из преступного рода.

Включил лампу и сразу же увидел перчатку с правой руки. В замешательстве и страхе уставился на нее. Значит, выбросил дубинку с левой перчаткой, а об этой забыл. Вернулся с ней на берег, шел по Гезире, бежал за большим лимузином, переходил улицы, размахивал ею перед Сави, когда разговаривал с ним. Сабир смотрел на нее с растущим беспокойством: на ее коричневой поверхности, прямо посередине, виднелось пятно крови. Что оно тут делает? Какие еще следы оставил он за собой? Неужели провалится хорошо продуманное дело? Надо все-все проверить. Осмотреть кровать, одеяло, простыню самым тщательным образом. Но это не успокаивало. Он тревожно осматривался, а глаза ничего не видели. Зато от глаз полицейских ищеек ничего не скроешь. Решил избавиться от перчатки. Прихватил ее вместе с полотенцем и мылом и пошел в туалет. В карман пижамы сунул маленькие ножницы. Начал резать улику на кусочки и каждый из них отдельно смывал в унитаз. Один клочок обронил на пол. Подобрал и продолжил работу. Потом умыл лицо и вышел. В коридоре увидел Али Сурейкуса. Тот приветствовал его:

– Доброе утро, господин Сабир. Раненько вы сегодня встали.

Проклятье! Каким ветром тебя занесло сюда? Постоялец в 13-м номере встал необычно рано. Это единственное, что было необычным, господин офицер. Проклятье. Скверное начало, ничего не скажешь. А вытер ли он пол там, где валялся обрывок перчатки? Черт его побери, он уже в туалет прошел. «Когда я вошел туда после него, увидел пятно, похожее на кровь, возле унитаза», скажет он следователю. Сабир стоял, не сводя глаз с двери в туалет. Наконец она открылась, и Али Сурейкус вышел. Увидев Сабира, спросил:

– Что-нибудь угодно, господин Сабир?

Сабир, ничего не ответив, бросился в туалет. Осмотрел как следует пол и вернулся в комнату. Заметив, что слуга не ушел, сказал, как бы оправдываясь:

– Мыло забыл.

– Оно у вас в левой руке было,– улыбнулся Али. Вот беда! Он вымученно засмеялся и сказал:

– Вот что значит вставать спозаранок, не выспавшись. На рассвете меня разбудил какой-то шум, а потом заснуть не удалось.

Плохо, плохо начался день. Хотя преувеличивать опасность не стоит. Одеваясь, он досконально просматривал вещи. Вспомнил старого Халиля на постели, и его пробрал озноб. Попытался себя успокоить: убийства совершаются каждый день и часто безнаказанно. Уехать в Александрию? Сама мысль об этом – безумие. Одевшись, он еще раз осмотрелся – кажется, не упустил ничего. Вроде все в порядке с костюмом, а спокойствия нет. Эти псы в швах разыщут то, чего и в голову не придет. А не надеть ли другой костюм? Сдать этот в паровую чистку. Но во что его завернуть, чтобы не привлекать внимания? Не станет ли костюм объектом расследования сегодня после полудня? Стало совсем не по себе, тем более что ему хотелось бежать из гостиницы до того, как начнется расследование. Решил, что это важнее самого костюма. Бросил последний взгляд на комнату и тихо сказал:

– Не предай меня.

Вышел. Дядюшка Мухаммед Сави уже склонился в утренней молитве. Он уселся в салоне вместе с редкими постояльцами. Съел легкий завтрак. Пока ел, появился Али Сурейкус и торопливо протянул ему что-то.

– Вы это забыли, господин Сабир. Бумажник! Выпал, пока он осматривал пиджак.

– Очень тебе признателен, Али,– сказал он, давая ему десять пиастров.

– Нашел его возле ножки кровати,– пояснил слуга. Вскрываются ошибка за ошибкой. А сколько еще нераскрытых? Слепая сила раздевает тебя по частям. Она же тебя и выбросит голым, в чем мать родила. И ведь, по сути дела, твоя мать и есть подлинный убийца дядюшки Халиля. А звук, который он издал после смертельного удара, был похож на хрип его матери в последнюю ночь. И так же исчез, растворился в ночи.

Сабир заметил среди постояльцев мужчину, который улыбнулся, едва их взгляды встретились, и вдруг сообразил, что губы выдают его, они предательски шевелились, вторя его мыслям. Еще одна оплошность. Он больше не мог выносить вида опостылевшего салона и вышел на улицу, где тут же наткнулся на нищего.

Таха, краса моих славословий…

Припомнил его мерзкую внешность с отвращением и подумал, стараясь не глядеть в его сторону: «Кто знает? Может, он счастлив, живя восхвалениями пророка?» Мухаммед Сави, должно быть, сейчас поднимается на крышу, отпирает дверь квартиры, стучится в спальню. Дядюшка Халиль! Вы проснулись? Вставайте, дядюшка Халиль! Уже восьмой час. Тут он осторожно приоткрыл дверь, заглядывает украдкой… дядюшка Халиль… Боже милостивый… о Господи, спаси нас… Али… Али… дядюшку Халиля убили… спасите… полиция. Когда-то исчезла моя мать, и мой отец ее не нашел. Исчез мой отец, и я не нашел его. Пусть же и это счастливое исчезновение станет моей судьбой. Если минует беда, пусть Керима придет в твои объятия, а с ней и все, что сделает жизнь счастливой и спокойной. Он шел без цели, куда вели его улицы и переулки. Когда ходьба утомляла, он присаживался в кафе, чтобы дать отдых ногам. Ничего не замечая вокруг. Один раз поднял голову и увидел над зданием Верховного Суда огромный зонт тучи. Он очнулся и подумал: это дыхание Александрии. Сердце сдавила грусть, и больше не было глаз, которые не видели, и ушей, которые не слышали. Безумно захотелось встретиться с Ильхам. Когда перевалило за полдень, он пошел в «Витр Куан». Ему казалось, словно он впервые попал сюда, но в тот же миг, как он увидел девушку, внезапно нахлынуло желание во всем признаться ей. В ее голубых глазах мелькнуло удивление.

– Не знаю, зачем я здороваюсь с тобой, когда ты меня избегаешь,– сказала она, справившись с минутным замешательством.

– Вот и сейчас молчишь, не ищешь оправданий,– добавила она, вглядываясь в его лицо.

– Дела замучили. Устал ужасно.

– И даже не позвонил.

– Да, и не звонил. Отложим этот разговор. Дай сначала насмотреться на тебя, я так соскучился.

Обедали молча. Она то и дело поглядывала на него. А у него в голове вертелось: «Таха, краса моих славословий, ясноликий…» Подумал – до чего сильна была его решимость встретиться с ней, а сама встреча – не более чем временное прибежище среди бури. Она улыбается, хотя пожимает руку, обагренную кровью. От грусти перед вечной разлукой наворачиваются слезы.

– Да, у тебя действительно утомленный вид.

– Вчера я видел его,– вяло произнес он. В ее глазах вспыхнул интерес.

– Твоего брата?

– Сайеда Сайеда Рахими. Значит, ты достиг своей цели?

Он рассказал ей, как все произошло, почти с досадой.

– Вполне возможно, что это он и был,– сказала с надеждой Ильхам.

– Но вполне возможно, что и не он.

– Когда же мы сможем считать этот вопрос закрытым? – с мольбой в голосе спросила она.

– Да я его таковым и считаю.

– Ты в самом деле так устал?

– Все последние дни непрерывные встречи, сложные переговоры.

– С людьми от твоего отца?

– Да.

Ильхам попробовала сменить минорную тональность встречи и с лукавой улыбкой спросила:

– И даже не нашел времени подумать обо мне?

– Что ты! Я непрерывно думаю о тебе.

– И к чему привели тебя эти раздумья?

Когда же ты признаешься во всем и освободишь себя от лжи?

– Ты не высказываешь своего мнения, а ведь в последний раз мы говорили о новой работе в Каире, – допытывалась Ильхам.

– Ну как же! Ни на минуту не забывал, – откликнулся Сабир, хотя в голове была только мысль признаться ей во всем.

– Несмотря на твою занятость?

– Я изучаю этот вопрос со всех точек зрения. Рухнул последний бастион сопротивления. Он вдруг сказал:

– Ильхам, я люблю тебя. Люблю всем сердцем. Но я тебе лгал.

Она посмотрела на него с недоумением. – Когда и в чем ты мне солгал?

– Я лгал только потому, что надеялся спасти любовь.

– Ничего не понимаю.

– Я сказал тебе, что ищу брата, а на самом деле разыскиваю отца.

– Отца!

– Ну да.

– А как ты его потерял? Та же история, что и у меня?

– Нет. Все предыдущие годы я верил тому, что он умер. И только на смертном одре мать призналась, что он жив и я должен его найти.

– Ничего страшного я в этом не вижу. Стоит ли терзаться из-за такого пустякового обмана.

– Но дело в том, что я не богач, за которого себя выдавал. Все, что у меня есть, это несколько фунтов. Мать была очень богатой, и жил я как знатный человек. А потом не осталось ни миллима. От нее мне достались только брачное свидетельство и фотография отца, чтобы я мог подтвердить наше родство. Кроме этого я ни на что не гожусь.

Ее ясные глаза потемнели. А как бы она реагировала, если бы он признался, чем занималась его мать и откуда их доходы.

– Я вижу, ты расстроена.

– Нет. Хотя, надо признаться, ты меня огорошил.

– Я недостоин тебя. И не прощу себе, что обманывал тебя.

– Я хорошо понимаю, почему ты не сказал мне сразу всей правды.

– Хуже всего то, что ты увлеклась непорядочным человеком.

– И твоя любовь – тоже обман?

– Нет, ни в коем случае! Я всем сердцем люблю тебя. Она вздохнула.

– Значит, любовь заставила тебя сознаться во лжи?

– Конечно, так.

– И ты от всей души раскаиваешься?

– Но именно поэтому я должен покинуть тебя.

– Но почему же, Господи? – выдохнула она.

– Банкрот, безродный, без профессии.

– Отсутствие денег не так уж важно, это временно. Ты не нужен родне, ну что ж, и мы в них не нуждаемся. Но я верю в то, что ты на многое способен.

– Сомневаюсь. Нет диплома, нет образования, опыта работы. Поэтому единственная надежда на отца.

– И отец тебе все это заменит?

– Мать объяснила мне, что он знатная персона, занимает видное положение в обществе.

Она неуверенно сказала:

– Но объявление, фамилия, телефонный справочник…

– Да. Я теперь не верю, что он вельможа. Такие люди известны. В Каире его нет. Это, правда, не означает, что он не может быть известной личностью в той или иной провинции.

– Но ведь ты вчера его видел?

– Так мне показалось. Но я больше ничему не верю.

– И сколько ты еще намерен ждать?

– Я больше не хочу терять время ни на поиски, ни на ожидание.

– И что потом?

– Не знаю. Все пути для меня перекрыты. Но мне следует вернуться в свой город. Буду искать любую работу или покончу с собой.

– И еще утверждаешь, что любишь меня, – сказала Ильхам, кусая губы, чтобы не расплакаться.

– Да. Всем сердцем.

– А сам думаешь об отъезде или самоубийстве.

– Я чувствую, что зашел в тупик.

– Но ты же любишь меня. И я тебя люблю.

– Ни на что я не гожусь. Зачем я тебе такой? – с трагической обреченностью проговорил Сабир.

– Не отчаивайся, наберись терпения. Я тебя не оставлю. – Мечтал найти отца и тебя необдуманно увлек своими иллюзиями.

– Работа! Вот что решит нашу проблему. – Но я же говорил, что ничего не умею.

– Дай мне время подумать, и все будет в порядке. А преступление, которое я совершил? Нет, уже не в нашей власти повернуть события вспять. Слишком поздно. Признание погубит все. Но и вечно носить маску невозможно.

– Нет, не получится так, как нам хочется.

– Дай мне денек-другой, – решительно сказала Ильхам. – И не принимай никаких решений до нашей следующей встречи. Я знаю, чего хочу.

Ну скажи ей, кем была твоя мать. Скажи, что ты вчера натворил. Скажи, что ты кровью обручен с другой. Признайся, что тебе хочется заорать так, чтобы земля задрожала.

12

А вот и полицейские, окруженные толпой зевак. Как и представлял себе в течение всего дня. Итак, старик умерщвлен, преступление обнаружено, идут поиски убийцы. Пути к бегству отрезаны. Уйми эту дрожь, держи себя в руках, хоть умри. Пусть навсегда забудется невидящий взгляд старика. Забудь о том звуке, который он издал, умирая. Возвращение в гостиницу тяжко и страшно, как признание в содеянном. Даже план, который уже выполнен, снова мысленно обсуждается, словно еще не приведен в исполнение. Надо было съехать из гостиницы за неделю до преступления. Сам черт тебя надоумил. Да что уж теперь? Иллюзии могут только с ума свести. Кто бы поверил? В разгар этого ужаса голос нищего продолжает свои славословия. Он протиснулся сквозь толпу зевак. Дорогу преградил полицейский. Сабир удивленно спросил:

– Что произошло? Я постоялец этой гостиницы. На пороге появился Мухаммед Сави. Лицо его было бледно, на нем застыло выражение страха. Указав на Сабира, он чуть слышно произнес:

– Пусть войдет.

– Что случилось, дядя Мухаммед? – взволнованно спросил Сабир.

– Дядюшку Халиля убили, – ответил тот со слезами в голосе.

– Убили?!

– Нашли его в постели убитым, будь прокляты злодеи. В вестибюле Сабир увидел полицейских и репортеров. На месте Халиля сидел следователь, а справа от него, на обычном месте Керимы, еще один мужчина. Следователь корпел над какими-то бумагами, целую стопку которых он держал в руках. По другую сторону стола застыл один из постояльцев. Тот, что сидел на месте Халиля, чем-то напомнил Сабиру отца на фотографии. Внезапный интерес к этому человеку почти отвлек его от беспокойства, которое его не покидало. Но тут же обнаружил, что мужчина довольно молодой, а когда присмотрелся, понял, насколько безосновательной была его фантазия – никакого сходства с отцом. Остаться здесь или пройти в свой номер? После короткого колебания направился к себе, но его остановил тот, что сидел на стуле Керимы:

– Подождите, пожалуйста, в салоне.

Он прошел в правый угол зала, где сидела группа постояльцев. Подсев к ним, спросил:

– Что произошло?

– Нашли дядюшку Халиля убитым.

– Как это случилось?

– Кто знает? Пришли следователи, задержали нас всех для допроса. Провели осмотр и полный обыск.

Послышались сдавленные рыдания. Он посмотрел в левый угол и увидел Кериму. Она сидела между старухой лет семидесяти и еще более дряхлым мужчиной. Как это он ее не заметил, когда входил? Как себя вести с ней? После некоторого колебания он подошел и тихо произнес:

– Крепитесь. У вас еще вся жизнь впереди.

Она не ответила. Сидела, закрыв лицо ладонями. Он вернулся на свое место, грустно качая головой. Правильный ли ход он сделал? Не похожа ли эта старуха на мать той девочки из Анфуши? Что там в головах у следователей? Не расспрашивали ли они о постояльце из тринадцатого номера? Не начали ли проявлять к нему особый интерес? Разбираются ли они в преступниках так, как он разбирается в ночных девицах? До смерти ненавидит их всех. Он обернулся к сидящим рядом.

– Ну и что потом?

– Вы-то ждете всего ничего, а мы тут с утра сидим.

– А других постояльцев уже опросили?

– Да, и отпустили их. А наш черед еще не наступил. Допросили его жену, ее мать и дядю.

– Но ее же не было в гостинице, насколько я знаю. Тут же упрекнул себя за поспешность. Человек ответил:

– Хотя бы и так. Тут начались всякие сюрпризы. В шестом номере обнаружили массу наркотиков. Арестовали постояльца. А в третьем номере скрывался профессиональный вор.

– О! Может, это он…

– Возможно. Все зависит от мотивов убийства.

– Грабеж, ясное дело.

И снова раскаялся в своей несдержанности. Лучше помалкивать. Но как узнать, нашли они улики – прямые или косвенные – в комнате Халиля или в его номере? Выглядит так, что никому до него нет дела. Хоть бы переброситься парой слов с Керимой. У нее-то есть что ему сообщить. Вышло совсем не так, как он себе все представлял. Проклятье! Когда наконец заткнется этот кошмарный нищий? «Обычно каждый месяц в это время я отправляюсь в гости к маме. Украдены деньги и драгоценности. Али Сурейкус при мне закрыл окна. Потом я сама заперла квартиру. Нет… ни о каких врагах не знаю». Почему этот человек напомнил мне фотографию отца? Сидящий рядом сказал:

– Но мы-то ведь невиновны. Пусть преступники волнуются.

– А я вам скажу, тут не так выразишься, не то скажешь – неприятностей не оберешься.

– Ну уж, невиновного на виселицу не отправят.

– О-хо-хо…

Но, может, как раз виновный и спасется. Твоя мать и человек, сбежавший в Ливию. Возвращение в гостиницу – чистейшее безумие. Нужно было действовать по другому плану. На пути к объекту всех твоих помыслов – Кериме – встали преградами судьба и правосудие. Твоя нужда в отце не исчезла, но опасность сделала ее еще более экстренной.

Вызвали следующего. Наконец и Сабир очутился на стуле перед следователем. Ненавидя его всеми фибрами души, он преисполнился решимости победить его.

– Сабир Сайед Сайед Рахими,– протянул он удостоверение личности, которое следователь внимательно изучил.– Я примерно месяц проживаю в этой гостинице, можете убедиться в этом по журналу регистрации.

Нет, ничем не похож он на отца, хотя с первого взгляда мелькнуло что-то общее.

– Проснулся как обычно. Оделся, спустился в салон, позавтракал и ушел.

– Ну, не совсем как обычно. Проснулись вы очень рано.

– Я не встаю по утрам в какое-то определенное время. Не раз просыпался и спозаранок.

Слуга утверждает, что сегодня вы встали необычно рано.

– Значит, он меня не видел, когда я поднимался рано в другие дни.

– Ничего необычного не слышали ночью?

– Нет. Вернувшись в гостиницу, сразу же лег спать и проснулся только утром.

– Ничего не привлекло вашего внимания после того, как проснулись?

– Нет.

– А когда вы увидели слугу Али Сурейкуса?

– Когда вышел из туалета.

– Ничего в нем странного не заметили?

– Нет, он был таким, как всегда.

– Ну а с вами не произошло ничего достойного упоминания?

– Нет.

– А разве бумажник свой не забыли?

– Ах, да, было такое. Мне его Али Сурейкус принес в салон.

– Как вы реагировали на это?

– Как? Доволен был, конечно.

– А еще что?

– Ничего.

– Вас не удивила его честность?

– Может быть, точно не могу сказать. Возможно, и в голову не пришло.

– Очень естественно как раз подумать об этом.

– Возможно, я немного и удивился.

– Немного?

– Ну да. Обычное удивление.

– До какой степени, по-вашему, честен слуга?

– Ничего дурного за ним не замечал.

– Где вы находились с тех пор, как покинули гостиницу и вплоть до возвращения?

– Просто гулял по городу.

– Без работы – это ясно из удостоверения. Но и без друзей?

– Здесь у меня нет друзей.

– А в какое время вы покинули гостиницу?

– Часов в десять утра.

– А вернулись?

– В полночь.

– Не днем, как сегодня?

– Нет.

– Раньше так бывало?

Зачем же ты, вопреки плану, изменил привычное поведение?

– Разок-другой.

– Здесь никто этого не припоминает.

– Зато я помню.

– Раз или два раза?

– Скорее пару раз.

– И как вы обычно проводите день?

– Гуляю. Я в Каире впервые, поэтому любая часть города обладает для меня прелестью новизны.

– И что вы обнаружили по возвращении?

– Вот тут я увидел Мухаммеда Сави. А Али Сурейкус стоял возле моего номера.

– И что он?

– Спросил, не нужно ли мне чего-нибудь, и ушел.

– Никого из постояльцев не встретили?

– Нет.

– Вчера где вы провели время между десятью часами утра и полуночью?

– До обеда бродил по улицам.

– Где обедали?

– В бакалейном заведении «Свобода» на Клот-беке.

– Несколько странное место для человека из высокопоставленных кругов.

Стараясь скрыть переполнявшую его ненависть к этому человеку, Сабир ответил:

– Я его нашел по приезде в город, когда не знал, куда податься. Потом привык к нему.

– Что потом?

– Прошелся по набережной.

– В такую-то погоду? Сабир усмехнулся.

– Я александриец.

– Потом?

«Витр Куан»… Нет. Иначе притянут Ильхам. Фильм, который шел в «Метро», я смотрел еще в Александрии.

– Сходил в кино.

– Когда?

– На шестичасовой сеанс.

– Что за фильм?

– «Над облаками».

– А после девяти?

– Как обычно, гулял. Чтобы убить время, проехал на автобусе до конечной остановки в Гелиополисе.

Убить! Зачем такое страшное слово выбрал?

– А где поужинали? Ага! Осторожно.

– В кинотеатре «Метро» съел сандвичи, сладости.

– Ни с кем не встречались?

– Нет.

– Никого не знаете в Каире?

После мгновенного колебания поправился:

– Я связался с начальником отдела объявлений в газете «Сфинкс» по личному делу. Но это не та связь, которую можно считать знакомством в общепринятом смысле.

Ошибка? Не потянется ли нить к Ильхам?

– Почему вы переехали из Александрии в Каир?

– Туристическая прогулка.

– И все-таки, согласитесь, эта гостиница не подходит для богатого туриста.

– Подходит с точки зрения экономии денег.

– Выходит, вы стеснены в средствах?

– Конечно.

– И никакой иной цели для этой поездки, кроме туристической?

Круг сужается. Здесь уже изворачиваться не стоит. О таких вопросах ты не подумал, когда разрабатывал планы.

– Личные дела, связанные с отцом.

– Нельзя ли поподробнее об этом?

– Семейное дело.

– Расскажите, какой вы располагаете собственностью.

– Только наличными деньгами.

– Никакой недвижимости, земли?

– Только деньги.

– Ваше местожительство в Александрии – то, что указано в удостоверении, или изменилось?

Да… Расследование. Святой Даниил. «Каннар». Бусейма Омран. Загонят тебя в угол вопросами о наследстве.

– То, что указано.

– В каком банке ваши деньги?

– В банке?

– Ну да. В каком банке вы держите вклады?

– Ни в каком.

– Где же вы их храните?

– В… в кармане.

– В кармане? Не боитесь, что украдут? Со скрытой злостью, продиктованной отчаянием, он процедил:

– Их немного осталось.

– Но в вашем документе указано, что вы человек с достатком, владелец частной собственности.

– Было так, то есть до того, как я обанкротился.

– И что вы предприняли, чтобы обеспечить себе будущее? Нельзя долго тянуть с ответом. Брошу вызов правдой. Или вопреки истине?

– Я разыскиваю отца. В этом мое будущее.

– Ищете отца?

– Да. Мы расстались, когда я был еще в колыбели. Поэтому семейная история не настолько важна, чтобы о ней тут упоминать. А когда я обанкротился, не нашел иного выхода, как искать его.

– Есть какая-нибудь идея относительно места его пребывания?

– Нет. Я рассчитывал на объявление в газете.

– Так, может быть, это и есть подлинная причина вашего переезда в Каир?

– Может быть…

– И на сколько же вам хватит ваших денег?

– Максимум на месяц.

– Разрешите? – Следователь протянул руку. Сабир вручил ему бумажник, густо покраснев. Потом мрачно принял его обратно.

– Ну, а когда кончатся деньги?

– Я уже начал подыскивать работу.

– А какая у вас специальность?

– Никакой.

– Так о какой работе может идти речь?

– Что-нибудь по торговой части.

– Вы полагаете, работу найти легко!

– У меня друзья в Александрии. Трудностей с этим вопросом не будет.

– Вы не задолжали за проживание в гостинице?

– Нет. Я заплатил за неделю вперед.

– А как вы вообще нашли эту гостиницу?

– Случайно. Просто искал недорогую.

– Ни с кем не были здесь знакомы?

– Нет.

– Но, несомненно, познакомились со многими?

– Мухаммед Сави, Али Сурейкус…

– И дядюшка Халиль. Я имею в виду покойного Халиля Абу Наджа.

– Разумеется.

– Что вы можете о нем сказать?

– Очень старый и очень добрый.

– Верно. И все же нашелся такой, кто безжалостно убил его.

– Это очень печально.

– Вы знали, где он жил?

Проклятье! Врать нельзя.

– В мансарде, я полагаю.

– Но не уверены?

– Нет.

– А откуда это предположение?

– Али Сурейкус, кажется, упомянул.

– Возможно, вы сами его спросили об этом?

– Может быть.

– А почему спросили?

– Не помню сейчас точно. Но между нами обычное дело поболтать, когда он заходит в номер, чтобы обслужить.

– Другие вопросы вы ему задавали? Сердце дало сбой, когда отвечал:

– Возможно. Я не помню всех своих вопросов. Ничего не значащая болтовня всегда была по утрам.

Он чувствовал, что его подталкивают в ловушку, из которой трудно будет выпутаться. Но следователь неожиданно спросил:

– Вам нечего больше заявить, чтобы помочь следствию?

– Нечего.

Вы можете нам еще понадобиться потом. Так что не выезжайте, не предупредив нас.

– К вашим услугам, эфенди. Непродуманным был план. Рассчитанный на дураков. А попытка удрать вообще безумие: неусыпное око будет следить за каждым твоим шагом. Надо проанализировать все вопросы и ответы, чтобы понять истинное положение вещей.