Электронная библиотека » Наина Куманяева » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 7 мая 2020, 14:00


Автор книги: Наина Куманяева


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава шестая
Колченогий

Мне суждено было провести тяжелую ночь.

Я не смогла заснуть – мысли мои были поглощены выстрелами, раздавшимися в саду. Поведение Кауфманна явно свидетельствовало о том, что всю эту историю пытались затушевать, но мне было неясно, делалось ли это потому, что удалось захватить беглеца, или же ему удалось благополучно спастись.

В ту пору я и не предполагала, что моего гостя могли просто застрелить.

О себе я не беспокоилась, меня беспокоила мысль об участи моего незнакомого соотечественника. Я надеялась, что ему удалось спастись, и искренне желала, чтобы ему удалось осуществить свою задачу и уведомить меня об этом, тем самым избавив от необходимости выполнить возложенное на меня поручение, которое мне было совсем не по душе.

Несмотря на запрещение судьи, я решила доискаться до правды. Я надеялась, что мне удастся хоть что-нибудь выведать от одного из молодых офицеров, расположенных ко мне, и я надеялась, что мне завтра же удастся приступить к расспросам.

И, приняв это решение, я, наконец, заснула. Мне привиделся ужасный сон. Мне казалось, что я лечу по узкому бесконечному каменному коридору и что меня преследует огромный хромой мужчина, размахивающий в воздухе синим конвертом. Преследователь настигает меня, я слышу его тяжелое дыхание, и я просыпаюсь с испуганным воплем. Моя комната залита светом, а в дверь стучится прислуга Фрида: «Уже семь часов, фройляйн!»

Я спешу одеться и спуститься вниз к завтраку, рассчитывая после него засесть за работу. С послеобеденной почтой в Берлин должна уйти рукопись, и я до обеда работаю с фрау Кауфманн. Обычно после завтрака я садилась за пишущую машинку, а она диктовала мне. Затем мы вместе исправляли написанное, а по вечерам я переписывала.

Госпожа Кауфманн обладала способностью диктовать очень ясно и вразумительно, совершенно не испытывая необходимости менять построение фразы или подыскивать слова. Но в это утро она была необычайно рассеяна.

Что мог ей сказать вчера вечером доктор? Ко мне она была внимательна как обычно, и я готова была уже объяснить себе ее состояние тем, что она была не удовлетворена развитием действия в своем романе.

За обедом тяготевшая над нашим домом тайна не прояснилась, о происшествии минувшей ночью вообще не упоминалось. Судья Кауфманн имел беседу с одним из своих прибывших из Берлина коллег и целиком был поглощен политическими сообщениями. Он прочел нам целую лекцию о преступлениях сербов и заверял нас, что австрийцы будут реагировать на их деяния должным образом и воздадут им по заслугам.

После обеда он, по обыкновению, отправился поспать. Его примеру последовала и жена, а я села за просмотр очередной главы. Фрау Кауфманн редко выходила в жаркие дни из дому, и поэтому я сказала ей, что охотно возьму на себя труд доставить рукопись на вокзал, полагая, что после скверно проведенной ночи мне будет полезно прогуляться. К тому же дорога в Визенхольм была очень людной, и я рассчитывала, что мне удастся повстречать кое-кого из знакомых и, быть может, узнать что-нибудь о происшествиях минувшей ночи.

Поэтому я в половине четвертого покинула дом и направилась по тенистой липовой аллее вниз в городок.

Стоял чудесный солнечный день, воздух был напоен ароматом лип. Я медленно спускалась вниз с холма, любуясь раскинувшейся предо мной живописной панорамой.

После обеда городок снова оживает. У дверей магазинов и лавок стоят их владельцы, приветливо здороваются со мной, уделяют внимание каждому прохожему.

После пребывания в одноцветной серой русской провинции мне все это кажется очень милым, и в тот солнечный день я была очень далека от мысли, что в последний раз вижу и городскую площадь, и старинное здание ратуши, и гостиницу «Под вечной лампой». По пути мне попадаются офицеры в тугих высоких воротниках, внимательно оглядывающие всех проходящих женщин, денщики с продуктовыми корзинами, пастор в черном одеянии, супруга бургомистра в платье, вышитом черным бисером, наконец, начальник гарнизона, престарелый полковник Дернер, направляющийся в своей коляске в замок.

Этот мирный городок нисколько не походил на место, в котором могла разыграться ужасная трагедия. А то, что здесь разыгралась какая-то трагедия, я чувствовала.

Я прошла мимо аптеки и собиралась уже завернуть за угол, как аптекарь, краснощекий юноша, подбежал ко мне и объявил:

– Простите, сударыня, что беспокою вас, – сказал он, – но прибыли капли для фрау Кауфманн, и я полагал, что, быть может, вы захватите их с собой…

Аптекарь Лахвиц всегда был в курсе всех новостей, и так как у меня времени было достаточно, то я прошла за ним в аптеку. Мне не пришлось нарушить запрет судьи, потому что аптекарь, не дожидаясь с моей стороны расспросов, поспешил сам открыть огонь.

– Какая суматоха поднялась вчера в замке, – заявил он.

– Вы тоже слышали этот шум? – спросила я.

Он улыбнулся.

– А разве есть люди, которые не слышали его? Разве только мой глухой сосед ничего не слышал. Все решили, что объявлена война, но я то знал, что это всего-навсего лишь ложная тревога.

– Вобщем такие истории, если к ним не привыкнуть, могут нагнать страху, – заметила я.

– Да, – заметил аптекарь, передавая сверток, – мы окружены врагами и должны быть всегда настороже. Вот поэтому и приходится проверять свою подготовленность к выступлению. Помните, как сказал старый Фриц…

Я не стала дослушивать изречения Фридриха Великого, меня в гораздо большей степени интересовало то обстоятельство, что официальное объяснение ночного происшествия уже успело распространиться по городу.

На обратном пути на городской площади я столкнулась с Соней фон Кломпе, чей на редкость несимпатичный муж, майор генерального штаба, служил в Визенхольме.

Из всех женщин, проживавших в городке, Соня была единственной, обращавшей внимание на свою внешность и свой туалет. Она была по происхождению румынкой, была молода и красива и одевалась с таким вкусом, что являлась предметом зависти всех остальных офицерских жен.

– Наталья, дорогая, ты сегодня выглядишь восхитительно, – воскликнула она со свойственной ей живостью, – твоя шляпа обворожительна, неудивительно, что все молодые офицеры влюблены в тебя. Руди фон Линц только и говорит, что о тебе… Вчера за столом…

– Глупости! – перебила я ее. – Руди очень милый юноша, но он чересчур сентиментален. Если ты не спешишь, пойдем со мною на вокзал. Я должна отправить письмо и боюсь опоздать.

– Охотно, дорогая, – ответил Соня, переходя на французский язык. Немецкий язык был ей не по вкусу и при малейшей возможности она переходила на французский. – Как поживает наша дорогая «жорж-санд»? Я видела сегодня нашего милого судью, он направлялся к коменданту, и у него был отчаянно важный вид. Кстати, ты в курсе того, что произошло сегодня ночью?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Все, что я могу тебе сказать, сводится к тому, что ночью меня разбудил отчаянный шум, немало меня напугавший. Доктор фон Кауфманн говорит, что это была учебная тревога.

Соня презрительно рассмеялась.

– И ты веришь в эту сказку?

– Мне приходится верить, потому что я не знаю другого объяснения. Что же произошло?

– Говорят, сбежал один из заключенных.

Я вздрогнула. Быть может, мой земляк все же спасся?

– Об этом тебе рассказал твой муж?

Она откинула голову и звонко расхохоталась.

– Конечно нет. Фриц вообще никогда ничего мне не рассказывает. Я узнала об этом от моей горничной Анны, которой рассказал денщик моего мужа. Я спросила об этом Фрица, но он велел мне молчать и сказал, что все это – чепуха. И все-таки я продолжаю верить в это.

– Почему? – вырвалось у меня. Мы как раз подходили к вокзалу.

Соня бросила взгляд на часы и воскликнула:

– Боже, четверть пятого! Я больше не могу провожать тебя. Я обещала к четырем быть у Дернер к бриджу…

И она поспешила к пролетке. Я последовала за ней.

– Почему ты не веришь в объяснение твоего мужа? – повторила я, пытаясь казаться равнодушной.

– Потому, что сегодня в комендатуре произошел отчаянный скандал. Сюда прибыл генерал из соседнего городка Кронсфельда и основательно пробрал бедного Гагенбека. Антуан рассказал моей Анне, что он еще никогда не видел генерала в таком раздраженном состоянии.

И, помахав перчатками, она добавила:

– До свидания, дорогая. И навестите нас, Фриц ведь в вас влюблен.

– Все знают, в кого влюблен Фриц, – шутливо отпарировала я.

Кивнув мне на прощание, она уехала. Ее сообщение несколько обрадовало меня, и я бодро отправилась на вокзал.

Опустив рукопись в отверстие почтового вагона, я отправилась к выходу. В дверях со мною поздоровался господин в штатском. То был майор фон Гагенбек. Я не сразу узнала его, потому что привыкла видеть его в форме гвардейского драгуна. А теперь на нем был ужасный костюм в клеточку, к которому он надел желтые ботинки. В штатском он утратил всю свою привлекательность.

Он подошел ко мне и церемонно поцеловал мне руку.

– Я только что думал о вас, – заговорил он по-русски. – Дорогая фройляйн Наталья, вы единственный человек в Визенхольме, с которым мне жаль расставаться, не простившись.

Итак, Соня была права, узнику удалось бежать. Неужели несчастного майора отрешили от должности? И я подумала о Кауфманнах – для них эта новость должна была иметь особенное значение.

– Но, господин майор, – воскликнула я, – разве вы покидаете нас навсегда?

Он мрачно кивнул головой.

– Да. Я не вернусь в Визенхольм.

Мне бросилось в глаза, что он утратил свойственную ему жизнерадостность. Казалось, что, утратив свой яркий мундир, он одновременно утратил и всю свою предприимчивость. Голос его потерял звучность, и весь он в дурно сшитом костюме совершенно не походил на прежнего майора.

– Майор, мне будет недоставать вас, – сказала я. – Но как неожиданно все это случилось? Вы назначены куда-нибудь комендантом или возвращаетесь к себе в полк?

– Ни то ни другое, – ответил он.

И к моему ужасу лицо его искривилось, и я заметила, как дрожат его усы.

– Ни то ни другое, – хрипло повторил он, – я должен вам признаться, моя дорогая, что я покидаю ряды армии. Мне пришлось… – и отвернувшись, он закончил, – …выйти в отставку.

Пожалуй, в другое время этот крупный мужчина, близкий к тому, чтобы расплакаться, был бы смешон, но сейчас мне было не до смеха. В противопоставлении испытываемого им унижения его обычной веселости было что-то трогательное и трагическое. К тому же его сообщение застало меня врасплох. Было похоже на то, что мой ночной визитер имел большое значение…

– Мне очень жаль, – повторила я, – но что случилось? Неужели этот заключ…

Он предостерегающе поднял руку и поспешил оглядеться по сторонам.

– Вы должны забыть о том, что я вам сказал вчера вечером. Из-за этого и из-за… мне теперь приходится уезжать.

– Это невероятно! – вырвалось у меня.

Он печально кивнул головой.

– Я ухожу из армии по постановлению кабинета его величества… Без расследования, без объяснений…

– Но что вы сделали, что заслужили столь суровое наказание?

– Этого я не смею сказать. Но я заверяю вас, что не сделал ничего, что противоречило бы понятиям о чести. Ведь вы мне верите, фройляйн Наталья?

– Разумеется, – поспешила я заверить его.

– Восемнадцать лет службы – и теперь выброшен, как старая перчатка… Это слишком суровый приговор, – вздохнул он. – Теперь я возвращаюсь в свое имение в Померании и займусь разведением свиней. Вы можете себе представить меня в этой роли?

На мгновение в его голосе зазвучала прежняя веселость.

– И там дома, в Померании, я буду думать: если в Визенхольме все сплетницы и станут чернить мою репутацию, то одна-единственная фройляйн Наталья будет продолжать верить в меня и скажет им, что бедный Гагенбек, быть может, и был глуп, но ничего бесчестного не сделал. Ведь вы поступите именно так?

– Разумеется!

– Ну, вот и хорошо! – сказал он повеселев.

Мы пожали друг другу руки, раздался свисток и майор поспешил в вагон. Когда поезд тронулся, я увидела, как он высунулся из окна и галантно послал мне на прощание воздушный поцелуй.

Я возвратилась обратно в домик коменданта. У подъезда стояла сильная спортивная машина красного цвета. Она была очень запылена и, по-видимому, проделала немало километров. На переднем сиденье растянулся усталый небритый шофер и спал. Очевидно в этом автомобиле кто-то приехал навестить судью, но так как его не оказалось дома, то гость остался ждать в гостиной. Не было дома и госпожи Кауфманн. Я вспомнила о том, что она собиралась пойти на партию в бридж к Дернерам.

Я собиралась подняться к себе наверх в комнату, но внезапно мне пришла в голову мысль воспользоваться отсутствием хозяев и пройти осмотреть сад. Мне следовало побывать в саду, потому что госпожа Кауфманн возложила на меня обязанность заботиться о том, чтобы в доме всегда были свежие цветы.

Поэтому я взяла ножницы и корзину и отправилась в сад.

Я всегда любила цветы, а наш сад был мне особенно дорог. Он разросся и превратился в чудесный парк, в котором имелись прекрасные цветочные клумбы. Поэтому, отдавшись обаянию красок, ароматов и одиночества, я мечтательно прошлась по дорожке, порой срезая приглянувшиеся мне цветы.

Я была счастлива в саду. Мне было двадцать два года, я была романтична, пережила интересное приключение, а теперь мне ко всему этому была еще и доверена тайна, восхитительная волнующая тайна. Я погрузилась мыслями в происшедшее накануне и, решив, что для майора Дроботова и для меня все кончилось как нельзя лучше, счастливо улыбнулась.

Подойдя к клумбе с розами, я наклонилась к цветам и внезапно услышала позади себя резкий мужской голос:

– Как печально, что приходится радоваться жизни в одиночестве, – произнес голос.

Испуганно я отпрянула в сторону и увидела, что за порослью кустарника внезапно вырос крупный мужчина с резкими чертами лица.

– Простите, что вы сказали? – спросила я.

Незнакомец снял котелок и я увидела, что волосы его подернуты сединой и коротко острижены на прусский манер, на висках и на затылке. Тем не менее у него была очень густая растительность, и я обратила внимание на то, что волосы росли у него даже близ скул и в ноздрях. Руки его, походившие на лопаты, также густо поросли волосами. Из-за кустов он был виден лишь по пояс, и внимание мое привлекли его непомерно высокие плечи, длинные руки и сильно развитый торс. Все это в сочетании с его густыми сросшимися бровями, нависшими над внимательными умными глазами, и с густым волосяным покровом делало его похожим на исполинскую человекообразную обезьяну.

– Это цитата, – сказал он, – из «Минны фон Барнгельм». Произведение нашего классика Лессинга. Вам, иностранке, следовало бы поближе ознакомиться с нашей литературой.

Его манера разговаривать и бесцеремонность, с которой он разглядывал меня, внушили мне неприязнь, и поэтому я поспешила сказать:

– Это частный дом. Вам кого-нибудь угодно видеть?

На мгновение его рот скривился, а потом он улыбнулся и сказал:

– Совершенно верно, и богиня Фортуна пришла мне на помощь, послав мне именно вас.

И, произнеся это, он повесил котелок на рукоять своей трости и сложил руки на животе.

– Мне пришлось проделать очень длительную и тяжелую поездку в автомобиле, и все это только для того, чтобы повидать нашего друга, судью фон Кауфманна.

По-видимому, он наблюдал за мной, потому что внезапно он добавил:

– Вы ведь видели у дома мой автомобиль? Отлично, – продолжал он, – почтенного судью я не застал дома, и потому я решаю присесть вот здесь и отдохнуть в тени. Не понапрасну ли я трачу время в ожидании судьи? О нет. Я никогда не сижу без дела, и поэтому я решаю направиться в сад и там богиня Фортуна посылает мне вас.

И, произнеся эти слова, он затрясся всем своим грузным телом в беззвучном смехе.

При этом он не сводил с меня глаз. Меня охватил отчаянный страх, и вдруг я вспомнила слова майора Дроботова: «Если крупный, сильный немец, хромающий на одну ногу, вздумает у вас осведомляться обо мне, тогда будьте начеку. Не дайте в нем зародиться подозрению против вас, а не то… берегитесь!»

Инстинктивно я попыталась взглянуть на ноги незнакомца, но они были скрыты за кустарником.

Тем временем незнакомец продолжал:

– И пока я разгуливал здесь, размышляя об изменчивости человеческой судьбы, я вдруг увидел прелестное олицетворение светловолосой славянской женственности. Вы порхали от цветка к цветку, словно бабочка, погрузившись в свои грезы. – И после легкой паузы он добавил: – И разумеется, эти грезы были грезами невинной и беззаботной юности.

Я тщетно ломала себе голову, под каким предлогом я могла бы освободиться от него и удалиться к себе. Этот человек играл со мною в кошки мышки. Он что-то знал, но что именно?

– Фортуна была очень благосклонна ко мне, потому что я нуждаюсь в вашей помощи, сударыня…

Внезапно он умолк, молчала и я, охваченная страхом.

Он угрожающе опустил руку в карман своего люстринового пиджака и вытащил из нее мужской воротник. То был мягкий в синюю и белую полоску воротник. И он был весь испачкан землей.

Я тут же опознала этот воротник, то был воротник майора Дроботова.

Незнакомец протянул мне его.

– Быть может, вы будете добры, сударыня, и скажете мне, не приходилось ли вам уже ранее видеть такой воротник?

Я напрягла все свои силы и попыталась равнодушно ответить:

– Право, не знаю. Такие воротники носит большое количество мужчин.

– Но не в Германии, – последовало быстрое возражение. – Этот воротник не немецкого происхождения. – И расправив его, он сказал: – Вот видите, какой здесь стежок? Тонкий и аккуратный наредкость старательная подделка под германский военный мундир.

Его толстый палец указывал на стежок.

Но я не смотрела на нитки, мои глаза были прикованы к темному расплывшемуся пятну, впитавшемуся в ткань. И я знала происхождение этого пятна. То была кровь.

Сильным броском вперед незнакомец продвинул свое туловище сквозь кустарник и вырос передо мной во весь свой рост.

Он прихрамывал, и, когда он вышел на дорожку, я заметила, что одна его нога была в бесформенном уродливом ботинке.

Глава седьмая
«До свидания!»

Если бы не внезапное появление Фриды, то мне кажется, мое лицо выдало бы меня. Я окаменела от ужаса. Так значит моего ночного посетителя снова захватили в плен или, быть может, его больше не было в живых? И теперь по его свежему следу охотился этот «колченогий», о котором меня предупреждал майор.

Я не могла забыть странное выражение, которое приобрели глаза Дроботова при упоминании об этом человеке. Я думала о запыленной машине, о мертвецки усталом шофере, – хромой не терял даром времени. Воспоминание о предупреждении, сделанном мне майором, подействовало на меня, как холодный душ: «того, на кого падет подозрение, что он мне содействовал в бегстве, ожидают самые большие неприятности…» И я почувствовала, что уверенность в своей безопасности рушится во мне, как карточный домик.

Появление Фриды выручило меня и дало мне на некоторое время отсрочку. Я не слышала ее приближения и внезапно увидела перед собой ее крупное тело в синем с белым платье. Она споткнулась и упала передо мной, – Фрида, краснощекая здоровая деревенская девушка, была весьма неуклюжа и двигалась словно слон, пробивающийся сквозь джунгли. Я помогла ей подняться на ноги.

– Ах, я так бежала, – воскликнула она, приложив руку к груди, – герр советник сегодня такой нервный. Он ожидает господина в кабинете… – И она поперхнулась.

Я помогла ей отряхнуть платье, чувствуя, что под огнем этих проницательных глаз важнее всего было выиграть время.

– Скажите герру советнику, что я скоро приду, – проворчал незнакомец. – И убирайтесь!

Девушка уставилась на него.

– Но господин советник приказал мне отыскать вас и провести в кабинет…

– Герру советнику придется подождать, пока я приду к нему, – с достоинством сказал он. И повелительно взмахнув тростью, добавил:

– Делайте то, что я вам приказываю, дитя мое.

Его слова напугали горничную и, вытаращив глаза, она пролепетала:

– Но…

– Прочь отсюда!

Эти слова прозвучали резко, словно они были брошены собаке, и в то же мгновение хромой сделал шаг вперед и грозно взмахнул тростью. Бедняжка не стала выжидать, что последует за этим и поспешила убежать.

Тем временем я успела овладеть собой. Теперь я поняла, какая мне угрожала опасность, и была настороже.

Я стояла перед незнакомцем и смело смотрела ему в лицо. Он держал передо мною воротник, но я не обращала внимания на кусочек ткани.

– Доктор Кауфманн не привык к тому, чтобы его не слушались в стенах его дома, – сказала я.

Хромой нахмурился и взглянул на меня.

– В таком случае ему придется привыкнуть к этому. Как и еще ряду самоуверенных особ, проживающих в этом городе.

И, произнося эти слова, он исподлобья бросил на меня испытующий взгляд. То была явная угроза, и мне было неприятно это слышать. Как-никак, я была иностранной подданной и гостьей видного должностного лица в Визенхольме. А кто был этот человек, вздумавший угрожать мне? Его поведение свидетельствовало о его большом влиянии и силе, но все это странно не вязалось с его скромной одеждой, – он одевался так, как одеваются мелкие прусские чиновники.

– Быть может, вам неизвестно, что советник фон Кауфманн является высшим судейским авторитетом этого округа? – спросила я.

Он отвесил мне насмешливый поклон:

– И тем не менее… Так значит, вы не узнаете этого воротника? – сказал он, задумчиво комкая воротник.

– Нет, – ответила я. – Вы, кажется, сказали, что он не германского происхождения?

– Вы ведь видели стежок…

– Я вовсе не знала, что в Визенхольме есть кто-нибудь из иностранцев, – заметила я, – во всяком случае я никого не встречала… Кроме самой себя.

– И тем не менее здесь находился один иностранец, – сказал он, пряча воротник в карман. – Он содержался в замке…

– Но мне казалось, что в замке содержатся только германские офицеры?

– Как общее правило, это действительно так. Это был опасный преступник, убийца, человек, который не останавливается ни перед чем. Он был арестован германскими властями по требованию русского правительства и содержался здесь впредь до…

Говоря это, он не сводил глаз с моего лица. Ни на одно мгновение я не поверила его словам. Мой храбрый майор не мог быть убийцей, в этом я была убеждена. И, чувствуя западню перед собой, я снова стала нервничать.

– Вы ведь знали, что один из заключенных бежал? – добавил он.

Я быстро обдумала положение. Если этот человек действительно был в курсе событий и производил расследование вчерашнего происшествия, то ему должно было быть известно, что я рассказала майору Гагенбеку и фон Кауфманну. Поэтому я призналась, что мне действительно известно о том, что одному из заключенных удалось бежать.

– Разве этот майор, как его звали, Гагенбек, не сказал вам, что бежавший заключенный был русским?

Лишь мельчайшую долю секунды колебалась я. Я не боялась сказать ему правду, но инстинкт подсказал мне, что в этом вопросе кроется западня.

– Нет, – решительно заявила я.

– Так, – задумчиво сказал хромой, – так значит, вы только от меня узнали о том, что бежал ваш соотечественник?

– Да. Именно от вас.

И он, улыбаясь, снова обнажил зубы:

– Как флегматичны эти русские, – воскликнул он медовым голосом. – Какое безразличие! Какое самообладание! Вас, прелестную молодую девушку, будит отчаянный шум, выстрел из пушки и суматоха, и вы узнаете о том, что бежал пленник. Как все это драматично! Можно ли себе представить нечто более волнующее? Неужели это вас не волнует?

Я чувствовала себя в это мгновение жалкой, беспомощной крысой, которую преследует пес. Не обдумывая своего ответа, я решительно заявила, что действительно все это очень взволновало меня.

– И все же, – заметил он, – вы остались совершенно спокойной. Это делает честь вашему воспитанию. Я уверен, что всякий другой на вашем месте, узнав о романтическом побеге из замка и о том, что беглец – ваш соплеменник, тут же засыпал бы вопросами, заволновался бы…

Руки мои горели, я совершила большую ошибку. Разумеется, мне следовало притвориться, что новость изумила меня, но в присутствии этого человека я растерялась и не могла обдумать своего поведения.

– В конце концов, если он находился здесь и знал, что всего лишь в нескольких шагах от него находится его землячка, он мог разыскать и попросить вас помочь ему…

– Как хорошо, что он этого не сделал, – поспешила я воскликнуть, – я бы перепугалась насмерть! Ведь вы сказали, что это был убийца?

– Да. Очень опасный преступник.

– И ему удалось бежать? Я хочу сказать, что ему удалось скрыться от преследователей? Или его поймали?

Лицо незнакомца омрачилось. И снова он пристально взглянул на меня.

– Об этом вам следовало бы спросить своего приятеля майора… майора… – и, щелкнув пальцами, он добавил, – этого идиота коменданта.

Я рассмеялась, несмотря на то, что мне вовсе не было весело.

– Но майор ничего не захотел сказать мне. К тому же он уех…

Великан глубоко вздохнул и глаза его загорелись.

– Да, – проворчал он, и он может быть счастлив, что так легко отделался. Если бы на то была моя воля, я бы упрятал его в самый глубокий каземат в Шпандау и заставил бы его там сгнить заживо. Какой смысл разрабатывать планы, неуклонно идти к цели, не считаясь с могущественным врагом, чтобы в один момент все было спутано каким-то болваном-майором. При одной мысли об этом можно сойти с ума! – воскликнул он, потрясая кулаком.

И, вытащив из кармана огромный цветной носовой платок, он шумно высморкался. По-видимому, эта процедура его несколько успокоила, потому что он протянул руку, и если бы я не поспешила уклониться, то он схватил бы меня за руку.

– Жизнь нелегка, – заметил он смягчившись. – На долю старого калеки выпадает гораздо больше неприятностей, чем радостей. Но у вас я мог бы поучиться. Право, я завидую вашему самообладанию. Это – незаменимое свойство. – Он умолк и снова испытующе поглядел на меня. – Самообладание – великая вещь. Или как говорят янки: «Жизнь хороша, пока чувствуешь свою силу». Пока не чувствуешь слабости. Позвольте пожелать вам приятно провести вечер!

И он отвесил поклон.

– Прощайте!.. – пролепетала я.

– До свидания! – ответил он.

И, надев котелок, он, тяжело волоча за собой свою хромую ногу, направился к дому.

Я осталась в залитом солнцем саду и, взяв свою корзину, обратилась снова к своим цветам. Я поняла, что все еще ничего не знаю о судьбе майора Дроботова, и размышляла над тем, не скомпрометировала ли я себя в глазах незнакомца и не таилось ли в его последних словах замаскированной угрозы. Этот таинственный калека внушал мне страх, и я решила вопреки его многозначительному «до свидания» постараться больше не встречаться с ним.

Я провела примерно еще полчаса в саду, пока до моего слуха не долетел шум отъезжавшего автомобиля. Я поняла, что хромой оставил наш дом. Однако, не будучи в этом уверена, я отнесла цветы на кухню и встретила там Фриду.

– Я как раз собиралась пойти вас искать, – объявила она. – Барин велел мне отыскать вас. Он в кабинете и хочет говорить с вами. Он сказал, чтобы вы пришли к нему немедленно.

Слова прислуги вызвали во мне неприятный осадок. Еще никогда судья Кауфманн не обращался ко мне таким образом. Что мог ему сказать этот человек?

– А гость уже уехал, Фрида? – спросила я.

Облегченно вздохнув, Фрида всплеснула руками.

– Слава Богу, что мы, наконец, избавились от него. Вы бы послушали, как он разговаривал с барином! Он кричал и шумел как турок! Я думала, дело дойдет до драки! И когда меня позвали, чтобы я его проводила, барин был бледен, как полотно. Он подал гостю его шляпу, словно перед ним стоял сам епископ! Жаль, что барыни не было при этом! Она бы осадила эту обезьяну…

Возмущение прислуги развеселило меня. И, направившись в кабинет, я также пожелала от всей души, чтобы госпожа Кауфманн уже была дома.

В этой бурной обстановке ее присутствие подействовало бы успокоительно.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации