Текст книги "Образ новой Индии: Эволюция преобразующих идей"

Получая свой дивиденд, Индия выглядит необычно молодой в окружении стареющего рынка, этакая юная нация со свежим лицом посреди седеющего мира. Количество пенсионеров на земном шаре сейчас – самое большое в истории. Еще в 1980-е гг. главы европейских государств начали открыто беспокоиться о сокращении населения Европы. «Европа исчезает… наши страны пустеют{36}36
  Myron Weiner and Michael S. Teitelbaum, Political Demography, Demographic Engineering, Berghahn Books, 2001.


[Закрыть], – сказал президент Франции Жак Ширак. – Континент становится местом, где “старики живут в старых домах и пережевывают жвачку старых идей”{37}37
  Там же.


[Закрыть]».

Процесс старения населения и сокращения его численности сейчас заметен в большинстве стран развитого мира. По времени он совпадает с индийским демографическим дивидендом, эффект которого будет проявляться до 2050 г. Это открывает для страны новые интересные возможности, поскольку для поддержания благосостояния стареющего общества развитым рынкам придется привлекать трудовые ресурсы из внешних источников. В 2020 г. Индия по расчетам получит дополнительно 47 млн работников. Это почти равно суммарному мировому дефициту. Среднему индийцу будет всего 29 лет, тогда как средний возраст в Китае и США составит 37 лет, в Западной Европе – 45 лет, а в Японии – 48 лет.

Первый признак огромных возможностей нашего человеческого капитала – это рост индийского сектора ИТ-аутсорсинга бизнес-процессов и распространение «трансформационного аутсорсинга» благодаря транснациональным фирмам в разных отраслях. Глобальная значимость страны быстро повышается в силу эффективности ее человеческого капитала – предпринимателей, ученых, инженеров и управленцев.

Индия уже стала вторым в мире по производительности генератором квалифицированных работников. В год в стране выпускаются 2 млн англоговорящих специалистов, 15 000 человек оканчивают юридические учебные заведения и около 9000 получают степень доктора философии. Армия инженеров, насчитывающая 2,1 млн человек, ежегодно пополняется почти на 300 000.

Массив талантливых работников в сочетании с притоком капитала и инвестиций открывает перед нами простор для творчества и инноваций, которые, в свою очередь, ведут к ускорению роста производительности труда и ВВП. В XIX в. это позволило Европе стать центром инновационного производства. То же наблюдалось между 1970 и 1990 гг. на пике демографического дивиденда и в США, где рождались новые высокотехнологичные производства, задававшие в последние несколько десятилетий направление для глобальной экономики. Возможностью стать новой созидательной силой и центром новых знаний и инноваций теперь обладает Индия.

Наша страна является и быстро растущим потребительским рынком для мировой экономики. Индийский средний класс по численности уже больше населения США и двух третей населения Европейского союза. Наш демографический дивиденд должен стать детонатором дальнейшего взрывного роста численности потребителей среднего класса, поскольку поколение бума рождаемости приближается к совершеннолетию, и в течение следующих двух десятилетий индийский средний класс превысит 580 млн человек. В то же время отсутствие иждивенцев откроет новую фазу свободного потребления. Благодаря этим силам, согласно прогнозам, до 2050 г. темп роста Индии будет составлять 5 %{38}38
  Dominic Wilson and Roopa Purushothaman, «Dreaming with BRICs: The Path to 2050,» Global Economics Paper No. 99, Goldman Sachs, October 2003.


[Закрыть]. Для мировой экономической истории это уникальное явление.

«Показатели роста населения в разных регионах настолько различны и несопоставимы, – говорит Ашиш, – что если усреднить их, они не позволят нам делать выводы». Мы сидим в кафе, а через стеклянные стены льется свет послеполуденного солнца. Вокруг нас молодые люди сдвигают столы и собираются в веселые шумные компании. Ашиш осторожно отхлебывает капучино – кофе исключительно горячий.

Чтобы охарактеризовать состояние беднейших штатов Индии – Бихара, Мадхья-Прадеша, Раждастана и Уттар-Прадеша в 1980-е гг. – Ашиш использовал слово «бимару» (с хинди оно переводится как «больной»). «Я прибег к нему, готовя проект для Раджива Ганди, – говорит Ашиш, – оно очень наглядно характеризовало экономические и социальные условия именно этих штатов – они были серьезно “больны”, судя по показателям бедности, образования и здравоохранения». Ашиш также выяснил, что структура населения этих штатов сильно отличалась от южных регионов, а его численность росла гораздо быстрее. В штатах бимару сейчас живет 40 % населения Индии. Экономист Крис Уилсон заметил, что если бы Уттар-Прадеш был независимым государством, он занял бы четвертое место в мире по численности населения.

Эти северные штаты вносят наибольший вклад в рост индийского населения. За последние 30 лет уровень рождаемости в Индии упал на 40 %, несмотря на то, что южная Индия уже вышла на постоянный уровень населения. Как писал Ашиш, «подъемом рождаемости Индия обязана исключительно штатам бимару. У полумиллиардного населения на севере уровень рождаемости почти вдвое выше, чем у четвертьмиллиардного на юге»[23]23
  Крайние значения таковы: в Уттар-Прадеше коэффициент рождаемости составляет 4,7, а в Керале – 1,8.


[Закрыть]. Демографы Тим Дайсон и Мари показали, что если данные по народонаселению «очистить от шелухи», то получатся два четких региона – север, где благодаря высокой рождаемости в следующие 20 лет население останется весьма молодым, и юг, где начинается быстрое старение{39}39
  P.N. Mari Bhat, «Demographic Scenario, 2025,» Study #S-15, Research Projects on India–2025 conducted by Centre for Policy Research, New Delhi, July 2003.


[Закрыть]. К 2025 г. в северных областях население останется очень молодым, с медианным возрастом 26 лет. Но медианный возраст на юге составит примерно 44 года – как в Европе в конце 1980-х гг.{40}40
  Tim Dyson, «India’s Population: The Future,» in Twenty-First Century India: Population, Economy, Human Development, and the Environment, edited by Tim Dyson, Robert Cassen and Leela Visaria, Oxford University Press, 2004.


[Закрыть]

Это означает, что индийский демографический дивиденд является двугорбым, и один из горбов фактически истощен. Первый горб пришел с юга и был «израсходован» в 1970-е гг. в процессе экономического роста на юге и западе Индии, когда детская смертность там начала падать. В северных штатах, однако, детская смертность только начинает снижаться[24]24
  Существование этих двух горбов объясняет, почему дебаты по поводу изменения (на основе данных последней переписи) доли выборных должностей в парламенте оказались такими напряженными. По Конституции доли мест в парламенте и законодательных учреждениях штатов должны корректироваться сообразно данным о численности населения от 2001 г. Но южные районы, ушедшие вперед с точки зрения развития и демографической ситуации, с их низким уровнем рождаемости, не хотят, чтобы штаты с быстрым ростом населения, вроде Уттар-Прадеша и Бихара, получали места за их счет. В соответствии с последней версией закона – Восемьдесят четвертой поправкой 2002 г. – доля мест меняется только внутри штатов, тогда как общая доля мест в парламенте остается замороженной до 2026 г.


[Закрыть]{41}41
  P.N. Mari Bhat, «Demographic Scenario, 2025,» Study #S-15, Research Projects on India–2025 conducted by Centre for Policy Research, New Delhi, July 2003.


[Закрыть].

В результате этот второй, более значительный горб, еще не достиг максимума. Своим существованием он обязан северным штатам, главным образом – регионам бимару. Ашиш установил, что доля одних лишь штатов бимару в росте населения между 2001 и 2026 г. составит около 50 %, тогда как доля юга – всего 12,6 %. Таким образом, в ближайшее десятилетие север окажется на гребне своего демографического дивиденда. Такой шанс упускать нельзя.

Наш дивиденд в виде двойного горба – это серьезная проблема. Чтобы компенсировать старение населения на юге, Индия должна достаточно быстро обеспечить падение детской смертности и получить демографический дивиденд на севере. Промедление может создать пропасть между этими двумя горбами, в которую провалится индийская экономика.

Нам нужно действовать безотлагательно, чтобы воспользоваться сменой демографических «сезонов». Необходимо, в частности, заняться обучением молодежи северных штатов, чтобы подключить ее к процессу роста. Но, как замечает Ашиш, «в социальном плане в этих штатах по-прежнему творится страшный хаос». В Мадхья-Прадеше, например, среди детей младше трех лет 55 % страдают от голода. Это больше чем вдвое превышает аналогичный показатель для Африки южнее Сахары.

Когда речь заходит о дивиденде, демографы не устают повторять: «Шанс – это еще не факт». Страны, как и люди, бывают молодыми только раз. Если не суметь воспользоваться преимуществом, оно обернется недостатком. Демографический дивиденд несет потенциал быстрого роста и инноваций, но, если мы его не используем, он станет потенциалом глубокого социального и культурного краха.

Как говорит Дэвид, «дивиденд превращается в двигатель развития далеко не всегда». Есть страны, которые не смогли извлечь выгоду из своего дивиденда: окно было открыто, но солнце в него так и не заглянуло. Например, страны Латинской Америки, включая Бразилию, не смогли в 1980-е гг. в полной мере использовать аналогичные демографические тенденции. Для большей части Латинской Америки то десятилетие было потеряно в результате гиперинфляции и неэффективной экономической политики. Россия и Куба тоже не смогли использовать выигрыш от позитивного демографического эффекта и большого резерва молодых работников.

Если не удовлетворять потребности молодежной массы, это может привести к нестабильности и к политическому противостоянию. Последствия пренебрежения демографическим дивидендом отчетливо видны во многих странах Латинской Америки, где недовольное население обратилось к социализму и популистским лидерам.

Если Индия не будет проводить эффективную политику в сферах образовании и здравоохранении, создавать достаточное количество рабочих мест и обеспечивать рост доходов, преимущество, связанное с большой численностью молодых работников, быстро обратится в недостаток. Сегодня, однако, всего 13 % молодежи поступают в высшие учебные заведения. В результате Индия уже испытывает дефицит квалифицированной рабочей силы, а компании, желая снизить затраты на оплату труда, переезжают из городов класса B в города класса C.

Трудности в создании достаточного количества рабочих мест уже начались. Значительная доля нашей рабочей силы попадает на слабый, неорганизованный рынок с его пороками в виде сезонной занятости и отсутствия социальной защиты. Чем больше людей вливаются в ряды работников, тем больше растут проблемы долгосрочной занятости. Наша неспособность решить проблемы может превратить дивиденд в кризис. В 1970-е и 1980-е гг. мы уже испытывали похожие трудности, когда безработица и отсутствие мобильности по доходам у индийцев трудоспособного возраста привели к криминализации общества и появлению в стране экстремистских движений, таких как крайне левые наксалиты[25]25
  Наксалиты получили свое название от деревни Наксалбари. Там в 1967 г. возникло крестьянское движение, представлявшее, по словам лидера наксалитов, «первое проявление подлинного маоизма» в Индии.


[Закрыть] и крайне правые «шафрановые» (Баджранг дал). В крупных городах резко возросла преступность. Ключевые игроки преступного мира в Бомбее, например, принадлежали к дискриминированным группам из доведенных до нищеты низших слоев общества. Чхота Раджан был сыном подметальщика-далита, мать Абу Салема зарабатывала на жизнь, скручивая биди, Чхота Шакил вырос в бомбейских трущобах, а отец Аруна Гавли был рабочим-текстильщиком, потерявшим работу в 1970-е гг. во время забастовок. Хотя эти обстоятельства ни в коей мере не оправдывают их действий, они свидетельствуют о том, что озлобленность бедных может иметь высокую социальную цену.

Индии также нужна политика повышения веса женщин в рабочей силе. Экономист Абхиджит Банерджи, работающий в Лаборатории по борьбе с бедностью Массачусетского технологического института, подчеркивает, что повышение уровня образования женщин – эффективный способ улучшения наших социальных показателей, в частности тех, которые относятся к рождаемости и здравоохранению. Образованная женщина, например, будет требовать образования для своих детей, и поэтому, как замечает Абхиджит, «когда вы даете образование женщине, вы фактически даете образование целой семье». Он подчеркивает, что образование усилит участие женщин в трудовом процессе и приведет к развитию группы, которая была до сих пор недостаточно представлена в индийской экономике. Доля женщин среди работников еще довольно низка, она составляет 31 %, а повышение их образовательного уровня «позволит нам гораздо эффективнее пополнять ряды тружеников».

Как только индийский «двугорбый дивиденд» достигнет поры заката, социальные затраты вырастут. Таким образом, сейчас мы вступаем в критически важный для нашей экономики период накопления. Если во время этого демографического окна мы не сможем увеличить доходы, повысить уровень образования и выработку продукции на душу населения, нам не хватит никаких накоплений на период будущего старения. Это наш самый большой и последний шанс.

«Разница между Китаем и Индией, – говорит доктор Бетей, – в том, что Китай ради управления демографическими показателями может позволить себе резкие политические маневры и насилие». Но в Индии демократия затрудняет контроль демографических тенденций. К тому же здесь несколько сильных религиозных и кастовых групп, определяющих результаты выборов. Они могут монополизировать государственные ресурсы и нередко требуют такой политики, которая дает им исключительный доступ к рынкам в виде гарантий трудоустройства и резервирования мест в колледжах.

Таким образом, демография выходит на первое место среди политических факторов в Индии. На этом фоне чрезвычайно важна способность справляться с политическими и культурными разногласиями и не допускать, чтобы борьба за ресурсы между социальными группами не выливалась в открытые столкновения в то время, как в регионах идут демографические сдвиги, а люди в поисках лучшей доли мигрируют и переселяются в города.

Напряжение, возникшее вокруг демографических сдвигов, уже проявляется в активной внутригрупповой риторике партий во многих штатах. Например, Сударшан, лидер индусской организации Раштрия сваямсевак сангх, призывает семьи индусов заводить «дюжину сыновей» – такое количество потомков необходимо, чтобы сохранить ведущее положение в нации и на выборах[26]26
  Сударшан в своих речах часто восхваляет мату, плодовитую женщину, которая имеет много детей. Своих слушательниц он решительно благословляет: «Да будет у вас сто сыновей!»


[Закрыть]. Двойной горб индийской демографии усиливает дисбаланс регионов, поскольку нехватка рабочей силы на юге дает мигрантам с севера преимущества в трудоустройстве. Разные группы населения соперничают, пытаясь обеспечить себя работой и местами в образовательных учреждениях. Дело доходит до открытой вражды: в Махараштре местное население вело агитацию против индийцев, не владеющих языком маратхи, в Дели обсуждалась необходимость удостоверений личности для рабочих, а в Карнатаке местный язык каннада пытались объявить единственным законным языком.

У правительств штатов есть два выбора: либо ради кратковременной популярности раздуть пламя конфликтов, либо разумно решить вопросы найма на работу и приема в учебные заведения, права на родной язык и самобытность в публичной сфере. Им придется выбирать между реформами, облегчающими доступ к работе и образованию, и недальновидной политикой поддержки распрей. Этот выбор станет ключом к тому, сможет ли страна выиграть от появляющегося демографического дивиденда.

Наша демографическая динамика либо послужит основой для эффективной экономики, либо приведет к катастрофе. Воспользовавшись ее преимуществами, мы сможем свести к минимуму наши разногласия и уравнять в правах разные группы. Но если мы потерпим неудачу, наша демографическая кривая приведет к бочке с порохом.

В истории простые мужчины и женщины обычно играли роль статистов. На них смотрели через призму статистики как на толпу. И только недавно, с 1970-х гг., с подъемом производительности труда и появлением экономики, основанной на знаниях, политическая сила людей получила экономическое подкрепление.

Эти сдвиги особенно заметны в Индии. Долгое время правительства считали население пассивом. Массы бедных и неграмотных индийцев были чернью, обузой для страны и предметом беспокойства для остального мира. Сегодня, однако, своим развитием страна обязана человеческому капиталу, а подъем, к примеру, информационных технологий связывается с индийским «народным талантом»{42}42
  Dr. R. A. Mashelkar, «Opening Avenues for Growth of IT, i.e. Indian Talent,» Indian Express, September 2005.


[Закрыть], поскольку предпринимателям и работникам удалось преодолеть барьеры 1990-х гг. и обеспечить рост.

Наш человеческий капитал, таким образом, превратился из тяжкой ноши в огромное преимущество. Правительство начинает понимать, что наиболее важными реформами являются те, которые влияют на качество нашего грядущего демографического дивиденда. Речь идет о политике в образовании, здравоохранении и трудовом законодательстве – именно эти сферы привлекают наибольшее внимание.

Изменение отношения к народу заметно в индийских правительствах даже на высшем уровне. Индира Ганди, говоря о народных массах, однажды заметила: «Мы не можем позволить себе быть мягкотелой нацией». Однако Манмохан Сингх говорит: «Это выдающийся человеческий капитал Индии, в нем – наше преимущество». Переход от оценки населения как обузы к видению в нем актива – главный движущий импульс в сегодняшней Индии.

Но превращение людей в человеческий капитал требует поддержки, которая в данный момент либо ущербна, либо вообще отсутствует. Наши огромные народные массы смогут принять участие в развитии страны, если мы дадим им доступ к дорогам, ведущим на работу, к свету, который позволит им учиться по вечерам, и к английскому языку, который позволит людям в полной мере воспользоваться преимуществами нашего роста.

В определенном смысле вступление в жизнь этого молодого поколения само по себе прокладывает путь к необходимым решениям. Масса неугомонных, амбициозных молодых работников, не обремененных традициями и старыми привычками, сама служит стимулом для развития новых идей и возможностей. И демократия гарантирует, что их голоса будут услышаны, а государство отреагирует соответствующим образом.

Например, в тот день, когда молодой капитан команды Махендра Сингх Дхони привел своих игроков к победе в кубке мира «Двадцать/20» Международного совета крикета, партия Конгресса объявила сына Раджива Ганди, 38-летнего Рахула, своим генеральным секретарем. Во время церемонии один партийный работник сказал, что для Индийского национального конгресса Рахул – то же самое, что Дхони для страны. И это не символический жест: молодых лидеров на высшие должности одновременно выдвинули как в Индийском национальном конгрессе, так и в Бхаратия джаната парти.

На политических митингах, проходящих даже в самых отдаленных уголках Индии, отчетливо заметна смена тональности. Например, в 2007 г. в городке Беттия штата Бихар премьер-министр Нитиш Кумар обещал создать новые рабочие места и увеличить инвестиции в бизнес для молодых граждан штата. «Наши молодые люди покидают штат и отправляются на поиски работы… Мы должны дать им такую возможность здесь. Тогда наша молодежь останется». Его слова были встречены одобрительным гулом. Этот звук вселяет в меня надежду.

От неприятия – к полному признанию
Предприниматель в Индии

В начале 2005 г. заместитель председателя Индийской комиссии по планированию Монтек Сингх Алувалья обзвонил по телефону десятерых предпринимателей, в числе которых оказался и я. «Премьер-министр собирается провести форум руководителей компаний с участием президента США. Он хочет обсудить проблемы торговых отношений[27]27
  В индийско-американском Форуме руководителей компаний под председательством Ратана Таты и Уильяма Харрисона участвовали 10 руководителей из Индии и 10 – из США. Выполняя функции консультативного органа при нашем премьер-министре и президенте США, мы сосредоточились на улучшении связей между нашими странами. Предложения были представлены по всем затронутым областям – от прямых иностранных инвестиций до торговых связей и энергетики.


[Закрыть], – сказал Алувалья в своей вежливой манере, – и просит вас войти в экспертную группу».

Я помню времена, когда даже идея пригласить предпринимателей и выслушать их предложения была немыслимой – премьер-министр и слышать не хотел об этом до следующих выборов. Отношение политиков к индийским предпринимателям всегда было враждебным, особенно в 1960-е и 1970-е гг., когда бизнесмены воспринимались как «лукавые капиталисты»{43}43
  B. Zachariah, Nehru, Routledge Historical Biographies, Routledge, 2004.


[Закрыть], а индийская промышленность была излюбленной мишенью популистской риторики. Бизнесменов не привлекали к дебатам по экономике или торговой политике. Исключение делалось лишь для нескольких влиятельных семей.

Реформы, однако, принесли индийским предпринимателям свободу, а быстро развивающиеся фирмы в отраслях обозначили направление роста. Застарелая враждебность к бизнесу начала рассеиваться. С тех пор история развития страны неразрывно связана с историей предпринимательства, которое после долгого и тяжкого периода неприятия получило место под солнцем.

Два больших черных лабрадора, принадлежащих Рамачандре Гухе, наблюдали, как я пробирался к его домашнему офису. К счастью, они были слишком ленивы, чтобы реагировать на меня. Рам – историк и автор изумительной книги «Индия после Ганди». Над книгами он работает в кабинете. Это крошечная комната с голубыми дверями, зелеными стенами, и полом, сплошь покрытым бумагами и книгами. Если кто и может пролить свет на сложности отношений Индии со своими предпринимателями, так это именно он.

Рам подчеркивает, что прохладное отношение Индии к бизнесу тесно связано с перипетиями нашей политики. «Когда Индия стала независимой, – говорит он, – страна была глубоко раздроблена и исключительно бедна». Индийские лидеры считали, что молодая бедная нация – этакое «детское государство» – нуждается в опеке и заботе со стороны правительства как в политике, так и в экономике. Но такое отношение практически не оставляло места для независимого частного сектора.

Взгляды индийских вождей на капитализм также формировались под влиянием событий тех лет – и для бизнеса это было мрачное время. В 1940–1950-е гг. еще свежа была в памяти Великая депрессия, а социализм казался разумной альтернативой свободному рынку. Быстрый экономический рост Советского Союза, несмотря на сопровождавшие его «недостатки, ошибки и жестокость»[28]28
  Тот факт, что официальная советская статистика сильно преувеличивала уровни роста, стал широко известен только в 1980-е гг. Правительство Михаила Горбачева объявило тогда, что эти показатели «близки к нулю».


[Закрыть], придал идее государственной собственности привлекательность и захватил воображение лидеров вроде Неру{44}44
  David C. Engerman, «Modernization from the Other Shore: American Observers and the Costs of Soviet Economic Development,» The American Historical Review, April 2000.


[Закрыть].

Надо учесть также, что наиболее значимый опыт в области предпринимательства Индия приобрела под властью иностранного бизнеса. Индийским лидерам не давали покоя воспоминания о том, как английская компания в 1757 г. разграбила бенгальские сокровища. Страна столкнулась с крайней формой капитализма в лице монополистической Ост-Индской компании с ее «пренебрежением, богатством и злоупотреблениями»{45}45
  Adam Smith, An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations, Random House, 2003.


[Закрыть], и этот печальный опыт оставил в душах индийских лидеров подозрительность и недоверие к бизнесу и его методам.

К тому же в первом индийском правительстве было много руководителей, испытавших на себе порочность имперского правления, аресты и оскорбления. Еще были свежи антибританские настроения. Неру уже в начале своего пути разочаровался в англичанах. Однажды в железнодорожном вагоне он случайно услышал, как генерал Дайер с гордостью и ехидством рассказывал о расстрелах индийских граждан в Джаллианвала Багхе. В своем дневнике Неру выразил негодование по поводу высокомерия этого человека, облеченного властью. «Дайер сошел с поезда, – писал он, – в пижаме в ярко-розовую полоску и домашнем халате»{46}46
  Tariq Ali, The Nehrus and the Gandhis, Pan Books, 1985.


[Закрыть]. Подобные инциденты сформировали взгляды Неру на британский империализм – Великобритания представлялась ему жестоким, репрессивным государством. Отношение к британским рыночным системам приобрело ту же окраску.

Таким образом, политика противодействия бизнесу в те времена формировалась из двух составляющих: с одной стороны, это была решимость увести страну как можно дальше от институтов, доминировавших в колониальной Индии, а с другой – энтузиазм, вызванный картинами нового мирового порядка – социализма. Это была ядовитая смесь свободы и отречения.

В годы, предшествовавшие независимости, Неру был ярым сторонником социалистической модели развития, и тот факт, что самый обаятельный и популярный национальный политик относился к индийским коммерческим фирмам в лучшем случае с отвращением, а в худшем – с открытой враждебностью, не способствовал развитию предпринимательства. Неру часто называл капитализм жестоким и упорно стремился ограничить роль бизнеса.

Однако в те времена все же были выдающиеся лидеры, которые вели решительную борьбу за свои интересы в индийской промышленности. Одним из таких сторонников предпринимательства был будущий министр внутренних дел Валлаббхай Пател. Он вызывал страх своей внешностью и влиянием на правительство. Злые языки называли его «герр Валлабхай». Такой голос в пользу бизнеса обнадеживал. В первые, сложные годы независимости, когда Неру потрясал людей резкими, агрессивными замечаниями, Пател убеждал: «Поверьте мне, если кто-то говорит о национализации, то лишь ради утверждения своего лидерства»{47}47
  Vivek Chibber, Locked in Place: State-Building and Late Industrialization in India, Princeton University Press, 1965.


[Закрыть].

Тем не менее индийские бизнесмены плохо представляли себе, в какую сторону склонится общественное мнение. Как правило, оно было не в их пользу. Это негативное отношение исходило не только из политической риторики. Действия индийского бизнеса в 1930-е и 1940-е гг., например, были не слишком чистоплотными. Ходило присловье: «инвестиции надо делать, когда на улицах льется кровь». Индийский бизнес наживал свои состояния в бурные годы Первой и Второй мировых войн в стране, против желания посылавшей своих солдат воевать на стороне Великобритании. Если, например, имперским армиям требовались мешки с песком, это означало, что продажи индийского джута взлетят, как взлетали продажи индийской стали, идущей на производство оружия и прокладку железных дорог. Эти всплески потребности со стороны Великобритании были на руку индийским фирмам, хотя в предвоенные годы англичане считали их «низшими». Компания Tata Iron and Steel Company (Tisco), например, начала производить сталь в начале XX в., но главный английский комиссар Индийских железных дорог сэр Фредерик Апкотт поклялся съесть «каждый фунт рельсов», выпущенных ею, если они будут соответствовать английским техническим требованиям. Однако, когда после 1914 г. Англия купила у Tisco около 2500 километров рельсов для строительства железнодорожной сети в Месопотамии, Дораб Тата заметил, что если Апкотт сдержит слово, его ждет сильное несварение желудка.

Таким образом, для индийского бизнеса война была шансом показать свои возможности. Но для индийского народа деньги, сделанные на торговле с Великобританией во времена военного дефицита, отдавали предательством. Сами индийские компании тоже сделали немало, чтобы подпортить свой образ, – некоторым фирмам военные ограничения на импорт товаров в Индию открыли возможности для спекуляции, которыми они не преминули воспользоваться. Это также не принесло им симпатий в обществе.

Хуже всего, пожалуй, было впечатление, что индийский бизнес не поддерживает всем сердцем борьбу Индии против англичан. Губернатор Объединенных провинций указывал на склонность индийской индустрии к нейтральной политике и «Виши-ментальности»{48}48
  Там же.


[Закрыть]. Так он называл склонность всех ублажать и никого не раздражать. Неудивительно, что в эти годы к бизнесу относились враждебно, и по мере приближения Индии к независимости такое отношение распространялось. Индийский промышленник Бирла обеспокоенно заметил, что «работники проявляют эмоции, которые раньше не наблюдались… они даже теряют почтение к моей персоне»{49}49
  Там же.


[Закрыть].