Текст книги "На грани фола"

Глава 15

Арсений

Языком открываю ее губы, бесцеремонно врываюсь в ее рот. Пробую, посасываю, кусаю, дурея от острых ощущений, которые, едва задевая мозг, тут же рикошетят в пах. Я не ошибся. На вкус Булочка не хуже, чем на запах. Обалденно вкусная. А то, что брыкается, даже лучше. Давно я не ощущал такого кайфа от процесса, когда проявляешь инициативу еще на стадии прелюдии. Обычно девчонки сами прыгают на меня, а эта все сбежать пытается, невольно пробуждая в сознании примитивное желание самца покорить своенравную самку.

Не прекращая атаки на мягкие губы, я удерживаю Огневу одной рукой за затылок, а вторую запускаю в узкое пространство между нами. Резкое движение ладонью вниз по телу, марш-бросок с бедра на ее задницу. Легонько сжать. Услышать в ответ стон. Тут же забраться под огромный, просто гигантский, сука, свитер, в который она опять вырядилась. У-у-у… а тут… Какая она мягкая, гладкая и теплая! Всё, приехали. Финиш.

Едва мои пальцы соприкасаются с голой кожей на ее спине и боках, девчонка цепенеет и что-то мычит мне в рот. Но я в ответ нежно массирую ее голову, прикусываю нижнюю губу, запускаю язык так глубоко, что сам не понимаю – в гланды ей целюсь или прямо в мозг хочу пробраться, и она с новым низким стоном сдается. Как я догадываюсь, что капитуляция произошла? Ее маленькие ладошки опускаются на мои плечи явно не в попытке оттолкнуть.

Вот и попалась, Булочка. Стоило ли так долго брыкаться?

Не встречая сопротивления, я ощупываю округлые бедра, плоский живот, сочную грудь, которая идеально заполняет ладонь. И на хрена она все это прячет под балахонами? Могла бы стать главной секс-бомбой потока, а зачем-то сознательно держится в тени. Дурочка, но так даже лучше. От перспективы заделаться первооткрывателем Булочкиной сексуальности меня штырит, как от забористого косяка. Вон даже колени дрожат.

Не церемонясь, я вжимаю девчонку в стену, наваливаюсь сверху и сам охреневаю от того, как идеально ее тело совпадает с моим. Несмотря на ощутимую разницу в росте, во всех выпирающих частях у нас с ней полная гармония. Будто пазл сложился.

– Охренеть, – озвучиваю мысли вслух. – Просто охренеть.

– Я тебя ненавижу, – сипит девчонка мне в рот, а сама неосознанно жмется всем телом.

– Удивительная нелогичность, Огнева, – не остаюсь в долгу. – Соски твои от меня явно в восторге. А в трусах там как? Потоп в мою честь?

Булочка открывает рот, явно чтобы сказать какую-нибудь колкость, но я прижимаю указательный палец к ее губам. Поэтому она не говорит, только хлопает длинными ресницами и тяжело дышит, согревая дыханием мою кожу. А-а-а-а! Хочется сунуть палец ей в рот, и чтобы она пососала, но что-то меня останавливает. Может быть, чувствую, что с ней рано еще подобные трюки проворачивать. Такие дела. Даже не думал, что во мне есть орган, который может это почувствовать.

– Гром, дело есть.

Громкий голос за спиной принадлежит кому-то из команды, но мой мозг настолько поплыл, что я не могу даже сообразить кому. С сожалением отрываюсь от притихшей Булочки и оборачиваюсь, фокусируя взгляд на высоком темном силуэте.

– Чего тебе, Паш? – бросаю коротко, даже не пытаясь скрыть раздражения. – Я занят.

– Там Саня… В общем, набухался он в хлам.

– Блин, а Рус там на что?

– Все из-под контроля вышло. Охрану Бык распинал. Я слышал, что бармен вызвал полицию.

– Да твою ж… – выдыхаю с психом. – Иду.

Паша поспешно ретируется, а я возвращаю взгляд на Огневу. Девчонка явно в шоке: пальцами ощупывает покрасневшие губы, глаза дико блестят смесью возбуждения и ненависти. Понимаю ее, я и сам, если честно, охреневаю от нашего с ней эротического рандеву.

– Надо разобраться, – не спрашиваю, а говорю, как будет. – Без меня не уходи, поняла?

Она молчит, только пучит на меня свои гипнотические глаза, затуманенные желанием.

– По-ня-ла? – повторяю по слогам. – Это приказ. Ты все еще моя… должница, помнишь?

Дождавшись ее быстрого кивка, я срываюсь с места, по-прежнему ощущая мучительную тяжесть в паху.

Сука, Бык, ты мне за это ответишь.

Стоит вернуться в основной зал, я понимаю, что заваруха там и правда некислая. Несколько столов опрокинуты, вокруг куча битой посуды, девчонки сбились в стайки у стены. Брыкающегося Саню с трудом держат двое – Рус и Матвей Силин из параллельной группы, охрана пытается утихомирить его оппонентов по мордобою – двух качков предпенсионного возраста. Вот и на хрена Саня с ними связался?

Подбегаю к парням и, схватив брызжущего слюной Быка за рога… за грудки, короче, встряхиваю его со всей дури.

– На меня смотри! – повышаю я голос. – Завязывай, давай, с этим дерьмом. Или ты в клоповник давно не наведывался? У тебя второй приход за месяц – деньги бати утром могут и не вытащить.

– Они оборзели, Гром, – едва ворочая языком, бычится друг. – Да я им головы поотрываю, я…

– Ты домой сейчас поедешь и проспишься! – раздраженно торможу этот словесный поток.

– Да пошел ты!

– Ребята, давайте его на улицу пока, а я тут подчищу, – бросаю Руслану и Матвею и, убедившись, что они взвалили Быка на себя, тащусь в сторону администратора, на ходу прикидывая, сколько кэша понадобится, чтобы закрыть инцидент максимально безболезненно.

За пятнадцать минут, что я обжимался с Булочкой, Саня успел наворотить столько дел, что в процессе разговора с владельцем клуба Сергеем Волконским, которого я шапочно знаю по банковским тусовкам отца, начинаю подозревать, что малой кровью мы не обойдемся. Вот ну что Бык за мудак? Как с цепи сорвался в последнее время! С Саней мы дружим с детского сада, но необходимость регулярно прибирать за ним это говно начинает меня порядком бесить. Что. С ним. Не так?

– Сергей Юрьевич, – не сдаюсь я, прощупывая владельца. – Мой друг может взять на себя не только компенсацию фактического ущерба, но и морального тоже. Скажем, еще сто процентов сверху, м? Он ужасно сожалеет, что не сдержался. Ужасно.

…Наконец придя к компромиссу и пожав руки с Волконским, я пру на улицу. Парней нахожу во дворе за клубом: Бык, уже успокоившись и сидя на кортах, дымит как паровоз, а Руслан и Матвей о чем-то приглушенно перетирают. Заметив меня, вся троица разворачивается и застывает в ожидании вердикта.

– Ты, сука, без новогодних подарков останешься, – бросаю Быкову, который едва держится на ногах. – Я задолбался, Сань, серьезно. Последний раз твою жопу вытаскиваю, ясно?

– Мог бы и не вытаскивать, – бычится он в ответ.

– Ой, блин, – морщусь раздраженно.

Понимаю, что сейчас разговаривать с ним бесполезно. Как телка ломается, честное слово. Надо его быстрее на хату отправить – пусть проспится, а завтра поговорим. Бате его сумма, которую сынок теперь торчит Волконскому, точно будет не по душе.

– Рус, домой его можешь отправить? – спрашиваю у друга.

– А ты?

– А у меня дела еще есть незавершенные.

Вдаваться в подробности я, конечно, не собираюсь, но у самого при мысли о том, чтобы продолжить постигать глубины рта Огневой, в штанах начинает полыхать. И даже пьяный мордобой Быка не в состоянии сбить мой настрой.

Глава 16

Тори

Я прихожу в себя не минуту и даже не две. Мне вообще кажется, что проходит целая вечность, пока я пытаюсь усмирить ошалевших бабочек в животе. Что это, черт возьми, было? И кто вместо меня стонал в рот Громову? Потому что в здравом уме это не могла быть я. Он меня опоил? Загипнотизировал? Наслал порчу? Ну а что? Хотеть Арсения – это настоящее проклятие, учитывая количество раздвинутых ног, между которыми он побывал.

Пока не свела себя с ума, жалея о том, что поддалась ему (и сгорая от стыда, так как хотела бы большего), я выхожу в зал. Перехватываю у бармена стакан воды, который тот ставит парню в бейсболке, и давлюсь после второго глотка, потому что это оказывается чем-то горьким до скрежета зубов.

– Фу, что за гадость? – бормочу я, но это больше риторический вопрос.

– Джин-тоник, малышка, – подмигивает мне странный тип. Нет, серьезно, кто ходит в клубы в бейсболке? – Попросила бы, я б тебя чем-нибудь сладеньким угостил.

Сладеньким. Сладкая девочка. Почему в голове все это звучит голосом Громова?

Свое второе «фу» за грязный подкат парня я оставляю при себе, чтобы не нажить проблем. Выглядываю знакомые лица в толпе и, заметив Веню, направляюсь к нему. Хочу уже с ходу схватить его под руку и утащить подальше от места похоти и разврата, но, подойдя ближе, замечаю ревущую на его плече девчонку.

– Это… – одними губами спрашиваю я, а он кивком подтверждает.

Лика, девушка тупого Быка, который все испортил… то есть разнес здесь все. И если у бара обмен феромонами возобновлен, все веселятся как ни в чем не бывало, танцуют и пьют, то в этом углу столы до сих пор стоят криво и пустуют. Видно, что здесь уже убирали, но прожженные углями от кальяна диваны никуда не денешь.

– Мне так стыдно, так стыдно, – бормочет девчонка куда-то в шею Вене, а я решаю не лезть к ним и найти Громова, чтобы разобраться, чем все закончилось. Уверена, его с дружками-амбалами я бы заметила в пределах этажа даже в толпе, поэтому, следуя логике, выхожу на улицу и… тут же прячусь обратно.

Громов. Идет в клуб. И на нем виснет Карина. Фу.

Я только разворачиваюсь, чтобы дать деру, и делаю несколько шагов, когда меня перехватывают за талию и тянут назад, прижимая к себе. Завизжать бы, да, услышав знакомый запах, я цепенею, а поцелуи у стенки проносятся в мыслях один за другим.

– Попалась, – шепчет мне Громов на ухо и трется носом о шею. Щекотно, блин!

– Руки сначала помой.

Я хлопаю его по ладоням на моем животе, но легче, кажется, Веню уговорить станцевать стриптиз на барной стойке, чем заставить Громова меня выпустить.

– Ну чего брыкаешься, а? Мы ведь уже вроде выяснили, что ты бы меня оседлала при удобном случае.

– Ска´чки с Кариной своей устраивай.

Я снова дергаюсь, пытаясь вырваться из захвата, но Арсений намертво цепляется своими длинными пальцами за мою толстовку. И вот не выглядит же перекачанным великаном, а силы в нем – хоть молотом Тора размахивай.

– Дура ты, Булочка. – Он кусает кожу за моим ухом, отчего я невольно свожу колени вместе и молюсь про себя всем богам, чтобы он этого не заметил. – После твоего шоу в форме меня только на мучное тянет.

И что бы это значило? Подумать я не успеваю, потому что он наконец меня отпускает. Ну как отпускает – хватает своей лапой мою и тянет за собой. Я моргнуть не успеваю, как мы останавливаемся напротив Вени, который протягивает салфетки Лике и поднимает бровь, заметив наши руки.

– Эй. – Арсений в модных фирменных джинсах опускается на колени перед девушкой и мягко гладит ее по плечу, отчего я хмурю брови. – Ты как?

Он щелкает ее по носу, и та улыбается сквозь слезы. Хлюпает носом и, заправив за уши светлые волосы, вытирает красные щеки.

– Давай я отправлю тебя домой. Ты же можешь переночевать у родителей?

– Нет, нет, я не поеду. – Лика начинает мотать головой так, что, боюсь, та оторвется к чертям. Мне даже становится жалко девчонку, несмотря на то что я не собиралась ее жалеть. Каждый сам выбирает себе судьбу, а у Быка на лбу написано, что он тупоголовый придурок, как вообще можно было связаться с ним? – Если папа увидит меня… снова…

– Хорошо, тише, успокойся. – Арсений говорит таким твердым, но при этом ласковым голосом, что даже я выдыхаю и больше не злюсь на него. Я не видела эту его сторону и не думала, что он может быть добрым и заботливым. – Держи. – Он вкладывает ей в руку ключи. – Оставайся у меня, сколько нужно будет, Сане я не скажу, где ты. Если отец вообще не отправит его куда-нибудь в Тибет.

– В Тибет нельзя просто так попасть, там… – влезает Веня, и мне хочется закрыть ладонью лицо. Ну не в тему совсем.

– Не умничай, додик. – Громов лезет в карман и вручает моему другу несколько тысячных купюр. – Поезжай с Ликой, чтобы я знал, что она нормально добралась, лады? Такси я вызвал, уже ждет. Черный «мерс» три-пять-ноль.

Веня что-то бурчит под нос и оставляет деньги на столе, но Лике помогает встать и ведет ее на выход, лишь у дверей оглянувшись на меня. Я киваю ему, потому что все понимаю без слов. Еще когда он рассказывал, почему на него взъелся Быков, у меня закралась мысль, что он и правда запал на девчонку. И его выбор показался бы мне жутко странным, если бы я сама только что не целовалась с Громовым. Который в это время встает и снова нависает надо мной, пристально глядя в глаза, будто хочет найти там какие-то ответы.

– И что? – смущает меня глупым вопросом.

– Что что?

– Зови меня в гости, Булочка, иначе придется мне ночевать с бомжами на улице.

– В смысле? У тебя родители.

– Уехали.

– Ключи?

– Нет.

– Руслан в общаге живет.

– Он заночует у Сани.

– Гостиницу сними.

– За две тысячи налички, которые у меня остались с собой после оплаты погрома, я не найду даже клоповник.

Он забирает со стола купюры, что не взял Веня, и трясет у меня перед лицом.

– А картами ты пользоваться разучился?

– Не поверишь, потерял сегодня, – заявляет этот нахал с обаятельной улыбкой.

– К Карине своей езжай! – взрываюсь я, потому что боюсь. Он шутит, не может быть, чтобы ему негде было ночевать. Не верю.

– Не хочу. – Арсений резко толкает меня к себе, самым наглым образом сминает ладонью мой зад и, нагнувшись, приклеивается носом к моему носу. – Сколько мне еще раз повторить, чтобы ты поняла? Я не хочу их. Я хочу с тобой.

Глава 17

Арсений

Пунцовые щеки Огневой и пухлые губы, сложенные буквой «о», – более чем красноречивый ответ на мое предложение. Интересно, она покраснела потому что ее так смутили мои слова, или это ее так сильно заводит идея, что ночь мы можем приятно провести вместе?

– Я с тобой спать не буду! – воинственно начинает Булочка, но к концу фразы смущенно отводит глаза.

– Почему?

– Потому что. Не буду, и все. – Она забавно дует губы.

– Ну поспать-то ты со мной можешь? – не сдаюсь я. – Спинка к спинке, попа к попе, знаешь? Целомудренно.

Она закатывает глаза, вынуждая член в моих джинсах резво дернуться. Когда я буду жестко трахать ее, хочу, чтобы также закатывала.

– Не веришь, что я могу целомудренно, Булочка?

– Не верю, что тебе некуда пойти! – парирует она. – Почему ко мне?

– Сказал же уже. – Я раздраженно ерошу волосы на затылке. – Хочу к тебе, с тобой или в тебя. Хоть что-то из этого ты должна мне сегодня обеспечить.

– С чего вдруг? Мы вроде бы выяснили, что больше не связаны рабским договором.

– Это не отменяет того, что ты моя должница. В больничку меня прокатила, теперь к себе прокати.

Я дожму заразу.

– Ладно, – внезапно соглашается она. – Ночуешь у меня, и эту тему мы закрываем. Навсегда, Громов, ясно? И не вздумай ко мне приставать! «Никакого секса» – по-прежнему актуальный девиз для нашего совместного времяпрепровождения.

Стерва. Самая настоящая. Мне немного стремно, что приходится прибегнуть к «медовой» истории, но Булочка оказывается слишком стойким оловянным солдатиком, а отпускать мне ее просто так ну совсем не вариант. Уж если не секс, то хотя бы потискать ее огненные формы хочется так, что ладони зудят.

– Договорились, – вру безбожно. Евнуха рядом с ней я точно изображать не готов. Как можно не приставать, когда тут такие сочные перспективы открываются? Целоваться она со мной тоже ведь не хотела, а потом растеклась вся. Дураком буду, если отпущу ее.

– Ты точно обещаешь… – начинает Булочка снова, но я ее останавливаю:

– Давай заканчивать трепаться. Поехали в общагу. Задолбался я что-то.

– Можно пешком дойти. Тут недалеко.

– А как же пообжиматься с тобой на заднем диване такси? – не упускаю возможности ее поддеть и насладиться смущением. – Я горю же, Огнева.

Для убедительности прикладываю ее маленькую прохладную ладошку к своей горящей щеке.

– Перебьешься, – отсекает дерзко. – Пройдем пару километров, остынешь как раз.

И мы реально идем. До общаги. Молча. И тишина, странное дело, меня совершенно не напрягает. Несмотря на весь замут с Саней, здесь и сейчас мне поразительно хорошо. Спокойно даже. Будто вышагивать по ночному городу от пафосного клуба до совковой общаги с девчонкой, которая мне не дает, для меня в порядке вещей.

На улице прохладно. Я вижу, как Булочка кутается в свою безразмерную толстовку, но отдать ей нечего – на мне только тонкий свитер и футболка, а обнять ее рука не поднимается. Как-то это лично очень. Интимнее, чем запускать ладони под девчачью толстовку. Там голая физика, в объятиях – отголоски чувств, которые я, конечно, вмешивать в наши с ней отношения не собираюсь. Потрахаемся наконец и разбежимся. Ничего личного. Тогда точно можно будет точку ставить. Жирную. И горячую.

– Останься тут, – шепчет Булочка, когда мы останавливаемся на крыльце общаги. – Я посмотрю, спит ли Лилия Петровна.

– Уймись, шпионка, – говорю насмешливо. – Когда Рус переезжал, мы ей таких бонусов отвесили, она меня не только пропустить должна – дорожку красную расстелить.

Булочка что-то фыркает себе под нос, но не протестует, когда я следом за ней захожу в холл. Вахтерша, в насмешку над опасениями девчонки, мирно спит, так что мы без лишних разговоров поднимаемся на третий этаж в ее среду обитания.

– Мило, – говорю я, осматриваясь по сторонам в комнате три на три метра.

– Ага, мило, – бурчит недовольно Огнева, маленьким торнадо сметая с ровных поверхностей какое-то тряпье. Одну шмотку успеваю рассмотреть как следует – черный спортивный лифчик с кружевом. Стоит представить ее в этом под антисексуальной толстовкой – кровь тут же приливает к голове. К обеим, точнее.

Я, конечно, не фанат общежитий – еще советский, по всей видимости, стиль линолеума на полу и покрашенных в зеленый стен мало что может спасти, но ради Булочки я готов потерпеть даже такой антураж. Штормит меня от нее конкретно. Будто я повторно в период полового созревания вступил и теперь готов кончить, просто если девчонка, эта конкретная девчонка, мне соски покажет.

С не поддающейся объяснению улыбкой я наблюдаю, как Огнева запихивает в шкаф свое кружевное добро и выуживает оттуда стопку непонятного текстиля в цветочек.

– Вот, – говорит тихо, нервно покусывая нижнюю губу.

– Это что?

– Чистое постельное белье. Для второй кровати.

– Ты что, хочешь, чтобы я спал на кровати какой-то другой телки?

Я вообще только сейчас замечаю, что здесь есть вторая кровать. И это даже забавно. Огнева что, всерьез надеется, что два метра между этими допотопными койками удержат меня вдали от ее шикарного тела? Смешнее было бы, только если бы мы спали на одной кровати и она попыталась отгородиться подушками по центру.

– Моя соседка съехала, а новенькую мне пока не подселили, – сбивчиво объясняет Булочка. – Веня тут иногда ночует, когда мы вместе готовимся к контрольным.

Я хмурюсь. Отчего-то мысль, что лузер может тут тереться по ночам, моим желудком не усваивается.

– Ты с ним спишь? – вырывается у меня.

– Дурак ты, Громов! И озабоченный еще. – Огнева царапает меня полным презрения взглядом. – Мы друзья. Говорю же, что он спит на второй кровати. И ты поспишь. А если не устраивает – дверь открыта. Бомжи, о которых ты так нелестно отозвался, будут рады принять тебя в свою ночлежку.

– Понятно, – от ее объяснения словно отпускает, так что я оглядываюсь по сторонам в поисках двери в туалет. – А зубы где почистить?

– Душ общий на этаже.

– Че, серьезно? У тебя нет своего душа?

Я как-то не обратил на это внимания, когда мы Руса устраивали здесь.

– Не поверишь, – хмыкает девчонка. – А чтобы сходить в туалет, я спускаюсь на этаж ниже. На нашем – только для мальчиков.

– Вот это ночь у меня, – иронизирую я, хотя на самом деле эта ситуация изрядно меня напрягает. Это ведь не только Огнева, но и Рус вынужден сейчас так жить. – Ладно, полотенце есть? Пойду исследовать дивный мир общежития.

Огнева кидает в меня голубым махровым прямоугольником и вздыхает почти устало.

– Только сделай так, чтобы тебя не видели, – просит она, когда я, перекинув полотенце через плечо, двигаюсь к двери. – Пожалуйста.

– Боишься, кто-то подумает, что мы трахаемся? – уточняю с полуулыбкой, от которой девчонки обычно пищат. Но эта какая-то не такая. Не ведется. Только сильнее хмурится и цедит:

– Извращенец!

– Ты можешь сказать, что трахаешь мне мозг, – предлагаю я, не желая оставлять за ней последнее слово. – Это даже не будет враньем.

Глава 18

Тори

Наспех приняв душ после Громова, я возвращаюсь в комнату и запираю ее на ключ. Арсений послушно сидит на соседней кровати, вытянув длинные ноги, и демонстративно залипает в телефоне. Он даже не поднимает на меня глаз, пока я не могу оторвать своих от его голого торса, рельефных рук и очень явного намека на красивый пресс. В больнице я успела заценить демоверсию, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я вижу сейчас.

– Палишься, Булочка, – все еще не отрываясь от экрана и заставляя меня вздрогнуть, говорит Громов. – Смотри, слюна потечет.

Он стреляет в меня темным взглядом исподлобья, и мышцы между ног сводит против любых доводов разума о том, что мне не стоит связываться с этим парнем.

– Или у меня, – громко присвистывает Арсений, пожирая мое тело глазами, а я шикаю на него, чтобы был тише. – Это самые пошлые шорты, которые я только видел. У меня встал.

Я закатываю глаза, вешаю влажное полотенце на дверцу шкафа и убираю несвежую одежду в специальную коробку, с которой хожу в прачечную. Ну и что он выдумывает? Самые обычные на мне шорты. Пижамные серые за пятьсот рублей. Вспомнив, я достаю с полки забытую Громовым неделю назад ветровку, в которую тот, спасая мне руку, прятал замороженное мясо, и с размаху швыряю в него.

– На, оденься. Скажи, а у тебя вообще падал? – укладываясь на свою скрипучую кровать и стараясь не смотреть на Арсения, спрашиваю я. – А то, может, это заболевание какое? Вряд ли хроническая эрекция – это признак здоровья.

– Так проверь сама. Я с удовольствием поиграю с тобой в доктора, – пошло шутит он.

С трудом сдерживая улыбку, я выдыхаю и накрываю одеялом ноги, на которые с прожорливой ухмылкой пялится Громов. Мне не по себе от его пронзительного взгляда, а еще я боюсь, что он заметит царапину на щиколотке от моей тупой бритвы и начнет смеяться, зачем я вообще брила ноги, если не собираюсь с ним… Боже, да не знаю я зачем! Под пытками не смогу ответить! Побрила, и ладно. На всякий случай.

– Спокойной ночи, – шепчу я уже в темноту, щелкнув выключателем, чтобы погасить свет, и заворачиваюсь в одеяло со всех сторон, потому что в комнате довольно прохладно.

В общаге вечные проблемы с отоплением. Из года в год одна история – его дают по всему городу, у нас обязательно прорывает какая-то труба, и мы еще две недели мерзнем под тремя слоями пледов, если с погодой не повезет. Мне не везет вот уже во второй раз из двух. И пока я тут рассуждаю об общажных буднях, видимо, пропускаю пожелание эротических снов от Арсения, потому что комната погружается в тишину. Хмыкнув себе под нос, я прикрываю глаза, чтобы уснуть и наутро навсегда разойтись с ним дорогами, когда вдруг чувствую, как мой матрас прогибается и ко мне под одеяло забирается чертовски горячее тело.

– Громов! – по-учительски строгим тоном предупреждаю я, когда его ладонь без церемоний ложится мне на бедро.

– Что? Огнева, это невозможные условия для сна. Мне в жопу впивается пружина, а под тонкой тряпкой, которую ты назвала одеялом, жесть как холодно.

– У меня такое же. – Я пихаю его локтем в живот, жаль, не очень удачно.

– У тебя другое, потому что ты под ним. А с тобой жарко, как в Африке, – объясняет мне, будто сущую глупость, и в бесчисленный раз вдыхает запах моих волос и шеи. Громов как раз стопорится на ней. Кажется, ему нравится мой лосьон для тела с корицей, потому что шампунь не пахнет ничем, кроме отдушки.

– Арсений! – Я повышаю голос, и он звучит уже не грозно, а скорее испуганно, так как его пальцы лезут под мою майку и гладят живот. И, несмотря на весь ужас и страх, в голове у меня стреляют залпы салюта и взрываются фейерверки, а это я всего лишь вспомнила наши лобзания у стены в клубе.

– Слушай, Булочка, я понял. – Зубами он тянет меня за мочку уха, а я кусаю губы, чтобы смолчать и с ходу не выбросить белый флаг. – Не хочешь трахаться, я подожду. Сегодня не будем. Но если ты не хочешь мне по-быстрому отсосать, – прыскаю от смеха и ужаса, а он улыбается, я чувствую, – хотя бы дай послушать, как ты кончаешь.

С этими словами его рука цепляет мой пупок и опускается ниже, пробивая себе путь под резинку моих шорт, а я от испуга крепко сжимаю ноги и собираюсь возмутиться. Громко.

– Тс-с-с, – шепчет Арсений так мягко, что я даже теряюсь. – Тебе понравится, так уж и быть, побуду джентльменом сегодня.

Слава богу, в комнате темно, и я лежу к нему спиной, потому что… Черт! Да я с ума схожу, покрываюсь мурашками с головы до ног и закатываю от удовольствия глаза, просто когда его рука рисует восьмерку на моем белье.

– Какая же ты вкусная, м-м-м. – Он смакует поцелуями кожу на моей шее, покусывает, как несостоявшийся вампир, и тянет ровную линию вниз к позвонкам, не переставая гладить, водить круги и слегка надавливать через ткань на чувствительные точки у меня между ног.

– Громов, ты… – Я оборачиваюсь, чтобы в последний раз запротестовать.

– Я, – говорит, обдавая жаром мои губы, укладывает на спину и целует меня.

Боже мой.

Его язык не спеша, но очень настойчиво пробирается мне в рот. Да Громов с таким жадным удовольствием ест меня, что аж причмокивает и тихо стонет. Удерживает мою голову одной рукой, второй – ловким движением отодвигает белье, а третьей… третья у него в бо́ксерах. Стоит и не падает, и Громов толкается в меня стояком. И куда, блин, подевались его джинсы?

Голову я недолго ломаю над этим вопросом, меня отвлекают пальцы. Пальцы. Громова. В моих. Трусах.

Боже мой.

– А-а-ах.

И прежде чем я успеваю что-то сообразить, он погружает в меня один из них, умудряясь при этом продолжать наворачивать круги вокруг клитора.

– Чувствуешь? – Он шепчет мне в губы хрипло, запыхавшись. – Если бы это был мой член, ты бы уже захлебывалась от стонов. – Он двигает рукой медленно, размазывает смазку вокруг, а ее чертовски много. – Ты капец какая горячая, Огнева.

Арсений просто облизывает меня – от подбородка до носа. И это кажется чем-то таким порочным, что я повторяю свое «а-а-ах», от которого тот срывается с цепи.

Громов неглубоко входит в меня уже двумя пальцами и короткими быстрыми движениями дразнит так, что тугой узел внизу живота скручивается в пару мгновений. Языком Арсений повторяет ритм ладони, и в какой-то момент я понимаю, что он практически имеет мой рот. Он трется твердым членом о мои шорты, а я выгибаюсь, посасываю его язык, губы, уже подбородок, потому что это черная магия, которой нельзя противостоять. Наваждение какое-то.

Если впустить реальный мир, то можно, наверное, услышать жуткий скрип кровати, почувствовать запах хлорки после генеральной уборки комнат, увидеть тусклый свет уличного фонаря, пробивающегося в окно. Если. Но у меня в ушах бешено бьется пульс, нос чувствует лишь парфюм, который теперь кажется знакомым, а в глазах… в глазах такая чернильная темнота, что я провалилась в нее и тону.

– Я подыхаю, как хочу тебя, – несвязно бормочет Громов мне в губы, ускоряясь, яростнее нападая, отпуская контроль. – Если сейчас так… Ты представь, как охеренно будет…

– Я-я… – Два слова связать не могу, не сумею ответить ему, даже если постараюсь, потому что сейчас я забираюсь на самую вершину американских горок, чтобы…

– Ты, ты, Булочка. Кончай.

И я лечу вниз.