Текст книги "Расплата по чужим счетам"

– Вы рассчитались с ним наличными?

– Еще чего! – возмутилась Архипова. – Я заключила в фирме договор, заплатила за услугу в их кассе.

– Понятно, большое вам спасибо, вы нам очень помогли.

– Помогать полиции – долг каждого гражданина, – отчеканила Татьяна Сергеевна.

– Да, конечно, – охотно согласился с ней оперативник. И уже у дверей, не удержавшись, спросил: – Простите за любопытство, Татьяна Сергеевна, а кем вы работали до ухода на пенсию?

– Я была контролером на часовом заводе, – гордо заявила женщина.

Ринат подумал, что в точности показаний Архиповой можно не сомневаться, и вежливо откланялся.

Дмитрий Славин заранее позвонил Ирме Васильевне Капитоновой, представился и сказал:

– Ирма Васильевна, нам нужно задать вам несколько вопросов.

– Я ни в чем не виновата, – заявила безапелляционно Капитонова, – Сашка сам тюкнулся о мою машину, это с него нужно за ремонт моего бока стребовать.

– Я не из автоинспекции. Меня интересует человек, который приходил к вам от фирмы «Муж на час».

– Он кого-то изнасиловал? – с воодушевлением спросила Ирма Васильевна.

– Нет, – растерялся от неожиданности Дмитрий.

– А что, что он с ней сделал?

– Я расскажу вам обо все при встрече. Где и во сколько она состоится, решать вам.

– Приходите немедленно в кафе «Зеленое» на Лазо, я отпрошусь с работы и буду ждать вас у входа.

– Договорились, – проговорил он, пряча улыбку, точно она могла ее заметить через телефонную трубку.

Большая часть столиков кафе «Зеленое» в теплое время года располагалась на улице под разноцветными зонтиками за небольшим ажурным заборчиком. Витая низкая калитка была распахнута настежь. У входа стояли настоящие пальмы в кадках, на крохотном газончике цвели заботливо высаженные белые, розовые и алые герани.

Оперативник обвел взглядом посетителей кафе и заметил даму лет сорока пяти, которая нетерпеливо притоптывала ногой в узкой туфле с серебряным ремешком. Он направился к ней и спросил:

– Вы Ирма Васильевна Капитонова?

Она придирчиво осмотрела его с ног до головы и ответила:

– Да, это я. А кто вы?

– Старший лейтенант Дмитрий Славин. – Он протянул ей свое удостоверение.

– Я думала, что вы будете в форме, – протянула она разочарованно.

– Оперативники редко надевают форму, – ответил он, тщетно пытаясь скрыть улыбку.

– Какой вы молоденький, – вздохнула она, рассеянно поправляя прическу.

И Дмитрий почувствовал, что дама огорчена.

– Молодость, говорят, пролетает быстро, – попытался он утешить ее.

Она рассеянно кивнула.

– Давайте присядем, – предложил он, и они заняли столик под светло-желтым зонтом.

К ним подошел официант. Ирма заказала кофе и два пирожных с фруктовым кремом, Славин последовал ее примеру, но обошелся только одним десертом.

Едва официант принес их заказ и удалился, как Капитонова потребовала:

– А теперь рассказывайте, что совершил Гена.

– Гена? – недоуменно переспросил оперативник.

– Ну да, Воронков.

– Вы были с ним так близки, что называли его по имени?

– Если бы, – снова вздохнула она, – но, согласитесь, не по отчеству же мне его величать, мы с ним почти одногодки. Он, конечно, немного старше.

– Почему вы так думаете?

– Вижу.

– Понятно. Ирма Васильевна, вы не помните, во сколько пришел к вам Воронков?

– Я на время не смотрела, – повела она плечами.

Дмитрий не сомневался, что она лжет. Еще как смотрела. Но уличать даму во лжи он не стал, просто спросил:

– Вы ведь заказывали его на определенное время?

– Ну, – нехотя кивнула она.

– Он не опоздал?

– Нет, пришел раньше на пять минут.

– Что он делал в вашей квартире?

– Как что?! – возмутилась она. – Полки вешал!

– И когда ушел?

– Через два часа. Я еле уговорила его выпить со мной чашку чая. У меня были пирожные. Я их сама испекла.

– И каким он показался вам?

– Замкнутым, неразговорчивым и все время торопился уйти.

– Он не говорил вам, что у него еще есть заказы?

– Нет, только сказал, что он должен сегодня с еще одним делом управиться.

– Спасибо. – Дмитрий хотел уйти, но она схватила его за рукав:

– Нет, так дело не пойдет! Вы обещали рассказать мне, что натворил этот Воронков.

– Ничего он не натворил, – вздохнул оперативник, – если не считать того, что позволил себя убить и надругаться над собой.

– Как это – надругаться? – широко раскрыла она светло-голубые глаза.

– Кто-то ударил его в спину ножом, а потом отрезал мужское достоинство.

– О, ужас! – воскликнула Ирма Васильевна и, сорвавшись с места, бросилась вовнутрь стационарного кафе.

Дмитрий догадался, что она помчалась в туалет. Дожидаться возвращения дамы он не стал, расплатился с официантом за ее и свой заказ и удалился.

Старший лейтенант Любава Залеская тем временем обходила соседей Геннадия Осиповича Воронкова. Часть из них не открывала дверей, оно и понятно – будни, люди работают.

Многие из тех, что открывали, на вопрос о родных и знакомых Воронкова только пожимали плечами, ссылаясь на то, что Геннадий Осипович был человеком замкнутым и необщительным. Пригорюнившаяся Любава почти спустилась с лестницы, когда заметила, как в дверь подъезда, кряхтя и утирая пот со лба, вкатывает тележку старая женщина.

– Ой, давайте я вам помогу, – кинулась к ней отзывчивая девушка.

– Да, что ты, доченька, – запротестовала старушка, – она тяжелая.

– А как же вы… – растерялась Залеская.

– Так я привычная, – отозвалась та.

– Тогда давайте вместе, – предложила Любава.

– Давай, – неожиданно согласилась женщина. – Тебя как зовут? – спросила она Залескую.

– Любава.

– А я Мария Петровна, можно просто тетя Маша.

Залеская кивнула, усердно вкатывая с одной ступени на другую и впрямь неподъемную тележку.

– Ты, дочка, к кому-то в гости приходила? – тем временем допрашивала ее Мария Петровна.

– Не совсем, – вздохнула Любава, останавливаясь и переводя дыхание, – а что у вас там, если не секрет? – кивнула она на тележку.

– Да какой же секрет? Стройматериалы.

– Стройматериалы? – совсем растерялась Любава.

– Ну да, придет ко мне знакомая малярша ремонт делать. Составила список, чего надо купить. Я и купила.

«О господи, – подумала Залеская, – бедные наши старики».

– Но ты мне, дочка, так и не сказала, к кому приходила-то. Я тебя тут ни разу раньше не видела.

Старший лейтенант догадалась, что Мария Петровна, выспрашивая ее, проявляет бдительность. Что значит советская закалка. Она невольно улыбнулась. Но тут же стала серьезной и ответила:

– Я из полиции.

– А удостоверение у тебя есть?

– А как же, – улыбнулась Любава и протянула Марии Петровне документ.

Та, подперев тележку для верности бедром, достала из кармана очки и, изучив удостоверение, вернула его Любаве.

– Ты из-за Гены Воронкова? – спросила она со вздохом.

– Из-за него.

– Тогда пошли ко мне, я его соседка, никто тут, – она кивнула на стены подъезда, – Генку лучше меня не знал.

Минут через двадцать они, натужно пыхтя, обливаясь потом и останавливаясь на каждой площадке, вкатили тележку на четвертый этаж.

– Подержи, – сказала Мария Петровна, снова подпирая тележку бедром, достала ключи и открыла дверь своей квартиры.

Они вдвоем перетащили тележку через порог и вкатили в коридор.

– Тут кидай, – распорядилась хозяйка, и Любава с радостью приперла тележку к стене коридора.

– Что бы я без тебя делала, – улыбнулась Мария Петровна, глядя на взопревшую Любаву.

– Ой, и не знаю, – отозвалась та и спросила: – А дети у вас есть?

– А как же, – гордо ответила хозяйка, – два сына.

– Чего же они вам не привезли все это? – Залеская пнула тележку, представляя, что это мягкие места сыночков Марии Петровны.

– Так они ж работают, – отозвалась та беззаботно, – а я дома, вот и решила, чего их тревожить, сама справлюсь.

И тут же проговорила:

– Ты иди, дочка, умойся, вон за той дверью у меня ванная. Нет, давай я первая, а пока ты моешься, я чай поставлю.

Еще не совсем отдышавшаяся Любава согласно кивнула. Вскоре они уже пили чай на кухне Марии Петровны с вкусными пирожками с картошкой и луком, которые хозяйка наскоро разогрела в духовке.

– Вчера пекла, – проговорила она, виновато глянув на гостью.

– Вкусно, – похвалила Любава, вонзая крепкие молодые зубы в первый пирожок.

– Ты сама-то местная? – спросила Мария Петровна.

– Нет, я с Украины, из Полтавы.

– А как же тебя сюда занесло?

– Так вышло, – пожала плечами Любава. Она вовсе не собиралась рассказывать постороннему человеку, что по молодости лет влюбилась безоглядно в москвича, приехала к нему, а он и не думал ее встречать. И как случайный прохожий, оказавшийся оперативником Ринатом Ахметовым, уговорил ее ехать с ним в этот город, как помог ей с работой. Да и жила она первое время в семье Рината. И что теперь сам Ринат, его жена Гузель и их дочка Гуля ей как родные. Да что там как. Они и есть ей родные, близкие люди на всю жизнь. Выпив две чашки чая и съев три пирожка, Любава заставила себя оторваться от вкусной еды. Пора перейти к делу, да и о фигуре не грех подумать…

– Спасибо, Мария Петровна, очень вкусно вы печете, и чай у вас изумительный.

– Я в него душицу и зверобой добавляю, а иногда и лист вишневый.

– Рецепт дадите? – улыбнулась Любава.

– Отчего же не дать, – отозвалась Мария Петровна, – я тебе и заварки с собой отсыплю.

– Вот спасибо, ребята обрадуются.

– У тебя детки есть?

– Нет, я не замужем.

– Они и у тех, кто не замужем, бывают, – хитро прищурилась хозяйка, – а что за ребятки-то у тебя?

– Так оперативники, работаем вместе и как одна семья.

– А, это хорошо.

– Мария Петровна, расскажите мне, пожалуйста, о Геннадии Осиповиче Воронкове.

– О Гене-то и рассказывать нечего, – вздохнула женщина, – он был человек тихий, замкнутый, про таких говорят – вещь в себе.

– А вы его давно знали?

– С детства. Знала я и родителей Гены, царство им небесное, хорошие были люди. Хотели еще детей, но бог не дал. Так что Гена был их единственным ребенком.

– То есть Воронков был человеком с детства необщительным? Правильно я вас поняла?

Мария Петровна кивнула.

– Но в то же время Гена всегда откликался на просьбы и был готов прийти на помощь без лишних слов.

– А почему вы не обратились относительно ремонта к Воронкову?

– Во-первых, потому, что Гена не маляр, а во-вторых, он бы с меня денег ни в жизнь не взял.

– Это плохо? – спросила Любава.

– С какой стороны посмотреть, – усмехнулась Мария Петровна.

И Залеская поняла, что пенсионерка не хотела нагружать соседа своими проблемами бесплатно. Ей, человеку старой закалки, совесть и гордость не позволяли пользоваться трудом другого человека бесплатно. Или как сейчас любят выражаться – на халяву.

– Мария Петровна, а у Воронкова совсем не было друзей?

Женщина задумалась:

– Друзей как таковых у него не было, пиво по вечерам он ни с кем не пил. На чай ко мне время от времени заходил и всегда с собой что-то приносил, то коробку конфет, то тортик, то печенья какие-нибудь замысловатые.

– А любимой женщины у Воронкова тоже не было?

Мария Петровна покачала головой:

– Нет, Любавушка, не было у Гены любимой женщины. В юности у него была девушка, на которой он хотел жениться. Они уже и заявление в загс подали. Но не судьба. – Старая женщина тяжело вздохнула.

– Она бросила его? – спросила Любава.

– Можно сказать и так, – Мария Петровна замолчала, но потом все-таки добавила: – Она разбилась в автокатастрофе. Гена тогда чуть не умер от горя, сердце так прихватило, что на «Скорой» его ночью в больницу увезли и продержали там два месяца.

Любава вспомнила, что не так давно читала статью о синдроме разбитых сердец. Оказывается, люди на самом деле заболевают и даже могут погибнуть от потери любимого человека. Но она вот не погибла. Видно, не очень-то она и любила этого москвича.

«Леший с ним», – подумала Залеская и спросила:

– А потом в его жизни так никто больше не появился? Ведь время лечит любые раны.

– Кому лечит, кому нет, – ответила женщина. – Гена посвятил себя заботе о родителях. А когда их не стало, перенес свою заботу на семью двоюродной сестры и очень переживал, что они живут в другом городе. Каждый свой отпуск он, накупив огромное количество подарков, отправлялся к ним. А в последнее время стал думать о том, чтобы продать квартиру и купить другую, поближе к сестре. Не так давно со мной советовался.

– А вы?

– Что я? – пожала плечами Мария Петровна. – Я ему сказала, если сестра не против и сам ты этого хочешь, то переезжай, конечно. Хоть родные люди под боком будут.

– Воронков работал в фирме «Муж на час», то есть ходил по домам и занимался мелким ремонтом.

– Да, так.

– В день своей гибели он выполнил все заказы. Но в том подъезде, где его убили, у него заказа не было.

– Гене позвонила сестра из Пскова и попросила сделать какой-то ремонт у подружки. Он недели две назад ходил, смотрел, что там и как. Там надо всю проводку менять, а это пыль, шум. Поэтому договорились, что он займется этим, когда они уедут отдыхать. Вот подружка оставила ему ключи и уехала, а Гена собирался начать ремонт.

Мария Петровна перевела дыхание и закончила:

– Должно быть, в этом самом подъезде его и убили.

– Вы не знаете, какой у нее был номер квартиры?

– Нет, номера квартиры не знаю. А зовут ее Аня. Подробно же все можно узнать у сестры Гены.

– Вы знаете номер ее телефона?

– Знаю.

– А она не приезжала, когда Воронков…

– Нет, не смогла она. У нее двое детей, один грудной.

– Понятно. Тогда номер телефона.

– Сейчас запишу. – Мария Петровна легко, как девушка, выпорхнула из-за стола и ушла с кухни. Вскоре она вернулась и вручила Любаве лист бумаги с номером телефона.

– Спасибо вам, теть Маша.

Мария Петровна грустно улыбнулась.

– Не за что, деточка.

Когда Залеская проинформировала Наполеонова о своем обходе соседей и передала ему протокол опроса Марии Петровны, он, прочитав, забарабанил пальцами по столу.

– Теперь понятно, почему его никто в подъезде не опознал. Скорее всего, подруга сестры еще не вернулась.

– Я проявила инициативу, – тихо сказала Залеская, – позвонила сестре Воронкова – Ларисе Ивановне Мазановой.

– Молодец, – похвалил оперативника следователь, – и что?

– Ее подруга Горботенко Анна Витальевна действительно уехала с семьей отдыхать в пансионат и еще не вернулась. А ключи она оставила Воронкову, договорившись, что он заменит за время отсутствия хозяев проводку.

– Понятно. Какая квартира?

– Восемнадцатая.

– В квартиру мы пока соваться не будем, навряд ли там есть что-то для нас интересное. Подождем приезда хозяев.

– Вы чай любите с травами? – спросила Любава. Ей неожиданно стало жалко хмурого следователя.

– Люблю, – удивленно ответил он, – а почему спрашиваешь?

– Угостить хочу. Мне соседка Воронкова отсыпала целую банку.

– Трехлитровую? – улыбнулся следователь.

– Шутите? Из-под чая банка.

Наполеонов включил громкую связь и проговорил:

– Элла, солнышко, можно тебя на минутку?

В кабинет влетела секретарь Элла Русакова, поправляя на ходу свою челку. Девушка вопросительно уставилась на следователя.

– Чего желаете, Александр Романович? – улыбнулась она.

– Элла, не в службу, а в дружбу, сообрази на троих чайку вот из этой коробочки.

Элла хмыкнула.

– Ладно.

Подхватила банку и исчезла.

Минут через десять она явилась с подносом, на котором стояли три чашки, сахар и пачка печенья.

– Элла! Ты клад! – радостно воскликнул следователь.

– Это я и сама знаю, – отмахнулась девушка, – только не пойму, вы просили чай на троих, а вас двое. Кому третья чашка?

– Тебе, вестимо, – усмехнулся Наполеонов.

– О! Благодарствую, господин следователь, – хмыкнула она, – пахнет чудесно, но я выпью у себя. – Она поставила третью чашку обратно на поднос и выплыла из кабинета.

– На язык остра, как сабля, – посмотрев ей вслед, улыбнулся следователь, – но ей и впрямь цены нет.

Любава ничего не сказала, она взяла чашку чая и долго вдыхала аромат, а потом начала пить, делая малюсенькие глоточки.

– А печенье? – спросил Наполеонов, успевший съесть уже добрую половину пачки.

– Нет, спасибо.

– Боишься поправиться?

– Боюсь. – Любава вспомнила о съеденных у Марии Петровны пирожках, но говорить следователю об этом она не собиралась.

– Ладно, дело хозяйское, а мое дело, как гостеприимного хозяина, предложить, – сказал он и принялся дожевывать оставшиеся печенья.

А Любава незаметно рассматривала его.

Высокий лоб, острый нос, рыжевато-русые, довольно коротко остриженные волосы и глаза, как у лиса, переменчивые, в зависимости от падающего на них света – то желтовато-зеленые, то зеленовато-коричневые… Красавцем его, конечно, не назовешь, но, как говорит их начальник Василиса Воеводина, следователь Наполеонов чертовски обаятельный мужчина. За время совместной работы Любава привыкла к его небольшим странностям и была согласна с мнением большинства оперативников, что со следователем Александром Романовичем Наполеоновым работать можно, и очень даже неплохо. Он ценил хорошо сделанную работу и не забывал похвалить взвешенную инициативу, приветствовал и никогда не присваивал себе чужие заслуги. Хотя… Как говорят те же оперативники, знающие следователя не один год, Наполеонов охотно прибегает к подсказкам своей подруги детства частного детектива Мирославы Волгиной. Но кому какое дело до их отношений, они и сами без посторонних как-нибудь сочтутся славой. И если Волгина предпочитает отдавать лавры Наполеонову, значит, это устраивает обоих.

Залеская была недалека от истины. Мирославу действительно устраивало, что время от времени она отдавала завершение уже раскрытого дела в руки правоохранительных органов. Ведь сама она не могла призвать к ответу преступников, у нее не было права задерживать подозреваемых и доводить дело до суда. Так что кому же ей и отдавать дело, в котором оставалось только поставить последнюю точку, как не другу детства Шуре Наполеонову. Учитывая при этом, что и сам он был умен, проницателен, предприимчив и раскрыл множество дел без участия Мирославы.

Глава 4

Наполеонов почему-то больше всего сейчас боялся, что к Мирославе заявится очередной клиент и она уйдет в дело с головой. А как же он? Ему так нужна ее помощь, поддержка.

И вот примерно так и случилось в тот день, когда Шура задержался утром после очередной бессонной ночи у Мирославы. Он немного поспал, а теперь сосредоточился на позднем завтраке. Морис что-то тихо наигрывал, сидя за роялем, Мирослава читала, Дон смотрел в окно на щебечущих на ветке воробьев. И тут зазвенел колокольчик.

Морис пружинистым шагом отправился впускать в дом посетителя, Мирослава оторвалась от книги и сладко потянулась, Дон отвернулся от окна и лениво зевнул. Но как только Морис сообщил, что пришел клиент, Мирослава стала собранной и бодрой. Детективы отправились в кабинет, даже кот ушел следом за ними, Шура остался в полном одиночестве, что его ничуть не удивило, а лишь чуть-чуть огорчило. Клиент появился, и его опасения сбылись…

«Ну, что ж, чему быть, того не миновать, – подумал он, припомнив народную мудрость. И следом за ней заявилась другая мысль: – Не было бы счастья, да несчастье помогло».

– А это еще к чему? – удивился Наполеонов вслух навалившейся на него мудрости.

* * *

Женщина представилась Анастасией Федоровной Лекаревой. Она пытливо вглядывалась в лица детективов и, едва опустившись на стул, сказала:

– У меня пропал брат.

– Когда?

– Неделю назад.

– Вы подали заявление в полицию?

– Да, но толку нет.

– Мы не занимаемся розыском пропавших, – сказала Мирослава, – если это, конечно, не связано с преступлением…

– Я уверена, что связано. Хотя в полиции мне сказали, что молодой, здоровый мужчина мог, ну вы понимаете?..

Мирослава кивнула. Увы, полиция часто считала, что люди просто отправились развлекаться, забыв сообщить об этом родственникам, которые, естественно, переживают и бегут в полицию с требованием: «Найдите, найдите ее или его».

– Понимаете, – прервала ее раздумья Анастасия Федоровна, – мой брат не такой!

– В смысле?

– Он не мог исчезнуть, ничего не сказав мне.

– Вашему брату угрожали?

– Нет, не думаю, – растерялась женщина.

– Почему же вы тогда решили, что он пропал? Может, он остался у девушки или еще что-то.

– Нет, это невозможно. Я же вам только что объяснила. Он всегда звонил маме или мне.

– Сколько лет вашему брату?

– Двадцать шесть.

– Понятно, – протянула Мирослава.

– Ничего вам не понятно! Простите… – Анастасия Федоровна быстро раскрыла сумочку, достала из нее фотографию и, подойдя к столу, положила ее перед детективами.

Мирослава, едва взглянув на фото, поняла, что это лицо ей знакомо, и через мгновенье вспомнила, где она его видела. По тому, как побледнел Морис, она догадалась, что он тоже вспомнил. Эта была еще одна жертва, которую обнаружили на стоянке.

Когда Мирослава заговорила, голос ее прозвучал с хрипотцой:

– Внизу сидит работник полиции, следователь, он точно скажет вам, где находится ваш брат.

– Что, что с ним?!

– Подождите секунду. – Морис уже набирал номер сотового Шуры.

Наполеонов поднялся почти мгновенно, без стука вошел в кабинет и взял в руки фотографию, потом повернулся к Лекаревой:

– Александр Романович Наполеонов, следователь. Проедемте со мной, Анастасия Федоровна.

– Что, что случилось, ради бога?! – воскликнула женщина, прижимая руки к груди.

– Прежде, чем сообщать вам что-то, мне нужно быть уверенным. Поедемте, пожалуйста, не будем терять время.

– Вы… вы знаете, где мой брат? – Она схватила следователя за рукав. – Ради бога!

– Идемте, – мягко освободился он.

И они вышли. Спустя два часа Наполеонов позвонил Мирославе и подтвердил догадку: четвертый потерпевший – Геннадий Федорович Лекарев.

– Морис, – позвала Мирослава.

Он молча предстал перед ней.

– Давай куда-нибудь поедем.

– Куда?

– На набережную. Например, на Маяковский спуск.

Миндаугас вывел из гаража «БМВ», догадавшись, что сесть за руль Мирослава попросит его. Морис постарался выбрать дорогу с наименьшим количеством машин, им повезло, они не застряли в пробке и, добравшись до набережной, оставили автомобиль на платной стоянке. Спустившись вниз по ступеням, Мирослава остановилась возле фонтана и стала смотреть на воду и на просвечивающееся дно, выложенное зеленой плиткой. Потом так же молча она спустилась ниже и, дойдя до парапета, глянула вниз на медленно текущую Волгу и устремила взгляд вдаль.

– Морис, – заговорила она, – что-то в этом деле мне кажется странным. А что именно, никак не могу понять.

Он кивнул.

– Давай подумаем вместе.

– Как говорят русские, – улыбнулся он едва заметной улыбкой, – одна голова хорошо, а две лучше.

– Что-то в этом роде. У тебя есть какие-нибудь версии?

– Может, это все-таки какой-то изуверский ритуал? – предположил он.

– Но мы не нашли ни одного подобного…

– Ну почему же, – не согласился он, – например, историки утверждают, что у угандийского племени ланго было поверье, что хороший урожай может принести не сам ритуальный половой акт, а половые органы. Их добывали, охотясь на мужчину из другого племени, которого потом убивали вместе с собакой. Мошонки мужчины и собаки набивали семенами проса и закапывали в почву в месте, где собирались сеять в будущем году. Убивали мужчин и в Камеруне, принося их половые органы в жертву богам.

– Занятно, но мы все-таки в России XXI века.

– Был сильный неурожай, вдруг у кого-то психика нарушилась?

– Все возможно теоретически. Но практически… Мне кажется, это не то.

Морис пожал плечами.

– А еще в Тасмании вдове предписывалось носить на шее нанизанный на веревочку член усопшего мужа…

– Интересно. Но жертвы не были женаты.

– Не были, – согласился Морис.

– О чем это говорит?

Он не ответил. А потом спросил:

– Как вы думаете, эта дама вернется к нам?

– Не знаю. Вроде бы нет смысла ей теперь тратить деньги на частных детективов.

Мирослава двинулась вдоль парапета. Морис зашагал рядом с ней. По дорожкам вдоль газонов мчались веселые дети и подростки на роликах. На одних скамейках, обнявшись, сидели влюбленные парочки, на других расположились отцы и матери семейств, с любовью поглядывающие в сторону своих резвящихся чад. Пожилые люди все больше чинно прогуливались по аллеям или мирно беседовали, сидя на все тех же скамейках. День, выдавшийся теплым и солнечным, располагал к общению с природой и с себе подобными. Хотелось радоваться жизни и верить только в хорошее. Мирослава тихо вздохнула и отвернулась в сторону реки. У Мориса на языке вертелись слова утешения, но он не произносил их вслух, думая о том, что глупо уверять главу детективного агентства в том, что найдутся новые версии, что они раскроют дело и все будет прекрасно.

– Может, в кафе заедем? – неожиданно спросила повернувшаяся в его сторону Мирослава. – Я что-то проголодалась.

– Обедать будем дома, – решительно заявил Морис, – а сейчас хотите, я вам мороженое куплю?

– Хочу.

– Какое?

– «Золотой слиток». Только купи одно на двоих. Я одна так много не съем.

– Хорошо.

В течение некоторого времени они ели одно мороженое, облизывая и откусывая его по очереди.

Потом Морис купил семечки, они присели на скамейку и стали кормить воробьев, наблюдая, как нахальные голуби стараются оттеснить более мелких птичек. Мирослава сердилась и все время шикала на них, а Морис улыбался. И было ему так хорошо, что он согласился бы сидеть на этой скамейке под цветущими кустарниками долго-долго. Но тут у Мирославы зазвонил сотовый. Даже по коротким «да, нет, скоро, приезжай» он понял, что звонил Шура.

– На ужин напросился? – спросил Морис.

– Вроде того. Ты возражаешь?

Морис округлил глаза.

– Ну что вы! Где я найду еще более благодарного и преданного ценителя моей стряпни, чем Шура?!

– А я?

Миндаугас вздохнул.

– Вам что ни дай, все съедите.

– Но если вкусно, я же ценю, – возразила Мирослава.

– Не спорю, но когда я смотрю, как наслаждается едой Шура, то испытываю… – Он задумался, подбирая русское слово.

– Экстаз! – подсказала Мирослава.

– У нашей кумы одно на уме, – проворчал Морис.

– О! Ты выучил русские поговорки!

– Я много чего уже здесь выучил.

– Понятно… Так придумал слово, обозначающее, что получаешь, наблюдая за трапезничающем Наполеоновым?

– Наслаждение.

– Так я была недалека от истины, – рассмеялась она.

– Мое слово душевное! Эстетическое! – возразил он.

– Ах, какие у вас, оказывается, возвышенные отношения. – Мирослава расхохоталась, подбежала к фонтану, лихо пройдясь по самому краю, спрыгнула на асфальт и направилась к ступеням. – Ну что, великий кулинар и эстет, поедем домой?

Морис, с удовольствием наблюдавший за ней, тотчас откликнулся:

– Поедем, моя госпожа и повелительница.

– Ты хотел сказать, моя работодательница?

– Что-то вроде того, – согласился он с ироничной улыбкой.

Она посмотрела на его очерченный одной линией профиль, на улыбку, прячущуюся в уголках соблазнительных губ, и тоже улыбнулась в ответ.

– Мне с тобой хорошо.

– Хорошо?

– Ну да, спокойно, надежно. Спасибо за мороженое и чудесную прогулку.

Они дошли до стоянки и загрузились в «БМВ».

– В голове прояснилось? – спросил Морис.

– Ты много хочешь от одной прогулки и половины мороженого. – Она весело расхохоталась.

Ее волосы взметнулись совсем близко от его лица, и он почувствовал легкий, одновременно опьяняющий и умиротворяющий аромат лаванды – любимого эфирного масла Мирославы. Духами она почти никогда не пользовалась.

Неожиданно ему захотелось посмотреть в ее глаза, и он резко повернул к ней голову.

– Мирослава!

Его голубые глаза встретились с ее зелеными, как встречаются весеннее небо, опоенное солнцем, и одетая в весеннее убранство земля.

– Что? – спросила она тихо.

– Ничего, – так же тихо отозвался он и через пару секунд тронул с места автомобиль.

За всю дорогу они не проронили больше ни слова. Сердце Мориса ликовало. А Мирослава сидела, о чем-то задумавшись. Морис время от времени смотрел на нее в зеркало и не пытался нарушить молчание.