Текст книги "Завещание крестоносца"
Автор книги: Наталья Александрова
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Аля подошла к ней сзади, наклонилась.
Теперь они обе отражались в трех старинных зеркалах.
Алена вспомнила строчки из старого стихотворения: «Друг друга отражают зеркала, взаимно искажая отраженья…»
И сейчас их с Алей отражения в трех створках трюмо накладывались друг на друга, множились… но старинные зеркала не искажали отражения девушек, а словно соединяли их в одно, общее отражение.
Алена увидела, как ее отражение становится все больше похоже на Алю. Ее лицо приобрело ту же, что у Али, нежную белизну старинного фарфора. А Алино лицо, неуловимо изменяясь, приобрело ее отчетливость и выразительность черт…
Два лица становились все более похожими… они словно сливались, проваливаясь в зеркальный колодец отражения…
В какой-то момент Алена увидела, что во всех трех зеркалах отражаются не два лица, а одно, лицо, в котором соединены черты обеих девушек…
Узнать себя в отражении – было сказано в той записке.
И она узнала себя – узнала себя в Але, и окончательно поняла, что они – одно целое, они – сестры, сестры по крови, сестры по судьбе, объединенные прошлым и будущим, объединенные отражением в старинном зеркале…
В следующее мгновение у Алены закружилась голова, и она заскользила в зеркальную глубину, словно провалившись в двоящееся, троящееся, множащееся отражение…
Она тонула в этой зеленоватой глубине, как в бездонном зеркальном омуте, тонула, не надеясь выплыть из него. У нее пропало представление о времени и пространстве, она перестала понимать, где верх и низ. Легкие разрывались от недостатка воздуха, как будто она и впрямь была глубоко под водой.
И вдруг впереди – или наверху? – Алена увидела лицо… свое собственное лицо? Лицо своей сестры?
Она протянула руку – и встретилась с другой рукой, сильной и теплой.
И эта рука потянула ее вверх, к свету, к воздуху, к жизни.
Алена сжимала руку сестры все крепче и крепче…
И наконец все кончилось.
Они с Алей сидели перед старинным трюмо, держась за руки. У обеих были испуганные и удивленные лица.
– Что это было? – прошептала Алена непослушными губами.
– Не знаю… знаю только, что ты спасла меня… если бы не ты – я утонула бы в этом зеркале…
– Я? – удивленно переспросила Алена. – Это ты спасла меня, сестренка…
И тут она почувствовала, что в ее руке – не только Алина рука.
В своей руке она сжимала еще что-то, что-то, что нашла в глубине зеркального омута.
Алена осторожно разжала руку – и увидела на ладони перстень. Перстень из тускло-красного золота, в который вставлен удивительно красивый камень того густого синего цвета, какой приобретает ночное небо незадолго до рассвета.
На поверхности этого камня была вырезана рыба.
– Что это? – удивленно проговорила Аля, разглядывая перстень.
– Это то, что хранил Николай Михайлович, – ответила Алена, – то, что он завещал нам с тобой. Видишь, только вдвоем мы смогли получить его. Видишь…
– Смотри! – перебила ее Аля. – Смотри, что это с зеркалом?
Алена взглянула на зеркало… и увидела странную, непонятную картину.
Старинное зеркало вдруг запотело, как будто кто-то дохнул на него влажным, жарким дыханием. И на этой замутившейся поверхности проступили написанные незримой рукой слова.
«Всю свою жизнь я хранил и оберегал как зеницу ока великую святыню, драгоценный перстень, дарованный святой Еленой, матерью императора Константина Великого, одному из константинопольских храмов. По преданию, в древности этот перстень хранился в вавилонском святилище, в зиккурате, посвященном богине Иштар…»
Надпись дошла до нижнего края зеркала – и на него снова дохнул кто-то невидимый. И незримая рука начертала на замутившейся поверхности продолжение:
«… затем этот перстень достался одному из царей-волхвов, явившихся в Вифлеем по зову рождественской звезды, чтобы почтить Святого Младенца. А потом, по тому же преданию, этот перстень принадлежал Госпоже нашей Деве Марии, матери Господа Иисуса Христа. Ее несравненный Сын подарил ей этот перстень после своего Преображения, в память о своем земном воплощении. Именно тогда на нем был начертан знак рыбы – священный символ раннего христианства.
Тысячу лет назад мой предок – и ваш предок – граф Фландрии Балдуин отправился в Крестовый поход. Он думал, что плывет на Восток, чтобы отбить у неверных Святую Землю, но оказалось, что Небо судило иначе. В Константинополе он стал обладателем, точнее – хранителем священного перстня…»
Надпись снова дошла до края зеркала, и снова кто-то невидимый дохнул на него, и снова по замутившейся поверхности побежали слова, слова из другого мира, слова из иной реальности:
«… с тех пор прошла тысяча лет – и все эти годы мои – и ваши – предки хранили перстень, как зеницу ока, передавали его из поколения в поколение. У меня не было детей, и я должен был передать перстень кому-то другому, кому-то из нашего рода, достойному этой тяжелой, но почетной ноши.
Я работал на строительстве секретного объекта под названием “Зиккурат”, и там, в этой башне, я оставил намеки, отсылки к тайнику, где хранил перстень. Потом, гораздо позднее, я нашел вас – вас двоих, и решил передать вам эту тайну.
Теперь вам понятно, что вы держите в руках одну из величайших святынь человечества. Отныне беречь ее – ваша задача, ваш священный долг…»
Девушки едва успели дочитать послание, как запотевшее зеркало высохло, прояснилось, и на нем не осталось и следа.
– Что это было? – проговорила Алена, переглянувшись с сестрой. – Ты что-нибудь понимаешь?
– Я понимаю! – раздался за спиной у Алены знакомый голос с заметным восточным акцентом. – Я понимаю, что не зря следил за вами! Вы нашли для меня священный перстень Великой Богини! Вы сделали то, чего я от вас ждал!
Алена вскрикнула от неожиданности и оглянулась.
Посреди маленькой комнатки стоял Мансур.
Его лицо как никогда прежде было похоже на изображение на старинной монете. Оно дышало торжеством.
– Я долгие годы охотился за этим перстнем, – проговорил он удовлетворенно, – и вот он, миг торжества… пусть неверные разрушили мой бизнес, захватили зиккурат – это не главное. Я заново создам то, что создал один раз, найду новое безопасное место для товара. Главное – я нашел перстень Великой Богини, я верну его ей, и Богиня дарует мне свое покровительство… Богиня сделает меня непобедимым!
– Этот перстень – христианская святыня! – попыталась возразить ему Алена. – По легенде, он принадлежал Богоматери…
– Пусть даже так! – Мансур недовольно скривился. – Христианство – молодая религия! Когда ваш Бог ходил по земле, нашему древнему храму исполнилась уже тысяча лет! Этот перстень принадлежал Великой Богине, Великой Матери Иштар в те незапамятные времена, когда еще не был заложен первый камень Иерусалима! Пусть потом этот перстень похитил нечестивый правитель, пусть потом он принадлежал матери вашего Бога, пусть потом он был осквернен знаком рыбы – этот перстень был и остается перстнем Великой Иштар! Отдай мне его! – он протянул руку.
– Да, это – перстень Иштар, – раздался в комнате новый голос, – и я верну его Богине. Я, ее верная служанка…
Алена повернулась – и увидела за спиной Мансура женщину средних лет. Высокую худощавую женщину с яркими, темными, широко расставленными глазами, с темными, седеющими волосами, закрученными в тугой узел.
– Ты? – удивленно и пренебрежительно проговорил Мансур. – Я нанял тебя, чтобы найти перстень, но ты не справилась с моим поручением, и ты мне больше не нужна. Ты уволена…
– Думаешь, что ты меня нанял? – насмешливо переспросила женщина. – Очень смешно. Ты попросил меня помочь. И я выполнила наш уговор, потому что всегда работаю честно. Ты просил предоставить тебе ее, – она кивнула на Алену, – бедную, слабую и одинокую. И я сделала так, чтобы ее уволили с работы, чтобы ее бросили все друзья и даже родная мать от нее отказалась.
– Ты обещала привезти ее мне – жалкую и покорную, – вставил Мансур, – но не сделала этого.
«Ей помешала та сила, которая привела в тот ресторан Алю, – мелькнуло в голове у Алены, – та сила, которая помогла нам найти перстень. Она и сейчас поможет, я знаю!»
– Я подумала, для кого так стараюсь? – продолжала женщина, сверкая глазами. – Ты – никто, жалкий неофит, а я… мои предки тысячи лет служили Богине, я – из древнего рода служителей зиккурата, и мне по праву принадлежит этот перстень! Он мой! – голос ее загремел.
– А это мы еще посмотрим!
– Посмотрим, – кивнула женщина, – для начала посмотри сюда!
Она вынула из-под воротника серебряный медальон на тонкой цепочке и принялась раскачивать его перед лицом Мансура, в то же время говоря монотонным, гипнотическим голосом:
– Смотри на этот медальон… следи за ним… внимательно следи… ты чувствуешь, как твои веки становятся тяжелыми, глаза слипаются…
Мансур несколько секунд следил за медальоном, но вдруг вздрогнул, встряхнул головой и прошипел, как рассерженная змея:
– Думаеш-шь, на меня действуют твои гипнотические ш-штучки? Как бы не так!
С этими словами он поднял пистолет и направил его на женщину. Та отшатнулась, но раздался негромкий хлопок, и в середине ее лба появилось черное отверстие.
Ноги женщины подломились, и она упала на пол, не подавая никаких признаков жизни.
– Вот так-то! Против пули никакой гипноз не поможет! – удовлетворенно проговорил Мансур и перевел пистолет на Алену. – А теперь отдай мне перстень!
Алена крепко сжала ладонь, в которой лежал священный перстень.
– Не отдам! – ответила она. – Тебе сначала придется меня убить!
– Ты думаешь, это трудно? – Мансур усмехнулся. – Впрочем, сначала я, пожалуй, убью ее… – и он направил пистолет на Алю.
Алена побледнела. Потерять свою сестру? Свое с таким трудом найденное второе «я»? Только не это! В конце концов, перстень можно вернуть, а человеческую жизнь – нет…
И она решилась.
Протянула руку и разжала ее. Перстень упал в протянутую ладонь Мансура.
– Правильное решение! – проговорил тот и шагнул к лестнице. – Что ж, я получил свое и больше не навязываю вам свою компанию… Вы мне не нужны.
Лестница заскрипела под его ногами.
Алена переглянулась с сестрой.
– Не нужно было его отдавать! – проговорила Аля страдальческим голосом.
– Но он убил бы тебя!
– Ну и пусть! Этот перстень дороже человеческой жизни…
– Нет. Нет ничего дороже человеческой жизни!
– Я попробую его остановить! – Аля бросилась вниз по лестнице вслед за Мансуром.
– Стой! – крикнула ей Алена. – Он убьет тебя!
Но сестра ее не слышала.
Алена бросилась за ней и догнала уже на крыльце дома.
Мансур, не оглядываясь, шел по тропинке между зарослей бурьяна.
Вдруг Алене, как в тот первый раз, когда она приехала посмотреть на дом, показалось, что в этих зарослях кто-то шевелится.
На этот раз ей это не показалось.
Из бурьяна, с двух сторон от тропинки, поднялись двое высоких мужчин лет сорока, чем-то удивительно похожих друг на друга, в старомодных длинных плащах. На одном плащ был бежевый, на другом – темно-зеленый.
– Посто-ой, Мансур! – проговорил тот, что в бежевом, с мягким прибалтийским акцентом. – Нужно поговорить!
– А вы еще кто такие? – Мансур остановился, переводя взгляд с одного на другого. – Я вас не знаю!
– Ты слышал, Йонас? – Бежевый взглянул на зеленого. – Он нас не знает!
– Слышал, Алдис! Он прав, он действительно нас не знает. Зато он знает наших друзей – Витаутаса и Юргиса.
– Он их не только знает, – подхватил Алдис, – из-за него наши друзья попали в ментовку. А он почему-то на свободе…
– Ну, мужики… – замялся Мансур, – всякое бывает… там случилась неприятность… вы же знаете, заморочки иногда со всеми случаются…
– Случаются, – кивнул Алдис, – но эта заморочка случилась на твоей территории. И наши друзья попали в ментовку. Ну, оттуда мы их вытащим. Но вместе с ними пропали наши деньги. И ты их не вернул. У нас в Литве так не принято.
– Вы не в Литве! – огрызнулся Мансур.
– Ты слышал, Йонас? – Алдис опять повернулся к напарнику. – Он говорит, что мы не в Литве.
– Это правда, – кивнул Йонас, – мы не в Литве. Значит, можно не стесняться!
Он распахнул полы своего плаща и вскинул обрез.
Мансур потянулся было за пистолетом, но опоздал: полыхнуло, раздался оглушительный грохот, и в груди Мансура появилась огромная рваная дыра.
Алена зажмурилась от дыма и грохота, а когда она открыла глаза, литовцев уже не было, а мертвый Мансур лежал поперек тропинки.
Тут, к самому шапочному разбору, над соседним забором появилась голова в красной бандане.
– Это что же здесь такое творится? – заголосила соседка. – Вот сейчас я участкового позову!
– Бежим! – вскрикнула Аля и припустила к калитке, перепрыгнув через мертвого Мансура.
– Зовите, Марфа Петровна! – крикнула соседке Алена и побежала за сестрой.
Пробегая мимо Мансура, она невольно взглянула на него… и увидела на тропинке в шаге от трупа выпавший из мертвой руки перстень. Наклонилась и подняла его. Нельзя же оставлять в грязи такую святыню.
Аля остановилась первая и спросила:
– Что мы делаем? Мы что, совсем сдурели?
– И правда. – Алена запыхалась. – Но ведь она полицию вызовет, а что я скажу? Ты куда звонишь?
– Андрей? – Аля махнула рукой, отгоняя Алену. – Майора Коробицына мне. Срочно! Ах, на выезде? Ага, поселок Песочное, улица Лесная… тут и есть? Встречаем…
– Ну вот, – она повернулась к Алене, – через минуту они тут будут. И давай расскажем ему все честно – и про тетку эту, и про наши общие неприятности. Он парень неглупый, разберется.
– Только про перстень ничего не скажу, это наша тайна.
– Само собой, – откликнулась Аля и, заметив, что в конце улицы показались машины, прошипела: – Да не сияй ты, как медный самовар! Ну не на свидание же он к тебе приехал, все-таки два покойника рядом!
Темно-синее ночное небо, усеянное крупными звездами, нависло над Средиземным морем. Двухмачтовый генуэзский корабль медленно шел на запад. На палубе вповалку спали воины-крестоносцы, возвращающиеся в Европу. Отдельно от них спали генуэзцы-корабельщики – кроме одного, который нес вахту на мостике возле руля. В единственной маленькой каюте на корме корабля спал, разметавшись на низкой кровати, предводитель крестоносцев, славный воин и выдающийся военачальник граф Балдуин Фландрский. Граф недавно был избран императором созданной крестоносцами Латинской империи и сейчас, в преддверии коронации, направлялся в свои северные владения, дабы решить вопросы престолонаследия и оставить надежных людей для управления Фландрией на время своего отсутствия.
Перед дверью каюты сидел верный оруженосец графа Гильом. Он оберегал сон своего господина, но сам клевал носом.
Наступила самая темная, самая мрачная часть ночи – четвертая стража. То время, когда выходят на промысел воры и грабители, то время, когда ведьмы и колдуны творят свои мерзостные ритуалы, то время, когда духи смерти приходят за своими жертвами.
Гильом уронил голову на колени и задремал. Поэтому не услышал, как с негромким стуком к борту корабля приткнулась большая четырехвесельная лодка, не услышал, как на борт забросили крюк на веревке, как по этой веревке на корабль один за другим вскарабкались четыре едва различимые тени, четыре человека в черных плащах.
Вахтенный корабельщик, который напряженно вглядывался во тьму впереди корабля, ожидая, когда появится маяк на высоком берегу Кипра, услышал за спиной какой-то подозрительный шорох и оглянулся.
Перед ним стоял высокий, худой человек в черном плаще. Это был не крестоносец и не член экипажа.
Корабельщик открыл рот, собираясь поднять тревогу.
– Тс-с! – прошипел незнакомец.
В ту же секунду сильная рука зажала рот корабельщика, и острый клинок перерезал горло от уха до уха.
Убийца подал знак своим сообщникам, и они, стараясь не поднимать шума, прокрались на корму, к единственной каюте.
Гильом забеспокоился, сквозь сон почувствовав опасность. Один из ночных злодеев ударил его по голове короткой дубинкой, и оруженосец без чувств упал на палубу.
Ночные гости плеснули масла на замки и петли, чтобы они не скрипели, и отворили дверь каюты.
Здесь было темно, как в чреве кита.
Грабители пробрались внутрь, закрыли за собой дверь. Один из них высек огонь кремневым огнивом, зажег восковую свечу и поднял ее над головой.
При свете этой свечи они увидели разметавшегося на смятой постели графа.
Граф пошевелился, открыл глаза, увидел над собой смуглые лица незваных ночных гостей и потянулся за мечом, хотел позвать оруженосца, но грабители всем скопом набросились на него, прижали руки графа к кровати, заткнули ему рот.
– Где он? – спросил один из грабителей на латыни. – Где перстень богини?
Граф зарычал, как раненый медведь, попытался стряхнуть грабителей, но они не давали ему пошевелиться, навалившись на него всем своим весом.
– Где перстень? – повторил грабитель.
– Он у него на груди, в ладанке под рубахой! – прошипел второй и запустил руку под шелковую рубаху графа.
Под рубахой и правда была серебряная ладанка.
Граф Балдуин замычал, напряг свои могучие руки.
В это время дверь каюты открылась, на пороге возник Гильом. Лицо его было бледно, как полотно, он едва держался на ногах, но в руке у него был обнаженный меч.
– Я здесь, господин! – воскликнул оруженосец и ударил мечом одного из грабителей.
Тот упал со страшной раной в груди, остальные грабители, забыв о графе, повернулись к новому противнику.
Граф Балдуин вскочил, схватил первое, что подвернулось ему под руку – тяжелую дубовую скамейку, и обрушил ее на голову ближайшего грабителя. Тот охнул и повалился без чувств.
Двое оставшихся грабителей, оттолкнув Гильома, выскочили на палубу.
Там уже просыпались крестоносцы, разбуженные шумом в каюте своего предводителя.
Грабители, словно зайцы, перепрыгивая через просыпающихся воинов, добежали до борта и спрыгнули в воду.
Через несколько минут лодка с уцелевшими грабителями плыла к далекому берегу.
Граф Балдуин Фландрский, не так давно избранный императором Латинской империи, стоял на носу корабля, сжимая в руке серебряную ладанку.
На этот раз ему удалось сберечь ее бесценное содержимое. Но долго ли он сможет бороться с темной силой, которая хочет завладеть священной реликвией?
И тут же он нашел в своем сердце ответ.
Он будет бороться столько, сколько будет нужно. А когда жизнь его подойдет к концу, передаст этот священный долг своему сыну, а тот – своему, и так – поколение за поколением…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.