Текст книги "Завещание крестоносца"

– Очень немного, – в голосе матери прозвучала плохо скрытая неприязнь, – неприятный человек. Высокомерный, недобрый. Он считал, что я неровня твоему отцу. Якобы они из какого-то очень старинного рода, чуть ли не королевских кровей…

«Значит, все-таки мать его знала. А для чего тогда говорила, что отец нарочно придумывает аристократических родственников? – подумала Алена. – Ох, мама, оказывается, ты очень плохо относилась к отцу, а я и не замечала…»

– А почему тогда у отца была другая фамилия?

– Вроде бы дядя этого Николая Михайловича, дед твоего отца, поменял фамилию после революции. Тогда иметь дворянские корни было опасно. Ну, он и изменил фамилию Кортне на Кортнев. По иронии судьбы, как раз его-то потом и посадили, и простецкая фамилия не помогла. А отец этого Николая Михайловича благополучно прожил всю жизнь со своей древней фамилией и никто его не тронул. Но все же, почему ты о нем спрашиваешь? Он что, как-то проявился через столько лет?

Алена не стала рассказывать матери о неожиданном наследстве. Начнется шум, охи, вздохи, пустые разговоры, мать захочет взглянуть на дом в Песочном. Придется ехать туда с ней, а может, она и своего мужа позовет. Потом, после продажи дома, снова станет просить деньги в долг, поскольку у ее муженька на примете еще одни коммерческий проект… Нет уж, теперь Алена ученая, с нее достаточно дачи. Больше о своих делах она матери не скажет ни словечка.

Она снова ответила уклончиво и свернула разговор.

Нотариус Селиверстов сидел в своем кабинете и смотрел на телефон, как будто это была ядовитая змея. Телефон пока молчал, и от этого Селиверстову становилось еще хуже. Он чувствовал, как стены комнаты сжимаются, а потолок опускается на него, как в средневековой камере пыток.

Наконец телефон зазвонил, и Селиверстов вздрогнул.

– Ну что? – спросил ужасный неживой голос в трубке.

И хотя Селиверстов знал, что голос принадлежал женщине, не мог избавиться от мысли, что ему звонят из самого ада.

– Надеюсь, вам удалось убедить ее продать дом? – спросил неживой голос.

– Н-нет… – заикаясь, едва выдавил из себя Селиверстов, – она сказала, что должна все увидеть сама…

– Вот как? – холодно спросила страшная женщина. – Но в таком случае я больше не нуждаюсь в ваших услугах.

– Постойте! – закричал Селиверстов. – Погодите! Она сказала, что поедет туда завтра! Посмотрит дом, а потом свяжется со мной на предмет продажи!

Алена Кортнева сказала совсем не это. Напротив, она дала понять, что если и будет продавать дом, то ни за что не обратится к Селиверстову. Но нотариус готов был на все, только бы эта страшная женщина не осуществила свою страшную угрозу, не послала фотографии ему на работу, его жене и тестю.

Скорей всего, страшная женщина ему не поверила, потому что просто бросила трубку.

На следующий день Алена обзвонила еще несколько крупных страховых компаний, телефоны которых нашла в справочнике, но нигде ей не предложили работу.

Она взглянула на счета. Времени до крайнего срока их оплаты оставалось все меньше и меньше. И тут ей попались на глаза ключи от старого дома, полученные вчера от нотариуса.

Алена задумалась.

Покойный родственник оставил ей дом в Песочном, а это престижное место. Наверняка его можно продать за хорошие деньги и расплатиться с долгами… Вот и нотариус так говорил, и даже с покупателем предлагал свести…

«Хотя, – подумала она в следующую минуту, – наверняка это старая развалина, которая не стоит больших денег…»

Впрочем, зачем гадать? Чтобы узнать возможную стоимость этого дома, нужно его для начала хотя бы увидеть. И с этим жуликом Селиверстовым она связываться ни за что не станет, найдет приличного человека, риелтора, который этим займется. Прежние знакомства у нее остались.

Алена оделась попроще – джинсы, кроссовки и короткая курточка, села в машину и отправилась за город.

Вскоре она уже выехала на Приморское шоссе, и меньше чем через час оказалась в Песочном.

Четвертый дом по Лесной улице оказался красивым двухэтажным строением, обшитым вагонкой и выкрашенным в зеленый цвет. Его украшала нарядная четырехугольная башенка с флюгером, а еще имелась веранда, застекленная разноцветными ромбами стекол – красными, желтыми, зелеными. Участок огораживал забор из штакетника, который не мешало бы подновить – заменить кое-где сломанные планки и подкрасить.

Калитка была закрыта на обычную деревянную щеколду и, как и забор, давно нуждалась в ремонте, а лучше – в полной замене. Штакетник покосился и растрескался, а местами вообще подгнил, многие планки выпали, и в образовавшиеся щели выглядывали сорняки, краска давно облупилась, и только кое-где можно было скорее угадать, чем разглядеть ее первоначальный темно-зеленый цвет.

Алена откинула щеколду и вошла на участок.

К крыльцу вела узкая тропинка, по сторонам которой буйствовали густые сорняки. Они заполонили весь участок, как дикое кочевое племя захватывает мирную страну. Сорняки с шуршанием раскачивались под порывами ветра, и в какой-то миг Алене показалось, что в густой траве кто-то прополз.

Конечно, показалось.

Теперь, вблизи, она увидела, что сам дом тоже давно требует ремонта. Вагонка рассохлась и потрескалась, краска с нее облупилась. Доски крыльца подгнили. Возле самого крыльца стояла переполненная водосборная кадка – хотя, кажется, дождя давно уже не было.

Алена подошла к крыльцу и опасливо вступила на первую рассохшуюся ступеньку, которая заскрипела, но выдержала. И только хотела сделать следующий шаг, как поблизости раздался суровый окрик:

– Ты куда это собралась?

Алена вздрогнула и обернулась.

За забором, отделявшим четвертый дом от соседнего, стояла крепкая пожилая тетка в фиолетовом тренировочном костюме и в розовых резиновых сапогах. Голова у нее была повязана красной косынкой, скорее даже пиратской банданой. Она облокотилась о забор и грозно смотрела на незваную гостью.

– Это вы мне? – удивленно спросила ее Алена.

– Тебе, тебе, а кому же еще? Ты что это по чужим домам шастаешь? Вот я щас участкового позову! Он как раз недавно к Василию Пузыреву прошел, это рядом!

– Почему – по чужим? – возмутилась Алена. – Это моего дяди дом, я его наследница!

– А не врешь? – подозрительно спросила бдительная соседка. – А как твоего дядю звали?

– Николай Михайлович! А меня Аленой зовут. Но вообще, почему это я должна перед вами оправдываться? Кто вы такая, чтобы здесь допросы учинять?

– Хорошие соседи должны за соседским имуществом присматривать! – строго проговорила тетка. – А я как раз соседка и есть, Марфа Петровна. Мы с покойным всегда дружно жили. Я тут третьего дня одних уже шуганула, хотели в дом забраться. Так ты, значит, Николая Михайловича племянница?

– Значит, – недовольно ответила Алена.

– И теперь, значит, здесь жить будешь?

– Да я еще ничего не решила! – отмахнулась Алена и быстро поднялась по ступеням.

– Что-то я тебя раньше здесь не видела! – не унималась соседка. – Что-то ты раньше дядю не навещала!

На этот раз Алена не стала отвечать. Достала ключи, которые дал ей нотариус, открыла дверь и вошла в маленькую прихожую, которой больше подходило устарелое название «сени».

По правую руку от входа сиротливо висело серое старомодное пальто, по левую стояла простая деревянная скамейка, рядом с ней – несколько пар резиновых сапог и еще кое-какая поношенная обувь. Левее скамьи была еще одна дверь.

Алена толкнула ее и оказалась на веранде – той самой, застекленной разноцветными ромбами. Дневной свет, проникающий сквозь них, заливал веранду удивительным, фантастическим сиянием. Алене вдруг показалось, что она уже была здесь, на этой веранде, когда-то очень давно – в раннем детстве, а может быть, еще до рождения, в какой-то другой жизни.

Ей вдруг привиделся длинный стол, накрытый белоснежной крахмальной скатертью, блестящий медный самовар, соперничающий блеском с солнцем, ярко-синие кобальтовые чашки, и люди, непривычно одетые, непривычно говорящие, непривычно воспитанные. Женщины – точнее, дамы – были в нарядных кисейных платьях, мужчины – в непривычных светлых пиджаках с узкими лацканами и блестящими пуговицами… нет, не в пиджаках, поняла Алена, а в сюртуках, и разговаривали они все по-французски…

«Надо же, какая только ерунда не привидится! – подумала она. – Наверное, это сцена из какого-то старого фильма о дореволюционной жизни».

Тем не менее на душе от этого разноцветного сияния стало хорошо и легко, как будто она вернулась в давно забытый дом. Дом своего детства.

Алена прошла через веранду к следующей двери, которая, судя по всему, вела в жилые комнаты. При этом с невольной грустью отметила, что многие цветные стекла треснули, а нескольких вообще не хватает, и половицы на веранде рассохлись и безбожно скрипят под ногами…

Да, продать этот дом будет непросто, подумала она. И тут же поймала себя на мысли, что продавать его ей совсем не хочется…

За следующей дверью оказалась просторная жилая комната.

Посреди стоял круглый стол, накрытый синей скатертью, рядом – несколько венских стульев, в простенке между окнами – книжный шкаф с застекленными дверцами.

Алена шагнула к нему и машинально открыла дверцу – говорят же, что ничто так не характеризует человека, как книги в его шкафу.

Даже если этот человек уже умер, подумала она.

В шкафу стояли в основном французские и немецкие книги. Старинные переплеты, изящный шрифт, на многих – готический, почти нечитаемый. Она вытащила один томик в кожаном переплете, прочитала надпись на обложке: «Almanach de Gotha».

Когда-то Алена слышала это название – «Готский альманах», самый авторитетный справочник по генеалогии европейских правящих династий и знатнейших титулованных дворянских фамилий. Ну да, ведь покойный причислял себя к древнему дворянскому, скорее даже аристократическому роду. Понятно, что он интересовался вопросами генеалогии…

Она не стала разуверять эту грубоватую соседку, которая назвала ее племянницей покойного хозяина дома, хотя не чувствовала к нему ничего. Какой уж тут родственник, если она, Алена, его ни разу в жизни не видела. Какие могут быть к нему чувства?.. И если он оставил ей по завещанию дом, то отчего не пытался встретиться раньше, хотя бы познакомиться… Да, на этот вопрос теперь уже никто не ответит.

Внезапно Алена ощутила странное чувство.

То, что психологи называют «дежавю». То есть ощущение, что происходящее здесь и сейчас, в данный миг, уже когда-то происходило с тобой.

Хотя нет… чувство было другое, куда более реальное.

Алене показалось, что когда-то давно она была в этом доме, в этой комнате. Когда-то давно видела эти книги в старинных кожаных обложках с золотым тиснением на переплетах, с изысканной вязью готического шрифта… Ей показалось, что если она откроет дверь в дальнем конце комнаты, то увидит небольшой чулан, а в нем – лестницу, ведущую на второй этаж.

Чтобы отделаться от этого навязчивого ощущения, Алена открыла эту дверь… и в растерянности замерла на пороге.

За ней действительно оказался крошечный чулан, из которого на второй этаж вела деревянная лестница с резными перилами, за многие годы вытертыми до блеска чьими-то руками.

«Что же это такое? – подумала она. – Значит, я когда-то была в этом доме? Но когда? Я ведь совершенно этого не помню… но откуда же тогда всплыло это воспоминание?»

Она начала подниматься по лестнице – медленно, неуверенно, как будто не поднималась на второй этаж старого дома, а спускалась в темный колодец собственной памяти. Рассохшиеся ступени скрипели под ногами, и этот скрип, казалось, пробуждал в душе новые воспоминания.

Тогда все было гораздо больше – и дом, и комната, и книжный шкаф, и окружающие люди, и… кукла – удивительная кукла с нежным фарфоровым личиком, в чудесном длинном платье из старинных розоватых кружев. В памяти всплыло забытое слово – брабантские кружева…

Странным образом эта кукла была немного похожа на новую знакомую и однофамилицу Алю Кортневу. Точнее, Аля была немного похожа на старинную куклу – те же грустные голубые глаза, нежное, словно фарфоровое лицо, чуть растрепанные светлые волосы…

«Но при чем здесь какая-то кукла? – одернула себя Алена. – Какое отношение она имеет к дядиному дому? Или… я видела эту куклу здесь? Но я никогда не была в этом доме…»

Тогда откуда же в памяти взялись чулан и лестница с резными перилами? И одна балясина выломана, а вместо нее вставлена обычная планка… Не могла же она видеть эту планку во сне…

По скрипучей, рассохшейся лестнице Алена поднялась на второй этаж. Почему-то она помнила, что нужно непременно перешагнуть третью ступеньку.

На втором этаже находился кабинет Николая Михайловича – старинный письменный стол красного дерева, лампа под зеленым абажуром и снова книги, книги, книги, тяжелые, темные фолианты в толстых кожаных переплетах… Книги по архитектуре – ведь он был архитектором, вспомнила Алена, – но не только, еще здесь были книги по истории христианства и по генеалогии…

Этот кабинет тоже показался Алене знакомым, как будто она уже бывала здесь, но какая-то неведомая сила тянула ее еще дальше, вверх по лестнице.

Ну да, здесь же есть еще башенка…

Эта часть лестницы была уже, чем первая, и ступеньки скрипели куда громче. Но Алена уверенно поднялась по ним, как будто делала это прежде. Ноги сами ее несли.

Наверху находилась совсем маленькая квадратная комнатка с окнами на все четыре стороны света, за которыми Алена увидела соседние дома, сады, безлюдную улицу и заросший бурьяном пустырь, тянущийся до самой железной дороги. А в самой комнатке едва поместился низенький продавленный диванчик, обитый выцветшей тканью в мелкий цветочек, и небольшое старинное зеркальное трюмо.

Алена с опаской заглянула в него, как в зеркальную пропасть прошлого, и себя – в трех лицах: анфас, в центральном зеркале – такую, какой она была сейчас, а в боковых створках – совсем ребенком, девочкой пяти-шести лет…

Ну да, точно такая фотография была у мамы – синее платье с подолом в складку и пышный белый воротник с рюшами. Фотография в красивой деревянной рамочке долго висела у родителей, она очень нравилась отцу, и только после его смерти мать убрала ее в дальний ящик комода.

Надо бы забрать…

Алена встряхнула головой, протерла глаза – и наваждение тут же исчезло: в боковых створках она была такой же взрослой, как в центре трюмо.

Она еще раз внимательно пригляделась к старинному зеркалу. Вокруг него на деревянной раме вилась изящная резьба.

Не просто резьба – надпись: «Mene mene tekel…»

Что-то очень знакомое, подумала Алена, но тут же отвлеклась. У нее возникло неприятное ощущение, будто кто-то пристально смотрит ей в спину. Она понимала, что здесь никого нет, и тем не менее резко обернулась.

Разумеется, за спиной никого не было. Никого и ничего… кроме старого, продавленного дивана. Но странным образом этот диван притягивал ее взгляд. Что-то в далеком прошлом было с ним связано…

Алена подошла к нему и вдруг ее руки сами собой подняли нижнюю часть, как будто она собралась разложить его на ночь. Внутри находилось свободное место, где обычно хранят постельные принадлежности – одеяла, подушки, но здесь лежали не постельные принадлежности.

Внутри этого дивана лежали несколько кукол. Очень старых, может быть, даже дореволюционных.

И одна из них была та самая, которая только что всплыла в памяти Алены, – с нежным фарфоровым личиком, в чудесном длинном платье из старинных розоватых кружев. Брабантских кружев.

Кукла чем-то удивительно походила на Алю Кортневу… и смотрела на Алену с тем же грустным и растерянным выражением, с каким смотрела на нее новая знакомая.

Алена достала куклу из дивана, прижала к себе, как грудного ребенка, – и тут же в памяти всплыл далекий, давно забытый весенний день: эта же комната, пронизанная солнечными лучами, и кукла, которую она так же прижимала к себе…

Тогда все вокруг было гораздо больше – потому что сама она была совсем маленькой.

Алена еще раз взглянула на куклу и теперь увидела, что старинные кружева выцвели и почти истлели, фарфоровое личико покрылось сеткой едва заметных трещинок – как покрывается морщинками женское лицо. И тем не менее кукла сохранила свою удивительную прелесть, как некоторые, по-настоящему красивые женские лица сохраняют красоту в любом возрасте.

Алена посадила куклу на столик трюмо – как делала в далеком детстве. Теперь кукла отражалась во всех трех зеркальных створках. И все три отражения были разными, как будто в каждой створке жило другое создание. В центральном зеркале кукла была похожа на зрелую, даже стареющую женщину, в левой – на юную девушку, в правой – на маленькую девочку.

Тут, внимательно разглядев куклу, Алена заметила то, что пропустила в первый момент: висящую на поясе маленькую сумочку из таких же розоватых старинных кружев, из которых было сшито ее платье. Изящный ридикюль, застегнутый на золотую пуговку.

И снова, как уже несколько раз за этот день, Алена почувствовала, что ею движет какая-то непонятная, но непреодолимая сила. И сейчас эта сила заставила ее расстегнуть золотую пуговку и открыть кукольный ридикюль. Или это было обычное любопытство?

Алена понимала, что в кукольном ридикюле не может поместиться какой-то большой предмет. Разве что что-то крошечное. И действительно, внутри она нашла свернутую в трубочку бумажку.

Осторожно, стараясь не повредить, Алена развернула ее.

Это был маленький полупрозрачный листок. Прежде такую бумагу называли папиросной и перекладывали ею гравюры и иллюстрации в старинных книгах.

На листке фиолетовыми чернилами было написано несколько слов, на первый взгляд, обычными латинскими буквами, но ни одно из них не было знакомо Алене.

«Akamelo malefiko bandino lumilos anuento».

Не английский, не французский и уж точно не немецкий язык. Итальянского и испанского Алена не знала, но что-то подсказывало, что это ни тот, ни другой. Может быть, латынь? Нужно будет посмотреть в словарях.

Внимательно приглядевшись к надписи, Алена заметила, что и некоторые буквы не совсем обычные. Так, у первой буквы «A» снизу имелся какой-то затейливый хвостик, буква «f» была украшена сбоку странной завитушкой, как раньше говорили – виньеткой, а у каждой буквы «o» в середине стояла точка.

Несмотря на то что Алена не могла перевести странную надпись, эти слова показались ей удивительно знакомыми, как показался знаком этот старый дом, и башенка, и старинная кукла с очаровательным фарфоровым личиком…

Внезапно Алена услышала, как чей-то тихий, мелодичный голос произносит нараспев:

– Akamelo malefiko bandino lumilos anuento!

Она даже обернулась, настолько явственно прозвучал этот голос, но тут же поняла, что кроме нее в башенке никого нет, а голос прозвучал в ее памяти. Певучий, негромкий голос, похожий на серебряный колокольчик.

Голос, который подошел бы старинной кукле с прелестным фарфоровым личиком…

И тут Алена услышала другой, совершенно реальный звук: звук подъехавшей к дому машины. И он не предвещал ей ничего хорошего…

Алена выглянула в окно, выходящее на улицу.

Возле калитки дома покойного Николая Михайловича остановился черный, забрызганный грязью джип, из него вышли двое мужчин в черных куртках с капюшонами, не задерживаясь, открыли калитку и направились к крыльцу. Один из них поднял голову и посмотрел наверх.

Алена тут же отшатнулась от окна и запаниковала.

Незнакомцы выглядели очень подозрительно, подозрительно и опасно. Да что там – выглядели! Весь их облик буквально излучал смертельную опасность. Точные экономные движения, как у опасных хищников, быстрые оценивающие взгляды, которые они бросали по сторонам, и какая-то удивительная слаженность движений, как будто эти двое представляли собой единый организм.

Зачем они приехали в этот дом? Что собираются здесь делать и как отреагируют на нее, Алену? Уж верно, ничего хорошего от этой встречи ее не ждет… При одной мысли об этом по спине Алены пробежал холодок. Вот как чувствовала, что от похода к нотариусу будут неприятности! Неужели это он навел этих двоих на дом в Песочном? А что? С виду как есть жулик и прохиндей, и Аля что-то такое говорила про его подмоченную репутацию. А Алена не придумала ничего лучше, чем поехать сюда одной.

А с другой стороны, к кому ей обратиться-то? Как выяснилось, у нее никого нет – ни отца, ни брата, ни друга надежного. Бойфренд? Были у нее бойфренды, но все какие-то несерьезные, отношения с ними складывались необременительные, и последний безболезненно отпал где-то с полгода назад. Стало быть, надеяться можно только на себя. И Алена затаилась, поглядывая в окно.

В это время из-за соседнего забора донесся суровый окрик:

– Вы кто такие? Вы куда это собрались?

Алена заметила бдительную соседку Марфу Петровну. Та перегнулась через забор и подозрительно разглядывала приезжих, как незадолго до того разглядывала саму Алену.

– Усохни, тетка! – рявкнул на нее один из незнакомцев. – Не лезь в чужие дела, если не хочешь нарваться!

– Это вы мне? – возмутилась соседка. – Это вы со мной так говорите? Да вы ва-аще кто такие?

Тут в разговор вмешался второй мужчина, пониже ростом и поплотнее. Он говорил с заметным акцентом, а в голосе звучало фальшивое дружелюбие:

– Дама, не сердитесь на моего напарника, он у нас недавно работает и еще не научился правильно разговаривать с населением. Вот пойдет на курсы повышения, там его научат!

– С населением? – переспросила соседка чуть тише. – Да кто вы такие-то?

– Мы-то, дама, из службы электроснабжения. Нам нужно в этом доме электропроводку проверить. Дом стоит без присмотра, так как бы замыкание не случилось.

– Ах, проводку? – Соседка смягчилась. – Ну, если проводку – тогда ладно… тогда я не против…

На протяжении этого разговора Алена стояла почти не дыша и была парализована страхом, но теперь к ней вернулась способность здраво соображать и быстро действовать.

Убежать из дома она не сможет, незнакомцы уже подходят к крыльцу. Значит, надо спрятаться… В башенке не было никакого укромного уголка, поэтому для начала Алена, прижав к груди старинную куклу, торопливо сбежала вниз, на второй этаж.

С первого уже доносились шаги и голоса незваных гостей, поэтому оставалось одно – спрятаться здесь, в кабинете Николая Михайловича. И тут в ее памяти снова всплыл тот далекий весенний день, когда она побывала в этом доме.

Тогда она тоже была в этом кабинете, и кто-то – наверное, хозяин дома – показал ей тайник: один из книжных шкафов отодвигался в сторону, и за ним находилась крошечная потайная комнатка, где хватало места только для одного человека.

Стараясь не шуметь, Алена подскочила к первому шкафу и попыталась сдвинуть его в сторону, но тот не поддавался. Да с чего она взяла, что можно верить этому смутному, нечеткому воспоминанию? Наверняка это капризы памяти, и она вовсе не была в этом доме!

А как же кукла?

Шаги незнакомцев уже приближались к лестнице.

– Ну, ты даешь – курсы повышения! – проговорил один из них и коротко хохотнул.

– Нужно было успокоить старуху, – отозвался второй, с заметным акцентом. – Нам лишний шум ни к чему. Ну, пошли наверх, проверим второй этаж.

В панике Алена завертела головой. Ну да, здесь же есть еще один книжный шкаф, в дальнем углу комнаты, за письменным столом!

Алена бросилась к нему, навалилась всем весом… и он плавно отъехал в сторону. Не раздумывая, она юркнула в тайник и задвинула за собой шкаф.

Буквально за секунду до этого лестница заскрипела под тяжелыми шагами незнакомцев.

– Ты слышал, Лис? – раздался настороженный голос с заметным акцентом.

– Слышал – что?

– Да как будто что-то скрипнуло на втором этаже!

– Да тут все везде скрипит, – отозвался второй голос, – дом старый, рассохшийся…

Незнакомцы замолчали, их шаги приближались.

Тайник, в котором спряталась Алена, походил на узкий чуланчик, тесный и пыльный. Свет проникал в него через несколько узких щелок. Прильнув к одной из них, она смогла увидеть кабинет и вошедших в него мужчин.

В доме они откинули капюшоны, и теперь Алена смогла как следует их разглядеть.

Тот, что выше, оказался рыжим, лет тридцати, с блекло-голубыми глазами, в которых светилось какое-то злое, веселое безумие. Ему удивительно подходила кличка Лис.

Второй – пониже ростом и плотнее – смуглый брюнет лет сорока. Лицо его было надменным и гордым, как изображение на старинной монете. Несомненно, это ему принадлежал голос с акцентом. И также несомненно – именно он был в этой паре главным.

– Нет ее здесь! – проговорил рыжий, оглядев кабинет. – Никого здесь нет!

– Не спеши с выводами, Лис! – процедил смуглый, обводя помещение пристальным тяжелым взглядом. – Должна она тут быть, есть надежные сведения.

«Точно, нотариус меня сдал! – мелькнуло у Алены в голове. – Ну надо же, гад какой!»

– Проверим здесь все как следует… ты же знаешь, что она нам очень нужна…

– Да уже тысячу раз от тебя слышал, – огрызнулся рыжий. – Все уши ты мне этим прожужжал!

– Если понадобится – и тысячу первый раз повторю, чтобы ты как следует вбил это в свою рыжую голову: она нам нужна, потому что только она может найти это… то, что мы ищем! Нам нужно заполучить ее и заставить, заставить любыми способами сделать то, что надо! Только она это может!

Алена ужаснулась, с какой интонацией эти двое говорят о ней. А в том, что говорят о ней, она не сомневалась.

«Заставить любыми способами…»

Она представила способы, о которых говорит этот страшный человек, – и ее заколотил озноб.

Самым ужасным в этой ситуации было то, что она не имела ни малейшего понятия, что им от нее нужно.

– Да знаю, знаю! – отмахнулся Лис. – Только нет ее здесь! Наврал все козел этот!

– Может, и нет… – Смуглый медленно обошел кабинет, заглядывая в каждый угол, в каждый простенок. – Но проверить надо, и проверить очень тщательно…

В какой-то момент он остановился прямо напротив тайника, где пряталась Алена. Их разделяло всего несколько сантиметров. Несколько сантиметров – и тонкая, ненадежная перегородка.

Алена видела прямо перед собой гладкую оливковую кожу, узкие губы, темные миндалевидные глаза. Она замерла и даже задержала дыхание, чтобы не выдать себя случайным звуком. И глаза опустила, чтобы не встретиться с ним ненароком взглядом. Опасный тип, чует дичь, как хищный зверь…

И точно, смуглый человек замер, как будто что-то почувствовал, его ноздри расширились, словно он к чему-то принюхивался.

Постояв так несколько секунд, он все же пошел дальше.

– Ну что, теперь ты видишь, что ее здесь нет? – раздраженно проговорил Лис.

– Проверим еще наверху, в башне! – отозвался смуглый. – Должна она здесь быть, должна!

Алена напряглась. Если эти двое поднимутся в башню, у нее есть шанс выскочить из тайника, скатиться по лестнице и сбежать из дома…

Но смуглый словно прочитал ее мысли.

– Стой здесь, Лис! – проговорил он, прежде чем подняться в башенку. – Стой здесь, возле лестницы, чтобы она мимо тебя не проскользнула. Наверху я сам проверю!

– А если ее и там нет?

– А если и там нет – по бревнышку дом разберем! Чую я, что она где-то здесь!

Ступеньки лестницы заскрипели под его ногами.

Алена снова выглянула в щелку. Лис стоял перед лестницей – гибкий, настороженный, опасный, словно мина на растяжках.

Что делать? Как спастись?

Она попятилась, вжалась спиной в заднюю стенку чулана… и вдруг почувствовала шеей и щекой легкое дуновение сквозняка.

Еще не веря себе, развернулась и принялась ощупывать заднюю стенку чулана. И там, на высоте примерно метра от пола, нащупала едва заметный выступ. Нажала на него – и стенка слегка поддалась.

Выступ на стене оказался банальной задвижкой, а стенка – очередной дверцей…

Стараясь не шуметь, Алена приоткрыла эту дверцу, увидев за ней винтовую лестницу, спускавшуюся на первый этаж. К счастью, та была металлической и не скрипела. Алена сняла туфли и медленно, чтобы не выдать себя неосторожным движением, принялась спускаться.

На первом этаже она обнаружила очередную дверцу, выскользнув через которую оказалась позади дома. Закрыла за собой дверцу – и той как ни бывало: со стороны стена казалась сплошной, если бы Алена не знала, что в ней есть потайная дверь, ни за что бы не догадалась.

Прячась за кустами, она дошла до забора, нашла несколько выломанных штакетин и выбралась на улицу. Согнувшись в три погибели, прошла по улице до того места, где оставила свою машину.

Тут же рядом стоял черный джип незнакомцев.

Алена покосилась на него.

Если она сейчас поедет на машине, те двое в доме услышат шум мотора и бросятся за ней следом, а догнать ее на этом джипе им не составит труда. Вот если бы вывести его из строя…

Тут совсем рядом раздался негромкий голос:

– Эй, девонька!

Алена вздрогнула и оглянулась.

Через забор на нее смотрела все та же соседка, бдительная тетка в красной бандане.

– Возьми-ка! – проговорила она, протягивая широкий, кривой и очень острый садовый нож – видимо, предназначенный для обрезки кустов. – Возьми-возьми! – повторила она, заметив Аленину нерешительность. – И по шинам, по шинам!

– Спасибо, Марфа Петровна! – Алена сверкнула глазами, взяла нож и от души полоснула по двум шинам.

– Так им, стервецам! – удовлетворенно проговорила соседка. – Так им и надо! А то, видишь ли, велят мне в чужие дела не соваться! Ежели у меня активная жизненная позиция, так для меня все дела свои! И еще он мне заливать будет, что электрики они, как будто я своих электриков не знаю! А ты дело сделала и ножик-то отдай, он мне нужен! Сейчас такой нигде не купишь! – закончила она с той же самой интонацией.

Алена вернула нож, села в машину и выжала газ. Но перед тем как уехать, запомнила номер черного джипа.

Подъезжая к повороту улицы, в зеркале заднего вида она заметила, как двое мужчин в черных куртках выбежали из калитки и бросились к джипу. Джип рванул было с места, но тут же завилял и остановился, едва не съехав в канаву.

– Большой привет! – проговорила Алена, сворачивая на шоссе.

Рядом с ней на пассажирском сиденье устроилась старинная кукла с прелестным фарфоровым личиком.

Вернувшись домой, Алена набрала номер старого знакомого Антона Коробицына, который служил в ГИБДД в чине капитана.

Надо сказать, многие работники страхового бизнеса старались заводить друзей в ГИБДД: очень полезно и при оформлении страховок автотранспорта, и при разборе сложных дорожно-транспортных происшествий. Но Антон был и человеком приятным, так что их отношения с Аленой, начавшиеся как сугубо деловые, со временем переросли в приятельские.

– Как дела, Антоша? – приветствовала его Алена.

– Да все бы ничего, – вздохнул Коробицын, – только вот Софья у меня разболелась. То ли новый корм ей не пришелся, то ли еще что…

Софья была любимой кошкой капитана. Сиамка удивительной красоты, в которой Антон души не чаял.