Текст книги "Завещание крестоносца"
Автор книги: Наталья Александрова
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Алена выразила сочувствие, и Коробицын спохватился:
– Да что я все о своем! Слышал, ты из своей фирмы уволилась?
– Быстро же до вас слухи доходят!
– Ну что, нашла уже новое место?
– Ищу.
– Могу тебе чем-нибудь помочь?
– Очень даже можешь. Пробей для меня номер, – и Алена продиктовала номер черного джипа, на котором приезжала в Песочное опасная парочка. – Сможешь?
– Для тебя – все что угодно! Перезвоню минут через пятнадцать…
Однако телефон Алены зазвонил уже через пять минут.
– Быстро ты, Антоша! – проговорила она, поднеся телефон к уху.
– Вы меня с кем-то перепутали, Аленочка! – раздался в трубке приятный пожилой голос. – Это Левантович…
– Ох, Сергей Степанович, извините! – смутилась Алена. – Я думала, это мой приятель звонит…
– Аленочка, вам совершенно не за что извиняться!
Профессор Левантович был еще одним клиентом, которого она в свое время привела в фирму. Профессор постоянно страховал у них квартиру, а самое главное – свою исключительную коллекцию живописи и антиквариата.
– А я вам, Аленочка, хотел пожаловаться, – в голосе профессора обида смешалась со смущением. – Мне нужно было продлить страховку, и почему-то прислали из вашей фирмы такого некомпетентного молодого человека… Аленочка, ведь ко мне всегда приезжали вы! Я к вам так привык, вы такая культурная девушка… а этот молодой человек – он совершенно не разбирается в искусстве! Назвал Дюрера малым голландцем! Путает рококо и бидермейер! А самое главное – он даже не захотел сделать обычную скидку! Вы ведь всегда делали мне скидку за безубыточное страхование!
– Ох, Сергей Степанович, дело в том, что я в этой фирме больше не работаю…
– Как – не работаете? Пошли на повышение?
– Если бы… – вздохнула Алена. – Сами знаете, времена сейчас трудные… в общем, меня уволили.
– Да что вы говорите! – Профессор едва не закипел от возмущения. – Вас, такого замечательного работника! О чем они только думали? Куда только смотрели?
– Видимо, не посчитали меня таким уж замечательным работником… – Алена сказала это без горечи, и сама не успела удивиться такой метаморфозе.
– Так что же мне теперь делать? – Профессор снова вспомнил о собственных проблемах. – Я так привык к вам… и скидка… я на нее рассчитывал…
– А как звали того молодого человека, который к вам приходил?
– Георгий.
– Ну, Сергей Степанович, я с ним поговорю. Он вовсе не так безнадежен, просто еще не знаком с вами. Вы не беспокойтесь, я с ним непременно поговорю, сегодня же, и он оформит страховку в лучшем виде! И скидку сделает…
– Да? – в голосе профессора все еще звучали сомнения. – Вы в этом уверены?
– Не сомневаюсь! Кстати, Сергей Степанович, вы ведь знаток древних языков?
– Ну, знаток – это громко сказано, – профессор засмущался, – но кое-что, конечно, знаю…
– Так вот, на вас вся моя надежда. Что может значить такая фраза… – Алена достала квадратик папиросной бумаги из кукольного ридикюля и как могла четко прочитала: – Акамело малефико бандино лумилос ануенто.
Профессор молчал.
– Так что это может значить? – повторила Алена свой вопрос. – Или хотя бы на каком это языке?
– Алена… – заговорил наконец Левантович, и голос его звучал очень странно. – Алена, где вы это нашли? В какой-то книге? В какой-то монографии?
– Ну… – замялась она, – скорее в рукописи… это было написано от руки…
– Алена! – Профессор был явно взволнован. – Вы не могли бы показать мне эту рукопись? Видите ли, на слух я могу и ошибиться… у вас ведь, мне кажется, не вполне правильное произношение…
– Показать? – переспросила Алена. – Вообще-то, я и хотела вам это показать, только вы, наверное, заняты…
– Нет-нет! – чуть не закричал Левантович. – Для вас я всегда свободен… особенно если это то, о чем я думаю… вы не могли бы приехать прямо сейчас?
– Да запросто!
Едва она села в машину, как снова зазвонил ее мобильный. На этот раз это действительно был Антон Коробицын.
– Ну что? Пробил ты тот джип? – осведомилась Алена.
– Пробил, – настороженно ответил капитан.
– И что? С этим джипом что-то не так? Кому он принадлежит?
– Принадлежит он, Аленка, фирме «Зиккурат». Согласно бумагам, эта фирма торгует восточными пряностями и приправами. Но только, знаешь, что-то с этой фирмой нечисто. Ее делами интересуются наши смежники, серьезная контора. Я совершенно случайно узнал, у меня там братишка двоюродный работает. А тут название такое… необычное, ну я и запомнил.
– А что это значит? – полюбопытствовала Алена. – Что за слово такое?
– А это такая ступенчатая пирамида, в древности строили на востоке. Так что ты уж, Аленка, будь там поаккуратнее… сама понимаешь, восток – дело тонкое. А лучше вообще туда не суйся от греха…
– Не буду! – пообещала Алена.
Антон недоверчиво хмыкнул: видно, по голосу понял, что она врет.
Утром Аля спала долго и проснулась с головной болью и недовольная всем миром. Лежа в постели и вспоминая весь вчерашний день, она чувствовала, как щеки опалила краска стыда.
Ну какой же она была дурой! Причем не только вчера. Как могла позволить Герману так с собой обращаться? Да еще и выболтала все как на духу своей новой знакомой. То-то она смотрела на нее, Алю, как на ненормальную, когда услышала про судьбу и про карму, преследующую женщин в ее семье.
Аля застонала и спрятала голову в подушку, однако легче не стало. Она с трудом поднялась и поплелась в ванную.
В зеркале отражалась жуткая рожа с повисшими вокруг лица, как грязная пакля, волосами и заплывшими свиными глазками. Еще бы, столько спать!
– Так жить нельзя. Нужно что-то делать, – сказала Аля этой ужасной роже в зеркале, включила холодный душ и залезла под него, стиснув зубы. Выдержав пытку пять минут, она не стала включать горячую воду, а растерлась полотенцем.
Аля терпеть не могла холодную воду, и даже в жару не купалась в реке или в озере. Два раза в жизни ездила она на море, и с тех пор лелеяла эти воспоминания.
Сейчас холодная вода прогнала стыд и вызвала в Але самую настоящую злость. Это все из-за Германа, это он во всем виноват. Наврал с три короба, наобещал красивую жизнь. Ладно, она – дура, это ясно, с этим никто не спорит. Повелась на его сладкие речи, выпустила из рук хорошую работу и потеряла прежнюю. Теперь у нее ни денег, ни работы, да еще и Алексея Ивановича обидела ни за что ни про что, а ведь кроме хорошего, ничего от него не видала.
А Герман поступил с ней как самая настоящая свинья. Вот зачем он позвал ее в тот ресторан? Помолвка у них, видите ли, будет. Ага, сразу две! И свадьба в придачу! За что он так?
Аля расчесала волосы и снова поглядела в зеркало. Вид стал получше, хоть глаза больше не запухают. Что ж, надо жить дальше. Работу искать, в квартире прибраться. Но сначала… сначала нужно отомстить Герману.
«Дурочка, – сказало ей отражение в зеркале, – ну что ты можешь ему сделать? Скандал устроить? Морду набить? Потому что убивать ты его не станешь – не сможешь просто, да и посадят ведь! Так стоит ли заводиться? Лучше просто выбросить его из головы!»
– Стоит, – твердо сказала Аля, – вот погляжу ему в глаза и что-нибудь сделаю, хоть чернилами оболью или зеленкой. Тогда только смогу забыть. А он меня долго помнить будет, пока зеленку не отмоет.
Она посмотрела на часы – ого, полдня в постели провалялась! Это не дело.
Навела макияж поярче, а оделась наоборот поскромнее, чтобы раньше времени не бросаться в глаза. Затем вышла из дома и зашла в хозяйственный магазин на углу, где купила небольшой баллончик ярко-зеленой акриловой краски. Продавец любезно научил ее пользоваться баллончиком. Все очень просто. Главное, нужно держать его твердой рукой и нажимать кнопку. Аля спрятала баллончик в сумку и улыбнулась продавцу благодарно.
Офис Германа находился не так далеко от ее дома, собственно из-за этого они в свое время и познакомились. Аля знала адрес, но никогда там не была – Герман не хотел, чтобы ее видели его сослуживцы, а она тогда не настаивала, но знала, что он заканчивает работу в шесть часов.
Подойдя к небольшому бизнес-центру, где находилась фирма бывшего возлюбленного, Аля с удовлетворением увидела на стоянке его машину. Очень хорошо, значит, Герман на работе. Ничего с ним не случилось вчера, не попал в аварию, не заболел, просто решил посмеяться над Алей. Ну, это ему даром не пройдет.
На всякий случай она проверила баллончик в сумке и уселась в уличном кафе напротив.
– Кофе? – возник рядом официант.
– Воды без газа, – строго сказала Аля, – и никакого кофе.
Когда стрелки часов перевалили за шесть, из бизнес-центра потек тонкий ручеек сотрудников. Затем ручеек становился все шире, и вскоре превратился в реку, которая через некоторое время обмелела, затем снова стала ручейком, а потом почти пересохла. Аля расплатилась за воду и вышла из кафе, сжимая в руке баллончик.
Тут крутящаяся стеклянная дверь очень кстати вытолкнула на улицу лысоватого невысокого сутулого мужичка, в котором Аля с изумлением узнала Германа.
Да как же это?.. Где глубокий взгляд серых глаз, где неторопливые вкрадчивые движения, ласковые руки?.. Где все то, что она любила? Абсолютно заурядный тип. Ничем не примечательный мужчина, выглядит явно старше своего возраста. По виду типичный неудачник, затюканный начальством.
И это из-за него сердце Али замирало, едва только она видела в окно его машину? И когда смотрела из окна, как он шел через двор к подъезду, а когда поднимал голову, улыбаясь ей, Аля готова была выпрыгнуть из окна от радости.
Из-за этого человека она готова была пожертвовать всем, без малейших раздумий готова была отдать ему все, включая собственную жизнь. То есть ей так казалось.
Шаркая ногами и сутуля спину, Герман пересек небольшую площадку перед бизнес-центром и направился к своей машине. Аля смотрела ему вслед, застыв на месте. И этому заурядному типу с пустыми глазами она отдала почти два года своей жизни? Да, хорошенькую шуточку сыграла с ней судьба!
Так, может, и мама, когда рассказывала, какой замечательный был Алин отец, просто выдавала желаемое за действительное? У Али и тогда уже были сомнения, которые сейчас потихоньку переходили в уверенность. Если отец был таким замечательным, так отчего не женился на маме? И уж во всяком случае, отчего не пытался общаться с Алей, своей родной дочерью? Деньгами, конечно, помогал, но постольку-поскольку, а подарков к празднику не присылал, на выпускной вечер не пришел, после смерти матери ее не поддержал… Да и денег присылал немного. У нее день рождения пятнадцатого февраля, так за последний февраль прислал ровно половину…
Да и черт с ним совсем, с досадой подумала Аля, сейчас не о нем нужно думать.
Герман отчего-то не сел в машину, а остановился, крутя головой.
Еще раньше Аля прикинула, как пройти, чтобы оказаться с ним рядом, но чтобы он до последнего ее не замечал. А сейчас отчего-то медлила. До этого она горела желанием отомстить, а теперь… Господи, да кому он нужен, этот траченый молью, унылый, рано постаревший, непривлекательный тип! Да его даже забывать не стоит, потому что его просто нет. Он – никто и ничто.
В это время мимо Али пролетел кто-то большой и шумный. Пахнуло жаром и потом.
– Гер-ра! – заорала крупная тетка, с ходу притормозив у машины. – Где ты ходишь? Жду-жду, договорились же!
– Да я тут, мышоночек… – Герман вскинул голову и тоскливо посмотрел на тетку. – Начальство задержало…
– Ничего нельзя попросить! – громогласно проворчала тетка.
Платье на ней было вроде бы модное, мешком, но поскольку она заполняла его все, без остатка, торчали только ноги с толстыми икрами, то вид был как у бочонка с ножками. Черты лица крупные, будто вырубленные топором, причем с зазубренным лезвием. Аля вспомнила, как Герман говорил, что его жена – человек сложный, и фыркнула. Что тут сложного-то? Все ясно с первого взгляда.
Не то Герман услышал, не то почувствовал что-то, но поднял глаза и увидел Алю. Она не шелохнулась, а в его глазах увидела панический страх. И боялся он не ее, это точно, боялся он свою жену.
Толстокожая тетка ничего не заметила и, пихая Герману сумки, сказала:
– Вот, убери! Да не в багажник! – тотчас заорала она. – Там у меня хрупкое, разобьется.
– Сейчас, мышоночек, – покорно ответил Герман, – ты только не волнуйся так, тебе вредно, у тебя давление…
Аля круто развернулась и пошла прочь, сунув по дороге баллончик с краской в первую попавшуюся урну.
Удачно миновав все пробки, Алена подъехала к дому профессора Левантовича и первое, что увидела, – машину Гоши Селезнева возле подъезда. Ошибиться было невозможно – пижон Гоша ездил на красном «Форд Мустанг» восьмидесятых годов. Стильная машина, и все еще надежная.
Селезнев сидел за рулем и явно о чем-то переживал, однако, увидев Алену, вскинулся и, высунувшись в окошко машины, закричал:
– Алён! Ты куда – к Левантовскому?
– Во-первых, не к Левантовскому, а к Левантовичу, – поправила она, подойдя к машине, – а во-вторых, да, к нему.
– Ох! – Гоша схватился за голову. – А ты теперь на кого работаешь? На «Классику»? На Игумнова?
– Гоша, следить надо за ситуацией в страховом бизнесе! Игумнов больше в «Классике» не работает. Потерял он фирму.
– Да ты что? Правда, что ли? Он же был владельцем! А к кому тогда ты перешла?
– Да ни к кому, успокойся.
– Ой, врешь! А зачем тогда приехала к Левантовичу? – подозрительно осведомился Гоша.
– Да у меня к нему личное дело, – неопределенно ответила Алена.
– Личное? Он же старик! Ох, Аленка, заливаешь! Ты его хочешь для кого-то застраховать… убьет меня Лева, если я его упущу… как пить дать – убьет…
– А ты не упусти. Во-первых, честно говорю – я тебе не конкурент, я к Левантовичу совсем по другому делу. Во-вторых, постарайся к нему грамотный подход найти. Ты же знаешь, страховой бизнес – психологический, главное, найти ключ к клиенту.
– Легко сказать… у тебя-то так все хорошо получалось… – уныло протянул Гоша.
Алена присмотрелась – льстит, подлизывается? Да нет, Гошка парень невредный, все эти интриги не для него. Надо ему помочь, опять же, перед стариком неудобно.
– А ты слушай и запоминай. Как войдешь к нему в квартиру, сразу закати глаза, ахни и покажи на шкаф в прихожей: «Ох, какой у вас бидермейер!»
– Кто такой бидермейер? – удивленно спросил Гоша. – Родственник его, что ли?
– Ну ты, Гоша, и серый! Стиль это такой… в Германии, в девятнадцатом веке. Ладно, ты, главное, запоминай. В кабинете у него над столом рисунок висит в раме, так вот это – эскиз Дюрера. Профессор им особенно гордится. А вообще, Гоша, старайся меньше говорить и больше слушать. Так ты умнее покажешься.
– Спасибо, Аленка! – с чувством проговорил Гоша. – Я этого никогда не забуду! Если тебе что понадобится – обращайся!
– Не за что! Только подожди полчаса, сначала я с ним поговорю. А тебе даже лучше – думаю, профессор после разговора со мной будет в хорошем настроении. И вот еще что, – спохватилась она уже возле двери, – сделай ты Левантовичу скидку за безубыточное страхование! Мы ему эту скидку каждый год делали! Он без нее не успокоится!
– А как же Лева? – заныл Гоша. – Он сказал, в наше трудное время никаких скидок!
– А что, по-твоему, лучше – получить страховку со скидкой или вообще не получить?
– Получить со скидкой, – не задумываясь, ответил Гоша.
– Вот и Леве так скажи! И потверже там с ним, все же Левантович – клиент солидный…
Алена вошла в подъезд, поднялась на четвертый этаж и остановилась возле двери, обитой старорежимным дерматином, из которого местами торчали клочья рыжей ваты. На вид это была дверь самой бедной, убитой квартиры, жильцы которой едва сводят концы с концами и не могут скопить денег даже на новую обивку. Такую дверь всякий уважающий себя вор-домушник с презрением обойдет стороной. На это и рассчитывал Левантович, когда заказал для нее такую неказистую обивку. На самом деле под рваным дерматином скрывалась мощная дверь из двух листов особо прочной стали, с двумя швейцарскими сейфовыми замками.
Алена нажала на кнопку звонка. За дверью тут же раздались быстрые шаги, и знакомый голос проговорил:
– Иду, иду…
Шаги приблизились к двери, и на несколько секунд наступила настороженная тишина.
Алена повернулась лицом к медной кнопке, служившей сомнительным украшением обивки: она знала, что под ней скрыта миниатюрная камера, которая позволяет хозяину квартиры внимательно разглядеть каждого гостя и решить, стоит его впускать или лучше отправить восвояси.
В ее случае хозяин принял положительное решение, и принял очень быстро.
– Аленочка! – радостно проговорил он. – Подождите секунду, я отопру свои крепостные ворота!
Профессор Левантович очень серьезно относился к поговорке «Мой дом – моя крепость», возможно, воспринимал ее буквально, потому что дверь его квартиры и впрямь была похожа на ворота средневекового замка. А может быть, и дала бы тем воротам сто очков вперед, поскольку в Средние века еще не умели выплавлять такую прочную сталь.
Тяжелая дверь отворилась, и Алена попала в святая святых, точнее – в пещеру Аладдина, и уже приготовилась расточать комплименты хранящимся в ней сокровищам.
Это было нечто вроде непременного ритуала: гость должен был восхищаться антикварными редкостями, а хозяин в ответ смущенно повторять: ну что вы, это ерунда… а вот это, пожалуй, и впрямь неплохая вещица…
Однако сегодня хозяин квартиры вел себя необычно. Он промчался мимо роскошного шкафа в стиле бидермейер, мимо пары кресел и круглого столика, выполненных в лучших традициях русского классицизма, и устремился в свой кабинет.
Алене ничего не оставалось, как следовать за ним, стараясь не отставать.
Войдя в кабинет, она бросила взгляд на письменный стол черного дерева в стиле «вторая готика», на китайские вазы, расписанные цветущими хризантемами и крадущимися тиграми, на развешанные по стенам старинные гравюры и картины и на венец этой коллекции – лаконичный набросок в резной раме, быстро и точно нарисованный заяц, наверняка эскиз к известной картине Дюрера. Эскиз и правда был мастерский, но когда она попыталась передать в словах свое восхищение, Левантович нетерпеливо отмахнулся:
– Позже, позже! Покажите же мне его! Покажите скорее!
Алена снова испытала что-то вроде дежавю, хотя и в несколько другом виде: ведь дежавю по-французски значит «уже видел», а в данном случае уместнее было бы сказать «уже слышал».
Действительно, только вчера в старом загородном доме покойного родственника она слышала, как искавшие ее бандиты говорили: «Только она может найти это…» И вот сейчас господин Левантович говорит почти то же самое: «Покажите мне его».
Случайно ли такое совпадение?
Впрочем, Алена не имела ни малейшего понятия, о чем говорили те два бандита, а вот что имел в виду Левантович, догадывалась. Тем более что профессор тут же подтвердил ее догадку:
– Где та рукопись, о которой вы говорили по телефону?
– Ну, рукопись – это громко сказано. Всего лишь записка… всего несколько слов…
С этими словами Алена передала Левантовичу кусочек папиросной бумаги со странной надписью на неизвестном языке.
Профессор вцепился в этот клочок, как коршун. Нет, вовсе не как коршун – он держал странный листок с такой нежностью и бережностью, как будто это был его персональный пропуск в профессорский рай.
Оглядев бумажку вдоль и поперек, с лицевой и оборотной стороны, профессор неожиданно пустился в пляс.
Такого Алена никогда не видела! Пляшущий профессор, пляшущий специалист по мертвым и полумертвым языкам! Профессор отплясывал какой-то дикий, ни на что не похожий танец – возможно, так танцевали в Древнем Египте или в Вавилоне. Или в какой-нибудь дикой африканской стране.
Правда, Левантович быстро осознал недопустимость такого поведения в его возрасте и общественном положении, покраснел и прекратил плясать. Откашлявшись с самым смущенным видом, он повернулся к Алене и спросил дрожащим от волнения голосом:
– Аленочка, вы даже не представляете, что это такое! Вы не представляете, что вы нашли!
– Действительно, не представляю, – охотно согласилась с ним девушка, – но надеюсь, что вы мне объясните. Причем желательно – в доступной мне форме, без употребления ужасных лингвистических терминов вроде редуцирования и коннотации.
– Постараюсь… – неуверенно проговорил Левантович, – только сначала один, очень важный вопрос. Где вы это нашли и есть ли там еще что-нибудь подобное?
– Ну, это уже не один, а целых два вопроса. Но я вам на них, так и быть, отвечу. Этот листок я нашла на даче своего дальнего родственника, и больше ничего подобного там не было.
– На даче вашего родственника? – воскликнул профессор. – А не могли бы вы познакомить меня с этим вашим родственником?
– Вот этого, к сожалению, никак не могу. При всем моем желании. Этот мой родственник скончался, почему я и попала к нему на дачу – он оставил ее мне в наследство… вернее, это даже не дача, а просто старый загородный дом, где мой двоюродный или какой-то там дядя проживал круглый год.
– А вы уверены, что в том доме больше нет никаких других надписей на этом языке?
– Не знаю, – Алена пожала плечами, – я еще не все там тщательно обследовала.
– Так обследуйте все! – взмолился профессор. – Обследуйте все и, если найдете еще что-нибудь подобное – принесите мне! И вот еще что… этот ваш родственник – как его звали?
– Николай Михайлович.
– А полностью, полностью?
– Николай Михайлович Бодуэн де Кортне.
– Ну конечно! – воскликнул профессор, вскинув руки к потолку. – Ну конечно, так я и знал!
Алена испугалась, что Левантович снова примется плясать, и поспешила отвлечь его конкретным вопросом:
– Так все же, что это за записка? – Она попыталась опустить своего собеседника с небес на землю. – Что в ней говорится? И для начала – на каком языке она написана? На латыни? На греческом?
– Да, для начала… – протянул профессор Левантович, потирая руки, – вот именно, для начала… Для начала, деточка, эта записка написана не на латыни, и уж тем более, не на греческом. Она написана на языке лингва-франка.
– На каком? – переспросила Алена. – В жизни не слышала о таком языке!
– Ничего удивительного, – кивнул профессор, – но не считайте себя из-за этого невеждой. Об этом языке не слышали и многие дипломированные лингвисты. Тем более – о первом лингва-франка, а это, несомненно, именно он!
– Еще не легче! – воскликнула Алена. – Так этих языков еще и несколько? Раз есть первый, значит, есть как минимум еще и второй? А может, и третий?
– И третий, и четвертый, и десятый… их вообще множество, но тот, что на вашей записке, – первый, или истинный лингва-франка! У меня нет в этом сомнений!
– Объясните! – взмолилась Алена. – Ничего не понимаю!
– Объясню, деточка, охотно объясню! В мире всегда были и есть такие регионы, где рядом, бок о бок, живут народы, говорящие на разных языках. Самый простой пример – бывший Советский Союз, где тесно общались представители пятнадцати союзных республик и сотни других народов. Им нужен был какой-то общий язык, чтобы житель Тбилиси мог спросить дорогу в Таллине, а бурят или калмык уверенно чувствовал себя в Молдавии или Казахстане. И таким языком межнационального общения в Советском Союзе был русский…
– При чем тут это? – перебила его Алена. – Про язык межнационального общения я знаю, в школе объясняли.
– Ну да, в Советском Союзе это был русский язык, в бывшей Британской империи – английский, в значительной части мусульманской Азии – арабский… на огромной территории Римской империи таким языком, разумеется, была латынь. Причем на ней разговаривали еще долго после того, как империя была разрушена. Да и сейчас многие народы так называемой романской языковой группы говорят на языках, родственных языку древних римлян. Румыны – так те прямо называют себя римлянами: румын – значит римлянин.
– Кажется, вы отвлеклись!
– Действительно… в общем, такие языки, на которых общаются между собой представители разных народов, лингвисты называют лингва-франка. У таких языков есть общие черты, как правило, они немного отличаются от исходного варианта в сторону упрощения…
– Все равно я не понимаю, какое отношение это имеет к моей записке! Уж она-то точно написана не по-русски и не по-английски! Эти языки я худо-бедно знаю.
– Разумеется. Эта записка, как я уже сказал, написана на первом, или истинном лингва-франка. Этот язык возник в Средние века, во времена Крестовых походов, на нем разговаривали рыцари – тамплиеры. Слышали о таких?
– Что-то слышала… кажется, их всех потом казнили по приказу французского короля.
– Ну да, орден тамплиеров, или храмовников, действительно был разгромлен в начале четырнадцатого века по приказу короля Франции Филиппа Красивого, но до этого он пережил два века богатства и могущества. Основали этот орден в начале двенадцатого века несколько французских рыцарей, и задачей его была защита бедных христианских паломников, собравшихся посетить Святую Землю. Папа Римский покровительствовал новому ордену, даровал ему многочисленные религиозные и финансовые привилегии, его численность и влияние росли. Тамплиеры не только и не столько защищали бедных паломников, сколько занимались более выгодными делами – служили наемниками у богатых крестоносцев, основавших на Святой Земле маленькие государства, охраняли богатых купцов. Понемногу орден богател, и кроме военных действий стал заниматься финансовыми операциями – одалживая тем же феодалам крупные суммы. Потом им первым пришла в голову идея безналичных денег…
– Как это? – переспросила Алена, которую невольно заинтересовал рассказ профессора.
– Ну, представьте. Какой-нибудь рыцарь или купец отправляется, предположим, из Фландрии в Иерусалим. Это и сейчас-то довольно далеко, а в те времена, когда единственным средством передвижения была лошадь, такое путешествие занимало, в лучшем случае, несколько месяцев и было не только долгим, но и опасным. В дороге путника могли обворовать или ограбить, и он мог добраться до конечной цели без копейки. А ведь он собирался на Востоке заняться выгодной торговлей, для которой, разумеется, нужны средства… Вот тут-то на помощь нашему путешественнику приходили тамплиеры. У них по всей Европе и Ближнему Востоку было множество отделений, монастырей и постоялых дворов, и между этими отделениями была налажена надежная связь. Таким образом, наш путник мог прийти в отделение ордена тамплиеров у себя на родине, во Фландрии, внести в кассу большую сумму – предположим, тысячу дукатов или пятьсот флоринов и получить от рыцарей специальный документ, удостоверяющий, что они получили эти деньги.
– Что-то вроде современного аккредитива, – догадалась Алена.
– Совершенно верно! Затем он спокойно отправлялся в путь, не опасаясь воров или грабителей, добирался до конечной точки своего маршрута, допустим, до Иерусалима или Константинополя, приходил в тамошнее отделение ордена тамплиеров и предъявлял там свой документ. Тот, который вы так удачно назвали аккредитивом. Тамплиеры на месте проверяли документ и, если он оказывался подлинным, выдавали путнику соответствующую сумму из своей кассы. Разумеется, взяв себе какой-то процент за услугу.
– Все это очень интересно, но при чем здесь моя записка?
– Я уже подхожу к главному… чтобы безопасно вести свой сложный бизнес, а также передавать из одного отделения в другое важные сообщения, тамплиеры придумали свой особый язык. Его-то и называют первым, или истинным лингва-франка.
– И вы хотите сказать…
– Да, я почти не сомневаюсь, что ваша записка написана именно на этом языке, на истинном лингва-франка. Тем более что в пользу этого предположения говорит имя, точнее – фамилия вашего родственника, который, по-видимому, и написал эту записку.
– При чем же здесь его фамилия? Я понимаю, что она старинная, дворянская…
– Она не просто старинная и не просто дворянская. Род Бодуэн де Кортне происходит от графа Фландрии Балдуина, или Бодуэна, участника и предводителя нескольких Крестовых походов, получившего позднее титул короля Иерусалима и императора созданной крестоносцами на Святой Земле Латинской империи. Граф Балдуин, несомненно, пользовался поддержкой и помощью тамплиеров и наверняка знал их тайный язык – истинный лингва-франка. И это тайное знание хранилось с тех пор в его семье. Об этом говорит ваша записка. Ваш покойный родственник, вне всякого сомнения, был прямым потомком графа Балдуина, короля Иерусалимского и императора Латинской империи. Значит, в ваших жилах, деточка, струится королевская кровь…
Алена с интересом выслушала маленькую лекцию профессора, но тут ей пришла в голову неожиданная мысль.
– А почему вы так обрадовались этой записке? Это же не средневековая надпись, судя по бумаге и чернилам, она вовсе не такая старая и вряд ли имеет большую историческую ценность!
– Имеет, и еще какую! Дело в том, что, как я уже сказал вам, первый лингва-франка был особым, тайным языком. На этом языке тамплиеры общались между собой, на нем же составляли особенно важные финансовые документы. И эти документы сразу после использования уничтожали, чтобы уберечь свой тайный язык от посторонних. Поэтому сохранились очень немногочисленные, отрывочные образцы надписей, сделанных на этом языке. Из-за скудости материала и сложности языка лингвистам до сих пор не удалось составить полный словарь первого лингва-франка, и каждая новая надпись увеличивает вероятность составить такой словарь и расшифровать этот язык.
– А вы уверены, что моя записка написана на этом языке?
– Уверен. Дело в том, что только в первом лингва-франка была такая особенность: некоторые буквы имели разные варианты написания, и от того, какой вариант использовался в конкретном случае, зависело, как следует читать и понимать весь фрагмент текста. Вот, посмотрите сюда, – профессор развернул листочек с надписью, – видите, у буквы «А» такой необычный хвостик?
Алена и сама обратила внимание на эту завитушку, но подумала, что это всего лишь затейливое украшение текста.
– Это не украшение, – проговорил профессор, как будто прочитав Аленины мысли, – а специальный знак, который обозначает, что следующую букву нужно заменить другой, отмеченной точкой… в данном случае буквой «О»… Дальше, видите – характерный завиток у буквы «F»? Это тоже особый знак, указывающий, что следующую букву нужно переместить на другое место. А вот на какое место… нужно подумать… пожалуй, вот сюда…
Профессор достал какую-то толстую книгу в затрепанном переплете с латинским названием на корешке, перелистал ее и радостно взглянул на Алену:
– Вот оно! Я нашел ключ к прочтению вашей записки, и вместе с тем ваша записка открыла передо мной новые возможности для создания словаря первого лингва-франка! Оказывается, этот завиток, которым оснащена буква «F», имеет двойное значение, в зависимости от того, в каком месте эта буква расположена! Вы просто не представляете, как мне помогли!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.