Текст книги "Спасение беглянки"

Он взял её руку, поднёс к своей щеке.

– А мне нравится тебя ждать, – взволнованно ответила Надежда. Признание Юрия, его искренность, тёплый блеск любимых глаз, как всегда, заставили её сердце биться чаще.

– А сама собираешься уехать от меня, – внезапно сменил он тему.

– Миленький, но это же ненадолго! И не сейчас. А скоро я вернусь насовсем! И у нас ещё с тобой целый отпуск впереди!

– О-отпуск, – мечтательно произнёс он.

Они вдвоём убрали со стола и уселись за компьютер – выбирать место предстоящего отдыха на море. Рассматривали фотографии турецких прибрежных отелей, находясь в том беззаботно-счастливом расположении духа, какое бывает у влюблённых, строящих планы на первое своё романтическое путешествие…

…Наконец настал день, когда путь определён, билеты куплены, чемоданы упакованы. Такси доставило в аэропорт Шереметьево счастливых пассажиров.

– Надюша, а помнишь, как я тебя провожал в Стамбул? – мечтательно спросил Юрий.

– Конечно, – ответила она, припомнив, как он держал её за руку, как сказал «будь умницей», коснувшись губами её уха, и как её бросило в жар от этого прикосновения, от его горячего дыхания…

– «Я с малознакомыми полковниками не целуюсь»! – улыбнулся Юрий, повторив её фразу.

– А вот и нет! – возразила Надежда, смеясь. – Это было, когда ты меня домой провожал, за загранпаспортом!

– А-ах, да-да! – согласился он. – Точно!

– Всё ты забыл! – упрекнула Надя.

– Да уж, забудешь с тобой! – полковник крепко прижал любимую к себе и поцеловал на глазах у пассажиров – прилетевших и улетающих.

– Молодые люди, ну вы идёте, или уж не идёте? – крупная женщина, которой они загородили дорогу, окинула парочку неодобрительным взглядом. В обеих руках она держала объёмные сумки. – Целовались бы уж в другом месте! – строго порекомендовала она.

– Извините, – Юрий бережно отстранил Надежду от сердитой дамы, ограждая от её натиска.

– «Молодой человек, Вы идёте, или уж не идёте? – Надя шутливо попыталась скопировать тон недовольной прохожей минуту спустя. – А целоваться уж надо в другом месте!»

– А мы УЖ – и в другом будем! – весело ответил Юрий. – И УЖ не надо обращать внимания на завистников! Ладно?

* * *

Вместо того, «чтобы харашо», как обещал Каракюрт, Александру привезли в небольшой «салон», как его называла хозяйка. Пройдя через зал обычного, на первый взгляд, ресторана, оказались в небольшом уютном холле, где в креслах сидели девушки в нарядах, напоминающих тот, который купила Александре Галка для приёма клиентов.

«А я и деньги забыла ей отдать за костюм», – спохватилась Саша.

Мужчины, что привезли её сюда, поздоровались с хозяйкой как со старой знакомой и сразу удалились.

– Ты, что ли, артистка? – насмешливо спросила женщина, завидев новенькую.

Это была невысокого роста пышногрудая дама, похожая на армянку, с выбеленными редкими волосами, с перетянутой талией, а вернее – с широким, туго затянутым поясом на том месте, где талия должна была, по логике, находиться.

– Я только танцую, – ответила новенькая.

– А-а! Ну да…

– А здесь…

– Здесь, здесь! – усмехнулась дама и вставила фразу с отборным «трёхэтажным» матом, которого никогда раньше Александре слышать не доводилось.

– Мне, наверное… не сюда, – растерянно промолвила девушка и попыталась пройти обратно к двери, но путь ей преградил здоровенный детина – охранник местного заведения. Он встал, грозно скрестив руки на груди.

– Куда же ты, голуба? – поинтересовалась женщина и снова добавила неприличное слово. – Теперь здесь твой дом!

Саша уже поняла, что это за «дом»…

Хозяйка всем велела называть её Евой, хотя по возрасту, кажется, годилась Александре в матери. Ева неплохо говорила по-русски, в том числе – отменно владела нецензурной лексикой и пользовалась ею всегда: по поводу и без.

Здесь «работали» девушки в основном славянского типа. Для них не придумывали никаких псевдонимов, но клиенты всех называли «Наташами». На самом деле это был никакой не «салон», а обычный бордель при ресторане. Скорее даже ресторан существовал для прикрытия сомнительного бизнеса. Тут не исполняли танцев, как у Мехмеда, а оказывали исключительно соответствующие заведению услуги. Жили все пленницы на втором этаже, в одной общей комнате, охраняемой двумя здоровенными детинами лет под тридцать, которые менялись каждые двенадцать часов. Методы принуждения здесь были гораздо более жёсткими, чем у Мехмеда, а щуплый жилистый Арслан с его выверенным ударом в солнечное сплетение казался теперь Саше вполне добрым малым.

На втором этаже, в «спальной» комнате, девушки только ночевали. Всё остальное время они проводили в нарядном холле на первом этаже, сидя в постоянном ожидании на мягких креслах и диванчиках. Иногда выходили в зал ресторана и подсаживались к клиентам. Выбранную красавицу посетитель вёл в одну из специально оборудованных комнатушек на втором этаже, прозванных «рабочими кабинетами». Деньги за услуги получала сама хозяйка, выдавая девчонкам жалкие крохи и утверждая, что неоправданно дорого заплатила за такой «второсортный товар», и что им с ней «до смерти не рассчитаться». Одежду и «рабочее обмундирование» для себя они должны были покупать сами – в лавочке неподалёку, хозяйкой которой тоже была Ева.

Как-то рано утром, когда все спали, дверь широко распахнулась, и в комнату влетела, видимо, с подачи чьих-то грубых рук, молоденькая девушка. Глаза её покраснели и опухли от слёз, на лице виднелись следы от побоев.

Незнакомка свернулась в клубочек на свободной кровати и продолжила рыдать.

– Эй, подружка, – сонным голосом пробормотала одна из разбуженных постоялиц, тронув новенькую за непрестанно вздрагивающее худенькое плечико, – ну что ты так убиваешься! Разбудила всех.

Та не ответила.

– Сейчас просто надо выжить, перетерпеть… а там… нелёгкая куда-нибудь да выведет, – увещевала местная старожилка. – А ты ревёшь, как будто сегодня прямо жизнь заканчивается. Дай народу поспать!

Услышав этот «оптимистичный» совет, Александра невесело усмехнулась, отметив про себя, что обитательницы этого заведения выглядят куда более терпеливыми, покладистыми и запуганными, чем в клубе Мехмеда.

«А сама-то я на кого стала похожа», – подумала она.

В «салоне» Евы девушки разговаривали тише, глаза их смотрели на мир грустно, а иногда – тоскливо и затравленно.

Новенькая снова разрыдалась.

– Да лучше уж… умереть! – ответила она, всхлипывая.

– Ну, это всегда успеем! А Бог велел терпеть! – возразила соседка. – Ты назло тварям этим вынеси все муки и продолжай жить! Душу свою выпускай из тела, когда невмоготу, а потом – запускай обратно! Как будто тело – не твоё… на время… Так легче!

– И правда! И я так же стараюсь, – удивлённо вставила Александра. – Только не всегда получается.

Новенькая не успокаивалась.

– Ну, хватит слёзы лить! Думаешь, нам слаще? Как разревёмся все – потоп устроим! – недовольно повысила голос другая пробудившаяся ото сна девушка. – Без тебя тошно!

– Что шумыте тут? – спросил детина-охранник, открыв дверь.

– Всё нормально, – ответили ему недружным хором, – так, разговариваем. Общаемся…

Дверь захлопнулась.

– Тебя как зовут-то? – поинтересовалась старожилка.

– Оксана, – всхлипнула новенькая.

– Ну вот, хоть заговорила по-человечески, – обрадовались все, – а откуда ты?

– Из Винницы…

– Ну, рассказывай, Оксанка, как дошла до жизни такой?

– Да что там… нечего… говорить…

– А ты расскажи, легче станет, – настаивали проснувшиеся девушки.

– Если бы что хорошее… а так… мерзость одна, – отнекивалась нарушительница утреннего спокойствия, не прекращая всхлипывать.

– Говори, говори, раз всех разбудила! – послышался вновь недовольный голос. – И перестань уже реветь, а то утонем тут в твоих слезах!

– Не поверите… всё равно, – отмахнулась Оксана, вытирая слёзы и усаживаясь на кровати поудобнее.

– Ну, а ты постарайся, чтобы поверили!

– Знаете, начиналось, как будто в сказке! Такая любовь… морковь… Цветы, подарки… стихи…

– Как познакомились-то?

– Случайно. У подружки на дне рождения, в кафе, – Оксана перестала плакать, но всё ещё всхлипывала. – Красивый такой, лет двадцати пяти, показалось… сначала. На самом деле – постарше. Ну, не салага, в общем. Уже через неделю к маме знакомиться пришёл… в шикарном костюме, с галстуком, с букетом. Она была в таком диком восторге! Через месяц пригласил меня с родичами в ресторан, попросил моей руки, как в кино.

– А этот месяц-то что делали? Встречались? – спросила одна из девушек.

– У него бизнес какой-то. Командировки там… виделись мы редко.

– Деловой, значит, – заметил кто-то.

– За две недели до свадьбы он опять явился с цветами – для меня и для мамы, сообщил, что приготовил сюрприз: предсвадебное путешествие в Турцию. Сказал, что это не как у всех, но зато гораздо лучше! Показал два билета в Анталию.

– Ну, а ты?

– Да я-то… ничего, но родители сначала возражали. Говорили, что после свадьбы – хоть куда, а пока… Но он аргументировал тем, что потом у меня сессия, а у него – важные дела надолго, и путешествие может не состояться. А ему бы очень хотелось, чтобы всё было романтично и красиво. Ну, они и согласились в итоге… Маман решила, что такими женихами не бросаются. Она столько цветов, сколько он ей подарил, за всю жизнь не видела! И руки ей никто раньше не целовал.

– Логично, – усмехнувшись, прокомментировала одна из девушек. – Руки целовать – это серьёзная причина, чтобы дочь на панель отправить!

– Ну, не знала же она! Через три дня мы вылетели. А в аэропорту Анталии нас встретила Полина, агент туристической фирмы. Когда приехали в гостиницу, они меня оставили распаковывать вещи, а сами ушли в полицейский участок, чтобы засвидетельствовать наш приезд. Сказали, что мне можно не ходить, только взяли мой паспорт. Обещали быстро вернуться…

– Ага! «В полицейский участок»! Вот глупая! Кто же так делает? Зачем в полиции-то регистрироваться?! Надули они тебя! – заметила девушка с соседней кровати.

– Да подожди ты! – одёрнула её другая. – Что дальше?

– Их долго не было. Потом пришла эта Полина. Одна. И сообщила, что через час я должна обслуживать клиента! – девушка снова заплакала.

– Круто!

– Да… Я спросила, где мой жених, а она ответила, что он уже в самолёте, наверное. Получил за меня хорошие деньги и за следующей «невестой» полетел. «У него, – говорит, – за последние полгода таких невест с десяток было», – с горечью добавила Оксана.

– Да-а! – вымолвила Александра. – Меня хоть турецкий жених продал, а тебя – свой.

– А потом?

– Что «потом»? Клиенты! – сквозь всхлипы ответила Оксана. – Через неделю увезла меня и ещё двоих в Стамбул. В отеле разместила, закрыла на ключ. А я решила убежать. Когда чуть стемнело, вылезла из окна, прошла по карнизу и спустилась по пожарной лестнице. Прыгать страшно было… я с детства высоты боюсь. Хотела уже возвращаться, но всё-таки осмелилась.

– Ты молодчина! Храбрая такая! – одобрительно загудели девушки.

– Толку-то! Бросилась на улицу, подошла к полицейскому, по-английски кое-как объяснила, что у меня за проблема, помощи попросила. А он взял меня за руку с таким добрым лицом, с улыбочкой, и повёл через какой-то внутренний двор. Только в холле до меня дошло, что это тот самый отель, откуда я сбежала! Полисмен сказал, тоже на английском, что у него не такая большая зарплата, чтобы наживать неприятности из-за плохих девок, которые только и знают, что убегать…

– Вот это да!

– А что вы удивляетесь? Как будто не знаете, что полиция крышует такие заведения – всякие там притоны и сутенёров, – пояснила соседка Александры.

– В тот же день меня эта… Полина… отдала охраннику, – продолжила Оксана, – вот такому же, как эти… ваши… мордовороты… Он сначала поиздевался вдоволь, а потом избил так, что два дня встать с кровати не могла. Никакой помощи не оказали, валялась одна, даже еды не приносили. Воду только пила из кулера. А потом Полина позвала меня и сказала, что нянчиться со мной не будет и нашла для меня других хозяев… покруче… И вот я здесь…

– Слушай, ну ладно ты, глупышка молодая, а мамаша твоя… что, не могла «включить» мозги? – прокомментировала одна из девушек.

– Ой, Нинка, да ты бы молчала! – одёрнула её другая. – Сама-то купилась. Не слушай её, Оксана! Все мы тут… дурехи… от любви пострадали. Была тут такая Настя из Ташкента, совсем юная – её тоже «жених» продал, так она вены себе вскрыла. Ева девчонку вылечила, а потом долг удвоила.

– Я вот – не от любви! Но итог – тот же! Ехала экскурсоводом работать, – поведала эффектная «платиновая» блондинка лет двадцати пяти.

– И откуда тебя занесло? – спросила Нинка.

– Из Барнаула. Меня Вероникой зовут.

– И как ты… так? – новенькая перестала плакать, с интересом слушая истории подруг по несчастью.

– А так… сначала в Москву поехала группы иностранных туристов водить по историческим местам. Я факультет иностранных языков окончила, так что английский, французский и немецкий немного знаю. Историю – с детства люблю… Интересные места разные… Резюме отправила в одну турецкую фирму – там искали русского гида. В аэропорту – в Стамбуле – меня встретил Махмуд, менеджер турагентства, как он представился. Поселил в отель, всё объяснил. Я действительно группы водила. Топкапы, Святая София, знаменитые стамбульские базары… мечети… Просто восторг! Песня, да и только! Думала, что счастливый билет вытянула!

– Здорово…

– Ага! Только через неделю меня ночью разбудил этот самый Махмуд и заявил, что приехал хозяин, и теперь я буду работать по-настоящему… Кричала, сопротивлялась, но меня так ударили, что я сознание потеряла… Очнулась на каком-то жёстком топчане, а вокруг… мужики… «трудятся» надо мной и ржут, как жеребцы. Дальше – всё как в бреду… полгода…

– А я аниматором работала в Кемере, – шатенка с пышными кудрями чуть ниже плеч и личиком куклы Барби присела на краешек единственного в помещении кресла. – Мы с девчонками из института культуры три года на летних каникулах в разные отели устраивались, и всё нормально было. Развлекательные мероприятия для туристов проводили, детские дискотеки, и так далее. А в тот раз… в общем, там ещё турецкие парни работали. Один из них посоветовал в Анталию перебраться, тоже в отель. Сказал, что заработки в два раза выше. Девчонки не согласились, а я купилась. Ну, и… сами понимаете…

– Да уж…

– Я ведь недавно даже чуть не «соскочила»! – оживлённо сообщила «Барби». – Чуть домой не вернулась, представляете? Меня привезли к одному американцу, а он оказался эмигрантом из России. Решила у него помощи попросить, рассказала всё. Ну, как попала сюда… и остальное. Он связался с международной организацией по миграции, с русским консульством в Стамбуле. Прошёл целый месяц, пока полиция забрала нас из того притона…

– Ну? А потом?

– Подержали неделю в тюрьме для иностранцев и… оттуда депортировать должны были.

– Ну?

– Только меня из аэропорта обратно вернули. К хозяину. Ему даже ничего не было за это. А меня после экзекуции сюда вот привезли.

– А остальных – депортировали? – спросила Саша. – Может, тоже обратно вернули?

– Не знаю, я их больше не видела.

– Да уж, Барби! Не свезло тебе!

– Ой, девчонки, всё это, конечно, ужасно мерзко, но вы ещё настоящего кошмара не видели! – вздохнула Сонька-Эсмеральда, которую привезли в «салон» через день после появления здесь Александры. Почему ей пришлось покинуть «культурное заведение» бывшего студента университета Патриса Лумумбы, она не признавалась. – Есть места, где такие садисты-укротители работают, что… не приведи Господь! – продолжила она. – Так что терпите и молитесь, чтобы хуже не стало. Они любовью никого завлекать не будут, даже слово это забудете!

– И я – не от любви, – послышался высокий голосок с угловой кровати. Все обернулись на сидящую там пухленькую русоволосую девушку с грустными голубыми глазами.

– Марьянка, ну рассказывай, что замолчала-то? – потребовали соседки.

– Ничего интересного, в принципе, – вздохнула Марьяна. – Меня сагитировали на работу в Турцию няней «в хорошую семью»… на лето…

– И сразу – сюда?

– Нет, я тоже… через «укрощение» прошла, – несостоявшаяся няня замолчала, пряча взгляд.

– Ну и почему ты глаза опускаешь? Потому что этот ад вытерпела? Так это не твой стыд! Пусть этим садистам будет стыдно, которые это всё проделывают со слабыми девчонками, обрекают их на такие муки! – увещевала Сонька. – Или ты виноватой себя считаешь, что вены себе не вскрыла? Так это легче всего! И, знаете… они тело могут испоганить, а до души им не добраться, – голос предательски дрогнул, когда она произносила эту фразу.

– Всё это ерунда, – подала голос сероглазая блондинка с косой чёлкой. – Всё можно стерпеть, только бы дочку не тронули, – громким шёпотом закончила она фразу.

– Что? Лика, чью дочку? – не поняла Сонька.

– Мою…

– У тебя дочка есть? – удивлённо спросила Александра. – Маленькая?

– Да. Женечка. Три годика уже. Когда я уехала, полтора было, – ответила молодая мама и смахнула слезу.

– Ну, дела!

– А сколько же тебе лет?

– Двадцать два. Я рано замуж вышла.

– И где твоя дочка сейчас?

– В Кривом Роге. Я в декрете тогда сидела, а муж в тюрьму попал. Наркоту у него нашли… С хаты съёмной, естественно, нас выгнали, мы с Женькой у мамы ютились в однушке. Денег не хватало… И вдруг встречаю как-то в магазине Ирку – она со мной в параллельном классе училась. Вся такая разодетая, шикарная. На шее – золотая цепочка с полкило весом, бриллианты в ушах… А год назад она еле концы с концами сводила! Без постоянной работы, школьные платья донашивала. У неё тоже одна мама… Так вот, сказала, что в Турции за несколько месяцев заработала себе на квартиру, на шмотки, ну и… так… на жизнь хватает. Опять ехать собиралась. Пообещала меня с собой пристроить, и ещё одну свою знакомую – только после школы девчонка была…

– И какую работу сулила?

– Пиццу разносить… в Стамбуле…

– И ты поверила, что за доставку пиццы такие бабки платят? Поехала?

– Конечно, поехала! Откуда же я знала? Деньги-то нужны! И та дурочка – тоже… В аэропорту нас встретили, забрали паспорта, попросили отдать телефоны, чтобы сим-карты местные вставить, но так и не вернули потом. Привезли на место, и я сразу поняла, что это… другое. Девицы там сидели в салоне… ну, как мы теперь, в ожидании клиентов… Я Ирке в волосы вцепилась. «Куда это, – спрашиваю, – сволочь, ты нас привезла?»

– А она?

– Её охранники еле отбили у меня. Я этой твари волосы повыдирала, харю расцарапала наглую. Ну, и самой досталось, конечно. А она мне: «Будешь делать то, что скажут, если не хочешь, чтобы дочку твою, как тебя, продали. Я, – говорит, – навещать твоих родственничков теперь стану! Мама твоя мне доверяет, так что не сомневайся, и доченьку твою… красиво пристрою… на деток хороший спрос…» Эта гадина, похоже, девочек подгоняла в такие… «конторы». Оттуда и заработки…

– Вот мерзавка! – сквозь зубы процедила Сонька.

– Она же с детства тебя знала! Подруга почти, – поразилась Александра.

– И тебя сразу – сюда?

– Нет. Нас с аукциона продавали. Представляете? Не думала, что подобное сейчас существует! В наряды блестящие разодели… ну, чтобы некоторые соблазнительные места только было видно, причёски сделали, бижутерии навесили…

– Ух, ты! Прямо как в гаремы раньше отбирали! – удивилась Сонька.

– А ты видела? – усмехнулась рядом сидящая девушка.

– И ты согласилась?

– Хозяин сразу предупредил, чтобы нормально вела себя… и про дочку напомнил… пригрозил… Я-то подумала сначала, что Ирка так, со зла ляпнула. А он показал мне Женькину фотку на телефоне и домашний адрес… мамин.

– Вот гады! – не удержалась от оценки Сонька.

– Шикарный зал, отделка – с позолотой, и мебель… видно, что дорогая, – продолжила рассказ Лика. – Ковры везде… музыка восточная, ароматы… словами не передать! И правда, как во дворце. В такой обстановке даже страх не чувствовался, как будто представление какое-то…

– И что дальше?

– Купил меня один престарелый сластолюбец почти за десять тысяч евро.

– Ого! Да ты дорогая женщина! – пошутил кто-то.

– А то как же! – невесело засмеялась Лика. – Неделю со мной поразвлекался на своей яхте… Ой, девчонки, меня мутило, когда он ко мне прикасался, но как подумаю о своём ребёнке, что её могут… и терпела, безумную страсть разыгрывала… Ну, а через неделю он меня вернул хозяину, денег мне ещё заплатил.

– Много?

– Нормально! Только у меня почти всё забрали…

– А дальше?

– И снова… аукцион… Как вы говорите: «Душу надо выпускать из тела, пока им… кто-то пользуется… а потом – впускать обратно»… – это правда, так легче. Думала, что денег заработаю, а потом, может быть, отпустят. Но, как любил повторять хозяин, «мясо должно быть свежим». Эта паскуда новых дур привезла, а нас вот… распродали… Мне одна женщина из того клуба шепнула, что Ирка сама на таком же положении была… как все… Потом она с хозяином в сговор вошла за какие-то заслуги и стала ему новых девчонок подгонять.

– Вот уж, правда, мерзавка! – в сердцах воскликнул кто-то.

– А меня клиентка в Самаре сагитировала сюда приехать. Обещала в хороший салон порекомендовать с высокой зарплатой, – бойко вступила в разговор кареглазая девушка со светлыми локонами.

– И кто ты по профессии?

– Парикмахер. Я тогда согласилась, да ещё, идиотка, младшую сестрёнку с собой прихватила. Только работать пришлось в борделе! Сейчас и не знаю, где она… Век себе не прощу!

– Вас хоть кто-то агитировал, обманывал, а мы с подругой просто гуляли по городу, – сообщила её соседка.

– По какому?

– По Бишкеку… около филармонии. Два милиционера подошли к нам и попросили предъявить паспорта. У нас при себе не оказалось. Они потребовали, чтобы мы поехали с ними… в отделение. Только везли нас очень уж долго, куда-то за город. Я заподозрила неладное и стала возмущаться, но меня ударили. Попыталась вырваться, заехала одному из них в глаз, тогда на меня наручники надели за нападение на представителя власти. А потом третий милиционер нас освободил… как будто бы… привёз в какой-то сельский дом и предложил улететь в Турцию, чтобы скрыться от первых двух. Загранпаспорта нам сделал. Глупо, но мы поверили… были так напуганы… две недели жили в том доме… Нет, чтобы подумать: «С какой стати в Турцию-то? Зачем? И что мы такого страшного совершили, чтобы бежать, тем более – так далеко?» Ну, а в Стамбуле нас встретили… Дальше – как у других…

– У меня – интереснее всех! – «похвалилась» синеглазая девчушка, молчавшая до сих пор. – В Москву на каникулах приехала, по музеям походить. Зашла как-то после экскурсии по Кремлю в ГУМ. Иду, на фонтан любуюсь, и вдруг впереди кто-то уронил пачку долларов, перетянутую резинкой. Я обалдела! Подошёл парень какой-то, говорит: «Девушка, давайте мы их с вами поделим?» Я отвечаю: «В милицию надо сдать». А он: «Ну, сдавайте». Я пачку подняла, и тут ко мне подбежали… Поволокли куда-то… Доллары отобрали и заявили: «Тут больше было! Теперь, – говорят, – или возвращай, сколько недостает, или отрабатывай…»

– Это же известная схема! Ну, ты купилась!

– Да уж! Способы вербовки у них такие, что и не подумаешь! А вот методы принуждения не отличаются разнообразием: запугивание, избиение, изнасилования, угрозы, шантаж…

– …обкалывание наркотиками, пытки, унижения…

– Долги навешивают – вовек не отработать!

– Ещё они проверки любят устраивать, – сказала изящная девушка с внешностью восточной принцессы и с маленькой родинкой над губой, – типа, ты делаешь вид, что покорилась, а к тебе приводят клиента… полицейского! Подставного или настоящего – из тех, кто крышует. Ну и если ему пожалуешься, попросишь помощи – огребёшь по полной.

– А ты что молчишь, малышка? Как сюда попала? – Александра подошла к хрупкой девчушке, которой на вид едва можно было дать лет четырнадцать. Она испуганно жалась к стенке, сидя на своей кровати. – Тебе сколько лет-то?

– Я… мне… шестнадцать… мне… Из дома убежала. У меня маманя пьёт… квартирантов пускает. А они меня… донимают…

– Что, всерьёз «донимают»? – недоверчиво спросила Александра.

– Ага… ну, я и сбежала… ещё в седьмом классе…

– И где жила?

– С ребятами… в подвале одном… на окраине. На нас милиция облавы устраивала. Один раз поймали, в детский приют устроили, потом хотели в детдом… а там… лучше уж на улице. Девчонки рассказывали. Ну, я и оттуда убежала… с Веркой. В окно вылезла…

– Ты сама-то откуда?

– Из Пятигорска…

– А сюда – как?

– Да-а… дядька один на базаре крутился – там иногда кормили бездомных: бомжей всяких и нас. Он нам с Веркой предложил подхалтурить, поехать апельсины пособирать. «Фруктов, – говорит, – наедитесь, денег заработаете». Паспорта нам сделал, лет прибавил…

– А я – из Иркутска…

– Из Калининграда…

– Оренбургская область…

– Хабаровский край…

Девушки делились грустными историями, и все они казались Саше очень похожими…

– Голубушки мои, на выход, б… мои драгоценные, – наигранно-ласковым голосом позвала Ева, открыв дверь и виртуозно вплетая в бытовые фразы матерные словечки. – Живенько, живенько, с… мои распрекрасные! У нас важные гости через полчаса, надо их… как следует…

…В «салоне» существовали свои, а, может быть – и общие правила для всех подобных мест: с клиентами надо быть весёлой, довольной и вежливой, никоим образом не демонстрировать свою неприязнь, а наоборот, проявлять готовность к выполнению любого каприза. При малейшем недовольстве со стороны мужчины девушки строго наказывались.

Александра, боясь за маму, пыталась быть «послушной», постоянно испытывая омерзение и презрение к себе за свою слабость, трусость и беспомощность, за неспособность постоять за себя… хотя она хорошо знала, что любое сопротивление будет жестоко подавлено, и в ходе очередного наказания её подвергнут физическим и моральным страданиям, а чувство собственного достоинства… вернее, то, что от него осталось – будет ещё более втоптано в грязь. Старалась принимать свою жизнь – какую есть – как данность. «Жива сегодня – и хорошо», – вспоминала она слова Галки.

Однажды, когда в душе её накопилась ощутимая «порция» возмущения, Александра всё-таки набралась смелости и отказалась идти к клиенту, садистские наклонности которого ей уже довелось испытать, что называется, «на своей шкуре». За отказом последовал шумный скандал с Евой, сопровождавшийся пощёчинами и оскорблениями. Саша дрожала в ожидании обычных для такого случая побоев. Однако экзекуции на этот раз не последовало. Зато Ева разошлась не на шутку. Речь её была больше обычного «сдобрена» русскими нецензурными словечками, а руки ходили ходуном возле Сашиного лица. Когда дама более или менее успокоилась, приказала отвести строптивую девушку в комнату для провинившихся. Там уже отбывала наказание Нина, на которую сегодня пожаловался посетитель.

– Посиди-ка теперь, голуба, в железном «люксе», б… ты моя строптивая, – напоследок сказала хозяйка.

Меблировка маленького подвального помещения состояла из трёх металлических панцирных кроватей, плотно придвинутых друг к другу, без каких бы то ни было матрацев или чего-то другого, что могло их заменить.

– Просто карцер какой-то, – заметила Александра.

Два дня девушек продержали в крохотной камере без воды и пищи, если не считать воду из-под крана в подвальной туалетной комнате, куда их два раза в день выводили надзиратели.

Рано утром, после третьей ночи, проведённой на голых панцирных кроватях, узницам принесли несколько холодных кусков жареного мяса – видимо, оставшихся от вчерашнего ужина, и две бутылки минералки. После такого «завтрака» им приказали собираться в путь. Как оказалось – в то страшное место, которое называют «полигоном»…

Александру до сих пор бросало в дрожь от увиденного и пережитого за две недели пребывания там: такое не могло присниться даже в самом кошмарном сне. Хотелось стереть из памяти весь тот ужас, но жуткие картины вновь и вновь всплывали в сознании.

Двухэтажный особняк с высокой башенкой и полукруглыми балконами на первый взгляд казался милым и вполне мирным. Огороженный глухим высоким забором, он располагался на окраине небольшого городка, в некотором отдалении от остальных строений. Около двадцати молодых девушек – украинок, русских, латышек, полячек – теснилось в подвальном помещении. Спали на матрацах, брошенных прямо на пол. Рядом постоянно находился кто-то из надсмотрщиков, поддерживая в несчастных состояние животного страха. Плётки, которыми охранники периодически взмахивали, могли со свистом опуститься на плечи или спину любой из пленниц – без причины, чтобы помнили о своём положении и не думали перечить. Здесь запрещалось даже переговариваться и тем более – обращаться друг к другу по имени. Впрочем, на беседы ни у кого не было ни сил, ни настроения.

Время от времени девушек уводили в отдельные комнаты – для «обучения». Физическое насилие и психологическое устрашение – вот основные средства, которые специально подготовленные «дрессировщики» применяли для подавления воли беспомощных, и без того перепуганных девчонок, принуждая их к беспрекословному подчинению. Самые непокорные, в назидание остальным, подвергались надругательствам, истязаниям, особо жестоким и унизительным методам «укрощения» на глазах у всех – под дикий хохот и улюлюканье надсмотрщиков, заглушающий стоны и вопли очередной жертвы. Здесь о «салоне» Евы Александра уже не думала с прежним омерзением, «культурное заведение» Мехмеда – и вовсе казалось ей теперь раем, а всё, что там творилось – почти невинными забавами.

В короткие часы, когда пленниц оставляли в покое, в помещении царила тревожная тишина, которую нарушали лишь чьи-то тихие всхлипывания или пугливый шёпот. В основном же все молча переживали боль, позор и унижение. Изуверы превратили красивых молодых девушек в загнанных зверьков с лицами, перекошенными от ужаса, искажёнными от физических и моральных страданий. Здесь звук приближающихся шагов и скрип открывающейся двери заставлял вздрагивать с мыслью: «Только бы не меня… только бы не за мной…»

Среди «дрессировщиков» особо выделялся один здоровяк, раза в полтора выше среднего роста, вероятно, из какой-то бывшей среднеазиатской республики. Звали его Рашид. Этого детину девчонки боялись больше других из-за его усердия в «воспитательной работе». Он был единственным из местного «персонала», кто говорил по-русски. Правда, в основном здесь обходились без разговоров.

Как-то раз одна из вновь прибывших, проходя мимо охранника, выхватила у него из-за пояса нож. Пока тот опомнился, она успела нанести несколько порезов себе на лицо. В наказание разозлившиеся мучители устроили над строптивой девушкой показательную казнь: сбросили её с верхнего этажа башни. Остальных невольниц согнали в комнату, выходящую окнами во внутренний двор, и заставили смотреть. Пленницы сбились в кучку, кто-то тихо плакал. Когда жертва с глухим звуком ударилась о землю, Александра громко вскрикнула.