Текст книги "Адвокат по сердечным делам"

– Надеюсь, вы осознаете, что ваши действия необратимы? То есть, если у вас позже возникнет желание переиграть все и отказаться от ранее данных показаний, все, что вы скажете до этого, может быть использовано против вас?

– Ну, это же само собой разумеется. Не так ли?

– Да, это так, – тряхнула головой Дубровская. – Вы понимаете, что против вас может быть возбуждено уголовное дело по двум статьям: «Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств» и «Оставление в опасности»? Причем нам неизвестно, по какой части статьи 264-й вам будет предъявлено обвинение. Если потерпевший умер, то вы можете получить до пяти лет лишения свободы, а при учете второй статьи…

– Постойте, я вам не сказала главного. Потерпевший, вернее, это потерпевшая девушка, – жива! – воскликнула Евгения.

Дубровская посмотрела на нее с недоумением:

– Откуда вам это известно? Ведь вы же говорили, что понятия не имеете о том, что произошло с пострадавшим?

– В том-то и дело, что теперь мне известно почти все! Я видела сюжет по телевидению. Девушка жива и находится в больнице. Правда, она в тяжелом состоянии, – уже тише добавила она.

– С чего вы решили, что это и есть та самая девушка?

– Все очень просто, – пожала плечами Швец. – В сюжете называли день, когда ее обнаружили. Он совпал с моим «черным днем».

– Ну и что? Каждый день на дорогах города происходит не один десяток аварий, и во многих из них задействованы пешеходы. Ваша догадка весьма и весьма приблизительна.

– Но ведущий упоминал населенный пункт! Это поселок Клепино. Маловероятно, чтобы в один и тот же день на подъезде к поселку произошло несколько аварий с участием пешеходов.

Дубровская задумалась:

– Да. Но все-таки такая вероятность существует…

– Гипотетически?

– Ну, я не знаю, – ответила она чуть менее уверенно. – Как можно брать на себя вину в автомобильном наезде на какую-то девушку, если вы ее даже не разглядели и не знаете, девушка ли это была или парень, мужчина без определенного места жительства или же старушка?

– Но ведь это ничего не меняет? Я в любом случае сбила пешехода.

– Конечно, не ваше дело – доказывать свою причастность именно к этому случаю. Но вдруг вы ошибаетесь, и авария произошла на этом же участке пути еще с кем-то? Тогда ее последствия нам неизвестны, и вполне может случиться, что…

– Я сердцем чувствую, что не ошибаюсь. Это и есть та самая девушка! Кроме того, сейчас мне уже кажется, что я различила тогда белокурые пряди ее волос, выбивающихся из-под капюшона. А по телевизору, между прочим, показывали блондинку.

– Ну, может быть, – неохотно согласилась Дубровская.

Адвокаты не особо верили заверениям, подкрепленным не фактами, а знанием сердца или интуицией клиента. В определенных условиях и то и другое давало сбой. Хотя в их практике иногда встречались поразительные примеры, когда человек, пользуясь исключительно своей интуицией, приходил к совершенно верным выводам. Особенно этим качеством отличались клиенты-женщины. У них был особый нюх, совершенно необъяснимый и не поддающийся анализу. Недаром кто-то из великих сказал: «Женская интуиция сильнее, чем мужское знание».

– Вы должны быть готовы, что в отношении вас еще до суда может быть назначена мера пресечения, – продолжила Дубровская. – С учетом того, что вы уже однажды ударились в бега и покинули место происшествия, суд может поступить жестко – заключить вас под стражу. Хотя, учитывая явку с повинной и активное способствование раскрытию преступления, скорее всего этого не произойдет. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Евгения кивнула головой. У нее заныл живот. Должно быть, так подействовали на нее «страшилки» из адвокатской копилки.

– Вы должны понимать, что чуда ждать не стоит и оправдать вас при том, что вы совершили наезд и сбили пешехода, а потом оставили его на дороге, не оказав помощи, не получится. Наша цель – минимизировать последствия: снизить срок наказания.

– Я понимаю. Но зачем вы мне это объясняете? Хотите отговорить меня идти в милицию с повинной?

– Я хочу лишь, чтобы вы потом не жалели о своем поступке. Как я поняла, у вас есть реальный шанс остаться безнаказанной. Ответьте себе на вопрос: зачем вы все это делаете? Какова ваша цель?

– Ну, уж конечно, не желание сесть в тюрьму, – вяло улыбнулась Евгения. – Может, это звучит старомодно, но я хочу снять груз с души. Хочу, чтобы все было как раньше.

– Так, как раньше, все равно не будет, – предупредила адвокат. – У вас появится судимость.

– Вы замечательно меня утешаете! Но я подготовила себя к тому, что может произойти. Хочу снять с себя этот грех.

– Вы верите в бога?

– О, это очень личный вопрос! Не знаю, что и сказать. Если бы я была примерной христианкой, вряд ли бы тогда оставила девушку истекать кровью на дороге.

– Все мы ошибаемся.

– Вот я и хочу исправить эту ошибку. А там – будь что будет!

Явка с повинной была оформлена в тот же день, в присутствии ее адвоката. Следователь, заполнявший бумаги, вряд ли понимал, чем руководствуется странная женщина, наговаривая на саму себя дело, идущее под статью, но до поры до времени ни о чем ее не спрашивал, только сверлил Женю и адвоката недобрым взглядом. Должно быть, он дожидался какого-то подвоха с их стороны.

– Где машина? – спросил он. – Нам нужно ее осмотреть.

Евгения дала ему адрес автосервиса, где работал Тофик.

– А у него не будет неприятностей? – забеспокоилась вдруг она. – Он тут совсем ни при чем! Я сказала ему, что сбила оленя.

– Посмотрим, – сверкнул глазами следователь.

В душе у Евгении возникла тихая паника. Боже, она втравила в эту историю Александра и незнакомого ей мастера из автосервиса! Не хватало еще, чтобы они пострадали из-за ее глупости и малодушия! Хотя насчет мужа Дубровская ей пояснила, что он не несет ответственности за то, что не сообщил в органы о факте наезда на пешехода. Он – муж, она – его жена. Доносить друг на друга закон их не обязывает.

– Значит, вы отдали машину в ремонт? С целью уничтожения следов происшествия? – спросил следователь, презрительно кривя губы.

– Да… То есть нет, – она отчаянно искала выход. – Вернее, не совсем. Я была в шоке и действовала машинально. Теперь я одумалась и решила рассказать все, как было. Неужели это не понятно?

– Если мы поедем в этот ваш автосервис, что мы там сможем увидеть? Исправную машину без всяких следов наезда на пешехода? – В его голосе явно звучало раздражение.

– Да. Но у вас же есть мое признание!

– Да откуда я знаю, в какую игру вы играете? Сейчас вы признаетесь, а потом вдруг окажется, что вы покрывали истинного преступника, – вырвалось у него. – Вся эта история выглядит довольно странно! Вы приходите сами, никто вас не приглашает. Даете признательные показания, которые ничем, кроме ваших собственных слов, не подкрепляются. Но нам нужны доказательства!

– Простите, что я прерываю вашу маленькую речь, – вмешалась Дубровская. – Но мне кажется, что вы слишком многого от нас хотите. Вы не находите, что гражданка Швец и без того уже сделала немало? Она явилась с повинной не тогда, когда у нее под ногами горела земля. Она пришла к вам, когда вы потеряли след водителя, сбившего несчастную женщину. Евгения могла бы предпочесть остаться неузнанной. Так поступили бы на ее месте большинство людей.

– Да ладно! Уж вы хотя бы не воспевайте ее героизм, – отмахнулся он. – Ваша клиентка удрала с места происшествия, оставив пострадавшую на верную смерть. Но вот сейчас, увидев, что девушка жива и может дать против нее показания, она решила прийти и сдаться.

– Бьюсь об заклад, пострадавшая, когда придет в себя, не в силах будет вспомнить ни марку машины, ни ее цвет, ни тем более указать ее государственный номер. Наезд автомобиля стал для нее шоком, неожиданностью. Вряд ли от ее показаний будет много толку.

– Это мы еще посмотрим.

– А тут и смотреть нечего. Если бы подобная информация была у вас в руках, стали бы вы тогда дожидаться нашей явки с повинной!

Следователь и адвокат сцепились так, словно уже находились не в кабинете, а в зале судебных заседаний, где истина устанавливается путем состязания сторон защиты и обвинения. Евгении же было грустно. Конечно, она не ожидала, что ее появление в милиции воспримут с восторгом и похвалят за совестливую гражданскую позицию. Но то, что в ее поступке примутся искать некий скрытый подтекст, стало для нее полной неожиданностью. Следователь возненавидел ее с первой минуты так, словно она сбила его родственника. Быть может, его раздражала ее модная куртка, отороченная мехом. Такую он вряд ли мог купить своей жене. О том, что сыщик женат, Швец узнала по фотографии в рамке, стоявшей на заваленном бумагами столе. Молодая женщина и ребенок улыбались прямо в объектив. Вряд ли отец семейства возил их на «БМВ», да и название элитного поселка, в котором она проживала, вызвало у него гримасу отвращения. Должно быть, в его глазах она была богатой дамочкой на крутой тачке, для которой весь мир ограничивался пределами ее собственного двухметрового забора. Ей очень хотелось сказать ему, что это не так. Что это – ошибочное впечатление. Что они с мужем вовсе не «новые русские» и в настоящий момент у них серьезные денежные проблемы. Что на жизнь они зарабатывают честным путем. Да как еще могут зарабатывать журналист и педагог? Быть может, они крутятся больше, чем некоторые их коллеги, и не сидят с протянутой рукой, ожидая помощи от государства. И машина у нее не новая, ремонтированная уже не единожды. И коттедж их весьма скромных размеров, с элегантной отделкой, но, как говорится, без излишеств. Что им давно уже требуется обновить мебель и перекрыть крышу на веранде. Хорошо хоть, сыну Ване не нужно оплачивать учебу. Он поступил на бюджетное отделение без всякого блата. Короче, у них столько же проблем, сколько у любой другой среднестатистической семьи. Но разве следователю есть до этого дело? Он смотрит на нее, как на классового врага, сколотившего состояние за счет нищеты простого народа.

– А чем вы там занимаетесь? – спросил он. – На своей, так сказать, работе?

– Я – главный редактор журнала «София».

– А-а… – протянул он пренебрежительно. – Всякий там гламур?

– Не совсем, – поправила она. – Это ежемесячный журнал для деловой активной женщины. Он содержит различного рода познавательный материал.

– Знаю. Типа «Как выйти замуж за миллионера»?

«Нет, почему же? Можно и за милиционера. Был бы человек хороший. Тем более, что для многих наших женщин поиск спутника жизни превратился в серьезную проблему», – хотела было сказать она, но передумала. Следователь мог бы заподозрить в ее словах подвох и обидеться.

– Мы пишем статьи на различные темы, интересующие современных женщин. Построение карьеры, межличностные отношения, психологические консультации, советы по воспитанию детей, мода, кулинарные рецепты, – сказала она спокойно, но следователя ее ответ не удовлетворил, и он продолжал смотреть на нее, словно она публиковала на страницах своего журнала призывы к свержению конституционного строя.

– Посмотрим, посмотрим, – задумчиво сказал он. – Мы проверим ваше заявление и, возможно, дадим ему ход. Вам адвокат сказал, что это значит? Мы решим вопрос о возбуждении в отношении вас уголовного дела.

Евгения молчала. Да и что она могла ему сказать? Сожалеть о том, что она уже сделала, было бессмысленно. Она добровольно явилась в органы правопорядка, и пока что все, что с ней тут происходило, не подтверждало правильность сделанного ею выбора. К ней отнеслись как к преступнице.

– Надеюсь, вы понимаете, что вам необходимо являться по первому вызову следователя? – спросил он. – Иначе у вас будут неприятности.

– Но я же пришла к вам сама, – напомнила ему Евгения. – Разве это не характеризует меня как человека? Зачем вы грозите мне неприятностями?

– Кто вас знает, – уклончиво ответил следователь. – Может, вы решите, что какая-нибудь презентация важнее визита в органы. Тогда я сразу возьму вас под стражу, а в изоляторе, знаете ли, вам будет уже не до гламура.

«Дался ему этот гламур!» – сердито подумала Швец. Похоже, стражу порядка она пришлась не по душе вовсе не потому, что нарушила закон. Для него как раз это было лишь следствием, а причина, по его мнению, крылась в том образе жизни, который она вела. Этот образ жизни был ему непонятен и поэтому глубоко неприятен. Все эти презентации, фуршеты и коктейли, бранчи, корпоративы и деловые ужины были для него явлениями чужеродными, перенесенными на отечественную почву тлетворным влиянием Запада. И она, с ее глянцевым изданием, в его глазах была проводником тех идей, которые казались ему опасными, дурно влияющими на людей. Почитав статейки в таком журнале, нормальные девчонки превращались в отвратительных стерв, судящих о людях только по толщине их кошелька. И не было ничего удивительного в том, что одна из таких фифистых дам, сбив на дороге человека, удрала прочь, даже не оказав ему помощь. Правда, ее почему-то принесло в органы, но следователь свято верил, что в ее признании на самом деле нет ничего чистосердечного. Стоит копнуть – и обнаружится подвох. Люди такого сорта никогда не делают ничего просто так.

– Вы можете идти, – сказал он с видимым сожалением. – Во всяком случае, пока…

Глава 7

Она вернулась домой довольно поздно. Александр и дочка, склонившись над столом, чем-то увлеченно занимались. Услышав, как щелкнула дверь, оба подняли головы. Щеки Василисы были перепачканы краской.

– Ура! Мама пришла! – воскликнула девочка, подбегая к матери и крепко обхватывая ее своими маленькими ручками. Та слегка отстранилась, чтобы не запачкаться. Сумку она обессиленно опустила на пол.

– Наша мама в последнее время работает на износ, – насмешливо заметил супруг, окидывая жену внимательным взглядом. – Что там еще у тебя стряслось?

– Да так, – уклончиво ответила Евгения. Она мимоходом бросила взгляд в зеркало и убедилась, что выглядит неважно, особенно на фоне цветущего красавца мужа. Ее лицо казалось изможденным, а под глазами залегли серые тени. Она решила, что всему виной слишком яркий электрический свет и отсутствие на ее лице пудры.

– Чем вы занимаетесь? – спросила она, стараясь придать голосу оттенок беспечности.

На столе лежали тетрадные листы, исписанные почерком мужа, альбом с разноцветными каракулями дочери. Дополняли этот натюрморт акварельные краски и стакан с бурой водой, в котором мокли перепачканные кисточки.

– В детском саду объявили интеллектуальный конкурс, – объяснил Александр. – Нужно предложить пять способов использования обмылков.

– Использования чего? – не поняла Евгения.

– Обмылков. Кусочков мыла, которые остаются после использования. Свои предложения нужно записать и, желательно, нарисовать.

– За это дадут приз! – округлила глаза Василиса.

– Вот сейчас нам мама что-нибудь подскажет, – решил Александр, подмигивая дочери. – Ну, дорогая, куда же девать обмылки?

– Выбросить в ведро, – произнесла Евгения, разматывая шарф. На фоне ее переживаний по поводу возбуждения уголовного дела вопросы мужа и дочери показались ей издевательством. Какие только кретины придумали этот конкурс?

Лицо Василисы приняло унылое выражение. Она уже готова была разрыдаться.

– В ведро нельзя! – сказала она. – За это мне точно ничего не дадут.

– Твой вариант не годится, – улыбнулся муж. – Гляди, мы написали, что можно взбить из них мыльную пену и использовать ее для выдувания мыльных пузырей.

– Ради бога, Сашка! – простонала Евгения. – Вы занимаетесь ерундой.

Александр посмотрел на нее внимательно.

– Беги-ка к себе, детка, – ласково шлепнул он малышку. – Нам нужно поговорить с мамой. Я уверен, что она знает массу способов использования обмылков, но желает сохранить их в тайне. Я сейчас все у нее выпытаю, а потом расскажу тебе.

Василиса недоверчиво посмотрела на мать.

– Вообще, ребенку пора спать, – категорично заявила Евгения. – Убирай игрушки, я приду пожелать тебе спокойной ночи.

Хмурая девочка поплелась в детскую, а Александр закрыл дверь кухни.

– Не понимаю, почему тебе так нравится портить нашу дочь, – сказала она, проверяя содержимое кастрюль. – Девочка должна ложиться спать в девять часов вечера. Разве это не ясно?

– Ясно, что при таком раскладе она вряд ли будет видеть свою мать, – заметил Александр. – Разве это справедливо по отношению к ребенку?

– Какие могут быть ко мне претензии? – оскорбилась Евгения. – Я, между прочим, не хожу по салонам красоты. Я работаю!

– Я тоже, – напомнил ей муж. – Раз мы оба так заняты, не проще ли отдать Василису в дом ребенка?

– Не говори чушь! Я же не отказываюсь заниматься с ней.

– Да? – поднял он бровь. – А я не заметил. По твоему мнению, я, помогая ей выполнить домашнее задание, занимаюсь ерундой.

– Обмылки – это ерунда!

– Эта ерунда важна для твоей дочери! Объявлен конкурс, за который обещан приз. Она желает победить и, как любой ребенок в ее возрасте, рассчитывает на нашу помощь, но вдруг приходит чрезвычайно занятая мама и говорит, что все ее желания – только глупости. Какой жизненный урок ты ей даешь? Не слушать, что говорят взрослые? Подозрительно относиться к заданиям воспитателей, а потом и учителей? Сидеть сиднем, пока другие дети будут завоевывать призы и награды?

– По-моему, ты преувеличиваешь. Это всего лишь обмылки.

– Важно не задание, а отношение к нему. Мне кажется, что в последнее время ты занимаешься исключительно своими делами, позабыв, что у тебя есть обязанности и по отношению к семье.

– Мне кажется, это ты забыл, что у меня сейчас довольно сложный период, – бросилась в наступление Евгения. – Мне трудно отдаваться семье, тем более рассуждать на тему типа: «Есть ли жизнь на Марсе?», когда моя собственная судьба висит на волоске!

– Это ты ее сама подвесила на этот волосок, рыдая и печалясь, словно тебя уже упекли за решетку.

– Пока не упекли, но это может произойти в любой момент. Во всяком случае, так сказал следователь.

– Следователь?! – Александр остановился как вкопанный. – При чем тут следователь? Я что-то пропустил?

Отпираться не имело смысла. Все равно, этот разговор должен был состояться не сегодня, так завтра. Правда, Евгения предпочла бы говорить об этом не сейчас, когда она смертельно устала и желала лишь одного – забраться побыстрее в постель и забыться сном.

– Я сегодня была у следователя, – сказала она с решимостью человека, кидающегося вниз головой в ледяную воду. – Все в порядке. Мы оформили явку с повинной.

Александр смотрел на нее во все глаза.

– Я, конечно, была там с адвокатом. Мне сказали, что мое заявление проверят и, возможно, дадут ему ход. Вернее, они просто будут обязаны сделать это, то есть возбудить в отношении меня уголовное дело…

Александр молчал, не сводя с нее глаз. Это ее начинало беспокоить. Ну, почему он стоит как истукан, сверля ее тяжелым взглядом? Мог бы и сказать что-нибудь, в конце концов!

– Возможно, в ближайшие дни мы поедем в больницу для того, чтобы провести… как оно называется? Кажется, опознание потерпевшей. Странно, как я могу ее опознать, если даже не видела ее лица! Мне кажется, что это пустая формальность… Никогда не думала, что в милиции сидят такие бюрократы. Явку с повинной мы оформляли три часа.

Александр развернулся и порывисто вышел из кухни. Дверь, стукнувшись о стену, едва не вылетела из петель…

Она нашла супруга в спальне у дочери. Подоткнув одеяльце под бока Василисы, он что-то нашептывал девочке, а та улыбалась. Кажется, они нашли еще один способ использования обмылков.

– Взбить с водой в блендере до получения пены, а потом замочить в них носки. – Это звучало ужасно, а еще ужаснее было то, что ее переживания стоили в их глазах гораздо дешевле, чем идея бредовой экономии.

Может быть, ей нужно было добавить, что обмылком можно натереть веревку, чтобы она лучше скользила? Но такой вариант был слишком мрачным и не годился для детского сада.

– Мог бы сказать мне что-нибудь, – заметила Евгения с обидой, когда они вышли из спальни дочери, предварительно включив там ночник. – Такое впечатление, что до меня тебе нет никакого дела.

– Не вижу смысла говорить с тобой, – сказал он глухо. – Ты заварила эту кашу – ты и расхлебывай.

Она даже опешила от неожиданности.

– Значит, твоя хата с краю? – спросила она.

– Значит, теперь это будет именно так, – сказал он и жестко посмотрел ей в глаза. – Ты же не слушаешь ничьих советов, а поступаешь так, как считаешь нужным. Чего же ты тогда ждешь от меня? Сочувствия? Тебе оно не нужно. Ты – сильная женщина, раз решила действовать сама. Помощи? Ты отвергла мою поддержку. Я сделал все, что мог, надеясь, что ты забудешь о своем приключении как о страшном сне, и что же? Теперь меня затаскают по допросам, требуя пояснить – с какой целью я отправил твой автомобиль в ремонт? Достанется и Тофику, а уж он-то тут вообще ни при чем. Зато святая Евгения – великомученица – будет теперь спать спокойно!

– Я сказала, что отдала автомобиль в ремонт сама, а Тофик думает, что я сбила оленя. Ему ничто не грозит, – оправдалась она.

– Спасибо за заботу, – он зло шаркнул ногой и поклонился. – Все равно, у тебя нет ни грамма здравомыслия! О чем ты думала, направляясь в милицию с этой своей драгоценной явкой с повинной?!

– Я выполняла свой гражданский долг, – ответила Евгения, но как-то не совсем убедительно. В ее устах это прозвучало казенно, как лозунг.

– А о нас ты подумала?

Евгения удивилась: при чем тут они?

– Если ты о том, что меня могут взять под стражу, то следователь, конечно, блефует. Во всяком случае, адвокат заверила меня, что это маловероятно. Скорее всего я буду находиться под подпиской о невыезде, а потом мне назначат условный срок, – проговорила она, надеясь, что заверения Дубровской его успокоят.

Он недоверчиво хмыкнул.

– Твой сын учится на юриста и мечтает работать в прокуратуре. Ты помнишь еще об этом? – спросил он. – Думаешь, возьмут его туда при наличии судимой матери?

Она поразилась. Этот довод она даже не рассматривала. То, что говорил сейчас Александр, определенно не имело никакого смысла.

– Но, Сашка, это же ерунда! Анкета уже давно никого не интересует. Сын не отвечает за мать, – пробормотала она. – Какое значение будет иметь моя судимость? Иван отлично учится. Что ему может помешать?

– Глупость его матери, вот что, – веско ответил Александр. – Возможно, наш сын и не узнает, по какой причине, рассмотрев документы, его так и не примут на работу. Стандартный ответ: «Вакансий нет. Ждите». Только ты вспомни, пожалуйста, об этом, когда будешь обзванивать знакомых с просьбой найти ему место юриста.

– Знаешь, мне кажется, ты все драматизируешь, – вяло отбивалась она.

– Драматизирую? Мне казалось, что актриса в нашей семье – именно ты! Во всяком случае, тебе отлично удавалось изображать сострадание к человеку, которого ты и знать-то не знала. В то же время, ты напрочь забыла о своей дочери, обо мне, в конце концов!

– Ради бога, Саша, Василисе три с половиной года! Для нее это не проблема. Она что, тоже решила стать прокурором? А тебе что за дело до моей судимости? Ты собираешься пойти в депутаты?

– Не исключено, – угрюмо сообщил он. – Мы с Васькой не хотим зависеть от сомнительной репутации, которую приобретешь ты благодаря своему процессу. Мы думали, что всегда будем гордиться тобой. Может, ты прикажешь нам сопровождать тебя в зал суда? Боже мой! Мне не нужна такая экзотика. У меня были отличные шансы перекинуться в политику, и вот тебе на! Моя собственная жена ложится мне поперек пути.

– Я не думала, что для тебя такое значение имеют формальности, – с обидой заметила Евгения. – Ведь ты меня даже не осудил, когда я сбила человека и оставила его умирать на дороге! Ты не сказал мне ни слова упрека, словно то, что я совершила, – ерунда! А теперь, когда я предпринимаю какие-то шаги, чтобы исправить ситуацию, ты становишься на дыбы.

– Ты не исправляешь ситуацию, а усугубляешь ее! Ты еще веришь, что сможешь оставаться главным редактором после всего этого?

– Но у меня нет нареканий по моей работе, – возразила она. – Меня ценят как специалиста, и, в конце концов, я не совершила кражу в редакции и никого не оболгала на страницах своего журнала.

– Но на твое место найдутся десятки молодых, способных людей, и – заметь! – без судимостей.

Евгения и сама думала об этом. Для нее это был самый болезненный вопрос. Она не представляла, как сможет остаться без работы, без своей любимой «Софии», которая ей была дорога так же, как ее собственная дочь. Если сказать честно, то журналу она уделяла куда больше времени, чем прогулкам в парке и чтению книжек с Василисой. Она успокаивала себя тем, что так поступают все работающие женщины.

– Может, еще все и обойдется, – заметила она, с надеждой глядя на мужа. Ей очень хотелось, чтобы он поддержал ее, сказал, что все будет хорошо. – Пусть все это как-то утрясется. Мы оба должны к этому привыкнуть и подождать, что будет дальше. Не нужно рассматривать все в таком мрачном свете. Лучше постарайся расслабиться и найти в этом положительные стороны.

Евгения имитировала оптимизм, которого она вовсе не испытывала на самом деле. Супруги словно поменялись местами. Теперь она пыталась его успокоить, доказывая, что поступила она так, как следовало. Но это было сделать не просто.

– Какие положительные стороны? Ты что, с ума сошла?! – возмутился он. – У тебя был отличный шанс выйти из этой ситуации, не промочив ноги. А теперь дело уже не повернуть вспять. Заявлению дадут ход, и ты глазом моргнуть не успеешь, как окажешься на скамье подсудимых.

– Во всяком случае, я не возьму грех на душу. Неужели ты думаешь, что я могла бы спокойно жить, делать карьеру, зная, что, возможно, я лишила человека жизни?

Александр зажал уши, словно не желал слышать эту бессмыслицу.

– Но ты же убедилась, что девушка жива, что ей оказывают помощь. Неужели твой обвинительный приговор поможет ей поправить здоровье? – недоумевал он. – К чему эти красивые жесты? Если уж тебя так мучила совесть, могла бы передать ей деньги на лекарства. Разумеется, анонимно.

– Какой смысл сейчас все это обсуждать? – спросила вконец измученная Евгения. – Что сделано, то сделано.

Александр смотрел на нее, соображая, стоит ли ему продолжить эту дискуссию. Но, решив, видимо, что спорить теперь действительно не имеет смысла, он только махнул рукой и вышел из комнаты…

На следующий день была суббота, обычно в этот день Евгения отдыхала душой, оставаясь в кругу семьи. Она любила валяться в кровати до тех пор, пока Василиса, шлепая по полу голыми пятками, не заберется между мамой и папой в постель и не притаится, подобно ласковому и хитрому зверьку. Но ее терпения хватало не надолго. Выждав несколько минут, плутовка начинала вовсю тормошить мать и отца, задавая им бесчисленные вопросы и целуя попеременно то одного, то другого. Начиналась веселая возня. Александр умолял оставить его в покое. Он хотел отоспаться за всю рабочую неделю. Евгения тоже вставать не желала, заявляя, что женщины для сохранения красоты нуждаются во сне больше, чем мужчины. В итоге этой почти часовой перепалки они, растеряв остатки сна, нехотя покидали постель. Евгения шла в кухню разогревать завтрак. Александр делал несколько упражнений, а потом отправлялся в душ. Сорок минут спустя семейство, исключая Ивана, у которого в субботу были лекции в университете, чинно сидело в кухне, поглощая приготовленные Нурией кушанья.

Таким в целом бывало их обычное субботнее утро. Но сегодня Евгения поднялась ни свет ни заря, словно кто-то ее толкнул в бок. Она приподняла голову, недоумевая, что случилось. В квартире было тихо. Рядом мирно посапывал муж. Женя потянулась к нему, чтобы поцеловать, но, вспомнив их вчерашнюю размолвку, передумала. Она выбралась из кровати и, заглянув в детскую, убедилась, что Василиса еще не встала.

Стараясь не шуметь, она прошла в кухню. Делать было решительно нечего, и обычно это состояние полного безделья ей очень нравилось. Привыкнув вертеться целый день как белка в колесе, она любила редкие минуты затишья, хотя, правда, не представляла при этом, куда себя деть. Вот и сейчас она заварила себе зеленый чай и без удовольствия осмотрела приготовленные Нурией блюда: кашу в маленькой кастрюльке, специально для Василисы и Александра, горку румяных блинчиков под стеклянным колпаком, еще – куриный суп с домашней лапшой на обед, овощное низкокалорийное рагу, говяжью печень в сметанном соусе. Еды хватило бы на целое войско. Евгения почувствовала пресыщение. У нее не было аппетита.

Она взяла кружку с чаем, книгу в потрепанном переплете и с ногами забралась в кресло. Домашние нередко подтрунивали над этой ее странной привычкой. Известно, что многие люди не представляют себе трапезы без газеты, журнала или включенного телевизора. Евгения Швец не мыслила себя без чтения на завтрак, а иногда и на ужин, поваренной книги. Выбрав какой-либо особо «вкусный» рецепт, она погружалась в него с головой, получая ни с чем не сравнимое удовольствие от перечисления хитроумных кулинарных операций. Сегодня она выбрала английский луковый суп с чеддером.

«Положите сливочное масло в толстостенную сковороду…» Она знала, что у Нурии есть такая. Она выбирала ее самостоятельно, заявив, что хозяева ничего в этом не смыслят, а хорошая сковорода в хозяйстве полезнее норковой шубы. «Добавьте две ложки оливкового масла, шалфей, чеснок, перемешайте. Возьмите красный и белый лук, порей. Приправьте солью и перцем. Накройте неплотно крышкой и готовьте на слабом огне 50 минут, время от времени помешивая». Прихлебывая чай, она чувствовала аромат приготовляемого лука, видела, как он приобретает золотистый цвет. Мысленно она заливала его бульоном, обжаривала на гриле хлеб, разливала суп по жаропрочным мискам и расставляла их на противне, посыпала бульон тертым чеддером. Через положенное количество минут, когда сыр покрывался румяной корочкой, блюдо было готово к употреблению. Вкуснотища! Женька была счастлива.

Александр называл это явление «компенсацией». Якобы Евгения, не желая тратить на готовку драгоценное время, все же испытывает угрызения совести, понимая, что семью нужно кормить, и компенсирует свой комплекс медитациями на данную тему. В своих грезах она представляет себя в роли образцовой хозяйки, которой не лень часами стоять у плиты и баловать своих дорогих и любимых вкусными сытными кушаньями. Ей нетрудно, подобно Золушке, перебрать крупу, перетереть через сито творог или отбить телячью грудинку. Задумав приготовить пельмени, она ни за что не будет приобретать в магазине тесто и фарш, а сделает все сама, ну, а потом будет целый час лепить их руками под нудный аккомпанемент телевизора. После того как домашние уплетут все за милую душу, она перемоет посуду и приготовит список необходимых продуктов, за которыми побежит рысью на следующее утро. Так было в мечтах. Но в жизни Женька предпочитала удалить из длинного перечня кулинарных манипуляций наиболее трудоемкие пункты и ограничиться лишь походом в магазин, где подобное чудо уже продавалось расфасованным в пластиковые пакеты. Стоило лишь закинуть горсть пельменей в кипящую воду и с чистой совестью усесться рядом с компьютером, успокаивая себя тем, что ужин для семьи готов. В этом смысле появление в их доме Нурии следовало считать подарком небес. Старая женщина сняла с ее плеч все обязанности по дому, что позволило ей избавиться от комплекса вины и посвятить себя без остатка своей карьере.