Текст книги "Кто живёт на чердаке? Сказки про домовых"

– Постой! – Серёжа едва успел подхватить свой изрядно полегчавший рюкзак, по инерции сделал несколько шагов следом за Тешей… и оказался на улице.

– Обалдеееть… – пробормотал Серёжа, озираясь и тряся головой. Теша между тем неожиданно прижался к нему и крупно задрожал.

– Ты чего? – удивился Сёмочкин. Странные события сменяли друг друга, так что Серёжа уже забыл удивляться самому факту существования Теши.

– Н-ничего, – пробормотал Теша, подрагивая и нервно дёргая хвостом, – страааашно… На улице всегда так, я уже знаю.

– Да что страшного-то? – Серёжа недоумённо оглянулся.

– Стен нет, потолок высоченный, пол непонятно какой, – Теша указал лапой на небо, затем на землю, – даже цветы без горшков, безобразие… Тьфу! Пошли, в общем!

Почти силком Теша подтащил своего спутника к забору, и без всякого труда оба прошли сквозь него.

– Ну вот, – Теша отвел глаза, – дальше сам доберёшься? Не могу я от дома далеко уходить…

– Доберусь, чего уж, – Сёмочкин пожал плечами.

– Ну и ладушки, – торопливо закивал Теша, – ты только про мои конфеты не забудь… Ну всё. Ну, я побежал.

Серёжа Сёмочкин только кивнул и некоторое время ещё смотрел вслед быстро удаляющемуся квартирному. Сквозь прутья забора было видно, как тот бежал – мелко перебирая короткими ножками и поджав длинный хвост – к корпусу отряда. Потом мальчик пожал плечами – чего только не бывает! – повернулся и зашагал прочь от лагеря.

* * *

На чердаке было шумно.

– Нельзя в жизнь людей вмешиваться! – сурово бурчал Прокопий Капитонович. С ним неожиданно согласились и Маруня, и Соколовский-Квартирный, без поддержки которых Теша чувствовал себя особенно неуютно.

– Подумаешь, Правила! – с горячностью выкрикивала Нюся. – Я их сама сто раз нарушала! Сто раз! И ничего!

С Нюсей соглашалась почти вся молодёжь – квартирные, анчутки и все прочие. Мавка из-под ванной вообще считала, что Теша поступил необычайно романтично, и загадочно смотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Теше было не по себе.

– Чего уж там, – вздохнул он, наконец, – я теперь вообще, можно сказать… преступник.

Мавка и Нюся одновременно вздохнули и расплылись в мечтательных улыбках.

* * *

…К вечеру над лагерем и лесом засобирались тучи. Где-то вдалеке сверкали молнии, слышались отдалённые раскаты.

Вернувшись в знакомую комнату в своём корпусе, Теша не сразу смог успокоиться. Для этого ему пришлось прежде всего доесть запасы булочек, которые Сёмочкин принёс из столовой. Все-таки выход на улицу для большинства квартирных – событие из ряда вон, а Теша Закроватный, в отличие, например, от соседки Нюси из-за Шкафа, никогда не отличался склонностью к приключениям.

Однако драгоценное время шло, а обе спальни всё ещё были пусты. Теша, наконец, решил, что пора бы и исследовать комнату девочек. С этой целью он пробрался сквозь стену, вышел на середину комнаты, чтобы осмотреться… и тут же юркнул под ближайшую кровать, поскольку дверь в комнату в эту же минуту открылась, и вошли все девочки.

– А мне не очень нравится «Искатели», – продолжая какой-то разговор, возмущалась одна из близняшек. – Ну глупо же, ну что мы тут будем искать?

– Всем, значит, нравится, а тебе не нравится! – спорила вторая близняшка.

Другие девочки, перебивая друг друга, бурно обсуждали происшествие с черепахой. Арам поклялся Ксюше, что завтра же выпустит Че в лес, но в это почти никто не верил.

Гроза тем временем разыгралась не на шутку. Громыхало уже совсем рядом, а молнии, вспыхивая, освещали комнату неестественным синеватым светом, от которого пропадали тени.

– А я вот грозы боюсь… – заныла Лизанька, забравшись с ногами на кровать.

– Скажи мне лучше, чего ты не боишься, – вздохнула Эля Мухтиярова, которая уже подошла к своей кровати и собралась расправить её.

– Конечно, тебе легко, ты же ничего не боишься…

– Да что я тебе, не живая, что ли? – вспыхнула Эля.

– А чего ты боишься? – обернулась Катя с любопытством.

– Папу… – Эля понурилась. – Ну, то есть не папу, а… он вообще-то не ругается даже, только смотрит так, знаешь, с разочарованием…

– Почему? – изумилась Катя.

– Ну он… он участковый тут. А мамы у нас вечно нет, она в командировках всё время. А мы с папой. Он говорит, я должна быть как взрослая и ответственная. А я не справляюсь… – Эля вздохнула. – Вот сейчас за лагерем он мне присматривать поручил. А тут всё время неприятности какие-то.

В этот момент что-то заскреблось в окно, и в неровном свете молнии девочки увидели… корявую тёмную руку, перебирающую пальцами по стеклу!

Все девочки разом взвизгнули.

– Да это же ветка, трусихи! – повысила голос Эля. – Дерево у нас перед окном! Дерево!

Несколько секунд все настороженно молчали, затем послышались тихие шаги. Лиза ойкнула и закрыла глаза. Шаги стихли.

– Ой, девочкиииии… а что у меня есть! – Вика таинственно понизила голос, и все разом повернулись к ней. Она жестом фокусника вытащила из кармана шорт огарок свечи и гордо продемонстрировала его. – У Ксюши утащила, она и не заметила!

– И зачем это тебе? – кисло поинтересовалась Эля.

– Как это зачем! – возмутилась Вика, с размаху плюхнулась на свою кровать, от чего заскрипела сетка, и со стуком водрузила свечку на прикроватную тумбочку. – А истории рассказывать?

– Что – свечкой? – приподняла брови Эля.

– Со свечкой, – лаконично поправила Вика. – Так же интереснее – в темноте… со свечкой… И страшнее!

– Мне и так уже страшно! – пискнула Лизанька. Светловолосая красавица Катя и большеглазая смуглая Алёна, переглянувшись, захихикали. Лизанька уселась на ту самую кровать, под которой затаился Теша, забралась на неё с ногами и забилась в угол, обняв подушку.

– Вот! – с торжеством огляделась вокруг Вика, будто слова Лизаньки все решили. – В лагере полагается рассказывать истории. Страшные и ужасные. Это же традиция!

– Ну какие ещё истории? – недовольно переспросила Эля.

– Ну как это какие! – Вика даже задохнулась от возмущения. – Я их тыщу миллионов знаю. Про Чёрную руку[4]4
  Чёрная рука – наверняка существует в реальности (и даже не одна), но мамы с ней активно борются с помощью мыла и мочалки. А вот «страшные истории» про Чёрные руки, Зелёные пятна и прочие разноцветные вещи традиционно рассказывались и до сих пор иногда рассказываются в детских лагерях. Считается, что лучшее время для них – после отбоя, причём рассказчику и слушателям рекомендуется погасить свет и надёжно закутаться в одеяла, – чтобы удобнее было бояться.


[Закрыть], про Красные занавески, про Зелёное пятно…

– Тоже мне, фольклор, – скривилась Эля и отвернулась к стене. Однако большинство девочек вовсе не разделяли её настроения.

– Давайте, давайте рассказывать! – зашумели разом Катя, Алёна и одна из близняшек.

– Лично я собираюсь спать! – решительно заявила Эля, не поднимая головы от подушки. – И вам советую.

– И я… – начала было вторая близняшка, но в этот момент дверь снова приоткрылась, и в комнату заглянула Ксюша.

Сказать, что на ней не было лица, значило бы ничего не сказать. Ксюша была бледна, тяжело дышала и прижимала одну руку к груди.

– Девочки, к вам Сёмочкин не заходил? – спросила она.

– Нет, – ответила за всех Эля, приподнимаясь в кровати. – Что-то случилось?

– Случилось, – всхлипнула Ксюша, тяжело привалившись к дверному косяку. В глазах у неё стояли слезы. – У нас опять Сёмочкин пропал… из запертой комнаты! Окна заперты, двери заперты, ребёнка нет!

– Ух тыыыыы!.. – Вика даже подобралась, глаза у неё прямо-таки загорелись. – Из главного корпуса пропал?

– Ага… ой, я пойду, девочки, – вожатая потерла глаза, – вы не выходите никуда отсюда, ладно? А мы с Константином Алексеевичем искать идём. Вы спите, хорошо? Я свет погашу.

Как только за ней закрылась дверь, Вика вскочила, извлекла откуда-то коробок спичек – видимо, позаимствованных у Ксюши вместе со свечкой – и зажгла огарок на тумбочке.

– Значит, началось… – сказала она как бы между прочим.

– Что началось? – замирая, переспросила смуглая Алёна. Остальные девочки сидели в своих кроватях. Никто, кроме Эли, и не думал спать. Лизанька прижимала ладони ко рту, глаза её были распахнуты от ужаса так широко, что казались втрое больше обычного.

– А то и началось… – ещё таинственнее продолжила Вика. – Что в этом лагере постоянно кто-нибудь пропадает. Тут как-то два отряда в лесу пропали. А в другой раз вожатую молоденькую лешие украли… А однажды вообще в лагере завхоз пропал! Русалки у него что-то там стянули…

– Русалки! – фыркнула Эля.

– Ну… не хочешь – не верь. А только он пошёл искать – и всё!

– Что – всё? – замирая, переспросила Лизанька.

– А то! – страшным шёпотом сообщила Вика. – Больше его никто не видел! А наш Сёмочкин был в красном уголке… а это в том коридоре, где Настасьин портрет висит. Там её чаще всего и видят…

– Кого, кого? Ну рассказывай давай уже! – загудели девочки.

– Ну ладно… слушайте! Все, наверное, заметили, что главный корпус – самый старый, а остальные – новее?

– По-моему, они тут все древние какие-то… – пробурчала Катя.

– А ты не перебивай! А то рассказывать не буду. Главный – он ещё при царе был, а другие все уже потом пристраивали. Тут раньше усадьба была. И главный корпус наш – старый особняк на самом деле, это потом уже усадьбу в лагерь превратили. Так вот. В общем, жил в этой усадьбе давным-давно один богатый помещик. А жена у него умерла. И ещё у него дочка была, Настасья, он её больше всех на свете любил. Но он всё равно с ней был строгий, ну и с парнями ей встречаться не разрешал. Он думал сам её замуж выдать, за другого богатого помещика. А она возьми да и влюбись в какого-то актёра. Ну папа, конечно, рассердился, говорит, не пара он тебе! Он, говорит, денег твоих хочет! Позор семье, говорит! И под домашний арест её посадил. А спальня Настасьина – она как раз в той комнате была, где красный уголок теперь. В общем, сбежала она через окно и со своим актёром в Петербург удрала. Так она его любила! А он бросил её потом.

– Вот гад! – вырвалось у Кати.

– Ага, – кивнул Вика. – Ну он, может, и правда денег хотел, а Настасья-то сбежала в одной ночнушке, ничего у неё и не было больше. Ну бросил. А ей, Настасье-то, деваться некуда, покрутилась и вернулась к отцу кланяться. А он её тогда и на порог не пустил – уходи, говорит, откуда явилась! Не дочь ты мне, говорит, больше! Проклинаю, говорит, тебя отцовским проклятием! Ну, Настасья тогда побежала куда глаза глядят, нашла в лесу какое-то озеро и утопилась…

Алёна негромко ахнула, Катя шикнула на неё, а Вика удовлетворённо кивнула.

– С тех пор и бродит её призрак по поместью… А отец её тогда же от горя с ума сошёл. Стало ему казаться, что все вокруг его богатству завидуют. Взял он все свои драгоценности, положил в сундук, и зарыл его в лесу у озера, как раз на том месте, где дочка его утопилась. Пускай, говорит, хоть так ей всё достанется. А сам умер после этого, то ли от горя, то ли съел чего не то. Так никому и не сказал, где клад заныкал. Озеро то – до сих пор найти никто не может. Воооот. А Настасья так и бродит, говорят, по лагерю. Многие видели. Ходит такая, в белом платье, стенает…

– Чего делает? – в ужасе переспросила Алёна.

– Ну стонет, в общем, – раздражённо пояснила Незнамова и ещё сильнее понизила голос: – А в лагере дети время от времени пропадают…

– А платье у неё откуда? – удивилась практичная Катя. – Ты ж говорила, она в ночнушке сбежала?

– Ну, ночнушка белая. Какая разница?..

Теша, всё это время сидевший под кроватью, продумывал планы побега из комнаты. Добежать незаметно до стены, смыкавшейся со спальней мальчиков, было невозможно. Кровать Лизаньки стояла вплотную к другой стене, отделявшей комнату от коридора. Значит, надо идти через коридор, решил Теша, выбрался сквозь стенку и тут же наткнулся в темноте на чьи-то ноги.

– Ты чего толкаешься? – сердито зашептал кто-то.

– Я не… – начал возражать другой, не менее сердитый шёпот. Но Теша не стал слушать дальше, он поспешно – может быть, даже слишком поспешно – заскочил обратно в комнату под Лизанькину кровать.

Лизанька вскрикнула и вскочила в полный рост на кровати. Все разом обернулись к ней.

– Ой, девочкииии, – тоненьким голосом сообщила Лизанька, – у меня кто-то под кроватью… Шуршит! Там привидение, я знаю!

– Тьфу ты! – Эля, до сих пор притворявшаяся, что спит, решительно встала, неторопливо обула тапочки, взяла у Вики свечу и заглянула под Лизанькину кровать.

Теша снова поспешно нырнул в стену.

В темноте в коридоре стояли двое и внимательно прислушивались к происходящему в комнате девочек. По голосам Теша определил, что это были Дима Доброхотов и Митя Гроссман – мальчики в одинаковых полосатых футболках. Они переговаривались шёпотом и приглушённо хихикали.

– Вот что бы ты подумал, если бы что-то зашуршало ночью у нас в комнате? – спросил один из них.

– Толстяк этот – как его, Сёмочкин? – булку под одеялом точит, – тут же предположил другой.

– Или у Домбаяна опять черепаха удрала, – продолжил первый.

Оба мальчишки захихикали, давясь.

– Спорим, первой завизжит самая мелкая? – продолжал Дима.

– Швабру бы ещё, в пол стучать… – не отставал Митя.

Дальше Теша слушать не стал. Он решил, что в комнате опасность уже миновала, и снова нырнул сквозь стену под кровать.

На кровати, поджав ноги, сидела Лизанька. Лизанька рыдала. С двух сторон её обнимали за плечи подсевшие к ней Катя и Алёна, пытавшиеся её утешить.

– Ну я же слыыыыышала! – всхлипывала Лизанька.

– Нет там никого! – сердито возражала Эля.

– Может, и правда просто мыши здесь? – предположила Катя Величко.

– А я и мышеееей боюсь! – пуще прежнего разрыдалась Лизанька.

Тут дверь комнаты распахнулась. На пороге кто-то стоял. Девочки хором завизжали.

В неверном свете свечи был виден только смутный силуэт, угадывался край колышащейся белой одежды…

– У-у-у-у-у-у-у! – завыло привидение смутно знакомым голосом. Где-то за стеной послышался мерный стук.

Почти все девочки в ужасе вжались в стены, однако Эля, ни на секунду не терявшая хладнокровия, снова решительно встала. Привидение попятилось. Эля в два прыжка схватила его за шкирку и сорвала с него белые одежды… то есть простыню. Под ней оказался Дима Доброхотов. Его приятель Гроссман обнаружился тут же, за стенкой, корчащийся от смеха. Обоих Эля, бывшая выше любого мальчика ростом (да пожалуй что и сильнее), ухватила за уши и втащила в комнату, чтобы все девочки могли на них полюбоваться.

– Вот! – торжествующе сообщила она. – Ваше привидение!

– Мы п-пошутили… да не крути ты ухо! – вопил Митя.

– Вы… вы! – Алёна и Катя, одновременно вскочившие с кровати, казалось, были готовы наброситься на мальчиков.

Одновременно одна из близняшек включила свет. В этот момент Вика вдруг вскрикнула и указала в окно:

– Смотрите!

На секунду в окно ударил свет фар: на площадке перед въездом в лагерь разворачивался мотоцикл. В свете уличных фонарей вокруг стоянки автобуса ребята увидели, как участковый соскочил с мотоцикла и помог кому-то выбраться из коляски.

– Да это же Сёмочкин! – первой поняла Катя.

– И папа… – мрачно заметила Эля, отпустив, наконец, уши обоих Дмитриев.

По площадке уже бежали Ксюша и Константин Алексеевич. Кутаясь в шаль, подошла директриса, что-то сказала участковому, тот кивнул в ответ и направился к корпусу шестого отряда, придерживая Сёмочкина за плечо. За спиной у последнего болтался туго набитый рюкзак. Вожатые понуро побрели следом.

– Быстро выключили свет, все по койкам! – скомандовала Эля.

Мальчики, решив воспользоваться случаем, кинулись к двери. Эля только досадливо передёрнула плечами.

Спальный корпус шестого отряда был ближайшим к въезду, а посему вожатым и участковому не понадобилось много времени, чтобы дойти до него. Спустя минуту дверь в комнату девочек распахнулась.

– Ну, кто здесь не спит? – строго спросила Ксюша. – Я видела свет в окне.

– Никто не спит, – вздохнула Эля и выбралась в пижаме из кровати.

– Твой папа просил тебя позвать, – смягчаясь, сообщила вожатая.

– Да знаю… – Эля почему-то опустила голову.

– Остальным – спать немедленно!

Минут пять Эли не было в комнате. Слышно было, как в коридоре что-то сердито выговаривает ей отец, но слов было не разобрать. Девочки напряжённо ждали её возвращения. Когда открылась дверь, на секунду в упавшем из коридора свете стало видно, что у Эли покраснели и опухли глаза, однако она, не говоря ни слова, прошествовала к своей кровати, улеглась и сразу отвернулась к стене.

Спустя несколько минут, когда все вроде бы затихли и перестали ворочаться, стало слышно, что кто-то всхлипывает в темноте.

– Ну что ещё?! – Эля резко села на кровати, откинув одеяло.

Плакала, уткнувшись в подушку, Лизанька. На резкий окрик Эли она не повернула головы.

– Ничего, – пробормотала она, глотая слезы.

– А чего ревёшь, если ничего? – все больше свирепея, переспросила Эля.

Катя, Алёна, Вика и близняшки с любопытством подняли головы, наблюдая за происходящим.

Лизанька вздохнула и села на кровати, не переставая всхлипывать.

– Я в туалет хочу, – сообщила она трагическим голосом.

Катя и Алена, переглянувшись, прыснули.

– А чего не идёшь? – изумилась Эля.

– Так страшно же…

– Тебя что, за ручку отвести? Чего страшно-то? Тебе уже вроде и местное привидение показали?

– А вдруг… – Лизанька понизила голос и закончила, замирая: – Вдруг там… бабай какой… темно же!

– Если хочешь знать, – по-прежнему сердито возразила Эля, – бабай – это дедушка по-татарски… Де-ду-шка! – отчеканила она. – А вовсе не привидение. А если ты кого-то встретишь в туалете для девочек, можешь сказать Гроссману с Доброхотовым, что будут иметь дело со мной! Хотя нет, погоди-ка…

Эля встала с кровати, включила свет и подошла к своей тумбочке. Покопавшись немного, она извлекла оттуда пузырёк зелёнки.

– Вот, держи, – она протянула склянку Лизаньке, – если кого страшного встретишь – лей на него смело! Ну! Иди уже! Никто тебя за ручку не поведёт.

Она легко подтолкнула Лизаньку из комнаты, и та неохотно побрела по коридору. Свет там горел по-прежнему – то ли вожатые забыли выключить, то ли нарочно оставили. Секунду Эля смотрела ей вслед, после этого прикрыла дверь в комнату и в который уже раз за этот вечер улеглась в постель.

Спустя минуту из дальнего конца коридора послышался крик, затем приближающийся топот. Девочки повскакивали со своих кроватей и кинулись к двери.

– Полила! – торжествующе завопила Лизанька, едва влетев в комнату. При этом она дрожала то ли от ужаса, то ли от сознания собственной победы. – Полила зелёнкой!

– Кого? – переспросила Эля. – Гроссмана? Или Доброхотова?

– Не знаю… – Лиза замотала головой, – там почему-то свет не включился… а потом я налетела на кого-то, ну и закричала, и зелёнкой его, а потом убежала…

– Ээээ… ты в туалет-то сходила? – полюбопытствовала Катя.

Ответить Лиза не успела, поскольку в коридоре послышался шум. Оказывается, мальчики, услышав крик, тоже решили выяснить, что происходит, и в полном составе высыпали из комнаты, наперебой спрашивая что случилось.

– А вы знаете, – едва взглянув на них, со своим обычным таинственным видом начала Вика Незнамова, – что это были не мальчики?.. Гроссман-то с Доброхотовым – вон они, из своей палаты вышли…

– А кто же?.. – Лизанька, побледнев, выронила пустой пузырёк из-под зелёнки.

– Кто бы это ни был… – начала Катя, наклоняясь за пузырьком, который покатился по коридору в сторону холла. Однако, подняв глаза, она осеклась на полуслове и завизжала. На вопль обернулись все разом.

В дверном проёме, ведущем в тёмный холл, стояла Про́клятая Настасья.

Стояла она, низко опустив голову, так что лица её никто не видел. Но в том, что перед ними – привидение, на этот раз никто не усомнился. Фигура была невысокого роста – лишь немногим выше Эли, самой рослой в отряде. Одето привидение было в длинную, до пят, полотняную белую рубаху. А ещё у духа были спутанные волосы рыжеватого цвета, спускавшиеся ниже плеч.

Эльмира Мухтиярова говорила потом: «Я думаю, мне просто показалось…» Арам Домбаян вообще смеялся над историей о привидении, которого сам он не видел (что, впрочем, и неудивительно: прямо перед невысоким Арамом, заслоняя ему обзор, стоял куда более крупный Дёма). Но большинство ребят из отряда все-таки вполне ясно видели ПРИЗРАКА и могли бы в этом поклясться.

Длилось это пару секунд, потом в холле вспыхнул электрический свет, и страшная фигура исчезла, а в коридор влетела перепуганная криком Ксюша в жёлтом махровом халате.

– Что опять?! – Быстро пересчитав своих подопечных глазами, она, казалось, слегка успокоилась. – Слава богу, все… почему не в постелях?!

В полном молчании ребята разбрелись по палатам. Укладывались тоже в тишине.

Мимо комнаты мальчиков кто-то тяжело прошёл.

– Кроооооовь, – послышался из коридора глухой стон. – Головааааа…

Ребята напряжённо вслушивались, не решаясь пошевелиться.

– Лаааампочка! – простонал глухой голос внезапно.

Хлопнула входная дверь корпуса.

* * *

– А по ночам-то зачем стонать было? – удивилась Маруня. – Да ещё стучать. Люди – они ж пугливые! Как… Как леший какой, честное слово!

– Да не я это! – Теша с досадой взмахнул хвостом. – Стучать, ещё чего! Там… там и без меня своих привидений хватало!

– Так ить из наших же это кто-то! – вмешался вдруг бука из чулана по имени Ух. – Из бук, понимаешь! Или из хок! Отличная работа, хо-хо!

Другие буки и хоки согласно закивали головами.

– И Вика вот эта – хорошая все же девочка, – добавил Ух. – Прямо наша!

– Да погодите же вы! – Теша даже рассердился. – Там не так всё было…

Слушатели снова затаили дыхание.