Текст книги "Кто живёт на чердаке? Сказки про домовых"

Глава третья
ПРИЕХАЛИ!

На станции Мадам Цунами, оставив бесчисленные чемоданы и сумки на попечение своей спутницы, скрылась в толпе.

– Меня вообще-то Ксюша зовут, – ни с того ни с сего извиняющимся тоном сказала Суся.

– Константин Алексеевич, – строго представился вожатый и протянул Ксюше руку.

Девушка оробела, опустила глаза и очень несмело пожала его тощую руку.

Мадам Цунами, решительно отстраняя всех со своего пути, направлялась к ним. Следом за ней плелись несколько вышедших из других вагонов незнакомых ребят постарше и девочек разного возраста.

– Все в сборе, мои цыпляточки! Отлично! – провозгласила Клавдия Аркадьевна. – Теперь остаётся подождать немного – через полчаса следующий поезд, на нём ещё несколько ребятишек приедут. Давайте-ка отойдем в сторонку. Кто меня ещё не знает? Меня зовут Клавдия Аркадьевна Трамболюк, в нашем лагере я совмещаю должности старшего воспитателя, музыкального руководителя и вожатой. Так что песенки, стишочки, сценочки, мероприятия мы с вами, мои сладкие, будем все вместе готовить…

– Исключительно точная у неё фамилия, – шепнул Арам на ухо Мише, пряча улыбку. – Клавдия Тромбон. Большая и громкая…

– А пока мы с вами поиграем в увлекательную игру! – громогласно продолжала Клавдия Аркадьевна, не ведая, что обрела новое прозвище. – Сейчас мы все встанем в кружок и возьмёмся за ручки. Котенька, – она обернулась к Константину Алесеевичу, – будьте любезны, помогите мне…

* * *

…К лагерю ехали вахтовым автобусом с синими полосками на боках. В старом «Икарусе» были ободранные коричневые сиденья, пахло бензином и нагретым металлом. Миша и Арам сели рядом, за их спинами устроились Тоха и Ксюша. Клавдия Аркадьевна, развернувшись на своем переднем сиденье в проход, рассказывала что-то неразличимое, пытаясь перекричать фыркающий и пыхтящий мотор.

– Море! – внезапно севшим от волнения голосом прошептала Тоха, сидевшая у окна. За рядом деревьев и скалистыми уступами и впрямь виднелась серовато-голубая полоска воды.

– Ух тыыыы… – Миша, перегнувшись через Арама, взглянул на горизонт и на секунду задохнулся от восторга.

В глаза ударило ярким солнечным бликом, отражённым от воды, и нестерпимо захотелось немедленно раздеться и, разбежавшись, нырнуть в прозрачную воду, поднимая фонтаны брызг. Эххх… наверняка сначала заставят разобрать вещи, ещё какие-нибудь дурацкие игры затеют… ничего все эти вожатые не понимают!

За противоположным окном вдалеке возвышались горы, иногда вплотную к дороге подступали деревья. «Икарус» подпрыгивал на ухабах. Внутри было шумно: старшие ребята ехали в лагерь не в первый раз, и многие были уже знакомы между собой.

– А мы с охраной едем… – заметил как бы между прочим Арам. В ответ на Мишин вопросительный взгляд он молча указал глазами за окно.

За автобусом, лишь немного от него отставая, ехал мотоцикл с коляской. Водитель мотоцикла был в каске, так что лица разглядеть было нельзя. Зато было отлично видно, что на нём полицейская форма.

– Ого, – заинтересовался Миша. – А может, он нас преследует? Может, у нас преступник на борту?

– Это, – хмыкнул Арам, – профилактический рейд. Он знает: если наш Тромбон ещё раз назовёт Константина Алексеевича Котенькой, наверняка прольётся кровь.

– Ну, – задумался Миша, – если она будет продолжать звать меня «Мишаня» и «цыплёночек», я, пожалуй, тоже за себя не отвечаю…

За полчаса на станции Клавдию Аркадьевну возненавидели все. Тоху она окрестила «Тосечкой-зайкой», Арама – «Арамчиком-лапулей», а Константина Алексеевича величала исключительно «Котенькой», отчего тот начинал багроветь лицом и тяжело сопеть. Ксюша сочувственно шепнула ребятам: «Это ещё что! Вот я в детстве буквы не все выговаривала. Своё имя произносила вместо „Ксюша“ – „Суся“. Вот тётя Клава, то есть Клавдия Аркадьевна, меня с тех пор так и зовёт…»

Еще Клавдия Аркадьевна любила трепать собеседника за щёку и радостно гулко ухать в ответ на его возмущение. Правда, когда она нежно обратилась к Квасникову «Деничка, козлёночек мой…», – Миша на мгновение испытал к ней нечто вроде симпатии.

Автобус, в очередной раз подпрыгнув на кочке, замедлил ход: подъехали к высокой ограде из металлических прутьев, когда-то выкрашенных в зелёный цвет, а теперь – облупленных и ржавых. Посередине каждой створки ворот красовалась вылинявшая пятиконечная звёздочка. Возле ворот стояла небольшая кирпичная сторожка, в открытых окнах которой виднелись развевающиеся на ветру желтоватые тюлевые занавески.

Водитель автобуса посигналил несколько раз, и из сторожки вышел грузноватый лысеющий мужчина средних лет, одетый в чёрные мятые брюки и чёрную же куртку с белой надписью на спине: «Начальник службы безопасности». Под незастегнутой курткой красовалась жёлтая майка с надписью «Calve» на груди, немного коротковатая и открывавшая кусочек округлого незагорелого живота.

Начальник службы безопасности приостановился, внимательно оглядел автобус и мотоцикл полицейского, будто ожидал увидеть некую неведомую угрозу, после чего наконец открыл ворота.

На асфальтовой площадке сразу за воротами автобус остановился. Здесь уже стояли два таких же «Икаруса» и толпились дети и взрослые.

– Так, ребятишечки, выходим по очереди, в дверях не задерживаемся! – трубно провозгласила Клавдия Аркадьевна и первой направилась к выходу.

На площадке уже ожидала целая делегация встречающих. Помимо пузатого начальника службы безопасности, здесь была ещё высокая, очень прямая дама неопределённого возраста, одетая, несмотря на летнюю жару, в строгий костюм, в очках и с тугим пучком на затылке; сутулый мужчина с залысинами на лбу и несколько юношей и девушек – очевидно, вожатых. Почти у всех на груди были беджики с именами.

Тем временем из люльки мотоцикла выбралась высокая нескладная девочка, на вид едва ли старше Миши. Сняв шлем, она обернулась к полицейскому:

– Ну всё, пап. Счастливо.

Тот неловко обнял девочку. Без шлема он оказался совсем не страшным: скуластый, круглолицый, с тёмными, чуть седеющими на висках короткострижеными волосами.

– Ну, за порядок в лагере отвечаешь… – полусерьёзно-полушутя начал он.

– Да, пап, я знаю, – отмахнулась та. – Так не забудь: суп в холодильнике, манты в морозилке найдёшь, на неделю тебе должно хватить. Рубашки в шкафу глаженые. И не забудь за свет заплатить.

Их группа собралась на пятачке вокруг Константина Алексеевича и Ксюши. Последняя лихорадочно перепроверяла свои списки.

– Гаврина, Гаврина, – бормотала она, после этого подняла голову и с отчаянием в голосе сообщила: – Нет Гавриной в списке!

Тоха пожала плечами с независимым видом.

– Гаврина! – Мощный голос Клавдии Тромбона из-за спины заставил подскочить и Тоху, и Ксюшу. – Деточка, а ты в моём отряде! А я тебя ищу-ищу…

– Я должна быть в том отряде, – нисколько не смущаясь, возразила Тоха. – У вас – первоклашки, а я уже в третий перешла…

– Ну, заинька, – расплылась в улыбке Клавдия Аркадьевна, – у меня и первый класс, и второй. А здесь – третий-четвертый. Кто закончил уже.

– Мы с Домбаяном ровесники! – не сдавалась Тоха. – Ему тоже восемь лет! А мне уже практически девять. Ну, восемь… с половиной.

– Полдевятого, – негромко подсказала незаметно подошедшая строгая дама с пучком на затылке. На её бедже была надпись мелкими буквами: «Ногаева Зоя Валерьевна» и крупными: «ДИРЕКТОР». Арам прыснул. Тоха вскинулась с независимым видом. – Отряды уже сформированы. А что до прибавления себе годков – вряд ли вы долго будете придерживаться этой линии, милая…

Слегка улыбнувшись, дама отошла к соседнему отряду.

– Гадина! – прошипела ей вслед Тоха. – Что у неё там на беджике было написано – Нагайна?

– Вообще-то Но́гаева, – усмехнулся Арам. – Но по сути, похоже, верно…

– Ничего, я ещё вернусь, – угрюмо бухтела Тоха, пока Клавдия Аркадьевна уводила её, придерживая за плечо.

– А правда, почему ты не с ней в отряде? – удивился Миша.

– А я в школу в шесть лет пошёл, – зевнул Арам. – И всё равно там скукотища. Ничего интересного.

Кроме Миши, Арама и Дёмы, в их отряде оказались дочка полицейского – её звали Эльмирой Мухтияровой, – ещё три девочки, которых Миша не запомнил, и довольно упитанный мальчик, представившийся Серёжей Сёмочкиным. Вожатые уже успели прицепить себе беджи с именами. На бедже Константина Алексеевича было написано «Костя». Впрочем, как бы его ни звали, говорил он мало, всё больше хмурился, молчал и озирался по сторонам. Ксюша, краснея и запинаясь, взяла на себя роль ведущей.

– Общий сбор будет завтра. Завтра второй день заезда, в нашем отряде ещё несколько человек прибавится, – рассказывала она. – Сегодня мы с вами расселяемся, знакомимся, осматриваем лагерь.

– А купаться когда? – вырвался у одной из девочек мучивший всех вопрос.

– Если позволит погода и врач разрешит – через три дня, – ответила Ксюша.

Ребята разочарованно загудели.

– Почемуууу? – в один голос замычали сразу несколько человек.

– Правило лагеря. Для начала вам нужно адаптироваться. Будем принимать солнечные ванны. А на сегодня у нас с вами ещё куча дел. И кстати, можете начинать придумывать название и девиз для отряда. Завтра устроим мозговой штурм.

– А обед когда? – с надеждой спросил Сёмочкин.

– Спорим, что в отличие от нас, он завтракал? – шепнул Арам на ухо Мише.

Тот, взглянув на Сёмочкина, только кивнул. Спорить не имело смысла. Серёжа и сейчас жевал шоколадку.

– Обед – после расселения. Сейчас мы с вами идём знакомиться со своим корпусом, раскладываем вещи, выбираем кровати, а потом организованно пойдём кушать.

Корпус оказался совсем маленьким – на один отряд. В нём был короткий коридор, упиравшийся одним концом в общий холл с несколькими креслами, книжным шкафом, диваном и стареньким телевизором. С другого конца коридорчик загибался буквой «Г», и из этого ответвления две двери вели в туалет и душ для мальчиков и для девочек. В основном коридорчике тоже было две двери, которые вели в жилые комнаты. Спальни мало чем друг от друга отличались. Меблировка каждой состояла из десяти кроватей, прикроватных тумбочек и двух шкафов. Разве что в комнате мальчиков одной тумбочки не хватало, а у девочек некоторые кровати были сдвинуты попарно.

Миша и Арам выбрали две соседние кровати у окна, одно из мест у другого окна занял Дёма, а Сёмочкин предпочёл поселиться поближе к шкафу.

* * *

Когда все разобрали свои вещи и ушли вместе с Ксюшей в столовую, в опустевшей комнате начали происходить странные вещи.

Первым спрыгнул с кровати рюкзак Арама. После этого зашевелился Мишин чемодан на колёсиках.

Проехавшись прямо в чемодане на середину комнаты и удостоверившись, что вокруг никого нет, Теша решил, наконец, выбираться. Первым делом он обратил внимание на медленно ползущий куда-то рюкзак, натыкавшийся на ножки кроватей.

– Бедная ты животина, – пробормотал он, наклонился и открыл клапан рюкзака. Черепаха невозмутимо поползла дальше, таща за собой рюкзак. Впрочем, вскоре ей удалось от него избавиться. А Теша смог наконец осмотреться на новом месте жительства.

Первое, чего ему по-настоящему захотелось, – это забраться обратно в чемодан. В нем было несколько тесновато, но к чемодану он по крайней мере уже привык.

В этой комнате, противоестественной и невозможной по всем квартирным понятиям, было страшное. Здесь стояли десять кроватей! Квартирный Терентий по фамилии Закроватный никогда ещё в своей не столь уж долгой жизни не встречал таких комнат. Он привык жить за кроватью Миши – за единственной кроватью в детской!

При этом некоторые из кроватей размещались здесь не у стенки, как, по мнению Теши, полагается размещаться всякой уважающей себя кровати, а прямо посреди комнаты – так что устроиться за этими кроватями было вовсе невозможно!

– Ой-ой-ой-ой-ой! – Теша зажмурился и пожелал немедленно оказаться в своей любимой детской, через стенку от Нюси и её шкафа. Небось таких испытаний и самому Соколовскому на долю не перепадало.

Теша кинулся к ближайшей кровати у стенки и попробовал забраться за неё. Однако здесь оказалось столько пыли, что квартирный немедленно расчихался. Пулей вылетев из своего укрытия, Теша тут же забрался под соседнюю койку. Тут пыли было ничуть не меньше, но обнаружился ещё и в спешке задвинутый кем-то чужой чемодан. Здесь квартирный приостановился: из чемодана отчетливо тянуло шоколадом.

– Хммммм… – Теша заинтересованно потянул носом. – Пожалуй, после таких ужасов стоит перекусить…

Конечно, Теша знал, что этот чемодан чужой, и даже смутно догадывался, что трогать его не стоит. Но что прикажете делать бедному квартирному, когда столовая и кухня – неизвестно где, а кушать от переживаний очень хочется? Он решил, что съест одну, совсем малюсенькую, шоколадку. В чемодане, к слову, шоколадных батончиков, карамели и цукатов оказалось куда больше, чем одежды и чего бы то ни было ещё. Никто и не заметит ущерба в такой куче, уверенно решил Теша.

Спустя полчаса несколько успокоившийся Теша (своё спокойствие он подкреплял время от времени очередной малюсенькой шоколадкой) нашёл наконец себе место в этой комнате. По здравом размышлении он пришёл к выводу, что лучше всего ему будет устроиться за кроватью, которую выбрал Миша. Решив так, он даже удивился, как такой простой вариант не пришёл ему в голову раньше. «Наверное, это я от голода поглупел», – решил он. Теша без труда определил это место – Миша бросил на свою кровать кепку, а в тумбочку уже положил зубную щетку и мыло.

Вещи домовых людям невидимы – если, конечно же, хозяева вещей не решат иначе. И любой сундук домовых в человеческом чемодане всегда поместится. Так что о том, что в его сумке на колесиках, помимо самого Теши, разместился ещё и огромный сундук последнего, не подозревал до сих пор даже сам Миша Славин.

Теперь, определив «свой угол» на новом месте жительства, Теша решил потихоньку его обустраивать. И первым делом он втащил под Мишину кровать свой кованый сундук.

* * *

Тем временем в столовой подавали суп. О том, что это именно суп, все узнали со слов вожатых, хоть жизненный опыт многих ребят утверждал, что суп обычно выглядит и пахнет несколько иначе.

– Любопытно было бы проанализировать химический состав этого… ммм… продукта, – вздыхал Арам, уныло болтая ложкой в вязкой желтоватой жижице.

– Да, – вздохнул Сёмочкин в пустую тарелку. – Это ужасно. И мало. Надеюсь, хоть второго будет побольше.

Миша и Арам посмотрели на него с уважением. Оба не отличались хорошим аппетитом, а уж доесть тарелку столовского супа представлялось им чуть ли не подвигом.

– А кто тут у нас плохо кушает? – громыхало за соседним столом. Там Клавдия Аркадьевна беспощадно кормила своих «цыпляточек» из младшего отряда. «Цыпляточки» отбивались, как могли, но в её арсенале была очень действенная угроза: к непокорным она подходила и начинала кормить с ложечки. Уже успели пострадать двое, включая Тоху.

Константин Алексеевич и Ксюша обедали за отдельным столом для вожатых. Кроме них, здесь сидели ещё несколько девушек и молодых людей.

– Вот ты, Котенька, и сам, я смотрю, плохо кушаешь, – с упреком выговаривала Клавдия Аркадьевна, решив, наконец, отдохнуть от трудов праведных и присоединиться к банкету. – Оттого и худенький такой. И детки у вас голодные сидят все. Сусенька, ну вот хоть ты бы проследила…

– Клавдия Аркадьевна, – начал Константин Алексеевич громким злым шёпотом, – «детки», я думаю, вполне поедят и без нашего участия. И даже, боюсь, без вашего. И, кроме того, я бы очень попросил вас в присутствии подопечных обращаться ко мне по имени-отчеству.

– Как скажете, Константин Лексеич, как скажете, – легко согласилась Клавдия Аркадьевна, хохотнула и протянула пухлую руку, чтобы потрепать вожатого по щеке. Тот ловко увернулся и быстро встал из-за стола, чтобы унести тарелку из-под супа.

* * *

– Она – сущий кошмар, – жаловалась немногим позже Тоха, сидя на кровати в комнате мальчиков и болтая ногами. Выглядела она при этом как-то странно растрёпанно, но Миша никак не мог понять, что не так с её внешностью. – Еле сбежала. Она там сейчас строит малышню, в какую-то дурацкую игру играть заставляет.

– Малышню? – хмыкнул Арам.

– Ты-то уж молчал бы, – тотчас обиделась Тоха. – Сам от горшка два вершка.

Дёма сразу после обеда ушёл в корпус старшего отряда – знакомиться, как он сказал. Сёмочкин копался в своём чемодане: он съел две порции второго, чем заслужил шумное одобрение Клавдии Аркадьевны, но был все ещё голоден.

– Ничего не понимаю… – начал он, но тут в комнату заглянула вожатая Ксюша:

– Мальчики? Мы сейчас пойдем знакомиться с лагерем, посмотрим главный… – Тут её взгляд упал на Тоху, и она, охнув, осеклась. Глаза вожатой всё расширялись, а Тоха выпрямилась с обычным своим независимым видом, отвернулась к окну и даже попыталась что-то насвистывать. Свистеть она, впрочем, не умела. «Всё-таки девчонка, что с неё взять», – удовлетворённо подумал Миша.

– Тоня, – с запинкой произнесла вожатая, – милая, скажи, а что с твоими волосами? Ой, ребят, я сяду, пожалуй… – Она бессильно опустилась на одну из свободных кроватей, не спуская глаз с Тохи.

– А что с ними такое? – невозмутимо переспросила Тоха.

– По-моему, их нет… – вздохнула Ксюша.

Ну конечно, девчонки всегда такие вещи первыми замечают, подумал Миша. У Тохи не было больше кос. На её голове топорщились во все стороны неровно обрезанные короткие волосы. При этом кривая чёлка доходила до бровей, а на затылке волосы местами вообще были выстрижены ёжиком.

– А по-моему, креативно, – хмыкнул Арам.

– Вот уж не поспоришь… – Вожатая разглядывала девочку, как диковинный экспонат в музее.

– Они мне никогда не нравились, – пожала плечами Тоха. – Вечно мешаются только.

– Почему же ты не попросила маму отвести тебя постричься в парикмахерскую? – спросила Ксюша, стараясь сохранять ровный тон.

– Она бы мне никогда не разрешила! У неё любимое занятие – заплетать мне косички и выбирать заколочки. «У тебя такие прекрасные волосы, девочка моя!» – Последнюю фразу она произнесла слегка картавя и повысив голос.

– Ну и что нам теперь с тобой делать?

– Ничего особенного, – Тоха посмотрела Ксюше прямо в глаза. – Можно любоваться.

– Ох, горе ты моё луковое… – вздохнула вожатая. – Ножницы-то где взяла?

– С собой привезла, – не моргнув глазом, усмехнулась Тоха. – Я ещё дома решила, что косы сразу обрежу.

– Тащи сюда свои ножницы… попробуем сделать что-нибудь пристойное… с твоей буйной головушкой. Пойду пока что, попрошу Константина Алексеевича самому экскурсию по лагерю провести.

Она вышла из палаты, всё ещё качая головой.

– И чего суетятся, – пожала плечами Тоха. – Подумаешь, волосы…

* * *

Ксюша и Тоха ушли в комнату вожатых – приводить в порядок стрижку, а все остальные отправились на экскурсию по лагерю. Правда, Мише удалось-таки на несколько минут улизнуть и пробраться в свою палату, пустую и безлюдную.

– Теша! – Он повысил голос. – Теша!

– Ну чего тебе? – Теша выбрался из-под его кровати.

– Я тебе пару булочек из столовой принёс, – Миша вынул из кармана шорт и протянул Теше свои трофеи. – Цени! Все решили, что я вроде Сёмочкина, вечно голодный, в всё ради тебя! И кстати, имей в виду: в поезде – это было свинство!

– Что – свинство? – возмутился Теша, не переставая, впрочем, торопливо жевать булку. Конечно, он прекрасно знал, о чём речь.

– Тромбоновы пирожки! И бутерброды ребят! И помидоры! И всё остальное!

– А мне что делать, – пробубнил с набитым ртом Теша, – я так не могу жить. Я в таких условиях и вымереть могу. И булочки, имей в виду, это для питания квартирного маловато…

– Эх, – вздохнул Миша. – Что с тобой делать… Ладно, что-нибудь придумаем.

* * *

…Экскурсия получилась довольно скучной. Константин Алексеевич, показывая лагерь, рассказывал что-то явно заученное наизусть. На территории лагеря, кроме большого главного корпуса, столовой и спортивной площадки, располагался с десяток таких же, как у их отряда, маленьких одноэтажных корпусов, причём некоторые из них пустовали. У одного даже оказались заколочены окна. «Это аварийный корпус, требует ремонта», – коротко пояснил вожатый. При этом одна из девочек, которая уже бывала в «Солнышке» в прошлом году, рассказывала невероятные истории о том, что в этом корпусе кто-то умер. По её рассказам выходило, что кто-то из детей, живших в корпусе, погиб там под упавшей балкой. С другой стороны, она же сама рассказывала, что балка упала после того, как корпус закрыли. «Что-то здесь не сходится», – подумал про себя Миша.

– А ещё там влюблённые свидания назначают, – продолжала девочка шёпотом, трагически поднимая брови. Миша уже запомнил, что её звали Викой Незнамовой. Вика трещала без перерыва, нисколько не обращая внимания на монотонный рассказ вожатого. Тот, впрочем, даже не пытался заставить её замолчать, а поскольку Вика рассказывала куда эмоциональнее и не хуже его знала, где что находится, неудивительно, что слушателей у неё в скором времени оказалось больше, чем у Константина Алексеевича.

Внешне Вика чем-то напоминала любопытную лису: у неё было треугольное личико, острый нос и небольшие любопытные серые глаза. Она была невысокого роста и состояла, казалось, преимущественно из локтей и коленок. Стриженные «под каре» гладкие русые волосы она убирала за уши. «Всезнамова» – так окрестил её про себя Миша.

Ребята неторопливо шли по дорожке, осматривая территорию. Вожатый заставил всех выстроиться парами. Сразу следом за ним шли Эля Мухтиярова и симпатичная сероглазая и светловолосая девочка по имени Катя. При этом Эля внимательно слушала вожатого, кивая каждому слову, а Катя нетерпеливо оглядывалась и прислушивалась к разговорам за спиной. Следом шли Дёма и Серёжа Сёмочкин (Дёма периодически хватал за волосы идущую перед ним Элю, но та только дёргала головой и даже не оборачивалась), затем были Миша и Арам, а замыкали шествие Вика и смуглая большеглазая девочка с длинными густыми тёмными волосами, почти всё время молчавшая, но слушавшая Вику очень внимательно.

– Какие влюбленные? – чуть покраснев, переспросила она Вику.

– Ну какие… вожатые, и ребята иногда… Вот у нас в старшем отряде есть Рома и Юля. Они каждый год приезжают, специально чтобы видеться, – Вика, рассказывая, бурно жестикулировала, будто пытаясь и руками тоже рассказать трагическую историю любви. – Их семьи враждуют, и кто-то из них там кого-то даже убил. Насмерть, по-моему. У них там кровная вражда. И им не разрешают встречаться, Юле с Ромой…

– О, бедный Вильям! Я знал его, Горацио, – усмехнулся себе под нос Арам. Его, впрочем, мало кто услышал. А Миша отметил про себя, что надо будет спросить, кто такой этот Горацио. Может, кто-то из вожатых с непростой судьбой.

– А вообще-то, – продолжала Вика, – место влюблённых у нас – вон там, у статуи, – она показала рукой на постамент перед зданием столовой. На постаменте стояли белые гипсовые ноги. Ноги заканчивались в районе колен, а выше ничего не было. – Там полагается назначать первое свидание. Тогда любовь будет счастливой и долгой.

– Хм. Благословение ногами? – удивился Арам.

– Дурак, – не поворачивая к нему головы, прокомментировала Вика, – там раньше статуя была, – она понизила голос до страшного шёпота: – Это про́клятая Настасья!

– Проклятая?! – ужаснулась темноволосая девочка.

– О, это жуткая история! Настасья покровительствует влюблённым, а сама она погибла от несчастной любви…

– Ребята! – Вожатый повысил голос. Оказывается, он давно пытался привлечь внимание своих подопечных, но только теперь начал раздражаться.

– Потом расскажу, – шепнула Вика и повторила таинственно: – Жуткая история!

* * *

– Кхм! – крякнул Соколовский-Квартирный. Все собравшиеся на чердаке обернулись к нему. – Что могу сказать. В целом, вполне достойно, юноша. Насколько можно судить. Пока. Хотя, однако, не без упущений. И мне, признаться, не такое доводилось видеть! – строго добавил он.

– Да ты погоди! То ли ещё будет! – горячился Теша.

Старый домовой уже не в первый раз прерывал Тешин рассказ своими замечаниями. Правда, ругал он юного квартирного гораздо чаще, чем хвалил.

– Да чего там! – зашумели все сразу. – Давай дальше!

Теша посмотрел на Нюсю. На её мордочке было написано любопытство.

– Очень страшно было, – честно признался он. – И странно!